На пажити Богоматери. Монахиня Алипия

Вспоминает матушка Л.

Скорбь со всех сторон обрушилась на меня: неприятности на работе, неприятности дома. Очень просила я Божью Матерь о помощи, чтобы послала мне утешение. Моя знакомая Л. выслушала меня внимательно и говорит: «А тебе к матушке Алипии надо, она тебе поможет». Я о матушке ничего не знала и не слыхала о ней. Через пару дней собрались идти к матушке. Шли долго лесом, я дороги совсем не запомнила. Пришли к маленькой избушке в конце улицы. Матушка встретила нас очень приветливо, пригласила войти. В комнатке не было особого порядка, но была какая-то теплота, особенно мое внимание, привлек святой угол: старенькие скромные, выцветшие от солнца иконы излучали такое тепло, что мне стало сразу легко и спокойно. Обилие котов, прусаков, шелест мышей в углах нисколько не отвращал, а наоборот, умилял. Пообедали, матушка поговорила с нами, и когда мы стали уходить, благословила широ- ким крестом и на прощание говорит: «Приходи». Моя знакома спрашивает: «А по какой дороге нам идти?» —

«А по какой хотите, по той и идите», – ответила старица и широким крестом осенила улицу. Но мы пошли прямо через лес, через овраги, пробирались через кустарники и вышли к сельхозакадемии. На другой день мне снова так захотелось к матушке, что я не могла удержаться. Взяла детей, сели мы на такси и поехали в Голосеево. Подъехала к сельхозакадемии, шофер спрашивает: «А куда дальше?» А я не знаю, куда нам ехать дальше, я дороги совсем не запомнила. Едем медленно, шофер снова обращается: «Так куда же вас доставить?» Я оглянулась и увидела улицу, которая показалась мне знакомой, и мы покатились вниз наугад, повернули налево и поехали по глухой улице, к самому краю которой подступал лес. Я осматривала дорогу, стараясь найти так полюбившуюся мне избушку и ее обитательницу. Вдруг я увидела, что мы проезжаем мимо домика матушки. От радости я закричала: «Так вот же она». Шофер остановился, видимо тоже радуясь, что мы нашли то, что искали. Матушка радостно нас встретила. Провели мы у нее довольно много времени, а когда уходили, матушка снова повторила: «Приходи». Так стала я приходить к матушке с детьми, иногда сама, довольно часто, как только время позволяло, но всегда меня тянуло к маленькому домику в конце улицы, на краю леса, под крышей которого царила любовь, тишина и покой.

Каждый, кто приходил к матушке, получал от нее какую-нибудь милость, с каждым было какое-либо чудо: одних она исцеляла, других на путь истиный наставляла, кого-то от тюрьмы избавляла, ограждала от врагов видимых и невидимых, тайные грехи открывала, для нашего покаяния и очищения.

Пришла я к матушке с одной женщиной (у нее был любовник). Матушка ее спрашивает: «Ты сколько лет с мужем жил?» «Я замужем не была», – отвечает женщина. «Три года жил», – сказала матушка. Знакомая расплакалась, видимо смущенная тем, что все тайное матушка открыла.

Из Николаева приехала ко мне сестра с мужем и взяла с собой кинокамеру, чтобы заснять матушку на кинопленку. Но матушке не сказали, что хотят ее снять в движении на кинопленку, а говорят сфотографировать на память. Но матушка их замысел обличила: «Кино будете дома смотреть, а здесь труд и молитва». Сестра с мужем убедилась в прозорливости матушки.

Застала я у матушки свою знакомую Е., которая попросила у матушки разрешения помыть пол. Матушка разрешила. Е. нашла ведро и тряпку и стала мыть пол. А я сижу без дела и неловко себя чувствую, а матушка и говорит:

«Вот он моет, а мне стыдно», – прочитала мои мысли.

При мне приехала к матушке Н. из Вышгорода. Посидели, поговорили. Матушка обращается ко мне: «Намочи в воде полотенце и дай мне». Я намочила, выжала и подала матушке. Она приложила себе к голове, а Н. говорит:

«У меня голова перестала болеть». Ее боль матушка на себя приняла.

