На пороге великих тайн

МЕЧТА И ФАНТАСТИКА

Разными бывают пути научного поиска. Открытия совершаются в горах и в тайге, в заставленной приборами лаборатории, в строгой тиши кабинета. На каждом из этих путей долгий труд, мучительные раздумья, проблески мысли, вдруг озаряющие мрак неизвестности, рождение гипотез, сомнения, новые поиски и новые прогнозы и гипотезы. И каждый путь овеян романтикой исканий, дерзкого предвидения, смелых предположений, обгоняющих факты и время…

Двадцатый век принес с собой удивительный, небывалый расцвет многих наук, и в первую очередь физики и химии. Это было как взрыв… Поразительные открытия и изобретения следовали одно за другим. Радиоактивность, проникновение в тайны атома, радио, подводные корабли и самолеты, телевидение, изотопы, полупроводники, полимеры, сверхтвердые вещества, новые источники энергии фантастической мощности…

Успехи физики и химии не могли не отразиться на геологических науках.

Старая геология и ее ветви — палеонтология, минералогия, вулканология и другие с трудом справляются с огромной массой нового материала. Открытия, совершаемые геологами, надо разложить по полочкам науки, объяснить с новых позиций, которыми уже овладели ушедшие вперед физика и химия.

На помощь геологии пришла геофизика — целая гамма точных методов исследования недр с помощью электрического тока, упругих волн, порождаемых землетрясениями и взрывами, точнейшие приемы измерения радиоактивности пород, их магнитности, плотности…

Из минералогии выделилась и стала бурно развиваться геохимия — наука о кирпичиках-элементах, слагающих земную кору.

На грани биологии и геологии возникла биогеохимия — геохимия жизни, изучающая роль живого вещества в геологической истории земной коры. Эта роль оказалась поистине удивительной. Ведь многие горные породы — мел, известняк, кремнистые сланцы — почти целиком состоят из скелетов микроорганизмов. Скелеты микроорганизмов и сейчас накапливаются в морях и океанах в виде глубоководных илов. Микроорганизмы способны извлекать из окружающей среды железо, кремний, кальций и другие элементы, накапливать их, создавая месторождения полезных ископаемых.

А уголь, нефть, даже сам кислород земной атмосферы — все это тоже продукты биогеохимических процессов. Буйный расцвет зеленых растений в минувшие геологические эпохи не только положил начало месторождениям каменных углей, но одарил кислородом земную атмосферу, тем самым животворным кислородом, без которого невозможна была бы высокоорганизованная жизнь.

Появление новых ветвей геологической науки, использование ими открытий физики и химии непрерывно расширяло горизонты исследователей, позволяло им все глубже заглядывать в недра, в тайники природной лаборатории минералов и руд, в тайны геологического прошлого нашей планеты.

А узнавая новое, человек хотел знать еще больше о своей планете, ибо стремление к знаниям заложено в самом существе человека, оно бесконечно.

Поэтому, не довольствуясь достигнутым, человек продолжает идти по пути открытий все вперед и вперед, строит новые догадки, создает новые гипотезы, перестраивает их и, в неудержимом стремлении, постоянно видит перед собой порог великих тайн Земли и Природы.

Так и в наших странствиях… Разгадав одну загадку, мы оказывались перед следующей. Совершив одно, пусть малое, открытие, уже мечтали о новом. А от мечты часто лишь несколько шагов до ее свершения. И мы мечтали и шагали дальше. Не раз и не два мы оказывались на ложном пути. Крылатые мечты увлекали в царство фантазии. Гипотезы, отрываясь от фактов, становились фантастикой. Пожалуй, это были самые трудные испытания, потому что от мечты отказаться очень нелегко. На таких поворотах пути человек должен быть особенно сильным.

А порог великих тайн? Когда мечта увлекала на дорогу фантастики, не удалялись ли мы от него? Вероятно, нет. Потому что каждый новый шаг на пути поиска делает человека сильнее и зорче. Даже ложный шаг, если ошибка вовремя понята. Фантастика — родная сестра мечты ученого, сестра гипотезы. И обе они увлекают на пути поиска. Порой их даже различить трудно… Не случайно множество гипотез, созданных в самых различных областях знания, не выдержали проверки временем и превратились в фантастические домыслы, а фантастическая идея космической вахты «Великого кольца разума» со страниц научно-фантастической книги перекочевала в большую науку.

Путь к порогу великой тайны обязательно должен быть овеян мечтой. Мечта — это штурман на пути поиска.

Итак, пойдем дальше, дальше и вперед к новым загадкам Земли. Пытаясь разгадать их, мы воспользуемся тем, что уже известно и, конечно, дадим волю мечте. Может быть, на каких-то поворотах она увлечет на тропу фантастики. Что ж, без этого нельзя. Ошибки поймем немного позже, когда будем знать больше, чем знаем сейчас. Тогда и исправим их. Ведь не ошибается лишь тот, кто стоит на месте…

На своем пути к порогу великих тайн человек становится все более могучим. Правда, он еще не научился предсказывать землетрясения, но уже в состоянии противостоять ярости гор и поэтому выиграл битву за Зеравшан. Он еще не знает, почему с разной скоростью движутся стрелки геологических часов в разных местах планеты, но он уже научился использовать глубинное тепло Земли и строит геотермические электростанции у подножия вулканов. Он еще очень плохо понимает, что происходит в глубинах планеты, но он без устали прослушивает пульс недр, строит наблюдательные станции у самого края огненной бездны, заглядывает в кратеры вулканов с самолета и уже мечтает о грандиозной перестройке лика Земли, перестройки, за которую примется тотчас, как станет еще сильнее. И что из этих мечтаний останется фантастикой, а что воплотится в жизнь, покажет лишь дальнейший путь.

Будущее Земли в руках землян. Этими руками сделано немало. Поэтому нет никаких оснований уподобляться одному ученому-скептику, который, побывав в 1878 году на Всемирной Парижской выставке, писал:

«Что касается электрического света, то о нем говорилось много… Но думаю, никто не станет мне возражать, если скажу, что с закрытием Парижской выставки он погаснет и никто больше не услышит о нем».

К сожалению, это слова ученого. На любом пути попадаются тупики. В тупик может забрести один человек, несколько человек. Но все человечество там просто не поместится. Поэтому никакие тупики не страшны на пути к порогу великих тайн. Залог — в самом человеке и его бесконечном стремлении вперед…

УДАРЫ ДОНОСЯТСЯ ИЗ НЕДР ЗЕМЛИ

Мы сидели на террасе Карадагской биостанции. Солнце заходило. Последние лучи проникали сквозь перламутровые облака, зацепившиеся за трехглавую вершину Эчкидага. Цвет моря менялся на глазах. Вдали, возле необычайно четкой линии горизонта, воды казались фиолетово-синими, ближе к берегу в густой синеве рождались голубовато-зеленые полосы и узоры, постепенно сменяющиеся нежнейшими оттенками голубизны вечернего неба. Возле самого берега, где уже легли тени гор, голубой цвет уступал место едва уловимым переливам старинного зеркала. В зеркальной глади вод отражались фантастические нагромождения черно-зеленых скал, зубцов и обрывов Карадага.

Дымы Отузской долины неподвижными столбами поднимались над зеленью виноградников и таяли высоко в небе. Было тихо. Чуть шелестели редкие волны, медленно накатываясь на влажную гальку, да из-за мыса, за которым начинался парк санатория, доносилась далекая музыка…

После трудного дня, проведенного в хаосе карадагских ущелий, хорошо сидеть в плетеном кресле и смотреть на море. Похожий на игрушку белый теплоход незаметно появился из-за далекого горба Меганомского мыса. Наверно, плывет в Феодосию, а может, к Керченскому проливу… Темная спина дельфина прочертила след на гладкой поверхности моря. Черно-белые чайки чуть покачиваются на волнах у самого берега.

Я гляжу на темные скалы Карадага. Вечером с террасы биостанции Карадаг кажется очарованным замком великанов. Добрый волшебник Время заколдовал обитателей замка, превратил их в каменных исполинов, вечно стерегущих берега Восточного Крыма. Каменные король и королева неподвижно застыли на пути к своему каменному трону, повисшему над бездной. Окаменела свита, раболепно спешащая по их следам. Окаменел лев, охраняющий у моря под стеной Хоба-Тепе Ворота Карадага — зачарованный вход, открытый лишь волнам. Каменными стали Пряничный Конь и Сокол среди круч Берегового хребта и Иван-Разбойник внизу, у моря.

— Заклятие с них может быть снято, — говорю я вслух, — и тогда Карадагский замок великанов снова оживет…

Я мысленно рисую себе картину пробуждения вулкана, угасшего миллионы лет назад. Вздрагивает земля, сверкающий молниями столб огня вздымается над черными скалами Хоба-Тепе, где в давно минувшую эпоху добрый волшебник заткнул исполинской каменной пробкой огненную пасть вулкана. Потоки лавы снова устремляются по крутым склонам к прибрежным бухтам. Облака пара поднимаются из закипающего моря. Волны, вздыбленные подземными ударами, обрушиваются на колеблющиеся берега. Горячий пепел сжигает виноградники. Рушатся здания. В панике бегут люди… Так бывало не раз. Так может случиться еще и еще…

Пока ученые не разгадают всей премудрости добрых и злых «волшебников», управляющих рождением морей и гор, пробуждением и смертью вулканов, дыханием земных глубин и излучениями космоса, человек будет бессилен перед последствиями грядущего дня.

Может быть, древний Карадагский вулкан никогда не оживет и никогда больше не извергнет расплавленной лавы и горячего пепла. Но таинственное подкоровое вещество, некогда прорвавшееся здесь на поверхность планеты, может в любой день и час напомнить о себе иным, не менее страшным образом.

Крымские горы — осколок обширной страны Понтиды, часть которой совсем недавно погрузилась в воды Черного моря. Памятниками катастрофических землетрясений, сопровождавших разрушение Понтиды, остались нависающие над Южным берегом обрывы Яйлы, следы огромных обвалов, бесчисленные трещины разломов, вдоль и поперек рассекающие Крымские горы.

Исполинские руины Карадага тоже памятник той бурной эпохи. Массив угасшего вулкана, погребенный в слоях более молодых пород, был расколот огромной трещиной. Южная часть массива вместе с осколками гибнущей Понтиды исчезла в водах Черного моря. Северную половину древнего вулкана дожди и ветры вскоре освободили от окутывающих ее молодых слоев. Струи воды, ураганы и морские волны изваяли в обрывах, сложенных вулканическими лавами и туфами, причудливые фигуры, в которых человеческий глаз подметил сходство с маяком и шапкой Мономаха, слоном и камином, окаменевшим садом и окаменевшей процессией царей.

Не один раз вздрагивали обрывистые склоны Карадага от толчков землетрясений; оживали каменные изваяния, порождая лавины и обвалы. Ожерелье обвалов оторачивает с моря Береговой хребет. А на крутых склонах нависли огромные глыбы, которые ждут новых толчков. Последние крупные обвалы произошли здесь во время крымского землетрясения 1927 года. Когда ждать следующих подземных ударов и какой силы они будут? Ограничится ли все небольшим сотрясением, от которого в комнатах биостанции с потолка посыплется мел, а из аквариумов на пол плеснет вода, или в нарастающем подземном грохоте погрузятся в Черное море последние остатки Понтиды? Кто знает, кто сможет предугадать, если люди еще не научились предсказывать землетрясения?

Солнце зашло. Поблекли краски моря, и его ровная гладь покрылась серебристой рябью, поднятой легким бризом. Белый теплоход исчез на востоке за темными скалами Карадага. Быстро темнело, и мой товарищ отложил в сторону английскую статью, которую он переводил, вернувшись из маршрута.

— Хорошо, — сказал он вставая.

— Ты о статье? — поинтересовался я.

— Нет, о нашем Карадаге… Скоро взойдет луна. Не знаю ничего прекраснее Карадага в лунную ночь, когда мимо этих скал прямо к балкону тянется по волнам дорога лунного света. А тишина-то какая…

Послышались быстрые шаги. На террасе появился ученый секретарь биостанции — маленький, лысый, узкоплечий и, как всегда, чем-то озабоченный.

— Ну и дела, товарищи геологи, — объявил он, торопливо подходя к нам. — Ай-я-яй! Не слыхали? Сейчас звонили из Симферополя, с сейсмической обсерватории: в Южном Чили — сильнейшее землетрясение. Можно сказать — мировая катастрофа. Десять или одиннадцать баллов! И удары все продолжаются. Страшное дело! Пойдемте ужинать…

За ужином, конечно, продолжался разговор о чилийском землетрясении.

— Насколько я понял директора сейсмической обсерватории, — говорил ученый секретарь, запивая каждую фразу маленьким глоточком густо заваренного чая, — сведений с места катастрофы пока никаких нет. Всякая связь с этими районами прервана. Известны только показания сейсмографов. Толчки записаны приборами всей планеты, и сейсмические волны, приносящие сведения о новых толчках, продолжают прибывать. Там, вероятно, все разрушено до основания… Разрешите, я налью вам еще чайку!

— Последние месяцы сейсмическая активность Земли заметно усилилась, — заметил я. — Помните, в марте сильнейшее землетрясение у берегов Западной Африки — разрушен Агадир. Через месяц катастрофа в Иране — с лица Земли сметен город Лар. В газетах его даже называли иранским Агадиром. Теперь, еще через месяц, — Чили. И обратите внимание, все эти катастрофические землетрясения происходят в зоне наиболее молодых альпийских гор, формирование которых еще не закончилось. Между прочим, и Крым, как вам хорошо известно, тоже находится в пределах широтной зоны молодых гор… Вы не боитесь, Ираклий Семенович, что вашу биостанцию может тряхнуть как следует?

— Скорее, как не следует! — рассердился ученый секретарь. — Надеюсь, вы не имеете ученой степени пророка? Тогда плюньте, плюньте, батенька, через левое плечо!.. И имейте в виду, наша станция построена с учетом этого… сейсмичности района: в фундаменте — специальные прокладки, каркас усиленный. В случае чего — выдержим… Да-с!

— Даже если тряхнет, как в Агадире или в Чили?

— Плюньте, батенька… Здесь так не может!

— А кто поручится? Крым испытал в прошлом не одно катастрофическое землетрясение. К счастью, они происходили редко, вероятно, не чаще одного раза и тысячу лет. Вот мы с Василием Ивановичем изучаем структуру Карадага. Так ведь здесь все иссечено разломами. Побережье — сплошная мозаика сбросов. И у нас есть основания думать, что большинство сбросовых трещин возникло во время недавних движений земной коры, которые на поверхности ощущались как землетрясения…

— Мой коллега всюду видит следы геологических катастроф, — усмехнулся Василий Иванович. — Не так страшен черт, как его малюют! Многие сбросовые трещины могли развиваться постепенно и не сопровождались ударами землетрясений. Наконец, не каждое землетрясение — катастрофа. На нашей матушке-Земле ежегодно происходит более миллиона землетрясений, из них только около тысячи замечается людьми и всего один-два десятка приводят к серьезным разрушениям.

— Ну а Понтида, по-твоему, тоже погружалась постепенно? — не выдержал я. — А южнобережные обрывы — эти исполинские ступени огромных сбросов, описанные еще академиком Палласом около двухсот лет назад, они тоже возникли постепенно?

— Насчет Понтиды не знаю. Не видел… Впрочем, если она действительно существовала, она могла окончить свою историю подобно легендарной Атлантиде. Допускаю, что погружение Понтиды носило катастрофический характер. Тогда же могли образоваться и южнобережные обрывы. Но ведь это одна катастрофа, со времени которой прошло много миллионов лет…

— Или всего несколько тысяч лет, — возразил и. — Свидетелями этой катастрофы, а вернее, целой серии катастроф могли даже явиться предки древних обитателей Крыма — киммерийцев и тавров. Кстати, и легендах тавров, дошедших до наших дней благодаря раскопкам в Херсонесе, есть упоминание о могуществе верховной богини тавров — Партенос, или Девы, — властительницы моря и суши. Древние греки-колонисты, построившие в VI веке до нашей эры Херсонес, побаивались гнева таврской богини. Они воздвигали для нее храмы, такие, как и для своих богов. Этот культ местной богини не случаен. Я думаю, что он связан с какими-то событиями далекого прошлого, которые коренные обитатели этих берегов — тавры объясняли проявлением гнева всемогущей богини.

— О-эй, вас, геологов, послушать, так в пору сматывать удочки, — зябко поежился Ираклий Семенович. — А вот мы собираемся расширять исследования, строим новые аквариумы, хотим всю территорию Карадага превратить в природоведческий заповедник…

— Мы, между прочим, тоже будем расширять геологические исследования в Горном Крыму…

Мы глянули друг на друга и рассмеялись.

— Конечно, все это не так страшно, как может показаться, — бодро сказал Ираклий Семенович.

— Особенно если учесть, что мы пока не знаем, где, когда и какой силы будет следующее землетрясение, — добавил я. — Два великих блага даны современному человеку: сон и незнание будущего…

— Гм, — смущенно кашлянул ученый секретарь.

Он принялся тщательно протирать свои очки. Мы замолчали. Луна выползла из-за руин Карадага, и зыбкая серебристая полоса протянулась по темной воде к нашему балкону.

— А все-таки, как оно с этим… с предсказанием землетрясений, — поинтересовался Ираклий Семенович, водружая на нос очки и настороженно глядя на нас из-под седых бровей.

— Ничего путного, — махнул рукой Василий Иванович. — Это дело еще в пеленках…

— Ну не совсем, — возразил я. — Наука предсказания землетрясений уже зародилась. Конкретных результатов еще нет. Но они будут. Нужны многие годы исследований и огромные средства, чтобы построить надежные приборы, которые могли бы стать «барометрами» землетрясений!

— Интересно, по какому пути идут создатели таких «барометров»? — поднял брови Ираклий Семенович.

— Путей много, — сказал я. — И некоторых мы даже еще не представляем. Ведутся опыты с приборами, которые получили название наклономеров. Это особые высокоточные приборы с горизонтальными маятниками. Они отмечают изменение наклонов земной поверхности. Дело в том, что наклоны эти постоянно изменяются. Эти изменения ничтожны и улавливаются только с помощью специальных весьма чувствительных маятников. Перед землетрясениями наклоны иногда начинают меняться сильнее; могут даже возникать «бури наклонов», вероятно указывающие на какие-то перемещения вещества в глубинах. Земли. Наблюдение над изменением наклонов земной поверхности и правильное истолкование показаний наклономеров — один из возможных путей предсказания землетрясений. В Японии опыты с наклономерами уже позволили в нескольких случаях предсказать подземные толчки… Второй возможный путь предсказания землетрясений — наблюдение за различными излучениями, идущими из глубин Земли. При некоторых землетрясениях в момент подземных ударов наблюдаются вспышки в атмосфере, вероятно связанные с мощными потоками каких-то лучей, вырывающихся из земных недр. Такие вспышки наблюдались некоторыми при ашхабадском землетрясении 1948 года. Источниками излучений могут быть движения вещества в глубинах Земли, а также происходящие в нем превращения. Мы еще не знаем существа этих превращений, но не исключено, что они имеют характер ядерных реакций. Значит, наблюдая за изменениями электрического или магнитного поля Земли, интенсивностью нейтронного излучения глубин или за интенсивностью каких-то иных лучей, проникающих из недр, можно получить представление о состоянии подкорового вещества, степени его устойчивости и предугадывать те изменения, которые могут явиться причиной подземных ударов…

— Но вы, кажется, упоминали, что землетрясения связаны с образованием разломов земной коры, — перебил Ираклий Семенович. — При чем же тут разломы, если причина толчков лежит гораздо глубже? Иными словами, батенька мой, какова же связь разломов в окрестностях Карадага и в Крымских горах вообще с сейсмичностью Горного Крыма?

— Ехидный вопрос, — заметил Василий Иванович. — Настолько ехидный, что на него можно получить совершенно разные ответы.

— Тогда ответь сначала ты, — предложил я.

— Могу. Видите ли, Ираклий Семенович, в настоящее время принято считать, что землетрясения бывают трех типов.

Один тип землетрясений связан с извержениями вулканов. Это так называемые вулканические землетрясения. Они происходят в окрестностях вулканов, когда новая порция расплавленной магмы пробивает путь из глубин Земли вверх по вулканическому каналу. Эти землетрясения обычно не бывают особенно сильными и ощущаются лишь в непосредственной близости действующего вулкана. Второй тип землетрясений — обвальные. Они связаны с крупными обвалами в глубоких пещерах и в горах. Вызываемые ими сотрясения почвы еще слабее, чем при вулканических землетрясениях. Третий тип землетрясений — тектонические, то есть связанные с движениями самой земной коры. Огромное большинство землетрясений нашей планеты принадлежит именно к этому типу. К нему относятся все крупнейшие катастрофические землетрясения. Ашхабадское землетрясение 1948 года, монгольское землетрясение 1957 года, катастрофы в Агадире и Ларе и множество других сильнейших землетрясений последних лет были тектоническими землетрясениями.

Именно при тектонических землетрясениях в земной коре и возникают глубокие трещины разломов. По этим трещинам одни участки быстро поднимаются, другие опускаются. Сотрясения, возникающие при таких движениях, превращают в развалины многолюдные города, разрушают дороги, изменяют облик гор, поднимают на океанах огромные волны цунами, которые со страшной силой обрушиваются на низменные берега. Такое тектоническое землетрясение, видимо, переживает сейчас Чили. Ты согласен, оппонент?

— Разумеется, — кивнул я. — Однако к этому необходимо добавить, что и вулканические извержения, и сопровождающие их сравнительно слабые подземные толчки, и сильнейшие тектонические землетрясения — все это лишь разные формы проявления активности таинственного подкорового вещества Земли. Оно пульсирует и бурлит в земных недрах, рвется наружу сквозь тонкую оболочку земной коры, прорывает ее и прогрызает, сотрясает и колеблет. Под нашими ногами на глубине нескольких десятков или сотен километров, там, куда древние римляне помещали кузницу Вулкана — мрачного подземного бога, вечно кующего смертоносное оружие, находятся удивительные природные лаборатории и безграничные кладовые с колоссальными запасами энергии. Энергией подкорового вещества пылают вулканы, воздвигаются горы, изменяют очертания берегов континенты. Эта энергия разрушает города и крушит твердую оболочку Земли, покрывая ее трещинами разломов. Землетрясение сопровождается образованием разломов, но не вызывается ими. Землетрясения и разломы — два проявления активности подкорового вещества, два брата, если хотите…

А причины, их порождающие, пока скрыты в лабораториях и кладовых земных недр. Мы еще не подобрали ключей к этим лабораториям. Но мы их ищем… Ищем здесь, в Крымских горах, и на Камчатских вулканах, в Андах и в Антарктиде, в Каракумах и на дне глубочайших впадин Тихого океана. И рано или поздно человек подберет ключи к природным кладовым энергии на своей планете. Он научится извлекать необходимую энергию прямо из земных недр, а там, где окажется ее избыток, он построит «клапаны безопасности», через которые потоки энергии устремятся в межпланетное пространство.

Вот тогда, спустя века или тысячелетия, проблема землетрясений будет разрешена окончательно. Человек сможет не только предсказывать землетрясения, он сможет их предотвращать, а энергию, которая могла бы разрядиться подземными толчками, будет использовать по своему усмотрению…

— Превосходная перспектива, — задумчиво сказал Ираклий Семенович. — Жаль только, не скоро… Не доживем… Надо бы это дело ускорить. А то нехорошо получается: Ашхабад, Агадир, Чили — и тут тряхнуть может… Спокойной вам ночи, товарищи геологи!

В этот вечер я долго не ложился спать. Опершись о балюстраду, глядел на серебристую лунную дорогу, на освещенные луной скалы. Слушал шорох дремлющего моря.

Вспоминал…

Западная Монголия. Выжженные солнцем, опаленные ветрами пустынные горы среди бескрайних каменистых плато и желтых, похожих на пустыни равнин. Пересохшие русла давно исчезнувших рек. Пыльные вихри, освещенные багровым закатом. Редкие кочевья пастухов. Знойные дни и пронзительно холодные ночи.

— Неуютно, как в пустынях Марса, — говорил Закир, — но, пожалуй, не менее интересно…

Забравшись в меховые спальные мешки, мы смотрели на холодные яркие звезды и тихонько, чтобы не разбудить рабочих, спорили о загадках этих удивительных гор. Все здесь было противоречиво, все дышало тайной. Древние складки горных пород и следы недавних грандиозных обвалов и оползней. Признаки вулканической деятельности далекого геологического прошлого и пузыристые потоки недавно излившихся базальтовых лав, плоские как стол вершины хребтов и глубокие ущелья-каньоны. Поразительное сплетение геологической древности и геологической нови.

— Горы рождаются здесь на глазах человека, — твердил Закир. — Мы присутствуем при таинстве рождения новых хребтов. Все, что простирается вокруг, — это вздыбленные осколки равнин, поднятые спазмами чудовищных землетрясений. Сейчас все замерло перед новыми ударами. Пройдет немного времени, и…

Закир оказался пророком. 4 декабря 1957 года окрестности Гурван-Богдо стали ареной ужасающего землетрясения. От северных хребтов Гобийского Алтая во все стороны понеслись сейсмические волны — вестники катастрофы. Содрогнулась вся территория Монгольской Народной Республики, ощутили толчок колхозники Бурят-Монголии, горняки Читинской области, жители китайских провинций Ганьсу и Синьцзян. Сила первого удара равнялась одиннадцати баллам. Это было землетрясение «мирового» класса — одно из сильнейших в Центральной Азии. В 1920 году землетрясение подобной силы унесло более ста тысяч человеческих жизней в китайской провинции Ганьсу. Только малая населенность Гобийского Алтая избавила наших монгольских друзей от огромных жертв.

Два месяца спустя Закир писал мне:

«В начале января мы прибыли в район землетрясения. Здесь все изменилось. Не узнаю гор и долин, по которым совсем недавно мы с тобой прокладывали наши маршруты. Подземные удары продолжаются. Они вызывают новые обвалы. За пятьдесят километров видны взлетающие на огромную высоту пылевые вихри, порождаемые обвалами в глубоких долинах Ихэ-Богдо. К этому району все еще нельзя приблизиться. Чудом уцелевшая свидетельница катастрофы девушка-аратка Лхамсурунгин рассказала мне, что при первом же подземном ударе она потеряла сознание. Последнее, что она помнит, были овцы, катавшиеся по земле, как клубки шерсти. Лхамсурунгин очнулась спустя несколько часов. Подземный гул не утихал, а ее юрта подскакивала и колыхалась, как на волнах. Юрты оказались самым устойчивым видом жилищ. Только они выстояли при толчках… Сеть трещин избороздила долины и склоны гор. По трещинам одни участки поднялись, другие опустились. Даже в предгорьях смещения по разломам достигают десяти — двенадцати метров. Можно думать, что в высокогорной части хребта, в области максимальных разрушений, смещения земной поверхности во много раз больше. Вероятно, весь массив Ихэ-Богдо, высота которого до землетрясения составляла около четырех тысяч метров, сразу «подрос» на несколько десятков, а может, и на сотни метров. Нам удалось пролететь над ним на самолете. Внизу расстилался потрясающе дикий хаос разрушенных гор. Огромные красно-желтые обвалы засыпали ущелья. Хребты и венчающие их пики изуродованы исполинскими трещинами. Одна из вершин раскололась, часть ее рухнула вниз, образовав обрыв высотой около четырехсот метров. Подземные удары не прекращались. Склоны хребтов и вершины гор продолжали рушиться. Тучи пыли поднимались к самому самолету. И все это спустя два месяца после главного удара.

Трудно даже вообразить, что происходило в момент катастрофы…

Люди привыкли восторгаться красотами гор, но почти не задумываются над тем, как возникают все эти тихие долины с ясной гладью бирюзовых озер, эти зубчатые вершины, похожие на развалины готических замков, эти обрывы, с которых открываются незабываемые виды и манящие дали…

Поразительна прозорливость М. В. Ломоносова. Более двухсот лет назад он писал: «Где токмо ни увидишь с расселинами каменные горы, тут оставшиеся следы земного трясения быть не сомневайся, тем суровейшего, чем неустройнее суть развалины, стремнины и хляби…»

А в наши дни еще находятся чудаки-геологи, которые верят и проповедуют, что горы растут потихоньку-полегоньку, как тесто в глиняном горшке. Сюда бы их, к подножию Гурван-Богдо, к трещинам, протянувшимся на сотни километров вдоль Долины Озер, к обвалам Ихэ-Богдо. Горная цепь Гурван-Богдо вместе с другими хребтами Монгольского Алтая начала подниматься недавно и продолжает свой рост в нашу эпоху. С ее геологической молодостью связана сила происходящих здесь землетрясений. Подземными ударами, несущимися из глубин планеты, воздвигаются горные хребты…»

Сейчас Закир в Западной Африке. Вместе с группой геологов разных стран он изучает последствия агадирского землетрясения. А может быть, он уже находится на пути в Чили? Он без устали гоняется за землетрясениями, хочет понять их природу, научиться предсказывать их. Он утверждает, что землетрясения — это отзвуки взрывов, происходящих в недрах планеты. Спокойное развитие подкорового вещества временами нарушается, в нем возникают взрывные реакции, при которых рождается магма. Она ищет выход на поверхность Земли. Взрывы, приводящие к образованию магмы, спазматические движения магмы вверх сквозь твердую земную кору, быстро протекающие реакции в самой магме — вот непосредственные виновники землетрясений. Закир называет близорукими тех геологов, которые объясняют землетрясения образованием расколов и разломов в земной коре.

