Рождественским утром в городе, раскинувшемся на берегу залива, счастливая молодая девушка обнимала за шею сонного, сощурившегося от света Ника Мак-Кейба.
— Мистер Ник, вы слишком добры ко мне! — звонко проговорила радостная Мин Хо, прижав лицо к мягкому отвороту темного халата Ника. — Спасибо! Спасибо!
— Не стоит благодарности. — Ник похлопал ее по стройной спине и поцеловал в темную макушку. — Веселого Рождества, милая.
— Веселого Рождества вам! — Мин Хо в последний раз обняла его и отпустила.
— Посмотрите, отец, посмотрите. — Она повернулась, чтобы показать сияющему Лин Тану изящный золотой медальон у нее на ладони. Медальон был одним почти из полудюжины подарков, полученных ею от Ника.
— Очень красиво, — сказал Лин Тан. И он тоже поблагодарил Ника Мак-Кейба за его внимательность и щедрость.
Ник отмахнулся от них, пожал широкими плечами и произнес слегка охрипшим голосом:
— Ну, хватит глупостей. Прочь отсюда, вы оба, мне надо одеться. — Однако его серебристо-серые глаза светились добротой.
Вернувшись в свои апартаменты, Мин Хо протянула медальон отцу. Она с готовностью отвела со спины тяжелые черные волосы, обнажая хрупкую шею, повернулась спиной к Лин Тану и стояла не двигаясь, пока он застегивал крошечный замочек.
— Готово, — сказал он, слегка сжав ее хрупкие плечи. — Медальон очень красивый, а владелица медальона еще красивее.
— Перестаньте, отец, — нежно пожурила его Мин Хо, — вы считаете меня хорошенькой, потому что я ваша дочь. — Она живо подбежала к зеркалу над каминной доской, чтобы полюбоваться медальоном.
Ее отец улыбнулся и с любовью посмотрел на нее. Может, он и судил немного предвзято, но не слишком. Мин Хо и в самом деле была красавицей. Она была красива с самого рождения. Теперь, когда ей должно было исполниться семнадцать, она стала маленьким совершенством. Миниатюрная, но превосходно сложенная, с плавными женственными линиями. Волосы спускались длинной роскошной гривой ниже тонкой талии. У нее были изящные ступни и маленькие, хорошо ухоженные руки, до которых было приятно дотрагиваться.
Лин Тан неожиданно хлопнул в ладоши.
— Если самая красивая дочь не хотеть выйти в ночной сорочке, скорей одеваться. Быстро-быстро.
— Да, — согласилась Мин Хо, отворачиваясь от зеркала, — надо поторопиться, а то уже и утро пролетело! — Она упорхнула прямо в свою спальню.
Мин Хо появилась снова только через час, она была в модном костюме из мягкой малиновой шерсти, который необыкновенно шел ей. Голова непокрыта, иссиня-черные волосы, разделенные пробором, спускались по спине. На яркой малиновой шерсти блестел золотой медальон.
Щеки Мин Хо горели от волнения — с благословения отца она проведет этот рождественский день совсем не так, как в прошлые годы.
Армия спасения приглашала на рождественский обед всех и каждого, кто заглянет в миссию, размещенную в их портовом пакгаузе. Мин Хо вызвалась помочь. Позже, когда всех накормят, она отправится в приют Бэттери-Плейс с членами корпуса на большой рождественский вечер.
Всегда заботливый отец, Лин Тан принялся тут же наставлять молодую дочь, давая ей напутственные советы. Мин Хо с характерной для юности самонадеянностью — «такого со мной никогда не случится» — нетерпеливо вздохнула.
— Ах, отец, — сказала она, — я говорила вам десятки раз, что со мной идет Большой Альфред. После вечера он проводит меня домой, так что перестаньте беспокоиться. — Она взглянула на часы, стоящие на каминной полке. — Я опаздываю! Большой Альфред уже, наверное, внизу.
Мин Хо чмокнула отца в щеку и побежала по широкому верхнему коридору. Ее отец следовал за ней по пятам.
В это время из своих апартаментов вышел одетый с иголочки Ник, в прекрасно сшитом костюме из тон-кой шерсти и в длинном черном пальто в талию. Он спешил на праздничную встречу в особняк Адель Паккард на Ноб-Хилл.
Ник поднял глаза и остановился, глядя на видение в малиновом, плывущее к нему. С ироничной улыбкой он скрестил руки на груди, поджидая приближения Мин Хо. Дойдя до него, она остановилась как вкопанная.
Глядя на нее с улыбкой сверху вниз, Ник произнес:
— Ты похожа на… на настоящую китайскую куколку, — Она просияла. Он предложил ей согнутую руку. — Можно проводить тебя вниз до твоего сопровождающего?
На молодом лице Мин Хо появилось выражение легкого неодобрения.
— Ник, вы же знаете, что меня сопровождает Большой Альфред?
— Разумеется. Я пожелаю англичанину веселого Рождества.
— Хорошо! Он будет очень рад! — Мин Хо и отец обменялись улыбками. Потом она попрощалась с ним в последний раз и спустилась по широкой лестнице, держа Ника под руку. Пара пересекла полутемный большой салун и вышла на холодное яркое солнце.
