На языке животных. Как они общаются друг с другом и как нам научиться понимать их

Сегодня нет оснований утверждать, что мы понимаем все механизмы мышления и чувств, но есть неоспоримый факт: механизмы управления поведением развились в ходе эволюции, и это объединяет нас с другими животными. Мне прекрасно известно, что ощущения и мышление с точки зрения психологии и философии могут быть очень сложными. Чувства, эмоции, аффект или настроение – это всего лишь некоторые из понятий, показывающие эту сложность. Однако для меня до сих пор нет убедительных доказательств, что животные не способны на подобное разнообразие и сложность. В главе «Животные в лаборатории» мы еще вернемся к этому вопросу, вы увидите, что самые сложные психологические проблемы у людей можно решать с помощью исследований животных. Как бы это работало, если бы животные не были такими же сложными? Почему нам так легко принять, что наша почка, ногти или глаза появились в ходе эволюции? Но сложно согласиться с тем, что основополагающие механизмы управления поведением – мышление и чувства – возникли точно так же одинаково и у нас, и у животных? Возможно, такое отношение исторически сложилось, поэтому я сначала расскажу вам о нашей собственной истории.

Наши устаревшие представления о животных

До 1850 года

Недавно мне посчастливилось написать 30-страничное развернутое предисловие к новому изданию «Жизнь животных» Альфреда Брема. Благодаря параллельному исследованию мне действительно стало понятно многое, что раньше казалось загадочным и ненаучным. Но об этом позже, потому что сначала мы отправимся в путешествие в далекое прошлое.

Примерно 70–60 тысяч лет назад у наших предков возникла серьезная проблема. Места их обитания в Африке становились все более засушливыми. В то время как сушу Северного полушария все больше и больше покрывал лед с севера, ландшафт вокруг экватора высыхал. В Африке внезапно осталось мало мест, где могли выжить наши предки. Генетики вычислили, что в тот период все человечество сократилось до чуть более 2000 особей[257]. Как вид мы оказались на грани исчезновения.

После более чем 100 тыс. лет истории человечества, на протяжении которых практически ничего нового не происходило, кроме того, что наши предки освоили простые каменные орудия труда, наша культура взорвалась. Предположительно тогда возникла та самая поведенческая черта, которая сделала нас настолько успешными – человечеством. В отличие от всех остальных животных, нам нравится подчиняться сообществу[258]. Это сплотило нас, а вместе мы становимся сильнее.

С помощью хитрости и соответствующей стратегии наши предки внезапно смогли одолеть более крупных и сильных животных. Таким образом, несмотря на ледниковый период, мы смогли покинуть Африку и продвинуться дальше на север. В соответствии с правилом Бергмана, которое гласит, что крупные животные с относительно небольшой поверхностью тела тратят меньше энергии, чем мелкие животные с относительно большой поверхностью тела, наши предки противостояли гигантским представителям мегафауны, которые приспособились к условиям ледникового периода.

Благодаря стратегически спланированным совместным действиям они успешно охотились на мамонтов, сайгаков, саблезубых кошек, пещерных львов и пещерных медведей и превратились из добычи в самого опасного хищника на Земле.

Наши предки бросили вызов природе и выжили вопреки всему. Возможно, поэтому и не удивительно, что преодоление природных невзгод и эксплуатация других животных укоренились в нашем представлении о себе. Палеодиета была характерна для периода нашего ухода из Африки и следующих 30 тысяч лет, которые потребовались для расселения по всему земному шару. Такая диета, с преобладанием мяса, сейчас превозносится как естественная и свойственная нашему виду пища. Но это не так, учитывая почти три миллиона лет эволюции нашего вида, а результаты современных исследований в области питания побудили в 2015 году Всемирную продовольственную организацию выступить с предостережением относительно современного уровня потребления мяса. Канцерогенный эффект красного и переработанного мяса подтвержден документально так же хорошо, как и вредные последствия от никотина[259]. Лишь один взгляд на наши недоразвитые клыки в зеркале должен бы переубедить приверженцев палеодиеты. Несмотря на то что люди питались в основном растительной пищей, они по-прежнему убивали животных всякий раз, когда это было нужно. Это было обычной практикой еще в XII веке нашей эры.

Подобно тому как промышленная революция в XIX веке казалась большинству людей решением всех проблем, так в XII веке правосудие стало востребовано через суды. Кроме действовавшего права сильного, теперь появилась власть, которая решала, что правильно, а что – нет, руководствуясь моральными правилами. Из-за такого развития судебной системы наказание несли не только люди, но и животные. Между XIII и XVIII веками во многих европейских странах судебные процессы против животных были вполне обычной практикой, и если вина была доказана, то животных соответственно наказывали.

Однако наказание было не только карой виновного, оно также должно было предостеречь других животных от совершения преступлений. Потому свинью могли повесить, корову забросать камнями или изгнать целую популяцию мышей.

Но даже тогда эта практика подвергалась критике. Ученый-правовед Филипп де Бомануар в 1283 году критически отозвался о подобной судебной практике, заметив, что преступление может быть совершено только умышленно. Однако это замечание не нашло отклика, судебные процессы над животными были слишком прибыльными. Если вы хотите больше узнать об этом, то рекомендую прочесть книгу Питера Динзельбахера «Неизвестное средневековье. Суд Божий и процессы над животными», из которой я и позаимствовал примеры[260].

Спустя 500 лет точка зрения Филиппа да Бомануара была принята обществом, и животных больше не обвиняли в суде. Вместо этого наука поставила перед собой задачу понять и систематизировать животный мир.

Может быть, у вас, как и у меня, в голове крутятся имена известных личностей. Давайте посмотрим, кто поможет нам в нашем небольшом путешествии в эпоху Просвещения: Иммануил Кант (1724), Иоганн Вольфганг фон Гете (1749), Александр фон Гумбольдт (1769) и Чарльз Дарвин (1809). Двое последних сыграли особую роль как представители целого поколения натуралистов. В своих путешествиях они следовали идеям Карла фон Линнея (1707), которые он сформулировал в книге «Система природы» – классифицировать живые существа и подробно описать их внешний вид, строение и функции.

Благодаря этим путешествиям появились большие зоологические коллекции, которыми мы сегодня можем восхищаться в музеях естественной истории. Однако подавляющее большинство их экспонатов хранится в кондиционируемых подвалах. При этом современный посетитель музея ожидает гораздо большего, чем просто чучела животных и пришпиленные булавками бабочки. Но в то время страсть исследователей к коллекционированию легла в основу теории изменения видов Жана-Батиста де Ламарка (1744), которая была опубликована в 1809 году. Эти идеи стали фундаментом для переосмысления взглядов. Происхождение жизни больше не сводилось к акту сотворения мира, оно стало результатом естественного развития. Был открыт путь для теории эволюции Дарвина и Уоллеса 1859 года.

Но вернемся к тому, как воспринимали животных в то время. После нескольких столетий, когда животные должны были отвечать за свое поведение, естествознание представило более реалистичный образ животного. Кант четко разграничивал разумного человека и неразумных животных, управляемых инстинктами, а подход Линнея к классификации живых существ был основан на научном интересе к строению тела.

Так как довольно сложно изучать внутреннее и внешнее строение тела животных на живых существах, в ученых пробудилась страсть к охоте. Благодаря классификации Линнея стало возможным систематизировать даже древние останки.

Предложенная Линнеем система позволяла сохранить память о первооткрывателе вида. Либо новый вид животного или растения указывался сразу после его имени, либо, по крайней мере, можно было указать себя в качестве первооткрывателя сокращением рядом с названиями (пример бинарной номенклатуры Линнея: Nerium oleander L. = вид – род – первооткрыватель Линней).

«Жизнь животных» А. Брема – компетентное и умное животное

В ходе моих исследований при подготовке предисловия к книге «Жизнь животных» А. Брема я отметил еще один аспект. Вплоть до XII века любой человек, когда был голоден, мог свободно пойти в лес и добыть себе мясо. Однако ресурсы сокращались, становилось все труднее и труднее возвращаться с охоты с добычей. Скорее всего, из-за непонимания причинно-следственных связей люди, уповая на Бога, забирали с собой и детенышей животных. Постепенно право на охоту стало привилегией дворянства.

Возможно, я ошибаюсь, потому что не могу подкрепить доказательствами следующее предположение. Однако при изучении разных источников о Бреме возникало впечатление, что исследователи того времени любили охоту. В том мире любой натуралист мог почувствовать себя властелином и без ограничений предаваться собственной страсти к охоте во имя науки.

Одним из таких вооруженных исследователей и был доктор Альфред Эдмунд Брем, родившийся 2 февраля 1829 года в городе Рентендорф в Тюрингии. Любитель животных, натуралист, путешественник и автор самой успешной книги по биологии всех времен – «Жизнь животных».

Наверное, вы задаетесь вопросом, почему же я написал предисловие к книге того, кого назвал «вооруженным исследователем»? Все не так просто и, по крайней мере, так же противоречиво, как и отношения «человек – животное» в целом.

Однако Брем сделал то, что вряд ли кто-либо делал до него. Он изучал живых животных. Поначалу это звучит странно, но действительно до него мало кто поступал именно так. Единственным и, пожалуй, самым известным исключением является Франциск Ассизский, основатель ордена францисканцев, проповедовавший животным, в честь которого 4 октября отмечается Всемирный день защиты животных.

В том научном мире, куда попал Альфред Брем благодаря своему отцу Кристиану Людвигу Брему, известному в то время орнитологу, не интересовались живыми животными. До возникновения поведенческой биологии как науки было еще далеко. Несмотря на это, образованный средний класс проявлял большой интерес к животным, и в крупных городах появились собственные зоопарки, которые были созданы на основе зверинцев аристократии. В то время Альфред Брем стал кем-то вроде поп-звезды, потому что был прирожденным наблюдателем и прекрасным рассказчиком.

Как никто другой, он смог красиво рассказать о своих путешествиях и опыте общения с животными. В то время, когда еще не было ни телевизора, ни документальных фильмов о природе, он так описал жизнь людей, животных и экзотические места, что камера бы едва ли все это передала.

Для науки и философии, да и для большинства людей в то время животные были не более чем биороботами, изобретенными Богом и сделанными, как игрушечные машинки. Но Брем увидел в них нечто большее и сделал то, что не одобрялось тогда, да и сейчас: он очеловечил животных и увидел то, что современные поведенческие исследования постепенно изучают.

Вот что он пишет в первом томе «Жизнь животных»: «Млекопитающие обладают памятью, некоторой долей рассудительности и чувствительности и потому часто имеют свой собственный характер. Они обладают способностью различать предметы, имеют представление о времени, месте, о цветах и звуках: умеют узнавать и припоминать прежде виденное, наблюдают и до некоторой степени даже рассуждают и делают выводы. Путем наблюдения они составляют себе известную опытность, которой прекрасно умеют пользоваться: они распознают опасность и придумывают иногда даже очень остроумные способы, чтобы ее избегнуть. Животные эти проявляют симпатии или антипатии к различным лицам, любовь по отношению к супругам и детям, друзьям и благодетелям, ненависть к врагам и противникам.

Умное животное, прежде чем действовать, прикидывает в уме, раздумывает, взвешивает, осторожные животные осознанно ратуют за свободу и жизнь, чтобы удовлетворить свою внутреннюю тягу.

Животные очень общительны и жертвуют собой во благо общества; заботятся о больных, поддерживают слабых и делятся с голодными своей пищей. Они борются с желаниями и страстями и учатся обуздывать себя, таким образом, демонстрируя силу воли. На протяжении многих лет они помнят прошлое и даже размышляют о будущем, накапливая и сохраняя опыт».

Я мог бы написать так же, но мои знания основываются на многолетних исследованиях в области поведенческой биологии, и я живу и пишу эти строки спустя 150 лет после Брема. Когда меня спрашивают в интервью или на каком-нибудь ток-шоу о вышеперечисленных аспектах, то мои ответы обычно вызывают большое удивление и общее впечатление – невероятно, кто бы мог подумать?!

Если бы Брем познакомился с современной литературой, он, вероятно, был бы удивлен и задался бы вопросом, чем вообще занимались все сотни и тысячи биологов на протяжении последних 150 лет. По-моему, просто невероятно, какое представление о животных у нас сегодня, при том что все эти идеи были изложены 150 лет назад в самой продаваемой до сих пор книге по биологии.

Чтобы разобраться в этом, необходимо продолжить изучение истории науки о поведении, но прежде давайте еще вернемся к Брему. Описанные выше взгляды Брема основаны на очеловечивании животных. Однако именно такое очеловечивание рискованно и повышает вероятность ошибочных оценок, что демонстрирует следующее предложение: «Выражение морды собаки, как правило, свидетельствует о дружелюбии и никогда не покажет излишней самоуверенности и дикости, как это заметно в выражении морды кошки». С современной точки зрения кажется довольно странным определять характер животного по его внешности.

Однако после такого безобидного заключения у Брема вскоре мог последовать призыв к массовому убийству целого вида. Например, он, как и его отец, был большим любителем певчих птиц и ненавидел их естественных врагов.

