Еще не так давно идею универсальной программы перевода посчитали бы эзотерической или романтической чепухой.
Какая может быть программа-переводчик, если у животных и переводить-то нечего? Однако примерно 150 лет назад сам Дарвин предположил наличие универсального кода взаимопонимания людей и животных[2].
Предлагаю вам впечатляющий эксперимент: представьте, что расслабленно сидите в небольшой комнате и слушаете звуки в наушниках. Чтобы ваша внутренняя программа-переводчик начала понемногу работать, сначала вы прослушаете крики ребенка различной интенсивности, от тихого нытья до громких воплей. Прочитайте инструкцию на мониторе. Теперь и начинается эксперимент – вы с нетерпением ожидаете следующие 180 звуковых отрывков. В произвольном порядке вы услышите голоса пары животных и должны определить, какой крик был более напряженным или взволнованным. Предполагали ли вы, что сможете с 90-процентной уверенностью определить, взволнована лягушка или панда или нет? И хотя я вполне могу себе представить, как гуляю на природе с открытыми глазами, навострив уши, никогда бы не подумал определить эмоциональное состояние лягушки по ее кваканью. А это возможно. В этом исследовании принимали участие 75 студентов из разных стран, на основе звукозаписи они оценивали эмоциональное состояние свиней, бесхвостых макак, слонов, панд, лягушек, аллигаторов, воронов и синиц, а также людей, говорящих на тамильском языке – одном из государственных языков Индии и других стран Азии.
И надо же – тамилы, панды и лягушки были поняты слушателями с 90-процентной точностью. Хуже всего, но все же более чем с 60-процентной точностью понимали свиней, воронов и макак[3].
Исследование проводилось десятком всемирно известных ученых, в том числе турецко-немецким нейробиологом, профессором университета в Бохуме, Онуром Гюнтюркюном, и результаты эксперимента были опубликованы в престижном научном журнале. Неврологическое исследование даже показало, какие участки мозга активны при выполнении подобных задач[4].
Но ценность знаний, полученных в результате этого эксперимента, гораздо больше, и здесь я открою небольшую тайну. Несколько лет назад, к моей большой радости, меня пригласили в ток-шоу Беттины Титьен и Эккарта фон Хиршхаузена,[5] где я познакомился с всемирно известным скрипачом Дэвидом Гарреттом. Я люблю слушать музыку. Не имея ни малейшего представления о профессии музыканта, я воспользовался возможностью, чтобы спросить господина Гарретта, почему музыка затрагивает такие разные чувства и почему все люди понимают язык музыки. Его ответ тогда меня не удовлетворил и поэтому не запомнился, но за кулисами Эккарт фон Хиршхаузен рассказал мне про одно исследование, которое показало, что с самых давних времен детей укладывали спать под колыбельные. Это звучало довольно убедительно, но все же мой вопрос пока оставался без ответа.
Возможно, вы уже догадываетесь, что будет дальше. Было проведено одно метаисследование, в котором были проанализированы 104 работы по эмоциональному восприятию языка и 41 исследование на тему восприятия музыки, и оно фактически показало, что базовые механизмы, лежащие в основе этих процессов, схожи[6]. Тот факт, что мы, люди, можем оценивать как эмоциональные крики животных, так и возгласы человека и точно так же способны эмоционально воспринимать музыку, позволяет сделать вывод: мы все чувствуем подобное, сопоставимо выражаем чувства и даже понимаем их на эмоциональном уровне. У нас одинаковые эволюционные корни. И все же окончательное понимание еще не наступило. Но, учитывая эти обстоятельства, вполне вероятно, что животные тоже понимают язык музыки. Посмотрите только на танцующих животных[7]. К этому мы еще вернемся в главе «Вокальное обучение, или Какие животные могут говорить».
Однако не надо заблуждаться, ведь все еще во многих детских песенках дрессированный мишка-танцор считается настоящим танцором. На самом деле он танцует только из-за определенных действий человека и общего недопонимания.
В ходе дрессировки его заставляли наступать на горячую железную пластину и одновременно с этим проигрывалась музыка. Из-за жара ему приходилось поочередно поднимать лапы, как если бы мы перекидывали из одной руки в другую горячую картофелину или яйцо. Такое воздействие обуславливало условные рефлексы медведя под музыку. Зрителю же кажется, что, как только животное слышит музыку, оно начинает танцевать. Это грустный пример того, как мы заблуждаемся насчет поведения животных. Тех, кто ничего не знает о концепции условного рефлекса, я бы попросил потерпеть до главы «Наши устаревшие представления о животных».
Как известно, нельзя интерпретировать поведение животных, приписывая им человеческие чувства или мысли. Но именно это и происходило со всеми участниками исследования в вышеупомянутом эксперименте с различными эмоциональными криками. Слушатели прочувствовали эти звуки, и они вызвали у них соответствующую ассоциацию. Мы задаемся вопросом, почему определенная музыка вызывает определенные эмоции – это довольно легко объяснить предположительно общим эмоциональным восприятием, которое развилось в животном мире в ходе эволюции.
Кроме того, существует масса исследований в области сравнительной поведенческой биологии, в которых животные показали такие же хорошие результаты, как и мы, люди. Логическое мышление остается логическим мышлением, независимо от того, кто думает. На мой взгляд, запрет на очеловечивание в настоящее время неактуален. Напротив, чтобы понимать животных, нам надо осознать и использовать эти сходства.
Но, прежде чем перейти ко второй главе, где мы научимся правильно очеловечивать животных, давайте еще раз посмотрим, что такое коммуникация и могут ли животные вообще разговаривать.
Как-то вечером я накричал на своих детей. Был хороший день, у нас были гости, и дети не поспали днем. Соответственно, мои сыновья устали, и в каком-то смысле они нашли развлечение в том, чтобы доводить своего отца до белого каления. У меня тоже был прекрасный, но не менее утомительный день, я был сильно раздражен и сорвался. И в ситуации, когда обычно я веду себя как вполне нормальный отец, стал кричать. Поскольку это было непохоже на мое обычное поведение, мой приказ в этот раз был воспринят как действительно неотложный. Не говоря других дополнительных слов, я смог донести смысл своего высказывания, просто повысив голос. Но можно ли представить, что это могут даже бактерии?
Бактерии – это отдельные одноклеточные организмы, даже если образуют колонию или так называемую бактериальную пленку. Насколько мне известно, существует только один род бактерий, который отличается от этой модели. Речь идет об одном из представителей группы микобактерий. У myxococcus xanthus отдельные бактерии получают специализацию, и в этом случае можно говорить о едином многоклеточном организме, потому что когда они строят свое «плодовое тело», то действуют как единый организм[8]. В принципе такие живые организмы существовали в начале развития многоклеточных живых существ. Но подобный образ жизни должен быть согласованным, и он не будет работать без минимальной коммуникации. Коммуникация myxococcus xanthus зашла настолько далеко, что при помощи своего рода химического голосования большинство принимает решение, кто должен принести себя в жертву и совершить самоубийство в пользу других или кто превратится в спору и сможет пережить неблагоприятные условия в такой форме.
В процессе эволюции эти бактерии обзавелись рецепторами (молекулами для передачи импульсов медиаторов), которые в зависимости от концентрации запускают различные формы поведения. В центре нового организма концентрация медиаторов неизбежно выше, чем по краям, и таким образом бактерии, которые находятся в центре, становятся победителями, а остальным приходиться жертвовать собой.
Медиатор в моем случае – это то самое грубое слово, с помощью которого мне удалось отправить детей спать, а химическая концентрация – это громкость, с которой оно было сказано. В обоих случаях коммуникация состоялась.
В отличие от науки о человеческой коммуникации, в биологии коммуникация – это нечто совсем простое. Как только появляется передатчик, кодированный сигнал, передающая среда и получатель, который может декодировать сигнал, можно говорить о состоявшейся коммуникации. Некоторые исследователи настаивают еще и на обратной связи, чтобы происходил двусторонний обмен информацией. Но если придерживаться этого определения, то я, как автор этой книги, не общаюсь с вами прямо сейчас – мысль, которая меня вовсе не радует.
Сигналы и пути передачи могут быть не менее разнообразными, чем передатчики и получатели. В Википедии в статье «Animal communication» перечислены следующие виды сенсорных ощущений: зрительные, слуховые, химические (обоняние и вкус), такие чувства, как восприятие вибрации, температуры и электричества. Информацией возможно обмениваться на всех этих уровнях, и даже мы, люди, в большинстве случаев тоже участвуем в этом. Конечно, маловероятно, что мы сможем использовать разницу температур (как змеи и летучие мыши) и электричество (как некоторые виды рыб и пчелы). Но вибрацию, которой, к примеру, пользуются слоны для общения на дальних расстояниях, мы можем использовать, если даже просто будем шаркать ногами по земле. Скажем, находясь на террасе над зимним садом, так, чтобы никто этого не слышал, я могу создавать футбольным мячом вибрации, которые будут ощущаться внизу.
В целом – и в этом суть – можно прекрасно общаться с большинством животных. Единственная проблема в том, что мы не знаем как.
Мы распознаем их сигналы, но способны ли их расшифровать? И если нам удастся их правильно расшифровать, сможем ли мы понимать животных?
Людвиг Витгенштейн высказался по этому поводу так: «Если бы лев мог говорить, мы не смогли бы понять его»[9]. Эта широко известная цитата из книги «Философские исследования», изданной после его смерти, указывает на иную проблему. Даже если бы террорист-смертник объяснил мне на чистейшем и понятнейшем немецком языке, почему он сам и прочие во имя Аллаха или любого другого бога взрывают себя, я не понял бы его.
Еще одно фундаментальное утверждение в наши дни утратило свою силу. Почти сто лет назад Мартин Хайдеггер настаивал, что между человеком и животным существует непреодолимая пропасть[10]. Это просто удивительно, ведь философ Хайдеггер в своем главном труде «Бытие и время» размышляет так же, как и мы сегодня. Например, он писал об экзистенциальности так же, как и я в ряде книг о когнитивных способностях, предполагая, что совокупность человеческого бытия определяется отдельными элементами. Почему же его точка зрения в наши дни более не применима, мы узнаем в главе «Нам нужно очеловечивать животных!».
История с коммуникацией может быть сколь угодно сложной, но если мы сосредоточимся на простых и очевидных аспектах жизни, то сможем хорошо общаться с животными и даже выстраивать тесные социальные связи. Те, кому этого вполне достаточно, получат огромное удовольствие от чтения следующих глав.
Под невербальной коммуникацией в целом понимают любой способ взаимодействия, не связанный с языком. И раз уж я в названии книги пообещал научить вас лучше понимать язык животных, то мне не стоит совсем игнорировать невербальную коммуникацию.
Без сомнения, эта форма коммуникации древнее, чем языковая, и поэтому неудивительно, что невербальное общение довольно простое, но может быть и чрезвычайно сложным. Например, некоторые вещи очень просто понять по языку тела человека или животного. Психологам и бихевиористским биологам нравится выявлять в определенной позе или в движении смыслы, которые не связаны с активным общением. Часто это бессознательное поведение, поэтому не особенно важно, наблюдаем ли мы за животными или за людьми.
Несколько сложнее становится реальное общение, когда важно понимание. Хотя это звучит логично, это что-то совсем другое, чем интерпретация позы или направленного движения. Прежде всего необходимо прояснить один момент: каждый сигнал хорош лишь настолько, насколько однозначно он закодирован. Речь идет о том, что сигнал должен быть закодирован таким образом, чтобы не было двусмысленности. Это не означает, что как-то раз в ходе эволюции несколько животных придумали код и разобрались, как им пользоваться. Код формировался на протяжении миллионов лет. Но как это представить?
Наверняка вы хоть раз подкармливали незнакомое животное. Несомненно, источник пищи привлекателен, и у большинства животных возникнет непреодолимое желание взять угощение.
