Она была готова к тому, что увидит Майкла, но Эрик объявил, что договорился с Шейном. Значит, в аэропорту ее встретит только младший из братьев О'Мэлли. Но когда Лорелей вышла из самолета, ее взгляд тут же выделил в толпе Майкла О'Мэлли.
Она не могла его не заметить. Он стоял, возвышаясь над толпой встречающих. Волосы его были теперь короче, чем она помнила, но все такие же черные, как безлунная полночь в заливе, а глаза синие, как море в тропиках.
Он, безусловно, возмужал. По строгому выражению на его мужественном красивом лице она заключила, что он весьма преуспевает в своем деле по персональной охране.
Могучие плечи, широкая грудь, крепкие руки, похожие на мощные ветви вековых дубов, которые росли во дворе дома ее родителей, – при виде Майкла Лорелей испытала что-то вроде гормонального взрыва.
Он женатый человек, сурово сказала себе Лорелей. И напомнила себе также, что сама настояла на приезде в Новый Орлеан вопреки устрашающему предупреждению Джерарда. Затем Лорелей изобразила вежливую улыбку и приказала своему не в меру колотившемуся сердцу успокоиться.
– Привет, Майкл! – Она протянула ему руку. – Какой приятный сюрприз. Я ожидала встретить Шейна.
– Произошли кое-какие изменения. – Майкл пожал тонкую нежную руку. Ему пришлось прибегнуть к угрозам, чтобы остановить своего брата, который рвался встретить их знаменитую клиентку.
– Эрик говорил мне, что вы партнеры, – произнесла Лорелей, высвобождая руку, которую Майкл все еще продолжал держать.
Он по-хозяйски взял ее за локоть и повел получать багаж. Лорелей хотела стряхнуть его руку, но потом решила, что не стоит выказывать недружелюбие.
– Мы уже несколько месяцев партнеры. Лорелей одарила ослепительной улыбкой группу бизнесменов, которые стояли у стойки бара в зале прибытия и очень старались привлечь к себе ее внимание. Заученная профессиональная кокетливая улыбка. Она обычно пользовалась такой на публике.
– Я просто немного удивлена, что вы еще не застрелили друг друга.
Майкл начал заводиться из-за обольстительной, призывной улыбки, которую она послала этим бросавшим на нее плотоядные взгляды мужчинам.
– Может быть, у нас и бывают некоторые разногласия, – признался он, – но Шейн прекрасно понимает, что хозяином остаюсь я.
– Все так же задаешься? – Она вспомнила, как братья боролись в юности. Иногда Рорки и Шейн объединялись и сражались с Майклом, но она не могла припомнить ни одного случая, когда бы двум младшим братьям удалось одержать над ним победу.
– Любой человек использует то оружие, которое помогает ему побеждать, – он засмеялся, и этот гортанный смех, так похожий на раскаты грома над заливом, вопреки ее желанию, взбудоражил душу Лорелей.
Их шутливое настроение так же быстро исчезло, как появилось. У Лорелей была привычка говорить то, что она думает, и поэтому в Голливуде ее считали немного странной. Вот и сейчас, решив, что надо выложить все карты на стол, она остановилась и посмотрела на Майкла.
– Хочу тебе кое-что сказать. Я с самого начала была против этой затеи. И до сих пор не в восторге от нее.
– Ясно. – Майкл задумчиво почесал подбородок и посмотрел Лорелей в лицо. Побелевшие губы выдавали волнение, которого он не расслышал в ее голосе. – Ты против того, чтобы студия наняла тебе телохранителя? Или тебя не устраивает, что эту миссию взял на себя «Голубой залив» и, в частности, я?
– Только первое. Я ничего не имею против тебя лично, Майкл. – Это была чистейшая ложь, но не могла же она признаться ему в том, что он разбил ее сердце! – Просто мне не нравится, что я теряю свободу.
Майкл не добился бы самого высокого процентного показателя по раскрываемости преступлений и не получил бы признания в полицейском управлении Нового Орлеана, если бы не видел каждого подозреваемого насквозь. Лорелей держалась хорошо. Даже очень хорошо. Но при этом лгала.
– А мне кажется, что ты пожертвовала своей свободой тогда, когда решила стать кинозвездой.
По тому, как Майкл произносил эти слова, Лорелей поняла, что профессия актрисы, с его точки зрения, мало чем отличалась от профессии тех женщин, которые снимали с себя одежду в окнах заведений на Бурбон-стрит.
– То, что я делаю на экране, не имеет ничего общего с моей личной жизнью.