В его черном списке были хищные птицы и змеи. Без всяких сомнений, с верой в собственную непогрешимость, он пишет: «Действительно вредные птицы нашего отечества, чье преследование и уничтожение необходимо, следующие:..». Далее шел список из 16 видов, рекомендуемых к уничтожению, как, например, разные виды орлов, о которых он писал: «Большие виды, такие как каменный орел, беркут и малый подорлик, известны тем, что, как было доказано, уже не раз похищали маленьких детей. Все орлы не приносят никакой пользы человеку». Подобное и в отношении гадюк: «Обратите внимание, что гадюки рождаются злобными и неизменно до конца своей жизни злобными и остаются». И далее: «Определенно, кто из чрезмерного дружелюбия к животным заступается за змей, совершает преступление перед людьми. Лучше, повторяю, чтобы они все, как виновные, так и невиновные, были уничтожены, нежели один человек лишится жизни своей из-за одного ядовитого из них, либо жизнь одного человека превратится через дьявольский яд в непрерывную агонию. А потому необходима защита естественных врагов гадюки, прежде всего хорьков, ежей и змееедов, о чьей пользе я уже упоминал выше, и беспощадное преследование их самих и всей их породы!»

Я не нашел у Брема такого термина, как «экология» или «экологическая ниша», как, например, у Дарвина или у Эрнста Геккеля (1834). В его мире добрых и полезных или злых и вредных животных не было подобных понятий. Таким образом, несмотря на свою дальновидность, он оказался в ловушке антропоцентричного мировоззрения.

Эта картина мира требует пояснения, чтобы лучше понимать последующее развитие. Для Брема было вполне естественно видеть в животных больше или, может, даже одушевлять их, только так он мог объяснить разнообразие их поведения. В 1866 году Брем писал в Gartenlaube – журнале, который был популярен так же, как Spiegel, Stern и Fokus, вместе взятые, – в 15-м выпуске на странице 229 следующее: «Некоторое время тому назад мне доставили по почте несколько статей из одного неназванного журнала, которые ставят своей задачей опровергнуть предположение о „душе“ животных как ошибочное.

Могу согласиться с господином автором в том, что термин „душа“ для меня тоже непостижим, я могу понять только то, что мозг осуществляет деятельность, которую мы определяем как дух. Это не то, что имеет в виду ученый автор рассматриваемого эссе. Он представляет себя в завидном положении, якобы зная что-то о „душе“ и приписывая это исключительно человеку, оправдывая тем самым свою полубожественность, и одним ударом отправляет весь остальной животный мир в бездну пустоты, пустословя об „организующей силе“, которая производит чудесные эффекты в мозгу животных, вводит в заблуждение обычных людей, что легко может привести к неверным выводам»[261].

Он имеет в виду распространенное в то время мнение, что животные созданы Богом для человека и являются не более чем запрограммированными автоматами. Между тем, несмотря на религиозность родителей и свое собственное религиозное мировоззрение, Брем поддержал дарвиновскую теорию эволюции, опубликованную в 1859 году. Для Германии это было революционно, и неудивительно, что Брем стал участником так называемого «преступного стола» – интеллигентского братства, объединившего тех, кто пережил революцию 1848–1849 годов в Германии и политические преследования. В последующие десятилетия после революции образованная буржуазия нуждалась в новом мировоззрении и приветствовала все новое, что могло поколебать существующий баланс сил. Таким образом, Брем был в тренде и сам стал проводником новых трендов.

В этом же духе он продолжает: «…натуралист, не беспокоящийся за человеческое достоинство, радуется при встрече с живым шимпанзе, получив возможность сравнить, имеющий предубеждение по отношению к себе подобным, чувствует себя неловко…»

Прекрасно сказано, и я всем сердцем поддерживаю это, однако продолжение этого абзаца печально: «… внутри первого класса царства животных есть существа (здесь он имеет в виду шимпанзе), которые лишь немного отличаются от самых низших негров…» Он написал эту фразу более чем через 50 лет после того, как в 1814 году на Венском конгрессе рабство в Европе было осуждено. В его мире шимпанзе мог бы стать почти полноценным чернокожим. Он также проводил различия между кавказцами, народностью динка и папуасами – туземцами Новой Гвинеи, опираясь на аналогии при сравнении людей и животных: при условии, конечно, что он знал, насколько велика разница между человеческими расами. Для Брема это было абсолютно логично, ведь он заметил: «…что менее всего негры способны когда-нибудь научиться правильно говорить, но их громкие крики очень напоминают так называемые звериные звуки».

Однако в статье из Gartenlaube обнаруживаются еще более противоречивые идеи, и когда автор описывает главного героя рассказа, то еще раз доказывает свое отношение к животным: «Она (самка шимпанзе Молли, с которой Брем проводил много времени, будучи директором Гамбургского зоопарка) понимает, что ей говорят, и мы тоже понимаем, что она хочет сказать – не словами, конечно, но такими красноречивыми криками и слогами, что невозможно ошибиться по поводу ее пожеланий. Она осознает себя и свое окружение и понимает свое положение. В компании с людьми она приписывает себе больше талантов и способностей, в компании с животными она проявляет нечто похожее на чувство собственного достоинства, как у людей: она считает себя лучше, стоящей выше над другими животными, в частности над обезьянами. Она различает взрослых и детей: первых она уважает, последних почти не замечает. У нее острый ум, и она позволяет себе подшучивать не только над животными, но и над людьми. Она выказывает интерес к предметам, в которых у нее не могла бы возникнуть потребность в естественной среде обитания, к животным, которые ее, так сказать, совсем не касаются и с которыми она завязывала дружбу тем или иным способом. Она не просто любопытна, но и буквально любознательна: объект, который захватил ее внимание, приобретает для нее особую ценность, когда она узнает, как им пользоваться.

Она понимает, как делать выводы, как одно следует из другого, как перенести определенный опыт соответственно на новые обстоятельства. Она хитра, даже лукава, упряма, но не строптива; она просит, что ей причитается, но без своенравия. У нее бывает разное настроение и расположение духа, сегодня – веселое и приподнятое, завтра – грустное и угрюмое. Она развлекается в одной компании и скучает в другой, шутит в уместных ситуациях, а различает неуместные шутки. Она выражает свои чувства, как человек. Будучи в веселом настроении, она, конечно, не смеется, но хотя бы улыбается. Печальное настроение, напротив, она демонстрировала почти так же, как и человек: все можно было прочитать по ее виду. Однажды я застал ее в отчаянии, потому что не смог выполнить ее жгучее желание прогуляться по саду. Она бросилась на землю, легла на спину, кричала, ее лицо исказилось, она вырывала клочки шерсти. Это напомнило мне об испанской женщине, усомнившейся в верности своего возлюбленного, которая выпила фосфор, чтобы отравить себя, точь-в-точь!

Другие обезьяны и собаки обладают схожими умственными способностями, однако проявление ума у шимпанзе выглядит более явным и понятным, потому что это определенно более похоже на то, что мы видим у человека, чем на проявление ума этих животных».

По оценке Брема, Молли считала себя лучше других животных и чувствовала превосходство. Нечто похожее заявляла и исследовательница Сью Сэведж-Рамбо спустя более чем 130 лет. Она обучала бонобо Канзи (одного из двух шимпанзе) искусственному языку йеркишу, созданному на основе символов. Канзи освоил более 400 абстрактных символов и был способен составить простые фразы из трех слов и вести беседу. В этом языке были отдельные символы «человекообразная обезьяна», «обезьяна» и «человек». В ходе одной из таких бесед, как сообщила профессор Сью Сэведж-Рамбо, Канзи отчетливо различал человека и нечеловека[262]. Для него человекообразные обезьяны, то есть представители больших человекообразных, были людьми. Обезьяны всех остальных видов – ими не были.

Но история на этом не заканчивается, вот как была описана прогулка с самкой обезьяны Молли в Гамбургском зоопарке.

«„Отопри дверь!“

Это сложная работа; так как дверь запирается по центру двумя поворачивающимся шпингалетами, вопреки всем устремлениям изобретательного мозга обезьяны. Однако Молли знает ответ и крутит шпингалеты в нужном направлении до тех пор, пока дверь не откроется.

„Дай мне руку, Молли“.

Она так и делает.

„Нет, другую“.

Она меняет руку.

„Ты хочешь кнут?“

„О, о, о!“ – значит „Непременно!“

„Будешь дразнить павианов?“

„О, о!“

„Побей их!“

Молли залазит на ограждение перед клеткой гамадрилов и с видимым удовольствием хлещет кнутом своих родственников. Те же приходят в ярость, скрежещут зубами, поджав губы, высоко подпрыгивают, пытаются ухватить кнут, но все же остерегаются его, так как шимпанзе не шутит и выказывает свою получеловеческую натуру. Наконец наказание исполнено, и прогулка продолжается.

У шимпанзе плохо получается ходить с человеком, держась за руку. Несмотря на то что она ловко идет на четвереньках – это выглядит как походка, свойственная лишь обезьянам, не поддающаяся описанию, ковыляющая, выматывающая – ей так же тяжело идти в вертикальном положении. Поэтому Молли через некоторое время обращается за помощью к первому встречному, протянув руку. И так, поддерживаемая с двух сторон, она довольно быстро перебирает обеими задними лапами.

По пути встречается группа мальчишек, которые тут же окружают Молли.

„Освободи дорогу, Молли!“

Она тут же хватает кнут и в мгновение ока пробивает себе проход сквозь окружение. Несколько девочек делают то же, что и мальчики. Молли снова хватается за кнут.

„Фу, Молли, это же девочки!“

Она моментально роняет кнут и протягивает руку в знак дружбы».

Вот тут я должен подчеркнуть значение Gartenlaube как ведущего средства массовой информации того времени. Брем опубликовал почти 400 страниц в том журнале и был очень популярным автором. Эти строки говорят нам не столько о когнитивных способностях шимпанзе, сколько о мировоззрении Брема и его читателей. Брема нельзя оправдать тем, он не очень хорошо знал павианов и поэтому «чуть перегнул палку». В первом томе книги «Жизнь животных» Брем пишет об Атиль, самке павиана, которая жила у него в Рентендорфе и Йене: «Ее проницательность была чрезвычайной. Она искусно воровала, отпирала и запирала двери и обладала выдающимся умением развязывать узлы, если она полагала, что ей за это что-то перепадет. Аналогично она открывала коробки и ящики и, более того, все оттуда воровала». И далее: «Добрые слова ей льстили, смех раздражал, особенно если она понимала, что смеются над ней».

И еще: «Временами мы пугали ее (Атиль) до дрожи, для чего насыпали на землю перед ней кучку пороха и поджигали трутом. Обычно она громко вскрикивала, когда порох вспыхивал, и отпрыгивала так далеко, насколько позволяла веревка. Однако она добровольно вытерпела такие ужасы всего несколько раз. Впоследствии она стала достаточно хитра, чтобы затушить горящий трут лапами и таким образом предотвратить возгорание пороха!»

Это, похоже, не беспокоило его читателей, и потому нам остается взять эти истории лишь как примеры духа того времени и как напоминание – что потребление мяса и промышленное разведение животных, с одной стороны, и любовь к нашим домашним питомцам, с другой стороны, – по сути то же самое.

Тем не менее как так вышло, что 150 лет назад кто-то опубликовал истории о поведении животных и эти книги оказали влияние не на одно поколение во всем мире, а сегодня мы удивляемся, когда поведенческие биологи подтверждают его наблюдения, сделанные так давно? Что же произошло за это время?

Для этого нам необходимо перескочить на несколько десятилетий вперед. Мы окажемся в 1904 году, прошло 40 лет после публикации первого издания «Жизнь животных» Брема. В то время деятельность Брема уже принесла свои плоды. Многие образованные люди считали животных сложными существами и приписывали им много чего. Это зашло так далеко, что никто не удивился, когда стало известно, что лошади, например, могут читать и писать. Самым известным был Умный Ганс. Предполагаемый ум этой лошади был настолько невероятным, что была создана целая научная комиссия из 13 человек во главе с очень известным исследователем того времени профессором и доктором наук Карлом Штумпфом. Комиссия должна была раз и навсегда установить, действительно ли Умный Ганс такой умный или же его хозяин, преподаватель математики Вильгельм фон Остен, шарлатан[263].

Можно было доказать с научной точностью, что Умный Ганс не умеет ни читать, ни писать и вообще не показал выдающихся способностей. Однако в этой истории не было мошенничества, так как Вильгельм фон Остен не предпринимал каких-либо ухищрений. Фактически Умный Ганс читал язык тела того человека, который задавал вопрос, и отвечал ударами копыта, когда улавливал у вопрошающего соответствующие движения. Это работало даже с совершенно посторонними людьми, поэтому мошенничество фон Остена было исключено.

