— Когда-то я совершенно не задумывался о тех вещах, которые мы считаем чудесными, если хочешь, волшебными… Для этого у меня были достаточно трезвомыслящие родители. Нужные игрушки, правильное кино, бейсбол, футбол, хоккей. И никакого волшебства. В отличие от многих детей, уже в трехлетнем возрасте я знал, что Санта-Клаус и пасхальный зайчик — всего лишь добрая выдумка.
— Бедный Майкл!..
(Поцелуй).
— Не перебивай…
(Еще один поцелуй).
— …В двадцать лет у меня уже было все разложено по полочкам. Не поверишь, но еще во втором классе я держал специальный блокнот, где все было расписано — когда я получаю новую ступеньку в секции по бейсболу, какими знаниями мне нужно овладеть, чтобы считаться всесторонне развитым человеком, когда оканчиваю школу, колледж, университет. Даже… когда я должен жениться.
— Это ты знал во втором классе?
— Нет, чуть позже. В четвертом.
(Смешок и поцелуй).
— Да, в четвертом. И я даже знал, кто станет моей женой.
— Кто же? И где она сейчас?
— Я же говорю, не перебивай… Ее звали… Впрочем, я не буду называть имя. Нет желания…
(Чуть заметный вздох облегчения).
— Она была самой заметной девочкой в классе. Красивая, высокая. Блондинка, но не глупая. По всем предметам только высшие оценки. Она всегда старалась выглядеть на все сто — белозубая улыбка, безупречные платья, дорогая машина на выпускной — подарок от родителей. К тому моменту я уже не сомневался, что она станет моей женой… Ты ревнуешь? Не ревнуй. Она оказалась… Впрочем, я не буду употреблять это слово…
Майкл поморщился, снова заставляя себя погрузиться в прошлое.
— Еще в четвертом классе мне так хотелось, чтобы она заметила меня. А я, несмотря на все свои планы, мечты и успехи в секции бейсбола, был тогда невзрачным коротышкой. В классе были два парня, которые считали только себя вправе общаться с ней. Как уж они делили между собой роль воздыхателей, не знаю, но только любого, кто смел заговорить с прелестницей, сурово наказывали. Невозможно было справиться с ними — оба рослые, сильные. И меня, как осмелившегося однажды нарушить вето, ожидала расправа. Они подстерегли меня в раздевалке спортзала. Я зашел туда перед уроком, на меня накинули какую-то тряпку и при полном молчании одноклассников стали бить. Но эти двое не знали, что у меня есть тот самый план, от которого я не мог отступить. Я боялся не боли, не разукрашенного до неузнаваемости лица, не позора, не ругани учителей и родителей, не испытывал страха перед теми, кто меня бил, — я боялся только одного — потерять самоуважение. Да, вот с такой неожиданностью им пришлось столкнуться. Что там боль… Когда я схватил одного за ногу и укусил, он отпрыгнул и завизжал, как поросенок, и это придало мне сил. Я сорвал тряпку и бросился на второго, с силой толкнул его. Когда тот упал, снова кинулся на первого. Потом опять на второго… Кусал, бил кулаками, ногами, царапал… со стороны, может быть, это выглядело смешно. Однако им было не до смеха. Их было двое, но они ничего не могли сделать…
Майкл вздохнул, и Берти крепче прижалась к нему.
— Так я завоевал право быть с ней рядом. Мы оказались похожи — она была столь же одержима в желании выстроить свою идеальную жизнь. Отчасти, возможно, нуждалась в единомышленнике. И на тот момент я полностью выполнял эту роль. Мы окончили вместе школу, поступили в один колледж. Вместе потеряли невинность — я думаю, не потому, что нам так хотелось, а потому, что так было нужно… С успехом окончили университет. Поженились. Через год после окончания последнего курса у нас родился первенец — мальчик, Пол, за ним — девочка, Лидия. Прекрасная здоровая американская семья… А потом произошло нечто невероятное…
Берти поняла, что с этой частью рассказа у Майкла связаны серьезные переживания, потому что голос его приобрел новый оттенок. Она слушала его, затаив дыхание, боясь потревожить малейшим движением.