— Земная кора раскалывается не сама по себе, — горячится Закир, — чудес не бывает… Земная кора раскалывается от той же причины, от которой на поверхности Земли рушатся здания. Развитие вещества планеты заключается в его уплотнении. Вещество земных недр находится под огромным давлением. В этих условиях дальнейшее уплотнение, может быть, происходит в результате реакций ядерного синтеза: из атомов легких элементов возникают атомы элементов более тяжелых. Разумеется, хода этих реакций мы еще не знаем. В природной лаборатории земных недр эти реакции, может быть, протекают не с такой убийственной стремительностью, как при взрыве водородной бомбы. Однако они могут ускоряться, приобретать взрывной характер и тогда заявляют о себе ударами землетрясений. Я думаю, что мы живем на огромном генераторе ядерной энергии. И я постараюсь доказать это… Вулканы, землетрясения, рост горных хребтов — все это отзвуки работы подкорового ядерного генератора. Эпохи усиления вулканической деятельности, эпохи горообразования и «потопов», когда старые континенты тонули в волнах мирового океана, а новые поднимались из океанических глубин, были лишь кратковременными спазмами в работе ядерного генератора планеты. Геологическая история Земли свидетельствует, что такие спазмы повторялись неоднократно, по крайней мере раз в сто — сто пятьдесят миллионов лет. Человеческая история началась с конца одной из таких спазм — альпийской эпохи горообразования. В эту эпоху поднялись высочайшие горы Земли, опоясав двумя исполинскими кольцами всю планету. Альпы и Балканы, Карпаты и Кавказ, Куэнь-Лунь и Гималаи, Анды и хребты Индонезии вынырнули со дна морей и устремили в небо свои вершины. Почти одновременно грандиозные опускания и провалы образовали Средиземное и Черное моря, северную часть Атлантического океана, целый ряд меньших впадин. Альпийская эпоха горообразования не закончилась. Рост гор продолжается. Работа ядерного генератора недр еще не стабилизировалась после потрясений альпийской эпохи…

Поэтому осторожнее с испытаниями водородных бомб! Дело не только в опасности радиоактивного заражения атмосферы и океанов. Можно детонировать ядерные реакции в земных недрах, разбудить неукротимых злых духов глубин. Мы с ними не справимся… Тогда в лучшем случае в спазмах чудовищных землетрясений и горообразования погибнут целые города и страны, а в худшем — вся наша планета в миллионные доли секунды превратится в газовую туманность. Нельзя взрывать термоядерные бомбы, живя на огромной «термоядерной бомбе». Давайте лучше изучать недра родной планеты, искать ключ от кладовых энергии, перед запасами которых все месторождения угля и нефти, вся мощь водопадов и рек Земли не стоят коробки спичек. Там, в природной лаборатории земных недр, — энергия космических кораблей будущего, там — тепло, которое уничтожит полярные шапки планеты и изменит климат, там вечный генератор энергии для всех заводов, фабрик и городов, уже существующих и тех, которые будут построены…

Так твердит Закир — сын таджикского пастуха из кишлака Урмитан, ставший геологом. Некоторые называют его фантазером, но я верю ему. Верю потому, что он, сын гор, знает, любит и понимает горы. Верю потому, что мы с ним провели в странствиях по горам нс один год. Верю и потому, что до сих пор Закир не ошибался…

Обо всем этом я думал в теплую майскую ночь на балконе Карадагской биостанции. На темной поверхности моря над утонувшей Понтидой тянулась серебристая дорога лунного света. А в двадцати тысячах километров от берегов Крыма крутые прибрежные склоны южноамериканских Анд содрогались от ударов землетрясений…

На смену скупым записям сейсмограмм пришли газеты. «Трагедия в Чили», «Тысячи убитых и десятки тысяч оставшихся без крова», «Город Консепсьон снова разрушен до основания», «Волны цунами пересекают Тихий океан» — кричали крупные заголовки на первых страницах.

Вскоре стало ясно, что даже катастрофа в Агадире, разыгравшаяся в ночь с 29 февраля на 1 марта 1960 года и унесшая около десяти тысяч человеческих жизней, отступила на второй план перед майскими событиями в Чили.

Жертвой агадирского землетрясения пал один город, в результате подземных ударов изменились только очертания дна в Агадирском заливе.

В Чили землетрясение охватило территорию в несколько сот тысяч квадратных километров. От островов Чилоэ на юге до столицы страны города Сант-Яго на севере дрожало и колебалось Тихоокеанское побережье.

Сильные подземные удары продолжаются уже несколько дней. Город Консепсьон — один из крупнейших промышленных центров страны — превращен и развалины. Разрушены города Пуэрто-Монт, Вальдивия, Осорно. Огромной волной, пришедшей из Тихого океана, сметен Порт-Анкуд — столица острова Чилоэ. Пострадали сотни более мелких населенных пунктов, разрушены дороги и аэродромы. Весь охваченный землетрясением район сразу оказался отрезанным от остальных частей страны.

Особенно не повезло городу Консепсьону. С момента основания в 1541 году он разрушался землетрясениями уже несколько раз.

Последнее крупное землетрясение, при котором пострадало тридцать тысяч человек, произошло в окрестностях Консепсьона в 1939 году. После этого землетрясения город был построен заново. Именно поэтому Консепсьон, насчитывавший более ста двадцати тысяч жителей, являлся одним из наиболее современных и лучше всего распланированных городов Чили. Теперь, спустя немногим более двадцати лет, трагедия повторилась. Консепсьон снова перестал существовать…

Новые номера газет сообщали об огромных пожарах в разрушенных землетрясением городах, о десятках судов, поглощенных морем, о гигантских волнах цунами, прокатившихся через весь Тихий океан и заливших низменные побережья на Гавайях, в Калифорнии и в Японии.

Стена воды высотой в несколько метров обрушилась на берега Гавайских островов. В городе Хило волна цунами залила порт и улицы, разрушая здания, под обломками которых было погребено множество людей. В порту Сан-Франциско уровень воды стремительно поднялся более чем на метр. Десятки яхт были сорваны с причалов и унесены в море.

Со скоростью самолета волны цунами достигли берегов Японии и Филиппинских островов. Здесь погибло несколько сот человек и более ста пятидесяти тысяч осталось без крова. Даже на побережье Филиппин, в семнадцати тысячах километров от места катастрофы, высота океанической волны достигала шести метров. Небольшие рыбацкие поселки в Японии и на Филиппинах не были вовремя предупреждены о грозящей катастрофе. Их смел океан.

Японские газеты сообщали, что волны цунами затопили более сорока тысяч домов, а около шести тысяч разрушили или унесли в океан. Огромные пространства восточных побережий опустошены, дома разрушены, портовые сооружения повреждены. Это на противоположном берегу Тихого океана. А в самом Чили…

Корреспонденты описывали ужасающие подробности похорон жертв первых подземных ударов в городе Консепсьоне. Когда длинная процессия катафалков приближалась к кладбищу, новые подземные удары опрокинули гробы. Вопли обезумевших от ужаса и горя людей утонули в грохоте валящихся зданий и раскатах подземного гула…

Во многих районах Чили местность настолько изменилась, что спасательные отряды и летчики спаса тельных самолетов, везущих медикаменты и врачей, не могли пользоваться картами и не узнавали хорошо им знакомых мест.

В архипелаге Чилоэ исчезли целые острова, а на смену им со дна океана поднялись новые. В Андах пробудились вулканы.

Директор сейсмической обсерватории в Каракасе — столице Венесуэлы сообщил корреспондентам, что в течение трех дней в Чили произошло двадцать землетрясений, два из которых были наиболее катастрофическими за последние века.

Но разбушевавшиеся недра не хотели успокаиваться.

Через семьдесят восемь часов после первого удара, и два часа двадцать минут 26 мая 1960 года, третье катастрофическое землетрясение разразилось на юге Чили в районе острова Кинчао. Оно было исключительной силы. Горные хребты острова рассыпались, похоронив под обвалами десятки населенных пунктов. В Андах обрушились многие вершины, возникли крупные впадины, образовались новые вулканы. Вулканическая деятельность охватила около полумиллиона квадратных километров. Несколько небольших городов и портов было буквально стерто с лица Земли. На пятый день небывалой катастрофы уже девять андийских вулканов одновременно извергали пепел и лаву. Тучи вулканического пепла и грозовые облака окутали горы и побережье, содрогающееся от подземных ударов. А из этого хаоса разбушевавшихся стихий радио несло призывы о помощи. По сообщениям властей, положение населения в районах, охваченных землетрясением, стало отчаянным. Точное количество жертв установить было уже невозможно, ибо во многих населенных пунктах погибли все жители. Около двух миллионов человек лишилось крова.

Каждый вечер мы молча просматривали газеты. Говорить было не о чем. Ужасающая иллюстрация к нашим спорам отбила охоту продолжать их.

Время словно приподнимало завесу минувшего и хотело показать людям первобытный хаос горообразования. События в Чили взбудоражили всю планету. Радио приносило известия о землетрясениях в Аргентине, в Карибском море, в Албании, в Греции. Задымила и начала извергаться старая Этна… Казалось, цепная реакция землетрясений охватывает весь земной шар.

Ираклий Семенович перебрался со своей походной кроватью в сад.

— В комнатах душновато, — объяснил он, поеживаясь от вечерней свежести.

Сквозь приоткрытую дверь библиотеки было видно, как он потащил вслед за походной кроватью два ватных одеяла.

Я читал корреспонденцию одного из очевидцев гибели Порт-Анкуда, когда Василий Иванович вдруг ударил по газете, которую держал в руках, и возмущенно сказал:

— Доигрались! Бисовы дети…

Зная его добродушную невозмутимость, я не сомневался, что произошло нечто необычное.

— Читай, — сказал он, протягивая газету.

Это была английская «Sunday Dispatch» от 29 мая 1960 года. Я пробежал глазами небольшую заметку.

— Невероятно!

Известные американские ученые доктора Робинзон и Линч в интервью, данном корреспонденту этой газеты, сообщали, что землетрясения в Чили могли быть вызваны подземным атомным взрывом. Вот, черным по белому: «В горах Сьерра-Невада существует несколько секретных атомных баз Соединенных Штатов. Доктор Робинзон считает, что подземные ядерные взрывы в Калифорнии могли вызвать землетрясение в Южной Америке. Если предположения ученых справедливы, значит, Соединенные Штаты продолжают ядерные испытания». Коротко и ясно.

— Невероятно… Впрочем, это лишь предположение…

— Не забывай, что предположение исходит именно от американских ученых.

— Да, конечно… Чудовищно! Один старый араб назвал землетрясение в Агадире «бомбой господа бога». Если предположение Робинзона справедливо, то трагедию в Чили следовало бы назвать «бомбой господина Эйзенхауэра». Это как раз то, о чем говорил Закир: возможность детонации землетрясений при помощи ядерных взрывов. Слабость ученых и безумие политиков начинают угрожать существованию всей планеты…

— Ты сказал, слабость ученых?

— Конечно. Ученые воссоздали в своих лабораториях чудовищные виды энергии, отдали их политикам и военным, а теперь не могут, не смеют или не хотят сказать, в какую пропасть приведет безумное использование этой энергии… Даже если доктор Робинзон ошибся, трагедия, переживаемая народом Чили, должна послужить величайшим предостережением всему человечеству. Бессмысленные ядерные взрывы, и особенно взрывы подземные, могут спровоцировать еще более страшные катастрофы, чем чилийская. И кроме того, разрушения и жертвы в Чили — не напоминают ли они последствий ядерной войны, которую так любят описывать некоторые писатели-фантасты? Разрядившаяся в Чили энергия земных недр близка к энергии тех смертоносных вихрей, которые запрятаны в стальные цилиндры водородных бомб…

— Я все-таки верю, — сказал Василий Иванович, — что человечество вовремя поймет опасность и займется предотвращением землетрясений. Любых землетрясений…

Мы вышли в сад. Под деревом мирно похрапывал Ираклий Семенович. Шелестели невидимые волны. Звезды ярко блестели над руинами спящего Карадага. А в далеком Чили продолжалось землетрясение…

ГИБЕЛЬ РОДИНЫ ОДИССЕЯ

Одиссей, царь Итаки, скитаясь после окончания Троянской войны по чужим морям и землям, не переставал мечтать о возвращении к берегам любимой отчизны.

О своей далекой родине он рассказывал царю феакиян Алкиною:

«…В солнечносветлой Итаке живу я; там Нерион, всюду

Видимый с моря, подъемлет вершину лесистую; много

Там и других островов, непохожих один на другого —

Зам и Дулихий и лесом богатый Закинф; и на самом

Западе плоско лежит окруженная морем Итака

(Прочие ж ближе к пределу, где Эос и Гелиос всходят);

Лоно ее каменисто, но юношей бодрых питает;

Я же не ведаю края прекраснее милой Итаки…»

Так воспел родину своего героя Гомер.

Прошли тысячелетия с тех дней, когда легендарный слепец бродил по дорогам древней Эллады и, нищенствуя, пел бессмертные песни.

Возникали и рассыпались в прах государства, в шквалах войн гибли города и народы, а горбатый островок, приютившийся у берегов Греции, по-прежнему манил путников ласковой зеленью своих рощ, бирюзовой гладью тихих бухт, приветливыми огоньками прибрежных селений.

В плеяде Ионических островов, длинной цепью протянувшихся вдоль западных берегов Греции, Итака не самый маленький. Вместе с Корфу, Левкасом, Кефаллинией и Закинфом он принадлежит к числу наиболее крупных. Однако, если сложить вместе все эти клочки суши, поднимающиеся из голубых вод Ионического моря, их общая площадь окажется лишь чуть больше площади большого европейского города, такого, как Москва или Лондон с пригородами.

Ионические острова — вершины затопленных морем горных хребтов.

Не очень давно, может быть всего лишь несколько тысячелетий назад, эти хребты составляли одно целое с горами Греции. В глубоких долинах между хребтами текли реки, впадавшие в Средиземное море, берег которого лежал южнее и западнее современных берегов Пелопоннеса и Акарнании.

Горы Балканского полуострова очень молоды. Их формирование еще продолжается. В то время как центральная часть полуострова медленно поднимается, по его краям видны следы грандиозных опусканий. Прибрежные горы рассечены глубокими разломами. По этим разломам большие участки суши опустились ниже уровня моря. Над поверхностью вод остались только вершины наиболее высоких хребтов.

Опускания не происходили спокойно. Они сопровождались сильнейшими землетрясениями. В эпоху Гомера Итака, Кефаллиния и другие острова Ионического архипелага уже не имели сухопутной связи с Балканским полуостровом. Значит, наиболее сильные землетрясения произошли еще в доисторические времена.

Однако разрушительная работа в земных недрах не прекращалась. Подземные толчки снова и снова сотрясали отвоеванные морем хребты. Тучи пыли взвивались над рушившимися селениями; трещины бороздили склоны прибрежных холмов; громадные волны, поднятые землетрясением, захлестывали золотые песчаные пляжи.

Люди гибли, но не уступали. Оставшиеся в живых отстраивали разрушенные дома, поправляли каналы — и снова цвел миндаль, гнулись под тяжестью плодов апельсиновые и оливковые деревья, снова смуглые черноволосые девушки наполняли плетеные корзины золотистыми гроздьями винограда.

Слишком плодородна была щедрая земля, слишком прозрачно небо и ласково теплое море, чтобы даже самые слабые духом решились покинуть страну своих отцов.

Как и тысячелетия назад, пастухи продолжали бродить со стадами по горбатым кряжам островов, а из Керкиры, Аргостолиона, Закинтоса и других городов Ионического архипелага отплывали к берегам Греции суда, груженные оливковым маслом и апельсинами, шерстью и вином.

В средние века могучая Византия, Венеция и Неаполь спорили о праве грабить мирных скотоводов и земледельцев Итаки, Кефаллинии и Закинфа. Рыбаки и маслоделы Корфу, пастухи Левкаса и виноградари Итаки не раз видели с прибрежных холмов, как стремительные остроносые галеры окутываются пушечным дымом и сходятся на абордаж.

Прикрывая мозолистыми ладонями глаза, мирные жители прибрежных селений рассуждали о том, кто отнимет у них осенние сборы, будет пить их вино и горланить по ночам солдатские песни.

Победители, подобные прожорливой саранче, появлялись и исчезали, но даже их жадность не могла опустошить щедрой земли. Новый урожай снова наполнял вином и маслом старинные амфоры в прохладных подвалах, а на просторах нагорных пастбищ суровый пастух считал суковатым посохом приплод своих поредевших стад. И житницей Греции звали люди тихие прибрежные острова.

В 1953 году катастрофа наступила неожиданно…

Качнулись маятники сейсмографов в глубоких бетонированных подвалах сейсмических станций всего мира. Зайчик светового луча, отраженный от зеркала на маятнике, начертил острые зигзаги на фотобумаге. Еще и еще…

В Москве и Париже, Нью-Йорке и Иркутске внимательные взгляды сейсмологов впились в путаницу пересекающихся ломаных линии на сейсмограммах. Каждый зигзаг, чернеющий на полоске фотобумаги, — след упругой сейсмической волны, рожденной землетрясением. Вот первый зигзаг, оставленный наиболее быстрой продольной волной. Она прошла через внутренние области земного шара и первой достигла сейсмической станции. Вот еще несколько колебаний: пришла вторая группа волн — поперечные, распространяющиеся медленнее, чем первые. Вот, наконец, целая серия острых, резких зигзагов — наиболее сильный отзвук далекого землетрясения. Он принесен особым видом сейсмических волн, которые распространяются по земной поверхности подобно кругам на воде от брошенного камня. Еще зигзаги колебаний — это поверхностные волны, обогнувшие земной шар и пришедшие к станции с противоположной стороны. А это поверхностные волны, несколько раз обошедшие земной шар. Все эти волны рождены одним подземным толчком. Однако они имеют различную скорость и поэтому пришли на сейсмическую станцию не одновременно…

— Сильнейшее землетрясение, — сказал седой ученый, закончив обработку сейсмограмм. — Эпицентр в Средиземном море, вблизи Ионического архипелага. Страшно подумать, что произошло там, если даже у нас в Москве смещение почвы при толчках достигало миллиметра…

В начале августа 1953 года в западной Греции стояла жаркая, солнечная погода. Оранжевый шар солнца медленно погружался в неподвижное, словно покрытое маслом, море, чтобы утром снова вынырнуть на востоке, возвещая зной не успевшей охладиться земле.

Полуобнаженные люди на полях и в оливковых рощах Итаки все чаще вытирали со лба крупные капли пота и прикладывали к пересохшим губам оплетенные тростником бутыли с виноградным вином. Стада покинули открытые горбатые склоны и попрятались в маквисе — зарослях колючих вечнозеленых кустарников, покрывающих подножия кряжей.

Опустели улицы городов. Знойное штилевое безмолвие было необычным. Люди ждали грозы.

9 августа в ту пору, когда пастухи в горах уже разыскивали тень, чтобы укрыться от палящих лучей солнца, а внизу, у моря, спускались к пляжам купальщики, утреннюю тишину нарушил подземный гул. Дрогнули горбатые холмы; тонкие трещины побежали по выжженным склонам. Испуганно замычали коровы, заблеяли сбившиеся в кучу козы и бараны.

Пастухи, покинувшие свои убежища, видели, как взвилась пыль над поселками. Это рушились здания.

Подземные толчки вскоре прекратились. Причиненный ущерб оказался невелик. Больше всех пострадала Итака. На ней было повреждено и разрушено около двухсот домов. Жители ждали новых толчков, но их не было. Волнение вскоре улеглось. Люди начали приводить в порядок пострадавшие постройки, разбирать развалины.

Вечером на Итаку в маленький порт Вети возвратились рыбаки. Они были возбуждены и встревожены.

— Странное дело, — рассказывал один из рыбаков, вытаскивая вместе с товарищами на прибрежный песок пустой баркас, — рыбы нет. Ушла в глубину.

— Плохой знак, — заметил старик, чинивший на берегу порванную сеть. — Быть беде… У нас на Итаке землетрясения никогда не бывают по одному. После первого удара обязательно тряхнет еще несколько раз, послабее. А тут — ничего. Ударило один раз — и баста. Плохой знак…

Однако ночь прошла спокойно. Тихо было и на следующий день.

— Обошлось, — рассуждали жители Вети, укладываясь спать вечером 10 августа. — На этот раз отделались испугом. Завтра надо встать на рассвете, чтобы пораньше закончить ремонт.

…До рассвета дожили немногие. Ночной мрак еще не начал редеть, когда сильнейший подземный удар потряс горбатые кряжи островов. Грохот горных обвалов заглушил треск рушившихся строений.

За несколько секунд сотни людей были убиты, тысячи ранены, десятки тысяч остались без крова. На рассвете зарево пожаров поднялось над развалинами городов и деревень Кефаллинии и Итаки. Огромным костром пылали руины Закинтоса — главного города на острове Закинф. Пожары, начавшиеся от опрокинутых ламп, коротких замыкании, непогашенных топок на разрушенных фабриках, тушить было нечем: водопровод не работал, пожарные машины были погребены под развалинами.

Через несколько минут после подземного толчка огромная морская волна обрушилась на порт Вети. Она родилась в море, в том месте, где сотрясение дна было особенно сильным.

Чудовищный водяной вал опрокинул на своем пути все, что уцелело после подземного удара, и забросил остатки разбитых баркасов на прибрежные виноградники.

Порт Вети перестал существовать.

…Солнце поднялось над зеркально спокойным морем и осветило опустошенную страну и обезумевших от ужаса и горя людей…

Первая помощь с материка пришла только к вечеру. Сначала появились самолеты. Сделав несколько кругов над разрушенными селениями, они улетели, но вскоре вернулись снова. Открылись люки, и вниз, на развалины, полетели мешки с продовольствием и медикаментами.

Потом пришли катера и баркасы с врачами, солдатами и добровольцами с Пелопоннеса, из Акарнании и Этолии. Их дома тоже пострадали, но они торопились помочь тем, чья беда была грознее.

Всю ночь на островах горели костры. Кормили голодных, измученных людей, перевязывали раненых.

Утром 12 августа печальные процессии с наспех сколоченными гробами медленно направились к ближайшим кладбищам. Однако жителям Итаки и Кефаллинии не дано было похоронить своих мертвых.

Земные недра еще не разрядили всей накопившейся в них энергии. В девять часов двадцать три минуты 12 августа оглушительный гул возвестил новое землетрясение. Толчок оказался катастрофическим по силе.

Земная поверхность заволновалась подобно бурному морю. Огромные трещины, оползни и обвалы в несколько секунд изменили облик островов. С крутых склонов вместе с почвой сползли в море сады и виноградники. Реки, перегороженные обвалами, изменили русла.

Налетевший ветер поднял тучи пыли и пепла. Когда пыль рассеялась, те, кто уцелел, увидели, что вершина горы Энос на острове Кефаллиния раскололась, а часть острова Итака вместе с развалинами прибрежных селений, дубовыми рощами и садами соскользнула в море. Взмученные на огромном пространстве морские воды клокотали и пенились в чудовищных водоворотах.

Родина Одиссея погрузилась на морское дно.

ГОРЯЩАЯ ГОРА КАН-ТАГ

В горах южного Тянь-Шаня, там, где голубые воды Искандер-Дарьи сливаются с мутным стремительным Ягнобом и образуют яростно рокочущую, пенистую Фандарью, высоко поднимается над зелеными долинами скалистая дымящаяся вершина Кан-Тага[33].

Географы древности считали Кан-Таг вулканом. Однако они заблуждались. Огонь, бушующий в недрах Горящей горы, не имеет ничего общего с расплавленной лавой, заполняющей жерло вулкана.

В скалистом массиве Кан-Тага с незапамятных времен горят пласты каменного угля.

Несколько лет назад мне довелось побывать на вершине Горящей горы. Из геологического лагеря, разместившегося возле развалин старой крепости Сарвадар-Кала, были хорошо видны западные склоны Кан-Тага. Они громоздились почти на полторы тысячи метров над Фандарьинской долиной. Красные скалистые уступы и осыпи, словно состоящие из битого кирпича, выделялись яркими пятнами среди зеленых склонов. Желтые зубцы вершины четко вырисовывались на фоне темно-синего неба. Над вершиной висело дымное марево; его источник находился на скрытом от нас восточном склоне Кан-Тага.

Мы начали подъем рано утром, воспользовавшись заброшенной тропой, по которой когда-то возили нашатырь[34] с вершины Горящей горы. Мы — это наш геологический отряд: мой помощник Кирилл Ильин — студент из Ленинграда, проводник — почтенный седобородый Хасан Давлят и я сам.

Кирилла больше всего интересуют кеклики[35]. За плечами у него старая двустволка. Он то забегает вперед, то отстает, щурит глаза и подергивает облупленным носом, что должно выражать напряженное охотничье внимание. Хасан нетороплив, скуп на слова. Он подоткнул под пояс полы коричневого стеганого халата, заложил за спину большие узловатые руки и, опустив голову, медленно поднимается по крутой, едва различимой тропе. За спиной у него рюкзак, к которому привязан ярко начищенный медный чайник. Зачем он взял с собой чайник, не знаю, но я так привык во всем полагаться на него, что считаю вопросы излишними.

Сзади раздается выстрел: Кирилл начал пугать кекликов. Хасан даже не оглядывается. Он знает заранее результат. Вскоре нас догоняет запыхавшийся Кирилл.

— Пух полетел, жуть, — объявляет он, тяжело дыша.

— А кеклики? — спрашиваю я не без ехидства.

На тропе начинают попадаться красные обломки горелых пород. Поднимаю один из них. Мелкозернистый, обожженный подземным пожаром песчаник напоминает кирпич.

— Огнеупор? — спрашивает Кирилл.

— Может быть, — отвечаю я, подумав. — Это придется проверить анализами.

— Если огнеупор, значит, здесь огромное месторождение, — уверенно заявляет Кирилл. — Вся гора сложена этой породой. Обожжена что надо! Послушайте, как звенит.

Он берет две плитки красного песчаника и ударяет одну о другую. Плитки звенят, как хорошая черепица.

Некоторое время поднимаемся молча. Далеко внизу остались развалины крепости и седая лента бешеной Фандарьи, через которую мы переправлялись на скрипучем деревянном пароме. Гул реки едва слышен.

Кирилл оставил кекликов в покое. Он плетется позади меня, сопит, сосредоточенно думает о чем-то.

— Интересно, отчего мог загореться уголь? — спрашивает он вдруг.

Разговаривать во время подъема трудно. Возможно короче отвечаю, что подземные угольные пожары возникают от разных причин.

Уголь может воспламениться от сильного удара молнии, от тепла, которое выделяется в ходе природных химических реакций. Иногда угольные пласты поджигает расплавленная лава, ищущая выход на поверхность земли. Однако чаще всего уголь загорается во время резких движений земной коры. От этих движений в толщах горных пород образуются глубокие трещины. При землетрясениях целые участки земной коры вздымаются и оседают по трещинам разломов. В зонах разломов развивается огромное трение, повышается температура горных пород. Если такие разломы пересекут угольные пласты и по трещинам начнет поступать воздух, уголь легко может загореться.

— Думаю, что именно эта последняя причина и вызвала пожар Кан-Тага, — заключаю я свою краткую лекцию.

— А где здесь были разломы? — не унимается Кирилл.

У меня уже не хватает дыхания. Показываю на скалистый гребень, круто спускающийся с вершины Кан-Тага к югу. На гребне хорошо видны причудливо смятые и задранные слои желто-серых пород. Похожие на кирпич песчаники и сланцы, на которых мы стоим, исчезают под этими породами.

— Там разлом, — говорю я Кириллу. — Желтые слои на гребне — это древние палеозойские[36] известняки. Они надвинуты на молодые угленосные отложения.

— Значит, уголь загорелся во время надвигания известняков, — решает Кирилл. — А когда это произошло?

