На огненной черте

П е т р Б о р о д и н — сержант.

И н г а — немецкая девушка.

Л у к ь я н о в — полковник, начальник гарнизона.

Г у р а — подполковник, заместитель Лукьянова.

Т и м о ф е е в — старший лейтенант, офицер комендатуры.

Ф е д о р о в с к и й — лейтенант, офицер комендатуры.

К у з о в к о в — старшина.

Ф и р с о в — младший сержант.

З у б о в — сержант.

К о б ы л к о — сержант.

Б у т е н к о — солдат.

Н и н о ч к а — младший сержант, переводчица.

К а т е н ь к а — ефрейтор.

С а ш е н ь к а — ефрейтор.

П р о ф е с с о р — француз из концлагеря.

З и з и — его дочь.

С о в е т с к и е с о л д а т ы и о ф и ц е р ы, н е м ц ы в г р а ж д а н с к о м, н е м ц ы - м у з ы к а н т ы.

Действие происходит в Германии, в небольшом городке, в мае 1945 года.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Городская площадь, окруженная развалинами. Слева — уцелевшее мрачное здание. На нем — табличка на русском и немецком языках: «Советская военная комендатура». Под табличкой — ч а с о в о й. Справа — еще одно почти уцелевшее здание — универмаг. На витринах — одежда, галстуки, рубашки, головы манекенов в шляпах и белых крахмальных воротничках на шеях.

Ближе к авансцене — побитые плиты набережной. Авансцена образует берег реки, что-то вроде причала. На нем сидят лицами к зрителю с е р ж а н т ы П е т р Б о р о д и н, З у б о в, Ф и р с о в, с о л д а т ы. Сидят тесно, плечом к плечу.

Несколько в стороне расположился с т а р ш и н а К у з о в к о в. По площадке то и дело проходят с о в е т с к и е с о л д а т ы и о ф и ц е р ы — в одиночку и группами. Очень редко появляются н е м ц ы в г р а ж д а н с к о м, преимущественно старики и старушки. На кусочке сквера под уцелевшим деревом вповалку спят еще н е с к о л ь к о с о л д а т. Они спят на протяжении всего действия, не просыпаясь ни от чего. Сидящие у причала посматривают на реку, блаженно щурятся.

П е т р. Май, а вода какая светлая… (Помолчав, задумчиво.) Солнце… Небо… Речка… Берег…

З у б о в. Ты что, Петя, бредишь?

П е т р. Нет… Просто опять приучаюсь все называть нормальными человеческими именами… как до войны называлось.

З у б о в. Непонятно. Что значит — нормальными именами?

П е т р. Очень просто. Не «воздух», а небо… Не «водный рубеж», а река… речка.

Ф и р с о в. Реченька…

П е т р. И если надо переплыть на ту сторону, так и будет называться — «переплыть на ту сторону», а не «форсировать водный рубеж»… А лежать на берегу — это значит просто загорать, а не «удерживать плацдарм»… И если вон она, плывет по реке доска, так она и называется доска или дощечка…

Ф и р с о в. Досточка.

П е т р (кивнув). Да, а не «подручное плавсредство». (Опять задумался.)

З у б о в. Ничего… занятно… Трави… трави дальше.

П е т р (улыбнувшись). Ты вернешься, где будешь устраиваться на жизнь?

З у б о в. Еще не решил ни хрена… Пока домой поеду, к себе в село… А там видно будет.

П е т р. Ну, значит, так… Выйдешь ты под вечер за околицу, а перед тобой поле. Не «минное поле», а пшеничное, или ржаное, или там какое еще…

Ф и р с о в (волнуясь). Да ведь это ж… господи!.. Какое еще!.. Всякие поля могут быть. Овсяное там или какое другое. К примеру, просо можно посеять, гречиху… Можно горох и обратно же чучавику!..

З у б о в. Слушай, ты можешь заткнуться со своей чучавикой?.. Дай человеку говорить!

П е т р. Значит, поле… И не «проходы» в этом поле понаделаны, а идет через него дорога или тропинка…

Ф и р с о в (не выдержав, тихо). Стежка.

П е т р. Стежка… И не по-пластунски ты ползешь по ней, а пойдешь во весь рост, да еще прутиком будешь по ногам пощелкивать.

Ф и р с о в. Кошелки…

П е т р. Что… кошелки?

Ф и р с о в. Из прутиков… Корзины разные, по-нашему — кошелки, можно плести. Утречком, по росе, нарежешь тальничку…

З у б о в (потянувшись за автоматом). Смотри… Нажму вот здесь, только один разочек, и сразу отмучаешься!

Ф и р с о в. Ладно, ладно. Молчу. (Вздохнув.) Не понимаешь ты… Ведь это ж я к слову.

З у б о в. И я к слову.

П е т р. Придешь ты к реке, а на «предмостном укреплении» мальчишки с удочками… и бабы семечками торгуют.

Ф и р с о в. Жареные семечки, да?

П е т р. Конечно…

З у б о в. Большой стакан — рупь, маленький — полтинник.

П е т р. Точно… А мальчишки, как увидят, что ты идешь, побросают свои удочки и бегом к тебе: «Дядя Вась, а дядя Вась, расскажи что-нибудь про войну!» Ну, ты, конечно, поломаешься для виду, а потом присядешь на бугорок, на травку, достанешь коробку «Казбека»…

З у б о в. Я «Беломор» уважаю.

П е т р. «Беломор» — это ты потом будешь курить, а по первому дню купишь «Казбек»… Да-а, закуришь… И начнешь примерно так: «Служили мы, ребятки, в пехоте, в гвардейской дивизии полковника Лукьянова… (Видит, что уже многие прислушиваются к его рассказу, и неожиданно заканчивает.) И хотя командовал нами товарищ полковник, но все ж главней его был в нашем подразделении гвардии старшина Иван Михайлович Кузовков».

Все засмеялись, посмотрели на старшину.

К у з о в к о в (шумно вздохнул). Артист ты, Бородин!.. Другим вот сейчас задача — на какую специальность после армии учиться, а у тебя порядок, все ясно: тебе в цирк на клоуна надо идти, большие деньги загребать будешь!

Справа послышалась команда: «Смирно!»

(Повернул голову и вдруг вскочил.) Смир-рна-а!!!

Солдаты, разом поднявшись, поворачиваются и застывают по стойке «смирно». На шаг впереди шеренги стоит старшина. Долгая пауза. Входит п о л к о в н и к Л у к ь я н о в.

Он медленно проходит вдоль шеренги. Строгий, суровый, он чуть косит глазами на солдат. И те под его взглядом еще сильнее вытягиваются.

П е т р (негромко). Хоть бы раз скомандовал «вольно»…

К у з о в к о в (яростным шепотом). Отставить!

Лукьянов повернул голову в сторону площади, скользнул взглядом по высокой арке рядом с магазином, где был проход на одну из улиц и на карнизе которой висело большое полотнище со свастикой посредине.

Л у к ь я н о в (Петру). Бородин?

П е т р. Так точно, товарищ полковник.

Л у к ь я н о в. Выйти из строя!

Петр делает шаг вперед.

Приведите себя в порядок, товарищ сержант.

Петр, скосив глаза, осматривает себя и, не поняв, что требует полковник, вытягивается еще сильнее.

К у з о в к о в (не выдержав, шепотом, не поворачивая головы). Пуговку…

Петр, быстро пробежав по пуговицам гимнастерки, застегивает одну из них.

Л у к ь я н о в (Кузовкову). Делаю вам замечание, товарищ старшина.

К у з о в к о в. Есть замечание, товарищ полковник.

Л у к ь я н о в. Сможете снять этот флаг?

П е т р (оценивающе поглядев на арку). Постараюсь, товарищ полковник. Разрешите выполнять?

Л у к ь я н о в. Выполняйте.

П е т р. Есть! (Подбегает к развалинам здания, примыкающим к арке. Перекинув за спину автомат, взбирается наверх.)

Полковник наблюдает за ним. Позади собирается н е с к о л ь к о л ю б о п ы т н ы х из проходящих по площади.

З у б о в. Шарахнуть бы с самоходки, и был бы полный порядок!

Ф и р с о в. Мало тебе… Не наломался еще…

Петр поднимается выше, до самого карниза арки, посреди которого укреплен флаг. Он ставит ногу на узкий выступ, идущий вдоль стены. Раскинув руки, впластавшись в стену, начинает передвигаться по выступу. Вот уже недалеко и флаг, но дальше часть выступа сбита и нужно сделать большой шаг, чтобы перебраться на продолжение его. Петр, напрягшись, пытается нащупать ногой продолжение выступа, но не дотягивается.

З у б о в (громко). Сейчас загремит.

Ф и р с о в (волнуясь). Тише ты!

Л у к ь я н о в. Отставить!

С о л д а т ы (дружно). Отставить!..

— Эй, сержант!..

— Отставить!..

Петр, виновато покосившись вниз, двигается назад. Останавливается на развалинах на уровне карниза. Что-то решая, смотрит на флаг. Снимает автомат. Прицеливается. Гремят очереди. Древко дрогнуло и переломилось. Флаг падает вниз.

О д и н и з с о б р а в ш и х с я. Ловко сработал сержант!

Общее оживление.

П е т р (спускается по камням вниз. Подбегает к Лукьянову). Ваше приказание выполнено, товарищ полковник!

Л у к ь я н о в. Можете идти, товарищ сержант.

П е т р. Есть! (Бежит к своим.)

Лукьянов идет к зданию комендатуры.

З а т е м н е н и е.

Комендатура. Большой кабинет. В глубине кабинета на письменном столе сидит кудрявый л е й т е н а н т Ф е д о р о в с к и й. Одна нога его в ярко начищенном сапоге небрежно покоится на сиденье высокого кожаного кресла. Лейтенант напевает песенку, мастерски аккомпанируя себе на гитаре. Вокруг него в довольно живописных для военнослужащих позах расположились три военные девицы: Н и н о ч к а, К а т е н ь к а и С а ш е н ь к а. Появляется Л у к ь я н о в. Он идет по кабинету. Звук его шагов скрадывает длинная ковровая дорожка, проложенная до самого стола. Сашенька случайно поворачивает голову, видит полковника.

С а ш е н ь к а (спрыгнув на пол, растерянно). Ах… Смирно!

Лейтенант и две другие девушки, соскользнув со стола, также вытягиваются перед полковником. Лейтенант механически, словно винтовку, приставляет к ноге гитару.

Ф е д о р о в с к и й (громко). Дежурный офицер лейтенант Федоровский.

Минута напряженного молчания. Полковник легким движением головы отсылает девушку к дверям, где стоит еще один стол с пишущей машинкой.

Л у к ь я н о в. Докладывайте, лейтенант Федоровский.

Ф е д о р о в с к и й (осторожно положив на стол гитару и снова вытянувшись). Что прикажете, товарищ полковник?

Л у к ь я н о в. Вам виднее… Что сегодня в городе?.. Как с питанием населения, как функционируют пункты медицинской помощи? Докладывайте.

Ф е д о р о в с к и й. Все будет исполнено, товарищ полковник. Теперь что — все успеем! Война-то ведь кончилась, товарищ полковник!

Л у к ь я н о в. Война кончилась, а служба — нет, и поэтому я надеюсь, что вы действительно все успеете. Сейчас вы всем займетесь, а вечером посидите здесь (взглянув на гитару) вместе с гитарой.

Ф е д о р о в с к и й (помрачнев). Есть… посидеть вечером вместе с гитарой.

Лукьянов, четко повернувшись, идет к двери.

(В сторону.) Все равно война кончилась.

Н и н о ч к а. Товарищ полковник, разрешите обратиться?

Л у к ь я н о в (поворачиваясь). Да.

Н и н о ч к а. Товарищ полковник, я подала вам рапорт с просьбой о переводе в часть, где служит мой муж, и…

Л у к ь я н о в. И я вам ответил, чтобы вы подождали демобилизации. Теперь это недолго.

Н и н о ч к а (волнуясь). Товарищ полковник!.. Мы не можем больше ждать!

Л у к ь я н о в. Вы пишете, что у вас большая любовь, а, говорят, большая любовь умеет ждать.

Н и н о ч к а. Да, товарищ полковник, большая любовь умеет ждать долго… очень долго… когда это необходимо, и поэтому мы ждали конца войны… Но большая любовь не может ждать ни секунды, когда необходимости нет, и поэтому мы теперь хотим быть вместе!

Л у к ь я н о в (помолчав). И все-таки вы подождете демобилизации. (Уходит.)

Н и н о ч к а. Абсолютно бессердечный человек!

Ф е д о р о в с к и й. Делаю вам замечание, товарищ младший сержант; действия начальства обсуждению не подлежат… А теперь, младший сержант Ниночка, попросите ко мне кого-нибудь из медсанбата.

Н и н о ч к а. Есть, лейтенант Костя! (Четко поворачивается и уходит.)

Ф е д о р о в с к и й (кричит в дверь). Кобылко! Сержант Кобылко!

В дверях появляется с е р ж а н т К о б ы л к о.

К о б ы л к о. Есть сержант Кобылко!

Ф е д о р о в с к и й. Узнать, что сегодня рубает Германия! Одна нога здесь…

К о б ы л к о. Есть узнать, что рубает Германия. Разрешите идти?

Ф е д о р о в с к и й. Иди.

Сержант Кобылко выбегает из комнаты.

А сейчас, ефрейтор Катенька, ефрейтор Сашенька, давайте еще одну тихонечко… (Берет гитару, тихонько запевает.)

Девушки подхватывают. Вбегает с е р ж а н т К о б ы л к о.

К о б ы л к о. Разрешите доложить, товарищ лейтенант?

Ф е д о р о в с к и й. Валяй.

К о б ы л к о. Германия рубает хлеб, сало и гороховый концентрат.

Ф е д о р о в с к и й. Как в очередях?

К о б ы л к о. Полный порядок. Тишина. Дети, старушки, котелки.

Ф е д о р о в с к и й. Ясно. Можешь исчезнуть.

