Когда Ник въехал на монастырский двор, было около семи утра. Он оставил свой мотоцикл у той части монастыря, в которой раньше жили послушницы, а теперь размещались гости. За последние годы численность обитательниц монастыря катастрофически упала: кто-то умер, кто-то уехал, а новыми послушницами монастырь уже давно не пополнялся.
Ник понимал, почему современные девушки не особенно рвутся в монашки. Хотя, что касается воспитания характера и развития добродетелей, монастырь мог бы многим сослужить добрую службу.
Несмотря на то, что среди монахинь попадались сестры, по своей чрезмерной строгости более пригодные в надзирательницы для женской тюрьмы, Ник ко всем сестрам относился крайне нежно. Впрочем, особенно он любил сестру Огастин. Она была ему, как мать, а свою мать он никогда и не видел. Мысль, что сестра Огастин может скоро умереть, причиняла ему горькие страдания. А раньше эта мысль вообще не приходила Нику в голову. Сестра Огастин казалась ему неуязвимой и бессмертной.
Но в последнее время здоровье сестры Огастин пошатнулось. Это было одной из причин возвращения Ника в Сидней: кто-то из монахинь передал ему, что сестра Огастин будет рада увидеть своего любимого мальчика.
Ник пересек двор, покрытый гравием, и задержался у входа. Вокруг ни души. Очевидно, все в часовне на утренней мессе.
Ник и в юные годы не особенно предавался молитвам. И сейчас не собирался ничего менять. Он остановился у двери в конце длинного монастырского коридора, скинул с плеч рюкзак и достал связку ключей с маленьким фонариком-брелоком. Некоторое время он разглядывал этот фонарик, вспоминая Линду и прошлую ночь.
Ты правильно поступил, сказал он себе твердо. Абсолютно правильно.
Ему вспомнилось, как она прижималась к нему, после того последнего раза, как просила не уходить. Ник был уверен, что, останься он с ней до утра, Линда приложила бы все силы, чтобы его задержать. И одна ночь превратилась бы в две, потом в три… Но ведь, черт побери, он сам хотел остаться! Ему стоило трудов убедить себя, что пора уходить.
Конечно, Ник чувствовал себя виноватым оттого, что ушел не попрощавшись. Но если бы он остался, то чувствовал бы себя еще хуже, так как невольно внушил бы Линде надежду. Для него это было бы нарушением правил, к которым он привык.
С самого начала ясно, что Линда эмоционально уязвима и что ему не следовало бы, сближаться с ней. В таких случаях всегда возникает привязанность. Но как отказаться от того, что тебе предлагают?
Ник успокаивал себя мыслью, что, проснувшись, Линда просто выругает его за дурные манеры, но с ней будет все в порядке. Она найдет себе надежного приличного мужчину, который будет о ней заботиться.
Линда умная, красивая, сексуальная. Любой будет рад жениться на ней и усыновить Рори.
При мысли о Рори Ник нахмурился. Он сунул ключ в замок и повернул его.
А кто на ней в действительности может жениться? — подумал Ник с раздражением, входя в скромно обставленную келью. Кому нужна женщина с ребенком! Ну, если только немного поразвлекаться, — да и бросить, как только начнут возникать проблемы. Мало, что ли, других вариантов! Даже если кто и женится, то только чтобы прибрать к рукам ее деньги. А такие мужья обычно не интересуются воспитанием ребенка.
Ник захлопнул ногой дверь и швырнул рюкзак в угол. Присел на край узкой кровати, закрыл лицо руками и, упершись локтями в колени, тяжело вздохнул. Мысль о том, что кто-то плохо обойдется с Линдой или Рори, привела его в ужас.
Неожиданно Ник увидел все в ином свете. Линда, считавшая, что со смертью любимого человека личная жизнь для нее кончена, сейчас, после того, как Ник подарил ей несколько счастливых часов, могла испытывать еще горшие муки.
Но больше всего Ника тревожила судьба Рори, росшего без отца, при матери, которая едва справлялась со своими многочисленными обязанностями, и совершенно бесполезном дяде.
Внезапно Ник подумал о родителях Гордона. Он знал, что родители Линды умерли. Ну, а родители ее покойного мужа? Почему они не заботятся о мальчике?
У Ника закружилась голова от этих вопросов. Он встал и начал расхаживать по комнате, что-то бормоча и постукивая кулаком по раскрытой ладони. В этот момент дверь распахнулась, и Ник увидел сестру Огастин.
— Ник! — воскликнула она радостно и бросилась к нему, раскрыв объятия. — Я слышала во время мессы шум твоего мотоцикла и поспешила сюда, как только смогла. — Она отстранилась и осмотрела его с головы до ног. — Так что же произошло вчера? Ты мне сказал по телефону, что задержался в дороге. Но когда не приехал вечером, я начала волноваться. — Заметив его внутреннее беспокойство, она добавила: — В чем дело, Ник?