– Ну, это ты так считаешь, но совершенно очевидно, есть человек, который думает иначе.
Взгляд его синих, как море, глаз стал тяжелым. Лорелей попыталась встряхнуться и не обращать внимания на нараставшую в груди знакомую, обжигающую боль.
– Возможно, он не опасен. Ты представить себе не можешь, как много мужчин пишут мне письма с клятвами в вечной любви. – Она вспомнила наспех сочиненную оду, которую ей вручили во время съемок в Санта-Монике. – Мой секретарь, видимо, передает мне не всю почту, но я получаю каждую неделю по меньшей мере дюжину предложений вступить в брак. И еще больше предложений провести вместе время.
– Чему ж тут удивляться!.. – Он и сам, как почти все мужское население Америки, смотрел «Горячий лед» бесчисленное количество раз. Майкл не сомневался, что каждый, кто видел Лорелей в том неглиже, в своих фантазиях затаскивал ее в постель. – Но если речь шла о вторжениях в квартиру и скрытых камерах, это уже переходило всякие границы.
Хотя полиция извлекла камеру из ее спальни и уверяла Лорелей, что никаких дополнительных скрытых камер или записывающих устройств больше нет, она уже не могла спокойно спать в своих апартаментах.
– Ты прав, – согласилась Лорелей.
– Конечно, прав. Вот почему, пока ты находишься в штате Луизиана, либо Шейн, либо я, либо кто-то, кому мы доверяем, будет неотлучно сопровождать тебя.
Итак, она будет рядом с человеком, из-за которого ощущает себя вновь шестнадцатилетней школьницей!
– Значит, ты опять будешь командовать?
– Это обязательное условие в моей работе.
Вокруг них толпились люди. Одни, узнав Лорелей, устремляли взгляды на возвышавшегося рядом с ней мужчину, пытаясь определить, не знаком ли им и он. Другие, торопившиеся по своим делам, были раздражены образовавшейся из-за них пробкой. Но ни Майкл, ни Лорелей не замечали ни сутолоки, ни откровенно любопытных взглядов.
– А что будет, если я не соглашусь?
– Тогда у нас два пути. Ты можешь попросить своего режиссера, чтобы он отказался от моих услуг…
– Я уже пыталась, – пробормотала она. – К сожалению, он ужасно упрям.
– Но не настолько, насколько упрям я. Поэтому возможен другой путь.
– Какой?
– Будем бороться. Победит тот, кто выиграет две схватки из трех.
– Это не честно. Ты сильней.
– В этом ты права.
Ни один из них не произнес ни слова, пока они ожидали ее багаж. Когда Лорелей протянула Майклу свои багажные квитанции, он в недоумении поднял бровь.
– Что-то не так?
– Я предполагал, что у тебя больше вещей.
– А! Ты, наверное, ожидал, что роскошная кинозвезда из Беверли-Хиллз прибудет с многочисленными чемоданами туалетов?
– Ну да, – сознался он.
– Сожалею, что разочаровала тебя. Наступила его очередь бросить на нее взгляд. Неожиданно ей стало не по себе. Лорелей даже пожалела, что не надела что-нибудь более обольстительное. На ней был ее обычный дорожный костюм: черные джинсы, белая хлопчатобумажная блузка с длинными рукавами и кроссовки…
– Наоборот, – протянул он. – Я совсем не разочарован, Лорелей. Я всегда знал, что ты вырастешь и станешь красавицей. – Его улыбка была опасно чувственной. – И ты ею стала.
Она тонула в его синем взгляде… И тут ей стало тревожно. Она всегда ценила Майкла за его честность. Что же могло случиться с ним за годы их разлуки?
Тот Майкл О'Мэлли, каким она его знала и любила, никогда бы не позволил себе с вожделением смотреть ни на одну женщину, если бы дома его ждала жена. Лорелей охватило чувство холодной ярости, смешанной с глубоким разочарованием.
– Как поживает Дезирей? Она красивая?
– Дезирей? Откуда ты знаешь о ней?
– От людей ничего не утаишь.
– Очевидно, Шейн сказал твоему режиссеру.
– Очевидно. – Ее голос был ледяным, а взгляд неприветливым.
Она стала жесткой… Лорелей никогда не была особенно темпераментным подростком. Кроме разве тех случаев, когда Майкл с трудом отклонял ее заманчивые предложения заняться любовью. Наверняка, с сожалением подумал Майкл, годы жизни в обстановке блеска и мишуры изменили ее.
– Ну, поскольку ты заговорила об этом, то да, Дезирей прекрасна. И внешне, и внутренне, – с нажимом сказал он.