К о б ы л к о. Есть исчезнуть. Разрешите доложить?

Ф е д о р о в с к и й. Что еще?

К о б ы л к о. Там фрицы… В смысле — немцы… пришли, музыканты, разыскали их по приказанию товарища полковника.

Ф е д о р о в с к и й (оправляя форму). Ничего, я сам их приму. Давай заводи… Да, а кто же переводить будет? Ниночку я отослал в медсанбат.

К о б ы л к о. Разрешите, товарищ лейтенант?

Ф е д о р о в с к и й. Ну?

К о б ы л к о. В роте у старшины Кузовкова — сержант Бородин, тот, что флаг давеча сшибал…

Ф е д о р о в с к и й. Ну?

К о б ы л к о. По-немецки чешет, как Риббентроп.

Ф е д о р о в с к и й. Ну что ж, если как Риббентроп, годится. Давай немцев и этого сержанта ко мне… пулей.

К о б ы л к о. Есть! (Убегает.)

Входят н е м ц ы - м у з ы к а н т ы с инструментами в руках, беленькие старички в аккуратных, но потертых фраках. Робко здороваются, выстраиваются вдоль стены. Слышны голоса: «Сержанта Бородина в комендатуру», «Бородина к лейтенанту Федоровскому».

Ф е д о р о в с к и й. Здравствуйте, товарищи… то есть граждане немцы. (Прошелся, оглядывая музыкантов. Останавливается около одного, трогает виолончель.)

Музыкант открывает футляр.

…Это можете? (Насвистывает мелодию романса: «Я встретил вас и все былое…».)

Музыкант часто кивает, вынимает виолончель, усаживается, начинает играть. Это звучит так неожиданно прекрасно, что все замирают. Вбегает с е р ж а н т К о б ы л к о, за ним — П е т р Б о р о д и н.

К о б ы л к о. Товарищ лейтенант, разрешите…

К а т е н ь к а (шепотом). Тише!

Кобылко и Петр застывают у порога. Музыкант, доиграв фразу, останавливается. Ефрейтор Катенька и ефрейтор Сашенька аплодируют. Старый музыкант кланяется.

Ф е д о р о в с к и й (Петру). Немецкий знаешь?

П е т р. Более или менее, товарищ лейтенант Федоровский (косится на Кобылко). Риббентроп… (Петру.) Переводить сможешь?

П е т р. Постараюсь.

Ф е д о р о в с к и й. Скажи им, чтобы собрали всех, ну и открывали сезон. В парке там эстрада уцелела. В общем скажи… пушки кончили стрелять, время музыке играть!

П е т р (музыкантам). Товарищ лейтенант просит вас собрать всех ваших коллег и открыть музыкальный сезон в парке, на летней эстраде. Товарищ лейтенант привел известное изречение, что «когда пушки стреляют — музы молчат», а теперь же пушки умолкли — и… слово за музами.

Среди музыкантов оживление, возгласы: «Прекрасно сказано», «Прекрасно». Они робко аплодируют. Один из них, видимо дирижер, — он без инструмента, делает шаг вперед.

Д и р и ж е р. Прекрасно сказано!.. Господин офицер, мы с удовольствием подчиняемся вашему приказу. Ведь мы — музыканты. Музыка — наш хлеб.

Ф е д о р о в с к и й. Чегой-то они хлопают?

П е т р. Они одобряют ваши слова. Они просят сказать господину офицеру, что музыка их хлеб.

Ф е д о р о в с к и й. И даже с салом! (Громко смеется.)

П е т р (музыкантам). Товарищ лейтенант говорит, что вам будет положен специальный продовольственный паек.

Д и р и ж е р. Мы очень благодарны. Поверьте, нам было очень нелегко. Мы очень боялись…

Ф е д о р о в с к и й (взглянув в окно). А это что еще за посольство?

К а т е н ь к а (подойдя). Ой, совсем старый старичок и девочка… тянут такую тяжелую тележку… Зачем они?

К о б ы л к о. Барахлишко, не видишь?

С а ш е н ь к а. Смотрите, флажки по бокам — французский и итальянский.

К о б ы л к о. Из концлагеря или с каких других работ. Расползаются людишки по всей Европе. Я тут недавно четырех видал, они, правда, на лошади ехали, так у них на дуге четыре флага приделано — каждый свой повесил, тоже француз был, итальянец, поляк, а один флаг я не знаю какой… Э-э, да они к нам вроде! (Бросается к дверям.)

Ф е д о р о в с к и й. Отставить!.. Пусть войдут.

Открывается дверь. Входит п р о ф е с с о р — старый, изможденный человек в сермяге, а с ним З и з и в черном залатанном гимнастическом трико, в коротенькой юбочке.

П р о ф е с с о р. Здравствуйте… бонжур!

З и з и (тихо). Бон джорно.

Ф е д о р о в с к и й. Здравствуйте.

П е т р. Вы говорите по-немецки?

П р о ф е с с о р. Я говорю по-русски. Я говорю на многих языках.

Ф е д о р о в с к и й. Чем могу служить?

П р о ф е с с о р. Мы идем из концлагеря, дороги впереди… Мы низко склоняемся перед русской армией за нашу свободу, за нашу жизнь.

Профессор, а затем Зизи низко кланяются.

Мы просим господина советского коменданта подать нам… несколько хлеба, совсем немного хлеба… и разрешите отдохнуть… длинная дорога… Наш дом а Пари…

Федоровский повернулся к Кобылко.

О нет бесплатно, нет бесплатно!.. Зизи — танцовщица, это ее шанс. Мы можем… как это по-русски?.. Концерт… дать концерт! Зизи!

Зизи выходит на середину комнаты, замирает. Профессор достает большую губную гармошку. Комендатуру заливают звуки веселого «матчиша». Зизи, высоко вскидывая тонкие ножки, танцует канкан. Кончив танцевать, она опять замирает с опущенными глазами, тяжело дыша. Ефрейтор Катенька и ефрейтор Сашенька аплодируют. Тихо аплодируют и немцы.

Ф е д о р о в с к и й (широко улыбаясь). Ничего танчик, только малость похабный.

П р о ф е с с о р. Я не понимаю… Кес кесе «похабный»?

Ф е д о р о в с к и й. Ну как вам попроще объяснить… В общем… В общем идейно порочный…

П е т р. Товарищ лейтенант хочет сказать…

Ф е д о р о в с к и й. Отставить, Бородин.

П р о ф е с с о р (взволнованно). Нет, нет… Нет порочный, нет порочный! Зизи очень скромная, очень деликатная… как это? …барышня. Ее мать была итальянка, она очень боялась бога… Зизи училась в студии искусств… класс балета. Она танцевала Чайковского… как это?.. танец маленьких лебедей… Да, да, маленьких лебедей… (Помолчав, вздохнул.) Она не стала большим лебедем.

С а ш е н ь к а. Наша Катенька тоже танцевала танец маленьких лебедей…

К а т е н ь к а (очень грустно). И тоже не стала большим лебедем.

П р о ф е с с о р. Зизи и теперь может танцевать маленьких лебедей. Но это невозможно соло. (Поворачивается к Катеньке.) Может быть, мадемуазель ефрейтор окажет нам честь… Я мог бы исполнить музыку.

К а т е н ь к а. Ой, что вы!.. Нет, нет. Это же было так давно, тысячу лет назад. Я и спину-то держать не смогу.

С а ш е н ь к а (горячо). Сможешь, Катенька! Ты все можешь! Миленькая, хорошенькая, родненькая, золотце, станцуй с этой девушкой. Это же будет так замечательно хорошо!.. Товарищ лейтенант, разрешите!

Ф е д о р о в с к и й. Ну-ну… Только чтоб — во!.. Учти — Европа.

К а т е н ь к а. Нет, нет!.. А может быть, попробовать, а? Очень хочется попробовать… (Обводит всех глазами.) Так хочется попробовать… (Быстро сбрасывает сапоги, остается в чулках, подбегает к Зизи.)

Взявшись за руки, Катенька и Зизи замирают в исходной позиции. Профессор подносит к губам гармошку, раздается мелодия танца маленьких лебедей. Катенька, в своей защитного цвета юбке и гимнастерке, и Зизи старательно, как впервые выпущенные на сцену юные балерины, исполняют танец. Немцы-музыканты вдруг один за другим начинают подыгрывать, каждый на своем инструменте, и вот уже звучит весь оркестр. А когда танец кончается, все надолго застывают в молчании, как бы вспоминая каждый свое. Зизи и Катенька долго смотрят друг на друга, а потом вдруг обнимаются и начинают реветь. Пауза.

Ф е д о р о в с к и й (негромко). Сержант Кобылко!

К о б ы л к о. Есть сержант Кобылко!

Ф е д о р о в с к и й. Выдать артистам буханку хлеба и полкило сала.

К о б ы л к о. Есть выдать артистам буханку хлеба и полкило сала.

П р о ф е с с о р (вздохнув). Простите, господин комендант, но я не есть артист. Я есть профессор-лингвист… И я мог когда-то изъясняться в совершенстве на четырнадцати языках.

Ф е д о р о в с к и й. Ясно. Сержант Кобылко… Выдать профессору две буханки хлеба и килограмм сала.

З а т е м н е н и е.

На несколько опустевшей площади стоит небольшая ш е р е н г а с о л д а т, среди них — З у б о в, Ф и р с о в, П е т р Б о р о д и н. Перед строем прохаживается старшина К у з о в к о в.

К у з о в к о в. Глаза бы мои на вас не глядели… Партизаны! Орда татарская!.. Что есть главное в обмундировании? Единообразие! Есть оно у вас? Нет у вас никакого единообразия в обмундировании… Строевым тоже ходить разучились. В общем, разболтались вы на войне… А ведь какой у нас сегодня день? Праздник, можно сказать, первое мирное увольнение. Ну, ничего, война кончилась, теперь я вами займусь!

З у б о в (ласково). Да не тяни ты, Иван Михайлович!

К у з о в к о в. Сержант Зубов, выйти из строя!

Зубов, позванивая орденами и медалями, которыми у него увешана вся грудь, делает шаг вперед.

З у б о в. Ну вот он я… вышел.

К у з о в к о в. Ты что же, не знаешь — в строю я тебе не Иван Михайлович, а товарищ старшина.

З у б о в. Ладно, Иван Михайлович, пусть будет товарищ старшина.

К у з о в к о в. Кто будет?

З у б о в. Вы будете.

К у з о в к о в. Орденов нахватал, а устав забыл. Не «ладно», а «есть», понял?

З у б о в. Понял.

К у з о в к о в. Что понял?

З у б о в. Что вы не Иван Михайлович.

Все заулыбались.

К у з о в к о в (вздохнув). Дай сюда автомат. (Берет у сержанта автомат, внимательно осматривает на свет канал ствола.) Так и есть, оружие не чищено! В канале ствола грязь…

С о л д а т ы (хором). Отсюда и вши!

К у з о в к о в. Точно. (Зубову.) Сколько не чищено?

З у б о в. Двое суток.

К у з о в к о в. Почему?

З у б о в. Спал.

К у з о в к о в. Двое суток?

З у б о в. Точно. И третьи бы проспал, если бы ребята не разбудили.

К у з о в к о в. Нельзя тебе с таким оружием в увольнение идти.

З у б о в (живо). Правильно. Нельзя. Это они меня уговорили. Я лучше спать пойду.

К у з о в к о в (озадаченно). Ты что же… не хочешь пойти по Европе погулять?

З у б о в. Я по ней во как нагулялся. (Вздохнув.) Мне бы сейчас по России пройтись!

К у з о в к о в (вздохнув). По России… (Сердито.) Сержант Зубов, слушать мою команду! Смирно!.. Напра-аво!.. Строевым!.. Марш!

Внезапно с точностью и лихостью бывалого строевика сержант Зубов проделывает все движения и идет по площади, красиво печатая шаг.

…Кру-угом!.. Стой!.. Сержант Зубов, ко мне!

З у б о в (подбегая, щелкает каблуками). Сержант Зубов по вашему приказанию прибыл.

К у з о в к о в. Можете встать в строй.

З у б о в. Есть встать в строй. (Так же лихо и четко проделывает очередную серию движений, занимая место в строю.)

К у з о в к о в (довольно). Значит, вспомнил?

З у б о в. Так точно, вспомнил, Иван Михайлович!

В строю рассмеялись.

К у з о в к о в (протягивая автомат). А оружие чтоб завтра блестело, как пасхальное яичко… или как сапоги у товарища полковника.

В строю захохотали. Кузовков покачал головой.

Ф и р с о в. Товарищ старшина, разрешите обратиться?

К у з о в к о в. Обращайтесь.

Ф и р с о в. Товарищ старшина, а нельзя, чтобы оружие не брать с собой? Уж очень надоело таскать!

К у з о в к о в (строго). Нет. Пока разные происшествия могут иметь место… Поэтому без оружия ходить ни в коем случа́е!

П е т р (не удержавшись). Слу́чае.

К у з о в к о в. Что?

П е т р. Слу́чае — правильно, а не случа́е.

К у з о в к о в. А-а… (Спокойно.) Сержант Бородин, выйти из строя.

Петр делает шаг вперед. Остальные сдержанно прыскают.

Всем, кроме Бородина, слушать мою команду! Можно в город отправляться. Стараться всем вместе держаться. Разойтись!..

Строй, зашумев, ломается. Все уходят.

(Поворачивается к Петру, помолчав.) Да-а. Бородин… Образование у тебя, конечно, повыше… Но зато у меня полоски пошире да и годков за моей спиной поболе пробежало… А ты… вместо того чтобы вот так ляпать при всех, отозвал бы меня в сторонку да тихонечко и объяснил: так, мол, и так, товарищ старшина, вот эдак-то пограмотней будет. Я ведь за это всегда только спасибо скажу… Да-а… А если так, как ты, действовать… (Грустно вздохнув.) Тогда зачем же оно, образование-то…

П е т р (не сразу, очень смущенно). Простите меня, товарищ старшина.