Ник вздохнул. Никогда не удается ничего утаить от сестры Огастин. Казалось, она видит его насквозь.
— Я немного устал. Прошлой ночью мало спал. — И это было правдой.
Он отвернулся и поднял с пола рюкзак — не мог вынести проницательного взгляда сестры Огастин. Она тут же увидела бы, что он чувствует себя в чем-то виноватым.
— Это, должно быть, что-то по-настоящему серьезное, если лишило тебя ночного сна. Помню, что тебя ночью — хоть из пушек пали — не разбудишь.
Где-то это выражение я уже слышал, пронеслось у Ника в голове.
— Ну, хоть раз расскажи мне, что тебя тревожит, — произнесла сестра Огастин с нотками раздражения в голосе.
— Что тревожит? — Ник неожиданно рассмеялся. — Нет, Гасси, нет. Я люблю тебя больше всех на свете и ни на кого не променяю, но не принуждай меня к покаянию. Если мне будет надо, я обращусь к священнику.
— Так, значит, ты признаешь, что в чем-то виновен, раз заговорил о покаянии. Но если поделишься со мной, тебе, возможно, и не надо будет каяться. Я могу помочь советом, ведь не зря же прожила на этом свете столь долгую жизнь!
— Ну, что мне с тобой делать? — Ник театрально закатил глаза и с напускной строгостью покачал головой. — Я приехал, чтобы справиться о твоем здоровье, а меня начинают пытать.
— О моем здоровье? Я совершенно здорова.
— Нет. У тебя была пневмония прошлой зимой, а ты даже не написала мне об этом.
— Откуда же ты знаешь? — немного раздраженно спросила она.
— У меня свои каналы, — ответил Ник, хитро улыбнувшись.
— Придется поговорить с сестрой Агнес, — поджав губы, пробормотала сестра Огастин.
Ник положил обе руки ей на плечи и заглянул в глаза. Они были очень живые и сверкали — возможно, от гнева. Однако лицо ее было бледным и утомленным. Она стала меньше ростом и теперь едва доходила ему до плеч. А ведь раньше была такой высокой и сильной женщиной… Ясно: сестра Огастин стареет.
— Обещай мне, что будешь себя беречь, — сказал он мягко. — Я не хочу терять тебя.
— Но однажды это все-таки случится, Ник, — сказала она обыденным тоном, как о чем-то само собой разумеющемся. — Смерть — единственная вещь, которой нельзя избежать. И когда тебе восемьдесят лет, то ждать остается недолго.
— Не говори так! — Ник убрал руки с ее плеч и подошел к окну.
— Я хочу, чтоб ты понял, — произнесла монахиня.
— Что понял?
— То, что ты должен остановиться и не убегать от себя. Пришло время задуматься.
Ник пытался сохранять спокойствие. Он не любил разговоров на эту тему даже с сестрой Огастин, хотя она давала советы из лучших побуждений.
— Я не убегаю от себя, — ответил он. — И веду жизнь гораздо более насыщенную, чем большинство людей.
— Каким же это образом? — спросила она, усмехаясь. — Переезжая с места на место и не задерживаясь нигде подолгу? Или постоянно меняя женщин? И это ты называешь насыщенной жизнью?
Ник бросил на нее предупреждающий взгляд, но она не обратила внимания. Повернувшись к Нику спиной, затворила за собой дверь, а когда снова повернулась к нему лицом, то он увидел знакомое ему выражение, предшествующее лекции.
— Продолжай так жить, Ник, и в один прекрасный день обнаружишь, что ты одинокий, старый, несчастный человек, которому не о ком заботиться и о котором никто не позаботится. Я стараюсь относиться к тебе с пониманием, зная, как тяжело тебе было пережить то, что случилось с Сарой и Дженни. Но тот образ жизни, который ты ведешь последние десять лет, Ник… Неужели ты думаешь, что Сара была бы против, если бы ты теперь полюбил другую женщину? Или завел другого ребенка?
— Умоляю, не надо об этом, — простонал Ник.
— Нет, на этот раз я скажу все. Ты должен прекратить самоистязания, прекратить мучить себя. Ты не виноват, что так получилось. Чувство вины, которое терзает тебя, приобретает разрушающую силу. Ты замыкаешься в себе. Твоя личность деформируется. Я знаю тебя с самого раннего возраста, Ник. Ты создан, чтобы любить и заботиться о любимых, и стоишь того, чтобы тебя любили и о тебе заботились. Ты создан, чтобы быть нежным мужем и отцом. Многие мужчины и мизинца твоего не стоят. Кроме того, ты талантливый артист и должен развивать и применять свой талант, а не зарывать его в землю. Жизнь бездомного бродяги — это путь в тупик. Остановись и одумайся, Ник, пока не стало слишком поздно!