С другой стороны – остается страх перед людьми, которые хоть и кормят, но потенциально опасны. Многие животные ведут себя при этом довольно странно, например, поворачивают голову к источнику пищи, но в то же самое время их лапы готовы убежать в противоположном направлении. Для стороннего наблюдателя это часто выглядит глупо, потому что очевидно – такое поведение совершенно нелогично. Бедная животинка как будто сидит между двух стульев своих противоречащих друг другу внутренних мотиваций. В поведенческой биологии говорят о так называемой смещенной активности, и ранее считалось, что таким образом проявляется действие двух противоположных инстинктов.
Эти действия совершенно бессмысленны сами по себе, но очень важны как однозначный сигнал. Брачные игры большого количества птиц, например, частично представляют проявление смещенной активности, что в данном контексте воспринимается как однозначный сигнал ухаживания.
Еще одна форма передачи однозначного сигнала – танец медоносных пчел. Под таким танцем подразумевается крайне абстрактная форма коммуникации. Есть два разных танца. С помощью кругового танца пчелы просто сообщают, что в непосредственной близости от улья находится источник пищи. Пчелы, для которых предназначается танец, таким образом получают мотивацию самостоятельно отправиться на поиски пищи, чтобы попробовать на вкус и запах найденное сокровище танцующей пчелы.
Форма второго танца очень сложна, так как в этом танце определяется не только вид пищи, но и довольно точно описывается ее пространственное расположение. Для этого передаются следующие сведения – направление и расстояние. Просто указать направление – это уже небольшое чудо. Пчелы ориентируются по положению солнца. Благодаря своей способности видеть поляризованный свет, они знают, где находится солнце, даже если небо затянуто облаками. Но вот только танец происходит в темном улье, и ко всему прочему – не по горизонтали, а по вертикали. Пчелы при этом совершают что-то выдающееся – уподобляют силу притяжения солнцу.
Танец вверх означает направление полета прямо к солнцу. Например, если наклон оси пчелы составляет 10 градусов направо, то это означает, что источник пищи находится на 10 градусов справа от солнца. Но это не все. Во время танца тело пчелы вибрирует в стороны туда-сюда – это так называемый виляющий танец. Чем чаще пчела виляет и чем дольше длится танец в одном направлении, тем дальше находится источник пищи[11]. А недавно был открыт еще один механизм.
Во время полета движение крыльев создает электрический потенциал на теле пчелы. Максимальный уровень потенциала зависит от длительности полета, и электрическое напряжение может в сумме достигать до 450 вольт. Это напряжение могут воспринимать другие пчелы, таким образом важная информация о расстоянии передается двумя путями[12]. Но и это еще не все, потому что, несмотря на эти сложные сообщения, пчелам все-таки затруднительно точно определить источник пищи. По этой причине другие пчелы распыляют особый пахучий феромон железы Насонова прямо на источник пищи. Таким образом запах тоже помогает пчелам правильно найти место.
И, конечно же, не могу упомянуть тот факт, что шум, который издают пчелы во время виляющего танца, также играет важную роль. Это было доказано с помощью маленьких пчел-роботов, потому что только после того, как пчелы-роботы начали жужжать, пчелы стали воспринимать их всерьез, и пчелы-роботы смогли убедить других пчел покинуть улей и отправиться на поиски пищи. К тому же у пчел существует широкий спектр прочих способов общения. Помимо языка тела и звуков дополнительно используются электрический и химический способы коммуникации.
Как же такая сложная система могла появиться? В настоящее время исследователи считают, что сначала появился круговой танец, затем он развился в простую форму виляющего танца, который гарантировал вылет всего роя из улья, чтобы пчелиная колония гарантированно находила новое жилище.
Для пчел такой шаг может быть опасным для жизни, поэтому сначала пчелы-разведчики исследуют окрестности в поисках пригодного места. Если такое место найдено, то необходимо передать другим пчелам точную информацию о его местонахождении.
Эволюционное давление в такие моменты огромно, природа стремится к максимально идеальной адаптации. В данном случае адаптация – это корректировка избыточности информации. Важнейшая информация о пространственном положении передается по разным каналам, и, следовательно, риск ошибки сведен к минимуму.
Только представьте, как долго такой процесс должен развиваться в ходе эволюции, поэтому с точки зрения возможности невербального общения у нас крайне невыгодное положение. В подавляющем большинстве случаев такие способы коммуникации врожденные и подчиняются механизмам естественного отбора. Поэтому эта форма коммуникации совсем нединамична и неадаптивна. Каждое небольшое изменение требует мутации, которая затем должна закрепиться на протяжении нескольких поколений. Языковая коммуникация, напротив, происходит со скоростью света по сравнению со средней скоростью улитки. Но внимание! Невербальная коммуникация существует сама по себе, что подтверждают следующие примеры.
Хорошо помню, как однажды в школе выступил с докладом, а учительница немецкого языка раскритиковала меня за то, что я ерзал. Сейчас же меня высоко ценят за энергичные презентации и приглашают на ток-шоу. Наш язык не ограничен только тем, что произносит наш рот, задействовано все наше тело. Например, гориллы знают примерно 126 жестов[13], шимпанзе – 115. У орангутанов не так много жестов, потому что они не такие общительные, и, возможно, им просто нечего сказать друг другу. Удивительно, но у нас с этими видами обезьян общий «базовый словарь» примерно из 24 жестов[14] – жестов, которые передаются генетически и усваиваются еще в младенчестве[15].
Надо признать, что интерпретация жестов животных как человеческих жестов довольно спорна. Сомневается в этом антрополог Майкл Томаселло, директор Института эволюционной антропологии Макса Планка в Лейпциге. Об указательном жесте он однозначно говорит, что только мы, люди, трактуем его как абстрактный или даже иконический знак[16]. Но об этом чуть позже.
Жесты варьируются от просьбы о еде, приглашения обнять, до энергичных жестов угрожающе поднятой рукой. Часто наши жесты бессознательны, либо мы делаем их для сопровождения или усиления сказанного. Так мы поступаем и за границей, где не понимают нашего языка. И, как известно, это на удивление хорошо работает. Если вам интересны эти и другие жесты, то я рекомендую посмотреть видео, которое недавно впервые появилось на YouTube[17], оно рассказывает о тщательном исследовании бонобо и шимпанзе[18].
Можно привести бесчисленные примеры языка тела различных животных, можно рассказать о кошке, выгибающей спину, и о собаке, виляющей хвостом. Но все эти аспекты описаны в разного рода научной литературе. Мне же важно показать, как строится общение животных и что мы приписываем коммуникации животных, а что нет.
Вот почему я выбрал только один жест, на примере которого могу прояснить, о чем же спорят ученые на протяжении целых 30 лет. Это так называемый указательный жест – жест, который используется, чтобы обратить чье-то внимание на что-то или привлечь чье-то внимание. Почему этот жест такой особенный, что стал темой философских споров, длящихся десятилетия, и предметом исследований поведенческой биологии?
Указательный жест может быть формой абстракции и говорит о том, что животные, которые его используют, могут его интерпретировать, имеют представление о других и могут коммуницировать с другими, которые воспринимают этот объект так же. Указывание – это что-то вроде универсального абстрактного понятия, которое я могу применить ко всему.
Мне просто нужно указать на что-то, и вот я уже попадаю в новый дивный мир. В прошлом, философы говоря об одном общем разделяемом пространстве, обычно не включали в него животных. Гипотетическое животное, живет как единственное существо во вселенной. Оно воспринимает остальных как элементы окружающей среды и понимая, что они тоже могут думать и чувствовать. Следовательно, действия, совершаемые другими, непредсказуемы и вызваны только реакцией на непосредственный стимул. Возможно, для понимания будет полезен небольшой пример.
Представьте, что стоите перед стеллажом и хотите взять книгу с верхней полки. Вы встаете на цыпочки и тянетесь рукой наверх. Ваша рука направлена на книгу, которая нужна, и этот жест можно счесть за указательный и, следовательно, интерпретировать его как форму коммуникации. Протянутой рукой указывают на некий объект, который необходим, с помощью этого жеста говорят о своем желании наблюдающим – декларативный жест.
Конечно, не у всех животных есть руки, которыми можно на что-то указывать, и поэтому логично интерпретировать направление взгляда или морды соответствующим образом. Например, собака, которая смотрит на полку, на которой стоит коробка с ее кормом, ничем не отличается от вас, когда вы пытаетесь достать книгу. Собака тоже не достигает своей цели, но ее поведение можно истолковать как указание и как коммуникацию.
Тем не менее понятно, что обе ситуации не имеют ничего общего с коммуникацией. В обоих случаях индивид пытается приблизиться к чему-то конкретному (императив).
Нам, людям, решить задачу просто – достаточно всего лишь спросить человека с протянутой рукой, что он хочет. В случае с собакой все немного сложнее, и поэтому ученые придумали две маленькие хитрости.
Как правило, для коммуникации необходимы как минимум двое, и они оба должны обратить внимание друг на друга. Поэтому ученые следили, во-первых, за тем, был ли зрительный контакт с партнером по взаимодействию перед выполнением жеста, и во-вторых, был ли жест даже тогда, когда никого рядом не было. Например, если зрительного контакта нет либо нет партнера для общения, то жест нельзя трактовать как указательный. Ведь без партнера по взаимодействию указывающему некому что-то сообщить.
Еще одним критерием, по крайней мере у обезьян, было вытягивание пальца. В начале исследований указательного жеста он считался таковым при вытянутом вперед указательном пальце. Само название указательного пальца уже говорит нам, как он важен и какую задачу выполняет. Конечно, нельзя ожидать, что обезьяна случайно воспользуется другим пальцем вместо указательного, потому после некоторого обсуждения от этой идеи отказались.
Другая сложность в том, что просящий жест легко неправильно истолковать как указательный. Это подтверждает распространенная практика привлекать животных лакомством для выполнения определенных действий.
Поэтому не так просто идентифицировать именно указательный жест.
После большого количества экспериментов с обезьянами ученые стали изучать других животных и быстро обнаружили, что большинство собак хорошо справляются с указанием. Взаимодействуя с нами, людьми, собаки сами могут указывать, а также понимать наши указательные жесты. Они даже способны узнавать направление, когда мы говорим, и таким образом ориентироваться[19]. Помимо этого, они отвечают критерию привлечения внимания, потому что внимание собаки обычно направлено на человека. Когда выяснилось, что волки так делать не умеют, способность собак указывать на объекты стали приписывать нашему совместному эволюционному развитию, в ходе которого мы были рядом с нашими любимыми четвероногими друзьями.
Однако потом ученые обнаружили, что волки все же могут указывать, как и их одомашненные родственники. Но эти животные должны быть воспитаны человеком и в целом вести такую же жизнь, как собаки. Есть и обратная ситуация. Например, если собака со щенячьего возраста одичала, то справлялась с соответствующими тестами на указывание плохо. Результаты этих исследований побудили других исследователей в свою очередь включить в эксперименты других животных, и, представьте себе, оказалось, что многие виды животных, если живут вместе с нами, людьми, показывают такие же хорошие результаты, что и собаки.
Оказывается, многие виды животных действительно могут овладеть способностью к указыванию, но сначала должны выучить жест и перенять его от нас, людей, в социальном контексте. Точно так же это работает и с младенцами, которые очень рано начинают демонстрировать императивное указывание – просящий жест, но декларативное указывание развивается только в раннем детстве.
Тут возникает закономерный вопрос: почему мы так редко можем заметить указательный жест в природе? По-моему, ответ пока маловероятен, но не удивлюсь, если мы сможем заметить такое поведение у многих видов животных в дикой природе, внимательнее наблюдая за ними.
Возможно, некоторые животные будут двигать плечами или бедрами, указывая на что-то. Может быть, даже метка с запахом служит указателем. Дельфины, например, используют ультразвук для указания. В их восприятии особый звук похож на зажженный магниевый факел и легко различим среди других.
Аспекты изучения указательного жеста у животных, которые приведены выше, обсуждались учеными на протяжении десятилетий. Вместо того чтобы цитировать все публикации по этой теме, я даю ссылку на одну актуальную статью, цель которой подвести итог тридцатилетним исследованиям этого вопроса[20]. В таблице ниже собраны результаты исследований указательного жеста у животных за последние 30 лет.
Если в таблице нет данных, значит, нет информации, была ли опубликована статья по этой теме. Цифры 11/12 означают, что в ходе 11 из 12 экспериментов было выявлено, что животные обладают такой способностью.