К у з о в к о в. А в город я тебя не могу пустить по причине подворотничка. Где он у тебя?

П е т р. Что?

К у з о в к о в. Подворотничок.

П е т р. Нет у меня подворотничка.

К у з о в к о в. Я вижу, что нет. Я спрашиваю, где он?

П е т р (чуть вызывающе). Я его, товарищ старшина, еще под Курском вместе с гимнастеркой потерял.

К у з о в к о в. Ну вот, под Курском и пойдешь в увольнение.

П е т р (с готовностью). Ясно. Разрешите идти в роту?

Пауза.

К у з о в к о в (покачав головой). Эх, вы… Можно сказать, полземного шара на пузе, по-пластунски проползли, а находчивости у вас никакой!.. А ну следуй за мной!

Кузовков, а за ним Петр подходят к магазину. У магазина умирает со скуки ч а с о в о й. Увидев старшину, он вытягивается.

(Часовому.) Стоишь?

Ч а с о в о й. Стою, товарищ старшина.

К у з о в к о в. Ну стой… Я сейчас. (Проходит в магазин.)

Ч а с о в о й (зевнув, Петру). Закурить есть?

П е т р. Найдется. (Извлекает из кармана массивный портсигар с вмонтированной в него зажигалкой.)

Ч а с о в о й. Ого!.. Как у полковника… (Закуривает и, выпустив колечками дым, спрашивает небрежно.) «Кемел»?

П е т р (так же небрежно). Нет… «Честерфильд».

Слышится осторожный стук по стеклу. Повернувшись, они видят за треснутым стеклом витрины Кузовкова. Он выглядит довольно забавно, расхаживая среди фраков, шляп, перчаток, галстуков и прочего. Кузовков манит Петра пальцем. Тот подходит ближе. Кузовков жестом просит его поднять вверх подбородок. Петр задирает голову. Кузовков, поглядев на него, начинает примеривать взглядом шеи стоящих на подставках манекенов. Наконец, выбрав, он подходит к одной из голов, отстегивает воротничок и, потрепав голову по щеке, уходит с витрины. Выйдя из магазина, он подходит к Петру, протягивает ему воротничок.

К у з о в к о в. Ну вот и порядок. Иголка имеется?

П е т р. Имеется, товарищ старшина. (Снимает с головы пилотку, достает из нее иголку с черной ниткой.) Только нитка черная.

К у з о в к о в. Ничего… Там не видно… Действуй.

П е т р. Есть. (Сбрасывает автомат, снимает гимнастерку и начинает пришивать воротничок.)

К у з о в к о в (часовому). Происшествий никаких не было?

Ч а с о в о й. Какие могут быть происшествия, товарищ старшина, я же портки да шляпы охраняю… Если бы это винный магазин был, тогда бы и происшествия были… или в крайнем случае парфюмерный.

К у з о в к о в. Не уважаю одеколон.

Ч а с о в о й. Не скажите, товарищ старшина, по-моему, цветочный вполне. Хуже, если дорогие сорта.

К у з о в к о в. Самая жуть — это духи.

Ч а с о в о й. Духи — это точно… противней уж ничего придумать нельзя… Не-ет, самое милое дело — «Тройной». И пьется легко, и никакой тебе потом изжоги.

П е т р (надев гимнастерку и приведя себя в порядок). Разрешите, товарищ старшина?

К у з о в к о в (оглядев его). Вот теперь другой коленкор… Теперь, Бородин, ты нормальный сержант Советской Армии. Понятно?

П е т р. Понятно, товарищ старшина.

К у з о в к о в. Теперь тебе можно и в увольнение пойти, а мне можно и отпустить тебя…

П е т р. Есть пойти в увольнение!

З а т е м н е н и е.

Небольшой лес на окраине, в который переходит городской парк. На заднем плане — река, та же, что протекает через город. Среди деревьев — угрюмая средневековая башня, побитая снарядами, видимо, не только в эту войну. Издали доносятся звуки старинного вальса, исполняемого немецким оркестром. Появляется П е т р Б о р о д и н, осматривается. Его внимание привлекает старая башня. Он подходит ближе. И вдруг рядом с ним шлепается о землю какой-то предмет. Петр быстро, привычно залег, выставив вперед автомат. Ждет. Вокруг тишина, только по-прежнему доносятся звуки вальса. Петр осторожно поднимает упавший предмет.

П е т р (удивленно). Камень…

И сейчас же рядом с ним шлепается второй.

(Рванулся к башне.) Выходи, гад!.. Слышишь! Стрелять буду!..

Из пролома башни выскочила И н г а.

Петр опешил, увидев девушку в стареньком, порванном платье. Воспользовавшись его замешательством, она бросилась бежать.

Стой!.. Стой!.. Стреляю!

И н г а (остановившись). Стреляй! Ну?.. Я тебя не боюсь! Стреляй!

П е т р (помолчав). Нужна ты мне…

И н г а. Чего смотришь? Стреляй! Я вас ненавижу. Тебя ненавижу. Стреляй!

П е т р (нахмурился). А ну пойдем!

И н г а. Что?

П е т р. Пойдем, говорю.

И н г а. Куда? (Ее решимость начинает исчезать.)

П е т р. Куда… (Он и сам еще не знает куда.) Найдем куда.

И н г а. Зачем?

П е т р. Затем. Там разберутся. Почему камнями кидаешь и вообще, кто ты такая.

И н г а (снова решительно). Я немка! Я тебя ненавижу.

П е т р. Ладно. Слыхали. Иди, иди.

Они прошли несколько шагов.

И н г а. Меня расстреляют? Или сошлют в Сибирь?

П е т р. Нужна ты… расстреливать тебя… А если ты шпионка, могут и расстрелять.

И н г а. Я не шпионка. Я люблю Германию. Я буду с вами бороться.

П е т р. Опоздала. Раньше нужно было. А теперь что же — война кончилась.

И н г а. Значит, я должна умереть… Ну что ты на меня смотришь? Зачем меня вести куда-то? Убей меня лучше здесь. Я и сама хотела это с собой сделать, но у меня не хватает сил. Убей. (Тоскливо.) Как ты убил мою Германию, мою родину…

П е т р. Ты… ты что? Совсем неграмотная?

И н г а (заносчиво). Я грамотнее тебя в десять раз. Я почти окончила гимназию.

П е т р. Окончила гимназию, а простых вещей не понимаешь. Да разве можно так говорить… Это же… ну просто грех — просить смерти, когда кончилась такая война… (Делает шаг к ней.)

И н г а (быстро отступая). Я знаю… Я все знаю! Ты хочешь отвести меня к своим солдатам, чтобы сначала надругаться надо мной… Все равно у вас ничего не выйдет: я вас всех искусаю и исцарапаю!

П е т р (взрываясь). Ты что плетешь?! Ты за кого меня принимаешь?

И н г а (не слушая). Я знаю, ты боишься выстрелить, потому что я смотрю на тебя. Хорошо. Я отвернусь. Стреляй. (Поворачивается к Петру спиной. Видно, как она вся в ужасе сжалась.)

П е т р (обалдело смотрит на нее, потом, улыбнувшись, неслышно подкрадывается и внезапно кричит ей в ухо). Бах!

И н г а (в испуге). А-а-а!!!

П е т р (смеясь). Трусиха!.. Испугалась.

И н г а (в истерике). Ты — издеваться, да? Все равно я тебе не достанусь!.. Все равно!

Они стоят у берега реки. Вдруг, рванувшись, Инга бросается в воду. Всплеск. Петр подбегает к кромке берега.

П е т р. Стой! Вернись! Слышишь, вернись! Да ты же плавать не умеешь… Вот дура! (Бросается в воду.)

Доносится его голос: «Держись! Держись… Да не хватайся за шею. Слышишь? А, ч-черт! Отцепись! Тебе говорят… Оба потонем!..» Вылезает из воды. Автомата при нем нет. На руках он несет потерявшую сознание Ингу.

Ты… Слушай, ты… Ты чего?.. (Встряхивает ее на руках, как ребенка.)

И н г а (очнувшись, кричит). Пусти! Слышишь, пусти! Что ты со мной делаешь? Пусти сейчас же!.. (Ударяет парня по щекам.)

Петр выпускает ее, она хочет бежать, но без сил опускается на землю.

П е т р. Ты что дерешься? Раскричалась!.. Что я с тобой делаю?.. Ничего я с тобой не делаю… Сама глаза закрыла и не дышишь… Думал, помираешь! Плавать не умеешь, а в реку бросаешься.

И н г а. А твое какое дело? Зачем ты меня вытащил?

П е т р. Как зачем?.. Ты же тонула, глупая!

И н г а. Ну и пусть. Ну и пусть. Я и хотела утонуть.

П е т р. Нет… ты, наверное, ненормальная.

И н г а. Что ты можешь понять… Азиат…

Петр не отвечает. Смотрит на девушку, оглядывает ее фигуру, обтянутую мокрым платьем, останавливает взгляд на ее голых коленях. Она поспешно натягивает на колени платье, гневно смотрит на него.

П е т р (отводя взгляд, вздохнув). Автомат утопил… Ох и врежет мне теперь старшина… (Подумав немного.) Отвернись…

Инга не поняла. Петр начинает стаскивать гимнастерку. Инга быстро отворачивается. Петр заходит за кусты, слышен всплеск… Это он нырнул. Он нырял долго, но каждый раз появлялся над кромкой берега с пустыми руками. Наконец, он нырнул и исчез.

И н г а (в ужасе). Боже мой… утонул!

П е т р (выбираясь из воды с автоматом). Нашел!.. Теперь все в порядке… Отвернись…

Инга отворачивается. Петр заходит за кусты, одевается. Потом выходит и садится рядом с девушкой. Он здорово замерз, даже зубы стучат от холода.

А ты чего дрожишь? Тоже замерзла?

И н г а (напряженно глядя на него). Не понимаю… Зачем ты меня спас? Вы же пришли сюда, чтобы нас всех уничтожить.

П е т р (насмешливо). Ну скажи еще что-нибудь… скажи.

И н г а (про себя). Не понимаю.

П е т р. Представляю, что вам про нас здесь нагородили. Видали мы эти картинки — везде расклеили — азиаты, дикари с Востока, живых младенцев едят… пришли вешать, грабить, жечь. Я бы этого вашего гада Гитлера…

Инга, вздрогнув, поднимает голову.

Со всей его сволочью… голыми в муравейник посадил!

Молчание.

И н г а (тихо). Ты, наверное, очень плохой солдат.

П е т р (удивленно и обиженно). Это почему же?

И н г а. Увидел врага и не убил.

П е т р. Тебя?! Хм, враг!.. (Помолчав.) Хорошо. Вот ты кричала, что ненавидишь меня, да?

И н г а. Да.

П е т р. Что я твой враг.

И н г а. Да.

П е т р. Держи! (Сует ей в руки автомат. Отходит три шага, выпрямляется.) Стреляй!..

Она с ужасом смотрит на него.

Стреляй, ну что же ты?.. Вот я перед тобой, твой враг, дикарь, а ты представительница великой нации… Стреляй.

Инга боязливо откладывает автомат, закрывает лицо руками.

Теперь ты понимаешь, что значит убить человека? Понимаешь, какая ненависть должна быть в твоем сердце, чтобы ты могла выстрелить в человека?

И н г а. Солдаты это делают легко.

П е т р. Нет. Легко это делают фашисты и бандиты. А солдат стреляет только тогда, когда не может не стрелять.

Молчание.

Ну ладно, где ты живешь?

И н г а. Что?

П е т р. Дом твой где, спрашиваю?

И н г а (настораживаясь). А зачем тебе мой дом?

П е т р. Мне твой дом не нужен. Это тебе нужен твой дом. Вон губы посинели. Беги домой, а то простудишься, заболеешь еще. Иди, ну…

И н г а. Ты меня отпускаешь?

П е т р (улыбаясь). Отпускаю, отпускаю… Беги.

Инга приподнимается и снова садится.

Ты что?.. Ноги не держат?.. Это ничего. Это ты сильно испугалась… Это сейчас пройдет…

Молчание.

Тебе-то ладно, домой. А вот как мне в часть идти… Весь мокрый. Хорошо, что автомат нашел, а то бы мне выдали… А все ты. Плавать не умеешь, а в реку бросаешься!

Инга молчит.

Ну ладно, вставай. (Протягивает ей руку.)

И н г а (неуверенно). Я тебя все равно ненавижу.

П е т р (весело). Хорошо, хорошо — ненавидишь. Вставай.

И н г а. Сейчас.

П е т р (садится с ней рядом). Это ты зря. Нужно сделать над собой усилие, и все… У тебя есть кто-нибудь дома?

Инга коротко взглянула на него, вновь опустила голову. Они молчат, но мы слышим внутренний монолог, который произносит Инга.

И н г а. «…Боже мой, как все это странно. Наверное, это потому, что я очень глупая! Наверно, я ни в чем не сумею разобраться. Всю жизнь я верила, знала… а вышло так, что я теперь должна его благодарить. Ведь он спас мне жизнь… Боже мой, как все глупо получилось». (Заплакала.)

П е т р. Не надо. Вы не плачьте. Я понимаю. (Дотронулся до ее плеча.) Ведь самое главное — война кончилась. Такая большая… такая тяжелая война… Не плачьте, не надо.

И н г а (вдруг горячо и жалобно). Ты ничего не знаешь. Разве тебе понять!.. Мы так хорошо жили в этом городе. Моя мама, папа, моя сестренка. Папа был учителем. Его все любили здесь. Потом началась война. Папу взяли в армию, и он погиб на восточном фронте… на восточном… Это был ужас, как все боялись этого фронта! А потом однажды прилетели американские самолеты. Когда я прибежала домой, уже никого не было. Никого и ничего. И мама, и сестренка, и еще тетя, она в это время жила у нас… Все… все… И у меня теперь никого нет на свете. И города нашего нет. Только одни вот эти камни. А теперь еще и вы пришли, русские солдаты.