— Малышка Мин Хо! — тепло приветствовал ее Большой Альфред и потом, в изумлении подняв глаза: — Парень!
Ник, ухмыляясь, крепко пожал руку великана. — Счастливых праздников тебе, Большой Эл! — Того же и тебе желаю, мой мальчик, — произнес Большой Альфред, ореховые глаза которого засияли от радости. — Ты хорошо выглядишь.
— А-а, не знаю. Немного теряю форму, — сказал Ник, похлопывая себя по плоскому животу. — Не могу найти хорошего партнера для тренировок по боксу.
Большой Альфред в радостном изумлении поднял кустистые брови.
— Меня можно уговорить провести с тобой несколько раундов. То есть… если ты хочешь.
— Ты серьезно? Думаешь, железный капитан в юбке разрешит тебе?
— Послушай, Ник. Капитан Монтгомери совсем не такая, как ты думаешь. Капитан — очень добрая, понимающая женщина.
— Так и есть, Ник. Правда, — вставила свое слово Мин Хо. — Вы не знаете ее по-настоящему.
— Возможно. — Все так же лучезарно улыбаясь, Ник предупредил Мин Хо: — Смотри только, возвращайся домой в этом же ярко-малиновом костюме, а не в армейском синем. Мы с твоим отцом хотим, чтобы в этой семье была первая в Сан-Франциско женщина-врач.
Мин Хо с улыбкой кивнула. Ник похлопал ее по плечу и еще раз потряс руку Большого Альфреда. А Альфред Дьюк сказал ему:
— Парень, давай-ка после праздников выберемся в атлетический клуб.
Ник, ухмыляясь, наставил на него палец.
— Заметано.
Ник направился к ожидающему его экипажу, он взобрался в него, а в это время Мин Хо и Большой Альфред отправились вниз по улице.
— Хо! Хо! Хо!
В этот холодный рождественский день, вскоре после трех, в гимнастический зал Бэттери-Плейс вошел Санта-Клаус с большим мешком подарков за спиной.
Старый Санта был великаном. Красная ткань его пальто натягивалась на широкой мощной спине, массивных плечах и мускулистых руках. Санта одной огромной рукой в перчатке легко поднимал тяжелый мешок с игрушками и сластями.
Развевающаяся белая борода, красные щеки, трясущийся от смеха живот немедленно убедили взволнованных детишек из Бэттери-Плейс, что этот внушительный великан — не кто иной, как настоящий Санта-Клаус. Неотрывно глядя широко открытыми, сияющими глазами на огромного Санта-Клауса, никто не заметил, что издаваемые им низкие звуки «хо, хо, хо» имеют явный британский акцент.
В наполненном солнечным светом гимнастическом зале на стульях сидели капитан Кей, Мин Хо и Роуз Рейли Монтгомери. Кей смотрела на Санта-Клауса с таким же восторгом, как и дети. Она видела, как он со смехом обошел всех по большому кругу, образованному сидящими на полу ребятишками. Она вся напряглась, когда он, завершая круг, направился прямо к самому маленькому ребенку.
К крошечному голубоглазому мальчику с огненно-медными волосами.
Кей в нетерпении наблюдала за тем, как старый Санта засунул руку в туго набитый мешок, вытащил сверток в яркой обертке, наклонился и протянул его Джою. Ее волнение возросло, когда Джой протянул маленькие пальчики к подарку. Она сжала руки, лежащие на коленях, видя, как озадаченный ребенок взглянул на огромного возвышающегося над ним Санта-Клауса.
Старый Санта сбросил мешок с плеча, положил его на пол и медленно, осторожно присел на корточки перед заинтригованным Джоем. Кей была настолько поглощена созерцанием этих двоих, что ей удалось отключиться от всякого шума и смеха, звучащих вокруг, и услышать, что Санта сказал Джою.
Большой Альфред произнес с нежностью в грубоватом голосе:
— Малыш, хочешь посмотреть подарок, который старый Санта-Клаус принес специально для тебя?
Джой с открытым ртом уставился на веселые ореховые глаза Санты, на широкое красноватое лицо и на его развевающуюся белую бороду. Он покачал медноволосой головой и поднял узенькие плечи, выразив недоумение на маленьком личике.
— А кто такой Санта-Клаус?
Кей быстро прижала руку ко рту, чтобы подавить судорожное рыдание, готовое вырваться из груди. Четырехлетний мальчик, никогда не слышавший о Санта-Клаусе! Какой, должно быть, ужасной была его короткая жизнь!
Кей кусала губы, пока Большой Альфред терпеливо объяснял, что Санта — это дух Рождества. Что Санта-Клаус любит всех маленьких мальчиков и девочек и приносит им подарки на каждое Рождество. Потом добрый великан сел на пол, скрестив ноги, и взял Джоя в свои огромные руки. Он посадил Джоя к себе на колени и помог смущенному ребенку развернуть сверток.
У Кей упало сердце, когда она увидела, как Джой прикоснулся к деревянным, одетым в яркую униформу игрушечным солдатикам, но не взял ни одного из них. Его большие голубые глаза не зажглись счастьем. Он не завизжал от радости, не засмеялся, не повернулся и не обнял старого Санту за шею.