С моей точки зрения, эти результаты наглядно демонстрируют, что многие позвоночные живут в едином для них мире. В главе «Нам нужно очеловечивать животных!» вы найдете многочисленные примеры, как мы, люди, часто недооцениваем животных. Может быть, вы поразмышляете на досуге об этих примерах и включите их в свою картину мира.
В своих двух последних книгах «Личные права животных» и «Тайна животных» я много писал о языке и общении животных. Новейшие научные исследования свидетельствуют, что такую тему, как язык животных, необходимо исследовать заново, и многое говорит о том, что в ближайшие годы нас ожидает настоящая сенсация. Именно поэтому академический журнал «Актуальное мнение в области поведенческих наук»[21], который охотно публикует передовые идеи, сделал специальный выпуск под названием «Эволюция языка»[22]. В июньском номере 2018 года практически в каждой статье отмечалось, насколько важными и перспективными являются дальнейшие исследования в этой области. Осмелюсь предположить, что эта тематика, как несколько лет назад темы культуры в животном мире[23] или индивидуальности[24], вскоре станет важным трендом.
Хотя мы, люди, очень любим поговорить, в том числе поговорить о языках, история языка остается для нас книгой за семью печатями. В зависимости от предметной области, к которой вы обратитесь, можно найти самые разные гипотезы о развитии языка. По одним – язык медленно развивается в ходе эволюции, по другим – он появился после вдруг произошедшей мутации, которая привела к появлению человека. Но в прошлом проблема заключалась в том, что не получалось обнаружить промежуточную ступень между языком и не-языком. Так как за формированием языка никого не наблюдал, это оставляет большой простор для спекуляций. Список ниже дает небольшое представление о разнообразии в мире естественных наук:
• Гипотеза универсальной грамматики[25]
• Гипотеза ухаживаний (courtship hypothesis)[26]
• Гипотеза сплетен (gossip hypothesis)[27]
• Социально-когнитивная теория (social cognition hypothesis)[28]
• Теория родственного отбора (kin selection hypothesis)[29]
• Гипотеза передачи информации (information donation hypothesis)[30]
Определения некоторых гипотез не переведены на немецкий язык, поэтому я немного проявил креативность. Надеюсь, вы простите меня за такую формулировку, как гипотеза сплетен. Некоторые гипотезы настолько новые, что еще не имеют определения на английском языке.
В журнальной публикации «От крика птицы до языка человека»[31] ряд ученых определяют нечто вроде минимальных требований для развития речи. Они считают, что животные, по крайней мере:
1. Развили способность следовать общим интересам.
2. Уже знают крики, специфичные для конкретного контекста.
3. При необходимости могут комбинировать определенные крики, чтобы вызвать соответствующее поведение.
В общем, это довольно смелое заявление, поэтому рассмотрим несколько примеров.
1. Общие интересы. Это довольно легко объяснить – практически все социальные животные имеют общие интересы. Они охотятся вместе, защищаются от хищников или вместе воспитывают детенышей. И пусть это прозвучит несколько банально – без этих общих интересов или целей нет особых причин для общения, и потому этот пункт определенно выполняется. Однако все может оказаться не так просто, если задуматься, возможно ли у животных общее восприятие мира – подробнее об этом говорилось в главе «Невербальная коммуникация».
2. Крики, зависящие от контекста. С этим немного сложнее. Всего лишь последние лет 20–30 нам известно, что многие животные, как и мы, имеют словарный запас для обозначения определенных вещей. Началось это почти 30 лет назад с нашумевшего исследования жизни сусликов[32] и сурикатов, которые знают примерно по 20 разных звуковых сигналов. Сегодня даже есть данные, что суслики и сурикаты предположительно могут описать цвет футболки вплоть до деталей[33]. Подробнее об этом в главе «Грехопадение, или После осознания лжи мы больше не одиноки». Однако суслики и сурикаты – не уникальны. Про сибирскую кукшу – родственницу всем известной сойки – например, известно, что она знает 14 различных звуковых сигналов и издает разные предостерегающие крики при приближении ястреба и совы[34]. Пака – 30-сантиметровый родственник морской свинки из Южной Америки – владеет по меньшей мере семью разными звуковыми сигналами[35]. Также различные виды китов и обезьян используют определенные звуковые сигналы в разных ситуациях, слоны обозначают различные источники опасности разными криками[36]. Есть достаточно обоснованные предположения, что каракатицы, меняя цвет и узор тела, таким образом общаются друг с другом[37].
Общей предпосылкой развития смысловой коммуникации – когда звуковые сигналы имеют отчетливое значение – является сложная социальная жизнь (гипотеза социальной сложности).
Теперь представьте, что приходится объясняться криками, а не словами. Чтобы понять разницу, попробуйте воспроизвести столько звуков, сколько возможно, но не произносите ни слова, и петь тоже нельзя. Вы быстро поймете, что ваш репертуар всевозможных звуков довольно ограничен. Ну и зачем цокать языком, кряхтеть, сопеть или ахать и охать, если это не имеет значения. Не переживайте, ваше звукоизвлечение не было бессмысленным. Подобно песням горбатых китов или птиц, эти вокализации могут быть впечатляющими – если вы поете громко и особенно красиво, то вас могут счесть привлекательным и, возможно, вы найдете любовь всей своей жизни или отпугнете соперника мощным ревом.
Но что произойдет, если объединить два крика – назовем так звуки, которые сами по себе ничего не значат, – и этот двойной звук будет иметь определенное значение. Так будет сделан огромный шаг вперед. Благодаря этой простой комбинации, получили два чрезвычайно полезных преимущества. С отдельными звуками легко может возникнуть путаница. Однако это практически исключено, если слышится комбинация нескольких звуков. Сигнал теперь намного отчетливее и его вряд ли можно перепутать. Другой важный момент – это возможность разнообразных комбинаций. Всего из нескольких звуков можно построить бесчисленное количество звуковых сочетаний. Вы уже догадались – так появилось слово. Полагаю, вы верите, что многие животные знают разные сигналы с разными значениями, но поверите ли вы, если я скажу, что животные разговаривают словами? Скорее всего, нет, и все же это правда.
У австралийской красноголовой шилоклювой тимелии (Pomatostomus ruficeps) довольно сложное социальное сообщество, в котором все вместе высиживают птенцов, ищут пищу и ведут общее хозяйство. Эти птицы знают два звука, которые для простоты назовем А и Б. Звуки сами по себе, как заметили исследователи, не имеют смысла. Но если А и Б объединить, то комбинация АБ будет как-то связана с полетом. Точнее пока не известно, но при этом птицы смотрят на небо.
Если птицы издают комбинацию БАБ, это означает нечто, связанное с кормлением выводка, они смотрят в гнездо[38]. Можно провести аналогию на примере ПРИ и ВЕТ. Оба звукосочетания сами по себе не имеют смысла, но, если произнести их вместе, получится дружеское приветствие ПРИВЕТ. Публикация об этом вышла в 2015 году и осталась полностью незамеченной прессой, хотя здесь впервые были представлены доказательства, что животные используют для общения слова.
3. Существующие крики объединяются в комбинации. Этот пункт не менее интересный, чем предыдущий. Суть в том, чтобы комбинировать информативные сигналы. Если в предыдущем пункте объединяли звуки, не имеющие смысла по отдельности, в призыв-слово со значением, то теперь из этих слов, имеющих значение, составляется нечто вроде предложения.
Слово или зов – это, несомненно, великое изобретение, но намного лучше, когда можно сочетать несколько значений. Тогда можно сказать: «Сходи в булочную и купи хлеба!» Или: «Иди сюда, только осторожно!» Пегая дроздовая тимелия, родом из Южной Африки, владеет построением предложения. Она объединяет предупреждение о приближающейся опасности с приглашением подойти. В частности, эти птицы используют такие крики при приближении хищников на земле, их птицам довольно просто обхитрить, если вести себя соответствующим образом. Это называется «моббинг», но в этом случае хищника обманывают. Скорее всего, вы уже знаете такие примеры. Птица притворяется раненной, уводя хищника от гнезда. У птиц, живущих колониями, такое поведение, конечно, должно разумно координироваться, и потому крик «Внимание!» объединяется с призывом «Сюда!». Тогда все понимают, что нужно делать. В этот момент хищник уже проиграл, потому что против банды организованных птиц у него нет никаких шансов. Ученые в ходе экспериментов с воспроизведением звуков обнаружили, что скоординированные действия против наземных хищников происходят, только если крики фактически объединены. Крик «Внимание!» сам по себе лишь вызывает повышенное внимание, а крик «Сюда!» просто означает «Эй, давай что-нибудь поделаем вместе?».
Однако сочетание этих криков вызывает совсем иное и особенное поведение. Как отмечают ученые, происходит это совсем по-другому, чем в случаях с каждым криком по отдельности, – с большей энергией[39].
К этому исследованию добавлю еще кое-что. Японские синицы делают так же, но в их «языке» используются совершенно разные призывы, из которых строится предложение, понятное только при помощи грамматических правил.
Например, услышав фразу: «Лев ест человека», мы понимаем, что происходит. Но если услышим фразу: «Человек ест льва», то разве что непонимающе улыбнемся или покачаем головой, потому что предложение звучит абсурдно. Грамматические правила могут даже решить вопрос жизни и смерти: «Казнить, нельзя помиловать!» имеет абсолютно другой смысл, чем «Казнить нельзя, помиловать!». Когда я был ребенком, я был так впечатлен этим примером, что это мотивировало меня правильно расставлять запятые. К сожалению, это мне не дается, что приводит в отчаяние редакторов в издательствах.
Японских ученых осенила блестящая идея – в эксперименте с воспроизведением звуков они просто изменили их структуру. И оказалось, что комбинация криков А, Б, В и Г имеет вполне понятный для синиц смысл. Они слышат, что необходимо подойти к зовущему, но где-то рядом находится хищник и нужно быть начеку. Если же изменить последовательность на Г и А, Б, В, то ничего не происходит. В такой комбинации для синиц просто нет смысла. То есть предложение соответствует определенной грамматике, и, только соблюдая эти правила, можно передать смысл.
Если учесть, что наши общие предки разделились 300 миллионов лет назад и что позвоночные животные (рыбы, рептилии, птицы и млекопитающие) начали развиваться 500 миллионов лет назад, то становится понятно, насколько разными должны были стать. Тем не менее ученые единодушно считают, что можно многое узнать о появлении нашего собственного языка на примере коммуникации птиц[40]. Возможно, это не так уж удивительно, если принять во внимание многие сопоставимые когнитивные способности[41]. В биологии это называется конвергенцией, что означает сходные процессы, которые развиваются независимо друг от друга. С моей точки зрения, это также прекрасная иллюстрация того, сколько общего у нас с животными, хоть мы и не близкие родственники друг другу.
У животных есть проблемы, сопоставимые с нашими, и неизбежно возникли схожие механизмы адаптации. Это относится как к физическим возможностям, так и к мышлению (когнитивным способностям), а также к языку.
На самом деле, звучит немного абсурдно – мы считаем себя венцом творения, но не способны понять язык животных. При этом требуем от этих недоразвитых существ, чтобы они учили наш язык. Собака должна понимать «Сидеть!», «Место!», «Принеси газету!» и «Уйди!», однако мы сами не готовы гавкнуть хотя бы разочек. Получается, что мы больше верим в компетентность животных в этой области.
Ученые ничем не отличаются от владельцев домашних животных, поэтому между семидесятыми и девяностыми годами прошлого века было опубликовано много результатов экспериментов, посвященных попыткам обучить животных человеческому языку. Эти эксперименты абсолютно однозначно показали, что попугаи, например попугай Алекс, человекообразные обезьяны и дельфины оказались способны не только изучать непонятную для них лексику, но и понимать, и применять ее в рамках базовой грамматики.
Однако в начале XXI века в этой области наступило затишье. Процесс изучения не продвигается дальше определенного уровня, остается открытым вопрос о том, в какой степени результаты этих исследований можно соотнести с естественным поведением животных. Я описывал подробно результаты этих исследований в двух своих книгах «Личные права животных» и «Тайна животных» и потому хотел бы ограничиться лишь основными важными моментами.