П е т р. Вы извините!.. Я неплохо знаю немецкий… даже переводить приходилось, но вы так быстро говорили… Я не все понял… Когда погибли ваши?

И н г а (тихо). В сорок третьем году.

П е т р. В сорок третьем… (Покачав головой.) В сорок третьем… А за два года до этого, в сорок первом, прилетели немецкие самолеты и убили мою маму… И в сорок первом погиб на фронте мой отец… И если хотите знать, у меня тоже никого из родных не осталось…

Инга пристально смотрит на него. Молчание.

Кстати, мой папа тоже был учителем. И он преподавал немецкий. Я учился вашему языку с детства. Отец любил вашу немецкую литературу, немецкую музыку… а немцы убили его… Он плохо видел, он прошел в ополчение. Его убили сразу же… в первом бою… И я проклял все немецкое. Конечно же, я был не прав… Бетховен — это совсем другое.

Молчание.

Ладно… Надо идти. (Поднимается.)

И н г а (поднимается тоже, вытирает слезы, смотрит на парня). Ничего я не понимаю…

П е т р. До свидания. (Протягивает ей руку.)

Она колеблется. Петр нахмурился, опустил руку. Она быстро поворачивается и идет. Петр смотрит ей вслед. Она оборачивается раз, другой и останавливается. Они долго так стоят, молча глядя друг на друга. Вдруг глаза девушки расширяются от страха.

И н г а. Ты не будешь в меня стрелять?

П е т р (взрываясь). Дура!! Идиотка! Телка немецкая! (Резко повернувшись, идет.)

И н г а (негромко). Подождите…

Петр не слушает ее.

Подождите!..

Петр, не взглянув на нее, в сердцах отмахивается.

(Тихо подходит к нему, дотрагивается до его плеча.) Не обижайтесь на меня. Не обижайтесь… Вы должны меня понять.

Петр молчит.

(Заходит спереди, заглядывает ему в глаза.) Скажите, почему вы не уходили?.. Скажите.

П е т р (хмуро). Я не знаю.

И н г а. Скажите… Может быть, это нужно сказать.

П е т р (смотрит ей в глаза. Сдаваясь). Я сам не знаю. Я вдруг почувствовал, что мне не хочется уходить и… очень не хочется, чтобы уходили вы. Я не знаю, с вами бывает такое: вот встретишься с каким-нибудь человеком, поговоришь, а потом расстаешься с ним. Он уходит, а ты смотришь ему вслед и думаешь — я не знаю его имени, не знаю, где он живет… вот сейчас он скроется в толпе, повернет за угол, и я больше никогда в жизни не увижу этого человека, никогда!.. И становится очень страшно… С вами бывало такое?

И н г а (медленно). Да… бывало… Вы очень странный солдат. Я никогда в жизни не встречала таких солдат. (Молчание.) Хорошо… Вы хотите знать, где я живу? Хотите проводить меня?

П е т р (смутившись). Я не знаю… то есть, конечно… да.

И н г а. Кстати, вы еще не совсем обсохли. Пойдемте. Я живу там, в этой башне. (Кивнула на башню.) Как принцесса в заколдованном замке. (Улыбается.) Вы не боитесь заколдованных замков?

П е т р. Нет… теперь не боюсь.

И н г а. Теперь?

П е т р. Да. Раньше я боялся заколдованных замков и еще много другого. А потом понял — самое большое, что можно сделать с человеком, — это убить его. Меня много раз могли убить… Нет, теперь я ничего не боюсь.

И н г а. А мне всегда страшно… всегда.

Молчание.

Пойдемте.

Она дотрагивается до его руки, и они уходят.

З а т е м н е н и е.

Комната в разрушенной башне. Окна без рам и стекол, забиты фанерой. В проеме двери висит серое солдатское одеяло. Ломберный столик с порванным сукном, облезлые диван и кресло. На стене — кусок разбитого трюмо.

Входят П е т р Б о р о д и н и И н г а.

Входят в темноте, потом они зажигают огарок свечи. Петр осматривается, качает головой.

П е т р. Да-а… Замок.

И н г а (грустно усмехнувшись). Садитесь.

Петр кладет автомат на пол, садится на край дивана, Инга забирается с ногами в кресло напротив. Сквознячок колеблет пламя свечи. По стенам колышутся тени.

К сожалению, мне нечем вас угостить.

П е т р (улыбнувшись). Что вы, что вы, мне ничего не нужно. (Достает портсигар, вздыхает.) Все сигареты размокли…

И н г а (прыгает на пол). О, я, кажется, все-таки могу вас угостить! (Порывшись, откуда-то достает пачку сигарет.)

П е т р. Спасибо. Вот за это большое спасибо. Умираю, хочу курить!

И н г а. Только извините, сигареты не такие, как у вас. Кажется, их делают из буковых листьев.

П е т р (рассматривает пачку). Эрзац. Все равно спасибо. Очень хочется закурить.

Инга подносит ему свечку. Он закуривает. Она тоже.

Зачем?

И н г а. Что зачем?

П е т р. Зачем вы курите?

И н г а. Да, да. Очень плохо, очень плохо… Но все-таки помогает, когда хочется есть. И когда хочется плакать — тоже хорошо одну сигарету… (Погасила сигарету, улыбнулась.) Все. Видите, я могу быть послушной.

П е т р (передразнивая). «Я тебя ненавижу»!

И н г а (смущенно, помолчав). Как вас зовут?

П е т р. Петр.

И н г а. О!.. Пьетр. Это значит Петер… Петер!.. У нас до войны была очень хорошая картина «Петер». Там играет Франческа Гааль. Я пять раз смотрела эту картину.

П е т р. Я тоже смотрел. Правда, только три раза.

И н г а (удивившись). Эта картина шла и у вас?

П е т р. Шла. Тоже до войны.

И н г а. Как интересно… Оказывается, мы смотрели одну и ту же картину… (Пристально посмотрела на Петра, взяла лучинку, закоптила ее на огне свечи и, подбежав к Петру, кончиком лучинки быстро нанесла точки-веснушки на щеки и лоб парня. Отскочила, оценивающе пригляделась и вдруг захлопала в ладоши.) Петер! Настоящий Петер из фильма! (Запела известную песенку из фильма «Петер», закружилась по комнате. Внезапно перестала петь, опустилась на диван рядом с Петром и, уткнувшись головой в его грудь, заплакала навзрыд.)

П е т р (осторожно обнимает девушку, гладит, как маленькую, по голове). Не надо, не плачьте, не надо… Я прошу вас, не надо…

Инга постепенно успокаивается. Еще минута — и она выскользнет из его объятий, но в этот миг за окном раздается оглушительное пение соловьев.

Что это?

И н г а. Соловьи.

П е т р. Где?

И н г а. В парке… в городе… всюду.

П е т р. Откуда их столько? Их, наверное, тысячи… Откуда они взялись?.. так, вдруг, сразу?

Инга не отвечает, но мы слышим ее внутренний монолог.

И н г а. «…Они были всегда. Я помню их с самого детства. Боже мой, пять лет они не пели в нашем городе… а теперь они всюду — в парке, на всех бульварах, на каждом дереве… Это значит — кончилась война… Вот теперь я поверила… В эти ночи, когда они прилетали, в нашем городе никто не спал. Это было счастье нашего города… И вот оно снова пришло. Разве теперь это счастье? боже мой…»

Инга замолкает, и мы слышим внутренний монолог Петра.

П е т р. «…Они поют так же, как и у нас дома. А я так далеко сейчас, в чужом немецком городе… И рядом со мной чужая, нерусская девушка… Чужая… чужая… Какое тяжелое слово — чужая».

Петр вдруг притянул к себе Ингу и неловко поцеловал ее в лоб. Она вырвалась, откинула голову, с ужасом посмотрела на него. А затем, зажмурившись, крепко обняла парня и прижалась головой к его груди. Долгое молчание, а за окном все громче поют, неистовствуют соловьи.

(Тихо.) Как тебя зовут?

И н г а. Инга.

П е т р. Инга… Инга… Я никогда не слышал такого имени… Инга. Я никогда не встречал такой красивой девушки… Я не могу тебе объяснить, что со мной… Я не знаю, как это сказать…

И н г а. Я понимаю… Я все понимаю…

И дальше звучит только их внутренний диалог.

«…Если бы ты все знал обо мне… Ведь я еще ни с кем из парней не целовалась… Ни разу. Меня даже никто еще не провожал домой. Сначала я сама не хотела, а потом, потом просто некому было провожать… Никого не было. Была только война…»

П е т р. «…Если бы ты знала, что у меня еще не было ни одной девушки…»

И н г а. «…Что я делаю?.. Я ничего не могу понять. Ты человек совсем другого мира, ты мой враг, мой враг!.. А мне с тобой так хорошо…»

П е т р. «…Я всегда думал, какая она будет, девушка, которую я вот так поцелую… Но мог ли я думать, что встречу ее здесь, в стране, которую я ненавидел все эти годы…»

И н г а. «…Боже мой, какой же ты враг?.. Разве могут быть такие враги! Нет. Нет. Мне так хорошо с тобой, боже мой, как хорошо!.. Ты понимаешь это. Ты видишь это в моих глазах. Это в моих глазах…»

П е т р. «…Но ведь это я не тебя, не таких, как ты, ненавидел… И так прекрасно, что ты это поняла… поняла, что я тебе не враг. Это прекрасно…»

И н г а. «…Я хочу, чтобы ты поцеловал меня еще… Я хочу, чтобы ты поцеловал меня еще…»

Петр склоняется к девушке, но она мягко освобождается из его объятий.

(Тихо.) Пойдем… погуляем.

П е т р. Что?

И н г а. Пойдем… будем бродить и слушать, как они поют.

П е т р. Куда?

И н г а. Я не знаю… Всюду… Пойдем.

П е т р (медленно поднимается). Хорошо, Инга, если ты хочешь.

И н г а. Да, да… Ты слушай меня, так нужно… (Делает шаг к Петру.) Одну минуту. (Берет его за плечи и поворачивает лицом к стене.) Постой так и не оборачивайся, пока я не скажу.

Петр послушно стоит лицом к стене, а Инга убегает в угол, достает небольшой потертый чемодан. Вытаскивает юбку, яркую вязаную кофточку и туфли на высоких каблучках. Это весь ее гардероб. Быстро сбросив платье, переодевается. Причесывается у осколка трюмо, поворачивается к Петру.

Теперь можно… смотреть.

П е т р (восхищенно). Какая ты!..

И н г а. Пойдем.

Издали доносится звук трубы. Это горнист в части играет зорю.

П е т р (спохватившись, смотрит на часы). Ч-черт!.. Все — мне пора.

И н г а. Что?

П е т р. Мне пора домой.

И н г а. Куда?

П е т р. В часть. Слышишь, играют зорю. Увольнение кончилось. Я должен идти.

И н г а. Нет, нет! Не уходи сейчас… Я тебя очень прошу, не уходи! Сейчас тебе нельзя уйти… Мы только что встретились… Мы должны гулять, бродить, слушать соловьев… Нас сейчас двое, ты понимаешь? Двое — и все… во всем мире.

П е т р (тряхнул головой). Ладно. Семь бед — один ответ. Я думаю, поймут. Все-таки война-то кончилась как-никак!

И н г а. Что?

П е т р. Война, говорю, кончилась… Поймут… Должны понять. Идем.

Загасив огарок свечи, Петр и Инга уходят.

З а т е м н е н и е.

Комендатура. Л е й т е н а н т Ф е д о р о в с к и й сидит один за столом, собирает пистолет. Насвистывает. Собрав пистолет, он долго целится в дверь и щелкает. Входит м л а д ш и й с е р ж а н т Н и н о ч к а.

Н и н о ч к а. Разрешите, лейтенант Костя!

Ф е д о р о в с к и й (бросает пистолет на стол). Прошу, сержант Ниночка.

Н и н о ч к а. Младший сержант. Не надо меня повышать.

Ф е д о р о в с к и й. Эх, Ниночка, если бы в армии присваивали звания за красоту, то ты была бы генералом.

Н и н о ч к а. Трепач вы, лейтенант Костя. (Протягивает ему коробку «Казбека».) Вот ваш дружок, начпрод, просит передать арестантику.

Ф е д о р о в с к и й. Спасибо… Да-а… Гуляют славяне, а я… «Сижу за решеткой в темнице сырой, вскормленный на воле орел молодой».

Н и н о ч к а. Я понимаю, «орлу»-лейтенанту обидно.

Ф е д о р о в с к и й. А-а… (Махнув рукой.) В общем-то мне это все, Ниночка, слегка до Фенечки!.. Кадровому офицеру — другое дело. У того свои высокие заботы, честь мундира и т. д. А мне мое звание война дала, и потому пора переводить свою жизнь на одну только команду — «вольно».

Н и н о ч к а (вздохнув, серьезно). В гражданке тоже нелегко будет, особенно поначалу… Учиться нужно дальше, а все забыто напрочь.

Ф е д о р о в с к и й. Ну уж нет. Я лично сначала как следует отгуляю за всю войну, за все мои боевые тревоги… (Мечтательно.) Очень хорошо спеть под вечерок какой-нибудь синеглазой труженице тыла. (Поет.) «Когда простым и нежным взором ласкаешь ты меня, мой друг…»

Н и н о ч к а. Ясно, лейтенант Костя. Вам, конечно, не хватает данных быть офицером.

Ф е д о р о в с к и й. Эх, Ниночка, а лучше всего найти бы мне такую, как ты, — все бы отдал! (Внезапно обеими руками обнимает ее, прижимая к себе.) Ну почему ты такая недотрога?

Н и н о ч к а (спокойно). Товарищ лейтенант, я вам когда-то уже объяснила — со мной нельзя разговаривать при помощи рук.

Ф е д о р о в с к и й. Понимаю, понимаю… Муж, любовь и так далее, но я же ничего не прошу… только один поцелуй, за всю войну.

Н и н о ч к а. Товарищ лейтенант!

Ф е д о р о в с к и й. Ну разреши, я тебя поцелую… Ну хотя бы как победитель победителя.