Большой Альфред знал, что другие мальчики и девочки нетерпеливо ждут. Он осторожно усадил Джоя на пол, поставил открытую коробку с деревянными солдатиками ему на колени и встал на ноги. Не успел еще Санта закинуть тяжелый мешок за спину, как Джой уже отставил коробку в сторону.
Кей до крови прикусила губу.
Она сама выбрала игрушечных солдатиков для Джоя в — полном игрушек магазине. Она потратила часы, пытаясь выбрать самый подходящий подарок. Она ночами лежала без сна, размышляя о том, что могло бы порадовать крошечного четырехлетнего мальчика, который никогда не разговаривал и не улыбался. И вот сейчас Джой отставил солдатиков в сторону, даже не взглянув на них второй раз.
Санта-Клаус раздавал остальные подарки. По мере того как взволнованные дети разворачивали свои подарки, то здесь, то там слышался радостный визг и крики восторга. После того как развернули последний подарок, все стали петь рождественские песни. Поглощались конфеты и печенье. Дети показывали друг другу новые игрушки и игры.
Вечер закончился в пять часов, и все сошлись на том, что он имел грандиозный успех. Все, кроме Кей.
Пока Большой Альфред провожал Мин Хо домой, а Керли с Роуз улизнули на рождественский ужин вдвоем, Кей в подавленном состоянии вернулась в портовый пакгауз вместе с Джайлсом Лотовом, Бобби Ньюманом, Матфеем и полудюжиной других солдат.
В этот холодный рождественский вечер почти никто не пришел на службу, поэтому Кей быстро закончила проповедь. Позже неутомимые солдаты разделились на пары, чтобы пробежаться по улицам с металлическими чайниками, выкрашенными в яркий рождественский красный цвет.
На этот раз капитан Кей отпросилась домой. Она подождала, пока все остальные не ушли из пакгауза, распевая гимны. Когда их голоса уже не были слышны, Кей потушила лампы.
Прохладным зимним вечером, при свете луны, она прошла три квартала до большого приветливого дома на Сэнсом-стрит, куда по любезному приглашению Большого Альфреда она недавно переехала вместе с несколькими членами корпуса.
Несравненно лучшее место, чем старый пансион на Керни-стрит. В эту звездную рождественскую ночь большое ухоженное здание было погружено во тьму и молчание. Войдя внутрь, Кей с надеждой громко спросила, есть ли кто-нибудь дома. Ответа не последовало.
Проходя по широкому полутемному холлу на верхнем этаже, Кей заметила, что полоски света под закрытой дверью комнаты Большого Альфреда не было. Свет не пробивался ни под одной из дверей, расположенных вдоль широкого коридора.
В своей собственной прохладной комнате Кей не позаботилась зажечь лампу. Она разделась при лунном свете и, стуча зубами от холода, поскорее забралась в мягкую чистую постель. Потом натянула одеяло до подбородка, но все еще продолжала дрожать.
Скоро дрожь прекратилась. Кей согрелась в уютной постели. Однако сон не приходил.
Кей Монтгомери почувствовала себя очень одинокой.
Рождество всегда было семейным праздником. Она с любовью вспоминала чудесное, давно прошедшее время, когда семья Монтгомери была вместе. В этом году ее дорогие отец и мать были далеко-далеко от нее. У Керли была жена, и скоро эта семья увеличится. Как раз на этой неделе Роуз призналась, что беременна.
Кей ощутила, что глаза жгут невыплаканные слезы, и сразу же устыдилась себя. Она должна радоваться за Керли и Роуз! Она, конечно, рада, только… только… Боже правый, неужели она — капитан Монтгомери — повинна в зависти? Был ли грех, отвратительнее этого?
Как ей не стыдно лежать здесь и жалеть себя только потому, что она одинока в рождественскую ночь!
Она ничего не могла поделать с этим. Было Рождество, а она одна, и ей одиноко. Патрик Паккард был на рождественском вечере-маскараде в доме своей сестры на Ноб-Хилл. Кей скорчила гримасу. Патрик Паккард упоминал, что Ник Мак-Кейб тоже собирался на торжественное сборище в доме Паккардов.
При мысли о Нике Мак-Кейбе Кей непроизвольно задрожала. На нее снова накатило это незнакомое, захватывающее дух чувство, которое она ощутила, когда Ник Мак-Кейб держал ее на руках перед облицованным мрамором камином.
Стройная спина Кей изогнулась дугой, а пальцы босых ног напряглись.
Она плотно зажмурила глаза, встряхнула головой и сжала зубы. Потом глубоко вздохнула, выдохнула, перевернулась на живот и с остервенением взбила подушку.
Она знала, что по-настоящему терзало ее! Это был не белокурый, заслуживающий доверия Патрик Паккард и не смуглый опасный Ник Мак-Кейб. И это было даже не то, что она скучала по матери и отцу, хотя, безусловно, отчасти и это.
А терзало ее то, что четырехлетний мальчик никогда не слышал про Санта-Клауса.