— Разлом молодой… Конечно, с геологической точки зрения. Во всяком случае пожар продолжается уже несколько тысячелетий. Вероятно, он начался задолго до появления человека в горах Тянь-Шаня. Без сомнения, здесь выгорели многие миллионы тонн каменного угля…

— Начальник, дальше пойдем, — строго говорит Хасан. — Ночевать на Кан-Таге яман.

Мы карабкаемся дальше вслед за неутомимым Хасаном.

Несколько часов нелегкого пути по бесконечным зеленым склонам и звонким красным осыпям — и наша маленькая группа близка к цели похода.

Останавливаемся передохнуть на небольшой площадке у подножия скалистого гребня Кан-Тага. Высота около трех километров над уровнем моря. До вершины осталось не более сотни метров. Внизу, как на карте, долина Фандарьи. В тени обрывов тонкой нитью вьется река. На юге в оторочке тяжелых мохнатых облаков зубцы Гиссарского хребта. На западе, за глубокой трещиной Фандарьинского каньона, среди желто-серых скалистых гребней и снеговых вершин Зеравшанского хребта поднимаются строгие, словно обточенные ювелиром, пики — Чимтарга и Ганза.

Мы с Кириллом по очереди рассматриваем горы и расселину каньона в большой бинокль.

— Ну и крутизна, — шепчет Кирилл. — Отсюда кажется — не пройдешь. А там, внизу, дорога, машины ездят. До постройки автодороги каньон был, конечно, непроходим. Зачем же построили крепость у входа в него?

— Вдоль каньона издавна существовала вьючная трона, — говорю я Кириллу. — Только не по дну, а в обрывах — подвесная. Слышал про овринги?

Кирилл молча кивает.

— А крепость… Она была нужна. Фандарьинским каньоном шли не только купеческие караваны, но и полчища иноземных захватчиков. Даже Александр Македонский искал здесь путей в Индию. Он прошел по каньону и ухитрился провести боевых слонов. Как он это сделал — осталось одной из его многих тайн. По оврингам слоны не пройдут… Перед постройкой дороги овринги были в таком состоянии, что по ним едва ли мог пройти и навьюченный ишак.

Хасан утвердительно кивнул головой:

— Не найдешь на свете оврингов хуже фандарьинских. Кто по ним ходил, большим смельчаком считался…

— Находились смельчаки, — говорю я. — Эту крепость, возле которой стоят наши палатки, разрушали не раз. Греки, римляне, местные феодалы… Она охраняла не только путь на юг, к плодородным долинам Таджикистана, но и подступы к Горящей горе. Нашатырь, который добывали в огнедышащих пещерах Кан-Тага, в древности высоко ценился…

Отдохнув, мы продолжаем подъем. Заросшие травой склоны остались внизу. Перед нами скалистый гребень. Карабкаться по обрывистым карнизам становится все труднее. Кирпично-красные осыпи с шуршанием ползут из-под ног.

Вблизи вершины снова остановка. Кирилл нашел что-то интересное. Среди тонких пластов, словно выложенных из красного кирпича, поблескивают слои железной руды. Они образовались из осадочных бурых железняков. Рядом чернеют непосредственные свидетели пожара — слои шлаков.

Вот наконец и вершина! Ветер приносит резкий запах сернистого газа. Еще несколько шагов среди хаотического нагромождения красных глыб — и мы останавливаемся, пораженные открывшейся картиной. Восточный склон Кан-Тага гигантскими ступенями обрывается вниз, в долину Ягноба. Вдоль извилистых карнизов у наших ног зияют темные жерла. Некоторые из них дымят. Столбы белого дыма медленно тают в прозрачном воздухе.

Кругом ни кустика, ни травинки. Только голые скалы, нагромождения камней, красные, желтые, коричневые обрывы да безмолвно дымящие темные пещеры. Впрочем, не совсем безмолвно. Раздается глухой рокот, вздрагивают камни под ногами, и черное жерло невдалеке от нас окутывается густым белым дымом. Дым медленно рассеивается, и снова все тихо.

— Нужно быть осторожным, — говорю Кириллу. — Некоторые жерла, видимо, действуют периодически.

Мы спускаемся к ближайшей пещере. Она не дымит, но запах сернистого газа по мере приближения к ней становится все сильнее. Камни у входа в пещеру нагреты так, что к ним нельзя притронуться. Из трещин в глубине пещеры с легким свистом вырывается сухой, обжигающий воздух. Стены и потолок покрыты желтыми налетами серы и белыми шапками нашатыря. Почва настолько нагрета, что жар чувствуется даже сквозь толстые подошвы горных ботинок. В нескольких шагах находится дымящее жерло. Вблизи него жара еще сильнее, а удушливый запах аммиака и сернистого газа заставляет нас поспешно отступить.

Пробираемся вдоль карнизов восточного склона и пробуем сосчитать жерла. Их тут много десятков. У большинства стенки покрыты светло-желтыми кристаллами серы и пушистыми белыми корками тонкоигольчатого нашатыря; попадаются скопления еще каких-то минералов — желтоватых, оранжевых, зеленоватых.

Кирилл оставил свою двустволку Хасану и торопливо собирает образцы минералов. Я наношу на карту самые крупные жерла.

— Владимир Александрович, — слышен голос Кирилла, — идите сюда! Вот самая большая пещера. Ну и жара…

Держась руками за выступы скал, осторожно приближаюсь к центральному жерлу.

Его палящее дыхание чувствуется на несколько десятков метров. Кирилл, стоящий у черного провала пещеры, кажется совсем маленьким. В пещере обжигающий сумрак. Желтые газы змейками ползут из трещин в стенах. Потолок покрыт гирляндами разноцветных кристаллов. На дне нагромождение красных плит.

Откуда-то из глубины доносится гул, подобный гулу полыхающего пламени.

Кирилл лезет в пещеру, но сразу же выскакивает обратно.

— Я не загорелся? — спрашивает он, давясь дымом.

Гул в глубине пещеры нарастает. Мы поспешно бежим прочь. И вовремя. Жерло выплевывает облако желтого дыма. Ярко вспыхивает подхваченный горячим вихрем обрывок газеты, который обронил Кирилл.

Мы смотрим друг на друга.

— Вот ч-черт! — заикаясь, бормочет Кирилл. Он бледен. На обратном пути он старательно обходит даже самые маленькие жерла. Мы возвращаемся к Хасану.

Старик не потерял времени даром. На плите красного песчаника разложено чистое полотенце. На нем хлеб, намазанный маслом, жареные кеклики — вчерашняя добыча Хасана, не Кирилла. Аппетитно пахнут разогретые в банках консервы.

Испуг не испортил Кириллу аппетита. Усевшись на краю плиты, он хватает банку консервов и с воплем отдергивает руку. Горячая тушенка с горохом вываливается на полотенце.

— Э, зачем спешить? — недовольно говорит Хасан. — Шурпа прямо из печки.

Засунув пальцы в рот, Кирилл с недоумением оглядывается по сторонам. Крышка медного чайника начинает звонко дребезжать. Из-под нее вызывается пар.

— Закипел, — объявляет Хасан.

Он осторожно берет чайник краем халата и ставит на плиту, служащую нам столом. Это похоже на чудо. Чайник закипел, стоя на голой земле.

— Кушайте, пожалуйста, — говорит Хасан. — Другой такой печки нет во всем Таджикистане.

Я протягиваю руку к тому месту, где стоял чайник. Из земли бьет острый жар. Значит, и здесь находятся присыпанные мелкой щебенкой трещины.

К вечеру нагруженные образцами, добытыми в жерлах природной фабрики минералов, мы покидаем гигантский газогенератор Кан-Тага. Кирилл идет позади меня и горячо доказывает преимущество подземной газификации углей.

— Природа на примере Кан-Тага подсказывает самый правильный метод использования угольных месторождений — метод подземной газификации, — заключает он с торжеством.

Я не возражаю.

Кирилл начинает развивать проект создания геотермической энергоцентрали на вершине Кан-Тага. Он успевает провести паро- и газопроводы к зимовщикам на Искандеркульскую метеорологическую станцию, в Душанбе и даже в Ташкент. Потом его внимание снова привлекают кеклики. Гремят выстрелы и летит пух.

В лагерь мы возвращаемся без кекликов.

ЗАГАДКА АЗИАТСКИХ ВЫСОКОГОРИЙ

О загадочном голуб-яване — таинственном обитателе азиатских высокогорий — я впервые услышал от Мирзо Курбанова, проводника и охотника, бесстрашного следопыта скалистых круч.

Это было на Западном Памире. Наш геологический лагерь — три маленькие альпийские палатки — уже несколько дней стоял невдалеке от края ледника, запиравшего верховья долины. Вблизи палаток быстро текли мутные коричневые воды большой реки. Они вырывались из глубокой расщелины в изъеденном солнцем языке льда.

Выше лагеря, возле ледника, была стоянка чабанов. Их стада паслись по окрестным склонам, и веселые огни костров приветливо мигали в вечернем сумраке.

Однажды чабаны обратились к нам за помощью. В долине начали разбойничать барсы. Минувшей ночью они задрали с десяток баранов. Потревоженные чабанами барсы с большой неохотой покинули место побоища.

Ночью чабаны ждали нового нападения. Кремневые ружья были плохой защитой против дерзких хищников. А у нас были винтовки.

В засаду отправились геолог Петр Васильевич, Мирзо Курбанов и двое чабанов. Однако ночь прошла спокойно. Барсы не появились и на вторую ночь.

— Испугались, — посмеивался Петр Васильевич, — поняли, с кем имеют дело.

Но суровый, спокойный Мирзо был встревожен:

— Почему барс убежал? Моя не понимай. Совсем не понимай. Яман. Нехорошо.

На третью ночь охотники не пошли в засаду.

— Барс не придет. Далеко убежал, другой долина, — пояснил Мирзо.

— А почему?

Старый охотник пожимал плечами.

В тот вечер мы долго сидели у костра. Взошла луна. Бледный зеленоватый свет озарил крутые склоны ледниковых цирков. Острые тени легли на скалы и льды.

Мирзо настороженно прислушивался.

— Отсоветовал идти, — сердился Петр Васильевич, — а теперь сам ждет, что подадут голос. Тоже мне истребитель барсов…

В долине Ванча истребителем барсов звали Мирзо. Более тридцати засечек украшало потемневший приклад его винчестера. Каждая засечка — убитый барс.

Вдруг Мирзо, сидевший неподвижно, встрепенулся. На лице старого охотника появилось выражение недоверия и даже испуга.

— Говорил, говорил, — шипел Петр Васильевич.

Мирзо предостерегающе поднял руку, и мы замерли, прислушиваясь.

Издалека, из самых верховьев долины, донесся какой-то звук, какой-то странный голос. Вскоре он повторился ближе, гортанный, загадочный, ни на что не похожий: не то стон, не то рычание.

— Барсы? — с сомнением прошептал Петр Васильевич.

«Волки», — мелькнуло у меня в голове.

В третий раз прозвучал странный голос: далекий, тоскливый, свирепый.

Мирзо поднялся. Губы старого охотника дрожали. Глаза испуганно округлились.

— Голуб-яван, — пробормотал он, отирая коричневой рукой крупные капли пота со лба, — снежный человек. Много снежный человек. Беда, начальник…

Ярче вспыхнули костры в лагере чабанов. Затем оттуда донеслись крики, удары в какие-то жестянки, выстрелы.

— Напали? — спрашивал Петр Васильевич, судорожно сжимая побелевшими пальцами винтовку. — Идем помогать?

— Нельзя, — ответил Мирзо, поспешно валя в костер коряжистые стволы сухой арчи. — Нельзя идти от огня. Снежный человек боится огонь. Больше ничего не боится. Кто пойдет от огня — пропал. Там, — Мирзо указал на лагерь чабанов, — немножко пугают снежный человек. Давай мы тоже… — И Мирзо, схватив в одну руку скалку, а в другую жестяной таз, принялся барабанить, выкрикивая в темноту:

— Эй, о эй, пошел, пошел!..

Рабочие-таджики последовали его примеру.

Тихий геологический лагерь превратился в стойбище загулявших людоедов. Метались на ветру огромные языки пламени. Вокруг них приплясывали и орали люди, колотя в кастрюли, тазы и ведра. Лошади, привязанные возле самых костров, ржали, стригли ушами, испуганно косились на огонь.

Голосов снежных людей мы больше не слышали: дьявольский шум, поднятый в двух лагерях, мог испугать кого угодно.

Остаток ночи прошел без сна.

Усталые и охрипшие, мы жались к костру, тревожно озирались, прислушивались. Однако, после того как умолкли крики в лагере чабанов, в долине воцарилась полнейшая тишина. Даже ветер прекратился. В неподвижном морозном воздухе спокойно горели костры. Луна ярко освещала белое галечниковое русло, скалистые гребни, пустынный серебристый ледник.

Мирзо тихо рассказывал:

— Голуб-яван очень плохо. О-о!.. Горы живет высоко. Долина не любит. Большой ледник любит. «Здесь не был. Недавно из другой долина пришел. Потому барс убежал. Голуб-яван все боятся. О-о!.. Кого нашел, к себе тащил. В земля тащил. Потом кушал… Очень злой, очень сильный…

— Какой он из себя? — спросил Петр Васильевич, потирая над костром озябшие руки.

— Совсем как человек, только поменьше, бегает шибко, шарабара не надевает, совсем голый.

— Глупости, — сказал Петр Васильевич, — замерз бы насмерть.

— Зачем замерз, — возразил Мирзо. — Шерсть хороший есть. Такой шерсть, как у медведь, только серый.

— Глупости, — повторил Петр Васильевич и поспешно оглянулся.

Утром рабочие потребовали перенести лагерь. Работы в этой долине были почти закончены, поэтому Петр Васильевич возражал главным образом из упрямства. При ярком солнце после сытного завтрака все ночные страхи казались ему наивными и смешными.

— Кого испугались? — уговаривал он рабочих. — Выли барсы, а может, волки. Сегодня ночью мы с Мирзо пойдем и подстрелим парочку. Как, Мирзо, пойдем?

Мирзо дипломатично молчал. Рабочие продолжали настаивать. Атмосфера накалялась.

Петр Васильевич попробовал изменить тактику:

— Чабаны нас засмеют, если уйдем. Они вон не думают уходить…

Словно в ответ на эти слова невдалеке послышались гортанные крики, дробный шорох сотен маленьких копыт, и плотно сбитая масса баранов и коз подобно потоку потекла мимо нашего лагеря вниз по долине.

Уход чабанов прекратил спор.

Вечером мы разбили новый лагерь в самых низовьях долины. Однако и здесь рабочие не чувствовали себя в безопасности. Они по очереди сторожили лагерь и жгли большой костер.

Осенью, возвратившись в Хорог, я рассказал о нашем приключении геологу Сергею Ивановичу Клунникову — старожилу и замечательному знатоку Памира. Признаться, я побаивался, что Сергей Иванович начнет подтрунивать надо мной. Однако этого не случилось.

Выслушав мой рассказ, Клунников совершенно серьезно заметил, что и он не раз слышал от бадахшанцев и таджиков, населяющих долины Западного Памира, о существовании каких-то таинственных животных на азиатских высокогорьях.

Несколько лет назад знакомый охотник даже показывал ему клок грубой грязно-серой шерсти, срезанной с убитого голуб-явана. Охотник ни за что не хотел расставаться с этим клочком волос, считая его талисманом. Голуб-явана убил дед охотника. Семейная реликвия переходила от отца к сыну. Впрочем, приятелю Сергея Ивановича талисман не принес счастья. Охотник пропал без вести на ледниках Язгулемского хребта. Может, провалился в трещину, а может, как уверяли в кишлаке, его утащили снежные люди. Вместе с охотником исчез и талисман.

— Фактов, к сожалению, слишком мало, — заметил в заключение Клунников, — а легенд и фантазии слишком много. Жаль, что вы так стремительно ретировались, услышав голоса голуб-яванов. Кто знает, может, вы стояли на пороге разгадки тайны.

Я признался, что теперь, спустя несколько месяцев, мне самому все наше приключение кажется неправдоподобным. Таджики могли ошибиться. Может быть, мы слышали вой шакалов или рычание барсов. Что это за фантастические существа, живущие среди снегов и льдов? Почему о них ничего не знает современная наука?

Сергей Иванович усмехнулся.

— Начну с конца, — сказал он. — Современная наука кое-что знает о них. Жители Тибета, Непала и особенно индийцы из горного племени шерпов не раз рассказывали европейским путешественникам о снежных людях, будто бы обитающих в недоступных высокогорных долинах Гималаев, Куэнь-Луня и Каракорума. Многие путешественники встречали следы этих существ. Таинственные следы на снегу впервые описал Уэдделл, участник гималайской экспедиции 1889 года. Он видел следы на границе Тибета, на перевале Донкья-Ла, на высоте более пяти тысяч метров над уровнем моря. Носильщики-тибетцы в один голос заявили, что следы оставил йети, или метох-кангми, — страшный волосатый человек, живущий среди снегов. Следы йети видели все участники первой экспедиции на Эверест: шестеро европейцев и двадцать шесть носильщиков-шерпов. Это произошло на северных склонах Эвереста на высоте шести тысяч семисот метров над уровнем моря. Следы были совсем свежие. Близость страшного йети так смутила шерпов, прозванных за свое мужество и выносливость тиграми Гималаев, что начальнику экспедиции Говарду-Бюри стоило немалого труда предотвратить панику и заставить носильщиков продолжать подъем.

Наконец, лет двенадцать назад, кажется, в 1925 году, итальянец Томбози как будто видел даже живого йети в Центральных Гималаях, у подножия пика Каб-ру. Йети прошел по снегу метрах в трехстах от притаившегося путешественника и исчез среди хаоса морен. Томбози писал, что йети похож на человека, покрыт темной шерстью и быстро двигается на двух ногах…

Сергей Иванович замолчал, что-то припоминая. Мы сидели на открытой веранде, повисшей над зеленоватым пенистым Гунтом. Прямо перед нами круто уходили вверх ребристые серые скалы Шах-Дарьинского хребта. Вдали, на противоположной, афганской стороне Пянджа, поднимались в темно-синее небо острые, покрытые снегом пики.

— Центральная Азия, Гималаи, Гиндукуш и даже Памир почти не изучены, — продолжал Клунников. — Исследователи встретят здесь тысячи загадок и неожиданностей…

— Но йети, — перебил я, — если они действительно существуют, кто они?

— Таджики считают их сродни шайтану. Отсюда панический страх и легенды, рассказы о том:, что йети могут околдовать человека, свести с ума, превратить в змею, в жука, в камень или, что, по-видимому, гораздо проще, сожрать.

— А вы что думаете, Сергей Иванович?

— Я думаю, что йети — потомки древнечетвертичных обезьян. То самое исчезнувшее звено, которое должно связывать древних человекообразных обезьян и людей. Родственник, более близкий нам с вами, чем горилла и шимпанзе. Какая-то ветвь древнечетвертичных обезьян могла акклиматизироваться в суровых условиях высокогорья и существует по сей день. Они, вероятно, умны, сильны и осторожны. В этом источник легенд и в этом причина, что мы о них почти ничего не знаем.

— И вы утверждаете, что на Памире… — начал я.

— Я ничего не утверждаю, — махнул рукой Клунников. — Я слышал лишь рассказы о них. Вы знаете больше. Может быть, вы слышали их голоса. Если даже йети, или, как их называют таджики, голуб-яваны, и сохранились, то здесь, на Памире, они стали большой редкостью. Хотите познакомиться с ними ближе, поезжайте в Гималаи.

Прошло несколько лет. В Гималаи я не поехал, но перед самой войной снова попал на Памир. В конце лета с группой носильщиков мне пришлось переваливать через Ванчский хребет. Мы переночевали у подножия крутого скалистого склона — единственного пути к перевалу Гудживас. Рано утром начали подъем.

Связавшись веревками, мы с трудом карабкались по узким карнизам, крутым оползающим осыпям, обледеневшим снежникам. Лишь в полдень, измученные и задыхающиеся, достигли широкой седловины. Носильщики побросали груз и повалились в снег.

С юга, от синеющих вдали ледяных гребней Язгулемского хребта, дул пронизывающий ветер. Он свистел в черных, запорошенных снегом скалах и швырял в лицо острую ледяную пыль.

Я взглянул на анероид. Стрелка показывала пять тысяч метров. Ряды снеговых хребтов громоздились на севере и на юге.

Внизу перед нами чернел глубокий провал Язгулемской долины. Туда вел наш путь. Я крикнул проводнику, что пора двигаться дальше. В разреженном воздухе голос прозвучал, как далекое эхо. Рабочие нехотя начали подниматься.

Вдруг послышался крик. Несколько человек рассматривали что-то на снегу. Остальные поспешно окружили их. Когда я подошел, они молча расступились. На голубоватой поверхности свежевыпавшего снега были видны отчетливые следы босых ног. Следы вели из долины Язгулема на северный склон хребта и исчезали в скалах, откуда вихрь уже успел сдуть снег.

— Голуб-яван проходил здесь утром, начальник, — тихо сказал проводник. — Он смотрел, как мы шли на перевал. Заряди револьвер, если он не заряжен…

Никогда еще носильщики так не торопились покинуть место привала. Груз был расхватан с молниеносной быстротой, без обычных споров и пререканий. Через несколько минут длинная цепочка таджиков бегом спускалась по заснеженному склону.

Возле меня остался только тревожно озирающийся проводник. Он с нетерпением ожидал, когда я закончу осмотр таинственных следов. Я израсходовал пленку фотоаппарата еще на подъеме к перевалу и поэтому теперь не мог сфотографировать следы. Коченеющими пальцами сделал набросок в полевом дневнике. Длина следа была около тридцати сантиметров, ширина — пятнадцать. Были отчетливо видны отпечатки пяти пальцев. След большого пальца был значительно крупнее остальных и оттопырен в сторону.

Значит, Клунников был прав? Значит, снежный человек существует не только в воображении жителей гор? Значит, несколько лет назад мы слышали голоса снежных людей?

Я поднялся с колен и внимательно оглядел скалы водораздельного гребня. Может, за одним из этих выступов прячется сейчас странное волосатое существо, уже не обезьяна и еще не человек, таинственный и свирепый обитатель ледяных вершин.

Проводник потянул меня за рукав. Носильщики уже спустились к краю ледника и, сбившись в кучу, поджидали нас.

— А может, медведь? — сказал я, кивнув на следы.

Проводник отрицательно покачал головой.

В верховьях Язгулема потемнело. Пухлые белые облака тяжело переваливались через ледяные гребни и быстро заполняли долину. Надо было торопиться.

Мы поспешно спустились к краю ледника.

— Где пойдем? — спросил один из носильщиков, поглядывая исподлобья то на меня, то на проводника. — Дороги нет, начальник. Там, — он указал на перевал, — снеговой шайтан, тут тоже яман…

Свежий снег покрывал волнистую поверхность ледника — ослепительно белый, пушистый, обманчивый. Он прикрыл провалы и трещины однообразным, искрящимся покрывалом. Сколько опасных ловушек ждет нас на пути вниз по леднику!

Проводник, сдвинув на ухо засаленную чалму, с сомнением почесывал затылок.

— Ишак надо, — сказал самый старый из носильщиков.

— Ишак хорошо, — оживился проводник, — ишак дорогу знает. Вперед пойдет, трещины будет обходить.

Я слышал, что на особенно опасных участках высокогорных ледников впереди каравана пускают ишака, предварительно освободив его от вьюка. Ишак становится проводником и одному ему известным способом находит безопасный путь в лабиринте невидимых трещин.

Однако у нас ишака не было.

— Обвязаться веревками, — скомандовал я, — пойдем цепью.

Проводник, который в поисках пути удалился в сторону от каравана, что-то крикнул. Носильщики поспешно двинулись к нему. Я пошел следом за ними.

— Есть дорога, — сказал, широко улыбаясь, проводник, когда я подошел ближе, — смотри…

На снегу темнели следы.

— Опять голуб-яван? — спросил я, рассматривая отпечатки, напоминающие следы босых ног.

— Йок, йок, нет, — затрясли бородами носильщики. — Это медведь. Он убегал от снежный шайтан. Смотри, совсем другой след.

След действительно не был похож на тот, который мы видели на перевале. Пальцы почти не отпечатались, кое-где были видны следы когтей. Кроме больших оттисков задних лап виднелись меньшие, иного очертания.

— Четыре нога, — сказал проводник, указывая на следы. — Там, — он кивнул в сторону перевала, — два нога, как у тебя, у меня.

Медведь, которого, может быть, спугнул голуб-яван, прошел всего несколько часов назад. След был свежий и хорошо заметен на ровной снеговой поверхности. Он уходил вниз по долине, пересекая ледник в нужном нам направлении.

Мы связались веревками и пошли по медвежьему следу. След не был прямым. Медведь, пробираясь вниз по леднику, часто менял направление, обходя какие-то невидимые препятствия. Возле одного из поворотов я услышал под снегом далекий шорох воды.

— Трещина, — сказал проводник, указывая на чуть заметную ложбину впереди нас. — Медведь умный, как ишак, все знает…

Мы повернули по следу и довольно долго шли поперек ледника. Видимо, медведь обходил большую трещину. Время от времени справа под снегом слышался шорох и плеск воды.

В одном месте путаница следов и осевший снег показали, что наш невольный проводник сам чуть не свалился в трещину.

— Торопился, — пояснил проводник, — очень его голуб-яван испугал.

Я все всматривался вперед, надеясь увидеть нашего четвероногого проводника. Однако волнистая белая поверхность была пустынна. Только след ниточкой тянулся впереди нас.

Так и не увидев медведя, мы пересекли ледник и со вздохом облегчения перешли на морену. Дальше путь был безопасен.

— Привал? — предложил я носильщикам.

— Йок, йок, начальник, дальше идем, дальше к Язгулему.

Мои спутники не хотели отдыхать близко от места, где недавно проходил голуб-яван.

— А видел кто-нибудь из вас снежного человека? — спросил я таджиков, когда мы спустились к руслу небольшой реки и над нашими головами зашелестели ветви чахлых берез.

— Йок, йок…

— Почему же вы его так боитесь? Никто не видел, а все боятся…

Наступило молчание.

— Ну а какой он из себя? — допытывался я.

Носильщики продолжали молчать.

— Страшный, — сказал наконец проводник. — Страшный и сильный. Все может… А какой — разный человек по-разному говорит. Один говорит — большой, другой — маленький; один говорит — два рука имеет, другой говорит — шесть рука; один говорит — голый, другой говорит — шкура медведя и барса носит. Никто правда не знает. Живой человек его не видел. Кто видел — совсем пропал, никому рассказать не мог…

Загадка снежного человека не разрешена до сих пор. Перед войной сведения о нем собирал на Памире Сергей Иванович Клунников.

Во время Великой Отечественной войны Сергей Иванович ушел добровольцем на фронт и погиб. Материалы Клунникова остались неопубликованными.

В последние годы в печати появилось несколько сообщений, что йети видели в Гималаях.

Заместитель главного ламы монастыря Тхьангбоч рассказывал начальнику экспедиции на Эверест полковнику Хэнту о появлении снежного человека у стен монастыря. Это было зимой. Йети вылез из зарослей и шел то на двух ногах, то на четырех. Его рост достигал полутора метров. Тело было покрыто серой шерстью. Йети остановился, чтобы почесаться, потом схватил снег и стал играть им. Было слышно, как йети ворчал. Монахи очень испугались, затрубили в рога и раковины, и страшный снежный человек стремительно исчез в кустарнике.

Двоюродный брат покорителя Эвереста индийского альпиниста Тенсинга рассказывает, что он однажды наблюдал из засады страшного йети на расстоянии ста метров. По его рассказу, йети ходит как человек, покрыт шерстью, но лицо у него голое.

Наконец распространились слухи, что в Восточных Гималаях местные охотники убили йети. К сожалению, никто не проверил этих слухов. Желающих совершить опасное путешествие в недоступные горы, населенные дикими и враждебными племенами, не оказалось.

Проблемой снежного человека Гималаев много лет занимался член-корреспондент Академии наук СССР Сергей Владимирович Обручев. По его мнению, существование в высокогорной части Гималаев крупного антропоида, более развитого, чем горилла и шимпанзе, весьма вероятно, хотя и не доказано.

Наука требует фактов. Может быть, вблизи недоступных ледников в пустынных высокогорных долинах Гималаев, Гиндукуша и Памира действительно обитают загадочные существа, стоящие на грани между человеком и обезьяной?