Н и н о ч к а. Последний раз вам говорю — отпустите меня.

Ф е д о р о в с к и й. А если нет… Один поцелуй.

Н и н о ч к а. Я вас ударю.

Ф е д о р о в с к и й. Это своего командира? Интересно. (Наклоняется к ней.)

Ниночка, вырвавшись, сильно бьет его по щеке.

(Вспыхивает.) Вы что?!. (Поднимает глаза и видит у дверей Т и м о ф е е в а. Пауза, после которой он вытягивается; громко.) Здравия желаю, товарищ старший лейтенант!

Т и м о ф е е в. Здравствуйте, лейтенант Федоровский. (Идет к столу.)

Ф е д о р о в с к и й (Ниночке, стоящей с опущенными глазами). Можете быть свободны, товарищ младший сержант.

Н и н о ч к а (тихо). Есть. (Быстро уходит.)

Т и м о ф е е в. Товарищ лейтенант…

Ф е д о р о в с к и й (перебивая). Простите, товарищ старший лейтенант. Я надеюсь, вы понимаете, что все это шутка и что…

Т и м о ф е е в. Товарищ лейтенант, я ничего не видел… Ничего. Иначе мне пришлось бы сказать вам несколько очень неприятных слов.

Ф е д о р о в с к и й. Ясно, товарищ старший лейтенант.

Т и м о ф е е в (достает из портфеля бумагу). Вот свежий приказ, лейтенант. Потрудитесь с ним как следует ознакомиться и немедленно довести до каждого из своих подчиненных.

Ф е д о р о в с к и й. Есть, товарищ старший лейтенант. (Раскрывает бумагу.) Интересно, чей?

Т и м о ф е е в. Там есть подпись.

Ф е д о р о в с к и й (взглянув на подпись, испуганно). Ого!

Тимофеев достает сигарету, закуривает.

(Бегло просматривая приказ, присвистнул.) Меры будь здоров!..

Т и м о ф е е в. Надеюсь, вы понимаете, что значит сейчас вопрос бдительности, когда наша армия находится в прямом соприкосновении со всем западным миром… Возможны любые провокации.

Ф е д о р о в с к и й. Ясно, товарищ старший лейтенант.

Т и м о ф е е в. Я на совещании по поводу организации городского самоуправления. Честь имею.

Ф е д о р о в с к и й. Есть. (Прищелкивает каблуками.)

Тимофеев идет к двери. Федоровский обгоняет его и услужливо открывает дверь.

Т и м о ф е е в (иронически улыбается). Не ройте землю, лейтенант. Во-первых, вы же не немецкую девушку обнимали, что имело бы отношение к одному из пунктов приказа… А во-вторых, я же вам сказал, что я ничего не видел. (Уходит.)

Ф е д о р о в с к и й (с досадой). Ч-черт… (Стучит себя по лбу.) Дубина!.. Не кругло получилось Застукал меня с Ниночкой старшой… Да-а… лейтенант Федоровский, пора вам в гражданку, пора.

Входит с т а р ш и н а К у з о в к о в.

К у з о в к о в. Разрешите доложить, товарищ лейтенант: сержант Бородин не вернулся с увольнения. Боюсь, не случилось бы чего с парнем.

Ф е д о р о в с к и й. Собрать по тревоге взвод — и ко мне.

К у з о в к о в. Есть собрать по тревоге взвод — и к вам.

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Снова парк. Тесно обнявшись, бредут по аллее П е т р Б о р о д и н и И н г а.

И н г а (подняв глаза, тихо). Петер!..

П е т р. Что, Инга?

И н г а. Нет… ничего.

Идут молча.

Петер…

П е т р. Что, Инга?

Не отрывают друг от друга взгляда. Мы слышим внутренний монолог Инги.

И н г а. «…Как мне тебе рассказать… Сколько раз я гуляла здесь одна… всегда одна… Я думала о каком-нибудь немецком парне. Но разве я могла представить, что первый человек, с которым я вот так здесь буду бродить, будешь ты, русский солдат… Боже мой, а может быть, я преступница? Может быть, я сейчас виновата перед моей родиной?!» (Со страхом отпрянула от него.) Петер!

П е т р. Что, Инга? (Ласково смотрит в ее испуганные глаза.)

Мы слышим его внутренний монолог.

«…Я понимаю твой страх… Я понимаю, что во многом еще будет трудно… Слишком много всего лежит между нами… Но пройдет всего несколько лет, и уже нам придется отвечать за многие вещи в этом мире… Но сейчас я думаю больше о другом. Я думаю о том, что мы должны были встретиться. Я думаю о том, какой была бы наша встреча, если бы между нами не лежала война». (Вздохнув.) Я понимаю тебя… Не бойся ничего, я все понимаю, Инга.

И н г а. Спасибо. (На секунду прижимается к Петру. Потом отбегает к раскидистому клену, усаживается на траву.) Иди сюда, Петер, трава совсем сухая, никакой росы!.. (Проводит рукой по траве, показывает сухую ладонь.)

Петр, сняв с себя автомат, ставит его у подножия дерева, опускается на траву рядом с Ингой.

(Прильнув головой к его груди, закрывает глаза.) А теперь… Будем молчать и слушать, как поют соловьи.

П е т р. Что?

И н г а. Тихо, тихо… (Пальцем дотронулась до его глаз.)

Он тоже закрывает глаза. Все так же поют, захлебываясь, над парком тысячи соловьев. Постепенно начинает все яснеть и обозначаться вокруг. Приближается пора рассвета. Петр и Инга сидят обнявшись.

П е т р. Наверно, за тобой много парней бегало?

И н г а. Почему ты так думаешь?

П е т р. Как будто ты сама не знаешь почему… По тому что ты очень красивая.

И н г а (тихо). Спасибо.

П е т р. Я ведь тебе правду сказал, что я никогда не видел такой красивой, как ты.

И н г а. Спасибо… А что, у вас нет красивых девушек?

П е т р. Почему же, есть. Вон у нас Нина, переводчица, знаешь какая красивая, но ты… это другое… ты мне нравишься.

Молчание. Инга еще теснее прижимается к Петру.

Ну ладно… будем молчать.

И н г а. Нет, говори… Это можно говорить.

П е т р. Ты хорошая, гордая…

И н г а. Спасибо.

П е т р (улыбнувшись). Только… очень глупая.

И н г а. Больше не надо говорить…

Петр, улыбнувшись, еще крепче обнимает ее. Молчание.

Петер.

П е т р. Что, Инга?

И н г а. Ничего… Мне нравится повторять твое имя… Петер.

П е т р. Инга… Мне тоже хочется повторять — Инга.

И н г а. Петер.

П е т р. Что, Инга?

И н г а. Петер, а ты знаешь, те камни… Я их не бросала в тебя.

П е т р. А кто же?

И н г а. Никто. Просто я оступилась, и они сами выпали… из стены. Я очень испугалась.

П е т р. А чего же ты кричала: «Стреляй, я не боюсь тебя»?

И н г а. Это я от страха. Я думала, что ты меня убьешь, и от страха стала смелой. Смешно, правда? Осмелела с перепугу.

П е т р. Ну вот, я же говорю, что ты глупая.

Молчание.

Инга.

И н г а. Тс-с… (Кладет ему на губы палец.) Больше ни слова… Закрой глаза, и будем слушать, слушать…

Петр закрывает глаза. Свистят, щелкают соловьи. Длительное молчание. Петр ласково проводит рукой по лицу Инги и вдруг чувствует, что ее щека в слезах.

П е т р (открывает глаза). Инга!.. Что ты?

И н г а (прячет лицо у него на груди). Молчи… Не смотри. (Снова пальцами прикрывает его глаза.) Это так… Это хорошие слезы… Мне хорошо…

Снова долгое молчание. Петр, прислонившись спиной к дереву, засыпает. Доверчиво положив ему голову на плечо, спит девушка. А вокруг поют и поют соловьи. Соловьиная ночь на исходе. Скоро за рекой поднимается солнце. Из-за деревьев выходит л е й т е н а н т Ф е д о р о в с к и й. Заметив спящих Петра и Ингу, подходит к ним. Долго стоит, смотрит. Усмехнувшись, поднимает автомат Петра, прячет его за деревом. Снова смотрит на парня и девушку.

Ф е д о р о в с к и й (негромко). Товарищ сержант… встать!

Сразу смолкает пение соловьев, как бы оборванное этой командой. Петр открывает глаза. Смотрит некоторое время, не понимая. Рывком поднимается с земли, вытягивается. Вскочив, испуганно смотрит Инга.

Что ж… Доброе утро в приятной компании.

Инга бросается в сторону, убегает.

Стойте! Остановитесь немедленно!.. Девушка, стойте! Буду стрелять! (Выхватывает пистолет, поднимает его для предупредительного выстрела вверх.)

Петр неожиданно шагает к нему, схватив его руку с оружием, опускает вниз.

П е т р. Не нужно ее пугать, товарищ лейтенант.

Ф е д о р о в с к и й. Что-о?!

П е т р. Не нужно ее пугать. Она и так напугана.

Ф е д о р о в с к и й (освобождая руку). Вы… Вы с ума сошли, сержант! Вы понимаете, что вы делаете?

П е т р. Понимаю.

Ф е д о р о в с к и й. Та-ак… (Осмотрев Петра, спокойно-язвительно.) А может быть, вы скажете, где ваш автомат, товарищ сержант?

Петр бросается к дереву.

Отставить!

Петр останавливается.

Так где же он?

П е т р. Вы его спрятали, товарищ лейтенант.

Ф е д о р о в с к и й (усмехнулся). Если я его спрятал — это еще полбеды. А если его украли враги, пока вы здесь с этой немецкой шлюхой валандались?.. И может быть, из него же стреляют недобитые фашисты в наших советских солдат.

П е т р. Я прошу вас… Я, конечно, виноват, но я прошу не говорить так об этой девушке. Она не шлюха.

Ф е д о р о в с к и й. А кто же? Может быть, это ваша школьная подруга, которой вы назначили свидание в шесть часов вечера после войны? Брось свои байки! (Подмигнув.) Сколько дал? Буханку хлеба и банку консервов? Девочка вроде ничего, стоит…

П е т р (звенящим шепотом). Если бы на вас не было мундира нашей армии…

Ф е д о р о в с к и й (насмешливо). Что бы тогда?

П е т р (не в силах больше сдерживаться, шагнул к лейтенанту, схватил его за гимнастерку на груди, притянул к себе). Я просто набил бы вам морду!.. (Брезгливо отшвыривает Федоровского.)

Из-за кустов появляются с т а р ш и н а К у з о в к о в, с е р ж а н т ы З у б о в, Ф и р с о в и с о л д а т Б у т е н к о. Федоровский в бешенстве рванул кобуру, но сдержался.

Ф е д о р о в с к и й. Та-ак, сержант… Я с тобой по-свойски, а ты, оказывается, фрукт. Ну что ж… Хорошо. Я тебе обещаю. Ты у меня всю жизнь будешь утирать слезки, вспоминая сегодняшний день… Я т-тебе устрою биографию. (Увидев Кузовкова.) Ага! Старшина!

Подходит К у з о в к о в с о с т а л ь н ы м и.

Вы видели, что он здесь вытворял?

К у з о в к о в. Не, товарищ лейтенант. Мы только что из-за кустика.

Ф е д о р о в с к и й (пристально смотрит на Кузовкова). Хорошо. Приказываю доставить арестованного в часть… Его оружие оставляю у себя. Ясно?

К у з о в к о в (вздохнув). Чего уж ясней…

Федоровский уходит. Слышен шум отъезжающего «виллиса».

Эх, Бородин, Бородин!.. Ну наломал ты дров, Бородин. Цельный взвод тебя ищет, местность прочесывает, а ты… Ладно. Чего уж тут. Снимай ремень и звездочку. Слыхал?.. Арестованный.

Петр снимает ремень и звездочку.

Фирсов, дай одну зеленую, а то остальные его до вечера искать будут.

Фирсов, достав ракетницу, стреляет в небо.

И надо было тебе после всего еще с этим задираться. Он вроде простой, да свойский, а на деле как то яблочко: снаружи румяное, а раскусишь — не отплюешься.

П е т р. А какое он имел право так со мной разговаривать?

К у з о в к о в. Тьфу, заладил: право, право! Вот он возьмет да и покажет тебе, где право, где лево. Эх, сержант Бородин, умный ты, умный, а дурак. И недели до демобилизации не осталось, а ты взял и всю обедню себе испортил.

П е т р. А что он может со мной сделать? За опоздание отвечу. А в другом ни в чем не виноват.

К у з о в к о в. Сосунок ты телячий! Пожил бы с мое, тогда бы знал, что может плохой человек сделать с хорошим. А тут еще приказ.

П е т р. Какой приказ?

К у з о в к о в. Вчера перед отбоем объявили. Что мы в Европе и чтобы советским воинам никаких репутаций не допускать. И насчет всяких дел с немками вплоть до строжайших наказаний. Моли бога, чтобы у тебя бока не трещали. Ладно, пошли в часть.

Они двинулись. Из-за дерева выглянула И н г а.

И н г а. Петер!

Все обернулись. Инга стоит, вот-вот готова убежать, но не убегает.

К у з о в к о в (усмехнувшись). Понятно… Смелая твоя кралечка.

П е т р. Товарищ старшина, разрешите мне поговорить с ней?

К у з о в к о в. Нет, Бородин, не разрешаю. Теперь тебе ничего не разрешается.

П е т р. Не волнуйся, Инга. Иди домой. Все в порядке. Я приду к тебе. Не волнуйся.

Инга кивает головой, но не уходит. Прислонившись к дереву, смотрит вслед удаляющимся солдатам.

К у з о в к о в. Что это ты ей сказал?

П е т р. Сказал, чтобы шла домой, Чтоб не беспокоилась.

К у з о в к о в (вздохнув). Чуяло мое сердце! Было бы мне не пускать тебя в увольнение.