— Это случилось в Алабаме. К тридцати пяти годам я был самым молодым совладельцем фирмы по установке морозильных систем… Это была фирма с годовым доходом в полусотню миллионов долларов… Ты мне не веришь? Ну конечно, теперь обо мне этого не скажешь…
(Поцелуй: верю!)
— …Мы поставили оборудование на огромный молочный завод в Алабаме. Холодильные агрегаты. В Алабаме тогда стояла неслыханная жара, и наш босс очень переживал за гарантию. Меня отправили туда, чтобы никаких накладок не вышло. До Бирмингема я долетел самолетом, а там взял в прокате машину, чтобы через полштата добраться до нужного мне места. Уже был вечер, и дорога была пустынной. А ночью случилось это…
Майкл мог и сейчас вспомнить ту ночь до мельчайших подробностей.
Он выехал из Бирмингема и через два часа заметил, что не посмотрел на указатель топлива, когда брал машину. Как так получилось и куда смотрел? Как назло, до этого он проехал мимо заправки, а теперь ни одной по пути. Возвращаться? Нет, не хочется терять время.
Чтобы не заглохнуть где-нибудь, Майкл старался экономить топливо — сильно не гнал, под горку позволял машине скатываться самой, не касаясь педали газа. И вот, когда автомобиль спустился с очередного холма, двигатель заглох. Майкл посмотрел на указатель и удивился, что стрелка не на нуле. Это было странно — ведь автомобиль стоял не на уклоне, а почти горизонтально. Он постучал по доске приборов, но стрелка не шелохнулась. Попробовал завести мотор, стартер лишь пожужжал впустую, а потом и вовсе перестал реагировать на поворот ключа.
Он вышел из машины и осмотрелся — по правую и левую стороны от дороги расстилались поля с кормовыми травами, в сумраке казавшиеся бескрайними. Его удивило, что вокруг было очень тихо, как перед грозой, хотя на небе не было ни облачка — солнце уже зашло, но у горизонта все еще сохранялось белесое свечение. Пощелкивания остывающего двигателя — вот и все звуки. Не слышно было даже щебета птиц и стрекота насекомых.
Майкл вернулся к машине, дернул ручку капота. И только собрался открыть его, как слева вдруг вспыхнуло зарево. Он повернулся и зажмурился от яркого радужного сияния. Свет как неожиданно вспыхнул, так же неожиданно и погас. Но, открыв глаза, Майкл понял, что ослеп. Не до конца — он еще различал поднесенные к лицу собственные ладони, но дальше ничего не видел.
Сначала он подумал, что такой яркий свет могла дать вспыхнувшая сухая трава на меже между полем и дорогой, но вспомнил, что еще не осень и стебли, несмотря на жару, должны быть достаточно сочны и крепки. Потом он решил, что какие-то проказники катаются по чужим угодьям на машине с мощными прожекторами — такое он видел не раз. Но и этот вариант отпал — вокруг по-прежнему стояла тишина, а между тем шорох собственных подошв по асфальту он отчетливо слышал.
Зрение постепенно возвращалось. Он уже видел машину, край дороги, когда заметил, что в поле продолжает что-то светиться. Наверное, все-таки пожар!..
И Майкл кинулся с насыпи, еще не зная, что, собственно, он может предпринять. И надо ли? Не проще ли позвать кого-нибудь на помощь. Но, опять же, — кого? Да и машина заглохла.
Сбегая вниз, он поскользнулся, проехал на копчике до самого края насыпи (ночная трава и вправду оказалась сырой) и крепко стукнулся о корягу.
Он лежал на спине, испытывая боль внизу позвоночника и в затылке, и не мог пошевелиться — удалось только повернуть голову и увидеть, что возвышающийся над посадками радужный огонек приближается.
Майкл снова сделал попытку подняться, но был словно прикован к земле. Теперь он наконец услышал звуки — кто-то, громко шурша травой, шел сюда через поле. Ему стало страшно — казалось, что происходит что-то необъяснимое и невозможное. Как и многие взрослые, для укрепления нервов он иногда смотрел какой-нибудь фильм ужасов. Любил читать ужастики Брэдбери, Маккамона, и сейчас в сумке на пассажирском сиденье у него лежало свежее издание Стивена Кинга — собирался почитать на ночь.