Может быть, они жили в прошлом и уже вымерли. Окончательный ответ на этот вопрос дадут не рассказы и легенды, не случайные совпадения необъясненных фактов и явлений, а научные исследования — большая совместная работа географов и биологов, антропологов и палеонтологов[37]. Человек лишь чуть приподнял покров тайн, окутывающий величайшие горы Земли. За одной из складок этого покрова ждет будущих исследователей разгадка тайны йети — снежного человека азиатских высокогорий.

ВНИМАНИЕ! К БЕРЕГУ ПРИБЛИЖАЕТСЯ ЦУНАМИ!

Землетрясение на море! Странно, не правда ли? А тем не менее такое бывает…

Корабль, быстро идущий по спокойным водам океана, неожиданно получает сильный толчок. Неустойчивые предметы опрокидываются, трещат мачты, люди с трудом удерживаются на ногах. Рулевой не может справиться со штурвалом. Кажется, что корабль, вдруг поднявшись, снова погружается в воду и останавливается. Подводная скала, риф? Нет, дно находится на глубине нескольких километров.

Сейсмическая волна, результат подводного землетрясения, или, точнее, моретрясения, на своем пути через толщу океанических вод ударила в корабль. Поверхность воды остается спокойной. Лишь вдалеке вода как бы вскипела и выбрасывается струями на небольшую высоту, образуя течения во все стороны. Это местное волнение быстро утихает, и снова спокойна блестящая гладь океана. Только оглушенные рыбы плывут вверх брюхом, покачиваясь на легких волнах.

Что произошло на дне океана? Взрыв подводного вулкана или просто сотрясение, сопровождавшееся оседанием дна?

Корабль продолжает свой путь. Из радиорубки выбегает взволнованный радист.

В эфире звучат призывы о помощи: волны цунами обрушиваются на ближайшие острова.

Американское радио только что передало:

— Внимание, внимание! К Гавайским островам приближается волна цунами. Ее высота около семи метров. Населению предлагается немедленно покинуть прибрежную зону.

Моряки встревоженно смотрят по сторонам. Спокойная гладь океана искрится в лучах яркого солнца. Здесь, вблизи места, где моретрясение породило волну цунами, море остается спокойным. Эта волна даст о себе знать лишь вблизи берегов.

Япония. Жаркий полдень. Люди работают на полях вблизи побережья. На золотистом пляже полуголые рыбаки чинят сети, конопатят старые лодки. Дети ползают по песку, собирают цветные раковины.

В небольшой гавани грузчики, сгибаясь под тяжестью тюков, разгружают океанский пароход. Капитан, сдвинув на затылок фуражку, лениво тянет через соломинку коктейль, принесенный черным поваренком. С высоты капитанского мостика он глядит на зеркальную гладь океана. Она совсем близко, за узким молом, на конце которого возвышается маяк.

Вдруг вдалеке, за этой сияющей зеркальной гладью, слышится тяжелый гул, словно канонада сотен эскадр. Гул нарастает, приближаясь, потом начинает утихать.

Дрогнула земля, зашатались стены зданий, коктейль выплеснуло на рукав капитанского кителя.

— Проклятая страна! — возмущается капитан. — Вечно здесь трясет… — Он смотрит на берег. Разрушений не видно, дома стоят как стояли. Жители продолжают свои дела. Толчок почти не привлек их внимания.

Это Япония — страна землетрясений.

Но что такое? Странное течение подхватывает корабль. С грохотом натягиваются якорные цепи. Они удерживают судно, не давая увлечь его. Капитану кажется, что вместе с капитанским мостиком он проваливается в бездну. Скребущий удар — это киль коснулся дна бассейна. Несколько мгновений — и огромное судно опускается на бок, зарываясь в мокрый песок, который только что был морским дном.

Море уходит от берега. Сначала обнажается прибрежный песок и камни, покрытые зелеными мохнатыми водорослями, потом вода уходит совсем далеко. На километры открывается морское дно с торчащими из вязкого ила остовами давно погибших кораблей.

Дети на берегу оглядываются. Куда делось море?

Проходит несколько минут — и на далеком горизонте вырастает белая стена. Она стремительно приближается. Ее гребень пенится и клокочет…

Эта стена высотой в два десятка метров выше любого здания, любого храма на плоском низменном побережье. Раздаются пронзительные вопли:

— Цунами! Цунами!

Женщины и рыбаки, дети и матросы, старики и юноши с криками отчаяния бегут прочь от берега, от клокочущего стремительного вала.

Люди лезут на верхние этажи зданий, взбираются на деревья. Холмы и склоны гор далеко, до них уже не добраться.

Поздно! Цунами достигает земли. Чудовищный водяной вал обрушивается на берег. Рушатся, как спичечные коробки, многоэтажные дома. Океанский корабль, увлеченный валом, несется взапуски с рыбацкими лодками и обломками досок. Вперед, вперед, к далеким холмам!

Постепенно стремительный бег водяного вала начинает затихать, его поверхность успокаивается; лишь местами на ней продолжают крутиться водовороты.

Задержавшись на секунду, океан так же стремительно и неудержимо хлынул назад, унося с собой людей, животных, лодки, обломки разбитого океанского парохода и намокшую капитанскую фуражку.

За несколько минут погибли десятки тысяч людей, сотни судов, десятки городов и селений.

Это случилось в Японии в 1923 году.

Волны цунами — бич тихоокеанских побережий. В Японии и на Гавайских островах, в Чили и на Камчатке цунами унесли тысячи человеческих жизней.

Возникшая в центре моретрясения волна цунами расходится во все стороны со скоростью пятьсот километров в час и нередко захватывает все пространство Тихого океана.

В августе 1868 года вал цунами в несколько метров высотой обрушился на берега Перу через двадцать минут после подводного удара. Первая волна вскоре отхлынула, но за ней пришла вторая, высотой около двадцати метров. Затем с промежутками в пятнадцать минут пришло еще несколько небольших волн. Самая высокая волна распространилась по всему Тихому океану. Через двенадцать часов она достигла Гавайских островов, через девятнадцать часов — Новой Зеландии, где еще имела более трех метров высоты и смыла около двадцати пяти тысяч человек. Через сутки эта волна плеснула в берега Японии.

Волна цунами, по-видимому, возникает при быстрых поднятиях или опусканиях больших участков океанического дна по разрывам. Самого возникновения ее в море, вдали от берегов, до сих пор никому не приходилось наблюдать.

Может быть, волну цунами следует рассматривать как результат колебания всей массы вод в океане, подобно тому как может колебаться вода в сосуде, выплескиваясь то через один край, то через другой.

Сейчас волна цунами опасна только для тех берегов, возле которых произошло моретрясение. Жители далеких побережий могут быть своевременно предупреждены по радио о приближении страшной волны[38]. Они успеют покинуть опасные места, услышав слова диктора:

— Внимание, внимание! К берегу приближается волна цунами…

ЧАСЫ ГЕОЛОГИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ ИДУТ С РАЗНОЙ СКОРОСТЬЮ

Африка — край удивительных геологических контрастов. Она словно слеплена из двух кусков, совершенно непохожих друг на друга. Эти куски — центральная часть материка и его северные и восточные окраины.

В центре древнего Африканского материка уже много миллионов лет почти не меняются географические условия и климат, остается неизменным строение земной коры. В тропических лесах и болотах Конго до сих пор сохраняется обстановка, царившая на большинстве континентов Земли двадцать — тридцать миллионов лет тому назад.

Влажные тропические леса Экваториальной Африки — гилеи с их древовидными папоротниками, разнообразными пальмами, огромными, до восьмидесяти метров высотой фикусами и макарангами, гигантскими травами и лианами очень напоминают леса третичного* периода. В Европе, Азии, Северной Америке такие леса существовали десятки миллионов лет назад. Они исчезли после резких изменений климата, и теперь на месте этих лесов геологи открывают крупные месторождения бурых углей…

Эпоху, в которой мы живем, ученые назвали четвертичным[39] периодом. Но получается, что четвертичный период на Земле наступил не везде. Странно, не правда ли?..

Однако в Африке — крае, где местами как будто еще продолжается третичный период, есть области стремительных, резких изменений. В этих областях на протяжении всего нескольких тысячелетий быстро переменился климат и ландшафты, а за последние миллионы лет поднялись горные хребты и возникли глубокие впадины — провалы. Такие области расположены на севере и на востоке Африканского континента.

В Восточной Африке, к северу от реки Замбези, сравнительно недавно образовались колоссальные разломы земной коры. Этот величайший на Земле пояс разломов включает Мертвое море в Палестине, Красное море, Абиссинское нагорье, впадины восточноафриканских озер — Рудольф, Виктория, Танганьика, Ньяса. В устье реки Замбези пояс восточноафриканских разломов уходит на дно Индийского океана.

Разломы Восточной Африки образовались в середине третичного периода на месте обширных поднятий земной коры. Эти сводовые поднятия медленно росли в течение всей мезозойской эры[40]. В середине третичного периода их высота, вероятно, достигла двух километров, а ширина — нескольких тысяч километров. Земная кора не выдержала продолжающегося изгибания и разломалась вдоль осей поднятий. По возникшим трещинам узкие участки коры осели на полтора-два километра, образовав впадины Красного и Мертвого морей, Аденского залива и восточноафриканских озер.

Трещины разломов открыли путь на поверхность Земли лаве. Огромные излияния произошли в районе Абиссинского нагорья, где лавы покрыли тысячи квадратных километров. Южнее, на самом экваторе, выросли отдельные вулканы — Кения, Рувензори и высочайшая вершина Африки — вулкан Килиманджаро. Некоторые из вулканов восточноафриканского пояса, например Меру, Кирунга и другие, еще действуют.

Разумеется, образование гигантских разломов земной коры в Восточной Африке сопровождалось катастрофическими землетрясениями. Земная кора еще не успокоилась в этом районе. И в наше время там случаются землетрясения. Образование пояса разломов, по-видимому, еще продолжается, и, кто знает, не завершится ли оно новыми грандиозными опусканиями, после которых в углубившиеся впадины проникнет море…

Огромные изменения происходили в третичное и четвертичное время и на севере Африки. В середине третичного периода здесь поднялись молодые складчатые горы Атласа и произошли грандиозные обрушения земной коры, образовавшие Средиземное море. Движения земной коры продолжались в течение всего четвертичного времени и еще происходят сейчас. Вслед за вздыманием Атласских гор в поднятие была вовлечена огромная территория Северной Африки… Стена Атласского хребта, достигающая высоты трех-четырех километров, преградила путь влажным северо-западным ветрам, а общее поднятие территории привело к понижению уровня грунтовых вод. Иссякали реки, знойные ветры развевали почвы, и на место зеленых равнин Северной Африки пришла пустыня, страшная африканская Сахара, — тысячекилометровые пространства желтых песков и красно-бурых каменистых плато без воды и жизни.

Сахара образовалась на протяжении последних восьми — двенадцати тысяч лет. Находки стоянок человека каменного века в самых жарких и безводных местах Сахары — на плато Ахаггар, среди скал нагорья Тибести, в горах Тассили свидетельствуют, что в недалеком прошлом там были вода, растительность, жизнь. Значит, людям пришлось бежать оттуда совсем недавно…

Сахара продолжает расширяться. Ее пески теснят обитателей Средиземноморского побережья в Тунисе и Ливии, засыпают пальмовые рощи, поля и каналы. Местами и современным людям приходится отступать перед натиском могучей пустыни. С помощью самоходов и вертолетов человек одолел безводные пространства Сахары, добывает нефть в самом ее сердце — в сотнях и тысячах километров от морского побережья. Но на окраинах пустыни он вынужден вести с ней непрестанную жестокую борьбу, и в этой борьбе еще нередко одерживает верх пустыня.

Будущим поколениям предстоит титанический труд по обузданию Сахары и других пустынных пространств нашей планеты. Сначала надо найти способы остановить продвижение пустыни, а потом заставить ее отступать, наводняя пески, возвращая воды в русла рек, высохших тысячелетия назад. Жизнь должна быть возвращена в безводные, опаленные солнцем долины, где некогда звенели родники и шелестели травы и древние художники украшали стены пещер замечательными рисунками…

Но пока пустыня наступает на Средиземноморское побережье, а продолжающиеся движения земной коры напоминают о себе ударами землетрясений. Горы Атласа еще растут, и впадина Средиземного моря, вероятно, продолжает углубляться. Время от времени удары сильнейших землетрясений вызывают обвалы в горах и оползни на морском дне, разрушают города, селения, дороги, уносят тысячи человеческих жизней.

Только за последние десять лет три катастрофических землетрясения разразились у северных берегов Африки. В сентябре 1954 года был разрушен алжирский город Орлеансвиль. Под развалинами погибло около полутора тысяч человек. Удары этого землетрясения вызвали огромный оползень на дне Средиземного моря. Оползень разорвал все подводные кабели, связывающие Алжир с Европой. В результате сейсмического толчка возникло придонное течение. Массы прибрежного песка за несколько часов были перенесены этим течением в центральную часть средиземноморской котловины. Там они были отложены в виде песчаного пласта, покрывшего тысячи квадратных километров морского дна. Толщина пласта песка, принесенного Орлеансвильским придонным течением, местами достигала метра.

В ночь с 29 февраля на 1 марта 1960 года сильнейшим землетрясением был уничтожен марокканский город Агадир. В течение нескольких секунд оживленный курортный город с населением в сорок тысяч человек был превращен в развалины. Около двенадцати тысяч человек убито, четыре пятых городских зданий разрушено.

Рассыпались, словно карточные домики, и коттеджи предместий, и кварталы, населенные беднотой, и многоэтажные фешенебельные гостиницы, похоронившие под обломками сотни американских, французских и швейцарских туристов. Новый толчок, утром 3 марта, довершил разрушения. Тела убитых, извлекаемые из-под развалин, не успевали хоронить. Дни стояли жаркие и безветренные. Смрад разложения повис над разрушенным городом. Спасательные отряды работали в масках. Угроза эпидемии вскоре заставила прекратить спасательные работы. Решено было оставшиеся руины взорвать, разрушенные кварталы заровнять бульдозерами и восстанавливать город не на развалинах, а в стороне от старого Агадира, ставшего гигантским кладбищем.

Удар агадирского землетрясения ощущался на громадной площади африканского Атлантического побережья. В городе Сафи, в трехстах километрах к северу от Агадира, от подземных толчков вылетели оконные стекла в домах, опрокидывалась мебель…

Агадирское землетрясение сопровождалось резкими изменениями рельефа морского дна в заливе, на берегу которого стоял город. Там, где до землетрясения глубина достигала полутора километров, 1 марта 1960 года лот показал всего сорок метров глубины…

Не минуло и трех лет после агадирской трагедии — и новым сильнейшим землетрясением был разрушен древний ливийский город Барка. Землетрясение в Барке началось 21 февраля 1963 года. Толчки продолжались с перерывами в течение нескольких недель. Город был разрушен до основания. Погибло около пятисот человек и более двенадцати тысяч осталось без крова. Сравнительно небольшое число жертв объясняется тем, что землетрясение началось днем и многие жители успели покинуть разрушающиеся дома. И город Барка подобно Агадиру будет восстанавливаться не на своих развалинах, а в более безопасном месте. Это место должны выбрать геологи.

Удивительный край Африка… В центре континента словно остановилось время. В густой влажной тени гилей еще продолжается третичный период. А в бескрайних, почти неисследованных болотах экваториальной области, быть может, пережили свою эпоху гигантские ящеры — динозавры, властелины суши и моря мелового времени. Еще четверть века назад туземцы, жившие по окраинам Великих болот, рассказывали ловцам редких животных о чудовищах, обитающих в болотах. Чудовища, по словам рассказчиков, были похожи одновременно и на слона, и на крокодила. Возможно, эти рассказы не плод фантазии обитателей африканской гилеи…

Часы геологического времени, почти остановившиеся в центре Африканского материка, спешат по его окраинам. Быстро развиваются здесь события геологической истории: растут горы, образуются гигантские разломы земной коры, пустыня завоевывает огромные пространства, удары землетрясений меняют облик берегов.

Часы геологического времени идут с разной скоростью. В одних местах спешат, в других заметно отстают. Неравномерно течет геологическая жизнь Земли. В этой неравномерности — причина удивительных контрастов Африки и многих других континентов.

Значит, неравномерность? Но откуда она возникает? Почему в одних местах развитие замедляется, а в других изменения следуют непрерывным каскадом?

Это трудный вопрос. Геологи еще не могут дать на него исчерпывающий ответ. Причина кроется в неоднородности земной коры, в ее различном строении, в характере движений. Кора нашей планеты все время движется, но «пульс» этих движений различен: в одних местах учащен, в других замедлен. Этими движениями создается неоднородность коры, создается ее структура. Значит, строение коры зависит от тех движений, которые она испытывает? От чего же зависят сами движения? Что заставляет земную кору двигаться? Что?..

Здесь мы снова очутились на пороге великих тайн… Причины движений коры скрыты в недрах планеты. Они связаны с удивительными превращениями вещества недр. Но вот с какими именно? Это предстоит выяснить геологам будущих поколений.

А когда это удастся выяснить, о, тогда человек, вероятно, сможет по своему усмотрению регулировать стрелки геологических часов.

Подумайте, что это будет означать…

ЖИВЫЕ, СПЯЩИЕ, УГАСШИЕ…

Над бирюзовой гладью тропических бухт поднимаются высокие конические горы. В зелени прибрежных рощ притаились тихие селения и рыбачьи хижины. Выше разноцветные квадраты полей, плантаций и виноградников окаймляют подножия гор. Желтовато-бурые склоны, прорезанные морщинами глубоких оврагов, вздымаются в синеву неба к далекой вершине. Там чуть курится беловатый дымок. Курится и тает в знойной голубой дымке. Курится недели, месяцы, годы. Вулкан дремлет…

Вулкан… С этим словом связаны представления о чудовищных вихрях взрывов, потоках брызжущей огнем лавы, о тучах горячего пепла, сжигающего сады и виноградники. Пепел Везувия похоронил на шестнадцать веков древние города римлян — Геркуланум и Помпею; взрыв индонезийского вулкана Кракатау в 1883 году унес более тридцати семи тысяч человеческих жизней; раскаленное газовое облако, вырвавшееся в 1902 году из кратера Мон-Пеле, за несколько секунд сожгло всех обитателей городка Сен-Пьер на острове Мартиника.

Много миллионов людей стали жертвами вулканов. Трудно представить явление более грозное, чем разгул вулканической стихии. Но человек, все еще беззащитный перед огнедышащими горами, не убегает от опасного соседства. Плодородны вулканические почвы. И, чем мощнее вулкан, чем больше пепла выбрасывает он во время извержений, тем богаче урожаи на окрестных равнинах.

Вулканический пепел — мельчайшие частицы лавы, распыляемые в воздухе при вулканических взрывах, — великолепное природное удобрение. В нем содержатся все вещества, необходимые для жизни растений. Частицы пепла оседают из воздуха, сносятся дождевыми потоками со склонов вулкана. Каждое новое извержение увеличивает урожайность почв. В странах с влажным, теплым климатом окрестности вулканов особенно благоприятны для земледелия и всегда густо заселены.

В Индонезии, на острове Ява, почти на три тысячи метров над уровнем моря поднимается вулкан Мерапи (на языке жителей Явы Мерапи — Место огня) — один из наиболее грозных вулканов Земли. За последние четыреста лет он извергался более пятидесяти раз. Трудно даже приблизительно подсчитать число жертв его извержений.

С незапамятных времен сотни селений теснятся вокруг Мерапи. Ни один кусок земли здесь не пустует. Более тысячи трехсот человек живут и трудятся на каждом квадратном километре равнин, окружающих вулкан. И все эти люди сыты, потому что собирают богатые урожаи плодов и риса.

Соседство Мерапи очень опасно, яванцы хорошо знают это. Но своих хижин, над которыми возвышается озаренная пламенем вершина вулкана, они не променяют на самое безопасное место на свете. Они страшатся Мерапи, преклоняются перед ним и любят как сурового, но щедрого кормильца…

На другом индонезийском острове — Бали лавовые потоки вулкана Батур в 1926 году сожгли большую деревню, расположенную на склоне вулкана. Жителям удалось спастись. Когда извержение окончилось, они возвратились. Построили новое селение невдалеке от остывающего лавового потока, который поглотил их дома. И каждый год в годовщину извержения поднимались к дымящему кратеру. Приносили в жертву Батуру плоды и дичь, чтобы был благосклонен к людям, позволял жить возле себя…

Так было до весны 1963 года. Этой роковой для балийцев весной Батур снова проявил свой свирепый нрав. Серия ужасающих по силе извержений Батура стала национальным бедствием Индонезии. Пепел и лава уничтожили города и деревни, сожгли леса и посевы на большей части острова. «Райский остров Бали», как его называли туристы, превратился в мертвую дымящуюся пустыню.

Страшны вулканы во время извержений, когда клубящееся лиловое облако, похожее на гигантский кочан цветной капусты, окутывает вершину горы. Освещенное отблесками поднимающейся из глубин лавы, оно разрастается, заслоняет солнце, засыпает горячим пеплом поля… Еще более страшен вулкан ночью, когда с вершины горы к притихшим равнинам движутся огненные потоки лавы, все сжигая на своем пути, и, обгоняя медлительную лаву, с грохотом и ревом несутся горячие грязевые потоки, рожденные растаявшими снегами. Потоки грязи не менее опасны, чем лава. Горячая грязь увлекает с собой камни, вырванные с корнем деревья; она проникает дальше, чем лава, покрывает большие площади, и на ее пути остается лишь мертвая серая равнина…

Но вот закончилось извержение, застыла лава, новые виноградники посажены на подсохшей поверхности грязевых потоков, снова зазеленели сожженные пеплом склоны, и тихо курится красавец вулкан на фоне ярко-голубого неба. И снова увенчанная снегами вершина притихшей горы задумчиво глядится в зеркала прибрежных лагун и рисовых полей. И так же загадочен он в часы спокойствия, как и в минуты яростных взрывов.

Знаменитый исследователь вулканов бельгийский геолог Гарун Тазиев, автор книг «Кратеры в огне» и «Встречи с дьяволом», побывал на многих вулканах Земли, спускался в действующие кратеры, вел киносъемки у огненных языков надвигающихся лавовых потоков. Недра планеты еще недоступны исследователям. Легче оказалось определить температуру Солнца и бесконечно далеких звезд, понять процессы, происходящие в их недрах, чем проникнуть в тайны развития вещества земных глубин. Несколько лет провел Гарун Тазиев у самого края «пылающей бездны» недр, с риском для жизни вырвал у вулканов не одну тайну, и все же он писал: «Вулканические явления еще весьма таинственны… В этой области многое (а может быть, и решительно все) предстоит открыть».

Вулканы — окна в неведомое. Под скорлупой земной коры на глубине пятидесяти — ста километров от поверхности зарождается вязкая огненная масса, которую называют магмой. По трещинам она устремляется наверх. Она несет с собой громадное количество газов и водяных паров. Едва магма достигнет поверхности Земли, пары и газы со страшной силой вырываются в воздух, производя опустошительные взрывы. Потерявшая газы и пары магма превращается в лаву, которая сначала заполняет кратер, а потом переливается через его края и огненными реками устремляется вниз, к подножию вулкана… Рождение и бурная жизнь огнедышащих гор показывают, какие чудовищные силы таятся в недрах Земли. Эти силы надо изучить, понять, заставить их служить человеку. Именно для этого ученые строят обсерватории и наблюдательные станции у подножия вулканов и на их склонах, день за днем следят за поведением огнедышащих гор, изучают их капризный нрав, пытаются разгадать признаки грядущих извержений. Именно для этого спускались в кратеры многих действующих вулканов Гарун Тазиев и вулканологи других стран, в том числе и советские ученые.

Вулканы есть и в Советском Союзе. И их немало. В течение сотен миллионов лет геологической истории нашей страны на ее огромной территории много раз рождались и угасали вулканы. Сейчас действующие вулканы имеются только на востоке СССР — на Камчатском полуострове и Курильских островах. Однако еще в середине нашего тысячелетия действовали отдельные вулканы в бассейне реки Колымы, несколько тысяч лет назад извергали расплавленную лаву и горячий пепел Эльбрус и Казбек — ныне угасшие вулканы Кавказского хребта, а десятки тысяч лет тому назад пылали огнями извержений сотни вулканов Закавказья и Закарпатья.

Все эти извержения происходили в течение последнего этапа геологической истории планеты.

В третичном периоде множество вулканов действовало в Закавказье и на Камчатке, в Сихотэ-Алине, Карпатах и на Кавказе, где в то время начали подниматься горные хребты. Тогда и Камчатка, и Закарпатье, и Кавказ представляли собой архипелаги островов, усаженные действующими вулканами. Вероятно, эти острова третичного времени во многом напоминали современные островные цепи Индонезии и были так же богаты огнедышащими горами, как Ява, Бали и другие острова и островки Малайского архипелага. Сейчас в Индонезии насчитывается более ста тридцати вулканов. Около ста из них расположено на острове Ява, причем тридцать пять являются действующими.

Если угасшие вулканы четвертичного времени сравнительно хорошо сохранились и вблизи многих из них еще действуют горячие источники — свидетели нерастраченных запасов подземного тепла, то конусы третичных вулканов уже сильно разрушены водой и ветром. Некоторые конусы совершенно уничтожены, и места былых извержений удается разыскать лишь по остаткам лавовых потоков и скоплениям вулканического пепла, содержащего крупные вулканические бомбы. Такие бомбы представляют собой сгустки жидкой лавы, выброшенные из кратера при извержении и застывшие во время полета. Нагромождения их обычно указывают на близость вулканического жерла.

Еще труднее установить местонахождение вулканов более древних, чем третичные. Следы деятельности этих вулканов в виде слоев древней лавы и вулканического пепла, превращенного в особую горную породу — туф, встречаются в отложениях почти всех геологических эпох. Они широко распространены на Кавказе и Тянь-Шане, на Урале и в горах Алтая, в Забайкалье и Казахстане. Гораздо реже геологам удается распознать в слоях земной коры остатки самих вулканов, их конусы и жерла — те каналы, по которым из глубин поднималась лава.

Поэтому понятен огромный интерес геологов и краеведов к горному массиву Карадаг, расположенному на берегу Черного моря в Восточном Крыму, недалеко от Феодосии. Карадаг — один из немногих хорошо сохранившихся памятников вулканизма юрского периода истории Земли. Этот вулкан действовал около ста пятидесяти миллионов лет назад, когда на месте Крымских гор расстилалось безбрежное море. Вероятно, он возник как подводный вулкан, однако вскоре превратился в вулканический остров. Многосотметровая толща лав и вулканических туфов — яркий свидетель продолжительности и силы карадагских извержений.

Когда вулкан начинал действовать, в страхе покидали его прибрежные воды стремительные ихтиозавры — хищные властелины юрских морей. Густые облака пара поднимались над потоками лавы, стекавшей в зону прибоя. Вода закипала вокруг береговых рифов, гибли моллюски и кораллы, рыбы и водоросли. Остатки моллюсков и водорослей встречаются теперь в слоях глинистых сланцев и известняков, которые чередуются с древними лавами.

Потом вулкан затих. Море разрушило часть вулканического острова, и остатки Карадага были погребены под слоями более молодых пород. Прошли десятки миллионов лет. На месте морей минувших эпох поднялись Крымские горы. Вместе с ними вынырнули из глубин и руины юрского вулкана. Ветры и дожди вскоре развеяли и размыли покров молодых отложений, и древний вулкан снова увидел солнечный свет. Однако вулкан был уже мертв.

А движения земной коры продолжались. Горы продолжали расти.

Поднятие Крымских гор сопровождалось образованием огромных разломов. Одна из трещин пересекла и древний вулкан. Вся его южная часть была поглощена морем, а в обрывах Берегового хребта оказалось вскрытым вулканическое жерло, некогда служившее каналом лавовых излияний.

Сейчас многосотметровые обрывы Берегового хребта представляют собой природный разрез древнего вулкана. Видны слои лав и туфов, слагавших конус, трещины, заполненные застывшей лавой, видно главное жерло, прочно закрытое лавовой пробкой. В далекие времена эта пробка, вероятно, преградила путь новым излияниям. Ветры, дожди и морские волны изваяли в слоях вулканических пород причудливые фигуры, колонны, карнизы. Словно развалины исполинского замка, вздымаются в синеву неба отвесные скалы Маяка. Склонилась над бездной мрачная фигура Шайтана. Внизу, у моря, каменный Лев стережет Ворота Карадага — ажурную арку, переброшенную над волнами…

Суровы и прекрасны скалы Карадага. В глубоких, недоступных расщелинах прячутся жилы с редкими минералами. Обточенные морем гальки из розового сердолика, полосчатого агата, кремово просвечивающего халцедона поблескивают по берегам затишных бухт. В этом фантастическом нагромождении буро-зеленых скал, уступов, колонн и обрывов, в этом хаосе застывшего камня скрывается не одна загадка глубоких недр. И не мудрено, что из года в год посещают природный музей Карадага толпы туристов и краеведов, не удивительно, что там продолжают работать геологи. Разгадать загадки умершего Карадагского вулкана — значит сделать еще шаг на пути к тайникам земных глубин.