Ф и р с о в (оглянувшись). Красивая… твоя фрау.

Б у т е н к о. Не фрау, а мадемуазель, село.

З у б о в. Оба вы темнота! Не мадемуазель, а фрейлейн. И как только войну с такими выиграли. А вообще девочка в норме — везет некоторым военным! (толкает Петра.)

К у з о в к о в (сердито). Разговорчики… Что обозначает «везет». Арестовали человека, а он — «везет»!.. (Вздохнув.) Да, Бородин… Может, ты первый солдат, который будет сидеть на заграничной губе.

З а т е м н е н и е.

Комендатура, За столом — Ф е д о р о в с к и й. У двери с автоматом — с т а р ш и н а К у з о в к о в. П е т р Б о р о д и н без ремня, без звездочки на пилотке стоит перед столом.

Ф е д о р о в с к и й. Вы будете отвечать, Бородин, или нет?

П е т р. Я все сказал. Что еще отвечать?

Ф е д о р о в с к и й. Правду!

П е т р. Я все рассказал. Всю правду.

Ф е д о р о в с к и й. Врешь!

Петр, вздохнув, отворачивается.

Почему ты не хочешь показать, где живет эта твоя немка?.. Покажешь?..

Петр отрицательно качает головой.

Нет?.. Значит, боишься?

П е т р. Да.

Ф е д о р о в с к и й. Вот! То-то и оно! Боишься, стало быть, виноват. Только учти, Бородин, мы и без тебя ее найдем и все узнаем.

П е т р. Это ваше дело.

Ф е д о р о в с к и й. За это же тебя… Понимаешь? Все равно мы ее найдем, а так — чистосердечное признание, смягчающее вину… А?

П е т р (пристально смотрит на него). Товарищ лейтенант, неужели вы и вправду не понимаете, почему я не могу вас отвести к ней?

Ф е д о р о в с к и й. Не понимаю. Мы допросили бы ее — и порядок!

П е т р. Вот именно — допросили бы.

Ф е д о р о в с к и й. Ну и что?

П е т р. Все! После этого все погибнет. Вы поймите — что она подумает! Какое же тогда может быть между нами доверие? Вы поймите, я же первый советский солдат, с которым она встретилась. Она многое поняла и очень хорошо поверила. Ведь это очень важно. Ей же дальше жить. Она и так ко всему болезненно относится. А вы хотите вмешаться, допросить… Да это все равно что вмешаться в любовь!

Ф е д о р о в с к и й. Любовь? (Заливисто захохотал.) Любовь! Ну и насмешил ты меня, Бородин! Ты хоть фамилию-то ее знаешь?

П е т р. Нет, не знаю.

Входит с т а р ш и й л е й т е н а н т Т и м о ф е е в, останавливается в дверях.

Ф е д о р о в с к и й. Вот! Как в том анекдоте: «…и фамилию не спросил». Я тоже не всегда спрашивал. Только я не говорю, что со всеми бабами, с которыми довелось под кустами маскироваться, у меня любовь была. Ну и силен ты, Бородин!

Петр так и вытянулся весь. Потом как-то странно, будто на незнакомого, посмотрел на старшину и отвернулся.

(Поднимаясь.) Ну ты… тип, Бородин! Шуток не понимаешь! Ладно! Поговорим серьезно.

Т и м о ф е е в. Товарищ лейтенант.

Ф е д о р о в с к и й (выскакивает из-за стола). Есть, товарищ старший лейтенант!

Т и м о ф е е в (Кузовкову). Уведите сержанта.

К у з о в к о в. Есть увести сержанта. Идем, Бородин.

Они идут к двери.

Было бы мне не пускать тебя в увольнение.

Т и м о ф е е в. Лейтенант, вы мне подали рапорт на этого сержанта. Я занимаюсь его делом. Что вам еще нужно?

Ф е д о р о в с к и й. Я считаю, товарищ старший лейтенант, что оно будет быстрее… с двух сторон.

Т и м о ф е е в. Не надо с двух сторон.

Ф е д о р о в с к и й (обиделся). Вы, товарищ старший лейтенант, у нас недавно, так что не знаете, наверно, а я два года в полковой разведке служил. Тоже кое-какой опыт имею.

Т и м о ф е е в. Очевидно, имеете. (Пристально смотрит на него.)

Ф е д о р о в с к и й. Я написал вам все как было.

Т и м о ф е е в. А как было?.. Вы инкриминируете парню очень серьезные политические преступления.

Ф е д о р о в с к и й. А по-вашему, ударить по лицу офицера — это не политическое преступление?

Т и м о ф е е в. В известном смысле — да. И он должен быть за это наказан в известном порядке. Вы же, подав мне рапорт с вашими формулировками, открываете перед ним дорогу прямо в трибунал… Кстати, лейтенант, не слишком ли часто вас стали бить по лицу?..

Ф е д о р о в с к и й. Товарищ старший лейтенант!..

Т и м о ф е е в. Хорошо, извините. Так вот… Этот парень вас обидел лично, а вы обвиняете его в государственных преступлениях: в измене Родине, в связи с врагом и так далее.

Федоровский молчит отвернувшись.

Вы понимаете, что будет, если каждый обиженный лично… будет изображать своего обидчика государственным преступником?

Ф е д о р о в с к и й. По-моему, все равно тут дело темное…

Т и м о ф е е в. Значит, сначала надо прояснить.

Ф е д о р о в с к и й. А мне и так ясно.

Т и м о ф е е в. Ясно, что дело темное?

Ф е д о р о в с к и й. Вот именно. А иначе зачем бы он стал скрывать, где живет эта немка.

Т и м о ф е е в. А вы не думаете, что здесь может иметь место известная деликатность, ну… скажем… деликатность чувства?

Ф е д о р о в с к и й (смотрит, явно ничего не поняв). Извините, товарищ старший лейтенант, но это все… какая-то философия, а я в философиях не разбираюсь. Я солдат. Что вижу, то и понимаю.

Т и м о ф е е в (вздохнув). Мда-а… В «философиях» вы не разбираетесь — это уж точно, а не мешало бы, раз вы работаете с людьми. Ну, значит, так: делом сержанта Бородина занимаюсь я один. Ясно?

Ф е д о р о в с к и й. Ясно.

Тимофеев уходит. Гудит телефон.

(Берет трубку. Усаживается развалясь.) Лейтенант Федоровский… (Вскочив, вытягивается в струнку.) Здравия желаю, товарищ командующий! Слушаюсь… В данный момент товарищ полковник находится в отсутствии. Так точно, товарищ командующий… так точно, все нормально — население снабжается продовольствием, медпункты функционируют… Стараемся, товарищ командующий!.. Происшествия?.. (Замялся, потом вдруг, решившись, запел звеняще и высоко.) Разрешите доложить, товарищ командующий!.. Докладываю; в гарнизоне имеет место ЧП. Один сержант вступил в преступную и весьма подозрительную связь с немкой. Самовольно отсутствовал почти полсуток. Когда я их обнаружил, он и не собирался в часть… Да, да, лежали в обнимку в загородном парке. Боевое оружие валялось в стороне. Я подобрал… Сержант?.. Даже не обратил на это внимания… Так точно. Самоволка перерастала в дезертирство с оружием… Никак нет. Личность немки пока не установлена. При задержании он применил ко мне силу и дал ей возможность скрыться… Что? Ударил меня по лицу. А теперь решительно не хочет указать ее местожительство. Так точно. Более того, когда я пытаюсь это установить, снова грозит прямым нападением на меня!.. Так точно, товарищ командующий. Похоже на связь с врагом… Да, но офицер нашей комендатуры, старший лейтенант Тимофеев не считает это серьезным и запретил мне заниматься этим делом… Да… Есть… Есть, товарищ командующий!.. Слушаюсь. Одну минуту, товарищ командующий (Опустил трубку, кричит.) Дежурный!

На пороге вырос д е ж у р н ы й.

Д е ж у р н ы й. Есть дежурный!

Ф е д о р о в с к и й. Старшего лейтенанта Тимофеева на провод.

Д е ж у р н ы й. Есть! (Исчезает.)

И пока не появился Тимофеев, Федоровский пританцовывает от нетерпения, время от времени говоря в трубку: «Сейчас, товарищ командующий! Одну минуту, товарищ командующий! Есть, товарищ командующий!» Быстро входит Т и м о ф е е в.

Ф е д о р о в с к и й (зажав трубку). Вас командующий!

Т и м о ф е е в. Старший лейтенант Тимофеев слушает Да… нет, товарищ командующий, не совсем так. Еще не все выяснено. Но я думаю, нарушение, подлежащее взысканию в рамках дисциплинарного устава. Слушаю… Слушаю… Что?.. Нет, товарищ командующий, лейтенант Федоровский ввел вас в заблуждение… Да, как раз насчет немки я все проверил. Нет… Нет… Ничего подозрительного. Просто несчастная девочка. Сирота. Все родные погибли во время бомбежки… Что?.. Да, лейтенант утверждает, что его ударили, но сержант… Что?.. Свидетели?.. Свидетелей, к сожалению, не было. Ясно!.. Понимаю, что мы в Европе… Понимаю… Ударил по лицу офицера. Но ведь это… Есть!.. Есть… Есть немедленно доставить материал в прокуратуру… Разрешите?.. Есть!.. Понял, что вы недовольны мною… Есть, товарищ командующий! Ясно, товарищ командующий! (Медленно опускает трубку, долго смотрит на Федоровского.) Зачем вы погубили парня, лейтенант?

Ф е д о р о в с к и й. Простите, товарищ старший лейтенант, но я вас не понимаю. Как это «погубил»? Я доложил все как есть.

Т и м о ф е е в. А как есть?

Ф е д о р о в с к и й. Очень просто — как он под дубом с ней в парке валялся, как…

Т и м о ф е е в. Там нет дубов, там клены.

Ф е д о р о в с к и й. Что?

Т и м о ф е е в. Там нет дубов, там клены, в парке.

Ф е д о р о в с к и й. Какая разница — дубы, клены… Какое это имеет значение…

Т и м о ф е е в. Когда дело касается человека, все имеет очень большое значение. Дубы или клены, сидел или лежал… или «валялся», как вы говорите… Эх, лейтенант, лейтенант… Зачем вы погубили парня?

Федоровский молчит.

Послушайте, Федоровский, еще не поздно… Вот бумага и чернила. Садитесь и напишите рапорт. Напишите, что вы сгоряча наговорили лишнего, что ничего такого не было… Поймите, ведь он хороший солдат, прошел всю войну. Это же счастье. Ему жить да жить, а вы… вы же ему ломаете хребет.

Ф е д о р о в с к и й. Извините, товарищ старший лейтенант, но…

Т и м о ф е е в. Подождите. Предположим, он вас действительно… ну… обидел. Попробуйте простить. Будьте великодушны!.. Погорячился парень, тем более защищая девушку.

Ф е д о р о в с к и й. Да если бы он с ней просто так — я бы тьфу, давно наплевал. Ну сунули бы ему пару суток губы, и порядок. А он вот именно, темнит, на человека кидается… как вы говорите, «защищает девушку». Тоже мне «девушка» — сучка немецкая. Мало они наших людей поубивали!

Т и м о ф е е в. При чем здесь она? Что вы плетете?

Ф е д о р о в с к и й. Все они одинаковые!.. А у этого сержанта родителей тоже немцы убили, а он?.. Вместо того чтобы их ненавидеть всю жизнь, сразу спутался с первой же немкой, да еще и защищает ее, и от кого?.. От меня, от своего!.. Да ему за одно это!..

Т и м о ф е е в. А может быть, они поняли что-то такое, что очень важно понять после войны.

Ф е д о р о в с к и й. Конечно, они все поняли, а я ничего не понял. И вообще, товарищ старший лейтенант, вы получше меня знаете нашего товарища командующего. Если я подам рапорт, что все наврал, — да что же он со мной сделает! Да он в два счета снимет с меня погоны… Вместе со штанами. А я эти звездочки (он постучал по своему погону), между прочим, тоже не в дровах нашел!

Т и м о ф е е в. Решается судьба человека, а вы ёрничаете. Вы понимаете, что приказания командующего выполняются быстро, очень быстро.

Ф е д о р о в с к и й. Еще бы.

Т и м о ф е е в. Не дай бог, найдется какая-нибудь формальная душа, и тогда по вашему докладу парня может постичь любая мера наказания, даже самая высшая… вы понимаете это?

Ф е д о р о в с к и й. Мое дело доложить, товарищ старший лейтенант. Меня просили — я доложил. А уж решать — это дело начальства. Мы люди маленькие.

Т и м о ф е е в. И маленькие люди, оказывается, могут делать большие гадости.

Ф е д о р о в с к и й (с обидой). Вы, конечно, старше по званию…

Т и м о ф е е в. Я просто по-человечески старше вас и видел многое. Поверьте, за любую несправедливость рано или поздно… рано или поздно приходится рассчитываться сполна. Да. Сполна.

Ф е д о р о в с к и й. Простите, товарищ старший лейтенант, но я не верю в предсказания. Мое будущее — в моих руках.

Т и м о ф е е в. Совершенно точно изволили сказать. И чем чище руки, тем лучше будущее. И наоборот.

Пауза.

Значит, вы не будете писать рапорт?

Ф е д о р о в с к и й. Нет, не буду, товарищ старший лейтенант.

Т и м о ф е е в (долго смотрит на него, потом подходит почти вплотную). Послушайте, Федоровский, а если я вас сейчас ударю по лицу, вы мне ответите?

Ф е д о р о в с к и й (вытянулся, побледнел). Нет, не отвечу, товарищ старший лейтенант!..

Т и м о ф е е в. Донесете на меня? Мы ведь тоже одни, без свидетелей.

Ф е д о р о в с к и й. Нет, не донесу.

Т и м о ф е е в. Почему?

Ф е д о р о в с к и й. А потому что, как говорят бильярдные маркеры, «игра не равна».

Т и м о ф е е в. Да, эти правила вы хорошо усвоили. Интересно, чем вы занимались до войны?

