Джура Насырович задумчиво шагал вдоль низкого дувала, отдававшего теплом и пылью, и будто слышал чей-то чужой голос: «Зайди в милицию, учитель. Зайди и расскажи. Ну, чего тебе стоит свернуть за угол — все равно сейчас или потом, но придется… Ты не знаешь, кто он… Зайди. А вдруг завтра…»
— Что «завтра»?! — вслух произнес Насыров и остановился на перекрестке, откуда шла прямая дорога в милицию…
…Возле школы играли дети. Джура Насырович присел на крыльце и задумался.
— Иргаш, Роман, Федя… Нам поговорить надо, — сказал учитель подбежавшим к нему ученикам. — Пойдемте.
…Утром ребята пришли в больницу. В руках у Иргаша был узелок с угощением. Мальчишки переминались с ноги на ногу и ждали, когда к ним выйдет Душанба. Но вышла молоденькая девушка в белой косынке и сказала, чтобы они шли за ней. В большой пустой комнате сидел Душанба. Поздоровались хором, как в классе. Душанба не сдвинулся с места и не ответил. Глаза его бездумно и холодно глядели куда-то вдаль. Иргаш снял фуражку, отдал Роману и принялся развязывать узелок.
— Кушайте. Очень полезно, — приговаривал он, пододвигая плотные, словно отлитые из цветного стекла, грозди раннего винограда, урюк, персики. Но Душанба как будто ничего не видел.
— Это наш маленький подарок. Мы хотим, чтобы вы не болели, — заговорил Федя. — Вы не думайте, что… — но он так и не нашел, чем закончить свою речь.
— Не стесняйтесь, — продолжал Иргаш. — Мальчишек чего стесняться? Если вам сейчас плохо и что-нибудь болит — скажите, мы уйдем, не станем надоедать.
Душанба не мог не заметить, сколько простоты и неподкупной мальчишеской честности было в глазах Иргаша. Скупая улыбка слегка тронула губы. Он отвернулся.
— Кушайте, еще принесем…
Но Душанба уже не глядел на ребят. Так и не сказав ни слова, он ушел в палату, пряча глаза от мальчишек.
Выйдя из больницы, ребята пустились наперегонки. Они торопились рассказать учителю о своем визите к Душанбе. Они были убеждены, что выполняют очень важное поручение.
Учитель слушал, не перебивал вопросами. «Молодцы, хорошие ребята, деловые, и сердца у них добрые». Немного настораживала только неизвестно откуда появившаяся злость у Романа.
— Все равно он не нравится мне, Джура Насырович, честно признаюсь, — заявил Роман и махнул ребятам рукой, чтобы не вмешивались. — Подозрительный, скрытный. Зачем мы перед нехорошим человеком вот так? — приложил руки к груди и согнулся в три погибели. — Зачем нам унижаться перед таким?
— Унижение здесь не подходит, Роман. Неправильно ты понимаешь это слово. Мы помогаем человеку, который попал в беду, — заметил учитель.
— Конечно, унижаемся! Он дурачком прикидывается, а мы-ы возле него туда-сюда ходим: пожалуйста, пожалуйста. Вы что-нибудь хотите, ваше грязное космачество? Пожалуйста, мы принесем! — и кинул уничтожающий взгляд на Иргаша. Джура Насырович покачал головой.
— Нет, Ромочка, на все сто процентов не согласен с тобой! — вступил в разговор Федя. — Ты не понимаешь: он больной. Совсем больной человек.
— Какую болезнь у него нашел?
— Я не доктор. Но мне хочется, да и Иргашу тоже, чтобы он человеком стал. Как все.
— Верно говорит Федя, — вмешался Иргаш. — А ты заметил, у него слезы потекли, когда мы уходили?
— Потекли слезы? — переспросил учитель.
— Ага, — подтвердил Иргаш.
— Это хорошо, когда текут слезы…
Вечером ребята снова пришли в больницу. К больному их не пустили. Федя подтолкнул Иргаша в бок и кивком головы указал на дверь.
— Я знаю в какой комнате он живет. Пошли, мы сейчас его увидим.
— А мы что? — с раздражением спросил Роман. — Так и будем теперь целыми днями торчать в больнице?
— Не целыми днями, а будем. Говорить надо с ним. Воспитывать.
Но ни говорить, ни воспитывать в этот вечер не пришлось. Окна были затянуты мелкой сеткой. В одном из них был виден силуэт человека.
— Он, — сказал Федя, прячась за ствол карагача.
— Думаешь, только один он там лечится? — заметил Роман.
— Не один. Видно же, вон волосы косматые торчат.
— Не хочу глядеть! Любуйтесь сами на эти космы! — вспылил Роман, повернулся волчком на пятке и убежал.
— Что с ним? — недоуменно спросил Федя.
— Поганый жук укусил, — пожал плечами Иргаш. — Потом жалеть будет…
Но настроение было испорчено. Ждать было нечего, и ребята отправились по домам.