Тут можно задаться вопросом, читал ли Умный Ганс мысли или язык тела (см. главу «Сопереживание»). Мое мнение по этому вопросу однозначно: хоть убейте, я не могу себе представить, что Умный Ганс использовал только язык тела. Это, конечно, всего лишь предположение, но тот факт, что он мог понять разных людей, означает, что он был способен поставить себя на место человека и на основе теории разума воспринимать неосознанный сигнал оппонента. Я могу представить, что животное может выучить язык тела человека, но если животное способно интерпретировать поведение разных людей, то, на мой взгляд, это возможно только при помощи механизма, допускающего обобщения. Теория разума это допускает.

Как бы то ни было, выводы исследовательской комиссии изменили историю науки навсегда. Такое ощущение, что все научные знания пропустили сквозь игольное ушко, чтобы с другой стороны изобрести новое и соткать более качественную и надежную сеть знаний. Любой исследователь, который сегодня проводит двойное слепое исследование, знает, что обязан этим «эффекту Умного Ганса», а еще он знает, насколько важно организовать эксперимент соответствующим образом.

Несоответствие между высокими ожиданиями и разочаровывающим результатом исследования было для исследователей того времени как холодный душ. Возможно, стоит пояснить, что комиссия была практически в шаге от подтверждения уникальных способностей Умного Ганса. Совсем незадолго до завершения расследования студент Оскар Пфунгст провел еще один дополнительный эксперимент, который доказал заблуждение.

Тот факт, что удалось избежать рокового ложного вывода, предопределил атмосферу общего научного скептицизма, что и по сей день очень важно для ученых.

Важность этих событий бесспорна[264], а я не настолько историк науки, чтобы приписывать этот успех исключительно Умному Гансу. Конечно, было бесчисленное множество подобных озарений, но все же давайте оставим Умного Ганса, отдав ему дань уважения как лошади, жизнь которой была не так проста.

Хотя «Жизнь животных» Брема издавали и читали весь XX век, его оценки когнитивных способностей животных, по общепринятому научному мнению, не более чем забавные рассказы, не имеющие истинной научной значимости. Бремовский образ понятливого и умного животного был разрушен.

Потребовалось еще несколько десятилетий, прежде чем биологи осмелились на проведение экспериментов в области высших когнитивных функций животных. Вольфганг Колер (1887), получивший известность благодаря своим исследованиям использования инструментов шимпанзе при решении проблем[265], подтвердил некоторые из наблюдений Брема о человекообразных обезьянах, однако его выводы были оценены по достоинству только через 30 лет после публикации результатов исследований.

В отличие от подхода Брема к очеловечиванию и наделению животных человеческими ощущениями, теперь внутренний мир исключен из процесса наблюдения. Вместо этого все внимание сосредотачивается только на внешнем проявлении и поиске самого простого объяснения.

Эпоха бихевиоризма

Пожалуй, самым известным представителем бихевиоризма был Беррес Фредерик Скиннер (1904). Он любил делать сложные вещи простыми и твердо верил, что своими исследованиями даже сможет предотвратить войну. Чтобы пояснить свои идеи, он написал научно-фантастический роман, в котором с помощью механизма оперантного обусловливания[266] попытался сделать неблагоразумное человечество мирным сообществом. Однако в реальной жизни Скиннер, профессор Гарвардского университета, отнюдь не был утопистом.

Признаю, что это не совсем справедливо, но для меня он остается человеком-ящиком. Он изобрел ящик Скиннера, рассматривал внутренний мир животных как черный ящик и держал свою дочь в ящике. Последнее – не шутка, он на самом деле изобрел так называемую воздушную колыбель, своего рода ящик с регулируемым подогревом и одной стенкой из стекла. Популярный в США журнал Ladies Home Journal в 1945 году опубликовал заметку о новой кроватке под заголовком «Ребенок в ящике».

Однако его дочь в 2004 году утверждала, что не была лабораторной крысой и ей не причинили никакого вреда[267].

Но давайте изучим подробнее ящик Скиннера, который сам он называл камера оперантного обусловливания. Основной принцип этого ящика – как можно меньше раздражителей. Дело не в том, чтобы предоставить животному благоприятную среду, а скорее наоборот. Подопытное животное должно находиться в среде, где исключены любые внешние воздействия, кроме тех, которые требуются экспериментатору и которыми он может управлять. Идея, безусловно, правильная, только такой ящик для животного – как и для человека – сам по себе сильный внешний раздражитель, и, скорее всего, ни одно из подопытных животных не оказалось бы в такой среде добровольно.

В таком ящике эксперименты в значительной степени автоматизированы. Например, есть рычаг (в наши дни – это чаще сенсорный экран), на который животное может нажать. При определенных условиях при помощи рычага выдается корм. Это происходит в том случае, если животное ведет себя правильно. Ученые предположили, что если животное способно повести себя правильно, то будет это делать. Для этого можно было использовать как положительное подкрепление (корм), так и наказание (электрошок). Чтобы в условиях ящика Скиннера корм представлял собой сильную мотивацию, животных заставляли худеть до 75 процентов от их нормального веса.

В моем случае мне пришлось бы потерять 15–20 килограммов, и я бы тогда весил всего 55 килограммов. Я частенько устраиваю себе разгрузочные дни и много раз за свою жизнь голодал по десять дней подряд. Обычно я теряю около шести килограммов веса. Такая потеря веса не является для меня неприятной, однако это предел для моего хорошего самочувствия. Не представляю, что со мной было бы при потере веса в три или четыре раза больше. Даже не могу предположить, был бы я хоть чем-то мотивирован тогда.

Точно так же, кстати, мотивировали и Умного Ганса, и поэтому подопытных животных для ящика Скиннера приводили в соответствие с требованиями экспериментаторов. В наши дни подобные эксперименты продолжаются, и при желании с помощью любой поисковой системы в интернете по ключевым словам «ограничение питания» можно найти соответствующие научные публикации. Вы увидите, что только за последние десять лет голодающие животные участвовали в более чем 10 000 исследовательских проектов[268].

В настоящее время данные, полученные в результате экспериментов с ящиком, являются важным компонентом в курсе подготовки учителей и биологов. Здесь важно значение термина. В мире бихевиоризма стараются любое поведение объяснить с помощью обусловливания. Крайне упрощенно различают две основные формы:

• классическое обусловливание – животное реагирует не только на стимул, но и на условный сигнал. У Павлова (1849) собака реагировала на звук колокольчика слюноотделением, если знала заранее, что ей дадут корм, когда прозвонит колокольчик;

• инструментальное/оперантное обусловливание – правильное поведение животного формируется положительными (как правило, пищей, но иногда и лаской) или отрицательными (болью или наказанием) стимулами. Типичная дрессура животных в кинологической школе или в конном манеже основана на этом принципе.

Я мог бы продолжить и привести десятки других терминов, но хочу ограничиться одним примером. Хотя бихевиоризм был чрезвычайно упрощен, однако считается, что с его помощью можно объяснить очень сложное поведение. Например – появление суеверий. Абсурд? Но это так. Действительно, суеверия довольно просто объясняются оперантным обусловливанием. Скиннер наблюдал за произвольным поведением голодных голубей, например, как они топчутся вокруг своей оси, утыкаются головой в угол, бьют крыльями или царапают пол лапами. Один из таких моментов в произвольном поведении подкреплялся положительным стимулом.

Если это повторялось неоднократно, то животное становилось суеверным и видело взаимосвязь между своими абсолютно бессмысленными действиями и получением корма. По мнению Скиннера, это схоже с суеверными ритуалами[269].

Психология животных как альтернатива бихевиоризму

В Европе, а особенно в Германии, американскому бихевиоризму противопоставлялась так называемая психология животных. Это научное направление казалось относительно близким к психологии человека и именно поэтому подвергалось критике в научном мире. В отличие от бихевиоризма, психология животных занимается их внутренним миром, что и делает ее уязвимой для критики. Психологии животных нечего было противопоставить главному аргументу бихевиоризма о том, что невозможно заглянуть во внутренний мир и, следовательно, любое предположение об этом является чисто гипотетическим. В связи с этим в 50-е годы психология животных была переименована в этологию. Двое выдающихся ученых на основании интересного опыта поставили под сомнение принципы бихевиоризма. Конрад Лоренц (1903) наглядно доказал в результате исследований импринтинга, что существует не только обусловленное обучение. Обусловленное обучение может забыться, тогда как импринтинг невозможно забыть. Николас Тинберген (1907) проводил различия между внутренним и внешним стимулами. Например, если некто испытывает жажду, это внутренний стимул. Однако его невозможно наблюдать извне. Далее, если добавить внешний стимул, например чашку с водой, то наблюдаемый объект начнет пить. Но если он не хочет пить и, следовательно, у него нет внутреннего стимула, то можно поставить перед ним хоть десять чашек с водой, он все равно не станет пить. Таким образом, внутренние исходные данные оказывают влияние на внешнее поведение. Скиннер заставлял животных голодать и таким образом формировал внутренний стимул, с которым работал, однако он отказывался включать этот внутренний стимул в свою теорию. Лоренц и Тинберген считаются основателями сравнительной поведенческой биологии, которая в наши дни общепризнана.

Сегодня нам известно, что существует гораздо больше форм обучения, чем обусловливание и импринтинг.

Современные представления о животных

В наши дни

Возможно, вам интересно, почему я уделил так много внимания истории поведенческой биологии. История напрямую связана с нашим пониманием животных, и многие устаревшие аспекты имеют большое значение до сих пор.

Чтобы проиллюстрировать это, поделюсь своей очень личной историей. До сих пор хорошо помню, как мой отец объяснил мне, когда я был еще маленький, как писать стоя. Я был очень горд. Во время учебы в Киле я какое-то время жил в общей квартире с двумя женщинами и был вынужден констатировать, что мое умение там не оценили. Весьма громкие звуки каждый раз выдавали меня, и с кухни раздавался комментарий: «Карстен, сядь!» Моя гордость была оскорблена, конечно, но осознание того, что способ, которому меня научил отец, приводит к большему загрязнению окружающей среды, чем удобное сидение, склонило меня ко второму.

Подобная проблема гигиены возникает у фермеров, которые содержат коров в стальных клетках либо привязывают их. У коровы есть перед и зад, и корова вытягивает голову из клетки, чтобы поесть. Они делают это добровольно, потому что там их корм. Однако при таких условиях содержания задняя часть коровы создает проблему. В какой-то момент переработанный корм должен выйти наружу, и желательно, чтобы корова для этой цели высунула свой зад за прутья клетки сзади. В этом случае все конечные продукты метаболизма окажутся в ящике, к общей выгоде – и коровы, и фермера. Чтобы приучить корову к такому поведению, используют так называемого «тренера коров». Он стоит около 200 евро и избавляет от грязной работы.

За дружественным понятием «тренер коров» скрывается устройство с электрошокером, который обуславливает поведение коровы разрядом в 5000 вольт[270]. Итак, у нас есть нечто вроде ящика Скиннера, который с помощью положительного наказания (это технический термин) редуцирует нежелательное поведение. Безупречное и аккуратное решение для всех участников?!

К сожалению, нет, поэтому продолжим нашу историю. Импульс тока проходит через металлический прут, который расположен всего в нескольких сантиметрах от спины коровы. Когда корова хочет сделать свои дела, она немного изгибает спину и в этот момент касается прута. Если она одергивает зад назад, насколько это возможно, то изгибает спину там, где нет электрического прута. Проблема заключается в том, что корова не только изгибает спину, когда делает свои дела. Электрический прут ограничивает ее движения в и без того ограниченном пространстве. Что делает наша обусловленная корова? Она практически минимизирует все свои возможные движения. Коровы меньше отмахиваются хвостом от мух, меньше вылизывают себе спины и меньше поддерживают чистоту. Это известно еще с 1992 года[271]. Однако «тренеры коров» разрешены в Германии, и даже в регламенте ЕС № 834/2007 (регламент о защите окружающей среды) эта практика не упоминается и, следовательно, является законной.

Но вот что интересно – согласно немецкому закону об охране животных запрещено причинять животным страдания, боль или вред. Запрещено привязывать животных, если это вызывает значительную боль, страдания или вред. Кроме того, запрещается использовать устройства, которые воздействуют на животных током в любом виде, и, в частности, в значительной степени ограничивают движения или заставляют животное двигаться, чтобы избежать боли, страдания или вреда.

Для любого непрофессионала все это предельно ясно. Для профессионалов все сложнее. Предположим, что такое дело должно рассматриваться в суде, и судья должен обладать достаточными познаниями в биологии и ветеринарии, чтобы по существу оценить, являются ли такие условия содержания причиной значительных или незначительных страданий животного.

Но сам он не может этого сделать и вынужден полагаться на мнения экспертов. На практике это означает, что эксперт действительно выносит приговор[272].

Большой (гипотетический) вопрос – как эксперт оценит эту ситуацию? Любой эксперт, неважно, биолог или ветеринар, принимающий участие в подобной процедуре, знаком с исследованиями Скиннера и будет принимать решение с оглядкой на столетнюю историю исследований, тысячи научных публикаций и систему образования, где подобная практика без каких-либо сомнений изучается и применяется. Какое решение он примет, что он сможет решить?