Вулканическое ожерелье не только опоясывает нашу страну с востока, юга и юго-запада. Звенья его продолжаются далеко на север. В минувшие эпохи вулканы действовали и на островах Арктики, и на Таймырском полуострове. И одной из величайших на Земле областей древнего вулканизма была Сибирь. Огромные пространства Среднесибирского плоскогорья на восток от Енисея покрыты лавами. Около ста пятидесяти миллионов лет назад, в пермский и триасовый периоды геологической истории Земли, в Сибири действовали многие сотни вулканов. Извергнутые ими лавы и туфы имеют на плато Путорана толщину свыше двух километров.

Конусы этих вулканов, разумеется, не сохранились, но в толщах лав встречены остатки вулканических жерл, заполненных продуктами извержений. В некоторых древних жерлах геологи обнаружили крупные месторождения железа и других полезных ископаемых. Руды были отложены горячими источниками, которые действовали еще долгое время после того, как прекратились извержения. Воды этих источников поднимались с больших глубин из застывающего очага вулкана. В горячей воде были растворены железо и другие металлы. Они выпадали из раствора в виде минералов по мере движения вод к поверхности земли. Так в местах, благоприятных для отложения руд, возникли целые месторождения полезных ископаемых.

На востоке Сибири, в бассейнах якутских рек Оле-нека и Вилюя, геологи недавно открыли еще одну древнюю вулканическую область. В пермское и триасовое время, а может быть и в более поздние эпохи, в Восточной Сибири действовали особые вулканы. От них не сохранилось ни конусов, ни даже лавовых потоков и слоев вулканического туфа, только трубообразные конические жерла, уходящие на неведомую глубину. В этих жерлах залегает особая горная порода — кимберлит[41], содержащая редчайшие минералы Земли — алмазы. Некоторые кимберлитовые жерла заключают в себе богатейшие месторождения алмазов. Так, изучая проявления древнего вулканизма, геологи открыли в Сибири целую алмазоносную провинцию и дали промышленности нашей страны алмазы, которые раньше приходилось покупать за границей.

Из всех продуктов вулканических извержений кимберлиты едва ли не самые загадочные. Можно думать, что они проникли к поверхности Земли с огромных глубин, гораздо больших, чем глубины, откуда поступает лава обычных вулканов. Если это так, какова же сила вулканических взрывов, пробивших земную кору на такую толщину! Что за чудовищные источники энергии скрыты в глубинах нашей планеты! И может быть, не следует удивляться, что вокруг кимберлитовых жерл не сохранилось продуктов извержений. Ведь если сила вулканического выброса была так велика, то часть извергаемого материала могла улететь в межпланетное пространство и превратиться в небесные камни — метеориты. И лишь последние порции продуктов извержения кимберлитового вулкана застревали в его канале и образовывали ту загадочную породу, которую геологи зовут кимберлитом и которая иногда содержит кристаллы драгоценного алмаза.

Однако вернемся к действующим вулканам. В Советском Союзе край действующих вулканов лежит на востоке, у самых рубежей нашей страны. Этот озаренный огнями извержений край — Камчатка и Курильские острова. На Камчатке насчитывается сто двадцать девять вулканов. Они образуют почти непрерывный вулканический пояс, вытянутый вдоль восточного побережья полуострова.

Двадцать восемь вулканов действуют либо заснули на время, остальные считаются угасшими.

На севере камчатского вулканического пояса поднимается вулкан Шивелуч. К югу от Шивелуча, в правобережной части бассейна реки Камчатки, расположена знаменитая Ключевская группа вулканов. В ней находится и высочайший вулкан Евразии — Ключевская сопка[42]. Далее к югу на протяжении нескольких сот километров протянулась целая полоса действующих и угасших вулканов — больших и малых. В окрестностях города Петропавловска эту полосу заключает Авачинская сопка. Наконец, на самом юге полуострова в семье уснувших и угасших вулканов расположен еще один интересный вулкан — Ксудач, дремлющий уже более полустолетия. В прошлом он, по-видимому, являлся одним из крупнейших вулканов юга Камчатки.

В 1935 году у подножия Ключевской сопки, в поселке Ключи, была построена вулканологическая станция Академии наук СССР. С этого времени вот уже на протяжении тридцати лет ученые-вулканологи ведут непрерывное наблюдение за камчатскими вулканами. Вулканологи камчатской станции собрали богатый и очень интересный материал о характере извержений, об изменениях активности вулканов, о температуре и составе их лав.

Оказалось, что вулканы Камчатки очень разнообразны. Почти у каждого свои особенности, свой нрав. Шивелуч по характеру извержений собрат мартиникского вулкана Мон-Пеле и индонезийского Мерапи. Ближайшие «родственники» Ключевского вулкана, сходные с ним по нраву и поведению, имеются в Италии. Это Везувий и некоторые другие вулканы окрестностей Неаполя.

За различиями формы и внешних очертаний камчатских вулканов скрываются различия в типах извержений и в составе вулканических выбросов. Лавы Шивелуча, самого северного из камчатских вулканов, очень вязки и содержат огромное количество паров и газов. Во время извержения они не образуют потоков, стекающих вниз по склону вулкана, а медленно выжимаются из кратера и нагромождаются над ним в виде купола. При извержении 1945 года выжимание лавы сопровождалось сильнейшими взрывами, которые сотрясали окрестности на десятки километров вокруг. При взрывах из-под лавового купола вырывались облака раскаленных газов. Эти облака содержали громадное количество мелких частиц лавы. С колоссальной скоростью они скатывались по склонам вулкана и сжигали все на своем пути. Температура этих пропитанных лавой газовых туч была так велика, что в них было видно свечение раскаленных камней.

Совершенно иначе ведут себя при извержениях вулканы Ключевской группы. Эта группа состоит из двенадцати вулканических конусов. Все они расположены на одном лавовом пьедестале, может быть представляющем собой остатки огромного, более древнего вулкана. Самым большим и активным вулканом этой группы является Ключевской. Он по праву считается вулканом-красавцем. Его высокий правильный конус увенчан постоянно дымящей или озаренной отблесками огня белой вершиной. Словно исполинский, закованный во льды маяк, виден он с моря на расстоянии нескольких сот километров.

На вершине Ключевского вулкана находится огромное чашеобразное углубление — кратер, с поперечником около полукилометра. В глубине кратера темнеют глубокие каналы, уходящие в недра вулкана. Из этих каналов ежеминутно с грохотом вырываются клубы темных и белых паров, тучи пепла и раскаленных камней. Когда вулкан спокоен, пепел и камни взлетают на высоту всего двухсот — трехсот метров и падают обратно в кратер.

Сотрудники вулканологической станции спускались в кратер Ключевского вулкана и обнаружили, что вулканический пепел покрывает все дно кратера. Пробираясь к центральному каналу-жерлу, они проваливались в слой рыхлого пепла по колени. Однако заглянуть в глубь жерла отважным исследователям не удалось. Взрывы следовали один за другим, из жерла непрерывно летели раскаленные камни. Пришлось остановиться в нескольких десятках метров от границы падения камней. Потом взрывы усилились, целые струи раскаленных камней стремительно ударили из недр вулкана, и чашу кратера начало быстро заволакивать клубами темного дыма. Исследователям пришлось отступить.

Подняться на вершину Ключевской сопки и спуститься в кратер удалось в период, когда вулкан был относительно спокоен. А Ключевская сопка славится силой и продолжительностью своих извержений. Одно из последних извержений происходило с конца 1944 до лета 1945 года. Оно началось сильными выбросами бомб и вулканического пепла. От грохота взрывов задрожали стены домов на расстоянии пятидесяти километров от вулкана. Вулканический пепел выпадал по всему полуострову. К концу извержения вдоль трещины, протянувшейся от вершины сопки к ее подножию, образовалось несколько крупных воронок взрыва, а в нижнем конце трещины вырос небольшой шлаковый конус, из которого началось излияние лавы. К счастью, лава этого потока двигалась медленно, проходя за сутки всего около двухсот пятидесяти метров.

Спустя шесть лет, осенью 1951 года, произошло новое извержение Ключевского вулкана. Оно было более кратковременным и продолжалось всего одиннадцать дней. Извержение началось выбросами пепла и бомб из главного кратера, а затем в нижней части главного конуса образовался небольшой побочный кратер, из которого тоже выбрасывались бомбы и изливалась лава.

На склонах Ключевского вулкана есть много побочных, или, как их называют, «паразитических», конусов с небольшими кратерами. Большинство их возникло при взрывах. Они сложены вулканическим пеплом и бомбами. Некоторые побочные конусы достигают в высоту двухсот метров. Вулканы, подобные Ключевскому, сложенные потоками лавы и слоями вулканического пепла, называют слоистыми или стратовулканами.

Извержения постепенно наращивают высоту Ключевской сопки. Они повторяются в среднем через шесть — восемь лет, и каждое извержение увеличивает объем вулканического конуса примерно на половину кубического километра. Определив объем конуса Ключевского вулкана, ученые подсчитали, что он образовался за семьсот извержений. Таким образом было установлено, что Ключевская сопка сравнительно молодой вулкан. Его формирование началось около пяти тысяч лет назад.

В центре Ключевской группы вулканов находится очень интересный вулкан Безымянный, который долгое время считался потухшим. Однако в октябре 1955 года этот вулкан неожиданно пробудился. Его пробуждение было необычным и страшным. Оно началось землетрясениями в окрестностях вулкана. За землетрясениями последовали взрывы, и вулкан начал выбрасывать пепел. Количество извергаемого пепла постепенно увеличивалось, его разносило на расстояние до ста километров. Местами пепел падал так густо, что сквозь его пелену не проникали солнечные лучи. Днем становилось темно, как ночью.

Потом извержение начало затихать, но вдруг 30 марта 1956 года произошел взрыв гигантской силы. Туча пепла взвилась на высоту сорока километров над вулканом. Из кратера вырвалась чудовищная струя раскаленных газов, которая обожгла и повалила крупные деревья даже на расстоянии двадцати пяти километров от Безымянного. Вершина горы и вся восточная часть конуса оказались взорванными. В образовавшуюся брешь из ожившего вулкана хлынула раскаленная масса рыхлого материала, состоящая из вулканического пепла и глыб разной формы и размеров. Этот выброс рыхлого потока раскаленных обломков был настолько стремительным, что быстро заполнил речную долину на глубину восьмидесяти — ста метров. Поток остывал несколько месяцев, и с его поверхности в течение всего этого времени поднимались тысячи струй горячих паров и газов.

В результате взрыва Безымянного вулканический пепел разнесло в радиусе четырехсот километров, а сам вулкан понизился почти на треть километра. На его вершине возник гигантский кратер в виде полукольца, открытого к востоку. Такие крупные кратеры, образующиеся при вулканических взрывах, носят название кальдер. Со дна кальдеры вулкана Безымянного после взрыва начала постепенно выжиматься вязкая лава, которая к концу извержения образовала купол высотой около трехсот метров.

Извержение Безымянного продолжалось почти год и закончилось лишь осенью 1956 года. Было подсчитано, что при взрыве 30 марта 1956 года выделилось колоссальное количество энергии. Воздушная волна взрыва была в десятки раз сильнее, чем при взрыве водородной бомбы, а начальная скорость взрывной волны почти в два раза превысила скорость звука. По-видимому, извержение Безымянного было одним из сильнейших вулканических извержений, когда-либо наблюдавшихся людьми.

Авачинский вулкан подобно Ключевскому также является слоистым вулканом. Его извержения по своему характеру очень напоминают извержения Везувия, расположенного в окрестностях Неаполя. Последнее извержение Авачинской сопки произошло зимой 1945 года. Оно длилось менее суток. После нескольких сильных взрывов над конусом вулкана поднялась черная пепловая туча грибовидной формы высотой в несколько километров. Она клубилась, озарялась багровыми отсветами, из нее летели вулканические бомбы, валил пепел. Масса бомб и горячего пепла растопила снег на вершине вулкана, и со склонов горы понеслись стремительные потоки горячей воды и грязи. Потом пепловая туча начала рассеиваться, и вулкан затих…

Ксудач, расположенный на юге Камчатки, представляет собой вулкан-кальдеру. Когда-то он был крупным вулканом с поперечником около двадцати километров, но во время одного из извержений его конус был разрушен сильным взрывом. Образовалась воронкообразная котловина — кальдера диаметром восемь километров, окруженная невысоким кольцевым хребтом. Внутри кольца находилось озеро, по его берегам поднимались пары многочисленных фумарол[43].

Последнее извержение вулкана Ксудач произошло в 1907 году. Оно началось страшным взрывом и выбросом громадного количества пепла. Тонкая вулканическая пыль поднялась в стратосферу и была унесена за десятки тысяч километров от вулкана. В результате взрыва внутри старой кальдеры возникла новая воронка, поперечником около полутора километров, с почти отвесными стенками. Вскоре в этой меньшей внутренней кальдере образовалось новое озеро.

Кроме вулканов на Камчатке много гейзеров — кипящих источников, периодически выбрасывающих фонтаны горячей воды. В долине реки Гейзерной находится около двадцати крупных и не менее сотни мелких гейзеров. Температура воды в них достигает девяноста четырех — девяноста восьми градусов. Самый крупный гейзер — Великан выбрасывает гигантские струи воды на высоту сорока — пятидесяти метров через каждые три-четыре часа. Кроме гейзеров Камчатка очень богата горячими минеральными источниками. Многие из них находятся в кратерах и на склонах угасших вулканов, другие выходят из трещин горных пород в долинах.

Обилие паров, выделяющихся при вулканических извержениях, громадное количество гейзеров и горячих источников свидетельствуют, что в недрах Камчатского полуострова таятся огромные запасы перегретого пара и горячей воды, которые легко могут быть использованы для нужд человека. Природный пар может вращать турбины электростанций, обогревать дома, приводить в движение станки на фабриках. В долине реки Паужетки и в других местах Камчатки начато бурение пробных скважин для получения горячего пара. Этот пар будет использоваться на проектируемых геотермических электростанциях, а также для отопления и технических целей на рыбоконсервных заводах.

Продолжение пояса камчатских вулканов — вулканы Курильской дуги. Ожерелье Курильских островов протянулось на расстояние в тысячу двести километров между южной оконечностью Камчатки и японским островом Хоккайдо. Подводный хребет, вершинами которого являются острова Курильской дуги, служит границей, отделяющей Охотское море от просторов Тихого океана. На островах Курильской дуги находятся шестьдесят один потухший и тридцать девять действующих вулканов. Наиболее активные — Алаид, Парамушир, вулканы Креницына, Менделеева и другие.

Самый крупный из курильских вулканов — Алаид. Его вершина, увенчанная небольшим ледником, поднимается на две тысячи триста метров над уровнем моря. Люди не один раз наблюдали извержения этого вулкана. Последнее извержение Алаида было в 1932–1934 годах. Оно происходило не через главный кратер, а через трещину в подводной части вулкана. В результате этого извержения в море появился дымящий островок, оказавшийся побочным конусом Алаида. Конус имел собственный кратер. Спустя несколько лет после окончания извержения островок соединился песчаными косами с материнским островом и превратился в полуостров.

Осенью 1952 года пробудился после долгого сна вулкан Креницына, расположенный на острове Онекотан — одном из северных Курильских островов. Вулкан находится в южной части острова, в древней кальдере. Конус вулкана Креницына поднимается из голубых вод озера, заполняющего широкую воронкообразную чашу кальдеры. Извержение началось грохотом взрывов, которые были слышны на расстоянии ста километров от вулкана. Из вод озера поднялись клубы паров, потом туча пепла взвилась над островом и непроницаемой завесой скрыла вулкан. Пепел падал в течение целого дня, густо устилая остров. Толщина его слоя достигла нескольких сантиметров. Потом взрывы переместились к середине вулканического конуса, а у подножия вулкана взвились громадные клубы белого пара: по-видимому, в подводной части конуса началось излияние лавы. Лавовый поток двигался по дну озера и превращал его воды в пар. Ветер разносил клубы пара далеко над океаном. Ночью над кратером появилось огненное зарево. Тучи пепла, освещенные отблесками извержения и яркими вспышками молний, ветер нес в океан. Издали, с проходящих пароходов, казалось, что из глубин океана вырывается огненный вихрь. Через несколько дней извержение постепенно стало ослабевать, и спустя неделю после пробуждения вулкан снова затих и спит уже более десяти лет.

Вулканы Камчатки и Курильских островов связаны с громадными разломами земной коры. Целый пояс таких разломов окаймляет Тихий океан. По трещинам разломов поднимаются из глубин Земли расплавленные массы магмы. В местах их выхода на поверхность возникают вулканы. Шивелуч, Ключевская сопка, Безымянный, Ксудач, Алаид, вулкан Креницына и остальные потухшие, спящие и действующие вулканы Курило-Камчатской дуги представляют собой лишь небольшую часть Великого огненного тихоокеанского кольца, насчитывающего много сот подводных и надводных вулканов. Удивительное скопление вулканов вокруг Тихого океана и на его дне является одной из многих загадок Земли. Чтобы разгадать эту загадку, геологам будущих поколений придется проникнуть на дно величайшего океана нашей планеты. И вот когда океаническое дно будет изучено хотя бы с такой же детальностью, с какой геологи уже изучили земные континенты, загадка Огненного тихоокеанского кольца, заключающего в себе более двух третей вулканов Земли, будет близка к разрешению…

На Кавказе и в Закавказье сейчас нет действующих вулканов, и едва ли не последним извержением в этом районе было извержение Арарата, которое произошло в XV веке. После этого извержения Арарат спит уже несколько столетий. Угасших вулканов в Закавказье очень много. Более половины площади Армении залито лавами. По берегам озера Севан имеются целые группы хорошо сохранившихся вулканических конусов. Большинство этих вулканов действовало в недалеком прошлом, в четвертичном периоде истории Земли.

В Главном Кавказском хребте тоже известно несколько крупных угасших вулканов; самые большие из них — Эльбрус и Казбек. Увенчанные шапками вечных льдов, они поднимаются над зубчатым гребнем хребта еще почти на полтора километра. Конус Эльбруса сложен потоками застывшей лавы. Высота конуса около двух километров, но вулкан «насажен» на пьедестал древних пород Кавказского хребта, испытал поднятие вместе со всем хребтом, и сейчас его вершина возвышается более чем на пять с половиной километров над уровнем моря[44]. Главный конус Эльбруса увенчан двумя меньшими, дочерними конусами. Эти два конуса и являются вершинами двуглавого Эльбруса. Лучше сохранился восточный конус с неглубокой воронкой кратера.

Извержения Эльбруса прекратились несколько тысяч лет тому назад. Однако вулкан не угас окончательно. В его окрестностях выделяются струи теплого пара, сернистого газа, есть много горячих источников. В последние годы появились признаки усиления некоторых источников. Не означает ли это, что седой кавказский великан может пробудиться?

Много вулканов сохранилось в Выгорлат-Гутинской гряде в Закарпатье. Эта гряда протянулась по территории Закарпатской Украины почти на сто пятьдесят километров, но полная длина ее гораздо больше. Одним концом она уходит в Чехословакию, другим в Румынию. Вершины Выгорлат-Гутинской гряды — Маковица, Бужора, Синяк и другие — являются конусами слоистых вулканов. Они сложены потоками лавы и туфами. Дождевые воды прорыли глубокие овраги на их склонах, обломки пород засыпали кратеры, густой буковый лес шумит над угасшими вулканами, но пузырчатая лава, выглядывающая из-под корней вековых деревьев, напоминает о тех временах, когда в огненных вихрях взрывов здесь прорвались на поверхность Земли таинственные силы недр.

Чуть южнее, в окрестностях города Берегово, у самой венгерской границы, сохранились остатки вулканов иного типа. Лава этих вулканов была очень вязкой. Она не растекалась в виде потоков, а наподобие густого теста выдавливалась на поверхность, образуя небольшие купола и караваи. Сейчас остатки таких куполов возвышаются над виноградниками, среди которых протекает река Тисса. А с вершин древних вулканов глядят в долину Тиссы развалины старинных замков.

Казалось бы, все вулканы на континентах давно открыты. Однако это не совсем так. Время от времени поступают сообщения об открытии новых вулканов. В 1952 году на северо-востоке Сибири, в верховьях одного из притоков великой сибирской реки Колымы, был открыт новый вулкан, который, по-видимому, действовал всего несколько столетий назад. Новый вулкан обнаружили летчики, производившие аэрофотосъемку в бассейне реки Анюя. На склоне Южного Анюйского хребта, в центре необитаемой и неисследованной территории, которая на картах была белым пятном, они вдруг увидели черную как уголь долину. Эта долина тянулась с востока на запад на десятки километров, обрамленная яркой, расцвеченной осенними красками тайгой.

Пролетев над удивительной долиной еще раз, летчики увидели в ее верховьях коническую гору с зияющим круглым кратером. Отсюда и начиналась черная лавовая «река», заполнившая долину почти на шестьдесят километров. Что черная «река» в долине Монни действительно сложена застывшей лавой, а коническая возвышенность — это недавно угасший вулкан, доказал геолог Е. К. Устиев, который первым добрался в 1953 году до Анюйского вулкана и описал его. О своем путешествии ко вновь открытому вулкану Е. К. Устиев написал интересную книгу «По ту сторону ночи».

Трудно сказать, в каком году произошло последнее извержение Анюйского вулкана, совсем ли он угас или только заснул на несколько веков, но ясно одно: он очень молод. Удивительно свеж его многокилометровый поток, сложенный базальтовой лавой, не засыпан обломками глубокий кратер. Всесильная тайга еще не успела покрыть своим ковром пористые черные скалы. В долине реки Монни, ниже того места, где кончается лавовый поток, нет галек базальта: разрушение лав быстрой рекой еще не началось. Анюйский вулкан одинок. Вблизи него на расстоянии многих сот километров нет молодых вулканов. Но он свидетель, что и в центральных районах континентов, там, где растут молодые горы, таинственное подкоровое вещество ищет и иногда находит пути на поверхность. И когда оно найдет себе путь вдоль трещин земной коры, на поверхности Земли рождаются новые вулканы.

Настоящее, глубокое изучение вулканов только начинается. Пока в вулканических явлениях почти все загадочно. У подножия вулкана находится порог великих тайн… Почему возникает магма? Что за удивительные превращения происходят в глубине, — в таинственном подкоровом веществе, из которого состоит мантия[45] Земли? Как образовалась земная кора? Под влиянием каких сил зарождаются на ней горы? Эти вопросы можно продолжать до бесконечности. Точных ответов пока не сумеет дать никто. Еще не созданы надежные «прожекторы», способные рассеять мрак в земных недрах.

Но ученые работают… Составляются проекты глубоких и сверхглубоких буровых скважин, которые пробурят земную кору на всю ее толщину. Создаются точнейшие геофизические приборы для тщательного прослушивания пульса недр. В лабораториях физики исследуют различные вещества при таких температурах и давлениях, которые должны существовать в глубинах нашей планеты. Пройдут десятки лет — и объединенный труд поколений геологов, геофизиков, вулканологов принесет разгадку еще одной тайны. Люди наймут нрав вулканов, смогут предсказывать ход вулканических процессов, будут все шире использовать энергию вулканических областей. А потом обязательно настанет время, когда объединенное в свободном труде человечество начнет черпать всю необходимую энергию прямо из земных недр, из подкоровой зоны, а может быть, и с еще больших глубин. И откроют человечеству путь к овладению подкоровой энергией планеты вулканы, загадочные, грозно-прекрасные огнедышащие горы Земли.

САМОЛЕТОМ НАД КАМЧАТСКИМИ ВУЛКАНАМИ

Еще с вечера облака сгустились над Петропавловском. Скрыли снежный конус Корякского вулкана и дымящую вершину Авачи. Настроение упало. Необыкновенно заманчивый полет над действующими вулканами, который обещало организовать Камчатское геологическое управление для группы участников Вулканологического совещания, явно срывался из-за капризов камчатской осени.

Всю ночь лил дождь. Утром Закир Уразович Уразов — главный инициатор полета — подтвердил безрадостный прогноз, однако попытался вдохнуть в нас оптимизм:

— Погоды нет и сегодня не будет… Но полетим обязательно — завтра, послезавтра, через неделю. Словом, не уедем с Камчатки, пока не заглянем в кратеры. Как только будет погода…

Летную погоду принесло утро следующего дня. Правда, туман еще висел над Авачинской бухтой и асфальт был влажен от дождя, но особый янтарный оттенок облаков и пятна солнечного света в стороне океана наполнили нас надеждой.

В девять пришел автобус, и, когда через полчаса подъезжали к аэропорту, уже не сомневались — летим. Облака таяли на глазах. Солнце проглядывало все чаще. На западе, за снежно-белыми конусами Коряка и Авачи, простиралась чистая синева неба. Оттуда, с запада, дул свежий ветер — западный ветер, вестник солнечной погоды на Камчатке.

Быстро грузимся в ЛИ-2. Привычных пассажирских кресел нет. Откидные железные скамейки вдоль бортов; на них брезентовые пояса, чтобы привязаться при старте. На пояса никто не обращает внимания. Академики и молодежь торопятся занять места возле окон.

Гоша Фокин соображает вслух:

— Полетим на север. Значит, Ключевская группа вулканов должна быть справа. Зато на обратном пути Кроноцкая сопка и Долина гейзеров — слева. Значит…

Пока он прикидывает, какая сторона выгоднее, все места на скамейках уже заняты. Любителю точных расчетов не остается ничего иного, как устроиться на пустом деревянном ящике в хвосте кабины. Впрочем, места в хвосте оказались самыми удобными: обзору не мешают крылья.

Старт. Самолет бежит по бетонной полосе, незаметно отрывается от нее. Вот уже поплыли под крыльями леса в разноцветном убранстве камчатской осени. Желтые пятна берез, багряные брызги осин и рябины, оранжевые северные тополя словно вспышки огня в густо-зеленом покрове кедровой тайги. Летим на север вдоль долины Авачи. Причудливой вязью голубых излучин вьется внизу река. Все более дикой становится долина. Исчезают поселки и клочки полей. Дороги сменяются чуть заметными тропами. Тайга собирается в складки. Потом над ее бугристым желто-зеленым ковром вырастают бурые скалистые гребни. Они громоздятся один над другим, словно спины исполинских динозавров. Чудовища впились лапами в землю и окаменели навеки. Серебристый мох прикрыл их впалые бока, и туманы легли в долинах…

Все круче склоны, глубже долины, острее гребни хребтов. Редеет тайга. Ее сменяют буровато-зеленые заросли стланика — карликовой ольхи и кедра, притиснутых ветрами к каменистым склонам гор. В ковре стланика, словно узоры, серебристые пятна лишайников на каменных развалах.

Появляются обрывки голых плато с крутыми скалистыми склонами — останцы древних базальтовых покровов. Эти черные скалы, иссеченные трещинами, прорезанные глубокими долинами, созданы гигантскими извержениями недалекого прошлого. Тысячи квадратных километров были залиты базальтовыми лавами, излившимися из глубоких трещин земной коры. Извержения современных вулканов при всей их грозе и силе лишь скромные «модели» разгула вулканических сил в прошлом. Катастрофические извержения прошлого затихли на Камчатском полуострове десятки тысяч лет назад, задолго до появления здесь человека. Сейчас тут действуют лишь отдельные вулканы — всего двадцать восемь из двух с половиной сот образующих вулканическую цепь Камчатки и Курил. Впрочем, и эти немногие вулканы в дни и часы извержений яростно свидетельствуют, что за чудовищные силы таятся в недрах планеты…

Первый снег на гребнях и в глубоких расщелинах, и почти сразу же возглас:

— Конус! Смотрите, шлаковый вулканический конус…

Внизу на буровато-желтом плато — небольшой черный конус с плоской чашей кратера. В восточной стенке конуса прорыв, через него излился в долину черный извилистый поток глыбовой лавы. Поток свежий. Он еще не покрыт почвой и растительностью.

— Такие шлаковые конусы обычно действуют только раз, — поясняет профессор Шалфеев. — Взрыв, выброс пепла и шлака, иногда небольшое излияние лавы, и вулканическая деятельность затухает. Следующий конус образуется уже в другом месте.

— Да, но они чаще возникают группами вдоль трещин…

— Именно. Здесь тоже. Смотрите, их несколько на одной линии.

Приглядевшись, замечаем, что целая цепочка свежих шлаковых конусов тянется на север и теряется вдали.