– Ты счастливый человек.
Снова от ее слов повеяло холодом. Неужели она возмущена тем, что у него была связь с другой женщиной? Чего же Лорелей, черт возьми, ожидала после того, как бросила его? Что он подастся в монахи и принесет обет безбрачия?
– Я бы сказал, что это Роман – счастливый человек, – после долгой паузы ответил Майкл. Он начинал злиться.
– Какой Роман?
– Роман Фолконер.
– Писатель?
– Да. До того, как стать писателем, он был окружным прокурором. – Роман был также одним из немногих политических деятелей, к которым Майкл относился с большим уважением.
Багажная «карусель» наконец шумно пришла в движение под аккомпанемент громкого неразборчивого радиообъявления. Лорелей нервно поправила волосы.
– Я помню Романа. Он был нашим соседом.
Так же как – пусть очень недолго – Дезирей Дюпре. Строгая бессердечная бабушка отослала ее в школу-интернат в Европе.
– Да, точно. Я и забыл об этом. – Хотя Майкл каждое субботнее утро проводил за стрижкой огромной лужайки Лонгстритов, его никогда не приглашали в гости… в привилегированное общество.
– Но я не понимаю, какое отношение имеет Роман Фолконер к твоей жене?
– К моей жене? – Майкл был на мгновение сбит с толку. Потом до него дошло… – Ты думала, что я женат на Дезирей Дюпре?
– А разве нет?
– Конечно, нет. – Теперь и он нервно взъерошил волосы. – Послушай, Лорелей, за кого ты меня принимаешь? Я бы никогда не сказал ни одной женщине, что она красавица, если бы был женат.
Лорелей почувствовала, как кровь прилила к ее лицу. Бывают ли в Луизиане землетрясения? Она бы так хотела провалиться сквозь землю вместе со своим смущением! Когда земля так и не разверзлась под ее ногами, Лорелей поняла, что ей остается только одно.
– Кажется, я должна перед тобой извиниться.
Поскольку духи Лорелей сводили Майкла с ума с того момента, как она подошла к нему, он решил наказать ее. Чуть-чуть.
Он продолжал смотреть на нее с непроницаемым, безразличным выражением, которое сохранил с той поры, когда был полицейским. Лорелей начала нервничать и ощутила приступ изжоги. Порылась в сумочке в поисках нормализующих кислотность таблеток, но потом решила, что ни за что не покажет ему свою растерянность.
– Ну? – Лорелей скрестила руки на груди. – Ты собираешься сказать мне что-нибудь?
– Я думал, твоя очередь. Разве ты не хотела извиниться?
Она выставила вперед подбородок. Ее глаза сверкали от гнева, который мог вызвать только этот человек. Они продвинулись в очереди вслед за молодой пары, которая снимала с «карусели» мешки с туристическим снаряжением.
– Очевидно, Эрик ошибся. Он упомянул о том, что Дезирей Дюпре была в центре двух дел, которые ты вел.
Майкл кивнул.
– Тут он прав.
Второе дело Дюпре было последним, которое Майкл вел, работая в полицейском управлении Нового Орлеана в качестве главного детектива по расследованию преступлений.
– Он сказал также что-то насчет того, что вы жили вместе.
– Да. Какое-то время. – Майкл замолчал, прикидывая, что еще следует рассказать. – У нас ничего не получилось. Она замужем за Романом.
– Ясно. – Лорелей поняла, что играет с огнем. Да, она осознала это сразу, как только вышла из самолета. Майкл, как оказалось, не был женат, и это делало его еще более опасным. – Сожалею.
– У нас уже давно все кончено. Это твои вещи?
Лорелей перевела взгляд с его непроницаемого лица на небольшие плоские чемоданы, на которые он показывал.
– Да.
Чары, благодаря которым они не замечали ничего вокруг себя, были разрушены. Майкл снял чемоданы. Лорелей шла рядом с ним к выходу из аэровокзала, не зная, радоваться ей или огорчаться.
Вся съемочная группа остановилась в отеле «Фэрмонт», а Лорелей Майкл поселил, под вымышленным именем, в отеле «Уайтфилд Пэлас».
– Сомневаюсь, что мой приезд в этот город удастся сохранить в тайне даже тебе, – сказала она, когда они поднимались в пентхаус в отдельном лифте, предназначенном для высоких гостей.
– Может, и так, – согласился он. – Но теперь, по крайней мере, в конце каждого съемочного дня ты будешь изолирована от остальной группы.