Сколько доброты, терпения, любви было у нашей матушки, – диву давались мы. Последние годы к ней столько людей приезжало из разных мест со всей страны. Всех выслушает, даст совет, накормит, помолится, благословит. А зимой спросит: «Руки померзли? А ноги? Застегнись. Идите домой», – выведет на дорогу, благословит. И уходили от нее такие радостные, успокоенные. А она всю ночь молится, спала-то всего 2 часа, а то и того меньше.

Фотографировать себя при жизни никого не благословляла, хотя многие просили об этом и даже пытались тайно ее запечатлеть. Но ничего тайного для матушки не было. Перекрестит аппарат и говорит: «Снимай, все равно не выйдет». Так бывало: то пленка засветится, то вместо проявителя закрепитель нальют в бачок. Так наказывалось за своеволие незадачливые фотографы. А незадолго до кончины сама благословила, но сказала только: «После моей смерти раздавайте людям». Это тот снимок над могилкой, который лишь однажды благословила сделать, чтобы сохранился ее дорогой образ в меховой шапочке.

Тогда же был сделан и второй снимок – на пороге летней кухоньки, – отдыхает матушка, просматривает журнал «Художник».

Становились однажды на молитву, а у одного человека мелькнула мысль, – а зачем становиться на колени? Матушка тут же на эту его мысль ответила: «Как зачем? Матери Божией это молитва „Достойно есть“».

О своих родителях вспоминала, что они были глубоко верующими. В пост отец питался отваром сухой травы и соломы, а мама умерла, когда Алипии было всего семь лет, и она сама всю ночь читала по ней псалтырь.

Пришла я как-то в церковь на Демиевку. Матушка, как обычно, сидит на стульчике у иконы апостолов Петра и Павла, увидела меня и пальчиком поманила. Я подошла, поприветствовала ее, а она и говорит: «Не езди на цыганских (так она такси называла) машинах, они дорого берут, целых 5 рублей». Подумала я: «Никуда я не поеду на такси, да еще за 5 рублей». После службы подходит ко мне брат с женой и ребенком и говорит: «Давай поедем к Л., поздравим ее с днем ангела?» Вышли из церкви, едет «цыганская» машина, брат остановил, и мы поехали на именины. Брат заплатил таксисту пять рублей.

Едем из церкви с матушкой в троллейбусе, а одна женщина как бы про себя говорит: «У этой старухи денег много, все дают». Матушка услыхала и просто по-детски отвечает: «Говорят, что кур доят, а мне кто копеечку даст, я в церковь несу, свечи куплю и за того поставлю».

Много матушка трудилась. Сама ухаживала за огородом, за курочками, убирала в домике, топила печку, варила еду, ухаживала за котятами. По ночам выходила в лес на молитву. В церковь всегда несла много хлеба, яиц, на все деньги, которые у нее собирались, покупала только большие свечи и сама их расставляла, зная за кого и перед какой иконой.

Идем к матушке по лесу. Еще далеко до келейки было, с километр. Я, защищая матушку, громко доказывала, что она высокой жизни, и что люди напрасно на нее сплетни разные выдумывают. Встречает нас матушка у калитки и, обращаясь ко мне, говорит: «Я слыхал, как ты кричал, меня защищал, акушер ты мой!»

Говорю я матушке: «Уйду я на квартиру, нет больше сил так жить!» «Не уходи, скоро получишь квартиру». И действительно, скоро мужу на заводе дали квартиру. Мы обрадовались, квартира хорошая, на 7-м этаже. Но другая семья позавидовала. У них в семье был участник войны, и они имели льготы. Они решили эту квартиру у нас отобрать, а нам дать в другом месте, на 9-м этаже. На заседании профкома составили необходимые документы, и у нас квартиру отобрали. Приходит муж с работы на другой день, а лица на нем нет. «Отобрали у нас нашу квартиру, другую дают на 9-м этаже и в другом месте, но я от нее отказался». На другой день еду я к матушке, все ей рассказала, а она, сердечная наша, стала кричать: «Отдайте квартиру, сколько можно людей мучить!» Стала перед иконами молиться, поворачивается ко мне и говорит:

«Беги домой, отдали квартиру, ваша будет». На следующий день возвращается муж с работы, говорит: «Ничего не понимаю, отдали назад нашу квартиру». Тот, который на нее позарился, сам отказался, говорит, что он ее и не хотел, что для него лучше жить на 9-м этаже. Чудо, да и только. Мы до сих пор всей семьей удивляемся.

Возвратился брат из армии, поехали к матушке. Она посмотрела на него и говорит: «У-у, какой рана был, ну ничего, сейчас уже все хорошо». Провела рукой по лбу. Оказывается, его в армии побили, разбили голову, а он нам ничего не писал об этом, а матушка его секрет открыла.

Пришла одна женщина спросить, можно ли брату ее развестись с женой. У него от другой женщины уже и ребенок есть, а в семье жизни нет. «Нет, нельзя, – строго сказала – грех, он венчанный!» И никому, кто венчанный, не разрешала разводиться.

Из Львова приехали к матушке люди. Одной из женщин матушка говорит: «Езжай сегодня же домой, муж очень болен». Женщина знала о болезни мужа и спрашивает: «А когда же ехать, ведь билета-то нет». «Сейчас же езжай!» – строго приказала матушка. Потом я встреча- лась с этой женщиной в Троице-Сергиевой лавре. Она домой успела вовремя.

При мне пришла женщина из санэпидстанции. Она хотела составить акт и стала угрожать, что наложит штраф и в дом престарелых отправит нашу матушку. «Развели тут тараканов, мышей, мух, грязь кругом, полнейшая антисанитария». А матушка не обращает внимания, наклонилась и молится, а потом как ни в чем не бывало, говорит: «Я Иерусалимский, а ты Израильский (эта женщина была еврейка), мы соседи».

«А у тебя ноги болят», и стала ей открывать ее болезни. Та стояла, широко раскрыв глаза, ничего не понимая, но когда матушка стала ей рассказывать о ее жизни, она поняла, что перед нею не простая убогая старушка, и сказала уже спокойно: «Хорошо, смотрите, наведите порядок», – и ушла, и акт не составила. Больше она не приходила.

В селе, где живут мои родители, в брежневские времена начали люди деревянную церковь обкладывать кирпичом. Местные власти закрыли церковь и забрали ключи. Я привела одну женщину из этой церкви к матушке. Она рассказала матушке всю свою беду. Матушка выслушала и стала громко кричать: «Отдайте ключи, не прогоняйте церковь, чтоб голода не было, отдайте ключи! Откройте церковь!» И по ее молитвам на следующее воскресенье вернули ключи и церковь достроили.

Легковые машины матушка называла черепахами. Говорит: «Скоро все черепахи остановятся». Мы недоумевали, как это они все сразу поломаются или не будет запасных частей. И никому в голову не могло прийти, что не будет бензина или, что он станет таким дорогим. Это матушкино предсказание исполнилось через восемь лет.

Говорит однажды: «А хлеб будет стоить 9 рублей». Мы с недоверием отнеслись к словам матушки. Как это – с 16-ти копеек цена поднимется до 9 рублей! А теперь платим по 20 тысяч купонов за буханочку.

Пришли мы к матушке с отцом, посидели, поговорили, а она его спрашивает: «А ты бьешь коровку, да? Грех бить скотинку». «Да, бывает, бью». А мне говорит: «Сади картошку, найди огород вот у него», – и показывает на отца. Тогда картошки много было и дешевая, а сейчас? «И хату смотрите не продавайте, неизвестно, что с людьми будет». Никому домов в селе продавать не разрешала.

Недели за 2—3 до смерти стала матушка со всеми прощаться, всем кланялась, говорила посетителям: «Я ухожу от вас». За неделю все коты сдохли, остался один маленький котеночек и он, когда матушка умерла, лег ей на грудь и сдох.