Ф е д о р о в с к и й. Работал на разных должностях… но зарабатывал хорошо.

Т и м о ф е е в. А я был учителем и зарабатывал плохо.

Федоровский молчит.

Вы знаете, что делали когда-то военные, если их ударяли по лицу, а они не могли ответить?

Ф е д о р о в с к и й. Нет, не знаю.

Т и м о ф е е в. Стрелялись.

Ф е д о р о в с к и й. Я не застрелюсь, товарищ старший лейтенант.

Т и м о ф е е в. Вы не застрелитесь Это уж точно.

Ф е д о р о в с к и й. Нет, не застрелюсь.

Т и м о ф е е в. Да-а… большое вы дерьмо, товарищ Федоровский, а я все пытаюсь достучаться к вам в душу…

Вбегает д е ж у р н ы й.

Д е ж у р н ы й. Товарищ старший лейтенант, здесь товарищ полковник… Сюда идут.

Т и м о ф е е в. Ясно. Идите.

Дежурный исчезает.

Быстро входит п о л к о в н и к Л у к ь я н о в.

Товарищ полковник…

Л у к ь я н о в. Вольно!

Ф е д о р о в с к и й. Товарищ полковник, разрешите доложить, санпропускник по вашему приказанию…

Л у к ь я н о в. Отставить. Я знаю. (Тимофееву.) Как насчет сержанта Бородина? Все выяснили?

Т и м о ф е е в (невесело усмехнулся). Больше того, товарищ полковник. О проступке сержанта как о ЧП доложено командующему, и он приказал немедленно доставить материал в прокуратуру.

Л у к ь я н о в (изумленно). Вы?! Доложили?

Тимофеев молчит, и Лукьянов поворачивается к Федоровскому.

Ф е д о р о в с к и й. О чрезвычайном происшествии доложил я.

Л у к ь я н о в (стиснув зубы). Понятно. Кто?.. Кто вам разрешил объявить ЧП?

Ф е д о р о в с к и й. Товарищ полковник, я полагал…

Л у к ь я н о в. Молчите… Да… Это моя вина. Советская комендатура здесь, сейчас… это святая святых нашей армии. Такого, как вы, тут нельзя было держать. (Строго.) Лейтенант Федоровский!..

Ф е д о р о в с к и й (вытягивается). Слушаю, товарищ полковник.

Л у к ь я н о в. Идите и немедленно сдайте все дела младшему лейтенанту Беляеву.

Ф е д о р о в с к и й. Товарищ полковник…

Л у к ь я н о в. Идите!

Ф е д о р о в с к и й. Одно слово, товарищ…

Л у к ь я н о в (гневно). Лейтенант Федоровский, слушать мою команду! Кру-гом!..

Федоровский поворачивается.

Шагом марш!

Федоровский, морщась, выходит строевым шагом. Лукьянов и Тимофеев остаются одни.

Т и м о ф е е в. Этот язык он лучше понимает.

Л у к ь я н о в (про себя). И почему командующий с ним разговаривал?

Т и м о ф е е в. Вы не знаете, что товарищ командующий иногда любит позвонить даже в роту простому дневальному и побеседовать с ним? (Улыбнувшись.) Впрочем, как и вы тоже, товарищ полковник.

Л у к ь я н о в. Хорошо. Приказ командующего есть приказ командующего. Готовьте материалы для передачи в трибунал.

Т и м о ф е е в. Товарищ полковник!

Л у к ь я н о в. Выполняйте… И не забывайте ни на секунду: самое важное сейчас, чтобы наш каждый солдат понял, что здесь, в Европе, он представляет свою великую державу и что главным оружием его теперь являются ум и сердце… Вот так — ум и сердце.

Т и м о ф е е в. Товарищ полковник, разрешите?

Л у к ь я н о в. Да.

Т и м о ф е е в. Вот эти качества ума и сердца, о которых вы так прекрасно сказали, как раз и проявил во встрече с девушкой-немкой сержант Бородин. И это главное во всем, что с ним произошло.

Л у к ь я н о в (усмехнувшись). Ну с девушками эти качества проявляются в несколько ином плане.

Т и м о ф е е в. Нет, товарищ полковник. Он вел себя с ней, как настоящий советский солдат. Она поняла и оценила это. За остальное он достаточно строго наказан. Поэтому я прошу вас отменить ваше последнее распоряжение. Оно несправедливо.

Л у к ь я н о в (вспылив). Товарищ старший лейтенант, вы понимаете, что вы говорите?

Т и м о ф е е в. Да.

Л у к ь я н о в (еле сдерживаясь). Вы считаете, что самовольная отлучка, оскорбление действием офицера, наконец, связь с немкой — все это мелочи? Сержанта Бородина я знаю не хуже вас. Сам не раз вручал ему боевые награды. А теперь он пойдет под трибунал.

Т и м о ф е е в. Солдат… Он и так по уставу перед всеми в ответе, солдат. Нам дано право его наказывать Значит, насколько же наша мера ответственности перед ним больше, чем его перед нами? Иначе на чем же будет держаться справедливость?

Л у к ь я н о в. Да. И чем выше наше звание, тем больше наша ответственность. Поэтому ради моей высокой ответственности и еще более высокой ответственности командующего перед всеми остальными нашими солдатами он будет наказан. (Уходит.)

З а т е м н е н и е.

Кабинет полковника Лукьянова. П о л к о в н и к сидит за столом. Пишет. В открытое окно несутся звуки городской жизни — шум проходящих машин, голоса солдат, смех. Где-то играют на аккордеоне. Лукьянов подходит к окну. На площадь, видимо, выехала полковая кухня. Слышен голос повара.

П о в а р (за окном). Прошу по порядочку, граждане немцы. Орднунг. Орднунг. (Заметил Лукьянова.) Товарищ полковник, разрешите начать раздачу продовольствия гражданскому населению.

Лукьянов кивнул.

Есть!! Веселей, веселей, граждане немцы. Ребятишек, киндеров, вперед пропустите. Вот так. Порядочек.

Лукьянов закрывает окно, идет к столу. В дверь стучат.

Л у к ь я н о в. Да.

Входит с т а р ш и н а К у з о в к о в.

К у з о в к о в. Товарищ полковник, разрешите обратиться?

Л у к ь я н о в. Обращайтесь.

К у з о в к о в (нерешительно). Я насчет сержанта Бородина, товарищ полковник. (Замолчал.)

Л у к ь я н о в. Что же насчет сержанта Бородина?

К у з о в к о в. Было бы мне не пускать его в увольнение.

Л у к ь я н о в. Теперь об этом поздно.

К у з о в к о в (вздохнув). Разрешите начистоту, товарищ полковник.

Л у к ь я н о в. Да.

К у з о в к о в. Кого солдаты больше всех ругают? Старшину. Почему? Потому что старшина то, старшина се. Обратно же анекдоты про старшину рассказывают.

Л у к ь я н о в. Про полковников тоже рассказывают.

К у з о в к о в. Я не про то. Вы не обижайтесь, но полковник что?.. Далеко полковник. А старшина солдату первое начальство. Вот и выходит, что я больше всех в ответе за Бородина. Недоглядел. Так что он свое на губе отсидит, как положено, а уже по всей строгости с меня спросите. Со старого дурака.

Л у к ь я н о в (помолчав). Не торопитесь, Иван Михайлович, за сержанта Бородина с нас всех спросят.

К у з о в к о в (вздохнув). Да уж… Раз определили ЧП — понятно… Разрешите еще, товарищ полковник? Сержанта Бородина вы под арест посадили. Так что он свое получил. По уставу за одну вину дважды не наказывают. Так?

Л у к ь я н о в. Так.

К у з о в к о в (обрадованно). Вот и ладно Ну а по следствию обратно же виноватый должен быть в наличии. (Встал смирно.) Вот он я. Я и есть виноватый. Недоглядел за Бородиным, не довел до него последний приказ. Судите. Заслужил.

Л у к ь я н о в (после долгого молчания). У вас все?

К у з о в к о в. Все, товарищ полковник.

Л у к ь я н о в. Можете идти, товарищ старшина. И больше не говорите об этом.

Старшина стоит неподвижно.

Идите.

Старшина стоит.

Ну!

К у з о в к о в (вздохнув). Есть. (Четко повернувшись, выходит строевым шагом.)

Лукьянов один. Входит м л а д ш и й с е р ж а н т Н и н о ч к а.

Н и н о ч к а. Разрешите обратиться, товарищ полковник?

Л у к ь я н о в (раздраженно). Опять любовь?

Н и н о ч к а (с вызовом). Да. Может быть.

Л у к ь я н о в. Я уже вам сказал.

Н и н о ч к а. Извините, товарищ полковник. Но в данном случае речь идет не о моей любви.

Л у к ь я н о в. Не понимаю.

Н и н о ч к а. Я вас прошу принять и выслушать девушку, немку…

Л у к ь я н о в. Немку?

Н и н о ч к а. Да, ту самую, из-за которой сержант Бородин опоздал в часть.

Л у к ь я н о в (помолчав). Где вы ее нашли.

Н и н о ч к а. Нигде. Она сама пришла к комендатуре. Долго бродила. Не решалась ни кому обратиться. Потом увидела меня. Знаете, женщина женщину скорее поймет.

Л у к ь я н о в. Мне нечего ей сказать.

Н и н о ч к а. Вы должны ее принять, товарищ полковник!

Л у к ь я н о в. Должен?.. Ого!.. (Хмурится.) Товарищ младший сержант. Я не умею наказывать женщин, потому что считаю, что женщины не должны служить в армии. Но скажите — вас в детстве хотя бы наказывали?

Н и н о ч к а. Нет, товарищ полковник. Меня воспитывали по-другому.

Л у к ь я н о в (засопел). Хорошо. Пусть войдет.

Ниночка выходят и тут же возвращается вместе с И н г о й. Инга делает книксен.

И н г а (быстро). Господин полковник. Я очень волнуюсь… Я прошу извинить мою одного вашего солдата, моего друга… Его зовут Петер… Мне очень нужно его увидеть, господин полковник.

Н и н о ч к а. Товарищ полковник, она очень волнуется… Она просит извинить…

Л у к ь я н о в. Зачем вы переводите, я же говорю по-немецки. Вы свободны.

Н и н о ч к а. Разрешите идти?

Л у к ь я н о в. Идите.

Ниночка уходит, ободряюще улыбнувшись Инге.

Садитесь.

Инга садится на кончик стула.

Я вас слушаю.

И н г а. Мне оказана большая честь говорить с вами, господин полковник. Благодарю вас. Но я не знаю, как начать. Мне очень надо видеть его, господин полковник.

Л у к ь я н о в. Вот как?

И н г а. Да, он самый лучший ваш солдат! Он смелый, добрый. Он… он благородный человек. Будьте великодушны, господин полковник.

Л у к ь я н о в. Ч-черт знает что!.. Простите… Вы что? Влюбились в него? Так? Сразу?

И н г а (опустив голову). Не знаю, господин полковник. Я ничего не знаю. У меня никого нет. Я совсем одна. И вдруг появился он, Петер.

Л у к ь я н о в. Петр по-русски.

И н г а. Да… да… (С трудом.) Пьетр. Я не знаю… имею ли я право… Он достоин любви самой лучшей девушки, а я не самая лучшая девушка, нет… Господин полковник, разрешите мне хотя бы увидеть его!

Л у к ь я н о в. Этого я вам обещать не могу.

И н г а. Но почему, господин полковник? Ведь это так важно, чтобы он знал, что я пришла. Сейчас, когда ему плохо. Ведь он же из-за меня попал в беду. Господин полковник! Поверьте, это я… я во всем виновата. Он хотел уходить, это я его задержала, упросила его. Мне было страшно снова остаться одной. Он остался ради меня. Это я… я… во всем виновата. (Горько плачет.)

Л у к ь я н о в (растерян). Ч-черт знает что… Простите.

И н г а (продолжая всхлипывать, говорит быстро, горячо). Ведь он вернул меня к жизни. Я снова поверила, что в мире не одно только зло. Господин полковник… господин полковник, я впервые перестала бояться будущего. Все последние годы, прожив каждый день я со страхом думала: «Что меня ждет завтра?» А теперь я вдруг перестала бояться того, что будет завтра… И все это сделал он, ваш солдат, которого я считала врагом как и вас. А теперь я пришла к вам… У меня все перепуталось в голове. Я сама никак до конца не могу понять, почему он так отнесся ко мне. Он был так добр и он все про меня понял. Я так ему за это благодарна… А теперь он наказан. Разве можно наказывать человека за то, что он сделал другому добро…

Лукьянов молчит.

Как же тогда жить, если людей будут наказывать за добро?

Лукьянов хмурится.

О, простите, господин полковник. Я наговорила много лишнего. Вы недовольны. Теперь я буду бояться, что моя глупая болтовня навлечет еще большую беду на Петера. Простите, господин полковник. (Встает, чтобы уйти).

Л у к ь я н о в (долго смотрит на нее). Как вас зовут?

И н г а. Инга.

Л у к ь я н о в. До свидания, фрейлейн Инга.

И н г а. До свидания, господин полковник. Извините, господин полковник. Простите меня господин полковник. Спасибо, господин полковник! (Снова сделав книксен, уходит.)

Лукьянов один, смотрит на дверь, за которой скрылась Инга. Большая пауза. Потом берет трубку телефона.

Л у к ь я н о в (в трубку). Семнадцать. Говорит Лукьянов. Здравствуйте, товарищ старшин лейтенант. Зайдите ко мне… Да, сейчас. (Положив трубку, прошелся по комнате, постоял у окна.)

В дверь стучат.

Да!

На пороге — с т а р ш и й л е й т е н а н т Т и м о ф е е в.

Т и м о ф е е в. Товарищ полковник, по вашему приказанию…

Л у к ь я н о в. Садитесь.

Тимофеев садится.

Вы отправили материалы на Бородина?

Т и м о ф е е в. Да, товарищ полковник. В тот же день, как вы их подписали.