— Учтите, это еще не вулканическая Камчатка, — кричит со своего места Закир. — Здесь молодых вулканических форм мало. Они там, дальше…

Он указывает на север.

Платообразные вершины резко обрываются. Скалистые ступени обрывов, и затем ветвистая сеть глубоких долин. Острые ребра скал снова погружаются в пестрый ковер тайги. Мы перевалили Восточно-Камчатский хребет и уже летим над долиной Кавычи — правого притока самой большой реки полуострова — Камчатки. Кавыча принимает множество притоков, вырывающихся из лабиринта таежной пущи. Серебристыми нитями сплетаются они с бледно-голубой лентой реки. Кавыча растет на глазах. На ней появляются желтые веретенца островов; каймы бревен — сплавного леса — уже видны вдоль берегов. Стиснутая крутыми бортами глубокого ущелья река начинает петлять, бросается от одного борта к другому. Кажется: вот она сейчас упрется в каменную стену хребта… Нет, горы словно раздвигаются. Протиснувшись сквозь узкий кулуар в зубчатом, похожем на гигантскую пилу Валагинском хребте, река вырывается в просторную, залитую солнцем долину с плоским зеленым дном.

Громкие возгласы с левого борта. Там в окнах удивительная панорама. Широченным коридором протянулась в туманные дали прямая, раскинувшаяся среди гор долина. Многоводная река голубыми петлями обвивает зеленые острова, огибает квадраты возделанных полей, тысячами излучин и стариц блестит в прозрачной зелени лиственниц. Лиственничная тайга до самого горизонта. Далеко на юг и на север пролегла солнечная долина, туда, где бледно-зеленый ковер лесов сливается с легкой дымкой безоблачного бледно-голубого неба.

Селение Мильково. Самолет идет на посадку. Мы в самом сердце полуострова — в Центральной Камчатской долине. Тут всегда много солнца. На плодородных почвах, удобренных вулканическим пеплом, вызревают овощи и зерновые. Здесь житница Камчатки, которую надежно охраняют от холодных ветров высокие хребты полуострова.

Дверь кабины распахнута. В самолет вместе с пылью, поднятой при посадке, врывается густой горячий запах хвои. Тайга рядом, за деревянными крышами поселка.

Выходим размять ноги. В лицо ударяет теплый ветер. Далеко на западе скалистая цепь, увенчанная снежными конусами потухших вулканов, — Срединный хребет. На востоке совсем близко крутые каменистые склоны Валагинского хребта, над которым мы только что пролетели. Удивительно, что этот хребет почти не имеет предгорий. Он поднимается стеной над плоским зеленым дном долины.

— Разлом, — объявляет Валентин Павлинович Шалфеев. — Центрально-Камчатская депрессия, в которой мы сейчас находимся, — грабен, обширная зона опускания. Валагинский хребет сопрягается с депрессией по глубокому разлому земной коры. Поэтому так прямолинеен хребет и так крут его склон. Хребет, конечно, еще продолжает подниматься…

— Почему вдоль этого глубокого разлома нет вулканов?

Шалфеев глубокомысленно пожимает плечами:

— Видите ли, этот вопрос упирается…

— Вулканы связаны с разломами иного направления, пересекающими Камчатку поперек, — перебивает Гоша Фокин. — Поэтому они не образуют непрерывной цепи, а встречаются лишь отдельными группами: Ключевская группа на севере, потом большая группа южнее Кроноцкого полуострова, Коряк и Авача у Петропавловска и так далее…

Шалфеев протестующе машет руками.

Сигнал посадки прерывает готовый разгореться спор. Короткий разбег. Под крыльями промелькнули коровы, мирно пасущиеся на краю взлетной полосы, огромные кочаны капусты на огородах. Проплыли серые дощатые крыши Милькова, потом проселок, по которому неторопливо пылит маленький автобус. И вот снова внизу раскинулось зеленое море тайги. В нем, как путеводная нить, — широкие голубые излучины реки. Кое-где дымки буксиров, тянущих связки плотов. Река Камчатка судоходна. Тысячи кубометров превосходной древесины сплавляют по ней в Усть-Камчатск — морской порт, расположенный в ее устье на самом берегу Тихого океана.

Справа объявляют, что появились облака. Затягивают Валагинский хребет.

— Не закрыло бы вулканы, — беспокоится кто-то.

Закир ухмыляется: камчатские метеорологи ошибаются редко. Облачность низкая — обычные кучевые облака хорошей погоды. А вулканы…

Он указывает вперед, вправо.

Там над седоватой пеленой тумана на фоне ярко-синего неба уже белеют острые конусы.

— Ключевская группа!

Все устремляются к правому борту. Самолет заметно кренит, но никто не обращает на это внимания.

— Смотрите, Толбачик!

— Плоский Толбачик, а этот рядом — Острый. Плоский Толбачик дымит…

— В последние дни он резко усилил активность. В кратере снова появилось лавовое озеро.

— Смотрите, смотрите, взрыв!

Серый клубящийся гриб вырастает над плоской снежной вершиной Толбачика, ширится, распухает на глазах. Ветер медленно сносит его на восток.

— Заглянуть бы в кратер, — мечтательно говорит мой сосед.

— Потолок самолета, пожалуй, не позволит, — извиняющимся тоном поясняет Закир. — Выбросы идут на большую высоту…

Самолет поворачивает прямо к вулканам. Теперь в окна кабины их не видно. Все расходятся по своим местам. Под нами волнистые гряды предгорий Восточно-Камчатского хребта, сухие долины с темными языками старых лавовых потоков, кое-где полуразрушенные шлаковые конусы. Слева широкий простор Камчатской долины — зеленое море тайги с желто-красной рябью берез и осин. Мы летим на север, краски осени становятся все ярче. На западе горизонт замыкают гребни Срединного хребта. Над ними, как маяк, — правильный белый конус Ичинского вулкана. Он потух уже давно. А может спит, как спал Безымянный?

Сидя на своих местах, мы настороженно крутим головами. С какой стороны летчики решили огибать большие вулканы?

— Дымит справа!

Снова все устремляются к правому борту. На лавках не хватает места. Анатолий Илларионович Попов, известный петрограф и вулканолог, широкий, грузный, немного напоминающий Тараса Бульбу, первым находит выход. Кряхтя, он становится на колени на полу кабины и прижимается носом и длинными усами к стеклу иллюминатора. Пример мгновенно находит подражателей, и вот уже все пассажиры — на коленях у правого борта. Двадцать два коленопреклоненных вулканолога перед «алтарем» земных недр. В два ряда, тесно прижатые друг к другу, все затаили дыхание, касаясь очками и седыми бровями холодных стекол. Самолет кренит все больше и больше.

Дверь, ведущая в кабину летчиков, распахнулась. Выглянул встревоженный штурман.

— Товарищи ученые, — начинает он, увидев, что все пассажиры прилипли к правому борту, — так же нельзя, товарищи…

Однако присмотревшись к лицам вулканологов, штурман умолкает и, махнув рукой, тихонько притворяет дверь.

Самолет плавно разворачивается, открывая ни с чем не сравнимую панораму. Над полосами облаков огромный идеально правильный белый конус с чуть скошенной вершиной. Он совсем близко и поднимается в синее небо гораздо выше нас. Темный венец скал у самого кратера свободен от снега; словно зубчатая корона, он венчает ровные белые склоны вулкана. Кратер дымит. Ветер уносит белые клубы в яркую, солнечную синеву. На гладких белых склонах конуса темнеют четкие правильные пунктиры — следы лавин.

— Ключевская! — проносится, как вздох, по кабине.

Да, это красавица Ключевская — самый большой и самый высокий вулкан Евразии, самый прекрасный из действующих вулканов, с самым правильным конусом, самый, самый, самый… Невдалеке и ниже — гигантская плоская вершина, надежно укрытая искрящимися снегами; это усеченный конус соседа Ключевской потухшего вулкана Плоского. А совсем рядом с Ключевской, словно обломок зуба, острый асимметричный пик — вулкан Камень. Столетия назад чудовищный взрыв уничтожил юго-восточную часть конуса Камня, швырнув ее к подножию вулкана исполинским агломератовым потоком. Сейчас Камень — руины потухшего вулкана. Сохранившийся западный склон конуса покрыт снегом и льдом; вершина устремлена в небо острым черным обелиском, на котором снег не держится. А в километровых обрывах взорванного восточного склона, словно в гигантском разрезе, обнажено сердце вулкана — центральный канал с гигантской светлой пробкой застывшей лавы.

Снизу из облаков, закрывающих подножие Камня, на высоту нескольких километров поднимается в прозрачную синеву серо-белый столб пара и пепла, расплывающийся широким зонтом-султаном. Это дымит Безымянный, конус которого значительно ниже его исполинов-соседей и скрыт сейчас облаками. Безымянный все еще не может успокоиться после взрыва 1956 года, периодически каждую осень он усиливает свою активность. На протяжении последних лет он самый активный вулкан Ключевской группы.

Летчики решили показать нам Ключевскую во всей красе. На высоте около четырех километров делаем полный круг. Проходим над седловиной, отделяющей вулкан Плоский от Ключевской. Вершина Ключевской вздымается над нами в густо-синее небо еще на километр. Она совсем близко. Кажется, достаточно протянуть руку, чтобы коснуться ее склонов. Невдалеке внизу застыли голубовато-белые искрящиеся волны — снег. Гигантские снежные козырьки нависают над черными скалами. Ниже в разрывах облаков проглядывает желто-бурый пьедестал вулкана, сложенный пеплами и лавами. Где-то совсем далеко зеленеет кромка тайги.

Мы не можем оторвать взглядов от красавца вулкана. Этот белый конус с султаном паров на фоне синего неба — совершеннейшее творение природы. Смотрим на него, торопливо стирая ладонями ледяные узоры, застилающие стекла кабины. Смотрим, чтобы вот таким навсегда запечатлелся в памяти…

У моего соседа, Николая Петровича Пахарева, подозрительно блестят глаза. Пахарев — знаток вулканических пород, глава нового направления в науке о камне. Сейчас он с трудом справляется со своим волнением.

И словно оправдываясь, говорит Алексею Осиповичу Савченко:

— Ведь я их так близко вижу впервые…

Академику Савченко тоже нелегко сохранять спокойствие. Он только кивает в ответ, покусывая губы.

Странно, не правда ли! Люди, посвятившие жизнь науке, вырвавшие у Земли и ее недр не одну тайну, читавшие десятки раз лекции вот об этих самых вулканах, взволнованы чуть не до слез встречей с ними. Что тут было главной причиной: мысль ли о близости к величайшей загадке Земли, которой продолжают оставаться вулканы, манящие и еще непознанные тайны недр, или сам вид снеговых великанов, созданных разгулом огня, а сейчас молчаливо устремивших в тихое небо свои дымящие вершины? Трудно сказать… Вероятно, каждый из нас ощущал эту удивительную встречу по-своему. Один — как исполнение давней мечты ученого, другой — как шаг на самую грань непознанного, третий — как встречу с Прекрасным…

И Фокин, протирая побелевшими пальцами замерзающее стекло, задумчиво сказал:

— Кажется, я начинаю понимать, почему их обожествляют в Индонезии…

Мы летим вокруг Ключевской, и она словно поворачивается, открывая нам с разных сторон строгую красоту своей белой вершины. Мы видим языки ледников, лежащих в крутых и глубоких долинах, струйки пара — фумаролы, поднимающиеся из трещин, скрытых покровом снегов, шрам глубокой шарры[46], прорезавшей вулкан от вершины к подножию. Эта шарра — след одного из недавних извержений. По ней скатилась огненная лавина. А сейчас там мирно дремлет ледник. Ледяной поток кажется почти черным. Он обильно припудрен пеплопадами.

Удивительная правильность конуса Ключевской — признак молодости вулкана. «Жизненные бури» еще не успели наложить на него отпечаток. Ключевская в расцвете молодости. Ей всего около пяти с половиной тысяч лет. Она ровесник древнейших пирамид Египта. Вот ее ближайшие соседи — вулканы Плоский и Камень, по-видимому, значительно старше.

Из-за конуса Ключевской снова появляются руины Камня и пышный султан Безымянного. Теперь в разрывах облаков виден и сам конус Безымянного: приземистый, желто-бурый, бесснежный. Внутри полуразрушенной взрывом кальдеры — остатков старого конуса — рыжий дымящий каравай. Это экструзия вязкой лавы, вулканическая пробка, которая продолжает выжиматься из недр вулкана и разваливается на огромные каменные глыбы. Особый тип извержения, завершающий взрывную стадию.

Успеваем разглядеть в рыжем каравае змеящийся огненный узор трещин, сквозь которые просвечивает его раскаленное нутро.

— Кратер, кратер Безымянного!

В западной части каравая мелькнуло что-то похожее на разверстую темно-багровую пасть, но облака и вулканические пары сразу же скрыли ее.

Тряхнуло — раз, другой, третий… Самолет ложится на крыло и уходит в сторону. Это летчики напоследок решили сделать нам еще один сюрприз и прокатили над самым кратером Безымянного.

Сказка приближается к концу. Самолет огибает гигантскую снеговую шапку вулкана Плоского и ныряет в разрывы облаков. Мы сразу попадаем в иной мир. Яркое солнце, синева неба и конусы снежных великанов — все остается наверху, за облаками. Под нами серая пепловая пустыня вулканического пьедестала Ключевской. Бледный узор сухих русл бесчисленных рек. Сейчас в них нет ни капли воды. Таяние снегов на склонах вулкана уже прекратилось.

Пепловая пустыня сменяется зарослями кустарников. Кое-где видны невысокие шлаковые конусы — побочные кратеры былых извержений Ключевской. А впереди уже яркая, как лоскутное одеяло, тайга и серые домики возле голубых излучин реки. Мы в селе Ключи, столице камчатских вулканологов…

Летим обратно в Петропавловск. Облака рассеялись, открыв изумительную панораму Ключевской и ее соседей. Снежные конусы больших вулканов и высокий пепловый султан Безымянного отчетливо видны на фоне постепенно темнеющего вечернего неба. За Козыревском пересекли зону пеплопада Безымянного. В воздухе уже нет облаков, но какой-то дымный шлейф тянется далеко на запад. Он висит между Ключевской и Толбачиком и уходит в сторону Безымянного.

Подлетаем ближе; шлейф словно растворяется в воздухе, но окрестность под самолетом странно меняется. Все мутнеет. Яркие краски осени блекнут. Лиловато-серыми становятся кроны лиственниц, поросшая мхами почва, языки лавовых потоков, затвердевшие струи лахаров — гигантских потоков грязи, снесенных со склонов вулкана растаявшими снегами во время извержений.

Пепел Безымянного падает на землю Камчатки. Покрывает серебристые лишайники, зеленый мох, алые листья голубики, устилает кедровый стланик и травы. Пеплопад слабый. Он не вредит растениям. Повернет ветер, угонит в сторону дымный шлейф, сдует с ветвей и листьев вулканическую пыль — и снова станут багряными осины, бледно-зелеными лиственницы, золотыми кроны берез. А почва получит новую порцию удобрений. Впрочем, камчатские почвы в окрестностях вулканов в удобрениях пока не нуждаются. Их нетронутая целина еще ждет своих новоселов. Дремлют многие богатства огромного малонаселенного края: залежи неоткрытых полезных ископаемых, гигантские запасы природного тепла в недрах, камчатские леса, плодородные почвы Центральной долины. Их черед придет, и скоро… На юге Камчатки, в долине реки Паужетки, строится первая в Советском Союзе геотермическая электростанция. Ее турбины будет вращать природный пар, выведенный на поверхность буровыми скважинами. Ведется разведка горячих вод для теплофикации Петропавловска. В парниках, обогреваемых природными горячими водами, круглый год выращиваются огурцы, лук, помидоры. Расширяется добыча строительного камня. Начал работать первый на Камчатке золотой рудник. Дымки геологических лагерей поднимаются над камчатской тайгой.

Мы летим на юг. Солнце склоняется к далеким вершинам Срединного хребта. На востоке уже синеет кромка океана… А под крыльями самолета снова появляются вулканы. Сначала небольшие шлаковые конусы идеальной сохранности с правильными чашами кратеров, с расходящимися извилистыми струями молодых лавовых потоков. Потом появляются более крупные вулканы; некоторые рассечены глубокими трещинами, изъедены ветрами, припудрены снегом. Впереди уже виден правильный острый конус Кроноцкой сопки в белом уборе вечных снегов. В средней части конуса — полоска облаков, словно поля снежной шляпы. Кроноцкая сопка может поспорить красотой с самим Ключевским вулканом. Правда, она значительно уступает ему размерами — более чем на километр ниже, но зато у нее тоже удивительно правильный снежный конус, а у подножия, в глубокой котловине, притаилась голубая жемчужина Камчатки — огромное озеро удивительной красоты.

Казалось, после встречи с вулканами Ключевской группы нас уже ничто не могло поразить, но Кроноцкое озеро — эта сине-голубая чаша в коричневой скалистой раме, в оправе из оранжево-зеленой тайги, с белым конусом красавца вулкана, отраженного в зеркале вод, — снова заставило всех сгрудиться у окон правого борта.

Глядим молча, потому что слов уже нет, да и какие слова могли бы передать это ни с чем не сравнимое сочетание красок и форм!

— Да-a, вот это Камчатка, — глубокомысленно изрекает кто-то. — Ничего не скажешь…

— Значит, и молчите, батенька! — советует сосед.

И снова тишина в кабине, в которой все пассажиры стеснились возле маленьких окон.

Словно выполняя плавные фигуры вальса, самолет делает широкий круг над озером, потом вокруг конуса Кроноцкой сопки и ложится на прежний курс к югу.

С трудом распрямляем затекшие ноги и занимаем свои места на железных лавках. Теперь вулканы возвышаются и справа и слева от нас. Длинный зубчатый гребень вулкана Крашенинникова с несколькими вершинами-конусами, потом широкий, приземистый, напоминающий корону конус Кихпиныча. На небольшие шлаковые конусы, потоки лав и лахаров уже никто не обращает внимания.

И вдруг зычный вопль, на этот раз с левого борта:

— Э-э, позвольте, а это что такое?!

Общая атака на левый борт. С трудом втискиваю голову между чьими-то плечами и лысинами. Под наклоненным крылом самолета фиолетово-оранжевый кольцевой гребень гигантской кальдеры. Пятнистые скалы, освещенные косыми лучами низкого солнца, крутыми ступенями обрываются к плоской изумрудно-зеленой равнине. На этой равнине среди яркой зелени трав разбросаны цветные озера. Да-да, именно цветные: голубые, желтые, молочно-белые, оранжевые, какие-то синевато-фиолетовые…

Лишь позднее мы оценили поразительное мастерство летчиков, которые в этот день дарили нам сразу все чудеса своей Камчатки. Самолет снизился, влетел в кальдеру и принялся летать внутри нее, как над ареной гигантского цирка. Разноцветные озера и яркая зелень трав и болот сразу стали близкими. Мы увидели цветные корки минералов по берегам у самой воды и высокие струи белого пара, поднимающиеся в воздух прямо к крыльям самолета. Потревоженные грохотом моторов с разноцветных озер парами поднялись большие белые птицы. Их тени поплыли над этой сказочной страной.

— Лебеди, белые лебеди!

— Что там лебеди, вы посмотрите, какая фумарола!

— А там как дымит!

— Что это за минералы? Ведь они отлагаются прямо из воды озер…

— Озера образовались на выходах горячих источников. Здесь природная лаборатория минералов. Вулканическая лаборатория…

— А почему такая свежая зелень?

— Подземное тепло. Здесь, вероятно, никогда не бывает снега.

— Смотрите, смотрите…

— Как называется это место?

— Узон… Кальдера Узон! — Закир старается перекричать шум моторов.

— Узон? Где-то близко должна быть и Долина гейзеров?

— Узон, коллега, стоит десятка долин с гейзерами…

— А нельзя ли тут сделать посадку?

— Только если посадка будет вынужденной. Но тогда в Петропавловск, пожалуй, придется добираться пешком. А это далековато…

Через прорыв в кольцевом гребне самолет улетает из кальдеры. Летим в узком желто-оранжевом коридоре, по долине реки, вытекающей из озер кальдеры.

Узон остается позади. Удивительная, фантастическая страна разноцветных озер и белых лебедей, уголок вечной весны, огражденный фиолетовыми скалами от суровых камчатских ветров.

Долина поворачивает на восток, к океану. И почти тотчас слева открывается еще одна долина — глубокий каньон в оранжево-желтых скалах. На обрывистых ступенчатых склонах зелень кустарников, небольшие группы деревьев. Среди них в небо поднимаются белые струи пара. Это знаменитая Долина гейзеров. Открытая в 1941 году, она уже стала мечтой дальневосточных туристов. И не только дальневосточных…

Наш ЛИ-2 набирает высоту и делает несколько кругов над оранжевой долиной. Сотни белых струй вырываются со склонов и дна ущелья. Кажется, что пар бьет прямо из голубой речки, сбегающей пенными каскадами по ступеням крутого русла. Впрочем, это почти так и есть, ведь речка образована водами горячих источников и гейзеров. Вот в глубине ущелья взметнулся еще один столб пара. Он выше других и бьет высоко в небо. Клубы пара редеют, и на месте их мы видим гигантский фонтан кипящей воды. Очередное извержение гейзера Великан…

На узкой террасе крутого оранжевого склона в обрамлении низкорослых деревьев и белых струй пара несколько маленьких палаток — лагерь вулканологов. Крохотные фигурки приветственно машут руками. Наш ЛИ-2 отвечает покачиванием крыльев… Долина гейзеров исчезает за зубчатыми гребнями.

Академик Савченко, нагнувшись к самому уху соседа-геофизика, что-то объясняет. Сквозь гул мотора доносятся обрывки фраз:

— Это такие же лавы и сцементированные вулканические пеплы… И в Долине гейзеров, и в кальдере Узон… Но изменены горячими вулканическими водами… Поэтому такие яркие цвета… Как в Йеллоустонском парке в Скалистых горах Северной Америки. Там тоже скалы желто-оранжевые… Йеллоустон — значит желтые камни…

Геофизик слушает внимательно, сосредоточенно кивает.

Сосед Савченко, профессор Лебедев, осторожно трогает геофизика за плечо:

— Все… Вставайте, коллега. Пересаживайтесь на свое место. А то у меня уже колени затекли.

Геофизик вскакивает, как ошпаренный.

— Ради бога извините, Василий Иванович! Не заметил… Понимаете, Долина гейзеров…

— Долина гейзеров! — смеется Лебедев. — Вы, дружок, еще в кальдере Узон у меня на коленях пристроились.

— Это что, — говорит Фокин, — вот я, когда мы летали около Ключевской, присел на каком-то выступе у крайнего окна. Чувствую — неудобно, но уже не повернуться. Все к окну тянутся, стиснули, а я, понимаете, как на примусе. Потом обливаюсь. После позабыл обо всем. А как стали к Ключам подлетать, Алла Петровна говорит: «Что-то, говорит, прохладно стало». Я думаю — почему прохладно? С меня пот градом! А кто-то отвечает: «Наверно, отвечает, летчики отопление выключили; тут есть такая труба — через нее горячий воздух в кабину нагнетают». Я скорее посмотрел: ай-я-яй — оказывается, на этой самой трубе сижу…

Пролетаем над действующим Карымским вулканом. Он непрерывно извергается уже двенадцать лет — с 1952 года. Небольшой темно-бурый конус без снега. На склонах серебристые шлейфы пепла и застывший поток совсем свежей лавы. Он излился летом прошлого года. Пепельно-серая чаша неглубокого кратера кажется пустой. Лишь кое-где пробиваются струйки газов. Вдруг у края кратера вспыхивает белое облачко. Оно мгновенно заволакивает весь кратер и вырастает в белый пышный султан. Султан стремительно поднимается вверх. Самолет вздрагивает от близкого взрыва.

Мы уже так полны впечатлениями полета, что взрыв в кратере Карымского вулкана не привлекает особенного внимания. Самолет делает широкий круг, огибая вулкан и вырвавшееся из него грибообразное облако, а кое-кто из вулканологов уже посматривает в противоположную сторону — на океан и прибрежную равнину.

И когда совершаем прощальный тур вокруг дымящего конуса Авачи и занесенного снегом кратера Коряка, ни кальдера Авачи, ни ее ржаво-бурый молодой конус, ни крупная фумарола, дымящая среди вечных снегов на западном склоне Корякского вулкана, уже не вызывают особого интереса. Все спокойно сидят на своих местах, через плечо поглядывают в запотевшие окна.

Василий Иванович Лебедев, посматривая из-под прищуренных век, улыбается:

— Жирными галушками попотчевали гостей камчатские геологи и летчики. Ой, жирными… Покажи нам вчера вот так Авачу…

Самолет делает глубокий вираж над Авачинской бухтой. Солнце уже зашло. Небо и воды бухты отливают перламутром. В городе зажигаются огни. Мы идем на посадку.

Когда самолет подрулил к аэровокзалу, никто из нас не тронулся с места. Мы ждали. Дверь в кабину летчиков отворилась, и они вышли. Самолет дрогнул от аплодисментов. Летчики застыли на месте, смущенно улыбаясь. Академик Савченко что-то говорил капитану, жал руку. Мы, стоя, аплодировали…

А потом мы все гурьбой вышли под просторное вечернее небо, в котором уже зажигались первые звезды.

Сказка кончилась… Но каждый из нас уносил в сердце самый замечательный подарок, который когда-либо получал, — целый огромный край, страну вулканов, подаренную в одном полете.

ТРИ ШАГА К ЦЕНТРУ ЗЕМЛИ

Среди бескрайних зеленых равнин поднимаются высокие башни из стекла и металла. За живой оградой из темных елей — бетонные дорожки, обрамленные яркими цветами. В стеклянных стенах отражаются синее небо, цветы, медленно плывущие облака.

Тихо… Ветер чуть колеблет серебристые ветви елей и легкие нити проводов, подвешенные на ажурных мачтах. Провода начинаются на вершинах прозрачных башен и разбегаются во все стороны к далекому горизонту. Они тянутся над просторами полей, где степной ветер гонит волны колосящейся пшеницы, над перелесками и рощами, над блестящими лентами дорог. Провода несут энергию…

А за стеклянными стенами башен вспыхивают разноцветными огнями пульты управления. Умные автоматы сами переключают сети. Туда, где возрастает потребность, они шлют больше электроэнергии.

Но вот слышен мелодичный звон. Возникла перегрузка. Электростанция не может дать столько энергии, сколько сейчас необходимо, и автомат вызывает дежурного инженера.

Дежурный здесь один. Он появляется из соседнего зала. Окидывает внимательным взглядом приборы. Потом нажимает несколько кнопок. Чуть слышно запели мощные трансформаторы, и красные огоньки на пульте управления гаснут один за другим. Станция дала требуемую нагрузку.

Но что это? Снова загораются красные глазки тревоги. Кому-то не хватило и этой усиленной порции.

Дежурный, чуть прищурившись, прикидывает в уме:

«Нет, действующими скважинами не обойтись. Придется включать резервные…»

Он подходит к экрану видеофона. Поворачивает диск. Экран освещается. На нем лицо Главного дежурного на центральном посту Управления энергетики восточной зоны.

— Слушаю тебя, Вадим, — говорит человек на экране.

— Строительству Тобольского космопорта потребовалась дополнительная энергия, — поясняет Вадим. — Включить резервные скважины, или дашь указание ГЭС, чтобы помогли они?

— Не будем беспокоить старушку. Там сейчас остановлено два генератора. Их включат не раньше чем через три-четыре часа… Какая глубина у твоих резервных скважин?

^;— Двадцать пять километров.

— Включай, этого должно хватить.

Экран видеофона гаснет. Вадим вставляет палец в отверстие диска управления. Один поворот, другой… Снова отзываются трансформаторы. Но теперь их тон выше, тоньше. Скважины двадцатипятикилометровой глубины дали ток напряжением в сотни тысяч вольт. Строители Тобольского космопорта получили необходимую энергию…

Электроэнергия прямо из глубокой скважины? — с недоверием спросит читатель. — Без всяких паровых турбин, генераторов тока, без шума падающей воды, без копоти горящего угля и торфа? Фантастика!

Да, пока это фантастика. Но пройдут десятки, может быть сотня, лет, и эта фантастика станет действительностью. Человек начнет черпать энергию прямо из глубин Земли. Дымы горящего угля и нефти перестанут отравлять атмосферу. В наивные пережитки прошлого превратятся гидроэлектростанции-гиганты на сибирских и африканских реках. Особые термоэлементы, опущенные в глубокие скважины в зону высоких температур земных недр, станут основным источником электроэнергии.