Защита животных в Германии регулируется законом с 1872 года[273], это зафиксировано в статье 20а Конституции с 2002 года[274]. Однако на практике это почти ничего не значит, и только что приведенный пример не сравнить со страданиями при промышленном откорме свиней.

К счастью, содержание коров в стойлах встречается все реже и реже, и в компании Agrar-Fachversand[275] я узнал, что количество заказов на такие устройства снижается. Это мне подтвердила и госпожа Крин Мук из реабилитационного центра пожизненного содержания для животных[276]. А еще она рассказала, что каждый ветеринар или фермер, который содержит или ухаживает за большими животными, носит в кармане электрошокер. Пожалуй, я избавлю вас от подробностей, которые она мне поведала.

Причина, по которой до сих пор не было подано ни одного судебного иска за использование «тренера коров» и подобных приспособлений, заключается в ограниченных возможностях судопроизводства. И поэтому я поддерживаю инициативу www.IRI.world, которая выступает за то, чтобы у животных были свои адвокаты. По моему опыту, в настоящее время это самый перспективный способ действительно сделать хоть что-то для защиты животных. Животные должны вернуться в суды – на протяжении веков это было вполне обычным явлением. Есть только одно небольшое отличие – животных больше не обвиняют в преступлениях, потому что их способность отвечать за свои поступки ограничена, но вместо этого им разрешено подавать иски из-за действий человека, потому что это мы виновны.

Но помимо экспертов и правовых норм существует еще третья сила. Это мы, люди, и наши представления о животных. На всех своих лекциях я пытаюсь избегать термина «инстинкт» или, еще лучше, совсем исключить его из активного словарного запаса. Однако идея, что мы, люди, действуем разумно, а животные – на основе своих инстинктов, давно и глубоко укоренилась в нашей культуре. Даже Лоренц и Тинберген с их вкладом в теорию инстинктов и постулатом об иерархически организованном механизме нервной системы придерживались таких взглядов.

Однако ни термин «инстинкт», ни эта теория не вечны. Причина в том, что мы еще не открыли движущую силу или энергию, что предположительно стоит за инстинктивным поведением. Нет никаких доказательств понятия инстинкта. Напротив, сегодня мы достаточно хорошо знаем, как работают мышление и чувства, поэтому необходимо вычеркнуть термин «инстинкт» из нашего словаря. Я даже рассматриваю это как дискриминацию! Почему? Это мы сейчас увидим.

Язык

Это наш самый важный, но вместе с тем и очень опасный инструмент. С помощью языка можно освободить угнетаемых, но и начать войну. Негров можно порабощать, можно избивать шлюх и эксплуатировать сельскохозяйственных животных. В психологии эти примеры называются обесцениванием жертвы. Наш язык позволяет нам делать то, что иначе мы не смогли бы привести в соответствие со своей моралью.

Выше мы увидели, что даже высшие когнитивные способности – это не уникальное преимущество человека. Тем не менее наш язык нас разделяет: мы, люди, – население, а звери – популяция; мы, люди, населяем территорию, а животные там лишь водятся; мы, люди, едим пищу, а животные едят корм; у нас, людей, есть культура, у всех остальных – только естество; у нас, людей, есть семейная жизнь, а у животных – «лишь» забота о потомстве, а из раненого животного не хлещет кровища, оно истекает кровью – и что вам приятнее есть – свиную попу или сочную свинину?

Это всего лишь слова, подумаете вы. Однако представьте себе такую альтернативу: вы прочитали рассказ про собаку. В этом рассказе животные очеловечены. Их жизнь описывается человеческим языком. Они обедают, встречаются с друзьями и заводят детей. И наоборот, та же самая история с использованием нынешнего словаря будет другой: собака ела корм, взаимодействовала с особями своего вида и ощенилась. Как думаете, как бы вы восприняли такой рассказ? Участники эксперимента, выбранные случайным образом, продемонстрировали однозначный результат. Те, кто прочитал вариант рассказа с очеловеченными животными, выражали большую готовность помогать собакам в бедственном положении, чем группа, прочитавшая традиционное описание[277].

Также интересен тот факт, что люди, которые едят мясо, признают невысокие когнитивные способности животных. Даже когда они сталкиваются с доказанной информацией, то, скорее всего, останутся при своем первоначальном мнении[278]. В большом исследовании Гарвардского университета с целым рядом умных вопросов, которые ученые трижды тщательно продумали, участники эксперимента сформулировали однозначную позицию: чем больше люди признают наличие разума (понимания, интеллекта, души и т. д.) у животного или у какого-либо существа, тем критичнее они к себе с моральной точки зрения.

Я твердо убежден, если мы учтем современные знания и будем готовы принять моральные последствия, наши отношения с животными станут значительно лучше. Независимо от того, что мы, надеюсь, скоро перестанем использовать уничижительный язык и наши знания будут определять наши поступки, все же есть кое-что, что перевешивает лишение вкусных продуктов животного происхождения. Для нас это бесплатно, и оно делает нас счастливыми. На самом деле это что-то еще не было по-настоящему изучено наукой, и поэтому мы говорим только о:

Гипотеза биофилии

Биофилия – страстная любовь к жизни и всему живому; это стремление поддержать развитие будь то человека рядом, растения, идеи или социальной группы[279].

Эти строки являются первой попыткой описать то, что мы, люди, вероятно, чувствуем с незапамятных времен, и я честно позаимствовал это высказывание у Эриха Фромма. Отдельно от Фромма Эдвард Уилсон, энтомолог и эволюционный биолог, разработал гипотезу биофилии, которую обосновал эволюционной биологией[280]. Мы, люди, эволюционируем во взаимодействии с животными, а также с окружающей природой. Взаимовыгодное поведение с течением времени закрепляется. Исходя из того, что мы зависим от природы и окружающей среды, было бы разумно беречь и охранять природу. Любовь, положительные чувства – это известный механизм управления поведением животных, а следовательно, и человека. Звучит немного банально, но если объективно проанализировать этот механизм поведенческого контроля, то любовь к природе имеет эволюционное значение. Интересно, что зоотерапия (см. «Зоотерапия») работает на той же основе. Благодаря общению с животным-терапевтом активируется древний механизм, заложенный глубоко внутри.

Однако есть оборотная сторона медали – когда мы, люди, отдаляемся от природы, то больше не чувствуем этой любви. Например, я знаю одну женщину, которая скорее предпочтет прогуляться по заасфальтированной парковке, чем по лесу. Полагаю, что у нее весьма ограниченная социальная жизнь, но это и неудивительно.

Несомненно, мы можем отдаляться в том числе из-за нашего языка. Дистанция, которая возникает из-за употребления слов, о которых мы говорили выше, неизбежно уменьшает эффект биофилии.

С моей точки зрения, гипотеза биофилии еще недостаточно развита, чтобы стать полноценной теорией. Профессор психологии Эрхард Ольбрих, который скончался в 2016 году и которого я очень уважал, переслал мне в 2008 году книгу под названием «На пути к теории» с просьбой написать отзыв. К сожалению, ему не удалось разработать эту теорию настолько, чтобы ее можно было представить публике.

Изменение перспективы

Как известно, изменение угла зрения часто бывает полезно. Есть даже философская школа – перспективизм, которая изучает это. Но я не хочу утомлять вас философией и сразу приглашаю в Бразилию, в самые отдаленные и глухие уголки Амазонии. Там живут руна[281], они используют собственный перспективизм, даже не зная такого термина. Для них это единственное правильное видение мира[282].

О чем вы подумаете, если увидите, как ягуар поймал добычу, а затем пьет ее кровь? Полагаю, вы подумаете о ягуаре, который поймал добычу и затем пьет ее кровь. Руна видят в этом нечто иное. Для них ягуар – это охотник, который убивает жертву с помощью лука и стрел, а затем пьет кукурузное пиво. В их мире есть люди, животные, растения и предметы. Но все это личности, которые чувствуют и думают, как люди. Ягуар представляет, что зубы его похожи на стрелы, а когда он пьет кровь, на вкус она как кукурузное пиво. Для руна нет никакой разницы между кровью и кукурузным пивом, все существуют в одной культуре, и все это просто вопрос перспективы.

Конечно же, в их мире животные общаются между собой, и понимать этот язык – вопрос практический. Если удастся понять суть разговора животных, то из этого можно извлечь выгоду. Что-то подобное происходит постоянно, потому что если вы будете наблюдать за животными, сопереживая им и понимая их точку зрения, то их поведение станет для вас более предсказуемым. Язык животных тоже станет понятнее, если наблюдать за ними достаточно долго. В общем, это практический вопрос, потому что таким образом можно лучше понять животных и предвидеть их действия. На каждой охоте предположения руна оправдываются, поэтому и правильность их амазонской точки зрения подтверждается ежедневно.

Но изменение угла зрения имеет не только преимущества. Так же как, сменив угол зрения, можно почувствовать себя животным и проникнуть в его восприятие, легко можно и человека превратить в животное, изменив перспективу. Опасность подобного превращения руна видят, особенно когда разговаривают с животными и те им отвечают.

Чтобы этого избежать, собакам завязывают пасть либо дают им наркотики, это превращает их в шаманов, и тогда с ними можно общаться – как шаман с шаманом[283].

У юкагиров из Северо-Восточной Сибири довольно схожие представления. Они тоже практикуют перспективизм и с пользой применяют полученные знания на охоте[284].

Антрополог Эдуардо Кон, который сделал данные наблюдения, видит в способности руна не только абстрактные суеверия. Он считает изменение перспективы важным элементом, если мы хотим понимать животных лучше.

Пример плавания с дельфинами

После изучения истории и различных теорий пора вернуться к реальности. Я хочу привести личный пример, чтобы показать, как легко можно ошибиться, пытаясь интерпретировать поведение животных. Эту главу можно было бы назвать «История одного недоразумения».

Это подводит нас к теме – понимание и непонимание. Язык, будь то язык тела или устное слово, а также поведение животных можно запросто истолковать неправильно, и вот тому наглядный пример.

В Англии в ходе опроса BBC 20 000 человек спросили, что они хотели бы испытать до того, как умрут. На первом месте в списке желаний было плавание с дельфинами[285]. Я подозреваю, что многие из вас прекрасно понимают это желание. Я тоже, однако это не имеет никакого отношения к дельфинам.

Представьте, что вы – новоиспеченный биолог и только что узнали, что сможете провести профессиональное исследование для будущей докторской диссертации. Вы приходите к замечательной увлекательной гипотезе и уже видите себя первооткрывателем первой формы терапии с животными. Вы полагаете, что в ходе эволюции у дельфинов развилась способность быстрее заживлять переломы костей с помощью ультразвука и, возможно, справляться с другими болезнями. Другими словами, вы уже в красках представляете свою будущую карьеру исследователя дельфинов. Конечно, теперь мне известно, что в животном мире встречаются примеры действий в медицинских целях. Хотя бы вакцинация и такие меры, как карантин, могут служить доказательством[286]. После нескольких лет сбора данных и статистических фокусов наконец из ваших точек вырисовывается линия тренда, однако, как назло, она идет не из левого нижнего угла в правый верхний, а наоборот, из левого верхнего угла в правый нижний и показывает полную противоположность вашей гипотезы. Именно это произошло у меня, так я превратился из исследователя дельфинов в защитника дельфинов. Я совершил огромную ошибку и, возможно, получил величайший урок в своей жизни: будь осторожнее с интерпретацией поведения животных!

Что же произошло? После окончания учебы на морского биолога в Киле мне наконец захотелось воплотить детскую мечту в реальность и начать исследовать дельфинов.

В Германии встречается лишь один-единственный представитель китообразных – морская свинья. На самом деле это довольно милое животное, однако живет оно в основном под водой, а поведенческому биологу в мутных водах нашей широты мало что удастся разглядеть. При том что в мечтах мне виделся исследователь дельфинов с обнаженным торсом на носу белоснежной яхты, который затем красиво ныряет в кристально чистую воду. Поэтому возник вопрос, какую область исследований мне следует выбрать для своей будущей карьеры.

Плавание с дельфинами в неволе

В то время так называемая дельфинотерапия была очень популярна. Одна заботливая мама основала клуб, который предоставлял возможность больным детям поплавать с дельфинами, она постоянно выступала на телевидении, переходя из одного ток-шоу в другое. Слишком уж красивыми были рассказы о тяжелобольных детях, которые благодаря дельфинам произнесли первое слово, сделали первый шаг или очнулись после комы. И сегодня я все еще прекрасно помню тот момент, как сидел перед телевизором дома у своей тещи и внезапно осознал, что мне делать дальше. Я буду исследовать миф дельфинотерапии.

Я тут же написал письмо в клуб (электронная почта тогда еще не была распространена) и попросил, чтобы мне помогли связаться с учреждением во Флориде. В клубе оценили тему моего научно-исследовательского проекта и оказали мне содействие.