Долгое молчание.

Л у к ь я н о в. Скажите, Виктор Николаевич вы верите, что сержант Бородин ударил лейтенанта?

Т и м о ф е е в. Нет, я верю сержанту, хотя этот Федоровский может себя так вести, что очень трудно сдержаться.

Л у к ь я н о в (морщась). Калиф на час… Гнать! Немедля гнать таких из армии! (Помолчав.) Товарищ старший лейтенант…

Т и м о ф е е в (вставая). Слушаю вас, товарищ полковник.

Л у к ь я н о в. Распорядитесь, чтобы ко мне доставили сержанта Бородина.

Т и м о ф е е в. Есть, товарищ полковник. (Уходит.)

Лукьянов закуривать, ходит по кабинету. Ждет. В дверях появляется П е т р Б о р о д и н в сопровождении с т а р ш и н ы К у з о в к о в а.

К у з о в к о в. Разрешите, товарищ полковник?

Л у к ь я н о в. Да. Вы свободны, товарищ старшина.

К у з о в к о в. Есть. (Уходит.)

Л у к ь я н о в (долго смотрит на вытянувшегося перед ним без ремня и звездочки сержанта). Вольно. Рассказывайте. Все. Всю правду. И учтите — я вам верю.

П е т р (со слезами признательности в глазах). Спасибо… товарищ… полковник.

З а т е м н е н и е.

Снова комендатура. Пусто. За сценой команда «смирно». Входит п о л к о в н и к Л у к ь я н о в.

Л у к ь я н о в (берет трубку). Соедините меня с прокурором, подполковником Чагиным. (Положив трубку, задумывается. Встает, медленно ходит взад и вперед по кабинету.)

Звонит телефон.

(Взяв трубку.) Подполковник Чагин? Говорит Лукьянов. К вам направлены материалы на сержанта Бородина… Уже получены. И заведено дело. Быстро. В таком случае скажите, что нужно сделать, чтобы прекратить дело. Считайте как хотите. Если угодно, личная просьба… Невозможно? Понимаю… Понимаю. Да. По приказанию командующего… (Ждет.) Здравствуйте, товарищ майор. Говорит полковник Лукьянов… Да, да… тот самый. Товарищ майор, мне нужно срочно попасть на прием к командующему… Через несколько дней. А сегодня?.. Почему невозможно?.. В Ставку?.. Ясно… Ясно. Спасибо, до свидания. (Кладет трубку. Долго думает, очень долго, затем нажимает кнопку звонка.)

Входит д е ж у р н ы й.

Д е ж у р н ы й. Слушаю вас, товарищ полковник.

Л у к ь я н о в. Скажите моему заместителю, чтобы он немедленно зашел ко мне.

Д е ж у р н ы й. Есть, товарищ полковник. (Уходит.)

Лукьянов ждет. Входит п о д п о л к о в н и к Г у р а.

Г у р а (весело). Подполковник Гура по вашему приказанию…

Л у к ь я н о в. Иди сюда, комиссар… Ну, все наградные листы оформил?

Г у р а. Что ты, Митя! Там их столько, господи!..

Л у к ь я н о в. Устал?

Г у р а. Нет. От такой работы я никогда не устану. Что может быть лучше на свете, чем награждать людей!.. Так бы каждого к Герою и представил!

Л у к ь я н о в. Да уж, Степа, тебе только дай волю.

Г у р а. А что?.. Сквозь такое люди прошли! Разве есть награда, которой можно было бы все это оценить и измерить!

Л у к ь я н о в. Слушай, Степан, вот какое дело. Завтра утром в шесть ноль-ноль у нас уходит эшелон с демобилизованными.

Г у р а. Да. У меня все в ажуре.

Л у к ь я н о в. Так вот, сегодня ты внесешь в списки демобилизованных сержанта Бородина…

Г у р а. Этого самого?

Л у к ь я н о в. Да. Оформишь все, а завтра в шесть ноль-ноль он со всеми вместе отправится на Родину.

Г у р а. Да, но по другому, более высокому приказу он должен отправиться совсем в другом направлении.

Л у к ь я н о в. А ты выполнишь мой приказ. Последний.

Г у р а. Позволь узнать, чем вызвано такое решение.

Л у к ь я н о в. Понимаешь, Степан, я убедился — допущена ошибка. Кому-то нужно ее исправлять. Нельзя губить парня. Его вина не столь велика. Свое он уже получил сполна.

Г у р а. Ты с ума сошел.

Молчание.

Нет, ты серьезно?

Л у к ь я н о в. Вполне. Я больше ничего не могу сделать. Только так с парнем все будет в порядке.

Г у р а. С парнем-то да! А что будет с тобой? Ты об этом подумал?

Л у к ь я н о в. Подумал.

Г у р а. Нет, ты хорошо подумал?

Л у к ь я н о в. Хорошо подумал.

Г у р а. Ты же знаешь, как взорвется наш командующий, когда узнает об этом. Он оч-чень этого не любит кстати, так же, как и ты. У тебя такой же характер… Ведь ты принимаешь весь огонь на себя.

Л у к ь я н о в. Иногда это бывает необходимо — принимать весь огонь на себя. (Улыбнулся.) Мы с тобой не раз это делали, комиссар.

Г у р а. Да. И я готов с тобой это делать еще и еще! Но сейчас… Ты только подумай — командующий тебе этого в жизни не простит. А он многое может, наш командующий.

Л у к ь я н о в. Зачем ты мне все это говоришь?

Г у р а. Я знаю тебя, знаю всю жизнь. Митька, товарищ полковник! Я знаю, ты своих «призов» назад не берешь. Раз ты принял решение, спорить с тобой бесполезно. Но в данном случае…

Л у к ь я н о в. И в данном случае бесполезно.

Г у р а (помолчав). Хорошо. Я сделаю все, что нужно. А-а! Как был ты всю жизнь прямой, как штык так…

Л у к ь я н о в. Не нужно слов, Степан. Давай помолчим.

Оба молча стоят у раскрытого окна.

Г у р а. А этот сержант даже не узнает, что ты сделал ради него.

Л у к ь я н о в. Это неважно. Пойми, это не только для парня, это и для меня очень важно, что я до конца сделал все, что мог. Понимаешь — для меня! Ведь проще всего сказать: «Этому человеку все равно нельзя помочь», — и пройти мимо. Один раз пройти мимо… другой… и потом ничего не останется святого. А без этого жить нельзя… Нельзя.

Молчание.

Г у р а. Как будто там, в прокуратуре, без тебя не смогут разобраться.

Л у к ь я н о в. Предположим… Но сначала целую неделю, а то и больше, он будет под следствием. А ты знаешь, что такое быть под следствием невиновному человеку?.. Я не хочу, чтобы у него на душе осталось это. Пусть он вернется с праздником в сердце. (Подходит ближе к окну.) Ты посмотри на этих ребят… Кажется, совсем недавно и мы были такими. И их юность, так же как наша, пришлась на войну. Они доказали, чего они стоят! Нам уже недолго осталось… скоро их черед владеть этим миром. И они должны получить его из чистых рук. (После долгого молчания, раздумчиво.) Вот ведь как получается, Степа. Вроде кругом был виноват сержант, а высшая правда оказалась на его стороне. А эта немецкая девушка, почти ребенок… Если бы ты видел, как она его защищала! И кого защищала? Советского солдата, которым ее до смерти годами стращали. Ты только вдумайся в это. А я, старый солдафон, даже не пытался заглянуть в их души.

Долгое молчание.

Я хотел бы, чтобы у меня был такой сын… И такая дочь.

В дверях появляется с т а р ш и й л е й т е н а н т Т и м о ф е е в.

Т и м о ф е е в. Разрешите, товарищ полковник?

Л у к ь я н о в. Да.

Т и м о ф е е в. Пришло распоряжение; сержант Бородин должен быть доставлен в прокуратуру завтра к девяти ноль-ноль.

Л у к ь я н о в. Да, мне это уже известно! (Обращаясь к обоим.) Я сейчас еду к командующему. Может быть, удастся перехватить его. А вы, товарищ подполковник, и вы, товарищ старший лейтенант, проводите завтра демобилизованных. (Переглянувшись с Гурой.) И не забудьте, с первым эшелоном сержанта Бородина. Счастливо оставаться.

Т и м о ф е е в. Простите, товарищ полковник. Я не совсем понимаю…

Л у к ь я н о в. Подполковник вам объяснит. (Уходит.)

Т и м о ф е е в. Что же все-таки произошло?

Г у р а. Он приказал демобилизовать сержанта Бородина и завтра утром отправить на Родину. А сам, как вы изволили видеть, уехал на свидание к командующему… чтобы получить сполна все, что ему положено. У тебя есть курево, старший лейтенант?

Т и м о ф е е в (достает портсигар). Да, да. Пожалуйста, товарищ подполковник. (Задумчиво.) Мне хотелось бы пожать ему руку.

Г у р а (жадно затягиваясь). Эх, старший лейтенант! Никогда не было у меня друга ближе, чем Митя Лукьянов… и не будет… Из всех человеков… человек, из всех военных — военный в высшем смысле… Вот ты подумай: из тех лет, что стоит наше государство, не меньше половины падает на войны. Кто только на нас не лез, кто не бросался!.. А он со всеми воевал. Солдат Лукьянов воевал. Командир роты лейтенант Лукьянов воевал… Командир полка майор Лукьянов воевал… Командир дивизии полковник Лукьянов воевал… У меня вот семья есть… жена, дети… А он ничего толком для себя не сделал. Жениться и то не удосужился… Так за службой и остался один… Вот мы часто громко говорим: народ… партия! А он про это редко слова говорил. Он просто служил этому… Ты понимаешь, старший лейтенант, у него ведь действительно, черт возьми, кроме этого, ничего не было… Ни-че-го!.. Вся его жизнь в этом и вся его честь.

Долгое молчание.

Пойдем, Виктор Николаевич, выпьем… Выпьем водки за моего друга Митьку… За полковника Советской Армии Лукьянова Дмитрия Сергеевича!

Гура и Тимофеев уходят.

З а т е м н е н и е.

Снова парк. В парке, как в храме, стоит торжественная тишина. Все залито ярким солнцем.

Вбегает П е т р Б о р о д и н. За плечами у него вещевой мешок. Он подбегает к башне.

П е т р (кричит). Инга!.. Инга!..

Из башни выбегает И н г а.

И н г а. Петер! (Бросается к нему.) Ты пришел!.. Господи, ты пришел. Я знала, что ты придешь, я знала!.. Я так ждала!

П е т р. Инга, я уезжаю.

И н г а. Что?

П е т р. Я уезжаю домой… на Родину…

И н г а. Когда?

П е т р. Сейчас. Сию минуту.

Доносятся звуки советского военного марша, исполняемого духовым оркестром.

Ты слышишь?.. Это провожают наш эшелон.

И н г а. Петер!.. Что ты говоришь… А как же я?.. Как же я, Петер?

П е т р. Инга, милая, я сейчас не могу, не имею права взять тебя с собой. Не могу остаться.

И н г а. Но что же теперь будет, Петер?.. Что будет? Если так могло случиться, значит, это на всю жизнь… Ты понимаешь, Петер, на всю жизнь!

П е т р. Ну конечно, Инга, милая… Конечно, на всю жизнь! Мы встретимся. Я еще не знаю как, но я знаю, что это будет. Теперь все будет по-другому в этом мире. Ведь это была последняя, самая последняя война на земле… Иначе зачем же пролито столько крови!.. Ты понимаешь, теперь все люди в мире будут счастливы.

Гудок паровоза.

Инга, Инга, мне пора. Мы скоро встретимся. Только я очень тебя прошу — не забывай меня!

И н г а. Хорошо. Иди.

П е т р. Инга.

И н г а. Иди. Я буду тебя ждать. И если нужно, буду ждать долго… Ведь это все равно большое счастье, правда, когда есть кого ждать?

Они крепко обнимаются.

П е т р (очень грустно). Прощай, Инга?

И н г а. Нет, до свидания.

П е т р. До свидания! До свидания, Инга. Не забывай меня! (Убегает.)

Девушка смотрит ему вслед. Издалека доносится голос Петра: «Инга-а!» — и заглушается протяжным гудком паровоза. Эшелон тронулся. Инга выбегает на авансцену.

И н г а (кричит в зал). Петер!.. Пете-е-ер! (Поднимает лицо и руки вверх.) Господи, пусть ему будет хорошо!.. Господи, пусть все будет, как он сказал!

Замирают звуки уходящего поезда. Но военный марш еще звучит, хотя и не так громко. Под этот марш Инга, опустившись на колени и сжав перед собой ладони с переплетенными пальцами, начинает молиться. Это даже не молитва, а ее просьба к богу, как у маленьких детей.

Господи, ты все видишь!

Господи, ты все видишь!

Господи… Господи… Господи!..

Сделай так, чтобы людей больше не убивали на земле.

Ну что тебе стоит, господи!

Люди и так мало живут.

Я, простая маленькая дочь земли, прошу тебя об этом, господи!

Если тебе нужно — возьми мою жизнь. Только в последний раз, и чтобы потом все другие люди жили как люди и больше не убивали друг друга!

Я очень хочу жить, господи!

Я очень хочу жить так, чтобы мне больше не было страшно в этом мире. Господи, сделай так, чтобы в мире остались только добро и любовь…

Добро и любовь!

Господи… Господи… Господи… (Закрыв лицо ладонями, склоняется к коленям.)

Тихо. Только издалека доносятся звуки военного марша. Музыка марша начинает нарастать. Она звучит все громче и громче. И еще раз в ней слышится далекий голос Петра: «Инга-а-а»…

Девушка порывисто поднимается. В зал летят ее прощальные слова.

Петер!.. Спасибо тебе за все, Пете-е-ер!

Ты будешь счастлив всегда и во всем!

Всегда и во всем!

Я верю — мы встретимся!..

Слышишь, Пете-е-р!..

Гремит во всю мощь медь военного оркестра.

З а н а в е с.