Одним из первых исследователей стал Джон Лилли[42]. В семидесятые годы он обучал дельфинов английскому языку.
Его основная идея состояла в том, что дельфины настолько умны, раз у них есть свой собственный язык, то их можно обучить английскому языку. Ради воплощения своей идеи он даже обустроил под водой своеобразное жилище, чтобы дельфины могли жить рядом с людьми. Но это не помогло, животные не хотели учиться английскому языку, хотя в принципе дельфины способны имитировать новые звуки (см. главу «Вокальное обучение»). После десятилетия интенсивной работы Лилли прекратил эти исследования и занялся изучением расширения человеческого сознания с помощью ЛСД.
Большего успеха удалось добиться американскому морскому биологу Луи Херману и его команде. Херман создал искусственный язык, на котором можно общаться с помощью рук, но не ожидал, что дельфины ему ответят. На этом языке можно было составлять предложения в соответствии с грамматическими правилами, и оказалось, что дельфины их понимали. Животные также продемонстрировали, что у них есть представление об отсутствии чего-то – такая когнитивная способность подтверждена лишь у немногих животных.
Особенно интересна была высокая степень абстракции в его экспериментах. Итак, сначала инструктор делал жесты, стоя на бортике бассейна, затем его можно было увидеть только через подводный иллюминатор, а затем по телевизору. Когда все это сработало, инструкторам выдали одежду черного цвета и белые перчатки, то есть в телевизоре дельфинам были видны лишь белые руки.
Дельфины правильно понимали жесты и так тоже. После 30 лет исследований Херман документально показал, что в основном животные способны понимать простой язык с предложениями из трех слов и грамматическими правилами[43]. К сожалению, ни одного из его животных нет в живых, а лаборатория закрыта уже много лет.
Даже наши ближайшие родственники, три вида человекообразных обезьян, отказались учить английский язык. Согласно исследованию 1975 года, анатомия гортани просто не позволяет им артикулировать звуки, которые характерны для этого языка[44]. По этой причине вскоре исследования пошли в двух разных направлениях: в первом случае был разработан язык жестов, во втором – использовали карточки, на которых были изображены абстрактные символы.
Самым известным знатоком языка жестов стала шимпанзе Уошо, которая умела общаться на амслене (американском жестовом языке).[45] Уошо была прилежной ученицей и освоила более 130 жестов. Она прославилась на весь мир благодаря своему словотворчеству, обозначив лебедя словами «вода-птица». Но это не единичный случай, потому что другие животные также удивляют умением создавать новые слова. Так горькая редиска обозначалась как «ай-больно-еда»[46], а фанта – как «оранжевая кола»[47].
Американский исследователей приматов и психолог Сью Сэведж-Рамбо изобрела язык, в основе которого лежат символы, и назвала его еркиш[48]. Наиболее известным участником исследовательской работы с карточками стал самец бонобо Канзи, который освоил почти 400 символов[49].
Когда вы прочтете главу про плавание с дельфинами, то поймете, что не все исследования можно считать приемлемыми. Я никогда не работал ни с шимпанзе, ни с другими человекообразными обезьянами, и поэтому не могу позволить себе высказать свое мнение по этому поводу.
Но, как и в случае с дельфинами, эти уникальные исследования вызвали большой общественный резонанс, многие результаты экспериментов с человекообразными обезьянами оказались омрачены скандалами и подозрительными махинациями. Для тех, кому интересно, рекомендую блог «Дочь дрессировщика шимпанзе»[50].
Многие годы оставался без ответа главный вопрос, можно ли применить полученные знания в естественной среде обитания. Неожиданно удалось определить синтаксис – то есть построение предложения – у гиббонов[51], вида обезьян, которые не относятся к человекообразным, как горилла, шимпанзе, орангутан. Тем не менее у них большой репертуар акустических сигналов, и их социальная жизнь крайне сложна, поэтому структура предложений имеет смысл.
По старым фильмам про пиратов мы знаем, как хорошо попугаи могут копировать человеческую речь. Однако это ограниченное представление. До сих пор попугаи – единственные представители животного мира, которые смогли научиться говорить на языке человека и с которыми мы действительно можем побеседовать.
Такие невероятные способности не должны нас сильно удивлять – уже по крайней мере лет десять нам известно, что африканские серые попугаи могут разговаривать с людьми[52]. Прекрасно помню один из летних дней в 2003 году. В нашем институте в Берлине тогда состоялся небольшой семинар, где приглашенным гостем была американский ученый Айрин Пепперберг. В то время ее исследования еще не получили международного признания. Но все уже понимали, что ожидается что-то грандиозное. Хотя ее работа была в основном связана с одним животным, с серым попугаем по кличке Алекс (ALEX сокращенно Avian Language EXperiment – птичий языковой эксперимент), результаты были впечатляющие. Алекс был способен правильно употреблять наречия в зависимости от контекста. Мог различать семь цветов, пять фигур и считать до шести. На вопрос «Сколько кругов ты видишь?», например, он отвечал «Четыре». Если его спрашивали «Какой круг отличается от остальных?», мог ответить «Красный!»[53].
Я не лингвист и не могу судить, язык ли это, но философ и лингвист, профессор университета Баркли, Дженнифер Худин считает, что с учетом современных лингвистических теорий на этот вопрос можно ответить положительно[54]. Она также полагает, что в данном случае выполняются оба условия обратной связи и условия философов Дональда Дэвидсона (семантика = языковое значение) и Джона Серла (синтаксис = языковые правила). В дополнение к лингвистическим доводам она также приводит несколько примеров: Алекс был способен спросить своего инструктора, что она собирается делать дальше. Ответ «Я ухожу на обед» впоследствии он взял на вооружение и без какого-либо дополнительного обучения использовал предложение «Я ухожу» на одном из занятий, когда у него пропало желание заниматься. Следующий диалог также весьма впечатляет, учитывая, что он был спонтанным и не подготовленным заранее:
Алекс: «Будь хорошей. Я люблю тебя».
Айрин: «Я тоже тебя люблю».
Алекс: «Ты придешь завтра?»
Айрин: «Да, я приду завтра».
На следующий день после этого разговора Алекс умер. Ему был 31 год, это только половина средней продолжительности жизни таких птиц. Всю свою жизнь, за исключением нескольких месяцев, он прожил в лаборатории Айрин Пепперберг, где практически каждый день с ним занимались. В настоящее время он считается единственным животным, чей диалог с человеком лучше всех подтвержден документально. Скорее всего, в Германии не разрешили бы такой эксперимент, так как серые попугаи жако очень социальные существа и страдают от одиночества, а подобное у нас запрещено.
Теперь, когда мы узнали, что животных в той или иной степени возможно обучить человеческому языку, следует задаться вопросом а можно ли научить письму? Трудно себе такое представить, но именно это удалось сделать. Например, голубей научили узнавать написанные английские слова. Спустя некоторое время они стали распознавать эти слова среди произвольного набора букв. Однако это показало лишь, что голуби прекрасно распознают образы и у них отличная память. Поэтому условия эксперимента довольно быстро изменили. Дополнительно были введены новые английские слова. Поскольку эти слова, как и произвольный набор букв, отличались от выученных восьми слов, они должны были быть определены как неправильные или как полная бессмыслица. Животные распознали новые английские слова. Они не просто выделили визуальную закономерность, но и догадались, что эти закономерности в своей основе регулируются правилами, то есть орфографией. Птицы распознали восемь новых английских слов, которые соответствовали этим правилам, как и те слова, которые были выучены ранее[55]. В этом отношении мозг голубя работает так же, как и наш мозг, когда мы изучаем орфографические правила. Мне, как легастенику, это кажется невероятным. Как у них это получается?
По крайней мере, я могу утешиться тем фактом, что при выполнении многозадачных заданий голуби показывают лучшие результаты, чем люди[56]. Они просто гораздо быстрее переключаются. Причина этого – гениальная конструкция их мозга. Мы думаем, используя лишь поверхность головного мозга, а мозг птицы – это компактная нервная ткань с высокой плотностью нервных клеток. Это их большое преимущество, так как у нас стимул зачастую вынужден преодолевать огромные расстояния. В этом нам помогают специальные нервные клетки, так называемые веретенообразные нейроны. Еще недавно считалось, что эти нейроны отвечают за наш социальный интеллект[57]. Сегодня мы знаем, что эти нейроны предназначены для того, чтобы в целом стимул мог преодолеть большие расстояния. Мозг птицы в этом случае определенно устроен лучше. Поэтому, пожалуйста, побольше уважения к птичкам!
«Не язык не сделал возможным интерактивный интеллект, это интерактивный интеллект сделал возможным развитие языка как средства коммуникации»[58].
Сегодня вряд ли есть ученые, которые считают, что интеллект эволюционировал благодаря языку. Многие животные определенно умны и способны к сложной когнитивной работе. Потому неудивительно, что многие животные находятся на пути к развитию языка. Но давайте сначала посмотрим на родственников наших предков.
Мы отправимся в небольшую долину между Эркратом и Меттманом, примерно в десяти километрах к востоку от Дюссельдорфа. Это Неандерталь – место, где были обнаружены кости людей каменного века. Приблизительно 150 лет назад они задали несколько загадок. Анатомия костей слишком отличалась от предыдущих находок, нескольким поколениям ученых было над чем поломать голову. Неандертальцев сначала определили как подвид Homo sapiens, а затем как отдельный вид. Благодаря генетическим исследованиям известно, что наши предки, покинув Африку, вступали в отношения с неандертальцами. В качестве сувенира той эпохи потомки тех переселенцев носят в себе гены неандертальцев. Эти полукровки, бесспорно, обеспечили продолжение рода, но сегодня мы говорим о неандертальце, как об отдельном виде Homo neanderthalensis. Много тысячелетий вместе с некоторыми другими видами рода Homo мы жили вместе на Земле.
Когда мы сегодня говорим о каменном веке, то говорим не только о фазе развития предков современного человека, но и о фазе развития, которую разделяли разные виды рода Homo. Но были и находки каменных орудий рода Пан, поэтому многие ученые говорят о «каменном веке шимпанзе»[59]. Однако ему всего 4000 лет.
Лингвисты в особенности очень хотели бы понять, когда и как появился язык. Раньше считалось, что только наши прямые предки, то есть Homo sapiens, в какой-то момент развили язык. Но теперь можно обоснованно утверждать, что Homo neanderthalensis обладал аналогичными языковыми способностями[60].
Раскопки показали, что по уровню интеллектуального развития неандертальцы не уступали нашим предкам, и, по мнению ученых, сложные и последовательные действия, на которые они были способны, возможны при владении речью. Более того, их подъязычная кость очень похожа на нашу, что давало достаточную гибкость гортани для возможности формирования речи[61]. Однако нашим ближайшим родственникам было отказано в способностях, так как с семидесятых годов существовала теория, что строение их гортани не позволило бы произносить слова[62]. Но сегодня мы знаем больше – макаки[63], как и бонобо[64], способны воспроизводить языкоподобные звуки.
Само собой, возникает вопрос, почему неандертальцы вымерли, а мы нет. И хотя в прошлом между нами и неандертальцами находили и какие-то сходства[65], и какие-то различия[66], теперь считается, что генетических различий было очень мало. Однако это могло иметь драматические последствия[67]. В главе «Наши устаревшие представления о животных» мы увидим, что Homo sapiens находился на грани вымирания. Если бы тогда существовала Красная книга Международного союза охраны природы[68], то нам присвоили бы статус CR (Critically Endangered – в критической опасности). Сегодня мы точно знаем, что делали наши предки, чтобы выжить, но не понимаем причины их действий. Лично у меня есть небольшое предположение.
Директор Института эволюционной антропологии Макса Планка Майкл Томаселло провел сравнительное исследование с участием детей из детского сада и молодых обезьян и пришел к неожиданному выводу.
Как бы индивидуалистично мы себя ни чувствовали, наше восприятие себя обманчиво. На самом деле мы чрезвычайно любим подчиняться диктату толпы.