Монахиня замолчала. Казалось, гнев ее и раздражение иссякли. Ее хрупкие плечи опали, и она смотрела на мужчину печальными, страдальческими глазами.
— Извини, что высказала это столь прямолинейно, но кто-то должен был тебе сказать. Кто, кроме меня?
Ник был тронут ее заботой. Суровые слова сестры Огастин глубоко запали ему в душу. Может, она права?
Но более всего Ника поразили ее слова о Саре. Он никогда не задумывался, а что бы Сара сказала, о сегодняшнем Нике… если бы стояла сейчас в этой комнате рядом. Посмотрела бы на него с разочарованием и упреком во взгляде? Она всегда так гордилась им. И во что он превратился? Самому себе противен. Не только потому, что забросил все то, к чему стремился. Он вел недостойную жизнь.
Мальчик, выросший без родителей, без братьев и сестер, больше всего на свете мечтал иметь свою семью. И Ник рано женился. Ему было только двадцать, когда он обвенчался с Сарой, которая была уже беременна. Они думали о втором ребенке, но случилось несчастье.
Когда жестокий рок отнял у него семью, Ник отвернулся от всего того, ради чего жил, к чему стремился. Тогда такой шаг казался ему доказательством любви к Саре и Дженни, которых ему никто не смог бы заменить. Теперь же он расценивал свой выбор… как элементарную трусость. Просто боится полюбить снова, боится новых травм. Но к чему он придет, в конце концов? Неужели действительно хочет одинокой старости? Вчерашний день показал ему, что в нем еще живо отцовское чувство. Оно шевельнулось в нем, когда он держал Рори на руках. И с Линдой у него был не просто секс. Он испытывал к ней нежность, смешанную со страстью. Что-то задело его сердце. Он хотел больше доставить радость ей, чем удовлетворить свои желания. Больше отдать, чем взять. В нем вновь зарождалась любовь…
Но мог ли он ожидать ответных чувств, тем более, после своего внезапного ухода?
Вдруг его охватила паника. Не сжег ли он мосты? Может, возврата нет?
Внезапно Ник понял, что уже привязался к Линде…
— В чем дело, Ник?
Он снова положил руки на плечи сестре Огастин. Его сердце начало биться с новой силой.
— Все прекрасно, Гасси! Все прекрасно!
— Ты уверен?
— Никогда не был более уверен. Кстати, я бы не отказался от завтрака. Впереди тяжелый день. Кроме того, мне надо побриться, постирать. А где мои старые вещи? По-моему, здесь оставались мои костюмы.
— Месяц назад я отдала их в монастырь Сент-Винсент де Поль. Я подумала…
— Ничего страшного. Я определенно вырос из них. Куплю себе что-нибудь. А еще мне надо купить машину.
— Ник, если ты не скажешь, что собираешься делать, то не получишь завтрака.
— Шантаж, Гасси?
Сестра Огастин скрестила руки на груди и топнула ногой. Ник подошел к ней и поцеловал ее в щеку.
— Сдаюсь, — сказал он. — Я исповедаюсь.
— Надеюсь, ты не собираешься сказать мне то, что я не хотела бы услышать?
Ник улыбнулся. Сейчас она будет удивлена, но — приятно удивлена.
— Дело в том, Гасси, что я встретил женщину. Очень хорошую женщину.
Ее глаза засветились.
— О, Ник!
— Но это не все, — добавил он.
— Не все?
— У нее ребенок. Маленький мальчик, которому еще нет года. Отец ребенка погиб. Несчастный случай.
Глаза сестры Огастин расширились. Ник увидел на ее лице удивление и надежду. Горло у него сдавило.
— Думаю, я мог бы стать отцом этому малышу. И знаю, что смогу стать хорошим мужем этой женщине. Ее зовут Линда. А ее сына, кстати, зовут Рори.
Ник заметил слезы на глазах у монахини.
— О, Ник…
Слезы начали наворачиваться и на глаза Ника. Он ощутил сухость во рту.
— Мне нужна твоя помощь, Гасси. Сегодня утром я поступил дурно, и мне надо будет вновь заслужить доверие Линды, не говоря уже о любви.
— Я все сделаю, Ник.
— Просто помолись за меня. И сама не теряй в меня веры.
Слезы покатились по ее морщинистым щекам.
— Я всегда верила в тебя, мой дорогой мальчик.
Ник нежно обнял сестру Огастин и крепко прижал к себе.
— Я знаю, — прошептал он. — Я знаю…