С этого момента цепочка разочарований была предопределена. Началось с того, что первые три недели во Флориде я провел, ныряя в бассейн и уничтожая бесчисленные кубометры водорослей. Они стелились по дну плотным слоем, и поэтому темные спины дельфинов были практически неразличимы для видеокамеры, установленной над бассейном. Пришлось убрать все темные водоросли, чтобы стало видно песчаное дно и появилась возможность наблюдать поведение дельфинов.

Водоросли превратились в серьезную проблему, так как за несколько лет они разрослись, постоянно удобряемые экскрементами дельфинов, в огромном количестве, а удалить их из вольера было затруднительно из-за мелких ячеек проволочного заграждения.

Я представлял свое первое плавание с дельфинами совсем иначе, тут не было кристально чистой воды, и уж тем более я не предполагал, что после каждого пребывания в воде мне придется часами чесаться, так как миллионы книдарий жалили меня своими стрекательными клетками со скоростью в 40 000 раз больше ускорения свободного падения[287]. Но по крайней мере я добавил новое слово к своему скромному английскому: зуд. По сей день я задаюсь вопросом, оценили ли дельфины сделанную мною уборку или для них я был лишь еще одним странным человеком в их вольере.

Были и другие разочарования. Я познакомился с одним интересным немцем, который был крупным спонсором этого клуба в то время. Его многомиллионное состояние обеспечивало ему уровень жизни, который был мне неведом, и я был впечатлен, когда узнал, что он, несмотря на это, был социальным работником и помогал детям с ограниченными возможностями. Однажды он исчез, оказалось, что его разыскивает Интерпол за жестокое обращение с детьми и за мошенничество. Семьи были шокированы, они ко всему прочему еще и доверили ему все свои сбережения, так как он считался человеком, который знает, как грамотно вложить деньги.

Время от времени я возвращаюсь к этому периоду своей жизни. Недавно мне позвонил журналист. Он поинтересовался моим мнением по поводу дельфинотерапии, так как освещал судебный процесс вышеупомянутого клуба против организации по защите животных. Последние критиковали клуб за отсутствие открытости при распоряжении пожертвованиями[288]. Суд отклонил иск, организация по защите животных продолжила критиковать[289]. Мне не известно, был ли сбор пожертвований этим клубом мошенничеством, но я могу объяснить, почему дельфинотерапия сама по себе – обман, но об этом ниже.

Итак, давайте перенесемся в 1998 год, когда я занимался научными исследованиями во Флориде. Следующие фотографии были сделаны в это время, и я всегда привожу их как пример, чтобы объяснить, почему меня вообще заинтересовала эта ситуация.

Мы видим женщину-терапевта с ребенком в так называемой неструктурированной программе плавания. Неструктурированная – потому что дельфинов не учат выполнять какие-либо трюки и их взаимодействие с людьми не вознаграждается кормом. Для бихевиористского биолога это, конечно же, было основанием для исследования самомотивированного поведения животных.

Дельфина, которого мы здесь видим, зовут Сара – она была доминирующим животным в вольере. Обращает на себя внимание положение ее тела. Она повернула морду по направлению к ребенку, и теоретически это могло бы значить, что в этот момент с помощью направленного ультразвука она не только изучает маленького пациента, но и лечит. В своем предварительном исследовании я рассчитал, что частота и отдаваемая энергия таким образом вполне способны оказывать влияние на биологические ткани, и потому в экспериментальном исследовании мне оставалось просто проверить, можно ли наблюдать это поведение достаточно долго.

Но это был лишь один из аспектов моей работы, потому что прежде всего мне надо было проверить, любят ли дельфины плавать с людьми. В то время это было общепризнанным фактом, и даже сейчас владельцы подобных заведений именно на этом основании рекламируют свои услуги.

Чтобы проверить это, я и моя жена Катрин наблюдали за программами плавания с дельфинами на протяжении нескольких месяцев. В бассейне жили пять дельфинов, а в программе плавания с дельфинами участвовало восемь человек. Мы хотели знать, каково было расстояние между пловцами и дельфинами каждую секунду. Для этого приходилось пересматривать видеозаписи по 13 раз. Каждый раз с помощью мышки мы отслеживали путь конкретного человека или дельфина. Движение мыши записывалось в электронном формате. Таким образом мы могли рассчитать расстояние между любым человеком и любым дельфином в любой момент времени. Строго говоря, у нас было два варианта. Либо дельфины были ближе к людям, чем можно было ожидать, либо дальше, чем ожидалось.

Главный вопрос – что же ожидалось? Каково могло быть среднее расстояние, если между людьми и дельфинами не было какого-то притяжения или отторжения? Чтобы вычислить это значение, требовалось провести перестановку данных. Звучит ужасно сложно, но, как и в большинстве случаев со статистическими данными, на самом деле все просто.

Вы выбираете изогнутые траектории движения дельфина и в случайном порядке перемешиваете их по времени. Итак, есть случайные возможные расстояния между людьми и дельфинами, но они не связаны с поведением людей или животных. Расстояния чисто случайные и вместе дают среднее значение – наше так называемое ожидаемое значение. Если расстояние оказывается меньше ожидаемого значения, можно предположить, что дельфины любят подплывать к людям. Если оно больше ожидаемого, значит, они избегают людей. На следующем рисунке мы видим усредненную по всем данным вероятность нахождения на определенном расстоянии. Значения <0,5 означают, что животные предпочитали оставаться в этой области. Значения >0,5 означают, что животные избегали этой области.

Возможно, вам интересно, почему после отметки 18 метров кривая опять идет вверх. Объяснение довольно простое: на этой отметке бассейн заканчивался, и вероятность того, что дельфин будет избегать области за пределами бассейна, повышалась.

Почему я так ошибся в моем предварительном исследовании? Мы, люди, в ходе эволюции развили способность улавливать малейшие изменения или движения в окружающей среде. Движения волшебным образом привлекают нас. Это также объясняет, почему, даже ведя увлеченную беседу, мы все же поглядываем на работающий телевизор. Наш мозг в этот момент бессознательно думает: «Ой, наверное, есть опасность или добыча». Нечто подобное происходит и с наблюдателем на краю бассейна с пятью дельфинами и восемью людьми. На протяжении 40 минут взгляд перескакивает от одного взаимодействия к другому, и в конце создается впечатление, что дельфины все время плавали рядом с людьми. Перестановка данных, полученных в ходе наблюдений, не учитывает этого, а только реальные расстояния между каждым дельфином и каждым человеком. Фактически мое последующее открытие стало возможным только благодаря соответствующим статистическим данным. Реальная ситуация ускользает от человеческого внимания. Можете себе представить, каким сильным потрясением это стало для меня и как долго я нахожусь под впечатлением от этого урока. Мы, люди, должны быть очень осторожны, чтобы не находить в поведении животных того, что сами себе придумали.

Кроме того, наблюдения показали, что дельфины в присутствии людей старались погружаться глубже и чаще задерживали дыхание. Оба этих действия, отмеченные с учетом положения животного, являются признаками стресса[290]. Из красивой гипотезы о воздействии ультразвука тоже ничего не вышло, так как по статистике на каждого ребенка приходилось не больше 10 секунд ультразвуковой терапии[291]. Однако использование ультразвука в медицинских целях должно продолжаться не менее 10–20 минут, чтобы был достигнут эффект. В конечном счете я пришел к выводу, что дельфинотерапия должна исключить эффект воздействия ультразвука животных.

Ведь животным пришлось бы практически все время задействовать ультразвук на максимальной мощности. Попробуйте как-нибудь кричать целых 10 минут. Уже через несколько секунд ваш голос осипнет, и у дельфинов самое больше через минуту будет точно так же.

Дельфинотерапия – обман людей и животных

Тем не менее в последующие годы эффект ультразвука активно рекламировали. В частности, русский врач и психолог Виктор Лысенко утверждал, что его маленькие пациенты излечились благодаря ультразвуку. Как-то моя супруга, которая тем временем закончила аспирантуру и работала научным журналистом в телерадиокомпании Hessischer Rundfunk, спросила меня, почему бы нам не сделать телерепортаж об обмане с дельфинотерапией. Я был полон энтузиазма и даже вошел в съемочную бригаду в качестве подводного оператора. Так в 2005 году для съемок программы «Земля приключений» мы отправились в живописное местечко Каш в Турции, там впервые со времен своего детства я засыпал со слезами на глазах.

В вольере для дельфинотерапии содержались не только дельфины, но и белухи. Это одно из немногих животных, у которых есть настоящая мимика, а гибкие шеи позволяют им двигать головой, чего не может делать простой дельфин. Добавьте к этому белоснежную окраску и очень спокойный нрав, а также невероятно широкий спектр издаваемых криков. В прошлом моряки принимали их песнопения за легендарный зов сирен, в наши дни белух часто называют канарейками морей.

Одного взгляда на этих животных было достаточно, чтобы понять, что им не более трех-четырех лет. Их окрас был скорее серым, в природе они еще четыре года должны были бы оставаться со своими матерями.

Передо мной были малыши белухи. Незадолго до этого я общался с одним русским активистом-экологом и потому знал, что поймать детенышей можно, только застрелив мать.

Как оператор вы практически незаметны, не играете какой-либо важной роли, в конечном итоге вы всего лишь исполнительный работник для журналиста. На этом уровне легко завести знакомства среди других работников. В моем случае это были русские дрессировщики. Уже через несколько минут на ломаном английском они откровенно рассказали мне, что из-за яркого солнца животные не могут открыть глаза и что воспаления приходится постоянно лечить с помощью лекарств. Они также рассказали, что им не позволяется давать детенышам достаточно корма, чтобы те не смогли накопить изолирующий слой жира. Когда об этом спросили уже на съемках, нам ответили, что это научный эксперимент, чтобы выяснить, могут ли животные, которые обычно обитают в Арктике, приспособиться к условиям летнего Средиземноморья.

Врач считал белух идеально подходящими для терапии из-за их привлекательного внешнего вида и характера.

Со всеми этими знаниями и с подводной камерой в руке я плавал в нагретой до 35 градусов Цельсия воде залива Каш, с затуманенным от слез взглядом нажимая кнопку записи. Я попытался представить, как эти три молодых красивых животных ныряли бы с кромки льда в своей естественной среде обитания, но мне это не удалось, потому что, хотя я и не носил гидрокостюм, было слишком жарко.

Спустя некоторое время меня попросили выяснить численность китов и дельфинов в Турции для ACCOBAMS (Соглашение по сохранению китообразных в Черном и Средиземном морях, а также прилегающей области Атлантики)[292]. Поводом стал незаконный ввоз восьми дельфинов из Японии. Животные были пойманы на охоте методом загона в бухте Тайдзи. О практикующемся там жестоком методе забоя дельфинов многим стало известно из документального фильма «Бухта», который был удостоен «Оскара»[293]. Самых красивых животных отобрали для дельфинариев, в частности, осенью 2008 года их привезли в Турцию. Мое расследование показало, что в Турции больше не было белух. Видимо, тот «научный эксперимент» провалился.

Следующий день преподнес еще один сюрприз, так как я должен был снимать процесс терапии. Все выглядело чрезвычайно профессионально, потому что это не просто терапия, а научные исследования. У ассистента врача был компьютер и гидрофон, разновидность водонепроницаемого микрофона, который опустили в бассейн. На мониторе он сосредоточенно отслеживал ультразвук дельфинов. Жестом давал понять дрессировщику, что дельфин издает ультразвук. Если это происходило в нужный момент и в нужном направлении по отношению к маленькому пациенту, то дельфин получал рыбу. В тот момент, по крайней мере, все присутствующие считали, что он лечил маленького пациента ультразвуком. Русский врач даже утверждал, что они могут влиять на частоту ультразвука и вознаграждают дельфинов только за положительно действующий ультразвук.

Но ассистент не знал, что я через камеру отчетливо видел, что показывали сложные кривые линии на его мониторе. На самом деле они изображали визуализацию звуков дельфинов, но только в слышимом диапазоне. Предположительно исцеляющий ультразвук их аппаратура не могла ни распознать, ни проанализировать. Это был сплошной обман.

В интервью моя жена Катрин спросила родителей ребенка-инвалида, что они думают о дельфинотерапии и как, по их мнению, чувствуют себя животные. Они единодушно и с воодушевлением рассказывали, что животные с удовольствием проводят терапию и что это вполне очевидно. Конечно, они не знали, что большинство дельфинов в Турции пойманы в дикой природе и они оторваны от своих семей в Черном море. Поэтому, естественно, у них не возникало вопроса, почему дельфин, которого люди лишили его собственной семьи, должен с радостью помогать человеческим семьям.

В том же году я получил запрос, почти с отчаянием, от одной крупной немецкой организации помощи детям. Они подсчитали, что могут обеспечить десять детей иппотерапией в течение одного года либо на три недели отправить одного ребенка на дельфинотерапию. И попросили меня кратко изложить свое мнение, хорошо обосновав его, так как хотели привести семьям, заинтересованным в лечении, не только финансовые аргументы. Взволнованный этим обращением, я опубликовал в P amp;N, швейцарском журнале по психиатрии и неврологии, критическую статью о дельфинотерапии[294]. Я слежу за исследованиями и открытиями в этой области до сих пор, и, хотя той статье уже более десяти лет, по-прежнему придерживаюсь ее основных положений.