Но впервые в жизни его сознание разделилось на две части — одна, прагматичная, присущая члену цивилизованного общества, отступила на второй план, а другая — первобытная суть получеловека-полуживотного, со всеми его страхами и предрассудками, взяла верх.
Когда огонек приблизился настолько, что отчетливо показался над краем поля, Майкл приготовился увидеть нечто ужасное.
Из поля на межу вышли три фигуры. Майкл отчетливо видел каждую из них. Но пристальный взгляд обратил на центральную — это была женщина, одетая в странный балахон, оставлявший неприкрытыми только лицо и руки. Несмотря на бесформенность одеяния, при каждом дуновении ветра ткань облепляла тело, и видно было, что у женщины стройная юная фигура. Быть может, потому его мужской взгляд и зацепился за нее в первую очередь.
Но вот двое ее спутников, придерживающих женщину за локти, на первый взгляд должны были производить отталкивающее впечатление — большеголовые, длиннорукие, они чем-то походили на червей, по иронии эволюции обретших голову и конечности. Если и были на них одежды, то такие, что не поймешь, одежды ли это или просто складки на коже. Их половая принадлежность тоже не поддавалась определению.
Но от этих двух, так непохожих на людей существ исходила добрая энергия, и страх Майкла постепенно уходил.
Он вдруг подумал, что стал жертвой чьего-то жестокого розыгрыша. Дополняло нереальную картину яркое радужное пятно над головами троицы — оно походило на фонарь, освещавший дорогу, и плыло по воздуху само по себе.
Может быть, думал Майкл, я так здорово треснулся, что помутился разум?
Но фигуры были так живы и выразительны, что невольно заставляли поверить в себя…
— Все это время я так и не мог пошевелиться. А потом вместо огонька вдруг вспыхнула радуга. Самая настоящая радуга, но только в ночи, на небольшом пятачке рядом со мной. Я был заворожен этим явлением. Когда радуга исчезла, двое длинноруких пропали. И женщина осталась одна. Ее силуэт едва угадывался впереди. Когда я почувствовал, что вновь могу шевелиться, то поднялся и направился к ней.
Было темно, и я не видел ее лица. Только услышал голос: «Мне нужно домой. Отвезите меня домой…».
— А где ваш дом? — спросил Майкл.
По голосу он понял, что это молодая девушка, значительно моложе его, быть может, даже школьница.
Она назвала точный адрес — так, будто неустанно повторяла его про себя долгое время, как заранее заготовленную фразу.
Майкл знал, где это, — перед тем, как выехать из Бирмингема, он тщательно изучил карту, и названный городишко был неподалеку. Всего двенадцать миль в сторону от шоссе.
Но машина сломана!
Вдвоем с девушкой они поднялись по склону. К удивлению Майкла, у автомобиля горели габаритные огни. Он открыл водительскую дверь, повернул ключ — двигатель завелся с полоборота.
— Фантастика, — произнес он и сразу заткнулся, поняв, что этим словом можно охарактеризовать все, что произошло за эти минуты…
— Потом оказалось, что прошли не минуты — два с половиной часа. И ни одной машины за это время! Даже при том, что я не сомневался в своем здравомыслии, этот факт можно было объяснить опять-таки столкновением со сверхъестественным.
Помню, что меня все подмывало спросить ее — кем же были те два типа, похожие на червей. И не привиделись ли они мне все-таки? Но почему-то я боялся задать этот вопрос. Усадил ее в машину рядом с собой. Когда на минуту включил салонный свет, впервые смог разглядеть ее лицо и убедился в том, что она молода. На вид не больше восемнадцати лет. Очень хорошенькая, но взгляд какой-то отстраненный, затуманенный.
По шоссе я проехал не больше трех миль, когда увидел заправку. Попросил работника залить полный бак и тронулся дальше. Но в этот момент девушка стала выходить из своего странного полусонного состояния. Она испуганно посмотрела на меня, спросила, кто я. Мне нечего было ответить, кроме правды. Узнав, что я инженер, еду по делам, а сейчас везу ее, как она просила, домой, она несколько успокоилась. Но, правда, всю дорогу задавала один и тот же вопрос.