И эту электроэнергию можно будет получать в любой точке планеты. Надо только научиться бурить глубокие скважины и… и построить термоэлементы, в миллионы раз более мощные, чем те, которые используются сейчас для радиоприемников и превращают в электрический ток тепло керосиновой лампы.

Разумеется, задача не из легких. Люди еще не научились бурить глубоких скважин и не умеют строить термоэлементы любой мощности. Эту задачу предстоит решать в несколько приемов. Шаг за шагом ученые многих поколений будут прокладывать пути к неисчерпаемым запасам энергии недр…

Недра Земли… Они дали людям кремень для первых рубил, медь и железо, алмазы и нефть. Источник силы и могущества современных государств — в богатствах подземных кладовых. Недра скрывают запасы топлива, уран для атомных реакторов, редчайшие металлы, без которых не могла бы существовать современная промышленность, минеральное сырье для сельскохозяйственных удобрений…

Сокровища земных глубин позволили людям за сотню лет шагнуть из века стеариновых свечей и пара в век атомной энергии и межпланетных кораблей. А впереди новые, еще более грандиозные шаги…

В недрах Земли таятся не только полезные ископаемые. Там скрыты колоссальные источники энергии. О существовании этой энергии ученые догадывались давно, но нашли пути ее использования лишь в последние десятилетия.

Что же это за энергия? Мы опять на пороге великих тайн… Глубоко в земной коре и еще глубже, в таинственной мантии, окутывающей центральное ядро нашей планеты, происходят удивительные, еще почти не разгаданные превращения вещества. Это они виновники роста гор, образования впадин морей и океанов, рождения вулканов.

Энергия этих превращений улавливается в виде тепла, непрерывно струящегося из недр Земли, в виде движений земной коры.

Однако природный генератор земных глубин вырабатывает не только тепловую и механическую энергию. Процессы, происходящие в нем, неизмеримо сложнее. Может быть, они имеют термоядерный характер, то есть в какой-то степени похожи на превращения солнечного вещества. Но Солнце и звезды — сплошные генераторы ядерной энергии: ядерные реакции протекают в их наружных оболочках, во внутренних зонах, в чудовищно сжатых ядрах. А на планетах, в том числе и на нашей Земле, подобные процессы, вероятно, развиваются лишь на огромной глубине — в далеких, пока недоступных для исследователей недрах. И лишь отзвуками этих процессов являются потоки тепла, непрерывно струящиеся из глубин, пульсирующий ритм движений земной коры, разнообразные, еще плохо изученные излучения недр…

Энергия природного генератора глубин Земли может и должна быть использована человеком. Пути овладения этой энергией трудны, сложны, длительны, во многом неясны, как еще неясна и суть процессов, происходящих в глубоких зонах Земли. Однако первые шаги на этом пути уже намечены, а самый первый шаг человечество сделало…

Итак, первые три шага к центру Земли за энергией недр… Каковы они?

Первый шаг заключается в использовании подземного тепла в тех районах земного шара, где его запасы находятся недалеко от поверхности.

Второй шаг — овладение подземным теплом в любой точке планеты: на континентах, в океанах и на океанических островах; на экваторе, в Сибири и в ледяной Антарктике. Этот шаг значительно труднее первого. Ведь во многих областях резервуары подземного тепла расположены далеко от поверхности. Чтобы проникнуть к ним, придется углубиться в земную кору на километры.

Третий шаг пока представляется почти фантастическим. Он будет заключаться в непосредственном использовании энергии глубоких недр. Прямо в скважинах тепловая энергия будет преобразовываться в электрическую и в виде электрического тока поступать на поверхность. А может быть, при бурении глубоких скважин люди столкнутся с совершенно новыми видами энергии, о существовании которых никто даже и не подозревает… Третий шаг потребует проникновения в мантию, далеко за пределы земной коры; он потребует сверхглубокого бурения, зондирования недр мощными геофизическими приборами; понадобятся совершенно новые механизмы для приема, накопления и передачи энергии глубоких недр. Вероятно, третий шаг к центру Земли будет сделан не раньше, чем в следующем тысячелетии, а пока…

Пока человечество совершает первый шаг на пути использования энергии недр. О результатах и перспективах этого первого шага стоит поговорить немного подробнее.

Первый шаг за глубинным теплом Земли люди сделали там, где пылают огнями извержений вулканы. В вулканических областях вблизи действующих или недавно угасших вулканов запасы подземного тепла находятся ближе всего к поверхности Земли. Подземные воды вулканических областей на небольшой глубине имеют высокую температуру, местами превращены в пар, находящийся под давлением в несколько атмосфер. Горячие воды и струи перегретого пара по трещинам вырываются прямо в воздух в виде горячих источников, гейзеров, сольфатар[47]. Эти струи горячей воды и пара легко использовать, заключив их в трубы. А можно пробурить скважины к подземным резервуарам кипящей воды и пара. Природная пароводяная смесь может обогревать жилища, вращать турбины электростанций, приводить в движение паровые машины…

Подземные паровые котлы вулканических областей уже используются в некоторых государствах. Пионером практического применения глубинного тепла стала страна вулканов Италия.

Еще в июле 1904 года итальянские инженеры направили струю природного пара в небольшую турбину, соединенную с динамомашиной, и получили первую геотермическую электроэнергию.

Наиболее удобное для использования месторождение природного горячего пара расположено в Италии в окрестностях города Тосканы, в двухстах километрах на северо-запад от Рима. Это месторождение известно под названием Лардорелло.

В районе Лардорелло итальянские энергетики построили первые геотермические электростанции. До 1930 года создавались лишь мелкие электростанции. Быстрое развитие новой отрасли энергетики началось после окончания второй мировой войны. В 1932 году геотермические электростанции Италии выработали пятьдесят миллионов киловатт-часов электроэнергии; в 1955 году они дали уже свыше двух миллиардов киловатт-часов, то есть более шести процентов всей электроэнергии, производимой в Италии. Производство геотермической электроэнергии продолжает расти. В районе Лардорелло сейчас действуют свыше ста восьмидесяти буровых скважин, дающих природный пар для семи энергетических установок. Мощность крупнейшей из тосканских геотермических электростанций около пятисот тысяч киловатт. Температура пара, получаемого из скважин, достигает двухсот сорока градусов, его давление — трех — шести атмосфер. Струи пара и смеси пара и кипящей воды вырываются из скважин со скоростью до четырехсот пятидесяти метров в секунду.

Известный советский вулканолог профессор В. И. Влодавец, побывавший в Лардорелло, пишет, что в районе Тосканы природный пар используют по-разному. В одних случаях неочищенный пар прямо из скважин поступает в турбины, приводящие в движение генераторы электроэнергии. Из турбин уже частично охладившийся пар направляется на химические заводы, где из него извлекают борную кислоту, соли аммония, серу и еще многие ценные вещества. В других случаях природный водяной пар сначала очищают от примесей на химических заводах, потом нагревают неочищенным паром и полученный вторичный чистый пар направляют в турбины электростанций.

Таким образом, пар и термальные воды вулканических областей дают не только электроэнергию, более дешевую, чем энергия гидростанций, но и сырье для химической промышленности. Поэтому рядом с геотермическими электростанциями обычно строятся химические заводы.

В другом вулканическом районе Италии, на Флегрейских полях вблизи Неаполя, перегретый пар получают с глубины двух километров. Здесь также построены небольшие геотермоэлектростанции. В некоторых районах Италии — в окрестностях Везувия, на острове Сицилия, на островах Иския и Вулькано и на севере страны — сейчас развернуты поисково-разведочные работы для обнаружения новых подземных резервуаров горячей воды и перегретого пара. На месторождениях пара, недавно обнаруженных бурением на острове Иския, уже построены опытные геотермические электростанции.

За последние пятнадцать — двадцать лет использованием глубинного тепла для получения электроэнергии заинтересовались в Новой Зеландии, Исландии, Японии, в Канаде и Калифорнии, в Чили, на Азорских островах, на Яве и в Гренландии. На северном острове Новой Зеландии бурение на перегретый пар было начато в 1948 году. Вблизи выходов горячих источников у озера Таупо построена первая новозеландская геотермическая электростанция мощностью более сорока тысяч киловатт. В дальнейшем мощность этой станции предполагается значительно увеличить.

Природными горячими водами, добываемыми в толщах молодых вулканических пород, уже давно обогреваются жилые дома столицы Исландии Рейкьявика, многих исландских поселков и ферм. Исландцы широко и по-хозяйски использовали природный пароводяной котел, заключенный в недрах их сурового вулканического острова.

Разумеется, все это лишь первые шаги в освоении огромных запасов тепла вулканических районов. Пока используется ничтожная доля того, что может быть извлечено в дальнейшем.

Больше всего горячей воды и пара выбрасывают сами вулканы. Это происходит и в периоды спокойной деятельности, и, особенно, при извержениях. Подсчитано, что вулкан Везувий выделяет в секунду около двух тысяч кубических метров водяного пара, нагретого до шестисот градусов. А при извержении 1929 года Везувий только в течение ста часов выбросил около двенадцати миллионов кубических метров лавы, температура которой достигала тысячи трехсот градусов, и более полутора миллиардов кубических метров газа с температурой свыше тысячи градусов. На Камчатке побочный конус Ключевской сопки небольшой вулкан Билюкай в период усиления активности, в 1938–1939 годах, только за один год выбросил около шести миллионов тонн перегретого пара.

Какие чудовищные количества тепла и энергии бесполезно уходят в атмосферу! Конечно, использовать энергию действующего вулкана пока практически невозможно. Однако вполне возможен уже и сейчас захват буровыми скважинами перегретых вулканических паров в непосредственной близости от канала вулкана. И, кто знает, не явятся ли подобные скважины своеобразными «клапанами безопасности» и указателями, предупреждающими о приближении момента извержения. Впрочем, такие скважины еще не пробурены; пока они на грани фантастики. Но пройдут годы, и с периферии вулканических областей человек переместит буровые установки к самому сердцу вулканов, этих окон в неведомые глубины недр…

А как обстоит дело с практическим использованием глубинного тепла вулканических областей в Советском Союзе? В течение многосотмиллионной геологической истории нашей страны на ее территории много раз рождались и угасали вулканы. Сейчас действующие вулканы имеются только на востоке СССР — на Камчатском полуострове и на Курильских островах. Там известно около семидесяти действующих и уснувших на время вулканов. Однако еще несколько тысячелетий назад действовали многие вулканы Кавказа и Закавказья во главе с Эльбрусом и Араратом, а десятки тысяч лет тому назад вулканические взрывы поднимали в воздух облака пепла над плосковерхими плато Закавказья и котловинами Закарпатья.

Значит, в нашей стране большие запасы вулканического тепла имеются на Камчатке и Курилах, и еще немало подземного тепла должно сохраниться на небольшой глубине на Кавказе и в Закавказье, Закарпатье, некоторых районах Средней Азии, в Забайкалье и на Дальнем Востоке.

Несколько лет назад на Всесоюзном совещании по геотермике — новой науке, которая занимается изучением и использованием глубинного тепла Земли, — запасы природного тепла в недрах нашей страны были названы ценнейшим полезным ископаемым. По предварительным подсчетам, Советский Союз гораздо богаче легко достижимыми запасами глубинного тепла, чем другие страны Европы и Америки. И сама проблема использования глубинного тепла в нашей стране в последние годы поставлена шире, чем за рубежом. Советские геологи, геофизики и энергетики рассчитывают одновременно сделать не один, а два шага к центру Земли: использовать тепло не только современных вулканических районов Камчатки и Курил, но и многих других областей, где запасы горячих вод и перегретые пароводяные смеси находятся на большей глубине. Это будет означать одновременную атаку на вулканы и на глубокие недра невулканических районов…

С углублением в недра Земли температура увеличивается повсюду. Однако этот рост неодинаков. Расстояние, с углублением на которое температура повышается на один градус, геологи назвали геотермической ступенью. На Флегрейских полях Италии геотермическая ступень местами составляет всего семьдесят сантиметров: меньше чем на метр надо углубиться в землю, чтобы температура увеличилась на один градус. На дне колодца глубиной в семь метров температура возрастет уже на десять градусов. В колодце пятидесятиметровой глубины температура достигнет семидесяти градусов. Здесь паровой котел недр находится у самой поверхности…

В других районах геотермическая ступень значительно больше. В среднем для континентов она составляет тридцать три метра, а местами увеличивается до ста метров и более. Но всюду с глубиной температура растет. Значит, чтобы добраться к запасам подземного тепла, не обязательно бурить скважины возле самых вулканов. Надо найти районы с меньшими значениями геотермической ступени и искать там запасы горячей воды и пара.

В СССР помимо Камчатки и Курильских островов поиски источников геотермической энергии в ближайшее время развернутся в предгорьях Кавказа — в районе Майкопа, Минеральных Вод, Ставрополя, Махачкалы, а также в Закавказье, в республиках Средней Азии, на Дальнем Востоке.

Начаты поиски и разведка горячих напорных вод в глубоких прогибах, окаймляющих горные хребты. Воды предгорных прогибов смогут обеспечить теплофикацию больших городов и курортов, таких, как Грозный, Тбилиси, Майкоп, Цхалтубо, Петропавловск-Камчатский.

Несколько курортов на востоке Советского Союза — Кульдур, Начики, Ходжа-Обигарм — уже теплофицированы водами горячих источников. Воды этих источников обогревают также парники и теплицы, в которых в любое время года выращиваются свежие овощи. В Тбилиси горячие подземные воды используются в знаменитых серных банях.

Целое подземное море горячей воды обнаружено на глубине двух тысяч метров в Западно-Сибирской низменности. Водами этого «моря» могут быть теплофицированы десятки городов. Еще около сорока подземных бассейнов горячих вод уже нанесено геологами на гидрогеологическую карту Советского Союза.

Итак, огромные резервуары подземного тепла находятся у нас под ногами. Надо добраться до них буровыми скважинами, вывести пар и воду на поверхность, пустить их в калориферы отопительных систем, в турбины электростанций. Скважины дадут не только горячую воду и пар. Из пароводяных смесей будут извлекаться заключенные в подземных водах ценные химические продукты — йод, бром, мышьяк, углекислота, сера, различные соли и многое другое.

Возможно получение горячих вод и в районе Москвы, и под Ленинградом.

Геотермика — новая ветвь энергетики — быстро развивается и сулит огромные перспективы. Электроэнергия геотермических станций по крайней мере в два раза дешевле электроэнергии, вырабатываемой на гидроэлектростанциях, и во много раз дешевле энергии станций, работающих на твердом или жидком топливе. Затраты же на постройку геотермических электростанций меньше, чем на постройку гидроэлектростанций. Энергетики предполагают, что через полгода — год работы геотермической электростанции стоимость ее постройки будет полностью возмещена…

Сейчас полным ходом идет разведка глубинного парового «котла» термальных вод на Камчатке, в долине реки Банной. Более пятисот горячих источников бьют из земли над этим вулканическим котлом с его огромными запасами горячих вод и пара. Перед геологами, ведущими разведки, поставлена задача — вывести на поверхность Земли пароводяную смесь в количестве, достаточном для питания крупной геотермической электростанции. Постройка геотермической станции будет начата в ближайшие годы. Вторая опытная геотермическая станция проектируется в городе Махачкале…

А через десятки лет? Через десятки лет над подземными горячими морями у подножия горных хребтов и на просторах Западно-Сибирской и Русской равнин начнут расти корпуса крупных геотермических электростанций. Используя огромные запасы глубинных горячих вод, такие электростанции будут обладать мощностью в миллионы киловатт и дадут стране самую дешевую электроэнергию.

А потом? В будущем тысячелетии объединенный труд геологов, геофизиков, конструкторов и энергетиков, по-видимому, позволит перешагнуть еще один порог великой тайны и сделать третий шаг к центру Земли за еще более мощными источниками энергии глубоких недр.

НА ГРАНИ НОВОГО ВЕКА

В слоях земной коры, как на огромных страницах каменной книги, записана геологическая история нашей планеты. Миллиарды лет ее создавали волны океанов и ветры, проносившиеся над каменистыми пустынями еще безжизненной Земли, стремительные потоки давно умерших рек и удары землетрясений, вулканы и ледники, громадные динозавры и мельчайшие бактерии.

Каменные страницы испещрены бесчисленными иероглифами.

На тончайшем иле оставил исполинские следы неизвестный обитатель тропических болот. Сто пятьдесят миллионов лет назад он прошагал среди зарослей древовидных папоротников и исчез в бесконечности времени. Заросли папоротников превратились в пласты угля, ил стал глинистым сланцем. На плитках сланца сохранились окаменевшие следы чудовища. От стремительных, как торпеды, белемнитов, маленьких охотников мезозойских морей, остались скелеты — ростры. Словно костяные пальцы ростры торчат из слоев, сложенных мергелями и глинами.

Глубокими жерлами, потоками застывшей лавы, жилами минералов запечатлел свою историю вулкан. Колонии кораллов, раковины устриц и зубы вымерших акул нарисовали на глыбе известняка причудливую повесть морского рифа, о который десятки миллионов лет назад с грохотом разбивались морские волны. Море давно исчезло, а риф теперь венчает гребень высокого хребта…

Бесчисленные ряды иероглифов на бесчисленных каменных страницах!

Некоторые расшифрованы и прочно вошли в азбуку геологических знаний. Другие остаются загадками. Часть перечеркнута временем и природой. Они тоже останутся неразгаданными, пока исследователям не посчастливится найти новые, лучшей сохранности. Наконец, множество страниц каменной книги Земли еще не раскрыто…

Запечатленные в камне отблески долгой и бурной истории планеты привлекали и продолжают привлекать внимание геолога. Подобно историку и археологу геолог — путешественник в прошлое. Однако он удаляется от своей эпохи не на сотни и даже не на тысячи лет. Десятки и сотни миллионов, а иногда миллиарды лет — такой путь вынужден совершать геолог во времени, когда он изучает каменную летопись памирских круч, кладбища динозавров в Монголии, рудные сокровища Урала, алмазоносные кимберлитовые жерла якутской тайги.

Нераскрытые страницы, нерасшифрованные иероглифы каменной книги Земли обязательно будут прочитаны. Они поведут геологов будущих поколений к новым месторождениям алмазов и нефти, к новым источникам энергии, позволят лучше понять историю планеты и предсказывать геологические явления. И не только предсказывать…

Геология, наука о прошлом, настоящем и будущем нашей планеты, — одна из древнейших наук Земли. Пожалуй, она стара, как само человечество. Вместе с первыми кремневыми орудиями ее начали создавать наши далекие предки в эпоху раннего палеолита. Первые страницы геологических трактатов были написаны величайшими мудрецами древнего мира. Геология не умерла и в мрачные столетия средневековья: на западе и на востоке люди продолжали добывать железо и соль, золото и драгоценные камни. Гениальные идеи творцов эпохи Возрождения озарили геологию новым светом. Но подобно многим иным наукам ее расцвет наступил лишь в последние два века.

Сейчас она стремительно движется вперед…

Многотысячная армия геологов Земли и ее самый большой отряд — геологи Советского Союза вправе гордиться. Завершается изучение геологического строения континентов. На богатейших месторождениях угля и нефти, металлов, алмазов и всевозможнейшего минерального сырья грохочут экскаваторы, стремительно мчатся электровозы, мощные подъемники едва успевают выносить на поверхность добытую руду. Иссякает один источник сырья, а на смену ему геологи уже указывают несколько новых.

Но людям, строящим коммунизм, тесно в рамках сегодняшнего дня. Программа великих свершений, принятая нашей партией, формулирует задачи ближайших десятилетий. Эти задачи огромны даже по сравнению с тем, что уже достигнуто. И в решении этих задач немалый труд выпадет на долю новых поколений геологов. Они еще слушают лекции в университетах, изучают географию в школах или просто собирают цветные камни на морском берегу. А задачи уже поставлены. И через несколько лет старшие товарищи передадут им захватывающую и прекрасную эстафету труда и дерзаний…

Какие же задачи ставят перед собой геологи на грани третьего тысячелетия новой человеческой истории? Разумеется, этих задач очень много. Однако среди них есть главные. И этих главных можно назвать четыре.

Первая задача — изучение недр Земли. Не только верхних слоев земной коры, скрывающих запасы подземных вод, месторождения металлов и минералов, но и больших глубин, где находятся очаги вулканов, откуда доносятся к нам разрушительные удары землетрясений; не только земной коры, но и подкоровых зон и самого таинственного ядра планеты. С решением этой задачи связано очень многое, быть может, от нее зависят судьбы человечества…

Вторая задача связана с изучением дна морей и океанов. Воды покрывают две трети поверхности нашей планеты, и там, во мраке океанических глубин, еще таится бесконечный мир загадок и тайн.

Третья задача… Недалек день, когда первые люди Земли ступят на Луну, Венеру и Марс. Конечно, среди первых астронавтов будут геологи. Первые удары геологического молотка о скалы лунных цирков откроют новую эпоху в истории науки о камне. Грядущий век будет веком рождения новых наук о строении и истории планет. Для многих из этих наук еще предстоит придумать названия. «Земные» названия для них не годятся. Сами слова геология, география говорят о науках, связанных с Землей, и только с Землей. Изучение ближайших планет — еще одна огромная задача, которую предстоит решать геологам Земли.

И, наконец, четвертая… Рано или поздно освобожденное человечество начнет генеральную перестройку лика родной планеты. Зримые ростки этой великой перестройки природы заключены в уже созданных искусственных морях, в уже построенных каналах, соединяющих моря и несущих воду в пустыни. Они заключены в проектах сверхглубоких скважин, гигантских плотин и приливных электростанций, над которыми уже работают сотни инженеров. Залог этой перестройки — в первых геотермических электростанциях, использующих тепло вулканов, в опытах подземной газификации угольных пластов, в первых открытиях аквалангистов — пионеров джунглей морского дна. Залог ее — в силе разума и неукротимой творческой энергии человека-созидателя.

Во всех этих далеких и близких проектах и планах преобразования лика планеты огромная роль принадлежит геологам. Геологи будут не только непременными участниками создания и реализации таких планов, они должны подготовить почву для их появления. Прежде чем проектировать рудники на дне океана, надо найти там полезные ископаемые. Раньше чем строить геотермическую электростанцию, необходимо изучить вулканическую область. Чтобы предсказывать землетрясения, надо понять строение и жизнь земных недр…

Итак, в недра Земли, на дно океанов и к другим планетам направят свой путь геологи будущих поколений. Вооруженные новейшими открытиями физики, химии и биологии, они будут искать ключи к процессам, управляющим развитием вещества планеты, а потом, вместе с бесчисленной армией ученых и инженеров других специальностей, начнут перестраивать ее. Они сделают старую Землю — колыбель человечества — еще прекраснее и богаче, уютнее и безопаснее для грядущих поколений.

Недра Земли… Тяжким трудом многих поколений люди добыли из них немало сокровищ и вырвали не одну тайну. Недра дали человеку кремень и медь, железо и уголь, алмазы и алюминий. Каменная летопись пластов помогла геологам восстановить историю равнин и гор земных континентов. Правда, в ней еще множество пробелов, и, чем древнее слои, тем пробелов больше…

Можно ли этому удивляться? Поперечник Земли превышает двенадцать с половиной тысяч километров. Более двух третей ее поверхности покрыто водами океанов и толщами льда. Сколько же страниц прочитано геологами в огромной каменной летописи Земли, если более или менее изучено всего около трети ее поверхности и удалось углубиться в недра немногим более чем на одну тысячную долю ее радиуса! Самая глубокая скважина имеет в длину семь с половиной километров — булавочный укол, не более…

Бурение скважин глубиной десять — пятнадцать километров — дело ближайших лет. Но и этого мало. Надо пробурить земную кору на всю толщину хотя бы там, где эта толщина минимальна. Решение такой задачи, вероятно, потребует уже десятилетий… Это сложнейшая проблема, и сейчас даже трудно сказать, по какому пути пойдет ее решение. Для ее реализации нужны и чрезвычайно твердые вещества, и инструменты, способные выдерживать высокую температуру и огромное давление, и особая конструкция буровых станков. С дальнейшим развитием и совершенствованием техники все эти задачи будут разрешены. Может быть, удастся создать аппараты, использующие ядерную энергию. Такие аппараты могли бы не бурить, а прожигать скважины в горных породах. А может быть, решение этого вопроса будет совершенно иным.

Проникнуть как можно глубже в недра планеты необходимо по двум причинам. Во-первых, там на разных глубинах скрыты еще неизвестные месторождения ценнейших полезных ископаемых. Во-вторых, там находятся неисчерпаемые источники энергии, той энергии, которая пока служила лишь причиной грандиозных катастроф, но которая может стать благодеянием всего человечества.

Лет двадцать назад скептики утверждали, что запасы нефти на Земле подходят к концу; что ее хватит еще на пятнадцать — двадцать лет… если добыча не будет расти. Прошло двадцать лет, добыча нефти выросла во много раз. Только у нас в стране ее теперь добывают почти в десять раз больше, чем добывали перед второй мировой войной. И с каждым годом в нашей стране и во всем мире нефти добывается все больше. Далеко еще до исчерпания нефтяных богатств Земли! Иссякают нефтяные месторождения на суше, геологи передвигают буровые станки на мелководные заливы морей. Огни морских буровых вышек уже освещают по ночам темные воды Каспия в окрестностях Баку. Иссякает нефть на малых глубинах от поверхности Земли, и стальные щупальца буровых станков вгрызаются на три-пять-шесть километров в поисках новых нефтеносных пластов.

Поговаривают, что большинство месторождений металлов, выходящих на поверхность Земли на континентах, уже открыто. Чтобы открыть все эти месторождения, геологам понадобилось не один десяток лет внимательно «глядеть себе под ноги». Но в глубинах Земли, и частенько совсем близко от земной поверхности, прячется множество месторождений, до которых еще не успела добраться всесильная эрозия рек. Эти месторождения скрыты слоями горных пород и, казалось бы, ничем не выдают своего присутствия. Чтобы разыскать такие месторождения, недостаточно «глядеть под ноги». Надо научиться «глядеть сквозь землю». И геологи научились… Правда, пока еще не очень глубоко. Геофизические приборы позволяют указывать месторождения, залегающие под слоями горных пород на глубине нескольких десятков и даже сот метров.

А если богатейшие месторождения прячутся на глубине одного-двух километров или еще глубже? В этих случаях геологи и их верные помощники — геофизики нередко оказываются бессильными.

Но даже если такие месторождения будут открыты… Сразу же встает другой вопрос: как добраться до них, как извлечь руду на поверхность? Постройка глубоких и сверхглубоких шахт и рудников сопряжена с огромными трудностями. При помощи шахт человек сумел углубиться в земную кору всего на три километра с небольшим. Далее почти непреодолимыми преградами встают огромное давление горных пород и высокая температура недр.

Практически уже пребывание на глубине полутора километров от поверхности для человека затруднено, ибо температура там достигает шестидесяти-семидесяти градусов Цельсия. А рудные жилы и пласты угля могут уходить на глубину четырех, пяти и более километров.

Значит, изобретая новые методы поисков глубоко спрятанных месторождений, надо искать и совершенно новые пути их разработки, пути, которые освободили бы человека от необходимости самому спускаться глубоко в земные недра.

Для каменного угля, который является не только топливом, но и ценнейшим химическим сырьем, такие пути давно подсказаны человеку самой природой.

На пути к порогу великих тайн читатель уже побывал в южном Тянь-Шане. Там над глубоким Фандарьинским ущельем поднимается в синее небо дымящая вершина Кан-Тага. В его скалистом массиве с незапамятных времен горят пласты каменного угля.

Подземные угольные пожары не редки. Они возникают от самовозгорания угля. Причиной самовозгорания могут быть природные химические реакции, идущие с выделением тепла, например окисление содержащихся в угле сульфидов. Иногда самовозгорание возникает за счет тепла, образующегося при резких движениях земной коры.

Много столетий не угасает пожар Кан-Тага. Выгорели миллионы тонн каменного угля. Недра, зажженные природой, пылают впустую. Никто не использует тепла, выделяющегося при пожаре, улетают в воздух ценные продукты горения и горючие газы, которые могли бы обогревать жилища, использоваться в лабораториях и на заводах…

Однако дело не в десятке угольных пластов, бесполезно сгорающих в недрах Горящей горы. Дело даже и не в том, что окрестные поселки и рудники могли бы получить газ и горячую воду для своих цехов и жилищ.

Горящая гора — это наглядный пример единственно правильного решения важнейшей проблемы современной горной науки — проблемы наиболее выгодного использования горючих полезных ископаемых, заключенных в недрах планеты. Кан-Таг — гигантский газогенератор, в котором на протяжении веков идет процесс подземной газификации каменного угля.