Не буду углубляться в соответствующую специализированную литературу, но все же кратко поясню, почему считаю эту форму зоотерапии обманом людей и животных.

В основном они находятся в неестественной социальной структуре, что является причиной стресса, и часто подвергаются лечению психотропными препаратами[295]. Из-за таких неблагоприятных условий продолжительность их жизни значительно меньше, чем в дикой природе, а их потомство ослаблено. Мне удалось сделать доклад[296] об этом в парламенте в мае 2013 года, но, к сожалению, это не привело к улучшению условий содержания животных.

Нуждающиеся в лечении семьи также обманываются, часто даже сами не осознавая этого. Многие семьи отмечают улучшение, но ни один ученый еще не смог связать это улучшение с влиянием дельфинов. Людей также вводят в заблуждение многие информационные брошюры, формируя совершенно завышенные ожидания. Например, вышеупомянутая ассоциация рекламирует в брошюре под заголовком «Успешно излеченные болезни» возможность излечения более чем 140 заболеваний. Одним из заболеваний, которые, как утверждается, были успешно вылечены, является голопрозэнцефалия[297]. Это очень серьезный и, к сожалению, частый порок развития лица и переднего мозга. Хотя примерно каждый сотый эмбрион имеет этот порок развития, только каждый десятитысячный ребенок рождается живым. Большинство из этих немногих детей умирают на первом году жизни. Голопрозэнцефалия – ужасный порок развития, от которого нет лекарства. Ассоциацию, рекламирующую успешное лечение этого заболевания, можно назвать только несерьезной.

Интересное дополнение к теме: было проведено исследование, в котором для терапии использовали резиновых дельфинов. В результате не было обнаружено никакой разницы по сравнению с настоящими дельфинами[298]. Это исследование проводил Давид Натансон, один из изобретателей зоотерапии с дельфинами.

Наконец, надо также напомнить, что Европейское общество зоотерапевтов[299] не признает дельфинотерапию.

С одной стороны, эта зонтичная организация традиционно отвергает терапию с дикими животными, с другой стороны – за короткий период такой терапии просто не могут проявиться настоящие механизмы действия зоотерапии. Они основаны на двустороннем взаимодействии и на растущем доверии. В дельфинотерапии дельфин взаимодействует только с тренером, находящимся рядом с терапевтом, потому что у него есть свисток, а каждый третий свист означает рыбу и, следовательно, еду. С формальной точки зрения такая терапия – это скорее особый вид шоу с дельфинами.

Почему мы очарованы дельфинами?

Чтобы лучше понять нас, людей, я представляю, будто я инопланетянин и пытаюсь интерпретировать человеческое поведение. Давайте отвлечемся на интеллектуальную игру – следуйте за мной, например, в лес. Мы хорошо замаскированы и наблюдаем за живыми существами на этой планете. Одно нас особенно заинтересовало. В отличие от всех прочих животных, оно чувствует, что кто-то невидимый оставил следы совсем рядом. Очевидно, это существо способно к логическим выводам. Кроме того, свое тело оно покрыло несколькими слоями искусственной ткани.

Вскоре мы даже обнаруживаем какое-то временное убежище из подобной ткани. Несомненно, мы очарованы этим существом и все же удивляемся, почему этот явно высокоразвитый субъект не поддерживает контакт со своими сородичами. Мы делаем вывод, что этот конкретный вид умен, но живет как одиночка и, вероятно, встречается со своими сородичами только для размножения.

Вы догадываетесь: живое существо – это человек-отшельник, и мы, как инопланетяне, совершили большую ошибку, когда на основании поведения одного субъекта сделали выводы обо всем виде в целом.

Люди явно не предпочитают жить в одиночестве, и образ жизни лесного отшельника далек от репрезентативного.

Примерно то же самое происходит с нами, людьми, когда мы наблюдаем за так называемыми дельфинами-одиночками. С незапамятных времен они всегда стремились к контакту с нами, а иногда даже завязывают дружбу со знакомыми пловцами. Но в основном животные вовсе не разборчивы и взаимодействуют как с чужаками, так и со знакомыми им пловцами. Звучит как чудесная сказка – наконец, мы можем резвиться и играть в воде с этими животными без угрызений совести. К сожалению, у реальности есть и оборотная сторона, потому что подобные отношения между человеком и дельфином редко длятся более нескольких лет и обычно заканчиваются смертью дельфина[300]. На Youtube можно посмотреть бесчисленное множество видео с такими животными, и в большинстве случаев можно увидеть следы травм, которые произошли из-за близости к нам, людям[301].

СМИ об этом не сообщают, слишком привлекательны рассказы о дельфинах, которые дружелюбно резвятся с людьми в воде. В Англии часто наблюдают одновременно несколько животных, ведущих такой образ жизни, и соответственно о них регулярно сообщают средства массовой информации. Для большинства небольших рыбацких деревушек каждый такой случай все равно что выигрыш в лотерею, ведь сразу же приезжают туристы, что приносит неожиданное, но такое желанное богатство всей общине. Да и кому нужны негативные заголовки? Даже журналисты знают, что позитивные известия достигают большего числа людей, и поэтому результаты упомянутого ранее опроса компании BBC не были сюрпризом.

Однако загадка до сих пор остается неразгаданной, ведь не только англичане в восторге от дельфинов. Я сам, хоть и вырос в центре Германии, никогда ничего не слышал про дельфинов-одиночек, но все же мечтал стать исследователем дельфинов.

Причиной этому был… Флиппер. Флиппер – умный дельфин и спаситель всех попавших в беду.

Конечно, в то время я не знал, что по крайней мере пять дельфинов заплатили своей жизнью за фильмы и сериалы. Один из бывших тренеров, Рик О'Барри, теперь яростный противник содержания дельфинов в неволе, рассказал, что один из дельфинов покончил с собой у него на руках, остановив дыхание[302]. Не знаю почему, но дельфины, не приспособившиеся к жизни в воде в ходе эволюции, могут так поступать[303].

Запутавшись в рыболовной сети, они задыхаются. Если мы оказываемся под водой, то тонем, потому что в какой-то момент уже не можем подавить желание дышать, и наши легкие наполняются водой.

Однако дельфинами восхищались задолго до Флиппера, старейшее известное нам свидетельство этого из Греции. Якобы поэта Ариона Лесбосского, жившего в VII веке до нашей эры, выбросили за борт моряки, но дельфины его спасли. Но эта история не единичный случай, и даже не легенда. Известный швейцарский исследователь мозга Джорджио Пиллери собрал множество подобных историй, на протяжении десятилетий он изучал интеллект дельфинов[304]. Чтобы иметь больше возможностей для исследований, в 1960 году он основал в Берне дельфинарий, который 15 лет спустя закрыл по этическим соображениям.

Широко известен случай из новейшей истории, который произошел в южной части итальянской Адриатики. В августе 2000 года 14-летний Давид Чече, не умевший плавать, выпал из лодки своего отца и был спасен дельфином-одиночкой по имени Филиппо[305]. С 1998 года этот дельфин обитал неподалеку от города Манфредония, но, к сожалению, он разделил судьбу большинства дельфинов, которые стараются быть ближе к людям. Он погиб 6 августа 2004 года, попав под винт моторной лодки[306].

Можно ли сделать дельфинов домашними животными?

Фактически приручить дельфина как домашнее животное в семидесятых годах прошлого века пытался исследователь дельфинов Джон Лилли. О нем я писал ранее в главе «Животных учат языку», он затопил свое жилье водой по колено, чтобы дельфины и люди могли жить вместе[307]. Однако этот эксперимент не дал никаких новых научных данных и был прекращен. С современной точки зрения эксперимент отчетливо показал: человек и дельфин живут в разных средах, и компромисс только вызывает стресс у обоих.

В первые годы учебы в Геттингенском университете я подрабатывал инструктором по плаванию, и любой, кто знаком с подобного рода работой, согласится со мной, что многочасовое нахождение в воде, и тем более, возможно, на протяжении нескольких дней и недель, крайне неприятно.

В то же время и для дельфинов находиться в условиях «дома» ужасно. В дикой природе животные избегают узких проходов, пойманным на воле дельфинам приходится сначала привыкнуть проплывать через ворота в дельфинарии. Причина в том, что дельфины живут в открытом море и не могут плавать назад. Даже на узком участке у них должно быть достаточно места, чтобы повернуться и поплыть в обратную сторону.

Недавно после лекции меня спросили, можно ли одомашнивать дельфинов. И я понял, как мало люди знают о процессе одомашнивания. Можно предположить, что основное условие, если человек и животное разделяют среду обитания. Тогда, должно быть, действовал отбор, при котором усиливалось поведение, приведшее к совместной жизни. Сегодня нет уверенности – одомашнили ли мы, люди, растения и животных или наоборот. Может, растения использовали людей для распространения своих семян? Точно так же можно было бы рассматривать и ситуацию с животными, потому что животные могли выбрать людей, которые, скорее всего, терпели их рядом. Совместная жизнь тогда была выгодна для людей. Как бы то ни было: обсуждение этого бессмысленно, потому что возможно и то и другое, и, вероятно, то и другое произошло одновременно, хотя и не осознанно.

Важно одно – отбор должен был усилить характерные черты, которые благоприятствуют совместному сосуществованию. Это значит, что разные виды стали бояться друг друга меньше, скооперировались и в конце концов даже стали зависеть друг от друга. В любом случае этот процесс происходил на протяжении жизни многих поколений. Классический пример – конечно, собака, для которой мы, люди, важные социальные партнеры, и для нее физическое взаимодействие с близкими людьми является одним из условий счастливой собачьей жизни.

Дельфины содержатся людьми в неволе всего-то лет сто. С учетом наступления половой зрелости примерно в 13 лет, что сопоставимо с человеком, то в условном одомашнивании могло участвовать не более восьми поколений. Это всего лишь одно столетие от первого небольшого отбора для адаптации к новым условиям жизни и, следовательно, до одомашнивания еще очень далеко. Кроме того, в реальности все выглядит совсем иначе. Оказалось, что животные, рожденные в неволе, сами могли вырастить потомство только в исключительных случаях. Причинами это являются сложная социальная жизнь животных и ограниченное пространство в дельфинариях[308].

Поэтому об одомашнивании дельфинов пока речи нет. Похожая ситуация со слонами, которых мы, люди, используем предположительно на протяжении 5000 лет, однако так и не сумели полностью приручить. В зоопарках получение потомства у слонов возможно только с помощью медицинских усилий и искусственного оплодотворения[309]. Более того, ожидаемая продолжительность жизни слонов значительно уменьшается из-за стресса и ожирения[310]. На протяжении тысяч лет так называемых рабочих слонов отлавливали и забирали еще детенышами у живущих на воле родителей. Вышеупомянутых механизмов одомашнивания здесь и в помине нет.

Мечта поплавать с дельфинами несбыточна?

Нет, ни мечта о плавании с дельфинами, ни любая другая форма взаимодействия с животными не должны быть отвергнуты. Наоборот, мы, люди, нуждаемся в этом взаимодействии, мы должны общаться с животными, чтобы иметь возможность узнать их во всех аспектах. Только таким образом мы поймем их ценность для нас.

К сожалению, лучшая альтернатива доступна не всем, но именно это и есть преимущество. Большое преимущество в том, что наблюдение за китами и дельфинами с борта частной лодки не организовано.

Нет такой определенной области в море, где бы специальные лодки караулили животных. Если повезет, можно просто плыть на закат и вдруг услышать перед носом лодки плеск. В такой момент есть возможность необычайно интимной встречи. Возможность в течение нескольких секунд или, может, даже целую минуту смотреть в глаза дельфину с расстояния всего в метр, и он ответит взглядом. Животные используют волну перед носом корабля для серфинга и часто ищут прямой зрительный контакт с моряками. Однако если сбавить скорость, чтобы попробовать опуститься в воду к животным, они исчезнут. Но возможны и не менее удивительные встречи под водой, когда к водолазам или пловцам подплывают дельфины. Все, кого я знаю, в такой момент были очарованы.

Менее реальным, но более перспективным вариантом является плавание с резиновыми дельфинами, о чем говорилось в главе «Дельфинотерапия – обман людей и животных». Для этого используются аниматроники, то есть роботизированные марионетки животных. В наши дни таких «животных», например, оснащают камерами и используют для исследований в условиях дикой природы. Они помогают подобраться поближе к животным и минимизировать вмешательство ученых. В Голливуде используют множество искусственных животных, и, возможно, на этом видео на YouYube[311] вы найдете и свой любимый фильм. Даже если зоопарки и слышать об этом не хотят, когда-то наступит момент, и посетители предпочтут пойти в большой музей с анимированными животными, чтобы побродить среди грозных динозавров или понырять с акулами. Может быть, и это не потребуется, потому что виртуальная реальность скоро захватит нас в собственной гостиной.

Конечно, последние два варианта исключают реальное взаимодействие с животными. Но это нечто большее, чем просто наблюдения. В рамках искусственной реальности мы вряд ли сможем отличить реакцию таких «животных» от настоящих.