«Вы не бросите меня?» — Она спросила это, наверное, раз пятнадцать.
Корю себя, но, когда мы въехали в городишко, я уже начал испытывать раздражение.
По указателям я быстро нашел улицу и нужный дом. К тому же она подсказывала. Уже было утро, но городок спал. И все же из дома на шум вышел мужчина средних лет, худощавый, с заспанным лицом — я уж потом понял, что это было лицо человека, измученного переживаниями. А в тот момент я сообразил только, что это отец моей незнакомки — они были очень похожи.
Что-то крича, он подбежал к машине, все свое внимание обратив на дочь. Только раз посмотрел на меня, да и то с таким гневом и даже с ненавистью, что мне стало не по себе. Потом из дома высыпали еще пятеро — мужчины и женщины разных возрастов. Они сначала оторопели, увидев девушку, а потом бросились к ней. А она что-то им говорила, с радостью принимала объятия и поцелуи. Не знаю почему, но в тот момент я решил ретироваться. Завел двигатель и дал газу.
Через два дня я прочитал в местной газете статью о том, что в соседнем городе произошла невероятная история — после шести лет отсутствия в семью вернулась девушка, которую считали похищенной. Виновными местные острословы считали гостей либо с Сириуса, либо с Тау Кита. Вскоре все местные издания протрубили эту историю на разные лады и все больше потешались над несчастной и ее семьей. Из газет я и узнал ее имя и настоящий возраст — ее звали Джессика, и ей было двадцать два года…
— Джессика? — прервала его рассказ Берти.
— Да, это мать Джессики. Девочка носит ее имя.
— Прости, что я вмешалась, продолжай, пожалуйста…
— На третий день ко мне заявились полицейские. Кто-то из соседей записал номер машины. Семья Джессики выдвигала обвинение в похищении в мой адрес. Инициативу проявлял отец — я не зря угадал в нем ненависть. Он словно пытался выместить на мне все свои жизненные неудачи, включая газетный скандал и невозможность ходить по городу, не привлекая к себе внимания зевак. Но дело было прекращено, ведь глупо было винить в похищении того, кто никогда не был в Алабаме. Пока шло расследование, мы с Джессикой почти не общались, но я заметил какой-то дискомфорт в ее душе, словно она считала себя лишней, чужой всем, несмотря на то что вновь обрела семью. Сознание ее будто застыло на возрасте примерно пятнадцати-шестнадцати лет — видимо, на моменте исчезновения. Естественно, она принимала все близко к сердцу. И я впервые задумался над ее вопросом, которым она надоедала мне всю дорогу: «Вы не бросите меня?». Я-то сначала малодушно посчитал, что она просто боялась, не высажу ли ее из машины.
А через две недели я вернулся в Дулут…
— Как в Дулут? — не удержалась Берти. — Разве ты жил здесь?
— Жил и работал. Пока у меня была семья. Но после той встречи все пошло наперекосяк. Эта история не выходила у меня из головы. Я стал плохо спать ночами, часто и на виду у всех погружался в глубокую задумчивость, стал меньше уделять внимания работе — естественно, все это не могло не сказаться на отношении со стороны прочих совладельцев фирмы и, прежде всего, босса. Поняв, что нельзя держать это внутри, я рассказал все жене, как единственному человеку, которому я мог довериться.
Она подняла меня на смех! Да еще и взревновала! При каждом удобном случае подкалывала, требуя, чтобы я рассказывал о прекрасных марсианках из местных баров, с которыми якобы проводил время в Алабаме. Мы стали часто ссориться, даже при детях. Однажды она собрала вещи и сказала, что едет на три дня к своей сестре. Забрала детей. На следующий день я опоздал на работу, и секретарша босса, она относилась ко мне с пониманием, призналась, что мне грозит увольнение. Самого в конторе не было. Она сказала, что босс уехал домой и звонил недавно оттуда. Я поехал к нему, чтобы поговорить лично. Увидел машину во дворе, дверь была не заперта. Я знал, что босс недавно развелся и живет один. Ну и зашел без приглашения. А там… а там моя жена расхаживала почти голышом по гостиной. Как у себя дома… Когда спросил про детей — сказала, что оставила у сестры.