– Ты считаешь, что мой преследователь, возможно, из числа знакомых мне людей? Даже из тех, с кем я работаю? – Такое предположение потрясло ее сейчас не меньше, чем когда его впервые высказал детектив Джерард.
– Вполне вероятно. – Майкл перестал следить за вспыхивающими номерами этажей над дверью лифта и взглянул на нее. – Я удивлен, что Джерард не сказал тебе об этом.
– Он говорил, – неохотно призналась Лорелей. – Но я убедила его в том, что он не прав. Он доверяет моей интуиции.
– Я почему-то сомневаюсь в этом. Предполагаю, что из-за слишком большого наплыва клиентов ему было проще передать тебя мне.
– Не меня, а мое дело, – насмешливо поправила она его. – Меня никто никому не может передавать.
– Намек понял. – Он не позволит, дал себе зарок Майкл, ни ее обольстительным духам, ни ее обостренному чувству независимости помешать ему выполнять его работу. – Но поскольку некоторые мужчины из съемочной группы попадают под подозрение, я не стану исключать и такой версии. Начнем с Джона Нелсона.
– Джон?..
– Он ведь оператор, разбирается в технике и мог поставить аппаратуру в твоей спальне.
– Он, может быть, и знает, как ее установить, но никогда не станет заниматься такими делами. Помимо прочего, Джона меньше, чем кого бы то ни было в группе, можно подозревать в том, что я интересую его как женщина. Потому что он гомосексуалист.
Кажется, эта новость не удивила Майкла.
– Но он еще и страстный игрок на скачках. А к тому же по уши в долгах.
Лорелей было известно об этом. Джон действительно добывал и продавал сведения о лошадях перед скачками, постоянно ведя разговоры по телефону.
– Даже если у него финансовые затруднения, какое отношение это имеет ко мне?
– Как ты думаешь, сколько могут заплатить за твое фото в обнаженном виде бульварные газетенки, а еще лучше – компании, производящие порнопродукцию?
Лорелей содрогнулась. Не пытаясь больше притворяться хладнокровной, она вытащила из сумки упаковку лекарств и разжевала сначала две таблетки, а потом, для верности, и третью.
– Он никогда в жизни не сделает такого, – упрямо повторила Лорелей. – Мы друзья. Он даже предлагал мне пожить у него прошлой зимой, когда мой дом затопило во время шторма.
– Делать снимки в собственном доме еще удобнее, – возразил Майкл.
– Мне это не нравится, – тихо проговорила она, когда стальные двери лифта раздвинулись.
– Мне тоже.
Они вышли в холл с мраморным полом и стенами, задрапированными полосатым шелком цвета слоновой кости. Громадное зеркало с позолоченной рамой. Мебель в неоклассическом стиле. Пьянящий запах чайных роз, розовых гладиолусов и белых лилий.
– Я имела в виду то, что ты проверяешь моих друзей.
Пожав плечами, Майкл вынул из кармана пиджака электронный ключ и вставил его в прорезь двери в дальнем конце холла.
– Я бы проверил твоих врагов, но, удивительное дело, кажется, их у тебя нет.
– Я и сама это знаю.
– Если не считать, конечно, того парня, который преследует тебя. – Майкл открыл дверь, отступил на шаг и кивком пригласил ее войти в номер. – Всех остальных членов съемочной группы мы обсудим за поздним ужином.
– Как правило, я не ужинаю.
– А надо бы. Ты потрясающе выглядишь, но тебе не мешало бы набрать немного веса. К тому же, – продолжил он, не обращая внимания на ее сердитое сопение, – я, как правило, ужинаю. А поскольку я прождал целый час твой опоздавший рейс, то настолько голоден, что смог бы проглотить крокодила.
– Может быть, шеф-повар сбегает на улицу и поймает тебе одного, – притворно ласковым тоном съехидничала Лорелей.
– Это идея, – спокойно ответил он. – Но я бы согласился и на двойной чизбургер. Хотя отель и пятизвездочный, чизбургеры в нем лучшие в городе. И жареная картошка тоже на уровне.
– Я больше не ем мяса. – Лорелей не помнила, когда в последний раз ела и жареную картошку. Быть секс-символом не так просто.
– Фигура? – Он пожал плечами. – Ну тогда ты можешь просто пить минеральную воду или шампанское, или что там пьют кинозвезды, пока я буду есть.
От этих его слов Лорелей стала медленно вскипать, но тут же остыла, когда услышала продолжение:
– А пока мы будем ужинать, ты сообщишь мне имена всех мужчин, с которыми спала в последние полгода.