Мы будем подобны участникам теста ELIZA, которые 50 лет назад поверили, что разговаривают с настоящим психологом, хотя соответствующие реплики были сгенерированы компьютерной программой[312].

Нам надо быть сдержаннее. В настоящее время существует около 600 000 афалин[313], это вид, который известен нам по дельфинариям и кинофильмам. На всей планете их меньше, чем жителей Дюссельдорфа. То же самое и со многими другими видами диких животных. Их среда обитания становится все меньше, популяция сокращается. А если мы еще станем им мешать, то им не хватит времени, например, чтобы добывать пищу[314]. За исключением хорошо организованных наблюдений за китами, я бы хотел исключить все виды коммерческих предложений в этой области[315].

Встречи с дикой природой и контакт, который возникает в этот момент, для меня лично – самое интересное, что вообще может быть. Сталкиваются два совершенно незнакомых существа, и в первую очередь все строится на доверии. Однако следующие примеры наглядно покажут, насколько далеко от реальности распространенное представление о диких животных и что нам необходимо безотлагательно пересмотреть нашу позицию.

Акулы

Есть два морских животных, которых очень любят средства массовой информации и многие люди. Одно из них – дельфин, а другое – акула. Еще в раннем детстве мы получаем архетипическое представление об этих животных. У моих сыновей огромное количество книг с очаровательными дельфинами. И столько же книг, посвященных злым акулам. Конечно, дружелюбие дельфина сразу же видно по его улыбке. Акула выглядит совсем иначе. Если она откроет пасть, то покажет свои так называемые револьверные челюсти, и легко представить, что сделают эти острые, как бритва, зубы с человеческим бедром. Но вам, наверное, известно, что улыбка дельфина – это вовсе не улыбка, такое выражение физиономии врожденное, дано ему от природы. Более того, у дельфинов вообще нет мимики, и, если вы хотите с ними общаться, необходимо смотреть на все тело целиком.

Напротив, акула вообще ничего не говорит, потому что она просто дышит. Рыбам, будь то хрящевые рыбы (акулы и скаты) или костные рыбы (форель, треска, карп и т. д.), для того чтобы дышать, приходится держать пасть открытой, таким образом вода, из которой они получают кислород, проходит через рот и фильтруется через жаберные щели. С другой стороны, если акула закроет пасть, то, образно говоря, она задержит дыхание. Мы делаем так бессознательно в случае испуга или напряжения, каждому знакомо такое ощущение, словно ком в горле застрял. У акул все точно так же: если они напряжены, то закрывают рот. Но в отличие от нас у них есть веская причина – они защищают свои чувствительные жабры. Возможно, что наш рефлекс задерживать дыхание даже проистекает от поведения рыб. В любом случае скорее необходимо опасаться акулы с закрытой пастью, чем акулы, которая оскалила все зубы.

В своих исследованиях я наткнулся на следующую цитату: «Акулы – самые безобидные хищники на планете!» Может, вы слышали, что большинство атак акул заканчивается относительно благополучно. Животные делают так называемый пробный укус, быстро понимают, что вкус неприятный, и относят нас к категории «не моя добыча». Оставшаяся потенциальная еда отвергается с пренебрежением. Это поведение очень значимо, оно появилось в ходе эволюции – что-то неизвестное может вызвать у нас проблемы, и такая пища воспринимается как невкусная. Так биология управляет значимым поведением. Хищники зачастую весьма избирательны при поиске жертвы, в процессе естественного отбора их поведение адаптировалось к животным, на которых они охотятся. Иногда их действия даже кажутся разумными, однако в подавляющем большинстве случаев это не так.

Например, акулы всегда настигают свою добычу сзади и имеют четкое представление о возможной зоне обзора своих жертв. Их поведение и способность оценивать зону обзора совершенствовались в ходе эволюции.

Потом было замечено, что акулы, несомненно, хорошо оценивают и зону обзора человека. Это удивительно, потому что акулы стали встречать людей в воде всего около 50 лет назад, и адаптация в ходе отбора практически исключена. Значит, акулы способны определять зону обзора человека по нашей реакции. Высокоразвитые хищники[316] и приматы[317] это умеют, но как это делают такие примитивные существа, как акулы?

Известный исследователь акул Эрих Риттер провел специальный эксперимент[318] и выяснил – не такие уж они и примитивные, как мы думали! Поэтому его рекомендация дайверам в случае опасности такая: встать лицом к лицу и смотреть друг другу через плечо. Таким образом можно одновременно видеть друг друга, сохраняя спокойствие, и в то же время следить за происходящим вокруг. Акула, неважно, с какой стороны она приближается, почувствует, что за ней все время наблюдают. В таком случае атака акулы практически исключена, утверждает Риттер. Возможно, вы уже догадались, что цитата про безобидного хищника принадлежит именно ему. Чтобы акулы и для вас стали безобидными «зверюшками», давайте рассмотрим их поближе.

Из главы «Личность» вы уже знаете, что многие животные обладают разными характерами и что это разнообразие имеет огромное экологическое значение. Потому неудивительно, что и у акул также есть индивидуальность. Один из вариантов, как это можно представить – как социальную жизнь человека. Выяснилось, например, что некоторые лимонные акулы (Negaprion brevirostris) любят проводить время с другими, а некоторые – нет[319]. Подобные социальные предпочтения наблюдали и у самок бычьих акул (Carcharhinus leucas)[320]. О крысах известно, что некоторые из них любят повеселиться и предпочитают держаться вместе с теми, кто тоже любит повеселиться (больше об этом в главе «Животные в лаборатории»). Сложно поверить, что у акул тоже есть что-то вроде личных предпочтений в отношении определенных животных. Лет 10 назад сенсацией стали данные о том, что удалось выявить у дельфинов сеть, построенную на основании индивидуальных предпочтений[321].

Человеческий термин для подобного наблюдения – это дружба. Отдельные акулы также испытывают привязанность к другим особям и даже дружат – это невероятно. Я не удивлюсь, если однажды какой-нибудь исследователь определит более высокий уровень концентрации изотоцина у акулы, которая поддерживает дружеские отношения. (см. «Как мы чувствуем»). Это будет еще одним замечательным примером того, как эмоции управляют нашим поведением и поведением акул.

Наверняка вам интересно, как вообще акулы узнают друг друга. Как и у многих других животных, у акул есть индивидуальные отличительные особенности. Нам, людям, например, они помогают различать животных. Многие исследователи даже делают огромные каталоги с фотографиями для идентификации животных в ходе своих наблюдений. Точно также цихлиды распознают других по внешнему виду и различают известных и неизвестных животных[322].

В главе «Культура и подражание» говорилось о том, что обучение через имитацию – это особая когнитивная способность. Можете себе представить, как я был поражен, когда узнал, что лимонные акулы тоже способны к социальному обучению через имитацию[323]. Несомненно, есть много примеров из многочисленных исследований и разнообразные интересные аспекты когнитивных способностей акул, но, возможно, вас больше интересует, как избежать недоразумений при встрече с акулой.

Эрих Риттер дал мне несколько советов по этому поводу. Уж кто-кто, а он в этом разбирается, потому и проводит семинары по бесконфликтному поведению с акулами в своем Центре обучения и изучения акул[324]. Однако должен признать, что у меня, как у отца, мурашки пошли по коже, когда я узнал, что он ведет подобный курс и для детей. В конце концов это говорит само за себя. Вот советы:

1. Не заходите в воду, где рыбачат. Рыба, попавшая на крючок, испытывает сильную боль[325]. В такой стрессовой ситуации выделяются гормоны, которые акулы прекрасно чувствуют. Более того, раненые рыбы оставляют в воде чешую и фекалии.

Для акулы этот запах создает заманчивый шлейф. Если акула натыкается на такой след, ее чувства недвусмысленно дают сигнал о добыче. Если в этом шлейфе запахов окажется плещущийся человек, то существует риск, что его укусят. Акулы – осторожные животные, но когда их нос и ощущение вибраций однозначно говорят о добыче, то внешний вид добычи становится второстепенным.

2. Пловцы подвергаются большей опасности, чем ныряльщики, так как на поверхность обычно всплывают только раненые животные. А если при этом еще и плескаться, то акула предположит, что перед ней именно раненое животное. В таком случае велик риск укуса.

3. Заметив акулу, необходимо немедленно прекратить активные движения, просто стоять в воде и не шевелить ногами. Движения ногами создают потоки воды, которые еще больше привлекают акул.

4. Если акула описывает круги, необходимо постоянно держать ее в поле зрения и поворачиваться вслед за ней, стараясь как можно меньше двигать руками. В этот момент акула всего лишь проявляет интерес. Ситуация совершенно неопасна, и можно лишь наслаждаться редким моментом встречи. Такая стратегия соответствует стратегии племени руна из Южной Америки и совпадает с рекомендациями, вытекающими из перспективизма Эдуардо Кона (см. главу «Изменение перспективы»).

5. Если плавание по кругу длится более трех-четырех минут, а акула выдвигает челюсти вперед, то, возможно, за этим последует атака. Тогда поможет только одно: нужно плыть по направлению к акуле, даже если это непросто. Такое поведение недвусмысленно покажет, что вы – не добыча. В конце концов человек тоже довольно крупное животное, а риск получения травмы от неизвестного противника очень высок. Если акула подплывет слишком близко, можно попытаться направить поток воды на жабры или даже коснуться их. Когда акулы хотят причинить друг другу боль или даже убить, то стараются укусить именно за жабры.

Акула на самом деле понятия не имеет, что такое человек, но этот сигнал поймет и отреагирует соответствующим образом.

6. Если же акуле удалось подобраться незамеченной и укусить, то ни в коем случае нельзя тянуть укушенную часть тела из пасти акулы. Со стопроцентной вероятностью животное само отпустит. В этом случае останется лишь несколько рваных ран от острых зубов. И наоборот, если тянуть ногу или руку, то акула начнет сопротивляться и оторвет кусок плоти. Если до этого момента у вас должны были быть просто стальные нервы, то тут начинается настоящее испытание. Ведь еще нужно самостоятельно выбраться из воды. Сделав пробный укус, акула убедилась, что такое она не ест, и второй раз атаковать не станет. Но, если в этот момент придет помощь, очень вероятно, что акула будет защищать свое право на добычу, и тогда одним пострадавшим не обойдется.

7. Ни в коем случае нельзя пытаться уплыть. Не сомневайтесь, акулы в любом случае плавают быстрее. Но главная проблема в том, что попытки уплыть показывают акуле, что перед ней жертва, а этого необходимо избегать при любых, действительно любых обстоятельствах.

Если следовать этим правилам, то на 99,999 процента вы переживете встречу с потенциально чрезвычайно опасным хищником и, может, даже получите удовольствие. По словам Эриха Риттера, ни с одним другим хищником нет такой гарантии. Если кто-то мне не поверил, я понимаю, ведь и сам в это едва верю, но рекомендую вам пройти курсы у господина Риттера. Его советы основаны на анализе сотен случаев атак акул. А те, кому интересны первоисточники, найдут больше информации на сайтах «Общества пострадавших от акул»[326] и Института исследования акул[327].

В моей книге «Личные права животных»[328] подробно описан случай, когда дельфин попросил помощи у аквалангиста[329]. Я выбрал этот пример, чтобы показать, что дельфины имеют представление о других существах.

С помощью теории познания (см. главу «Сопереживание»), например, они способны понять, может ли человек им помочь. Сегодня часто сообщается о случаях, когда животные просят человека о помощи. Но в основном это либо молодые животные, либо животные, которые в какой-то степени знают людей. Животные приходят к нам, потому что у них есть положительный опыт общения с человеком. Однако с вышеупомянутым дельфином было совсем по-другому, так как он приплыл к аквалангистам, которые его ни разу не подкармливали, и ранее он никогда не искал знакомства с людьми.

В сети можно найти разные видеоролики, где акулы ведут себя как тот дельфин. В одном случае у акулы в пасти застрял рыболовный крючок[330], в другом – она запуталась в леске[331]. В обоих случаях акула плавает вокруг человека, и создается впечатление, будто она просит о помощи. Аквалангисты спокойно хватают животное за бока или за спинной плавник, а животное терпеливо позволяет избавить себя от проблемы, словно знает, что ему помогут.

Как бы мне ни хотелось верить, что акулы обладают настолько сложными когнитивными способностями, на самом деле это поведение никак не связано с такими когнитивными возможностями, как теория познания.

Многие животные иногда ведут себя так, словно просят о помощи.[332] Однако большинство таких животных получали пищу от людей и привыкли к ним. Например, акулы подплывают к аквалангистам – неважно, с крючком в пасти или без – потому что те их кормят. Именно в такой момент одним умелым движением можно запустить тоническую неподвижность. Это оцепенение часто бывает у акул и используется ветеринарами в океанариумах по всему миру, чтобы проводить медицинские процедуры без использования лишних медикаментов и особых усилий[333].