Это заходит так далеко, что дети отказываются от вкусных конфет, чтобы не выделяться из группы и оставаться частью общества[69]. Другие виды человекообразных обезьян ни секунды не колебались и брали лакомство.
В книге «Тайна животных» я подробно рассказал об этом эксперименте и здесь хочу изложить основные выводы, вытекающие из этого генетически запрограммированного поведения. До сих пор мы, люди, являемся единственными животными, которые в такой степени подчиняются диктату группы. Эта особенность сделала нас склонными к сотрудничеству, а готовность к сотрудничеству, с другой стороны, по моему мнению, стала настоящей причиной успеха людей.
Но как это связано с эволюцией речи? В прошлом многие лингвисты и философы предполагали, что способность говорить сделала нас тем, что мы есть. Однако все чаще и чаще звучит мнение, что способность к языку свойственна не только нашему виду. Скорее успех нашего вида можно объяснить таким удивительным механизмом, как то, что мы охотно подчиняемся сообществу, – это, возможно, является еще одной, ранее неизвестной, вроде бы незначительной причиной того, что неандертальцы вымерли.
Несмотря на эти незначительные различия, у нас с неандертальцами, возможно, было гораздо больше общих языковых элементов, чем считалось ранее. Исследователи предполагают, что языки с щелкающими согласными (кликсами), которые до сих пор встречаются во многих африканских странах[70], произошли от щелчков, которые использовались для коммуникации во время охоты[71]. На YouTube можно посмотреть, как звучит такой язык у шимпанзе[72] и у людей[73].
В конце XX века у одной лондонской семьи, в которой многие родственники страдали от расстройств речи, была обнаружена генетическая особенность. У всех больных был выявлен дефект генов. Пресса писала об открытии так называемого гена речи. Наконец-то было найдено убедительное объяснение способности человека говорить.
Однако это продолжалось недолго – вскоре ген был обнаружен у многих других позвоночных[74]. Постепенно стало больше известно о принципе действия этого гена. И хотя мы сегодня еще далеки от полного понимания разнообразного воздействия белка FOXP2, ясно одно: он лишь косвенно влияет на нашу способность речи, участвуя в превращении генетической информации в белки в нервных клетках в качестве так называемого фактора транскрипции. Вероятно, он также участвует в производстве сотен разнообразных белков. В общем, его работа влияет на моторное обучение. Из-за сложного мышечного контроля речевого аппарата человека наша речь зависит от механизмов обучения, которые создает FOXP2. В настоящее время предполагается, что человеческая версия FOXP2 особенно эффективна, и поэтому изучение языков дается нам проще, чем остальным животным.
Генетики даже ввели человеческий ген FOXP2 в геном мышей. Конечно же, мыши не начали говорить по-английски, но при проведении стандартного теста по ориентированию в лабиринте оказалось, что генетически модифицированные мыши учились ориентироваться значительно лучше, чем их сородичи[75].
FOXP2 (Forkhead-Box-Protein P2) представляет собой сложный белок, без которого мы не смогли бы говорить, а соответствующий ген получил название «ген речи». Этот ген есть как у нас, так и у многих позвоночных.
Вы когда-нибудь пробовали научить своего кота лаять? Когда-нибудь слышали, чтобы корова блеяла, как овца, или морская свинка кукарекала, как петух? Скорее всего, нет, потому что подавляющее большинство животных не могут дополнительно выучить ни единого нового звука. Они живут со своим врожденным словарным запасом, которым владеют так же хорошо, как наши младенцы криками. Однако это не означает, что животные не способны использовать крики с различными смыслами. Еноты, например, знают 16 разных криков[76], а в лае собак[77] можно услышать, что они смеются.
Но все это не имеет никакого отношения к языку. Чтобы освоить язык, даже самый простой, нужны способности к вокальному обучению, умение создавать новые элементы. Существуют тысячи видов птиц среди певчих воробьиных, попугаев, колибри и врановых, представители которых способны к вокальному обучению[78]. Певчие птицы, например, учатся петь у старших собратьев. Но учатся этому только самцы и только совсем молодые. С языком это не имеет ничего общего, потому что нет особого смысла в том, что первое и последнее слово всегда за представителями одного пола, которые к тому же обычно произносят их в одиночестве. Нет смысла и в том, чтобы обучиться только в молодом возрасте, а потом не выучить ни единого словечка. Но попугаи, колибри и врановые учатся всю жизнь, и у них «разговаривают» оба пола.
С позвоночными все сложнее. Многие виды китов и дельфинов, такие как большая афалина, косатка, белуга, горбатый кит и даже тюлень, способны к вокальному обучению, но не больше. Слоны тоже – один слон по кличке Косик даже говорит по-корейски, пусть и всего лишь четыре слова[79]. Ученые еще не преуспели в экспериментах по обучению животных человеческому языку, но известны животные, которые могут воспроизводить человеческие слова и даже целые предложения. Белуга[80] по кличке Нок, например, велит водолазу всплывать[81], а тюлень по кличке Гувер встречает посетителей зоопарка словами: «Эй, ты! Пошел вон отсюда!»[82] Недавно самка косатки Вики удивила научный мир тем, что повторила различные английские слова[83]. Хотя, вероятно, ни одно животное не осознавало, что произносит. Тем не менее это впечатляющие примеры вокального обучения. Для собак это невозможно, хотя их прочие когнитивные способности впечатляют. Даже нашим ближайшим родственникам – шимпанзе вплоть до недавнего времени не доверяли такого[84]. Но как вы отнесетесь к тому, что летучие мыши[85] и обычные домовые мышки[86] тоже входят в избранную группу когнитивно высокоразвитых животных, способных к вокальному обучению, и, следовательно, теоретически способны выучить язык?
Признаюсь, я с трудом могу такое представить, и все же это правда.
У вокального обучения есть забавный побочный эффект. Наверняка вы хоть раз задавали на YouTube такой поисковый запрос «танцы + животные»[87]. Можно найти огромное количество видео с животными, которые двигаются под жизнерадостную музыку. Всего лишь забава для кого-то. Для меня эти видео, за редкими исключениями, – пример совершенно неуместного и зачастую даже действительно глупого очеловечивания. Вы уже обратили внимание, что теме очеловечивания уделено много внимания в этой книге. Вернее, я даже призываю к тому, что нам нужно очеловечивать животных, если мы хотим их понять. Однако мы вправе делать это, только когда будем готовы. Но об этом ниже.
Возникает важный вопрос: какие животные на самом деле могут танцевать? На это можно ответить: все животные, у которых есть чувство ритма. Но что это такое? Чтобы было чувство ритма, наш мозг делает две вещи одновременно – контролирует движения мышц и проверяет, соответствуют ли эти движения ожиданиям. Вы наверняка сталкивались с трудностями, пытаясь выговорить незнакомые иностранные слова или специальные термины. Вы стараетесь и повторяете их несколько раз, пока не сочтете, что звучание похоже на оригинал. При этом ваш мозг ведет настройку артикуляционного аппарата до тех пор, пока вы не услышите, что произносите слово близко к оригиналу. Этот же навык необходим и для танцев. Тут мышцы контролируются таким образом, чтобы движения совпадали с ритмом музыки, под которую вы танцуете. Поэтому все животные, которые способны к вокальному обучению, обладают чувством ритма[88]. Если посмотрите видео со знаменитым попугаем по кличке Снежок, то убедитесь, что он действительно танцует.
Так что не удивляйтесь, если в какой-то момент увидите, как несколько мышек танцуют на вашей колонке. Тогда, пожалуйста, загрузите это видео на YouTube, чтобы создать противовес остальной ерунде.
Большинство животных, которых показывают как танцующих, совершают движения, не связанные с музыкой. Так, например, чайка «танцует» на траве, но на самом деле она создает вибрации, похожие рытье хода кротом. Земляные черви боятся этого хищника и стремятся вылезти на поверхность. Так можно объяснить и то, почему земляные черви вылезают во время дождя. Поскольку им не грозит утонуть, предполагается, что дождь создает похожие вибрации.
Другим простым примером нетанцующих животных являются танцующие змеи при заклинании змей. Змеи не слышат и, следовательно, не реагируют на звуки флейты. Их ритм зависит исключительно от движений заклинателя. Возможно, вы уже задавались вопросом, почему змеи не кусаются. Ответ прост: заклинатель змей провоцирует различные противоречивые модели поведения у змеи, и она просто не может решить, что нужно делать.
Наверное, вам интересно, между какими моделями поведения так сложно выбрать змее? Это не относится к данной теме, но все же это хороший пример того, как контролируется поведение и какие раздражители стимулируют разные модели поведения. Если резко открыть крышку темной корзины, то для змеи это будет чрезмерная сенсорная стимуляция. Будет слишком ярко, и обычно ее надо еще больше раздразнить. Ответная реакция змеи – занять оборонительную позицию. В этом случае она выпрямится и откроет пасть в направлении нападающего. Вот тут происходит конфликт. Духовой инструмент факира, как правило, состоит из сделанной из тыквы колбы, которая в сочетании с флейтой напоминает сородича змеи.
Змеи довольно хорошо чувствуют тепло, но их зрение нельзя сравнить с нашим, они не понимают, что находится перед ними. В этот момент змея не может решить, должна ли она защищаться или начать спариваться. Если заклинатель змей прикрепит к флейте перья или кусочек меха, путаница обеспечена, так как предполагаемый злоумышленник/сексуальный партнер теперь еще стал и потенциальной добычей. Учитывая всю сверхстимуляцию в совокупности, змея просто не знает, что делать дальше, и замирает в вертикальном положении[89].
Единственная реакция, на которую она способна, это рефлекторное движение за противником. Именно этим пользуется заклинатель, чтобы произвести впечатление, что змея танцует.
На протяжении десятилетий змеи считались глухими, и даже сегодня многие владельцы террариумов полагают, что змеи не могут слышать. На самом деле у змей прекрасный слух. Однако их слух не воспринимает звуки, передаваемые по воздуху. Они чувствуют звуки, которые передаются над поверхностью земли. По этим вибрациям животные даже могут определить направление, где находится источник звука. Вероятно, это связано с особенностями строения челюстей.
В середине нижней челюсти змеи находится эластичная связка. Это позволяет змее открывать пасть чрезвычайно широко, другой положительный побочный эффект – обе части нижней челюсти принимают идущую по земле звуковую волну в разное время. Разница во времени восприятия волны позволяет определять направление источника звука, подобным же образом работают и наши уши при определении направления[90].
Здесь следует упомянуть, что именно поп-музыка с громкими басами очень неприятно действует на этих животных. Такой шум они очень хорошо воспринимают, для них это как стадо слонов, мчащееся мимо. Так что тем, кто живет в доме с соседями-тусовщиками, следует серьезно подумать, стоит ли содержать змей.
Но ремесло заклинателей змей вымирает, суета нашего времени заставляет прохожих проходить мимо факиров[91]. Для меня лично это не особенная культурная утрата – напротив, я только рад, что теперь будет меньше змей с удаленными ядовитыми зубами, вынужденных жить в тесных корзинах.
Вернемся к нашей теме: независимо от того, что есть огромное количество животных, которые совершенно определенно не умеют танцевать, существует такое же огромное количество животных, которые действительно могут это делать.
Итак, увидев танцующее животное, которое способно к вокальному обучению, вы можете предположить, что оно действительно движется в такт и, вероятно, даже получает удовольствие от этого процесса.
Можно даже представить оркестр слонов[92] – хотя вы предпочли бы отказаться от такого концерта[93]. Однако танцующий медведь или танцующая кобра – это невозможно.
Обратите внимание – животное, которое не умеет танцевать, вполне может наслаждаться музыкой. Например, кошки явно интересуются особой кошачьей музыкой[94]. Впрочем, ученые пока не проводили какие-либо любопытные эксперименты. Вам интересно, развлекаются ли домашние животные, слушая человеческую музыку, когда их хозяев нет дома? Ответа нет, но есть рекомендация – включать музыку, которая специально адаптирована для животных. Кто хочет послушать кошачью песню, найдет ее по этой ссылке[95].