В общем, конец семейной жизни…
Мой бывший босс поспособствовал тому, чтобы Пола и Лидию оставили при ней. Я долго переживал, сопротивлялся, но ничего не мог противопоставить их энергичной деятельности. Дошло до того, что меня посадили на четыре месяца за хулиганскую пьяную выходку… Да, я пил тогда крепко, но поневоле завязал — за решеткой не очень-то разгуляешься.
Когда освободился, решил уехать куда подальше. И в голове почему-то все чаще стали появляться образы ночных полей Алабамы. Странная ночная радуга. Три фигуры, одна из которых была девушкой… Джессика… С ее: «Вы меня не бросите?»…
И я поехал в Алабаму. Нашел тот городок, нашел дом Джессики. Ее отец, едва увидел меня, — набросился с кулаками, и нас едва разняли соседи. Оказалось, Джессика снова пропала. Вскоре после того расследования и моего отъезда.
И я поневоле превратился в детектива. Мне удалось узнать, что в последний раз Джессику видели возле той заправки, где мы останавливались под утро. Она была в машине с каким-то парнем. И вроде бы находилась там по доброй воле. К сожалению, мужик с заправки не запомнил номера, и я не знал даже, где искать эту машину. Знал только, что они поехали на север. Но что это давало?
«Вы не бросите меня?» — понимаешь, вот эта фраза, она теперь вызывала у меня боль. До слез.
С того момента я и стал собирать любую информацию о необычных событиях. И верил многим из тех людей, которых так привыкли поднимать на смех. Исколесил практически все штаты. Собирал любые свидетельства необычного. Не раз попадал в полицию — почему-то некоторые копы прямо-таки из кожи вон лезут, лишь бы укатать таких, как я, в камеру, хотя бы на пару часов…
Прошло почти полгода, и я оказался в Хьюстоне — принимал участие в открытой конференции по вопросам уфологии. Это был большой зал на несколько тысяч человек. И вот в этой толпе я увидел Джессику.
Мое сердце никогда не колотилось с такой силой, мне едва не стало дурно. Сразу подойти к ней не удалось, и я потерял ее из виду, но, поскольку имя мое значилось в списке выступающих, я рассчитывал увидеть ее со сцены.
Наплевав на свое выступление, я искал в зале ее лицо. И в тот момент, когда увидел ее, мне стало так легко и свободно, будто у меня снова появился смысл жизни. Закончив выступление, я пробрался к ней, и мы вышли из зала. И я вдруг заметил, что она беременна — возможно, на последнем месяце. Она и без того была милая, а сейчас и вовсе светилась счастьем и добротой. Обняла меня, как самого дорогого человека на свете. Я расспрашивал ее, она рассказывала о своей жизни и уже не производила впечатления глупенькой — в ней появились взрослость, степенность и рассудительность. Удивительно, она ничего плохого не сказала о том подонке, который, пользуясь ее детской доверчивостью, увез, соблазнил, а потом бросил, узнав о беременности. Сейчас ей помогала какая-то женщина, похоже, из тех сердобольных, что имеют обыкновение сами находить горемычных бедняг, нуждающихся в заботе.
Я предложил ей уехать со мной и напомнил о ее же словах. Но она отказалась и как-то нахмурилась, словно мое предложение не пришлось ей по душе. «Я не хочу ломать вашу жизнь», — сказала она. А я не нашел в себе сил настоять.
В Хьюстоне я пробыл пять дней. Нашел дом, где она жила. Познакомился с хозяйкой — действительно милой женщиной, пенсионеркой, да еще одинокой. Она мне сказала, что намерена оставить все Джессике, так что за судьбу ее не стоило и волноваться. Сама же Джессика словно избегала меня. А я корил себя за то, что в день нашей встречи не понял ее просьбу.
Через год я снова приехал в Хьюстон. Все это время писал письма, звонил по телефону, но ответы не приходили, а телефон не отвечал — то ли изменился номер, то ли Джессика намеренно дала неправильный.