26 октября в среду с мужем я была у матушки. Я читала псалтирь. Прочитав 2 или 3 кафизмы, хотела читать дальше, но матушка меня остановила: «Хватит, еще 3 дня ходи ко мне читать Псалтирь». Я приходила и через ровное количество кафизм останавливала меня: «Хватит». В воскресенье 30 октября я с дочкой была у матушки с 13 часов до 15.30, читала Псалтирь. Матушка лежала на кроватке совсем ослабевшая. Мы и не предполагали, что это были ее последние часы пребывания на земле. В этот день у матушки нас было 7 человек. Когда я закончила читать, попросила благословения пойти на могилку к о. Досифею и о. Феофилу. Матушка ответила: «Идите, помолитесь святым». Тогда они еще не были прославлены, но матушка предсказала их прославление. «Каждого в отдельности я благословить не могу, а всех сразу благословлю». Высоко подняла свою натруженную руку и широким крестом всех нас осенила.

На могилке у преподобных мы помолились, приложились ко крестам. Неожиданно налетела темная туча, и пошел крупный снег, пушистый, густой. Стало темно. Но как-то сразу туча прошла мимо, и стало светло. Яркой голубизной светилось небо, солнце играло и переливалось всеми цветами радуги, яркие его лучи касались земли, выпавший снег растаял, и от него не осталось и следа. У каждого из нас на душе стало так легко, была такая душевная радость, которую трудно передать словами. У пещеры преп. Досифея пели псалом «Ты не пой соловей», у всех текли слезы, но это не были слезы скорби или печали, это были слезы какой-то внутренней радости и облегчения. Позднее я узнала, что именно в это время, в 17 часов вечера исстрадавшаяся, утомленная душа нашей незабвенной матушки Алипии, оставив земные тяготы, отошла в вечность.

Приехала домой, и тут звонок по телефону – матушки нет! Она, наша дорогая, говорила: «Снег пойдет, кто ко мне придет. Умру в холод, картошку люди разберут».

Рано утром поехала к матушке. Вся земля, деревья, кустарники были укрыты инеем. Вся земля была белая. Матушкина келья и все вокруг нее было серебристо белое, необычайно красиво. В лесу стояла необыкновенная тишина. В понедельник целый день я провела у матушки. Она лежала тоненькая, стройная и казалась молодой девушкой. Личико чистое, светлое, без единой морщинки, как бы улы- бающееся. Эту улыбку в своей памяти я храню все время. Так было хорошо возле матушки, что не хотелось отходить. Руки, сложенные на груди, были теплые и мягкие.

В 13 часов из Лавры приехал иеромонах Роман Матюшин и отслужил литию. В 16 часов матушку увезли во Флоровский монастырь к вечерне, а утром, после литургии отслужили погребение и отпевание. Храм был полон народа, пришли все духовные чада матушки и все, кто ее знал. У всех в руках были свечи, все плакали, прощаясь с нашей дорогой матушкой.

Похоронили матушку на Лесном кладбище с монахинями Флоровского монастыря. Позднее, встречаясь на могилке, мы вспоминали, что каждый из нас что-то ощущал при прощании с телом дорогой матушки: кому-то ручки были теплые, кто-то ощущал аромат благоухания, а у кого-то была душевная радость и какое-то облегчение, что от земных трудов успокоилась ее многотрудное тело. День был солнечный, яркий, тихий.

Каждый месяц 30 числа, на второй день Пасхи, на день апостолов Петра и Павла и, конечно, 30 октября в годовщину ее кончины вот уже 12 лет собираются на могилке все, кто знал при жизни матушку Алипию. Стали приходить и те, кто ее не знал, но в ком загорелась искра тепла и любви, желая узнать о ней, о ее жизни, трудах и подви- гах, сожалея, что не знали ее при жизни. Но всем матушка помогает, всех слышит, в ком сердце чистое, и помогает людям обновить свой дух.