Пытаться как-то регулировать пожар Кан-Тага и улавливать в трубы продукты горения углей, может быть, уже не имеет смысла. Но разжечь подобные пожары на других угольных месторождениях, особенно там, где добыча угля натыкается на большие технические трудности, можно и нужно…

Пример Кан-Тага показывает, что можно сжигать уголь и извлекать из него ценнейшие химические вещества прямо под землей, в угольных пластах. На поверхность по трубам будут подниматься горючие газы, горячая вода, летучие продукты сухой перегонки угля.

Опыты подземной газификации углей ведутся и в нашей стране, и за рубежом. Однако многое еще предстоит сделать, чтобы научиться правильно разжигать подземные угольные пожары, умело управлять ими с поверхности, чтобы сжигать уголь, не вынимая его из пластов, с максимальной выгодой для человека.

От Горящей горы, зажженной природой, к пылающим недрам угленосных бассейнов, которые в самом недалеком времени разожгут инженеры, — вот один из путей, освобождающих человека от необходимости спускаться глубоко под землю за дарами недр. Этот путь будет проторен совместными усилиями горняков, геологов и химиков ближайших поколений.

Обычно решение одной задачи ставит перед учеными целый ряд новых…

Немногим более десятка лет назад на огромных пространствах Сибирской платформы были открыты крупные месторождения алмазов — ценнейших минералов, без которых сейчас немыслимо существование многих отраслей промышленности. До этого наша страна не имела своих алмазов. Они добывались на юге Африки, и за каждый кристаллик драгоценного минерала приходилось платить золотом.

Сейчас в глубине таежных пущ Сибири гудят тракторы и грохочут экскаваторы, строятся дороги и новые города; уже начата добыча алмазов, и новые отряды геологов каждое лето отправляются искать новые месторождения. Вертолет переносит исследователей в самые недоступные уголки тайги, к местам, где умные геофизические приборы нащупали с самолета новые алмазоносные жерла. И сверкающей струей течет из Сибири алмаз на заводы, в лаборатории, в жизнь.

Но на этом не кончается история советского алмаза. Новые, более сложные задачи встают перед геологами. Несколько лет назад в архивах Горного департамента был обнаружен интересный документ. В нем сказано, что в середине XVIII века на берегу Северной Двины был найден большой алмаз. Императрица Анна Иоанновна даже приказала на месте находки поставить караул, чтобы «людишки, плавающие по Двине, не собирали валяющиеся на берегу каменья».

Факт, о котором сообщал старинный документ, неожиданно получил подтверждение. Недавно в верховьях Северной Двины, там, где река пересекает лесистые увалы Тимана, геологи нашли несколько мелких кристаллов алмаза. Почти одновременно осколки алмазов были найдены на Украине — в речных песках Днепра, Днестра и Южного Буга.

Значит, алмазы надо искать и среди бескрайних просторов Русской равнины от днепровских степей до заснеженных берегов Беломорья. Может быть, под покровом плодородных почв, под сетью дорог, под каменными громадами городов на глубине таятся алмазоносные жерла, подобные сибирским? Может быть, древние россыпи алмазов погребены в слоях минувших геологических эпох под Москвой, возле Кирова, у Архангельска, под Киевом. Может быть…

На больших глубинах под покровом молодых отложений геологи будущего продолжат поиски сокровищ недр. Они научатся «глядеть сквозь землю» и сквозь многокилометровые толщи пород. Тогда алмазы будут добываться не только в Африке и в Якутии. Умные автоматы, управляемые всесильными инженерами, будут извлекать их с глубины нескольких десятков километров где-нибудь под Тамбовом, Смоленском, Берлином или Варшавой…

Человек должен углубиться в недра планеты. Это необходимо не только для открытия новых месторождений, но и для изучения удивительных процессов, происходящих в глубинах Земли.

В чем заключалась минувшая история нашей планеты? Приходили и уходили моря, поднимались и разрушались горы, зарождались и гибли миллиарды удивительных живых существ.

Почему вздымалась суша, а потом на смену ей приходило море? Отчего менялся климат планеты? Почему в одни эпохи льды сковывали огромные пространства материков, а в другие — пальмы шелестели там, где сейчас лежат льды? Почему исчезли с лица Земли гигантские динозавры и вымерли хищные морские ящеры, ведь на суше и в морях не было никого сильнее их? Какие удивительные силы около семидесяти миллионов лет назад уничтожили больших летающих ящеров, но пощадили маленьких птиц? И какие события далекого прошлого заставили птиц совершать ежегодные перелеты на огромные расстояния? Наконец, откуда взялось великое множество разнообразных млекопитающих, которые вдруг появились в третичный период? Их предки были такой редкостью, были так малы и жалки рядом с гигантскими ящерами в конце мелового периода[48].

Этот перечень вопросов можно продолжать еще и еще… Конечно, на многие из них предложены ответы, и не один, а множество. И в этой множественности ответов их слабость. Как происходило дело в действительности, никто не знает…

В геологической истории Земли рядом с медленным спокойным развитием морей и гор, климата и жизни угадываются отзвуки чудовищных катастроф. Что это были за катастрофы, пока неизвестно, но они меняли облик поверхности Земли и оказывались роковыми для множества живых существ. А то живое, что ухитрялось уцелеть, резко изменялось на протяжении сравнительно короткого времени. Может быть, в моменты горообразования какие-то убийственные излучения вырывались из земных недр? Может быть, эти излучения слал космос? Все это также лишь предположения, основанные на чтении полустершихся иероглифов земных слоев.

Однако точный ответ на этот и многие другие вопросы чрезвычайно важен. От него зависит будущее человечества. Ведь катастрофы, пережитые планетой в далеком прошлом, могут повториться…

Грозным напоминанием всем жителям Земли прозвучали сигналы бедствия в Агадире и Ларе, в Чили, Индонезии, Югославии. Большие прекрасные города в несколько секунд были превращены в развалины, деревни стерты с лица Земли. Тысячи людей убиты или заживо похоронены в своих домах. Это только за последние годы. Ученые еще не научились предсказывать землетрясения…

В недрах Земли идет колоссальная разрушительная и созидательная работа. В цепях бесконечных реакций рождаются новые вещества — элементы, минералы, горные породы. Магма подобно солнечным протуберанцам устремляется из неведомых глубин в тонкую оболочку земной коры, прорывает ее и проплавляет, стремясь найти выход на поверхность планеты. Трещины зарождаются в толщах горных пород.

Горячие источники выносят из глубин растворенные в воде металлы и минералы. Волны электромагнитных колебаний, потоки нейтронов, радиоактивные излучения непрерывно струятся из земных недр.

В этих посланцах глубин, вероятно, заключены и нерасшифрованные тревожные сигналы катастроф, которые могут разразиться на поверхности планеты, и намеки на новые, неизвестные человеку энергетические источники, и прямые указания на еще не открытые минеральные богатства. Однако геологи и геофизики еще плохо читают сигналы недр. Многое, очень многое в них пока остается непонятным. Не разгадана и сущность процессов, протекающих в глубинах Земли.

Таинственная лаборатория недр должна быть изучена, грозные силы подземного кузнеца Вулкана — поставлены на службу человеку.

Для этого надо внимательнее читать каменную летопись гор, бурить все более глубокие скважины, прогрызать ими земную кору на континентах и на океаническом дне, создавать новые умные приборы, которые будут ловить и расшифровывать сигналы, летящие из глубин. Нет такой силы, которую не смог бы подчинить себе Разум.

Где находится самое большое белое пятно на поверхности нашей планеты и как оно велико?

Этим пятном являются океаны. Белое пятно океанического дна занимает около двух третей поверхности Земли!

Правда, изучение морей и океанов ведется несколько десятилетий. И сделано немало. На океаническом дне открыты горные хребты и глубокие впадины, каньоны и вулканы; специальными драгами и трубами взяты пробы глубоководных илов… Оказалось, что в этих илах находятся огромные залежи железо-марганцевых конкреций — скопления небольших шариков, содержащих кроме железа и марганца кобальт и никель, медь и много иных ценных элементов. Только в одном Атлантическом океане таких конкреций более сорока пяти миллиардов тонн. Уже составляются первые проекты разработки океанических месторождений. Однако это только разведка. Бои впереди…

Любители романтики, вздыхающие о том, что все на Земле открыто и исследовано, выше головы! Бескрайняя океаническая пуща площадью свыше трехсот шестидесяти миллионов квадратных километров ждет своих колумбов и Ливингстонов, пржевальских и амундсенов. Сотни подводных хребтов, гор и ущелий ждут, чтобы им дали названия, тысячи удивительнейших обитателей этой пущи дожидаются, чтобы их внесли в многотомные определители и каталоги. Неведомые фантастические чудовища притаились во мраке ущелий. Бесконечные труды и опасности поджидают первых исследователей…

Девственная пуща океанических глубин живет своей еще неразгаданной жизнью. Подводные реки медленно текут в толще океанических вод, омывают склоны подводных хребтов, заносят илом и песком остовы погибших кораблей. Облака песчаной мути неожиданно сползают по крутым склонам и хоронят под собой обитателей морского дна. Непроницаемая тьма глубин озаряется вспышками подводных вулканических извержений…

Как и тысячелетия назад, катят свои зеленоватые волны бескрайние океаны. Как и тысячелетия назад, неумолчно плещут в скалистые берега. Несут сверкающие металлом белые дизель-электроходы, как несли каравеллы Колумба и легкие плоты мореходов древности. И упорно хранят свои тысячелетние тайны…

И вот одна из них, едва ли не самая важная: извечны ли океаны? Всегда ли они находились там, где находятся сейчас, и всегда ли в них было столько же воды? Ответ на этот вопрос имеет огромное значение для грядущих поколений.

Однако, чтобы ответить на этот вопрос, надо знать, каково строение дна океанов. Упругие волны, вызываемые землетрясениями, распространяются на океаническом дне с иными скоростями, чем на континентах. Этот факт установлен давно; он заставил многих геофизиков и геологов прийти к выводу, что на дне океанов залегают горные породы, более плотные и тяжелые, чем на континентах. Возникло и утвердилось представление, что наружная оболочка нашей планеты — земная кора — имеет различное строение на континентах и в океанах. На континентах она имеет толщину в несколько десятков километров и состоит из более легких пород, в океанах ее толщина значительно меньше, и сложена она более тяжелыми породами.

Пока такая точка зрения является гипотезой: ведь глубокие скважины на дне океанов еще не пробурены. Наряду с этой гипотезой существует и другая: земная кора на континентах и в океанах имеет почти одинаковое строение, но дно океанов на больших пространствах покрыто лавами. Разумеется, до тех пор пока строение дна не будет надежно изучено, трудно ответить и на вопрос, извечны ли океаны… Если окажется, что океаническое дно построено совершенно иначе, чем континенты, появится еще один довод в пользу древности океанов. Однако новые гипотезы рождаются раньше, чем наука подтвердит или опровергнет старые. Наряду с представлением, что океаны на нашей планете образовались очень давно и примерно в одних и тех же местах существуют сотни миллионов лет, возникла совершенно иная точка зрения…

В последние годы некоторые геологи пришли к выводу, что океаны не извечны, что они образовались сравнительно недавно, в последние этапы геологической истории планеты. Следы недавних грандиозных опусканий земной коры видны по берегам Атлантического океана — самого молодого океана Земли, вдоль западных окраин Индийского океана, у тихоокеанских берегов Америки, вдоль побережий Антарктиды и во многих других местах.

Может быть, с заключительными этапами формирования Атлантического океана связана гибель легендарного материка Атлантиды — таинственной родоначальницы многих более поздних культур Европы, Африки и Америки. Может быть, обширные опускания в юго-восточной части Тихого океана и увлекли на океаническое дно загадочную страну, жители которой, возможно, изваяли каменных гигантов острова Пасхи. Может быть, несколько тысяч лет назад человек был свидетелем чудовищных землетрясений, в результате которых погрузились в океан западные окраины американского континента.

Можно утверждать, что по крайней мере в какой-то части современные океаны образовались при раздроблении и погружении континентов. А существуют ли факты, свидетельствующие об обратном процессе — о превращении океанического дна в континент? На этот счет у геологов нет единого мнения. Дело в том, что глубоководные осадки океанических впадин пока неизвестны среди осадочных пород на материках.

Разнообразные песчаники, сланцы, известняки образуются главным образом на малых глубинах, в непосредственной близости от материков, в пределах так называемого шельфа — мелководных отмелей, опоясывающих континентальные массивы.

Значит, либо океаническое дно не может стать континентом, либо…

Изучение коралловых островов в центральной части Тихого океана показало, что за последние миллионы лет дно Тихого океана испытывало неоднократные опускания и поднятия с размахом в несколько километров. Следовательно, не исключена возможность превращения океанического дна в сушу при значительных поднятиях. И тем не менее глубоководных отложений океанического дна на континентах до сих пор найти не удалось…

В чем же дело? А может быть, в том, что океанов глубиной четыре-пять километров в прошлые геологические эпохи на Земле вообще не существовало? Поэтому среди осадочных пород, образовавшихся в минувшие эпохи, нет и глубоководных отложений, похожих на те, которые накапливаются сейчас на дне Тихого, Индийского и Атлантического океанов.

В прошлом на нашей планете преобладали мелководные моря. Их осадки и были изучены геологами в виде песчаников, сланцев, известняков.

Но если в прошлом глубоких океанов на Земле действительно не было, то возникает чрезвычайно интересный и важный вопрос: откуда взялись огромные массы воды, заполняющей современные океаны? Не могли же они уместиться в мелких морях минувших эпох…

Ответ на этот вопрос можно попытаться найти в деятельности вулканов.

Хорошо известно, что при каждом извержении вулканы выбрасывают громадные количества водяных паров. Пары образуют густые клубы туч над конусом вулкана. Еще большее количество воды непрерывно доставляют из земных недр горячие источники, гейзеры и сольфатары в вулканических областях. Это «выкачивание» глубинной горячей воды на поверхность не связано с извержениями, оно происходит постоянно.

Однако неизмеримо большее количество воды, по-видимому, поступает из земных недр на дно океанов, где вулканы гораздо многочисленнее, чем на континентах. Постоянный приток паров и воды в океанические впадины пока трудно оценить даже приблизительно. Ясно только, что он гораздо больше притока глубинных вод на суше.

Уже сейчас количество воды на Земле так велико, что если заполнить сушей континентов наиболее глубокие части океанических впадин, то вся наша планета оказалась бы покрытой слоем воды толщиной около трех километров.

Значит, вода непрерывно поступает на поверхность Земли из глубоких недр? По-видимому, да, и за геологическую историю Земли ее накопилось столько, сколько сейчас вмещают все океаны и моря. И нет оснований предполагать, что приток паров и воды из земных недр прекратится. Если все это действительно так, то в ближайшие тысячи и миллионы лет уровень океанов будет медленно, но неуклонно повышаться. В конце концов земные континенты могут потонуть в водах мирового океана…

Чтобы этого не случилось, ученым и инженерам будущего предстоит разработать способы удаления лишней воды в межпланетное пространство. При необычайно низких температурах космического пространства лед, в который превратится удаленная с земной поверхности вода, приобретет такую механическую прочность, что может оказаться великолепным строительным материалом для создания крупных искусственных спутников Земли — летающих островов.

Однако все это — дело чрезвычайно далекого будущего. Общее повышение уровня мирового океана, по-видимому, происходит очень медленно и может быть уловлено только при длительных наблюдениях, продолжающихся столетия. Скорость его оценить трудно.

Количество воды в океанах периодически меняется за счет таяния арктических и антарктических льдов. Изменяется и общий объем океанов при землетрясениях, происходящих на морском дне. Эти изменения сильно усложняют расчеты и наблюдения.

Тем не менее вода и пар непрерывно поступают из земных недр… Откуда же берется вода в глубинах Земли? Почему там постоянно оказывается ее избыток?

Это необычайно трудный вопрос. Ученые еще не могут дать на него удовлетворительного ответа. Можно лишь предполагать, что изменения вещества, происходящие на больших глубинах, носят характер ядерных превращений. Продуктами этих превращений могут быть и легкие элементы, в том числе водород и кислород. Вначале водород и кислород находятся в единой смеси с другими элементами, образуя богатые газами расплавы, из которых кристаллизуются изверженные горные породы. В дальнейшем, при изменении внешнего давления, избыток газов может выделиться из родоначальных смесей и в виде перегретых паров начнет свой путь к поверхности планеты. Рано или поздно превратившиеся в воду пары достигнут поверхности и увеличат общий объем водной оболочки Земли.

Это, конечно, пока предположение, одна из многих гипотез, ее еще надо проверить и доказать… Геологи будущего, овладев тайнами земных недр, подтвердят ее или опровергнут.

Вода — далеко не единственная загадка океанов. В пластах горных пород, похороненных на морском и океаническом дне, заключены ответы на множество вопросов, над которыми сейчас ломают себе головы геологи. Чтобы ответить на эти вопросы, чтобы прочитать и понять всю геологическую историю планеты, надо обязательно спуститься на океаническое дно. Там, во мраке вечной ночи, надо взять пробы горных пород; пробурить толщи рыхлых осадков, заполняющих глубоководные котловины; пройти по крутым склонам подводных хребтов, спуститься в глубокие расщелины; узнать, что происходит на дне во время моретрясений; наконец, составить геологические карты дна, такие же, какие составлены для континентов.

Вот оно — огромное поле деятельности для геологов будущего. В нескольких километрах от солнечных пляжей и залитых электричеством городов раскинулись безмолвные, неизведанные джунгли морских глубин, покорение которых почти не началось. Пионеры этих джунглей не родились или еще играют в песок на морском берегу…

Как бы там ни было, раньше или позже люди проникнут на дно океанов. Сначала пойдут смелые экспедиции, за маршрутами которых будет следить все человечество. Так всего несколько лет назад мы, затаив дыхание, следили за пересечением ледяного континента Антарктиды. Затем на морское дно спустятся десятки и сотни исследовательских партий, состоящих из геологов и географов, геофизиков и биологов. Появится множество новых специальностей: донные геологи-съемщики, подводные буровики, водители подводных вездеходов, океанические топографы, специалисты по строительству на больших глубинах. Новые специальности, новая техника, новые виды туризма и охоты…

И в результате, после десятилетий труда, борьбы, неудач и успехов человечество завоюет еще две трети поверхности своей планеты, создаст подводные рудники на новых богатейших месторождениях, подводные институты, подводные дороги и, кто знает, может быть даже подводные города — самые тихие города на Земле…

Далекие миры космоса, до недавнего времени — символ недоступности, область, в которую отправляли путешествовать своих героев лишь писатели-фантасты…

А в ближайшие десятилетия в эту область властно вторгнутся ученые Земли. В Ленинграде геолог А. В. Хабаков уже составил геологическую карту видимого полушария Луны. В Географическом обществе астрономы, геологи и геодезисты спорят о проблемах космогеологии. И где-то среди многотысячной армии геологов нашей страны или среди студентов геологических факультетов находятся будущие счастливцы-первооткрыватели, которым предстоит проложить геологические маршруты в лабиринте вулканических гор Луны, по каменистым пустыням Марса, под покровом облаков утренней звезды — Венеры.

Пройдут годы, и геологи — исследователи космоса отправятся еще дальше, в удивительный мир астероидов, к большим планетам, к таинственному Плутону.

Но и на ближайших к Земле планетах исследователей ждут тысячи загадок и неожиданностей. Если Венера и Марс построены по образцу нашей родной планеты, то на них ученые могут столкнуться с условиями, некогда царившими на Земле. Может быть, путешествия на Марс и Венеру окажутся для геологов маршрутами в пермскую и меловую эпохи Земли. Тогда будет не только поднята завеса над тайнами соседних миров, но и проложены пути в тайники минувших эпох земной истории.

А быть может, первые космонавты столкнутся на чужих планетах с такими минералами и горными породами, с такими явлениями и организмами, перед которыми померкнет самая буйная и безграничная фантазия…

Впрочем, ждать остается недолго. Совсем недавно произведена мягкая посадка советской космической станции «Луна-10». Пройдут годы, и первый космический корабль с людьми совершит посадку на поверхности Луны.

О ее строении известно уже немало.

Путешественники попадут в удивительный мир вулканических гор. Огромные цирки и кратеры с центральными вулканическими конусами, потоки застывшей лавы, слои пеплов, глубочайшие расщелины, извергающие пары и газы. Едва ли он так мертв и безмолвен, этот мир, как многие считают. Вероятно, вспышки извержений озаряют мрак в глубоких расщелинах, сейсмические толчки сотрясают крутые склоны лунных гор, порождают обвалы и оползни. Астрономам уже удалось подметить изменения, происходящие на поверхности Луны.

Лунные горы и цирки имеют разный возраст. Одни свежи и выглядят так, словно возникли совсем недавно; другие кажутся более разрушенными и древними; от третьих сохранились лишь развалины.

На Луне ученых ждет огромное поле деятельности. Там нет земных океанов и морей, нет покровов льда. Вся поверхность планеты обнажена и доступна для исследований. Ее геологическую историю проследить легче, чем историю Земли, Можно не сомневаться, что геологические съемки Луны, которые потребуют усилий многих геологов, приведут к открытию ценнейших месторождений полезных ископаемых. Рядом с земными минералами и рудами там могут быть найдены неизвестные на нашей планете скопления редчайших элементов, которые на Земле встречаются лишь в ничтожно малых количествах.

Великолепная обнаженность геологических структур Луны, вероятно, даст геологам ключ к пониманию многих структур Земли, скрытых плащом осадочных пород и толщами океанических вод. Особенно это относится к структурам океанического дна. Рельеф дна Тихого океана с его коническими горами — гайотами удивительно напоминает ландшафт лунной поверхности. Большинство гайотов, по-видимому, являются потухшими вулканами и погрузившимися вулканическими островами. Трудно сказать, куда геологи проникнут раньше — на дно океанов или на поверхность Луны. Может быть, тайны земных океанов будут разгаданы космонавтами в лабиринте лунных гор…

Эра великих обобщений о происхождении и развитии планет только начинается. Сведения, которые будут доставлены первыми космонавтами с ближайших космических тел, и в первую очередь материалы, собранные геологами, послужат краеугольными камнями новых гипотез и теорий.

Наши старые, так хорошо знакомые земные континенты… Азия с древнейшими культурами Китая, Индии, Мессопотамии. Европа с ее городами-памятниками, превращенная миллионами трудолюбивых рук в уютный, цветущий сад. Сколько раз этот сад вытаптывали и выращивали снова! Африка — древнейший континент, на котором часы геологического времени идут с разной скоростью. Удивительная, непохожая на другие материки Австралия, где сохранились черты третичного периода земной истории.

Везде ли одинаково удобно будет жить людям, когда, освободившись от неравенства, они объединятся в дружную коммунистическую семью тружеников и творцов?

Бескрайние тундры на севере с мерзлыми грунтами, холодными ураганами, с мириадами комаров и гнуса, от которых некуда скрыться ни людям, ни животным. Огромные знойные пустыни на юге, безводные, лишенные тени, выжженные беспощадным солнцем. Сырые, кишащие змеями заросли джунглей и гилей в тропических странах. И тысячекилометровые ледяные плато суровой Антарктиды — гигантского холодильника южного полушария.

Оказывается, не так уж много на нашей планете счастливых, тихих и живописных уголков, где можно строить города, не опасаясь, что их разрушат удары землетрясений, где можно выращивать посевы, не боясь засух и суховеев, где можно сажать сады, которые будут приносить урожаи сотни лет.

Огромная, титаническая работа предстоит будущим поколениям, чтобы во всех частях земных континентов свободное человечество могло жить и трудиться безопасно и счастливо. Придется не только покорять бескрайние просторы космоса, но и воевать с пустынями и тундрой на родной планете, не только строить огромные искусственные спутники, но и долбить ледяной панцирь полярных областей Земли. Потребуются новые источники энергии. За ними придется обратиться к вулканам и подкоровым зонам планеты. На это уйдут многие десятилетия напряженного творческого труда.

Научившись добывать тепло из недр Земли, человечество приступит к освоению полярных областей планеты. И тогда прежде всего привлечет внимание Антарктида. Природные богатства шестого континента Земли, превышающего по площади Европу, еще совершенно не тронуты человеком…

Но Антарктида — нелегкий орешек! Климат ее необыкновенно суров. Зимние ураганы там продолжительнее и свирепее, чем в Арктике, морозы сильнее. Ео время короткого антарктического лета на огромном южном континенте температура почти нигде не поднимается выше нуля. Зато случаются «летние» дни с морозами, достигающими пятидесяти градусов.

Главная причина необычайной суровости климата — ледяной покров Антарктиды. Южный континент покрыт ледяным панцирем, толщина которого местами достигает четырех километров. Лишь кое-где над сверкающей ледяной пустыней поднимаются черные гребни хребтов да на берегу, где континентальные льды языками сползают в море, торчат скалистые островки — свидетели иных геологических эпох, когда ледяного покрова в Антарктиде не было.

Сейчас льдов в Антарктике так много, что, если бы все они растаяли, уровень океанов поднялся бы на несколько десятков метров и многие города, расположенные на низменных побережьях, оказались бы затопленными. Огромные запасы антарктических льдов действуют подобно гигантскому холодильнику, охлаждая все южное полушарие. Именно поэтому в южном полушарии холоднее, чем в северном. На шестидесятой южной параллели[49] в январе — самом теплом месяце антарктического лета — температура редко достигает двух-трех градусов тепла.

Сплошной ледяной покров, суровость климатических условий, кольцо морских льдов, преграждающее подступы к континенту, создают громадные трудности для исследователей Антарктиды.

В Антарктику совершено несколько тысяч путешествий. Уже более ста сорока лет минуло с того дня, когда первые исследователи, участники русской экспедиции на шлюпах «Восток» и «Мирный», увидели закованные в лед берега Антарктиды. Прошло около семидесяти лет со времени первой высадки человека на побережье южного материка. Тем не менее до сих пор более половины территории Антарктиды представляет собой белое пятно в самом полном смысле этого слова. Антарктида осталась единственным континентом Земли, о геологическом строении которого ученые знают еще очень мало.

Геологи детально изучили не более пяти процентов всей площади Антарктиды. Однако кое-какие интересные и важные выводы уже сделаны. Оказалось, что геологическая история антарктического материка очень интересна и богата. В минувшие геологические эпохи льдов в Антарктиде не было. Прочитанные иероглифы каменной летописи повествуют о каменистых пустынях, лесах, болотах и неглубоких морях, покрывавших поверхность южного континента. При помощи геофизических приборов удалось нащупать подо льдом огромные горные хребты, обширные плато и низменности, потухшие вулканы, следы озер и речных долин. На бескрайних пространствах Антарктиды должны находиться многие полезные ископаемые. Уже найдены крупные месторождения каменного угля, признаки олова, золота, свинца и цинка.

Восточная Антарктида, омываемая водами Атлантического и Индийского океанов, напоминает по своему геологическому строению Африку, Индию и Австралию. Значит, в Восточной Антарктиде могут оказаться алмазы и железо, уран и хром, медь и золото, добываемые в этих странах.

Горы Западной Антарктиды составляют продолжение Южно-Американских Анд. Следовательно, можно искать в Западной Антарктиде олово и вольфрам, ртуть и свинец, серебро и нефть, которыми так богата Южная Америка.

Сможет ли человек обнаружить все эти богатства и использовать их, если они будут найдены? Без сомнения! Чтобы прочитать каменную летопись, скрытую километровыми толщами льда, сначала пойдут в ход геофизические приборы, более совершенные и точные, чем современные. Они позволят составить карты первичного рельефа, затопленного льдом, укажут, какие породы залегают на дне «ледяного океана». Тысячи буровых скважин, быстро просверленных со специальных вездеходов, проверят показания геофизических приборов.

Может быть, будут созданы специальные атомные вездеходы-торпеды, способные передвигаться в толще льда подобно подводным лодкам. Они за несколько минут доставят геологов на дно «ледяного океана». В специальных камерах, отвоеванных атомной энергией у льда, возникнут подледные геологические лагеря. Отсюда геологи начнут разведку найденных подо льдом месторождений урана и алмазов, титана и нефти…

Каменная книга геологических знаний бесконечна. Люди современной эпохи прочли немало ее страниц. Последующим поколениям предстоит читать эту книгу дальше… Они научатся видеть глубоко под землей и предсказывать землетрясения, будут использовать уголь и нефть, не извлекая их на поверхность, овладеют энергией вулканов, освободят ото льда родную Землю. Они продолжат чтение этой книги на других планетах…

Пока трудно даже представить, как будут решаться многие из этих задач. Ясно только, что все они рано или поздно будут осуществлены. Будут, ибо это необходимо людям Земли. А раз необходимо, значит человечество разрешит их. Разрешит и поставит перед собой новые…