Помню, с каким нетерпением я ехал к ее дому. С какой радостью встретила меня хозяйка. Она сказала, что Джессика благополучно родила девочку, назвала своим именем. И даже устроилась на работу — уже с месяц как.
Была пятница, последний рабочий день, я решил дождаться ее, но потом подумал, что лучше приехать назавтра, в субботу, когда она выспится и будет полна сил. Оставил хозяйке цветы, большую коробку конфет и уехал… Я не думаю, что это была моя ошибка. Видимо, все уже было предопределено в тот момент.
Рано утром в гостиницу позвонила хозяйка — я оставил ей свой телефон. Она сказала, что Джессика в больнице. После аварии. В тяжелом состоянии. Назвала адрес. Я рванул туда.
Оказалось, что хозяйка после того, как я ушел, позвонила Джессике и сообщила о моем приезде. Когда Джессика возвращалась домой, она, наверное, была чересчур взволнована и не заметила, что слева на перекресток на красный свет мчится здоровенный грузовик. Он буквально смял ее машину.
Джессика находилась в полубреду, когда ее доставили в больницу. Очевидно понимая, что уже не выживет, Джессика сказала хозяйке и врачам, что я — отец ее ребенка. И я понимаю почему — ведь я был единственным человеком, который напрямую прикоснулся к ее главной тайне. Уверен, в этом не было случайности, а одна сплошная предопределенность.
Прошло несколько месяцев после того, как я усыновил девочку. Нашел работу в Хьюстоне, снял жилье, несмотря на то что по хозяйкиному завещанию дом теперь доставался девочке. Но мы часто приходили к ней в гости. И вот как-то неожиданно заявился тот, кого можно считать настоящим папашей младшей Джессики, — редкостный подонок. Как уж он отыскал нас, ума не приложу, но требовал с меня денег, отказа от отцовства и все такое. Лез в бутылку, но драться мне не хотелось — я уже знал, чем это могло закончиться. А вот он был дураком, и после одного звонка хозяйки в полицию его отправили в кутузку.
Но с того момента мне было неспокойно, и как только представилась возможность уехать, мы с Джессикой отправились путешествовать по штатам — я тогда как раз начал писать статьи и зарабатывал достаточно, чтобы вести кочевой образ жизни. Джессике было два года, и она проявляла редкую для ребенка ее возраста самостоятельность.
Когда ей исполнилось пять, стали проявляться необычные способности. Началось с того, что однажды Джессика повредила ножку. Когда я принялся жалеть ее, она заревела, но, оказалось, не от боли — сказала, что ей не хочется долго оставаться в машине одной, без меня. Л у меня и в мыслях не было так поступить — я же не сумасшедший какой-нибудь. Ну посмеялся над ней. А на следующий день у меня сломалась машина, и мне действительно пришлось оставить ее одну у чужих людей, чтобы не тащить по жаре за собой. В следующий раз ей удалось предсказать снежный ураган. Мы тогда ехали в Сиэтл через Каскадные горы. Дорога была жуть — потом по телевизору сообщили, что несколько людей серьезно пострадали в крупной аварии. Она иногда предвидела, если где-то пройдет торнадо или шквальный дождь. Постепенно я утвердился в ее необычных способностях. И уже не думал, чтобы где-то поселиться постоянно. Мы с Джессикой потому и не можем жить рядом с одними и теми же людьми. Такой дар ребенка рано или поздно откроется. Кому-то просто станет любопытно, кто-то захочет использовать этот дар в корыстных целях…
Возможно, дар Джессики — наследие ее матери. Кто были те существа, зачем они похитили девушку и зачем вернули обратно? Почему именно я оказался на том месте? Была ли в этом связь? Вопросов много, ответов нет… Знаешь, мне кажется странным, что многие не задумываются о том, что мы — не одни во Вселенной. Иное было бы просто глупо — столько звезд во Вселенной, что наделять правом жизни лишь Землю — величайшее из заблуждений!
— Я об этом не задумывалась, — сказала Берти. — Раньше…
И они долго молча смотрели в ночное небо, усыпанное мириадами звезд, из которых доступна невооруженному взгляду лишь ничтожная часть…