Пытаясь общаться с животными, многие люди, сами того не осознавая, пользуются контекстными подсказками. Мы слышим, как лает собака или мяукает кошка, и в зависимости от ситуации, когда это происходит, считаем, что поняли, что хотят выразить наши четвероногие друзья. Нам кажется логичным в определенной ситуации ожидать определенного поведения. Однако то, что кажется для нас логичным, это просто древнейшая уловка природы.
Животные, у которых нет способностей к вокальному обучению, пользуются тем, что в них заложено генетически. Поэтому их крики звучат относительно одинаково, и со стороны складывается впечатление, что они всегда делают одно и то же. Но, возможно, мы ошибаемся.
У многих обезьян, как и у других видов животных, есть свои сигналы тревоги. Черноголовый прыгун (Callicebus nigrifrons), например, использует два крика, предупреждающих об опасности.
Крик А для хищных птиц, крик Б для хищников на земле. Но бывает, что хищная птица сидит на земле, а кошка – на дереве. В этом случае крики комбинируются друг с другом. Таким образом можно не только сообщить, кто приближается, но и откуда исходит опасность[96].
Примечательно, что эти обезьянки воспроизводят крик Б беспрерывно, поэтому может показаться, что крики абсолютно бессмысленны. Такой вывод, конечно, был бы фатальным для животных, потому что они больше не прислушивались бы к сигналу тревоги. Поэтому исследователи очень хорошо изучили поведение животных и акустические характеристики звуков и доказали, что в основном одинаковые крики отличаются в зависимости от контекста[97].
Я бы не удивился, если бы с помощью методов акустического анализа мы нашли различия и у других животных. К сожалению, сами мы не способны уловить тонкую разницу, и поэтому нам остается лишь предполагать. Мы просто думаем, что имело бы смысл в определенной ситуации, и притворяемся, будто поняли соответствующий крик и восприняли его в слегка измененной форме. Даже если это выглядит, как чрезмерное очеловечивание, не бойтесь использовать контекстные подсказки. Или можно подождать появления соответствующего приложения для мобильного телефона – существующие приложения довольно забавны. Есть уже что-то подобное про младенцев. Такие приложения, как Infant Crying Translator (переводчик плача детей) или Baby Language (детский язык), используют новейшие научные методики и открытия для точного объяснения[98].
Этот прием очень простой и в то же время трудный. Задача – думать образами, отсекая языковые мысли, сконцентрироваться на мельчайших визуальных, акустических или других деталях. Игнорировать амбивалентность в мыслях и чувствах, сосредоточиться только на одном главном ощущении и остро прочувствовать его. Примерно так описывает мышление аутистов профессор Темпл Грандин, занимающаяся исследованиями в области животноводства[99]. Она знает, о чем говорит, потому что ей был поставлен диагноз «синдром Аспергера», легкая форма аутизма. В США она считается экспертом по гуманной организации скотобоен и строительству масштабных животноводческих ферм. Аутистическое мышление помогает ей выявлять и решать фундаментальные проблемы в сельском хозяйстве и на скотобойнях.
Несомненно, она не является зоозащитницей, как несомненно и то, что она любит животных. Ее способность воспринимать животных помогает ей в работе, и, вероятно, болезнь избавляет ее от глубокого сопереживания животным (см. главу «Сопереживание»).
Тем не менее суть в том, что она одна, возможно, предотвратила больше страданий животных, чем все борцы за права животных, вместе взятые. Это крайне неоднозначная мысль, и об этом говорится в книге, посвященной теме взаимопонимания между людьми и животными.
Если вас заинтересовала эта незаурядная женщина, рекомендую посмотреть фильм «Ты идешь не один»[100] и ее замечательное выступление на TED Talk «Миру нужны разные умы»[101].
Понять это поможет обсуждение причин и принципов действия аутизма. Так, например, было обнаружено, что в мозге взрослого аутиста связи ограничены. Речь идет о гипосвязи, то есть о нарушении коммуникации удаленных друг от друга областей мозга. Это может привести к тому, что сложные мозговые действия, которые играют существенную роль, особенно в социальной жизни, не могут быть выполнены.
Примером этого была бы способность читать мысли другого человека. Вместо этого более ярко выражена способность читать язык тела[102]. Не беспокойтесь, чтение мыслей не имеет ничего общего с эзотерикой и телепатией. Это способность нашего мозга имитировать мысли других в нашей нервной ткани, подробнее об этом в главе «Сопереживание».
Таким образом, восприятие мира и мышление аутистов могут помочь прочувствовать мир многих животных. Но, по всей вероятности, этот метод не подойдет для оценки их сложного социального поведения. В этом случае поведение животных больше зависит от высших мыслительных процессов и интерсубъективности – это означает способность нескольких индивидуумов одинаково судить и оценивать что-то во внешнем мире. В главе про стратегическое мышление будет пример, как одна группа шимпанзе вела стратегически спланированную войну против другой группы. Это возможно только в том случае, если отдельные личности имеют одинаковое представление о цели. Возможно, птицы, ведущие социальную жизнь, тоже имеют одинаковое представление о хищнике, который им угрожает. Эти одинаковые представления ограничены у аутистов, поэтому тема не получила дальнейшего развития.
Ни над одним своим заголовком я не ломал голову столько, как над этим. Изначально эта глава называлась «Со словом пришла ложь». Но это было бы неверно. С одной стороны, до слова был крик, а с другой, обман, скорее всего, был и до первого крика. Однако и это название тоже не совсем верно, мне действительно оказалось сложно подобрать нужную фразу.
В этой главе я хотел бы познакомить вас с наблюдениями, которые показывают, что, возможно, наша способность воспринимать других как самостоятельных индивидуумов объясняется чужими попытками обмана. В отличие от библейского грехопадения, где грехом было поедание плодов с дерева познания, у нас в центре внимания несколько иное осмысление греха. В обоих случаях это имеет какое-то отношение к знаниям и греху/обману, и в обоих случаях – это переход от невинности. Только-только невозможно было представить себе злой умысел или эгоизм других существ, и вдруг все стало по-другому. Однако изгнание из рая стало первым шагом к величественному будущему познания, в котором мы, как живые существа, больше не были одиноки.
Что это за наблюдения? В частности, речь идет о способности узнавать людей по голосу и запоминать чьи-то попытки обмануть. В повседневной жизни очень важно уметь распознать мошенников, как и помнить, что конкретный субъект – обманщик. Вполне вероятно, наша способность различать людей по отдельности развилась только потому, что мы хотели избежать, чтобы другие нас использовали. Чтобы дать этому правдоподобное объяснение, я должен вернуться немного назад или начать издалека.
Для начала нам надо определить отличия двух совершенно разных видов животных, которых люди часто путают. Речь идет об одном хищнике и одном грызуне. Оба довольно милые, очень социальные, они иногда даже живут вместе либо поочередно занимают одно жилище. Речь идет о сурикате и суслике.
Вместе с мангустами сурикаты относятся к семейству мангустовых. Оно, в свою очередь, относится к подотряду кошкообразных хищников. И чтобы окончательно запутаться, на английском языке сурикатов называют мангустами. А по звучанию это напоминает немецкое Meerkatze – мартышка. В результате иногда сурикатов называют мартышками. Наконец, любой, кто не знает, что мартышки – это название рода приматов, услышав, что это маленькие мартышки, будет совсем сбит с толку.
Название пошло из языка аффрикаанс (бурского), близкого голландскому языку. Там сурикат называется mierkat (mier – термит, kat – мангуст)[103]. Путаница достигает апогея, если узнать, что сурикат и суслик питаются одинаково, ведут одинаково сложную социальную жизнь и используют различные крики для обозначения разных врагов. Тем не менее они отличаются друг от друга, как Адам и Ева для нас. Образно говоря, сурикаты еще не были изгнаны из рая, а бедные суслики – уже. Но давайте сначала поближе познакомимся со знаменитым зверьком с обложки этой книги.
Сурикаты живут социальными колониями примерно по 20–30 особей. Группу возглавляет альфа-пара – доминантная самка и доминантный самец – это единственная пара, которая выращивает потомство.
Доминантная самка оказывает настолько стрессовое воздействие на молодых самок, что у последних гормонально подавляется овуляция. Если же какая-либо другая самка забеременела, ее изгоняют из группы, ее шансы на выживание катастрофически уменьшаются. Если через некоторое время она вернется с подросшими детенышами, ее снова примут в группу. Перед родами доминантная самка выгоняет остальных самок, так как те могут напасть на ее детенышей. Если группа растет, то и количество самок, которые могут размножаться, также растет. Тем не менее у доминантной самки самое многочисленное потомство. Чем больше группа, тем выше шансы на выживание, но также и сильнее социальный стресс. Если колония становится слишком большой, она делится на несколько групп. Новые группы также формируют изгнанные самки и молодые самцы.
Таким образом, социальная жизнь этого симпатичного зверька с обложки далека от спокойствия. Тем не менее сурикаты воспитывают и охраняют потомство сообща. Есть четкое разделение труда. Большинство животных отвечают за добычу пропитания, но некоторые заботятся исключительно о воспитании и обучении детенышей. Как правило, это недоминантные животные.
Все это весьма необычно для млекопитающих, у которых о потомстве обычно заботится мать. Появление молочных желез позволило получить независимость от результатов поиска пищи родителями и потенциально повысило выживаемость потомства, что в свою очередь повлияло на семейные отношения. У птиц все по-другому, они должны вместе высиживать и кормить птенцов, и для этого они часто заключают союз на всю жизнь.
Но что же вынуждает крошек-сурикатов влачить такую тяжелую жизнь и довольствоваться скромной ролью тети или дяди? Почему они отказываются от родительства? И почему альфа-пара отказывает себе в удовольствии воспитывать свое потомство?
Ответ довольно прост. Эти милые животные – опасные хищники, и ни одно насекомое – неважно, червяк это или ядовитый скорпион, – не будет в безопасности при встрече с ними.
Но, к сожалению, эти маленькие, весом всего в 700 граммов, зверьки сами являются желанной добычей. Враги окружают их повсюду, поэтому сурикаты вынуждены что-то придумывать. Мы уже знаем про разделение труда между воспитателями молодняка и добытчиками пищи. Но у последних есть еще одно разделение – по крайней мере один всегда караулит. Чтобы остальные понимали, что происходит, существуют разные крики.
Сурикаты различают крики о враге с воздуха и о враге на земле. Как только звучит крик «Враг на земле», все быстро несутся, как только могут, в свои норы. Если же крик о том, что враг приближается с воздуха, зверьки приседают и смотрят наверх в поисках источника опасности. Оба крика имеют три разных категории. Первая категория соответствует предупреждению и означает, что где-то рядом есть хищник. Вторая категория соответствует настойчивому предостережению и означает: будьте осторожны, он может наброситься в любой момент! Третья категория является реальным сигналом угрозы, который означает: быстро отсюда!
Сообщение передается либо одним из шести разных криков, либо двумя – с обстоятельством места, таким образом, у них есть зачатки грамматики.
Помимо этого, существуют общие панические крики, которые побуждают двигаться в определенном направлении или вызывают подкрепление. Есть еще крики-предупреждения о чужих сурикатах, зашедших на территорию колонии[104], и крики, которые имеют определенное значение в социальной жизни. На данный момент выделяют около 20 различных криков[105].
Интересно, что эти сигналы тревоги[106] умеет имитировать траурный дронго (Dicrurus adsimilis), вид певчих африканских птиц, а когда сурикаты прячутся в норки, он спокойно лакомится добычей[107]. Также возможно, что и создатели фильмов о природе используют крики сурикатов об объединении, чтобы побыстрее завоевать доверие животных[108].
В отличие от сусликов, охранники у сурикатов выбираются произвольно, и эти животные вроде бы не узнают других по голосам[109].
Именно последний пункт считается важным элементом когнитивного развития. Суслика не проведет ни хитрая птица, ни назойливый киношник. Они различают своих и чужих и точно знают, кто птица, а кто видеооператор. А сурикаты более доверчивы. Когда оператор имитирует их крик для установления контакта, то его встречают как равного и устраивают гостю радушный прием.
У сусликов тоже есть разделение труда, и они также выставляют дозорного. Тем не менее оба механизма основаны на абсолютно разных принципах. Зверьки-охранники обладают высоким социальным статусом – они получают пищу, чтобы сидеть без дела, и в качестве вознаграждения их еще и обнимают. Но их работа не так проста, как кажется, потому что их внимательность – это вопрос жизни и смерти. А теперь представьте, что какое-то животное не следует правилам. Время от времени оно издает крики и таким образом производит впечатление прилежного дозорного, но вместо того, чтобы внимательно следить за окрестностями, лениво пялится в одну точку. Конечно, у маленького обманщика есть определенное преимущество перед добытчиками пищи, и в конечном счете это преимущество позволяет ему иметь больше потомства. Однако грандиозный механизм эволюции беспощаден. Его потомки тоже будут врунишками, и их потомки тоже. В конце концов больше не остается внимательных дозорных, и прекрасная идея о разделении труда сойдет на нет. Поэтому природой должно быть предусмотрено что-то, чтобы животные в сложных социальных сообществах не эксплуатировали других и в долгосрочной перспективе отдельная группа или даже целый вид не оказались под угрозой исчезновения.
Следующий прием настолько очевидный, что трудно предположить проблему. Нужно просто запомнить, кто часто поднимает ложную тревогу, и не кормить этого негодяя. К сожалению, это может быть сложно. Во-первых, у меня должна быть очень хорошая память, возможно, даже на протяжении всей жизни, во-вторых, я должен иметь представление о том, что в принципе существуют другие, и, в-третьих, должен знать, что другие могут вести себя иначе – в общем, все вместе это выдающиеся достижения для наших сусликов.
Исследователи обнаружили, что они узнают друг друга по голосу и игнорируют животных, которые часто дают ложные сигналы тревоги, не вознаграждая их пищей[110].
С моей точки зрения, это, пожалуй, самое грандиозное изобретение в ходе эволюции социальной жизни. Опасение быть обманутыми другими выгнало нас из рая, в котором мы доверяли другим без сомнений. Со стороны кажется, что поведение сурикатов и сусликов едва ли отличается, но основные механизмы управления поведением насколько различны, что я позволил себе сравнение с раем. По всей вероятности, у собак такая же сложная социальная жизнь, потому что они тоже могут узнавать друг друга по лаю[111].
Но, пожалуйста, не считайте маленьких сурикатов глупыми. Они создали достаточно успешную систему дозора, построенную на взаимном доверии, и в последние годы поведенческие биологи считают это умной стратегией[112]. Например, чтобы выяснить, кто и в каких условиях прибегнет к особенно креативным решениям, пищу помещали в разные коробки, которые открывались по-разному. Оказалось, что самые умные – самцы, находящиеся внизу иерархии[113]. Доминантным животным не надо исхитряться, при необходимости они просто берут все, что хотят. Позор тому, кто дурно об этом подумает.
Это ни в какие ворота не лезет! Всем знакомо это выражение. Оно означает осуждение чьих-то действий.
Сказать «оказал медвежью услугу» – это о том, что кто-то, действуя из лучших побуждений, на деле только навредил. У этих выражений есть нечто общее – они состоят из нескольких слов или это небольшое предложение, но смысл высказывания не имеет ничего общего со значением слов.
Хотите верьте, хотите нет, но животные тоже используют обороты речи. Вы уже поняли из прочитанного ранее, как важно комбинировать отдельные крики. Это необходимо для лучшей узнаваемости, а также из-за разнообразия контекста. Мы, люди, используем два варианта. Комбинация подчиняется либо синтаксису (построение предложения), либо семантике (идиоматическое значение). У синиц комбинация подчиняется синтаксису – правилам построения предложения. В семантической комбинации, как и в идиоме, возникает абсолютно новое содержание, которое имеет мало общего с прямым значением слов.
Использование такого сочетания в самом деле можно наблюдать у мартышек. У больших белоносых мартышек (Cercopithecus nictitans) есть два крика. Нечто похожее на «пяу», обозначающий леопарда или врага на земле, и «хак», обозначающий орла или врага в небе. Но когда они объединяли «пяу» и «хак», получался совершенно другой смысл, а именно «Уходим, пора!»[114]. Нечто подобное можно наблюдать и у мартышек Кэмпбелла, поэтому ученые говорят об использовании речевых оборотов у обоих видов[115]. Может, это и выглядит надуманным, но по сути это действительно замечательное достижение – объединение двух разных смыслов дает абсолютно другое содержание, оборот речи.
Таким образом, медленно, но верно мы начинаем лучше понимать, как, возможно, развивался наш собственный язык. Становится очевидно, что язык возник не вдруг и сделал нас людьми. На мой взгляд, исследователи, которые придерживаются такой точки зрения, сильно ошибаются. Кстати, таких, как я, еще называют градуалистами, потому что мы считаем, что одно строится на другом и каждая способность развивается в разной степени[116].
Но хочу отметить: те, кто рассуждает о скачкообразном развитии, имеют довольно веские причины так считать. Если вы заинтересовались этой чрезвычайно противоречивой темой, я посоветую одну свежую сравнительную статью «Мутация, модульность, слияние, коммуникация и выбор»[117]. Публикация Джеймса Херфорда, светила в области лингвистических исследований и почетного профессора Эдинбургского университета.
Размышляя о риторике, думаешь об умных и образованных людях. Но это может оказаться и хитрец, который пытается обвести нас вокруг пальца своими аргументами или продать нам электробритву подороже. Мы ожидаем от политиков, что они будут хорошими ораторами, Аристотель считал ораторское искусство обязательным для образованного человека. Он даже посвятил этой теме один из своих главных трудов, и поэтому сегодня его считают отцом риторики.
Однако риторикой может быть и кое-что совсем иное, даже абсолютно иное. В 1992 году профессор классической филологии Джордж А. Кеннеди[118] шокировал ученых коллег, включив в структуру риторики взаимодействие живой и неживой природы[119]. 20 лет спустя Дебра Хаухи, одна из его студенток, развила общее направление и сформулировала идею о риторике у животных[120]. В 2017 году Алекс С. Пэрриш[121] из университета Джеймса Мэдисона при гуманитарном центре имени Коэна представил свою межвидовую теорию риторики и разъяснил ее совместно с другими авторами в книге «Риторика животных»[122].
Те, кто готов набраться терпения на 40 минут и хорошо понимает английский, могут сами послушать, как он объясняет свою идею[123].
Чтобы лучше понять эту теорию с точки зрения поведенческой биологии, необходимо начать издалека. Для ответа на вопрос, как язык возник в процессе эволюции, для начала надо выяснить, как появились отдельные элементы языка. При этом не имеет значения, произносимые ли это слова, зов или жест. Есть три основных способа:
А: врожденное или генетически предрасположенное поведение и проявление (филогенетическая ритуализация). Например, 24 жеста, общих для нас и человекообразных обезьян;
Б: коммуникативные элементы, которые мы усвоили от других (передача социального опыта путем имитации). Это может быть определенный возглас, жест или слово. В любом случае причина возникновения элемента – имитация, то есть обучение социальным партнером;
В: собственные сигналы, изобретенные самостоятельно в процессе индивидуального развития (онтогенетическая ритуализация). Пока что звучит неубедительно. И как вообще можно понимать друг друга, если каждый придумывает свой собственный «язык»? Однако давайте рассмотрим эту идею поближе. Итак, поведение или сигнал не являются ни врожденными, ни перенятыми от других. Откуда тогда они берутся? Это поведение, которое возникает путем проб и ошибок. Например, детеныш шимпанзе мог схватить руку матери и на ней подтянуться. Мать, в свою очередь, на основании этого жеста поняла желание детеныша и взяла его на руки. В дальнейшем это поведение ритуализируется, и прикосновения детеныша к руке матери уже достаточно, чтобы инициировать действие «взять на ручки».
Лишь последний момент вызывает кое-какие вопросы, потому что коммуникация, происходящая таким способом, может быть только между двумя субъектами, имеющими общий опыт. На самом деле можно найти множество примеров, что такое поведение – хоть и выучено с одним партнером по общению – переносится и на других. Таким образом, благодаря отдельным индивидуумам, можно наблюдать, как определенное поведение или даже определенные элементы коммуникации могут работать и у других животных. Однако такое наблюдение невозможно объяснить только с помощью трех вышеуказанных теорий, и потому две женщины-ученых пересмотрели одну старую гипотезу – гипотезу общественного договора, дополнили и усовершенствовали с новыми данными[124]. Основная идея основана на рассуждениях Витгенштейна[125] и Плуи[126], согласно которым социальное взаимодействие (не мышление) является значимым элементом в развитии языка.
Что особенно интересно в этом наблюдении – замечательное подкрепление идеи риторики. Детеныш касается руки своей матери, чтобы она взяла его на руки, и когда жест срабатывает и у других, тогда и получается взаимодействие, которое можно описать как риторику. Кстати, мы даже выяснили, почему хороший аргумент не обязательно должен быть логичным; самое главное в риторике – чтобы он работал.
Я до сих пор прекрасно помню мои первые дни на Дельфиньем рифе в Израиле. Опытный коллега Фрэнк Вейт настойчиво предостерегал меня во время работы под водой ни в коем случае не взаимодействовать с дельфинами. Это будет отвлекать животных, они сосредоточатся на мне как на человеке, и мы лишимся возможности наблюдать их поведение в естественной среде. В принципе это золотое правило применяется и по сей день, и большинство поведенческих биологов мужественно следуют ему. Конечно же, я последовал его совету, несмотря на то что наша общая коллега Элек Бояновски шепнула по секрету, что не так строго придерживается этого правила.
Если бы я был к тому моменту знаком с работой Барбары Сматс и знал о ее отношениях с исследуемыми животными, павианами, возможно, мне удалось бы избежать следующей опасной ситуации.
Чтобы собрать необходимую информацию, мне надо было одновременно вести видео– и аудиозапись. В этом, собственно, нет ничего необычного, только в моей видеокамере было четыре гидрофона, чтобы можно было идентифицировать дельфина, который что-либо произносит. А мне надо было вести себя максимально тихо. Если вы сами когда-либо ныряли или, может быть, смотрели видео с дайверами, то вам известно, насколько громким бывает шум от дыхания. Пузырьки создают широкополосный шум, который, словно плотная подушка, перекрывает все звуки. Поэтому я не мог использовать для своих исследований обычный акваланг для дайвинга. К счастью, одна компания предоставила мне ребризер. Изолирующий дыхательный аппарат почти не производит шума и за одним исключением обладает только преимуществами по сравнению с обычным снаряжением для дайвинга. Но в случае протечки вода попадает в контур и достигает картриджа с известью, который фильтрует углекислый газ из воздуха, происходит химическая реакция с выделением большого количества тепла, и содержимое мундштука становится едким. В этот момент невозможен ни один вдох.
Однажды я, как обычно, сидел на дне вольера и снимал на камеру дельфинов за их ежедневными занятиями. Однако в тот день все было по-другому. Банджи, самый смелый дельфин, которого было легко опознать по черному пятну на боку, подплыл ко мне, несмотря на то что я его игнорировал. Казалось, что он решил добиться от меня хоть какой-то реакции. Какое-то время я вел себя как добросовестный гвардеец перед Букингемским дворцом, который пытается не замечать назойливого туриста. Но вдруг Банджи решил куснуть шланг моего дыхательного аппарата.
Хотя тот был из резины, очень прочного материала, было очевидно, что дельфин своими острыми конусообразными зубами без проблем проколет шланг или вырвет мундштук у меня изо рта.
Последнего было бы достаточно, потому что я не смог бы быстро закрыть сложный запорный механизм на мундштуке. Выронив дорогую камеру вместе с хрупкой системой микрофонов, я закрыл загубник. Первая опасность была предотвращена. Но Банджи даже и не думал отпускать шланг. Дельфины, когда проплывают прямо перед тобой, внушают трепет, и не возникает никаких сомнений в том, кто в данный момент здесь главный. Поскольку я не знал, попала ли уже вода в устройство, то не вдохнул перед тем, как закрыть мундштук, поэтому у меня медленно заканчивался воздух. К счастью, один из инструкторов, ремонтировавший поблизости подводное ограждение, увидел, что происходит. Он подплыл ко мне, показал Банджи открытую вытянутую вперед ладонь – жест дистанции и таким образом спас меня в этой безвыходной ситуации. Ни шланг, ни камера не пострадали, я отделался легким испугом. Скорее всего, Банджи просто хотел поиграть и выманить меня из вольера.
У Барбары Сматс были подобные проблемы с павианами, только она в какой-то момент все же всерьез отнеслась к попыткам животных познакомиться и начала диалог с ними. Старалась установить с животными зрительный контакт в качестве приветствия и держалась спокойно. Она объясняла, что бездействие – это совсем не нейтральное поведение. Ничего не делать также означает не вести себя так, чтобы разрядить напряженную ситуацию. По ее мнению, диалог с животными совершенно необходим. Такое взаимодействие показывает уважение и взаимопонимание. В конечном счете на этом были основаны ее впечатляющие исследования[127]. Сегодня известно, насколько насыщенный диалог могут вести павианы. В моей книге «Тайна животных» есть глава под названием «Монархия с возможностью демократии». Там описаны различные формы принятия решений у животных.
Один из самых ярких примеров – как павианы ведут диалог о том, в каком направлении будут двигаться дальше[128].
При любом социальном контакте, несомненно, диалог имеет особое значение. Особенность диалога – это смена ролей: сначала один говорит, другой слушает, а затем наоборот.
По-научному это называется сменой коммуникативных ролей. Мы, люди, считаем эту способность естественной и даже приписываем ее многим животным. Так, собака отвечает веселым лаем на вопрос, хочет ли она пойти на прогулку, или птица в лесу отзывается на свист. Только диалог ли это?
Смена коммуникативных ролей считается ключом к беглой человеческой речи[129], поэтому неудивительно, что многие ученые исследуют эту способность. На самом деле смена ролей – это не что иное, как одна из форм сотрудничества, при которой результат достигается не одномоментно. Результат зависит от того, придерживались ли вы соответствующей роли и доведен ли разговор до конца.
Проверить это не так просто, и поэтому соответствующие эксперименты не связаны с разговором. Например, если вам по телефону надо объяснить кому-то, как управлять неким механизмом, то результат будет зависеть от ваших скоординированных действий. Кроме того, вы и ваш партнер должны оставаться мотивированными как можно дольше и сохранять взаимный интерес. Но что происходит, когда ваш партнер получил нужный результат от ваших совместных усилий, а вы – нет? Как отец близнецов уверяю вас, что подобная ситуация не так уж и забавна. Способность чувствовать несправедливость закладывается сравнительно рано в ходе развития человеческой личности, она развивается и у многих животных (см. «Мораль и справедливость»), и, как правило, несправедливое отношение незамедлительно вызывает разочарование и агрессию.
В ситуации с моими сыновьями, например, мне случалось у одного сына, который должен был надеть синие носки, взять один носок и отдать его другому, у которого носки были красные, и в итоге у каждого были носки синего и красного цветов.
Таким образом, преимущество одного из субъектов в входе совместных действий может быстро привести к прекращению этой деятельности. Конечно, это глупо, так как порой совместная деятельность имеет огромное значение. Следовательно, в таком случае нужен противовес импульсу потери интереса. Таким противовесом может стать представление о вознаграждении в конце. Недавно была опубликована статья под названием «Один раз ты, другой раз я – отличительная особенность людей при смене коммуникативных ролей». В ней говорится о том, что наши ближайшие родственники шимпанзе, как и дети младше пяти лет, не способны решить проблему сообща[130].
Однако выводы этого эксперимента противоречат другим. В более естественной обстановке, когда шимпанзе, сидящие в клетке, должны были совместно пользоваться источником пищи, оказалось, что животные действуют сообща[131]. Это также совпадает с исследованиями того, как прошлый опыт влияет на социальное поведение. И капуцины[132], и прочие приматы[133] оказались способны просчитать социально-дружественное и недружественное поведение и скорректировать собственное поведение соответствующим образом.
Интерпретировать противоречащие результаты разных исследований всегда непросто, и потому я прошу вас рассматривать следующие строки как мое личное мнение. Эксперименты, как тот, что представлен выше, бывают удачны, только если условия сопоставимы. Можно уверенно утверждать, что чем старше дети, тем менее рациональны и сопоставимы такие эксперименты[134]. Пятилетние дети выросли в мире, который не имеет ничего общего с ограниченным миром шимпанзе в клетке. Вероятно, именно поэтому в этих экспериментах были получены разные результаты, так как личный опыт шимпанзе и пятилетних детей несоизмерим. Поэтому результаты не имеют никакого отношения к когнитивным способностям, лишь показывают, что жизненные условия людей и животных приводят к различным способностям. Возможно, в этом контексте поведение доминантного самца гориллы Джелани из зоопарка Луисвилля дает больше поводов для размышлений, чем для улыбки[135]. Джелани использует любую возможность, чтобы расширить свой кругозор, ограниченный его территорией в зоопарке. Особенно приветствуются такие вспомогательные средства, как мобильные телефоны посетителей, на которых ему показывают видео и разные изображения – в основном других горилл[136].
Посмотрев на следующий график, вы поймете, что эксперименты, описанные выше, дают нам ограниченное представление о реальных достижениях животных. В одном недавнем исследовании изучали смену коммуникативных ролей в больших группах приматов, и оказалось, что, вероятно, наши дальние родственники ведут диалоги друг с другом более 60 миллионов лет[137].
Кстати, из того же исследования я узнал, что мы медлим с ответом всего 200 миллисекунд, то есть одну пятую секунды, но мысленно формулировать ответ начинаем заранее за 600 миллисекунд.
Истоки диалога уводят нас гораздо дальше в историю биологической эволюции. Диалог можно обнаружить даже у кузнечиков (Orthoptera), веснянок (Plecoptera), клопов (Hemiptera) и сетчатокрылых (Neuroptera). У некоторых видов насекомых обмен информацией даже заканчивается сигналом «конец связи»[138].
Получается, правило отмечать окончание послания определенным сигналом появилось у насекомых миллионы лет назад, а не придумано радистами.
В целом биологи различают три разных варианта. Например, самцы насекомых поют хором, а самки приближаются к своим избранникам, или возникает дуэт, как у некоторых рептилий, у которых оба пола акустически активны. К этим двум вариантам, которые в первую очередь направлены на поиск сексуальных партнеров, у птиц и млекопитающих добавляется «пение солиста и хора» или настоящий «разговор».
При таких диалогах возможен обмен даже сложной информацией[139].
Многие лингвисты считают диалог незаменимым способом развития речи и что вести беседу можем только мы, люди. Но откуда же вдруг появилась эта выдающаяся способность и как она развивалась? До сих пор это загадка. Одно новое исследование наметило путь к разгадке тайны. Как я понял, небольшая команда биологов хочет повысить сопоставимость отдельных исследований и предлагает «новую сравнительную схему». Цель ее в том, чтобы попытаться совместить отрицательные результаты, полученные ранее, и диалоги, которые однозначно наблюдаются в дикой природе. Если это удастся, как надеются ученые, не придется более говорить о загадке, и мы сможем понять важнейшую часть эволюции речи[140].
Помимо вопроса о том, как возникли язык и диалог, есть еще один – как отдельные индивиды овладели способностью вести диалог. Предопределено ли это генетически или приобретено? Еще несколько лет назад считалось, что только мы, люди, в диалоге с родителями и близкими социальными партнерами учимся говорить. Происходит явное развитие – от детского крика до лепета и речи. Сегодня это уже не считается уникальной особенностью, потому что даже обыкновенные игрунки (Callithrix jacchus), в отличие от наших ближайших родственников, учат свой «язык» через диалог и в процессе индивидуального развития[141].
Внимание, молодые родители: пожалуйста, отвечайте на детский лепет настоящим диалогом. Даже если незнакомцы едва сдерживают улыбку, и любая тетя, которая наклоняется посюсюкать над коляской, говорит нелепости: пожалуйста, всегда разговаривайте с малышами в колясках и везде, где только слышится детский лепет. От вас никто не требует беседовать с малышом.
Но диалог с детьми может и должен быть на правильном языке. Ваши дети будут вам благодарны, потому что в таком случае освоить речь им будет намного легче[142].
Это, кстати, относится и к птицам, об этом говорится в вышеупомянутой публикации. Кто знает, может нам просто нужно почаще говорить с животными, вступать с ними в диалог. Я как минимум спрашиваю своего пса Флинта каждый раз, когда мы гуляем, в каком направлении он хотел бы пойти. Иногда он решает идти в одну сторону, иногда – в другую, и я уважаю его решение. На самом деле я считаю, что эти маленькие диалоги укрепили наши отношения. Ни в коей мере это не подрывает мой авторитет, потому что в зависимости от ситуации мой пес безоговорочно меня слушается. Я мог бы доверять ему на все сто процентов даже при переходе берлинской улицы, даже не имея с собой поводка. Точно так же он может в определенном социальном контексте не считаться с моими командами. Но с этим никогда не возникало проблем, потому что он знает гораздо лучше меня, с какой собакой или человеком он может поладить, а когда лучше не подходить.
Несмотря на то что для многих хозяев вполне естественно разговаривать со своими животными, некоторые делают это с опаской – что могут о них подумать посторонние. Не обращайте на них внимания, ведите со своими животными диалог, и обязательно: признавайте и другое мнение, отличное от вашего. Диалог работает только до тех пор, пока обе стороны заинтересованы его поддерживать. Животное, которому только дают команды или таскают на поводке, неизбежно теряет желание к настоящему взаимодействию. В этом случае не завидую вам, а вашему животному еще больше.
Но диалог с животным – это не совсем диалог, нельзя требовать, чтобы оно понимало смысл точно так же, как и вы. И все же вступайте в диалог, потому что любой диалог – это интенсивная форма взаимодействия, которая укрепляет социальные отношения.
В наши дни это звучит довольно странно, но я ни разу не видел свою бабушку Хильду без лайковых перчаток. Она научила меня приветствовать вежливым поклоном ее подруг, которые приходили в гости на чашечку кофе, я был ею проинструктирован и ознакомлен с премудростями правил хорошего тона и безупречных манер. «Вежливость выгодна», – говорила она, а я и вообразить не мог, что исследования коммуникации животных подтвердят это утверждение.
Вы когда-нибудь задумывались, почему многие дети не особо вежливы со своими родителями и почему абсолютные незнакомцы, которые занимают высокие посты в органах власти, настолько приветливы? Ответ довольно прост, он стоит за термином «лингвистическая вежливость». Фактически сегодня сформулирован так называемый принцип равновесия вежливости. Согласно этому принципу, если мне нужно нечто, что другой мне не хочет отдавать, либо если этот другой стоит намного выше меня в социальной иерархии, мне приходится «затратить» много вежливости. И противоположность этого – вряд ли я буду чересчур вежлив, если мне что-то нужно от членов моей семьи и особенно от родителей. Они все равно ко мне хорошо относятся и исполнят все мои желания. Это и вам хорошо знакомо? Мне бы хотелось перечислить животных, которые участвовали в исследованиях в соответствии с этим принципом, но эта идея совсем новая, впервые она была представлена лишь недавно на EvoLang – международной конференции по эволюции языка[143],[144].
Однако тема вежливости гораздо глубже, ведь, как нам известно уже на протяжении многих лет, животные из одного социального сообщества после агрессивных столкновений всегда мирятся. Например, было замечено, что собаки после случайной жесткой стычки извиняются друг перед другом[145]. Нечто подобное известно о приматах и о некоторых птицах. Обычно различают два способа постконфликтного урегулирования.
Либо агрессивное животное просит прощения, либо жертва ищет утешения у третьей стороны. В большинстве случаев применяется либо одна, либо другая стратегия. Потому особенно интересной оказалась недавно опубликованная статья про врановых, которые применяют оба способа[146].
Точно так же, как и люди, многие социальные животные тяжело переживают агрессию, и только когда им удается справиться с этим, они могут вернуться к нормальной социальной жизни. Иногда поражает, насколько схожи наши механизмы, но все это не должно оказаться большим сюрпризом, если подумать, откуда мы пришли.