Кроме того, возможно, акула воспринимает человеческие пальцы как рыб-чистильщиков. Эти животные живут с акулами и с другими большими рыбами в симбиозе. Для акулы польза от рыб-чистильщиков, которые охотятся на паразитов, а у рыб-чистильщиков, в свою очередь, накрытый стол плавает прямо перед носом. В одном исследовании было установлено, что прикосновения рыб-чистильщиков снижают уровень кортизола у больших рыб, и, таким образом, они становятся спокойнее[334]. Этим пользуются рыбы-чистильщики, они могут лучше выполнять свою работу, если их солидные клиенты не нервничают.

Для меня эти кадры не отражают интеллект акул. Однако я рад за тех людей, которые, несмотря на существующее предубеждение и, возможно, даже на страх, помогают этим животным. Их поступки диаметрально противоположны тому, как мы, человечество, поступаем с акулами. В дополнение к тому факту, что в нашей культуре десятилетиями демонизировали этих животных, рыболовство поставило на грань вымирания множество видов. С одной стороны, бесчисленные животные попадают в рыбацкие сети как случайный улов, с другой стороны – их плавники считаются деликатесом. Последнее привело к тому, что акул ловят, наживую отрезают плавник и еще живых выкидывают обратно в воду.

Там они погибают в муках от смертельных ран. Только 2013 году в Европейском Союзе наконец был ужесточен давно установленный запрет на так называемый промысел акульих плавников – благодаря улучшению мониторинга незаконного промысла[335]. Но европейский флот лишь один из многих, а количество акул уже настолько сократилось, что сегодня даже встреча с ними в дикой природе может считаться редкостью.

Хотя международные соглашения, такие как Боннская конвенция, поставили некоторые виды под охрану, а соглашение СИТЕС запрещает продажу продукции из многих видов акул, угроза остается. Многие экологи предупреждают о драматических последствиях исчезновения хищников из экосистемы – конечного звена пищевой цепи. Это не только потеря биоразнообразия, но и в целом воздействие на экосистему, которой будет не хватать значимого компонента. Средиземное море с его удушающе быстрым ростом водорослей или нашествием медуз – хороший пример равновесия подводной морской экосистемы.

После такого количества моря и «безобидных», но зубастых крупных хищников вернемся на родную землю и познакомимся с диким животным, которое встречается практически на каждом углу.

Голуби

Голубь, так хорошо знакомый нам, на самом деле никакое не дикое животное, а скорее домашнее животное. Но тут есть недоразумение, потому что, согласно решению Гессенского административного суда, голуби – это вредители[336]. Прошу простить меня, но я не буду вдаваться в подробности такого парадокса. Независимо от этого, голуби – интересные существа, которые заслужили, чтобы их лучше понимали и уважали.

Домашний голубь (Columba livia f. domestica) – это прирученный примерно 10 000 лет назад сизый голубь (Columba livia), возможно, самый древний одомашненный вид птицы[337]. Их невероятные способности к ориентированию используются с незапамятных времен, почтовых голубей брали с собой в путешествия и потом отправляли домой с весточками.

Но, оказывается их способности, гораздо разнообразнее: так, во время Второй мировой войны голуби должны были наводить ракеты на цель[338], а в 1980-х годах были попытки начать использовать их для спасения терпящих бедствие в море, так как с самолета они быстрее замечали пострадавших, чем люди[339]. Кстати, все еще остается загадкой, почему голуби, неперелетные птицы, так хорошо могут ориентироваться[340].

Однажды мне позвонила мама и взволнованно рассказала, что парочка голубей, которая живет у нее под навесом, поссорилась, и уже два дня они не ластятся друг к другу. Ночью обе птицы сидели, тесно прижимались, но теперь казалось, словно что-то рассорило. Может быть, у парочки голубей проблемы в отношениях?

Давайте подробнее изучим когнитивные способности этих птиц. Например, известно, что голуби обладают поразительной памятью и способны запомнить более 100 различных изображений[341]. Более того, они способны определить пол человека по лицу[342] и делают это даже с абсолютно новыми избражениями[343]. Также голуби способны понять, является что-то одинаковым или разным, то есть умеют обобщать.

Уже более десяти лет нам известно, что у животных есть впечатляющий навык решения проблем и достижения своих целей при помощи оригинальных идей. Более того, полученные таким образом знания они передают друг другу и изучают социальный опыт с помощью имитации[344]. Если вспомнить о невероятных когнитивных способностях крыс, то уничижительное обзывание голубей «летающими крысами» на самом деле является комплиментом. И крысы, и голуби – это чрезвычайно развитые в когнитивном отношении животные, поэтому они могут хорошо адаптироваться к новым и меняющимся условиям окружающей среды.

Однако стоит ли при этом строить догадки о том, что у пары птиц возникли проблемы в отношениях? В главе про чувства мы узнали, какие механизмы задействуются для завязывания отношений и сохранения уже существующих отношений. Несомненно, птицы в отношениях чувствуют себя точно так же, как и мы, наши нейронные и биохимические базовые принципы, как выяснилось, сопоставимы. Но для нас, людей, отношения – это нечто большее, отношения могут оказаться под угрозой, например, из-за недоразумений или разногласий.

Вопрос в следующем – можем ли мы на основе нашего опыта представить когнитивные способности голубей, как это сделала моя мама в отношении птиц в своем доме? Думаю, можем. Мы говорим о животных, обладающих индивидуальностью, хорошей памятью, способностью к абстрактному мышлению, навыками решения проблем и взаимного обучения. При таких условиях абсолютно допустимы различные точки зрения в споре и кризис в отношениях. Пока я писал об этом, мне и самому стало интересно, способны ли животные размышлять о проблемах в своих отношениях. Благодаря интернету уже через мгновение я прочитал соответствующую публикацию на экране своего компьютера. Действительно, был проведен эксперимент, в ходе которого удалось доказать наличие у голубей одной из форм метапознания, а именно поиска дополнительной информации[345].

Конечно, можно задаться вопросом, какая разница между рефлексией по поводу собственных отношений и по поводу собственных знаний. Однако пока никто не доказал, что между этими двумя видами размышлений есть разница, для меня это одно и то же.

Итак, уверены ли мы на сто процентов, что у этих двух голубей проблемы в отношениях? Нет! Но возможно ли это, учитывая, что нам известно о голубях? Конечно, да!

После всех данных, которые здесь были приведены, я готов был написать, что животных можно использовать и как почтовых голубей, ведь они стараются вернуться к своему партнеру как можно скорее. Этот трюк используют с дельфинами. Например, на Багамских островах есть компания, которая выпускает пойманных дельфинов из вольеров для программы плавания в открытом море. Однако тренеры догадались не брать дельфинов-друзей одновременно. Друзья дельфинов, которые участвуют в программе плавания, всегда остаются в вольере и являются причиной, по которой остальные возвращаются обратно.

Я не знал, относится ли это и к голубям. Поэтому позвонил в Ассоциацию немецких заводчиков голубей и поинтересовался, возвращаются ли голуби к знакомой местности, к социальному окружению или к своему партнеру, однако никто не смог ответить на этот вопрос. Это меня сильно удивило, потому что появившиеся в последнее десятилетие миниатюрные GPS-трекеры показывают нам, как голуби находят дорогу домой, оптимально используя свои способности. Кроме того, голуби, как мы уже знаем, являются популярными подопытными животными в исследованиях когнитивных способностей.

Мои запросы на кафедру биопсихологии Рурского университета в Бохуме, всемирно известную своими экспериментами по исследованию когнитивных способностей голубей, а также в рабочую группу по нейросенсорике в Ольденбургском университете поначалу остались без ответа.

Наконец, мне все же позвонил руководитель рабочей группы из Ольденбургского университета, профессор Моуритцен. Я повторил свой вопрос, и он ответил довольно лаконично: «Они возвращаются к гарантированному источнику пищи». Я возразил, что человек стал давать пищу птицам только в ходе одомашнивания, однако способность всегда возвращаться обратно развилась в процессе эволюции, и потому мотивация не может быть связана кормлением. «Может, и так, однако родной дом означает также известный источник корма, – ответил профессор Моуритцен. – А еще голубей можно продавать. И после сравнительно небольшого периода привыкания покупатель может использовать голубей». Если бы я был прав, и партнерство или социальная сеть играли бы ключевую роль, то голуби сразу бы улетали обратно в родной дом, продавец получал бы своих голубей обратно. Не самая рациональная бизнес-модель. Таким образом он меня убедил. Даже без сложных исследований ответ на мой вопрос был дан исключительно на основании простой логики и здравого смысла.

Несколько смущенный, я попытался обосновать свою точку зрения собственным опытом и рассказал о разных видах животных, как с помощью подробного анализа социальной сети можно увидеть, что у них есть предпочтения в отношениях с определенными социальными партнерами и они мотивированы быть с ними. На это он ответил: «Но вы должны быть осторожны, не очеловечивая их, большинство животных проще, чем вы думаете, в первую очередь корм и жажда определяют поведение животных». Хотя я признаю, что при определенных обстоятельствах очеловечивать животных правильно, но прав профессор Моурицен – сравнивать можно только то, что действительно сопоставимо.

Эта тема не давала мне покоя, и я продолжил свои изыскания. В одной публикации, посвященной исследованиям успешного ориентирования различных групп и эффективности отдельных животных, я обнаружил интересный факт: «Полеты в паре с партнером показывают худшие результаты»[346].

То есть пара голубей, живущих в моногамных отношениях и возвращающихся на родину вместе, менее эффективна, чем любые другие стаи и отдельные птицы. У них мотивация вернуться обратно очевидно ниже – возможно я был в чем-то прав, и эта парочка самодостаточна. Но что случится, если пару разделить? Будут ли «замужние» самки возвращаться быстрее, чем одиночки? По крайней мере, это стало бы отличным доказательством моей теории. Однако исследование показало, что самки-одиночки даже чуть быстрее, поэтому приходится мириться с тем, что мы не можем знать все, а разные выводы могут противоречить друг другу.

Охота

Сейчас 21:30 4 мая 2018 года. Я нахожусь в небольшой гостинице в тихой деревушке под названием Мальниц посреди Австрийских Альп. Национальный парк Высокий Тауэрн пригласил меня на однодневный семинар под названием «Умный интеллект диких животных». Этот национальный парк практически полностью является частной собственностью, а охотники, которые охотятся на собственной или на арендованной земле, имеют право принятия решений, поэтому это мероприятие проводилось при поддержке образовательной платформы охотничьего сообщества Каринтии. Итак, я выступал в зале, полном охотников, что для меня было совершенно новым опытом.

Конечно, несомненно, понятно, почему охотников так интересует эта тема. Они постоянно сталкиваются с интеллектом животных, одна из лекций даже называлась «Почему дикие животные узнают от охотников так много, а охотники от диких животных узнают так мало». На этой лекции два охотника, которые пользуются луком и стрелами, говорили о том, что благодаря новейшей технике охотникам-любителем все удобнее охотиться, и они все меньше и меньше стараются узнать о природе, но, с другой стороны, животные быстро распознают особенности новых технологий и соответственно адаптируются к ним.

Но я узнал и очень забавные вещи. Так, хитрый охотник, переходя от одного охотничьего убежища к другому, маскируется под туриста, громко разговаривая сам с собой. Это показывает, что животные могут хорошо различать нас, двуногих, между собой – поведение, которое можно легко объяснить обусловливанием. Однако тот день оказался еще интереснее.

Вы уже знаете мою позицию в отношении животных и догадываетесь, что радость от охоты и от убийства мне и представить невозможно. Наверное, вы задаетесь вопросом, почему же я участвовал в мероприятии для охотников, да еще и в качестве лектора? На это было две причины. Во-первых, у меня не было никакого понятия об охоте и охотниках, поэтому такое мероприятие для меня очень ценно, так как я за сравнительно короткое время получил непосредственное представление. Во-вторых, в своей лекции в каждом отдельном примере я подчеркивал близость животных к нам, людям. Полагаю, что эта современная и научно обоснованная позиция посеет моральные сомнения у слушателей, что со временем приведет к изменению образа мышления.

Однако во время лекции у меня возникло ощущение, что среди охотников распространяется некое неудовольствие. Когда я говорил про сопоставимость чувства любви у горных полевок и людей и объяснял, что привязанность матери к ребенку сопоставима с чувствами коровы к теленку, то заметил, как многие лишь скептически закатывали глаза. Очевидно, охотникам сложно представить, что мы, люди, подчиняемся тем же древним природным механизмам управления поведением, как и мышь или корова. Но мне удалось слегка пошатнуть фундамент, на котором базируется человеческое высокомерие, которое позволяет нам законно считать себя выше всех остальных животных. Охотники стали слушать внимательнее, когда я рассказывал, что окситоцин, способствующий укреплению связей и доверию, делает банкиров более расположенными к кредитованию. Забавно, что в этом случае эффект древнего механизма управления выглядел для них правдоподобно и, несомненно, был интересным.

Сразу после моей лекции слово получили два вышеупомянутых охотника с луками. Из их выступления я узнал, что только в США насчитывается 3,5 миллиона охотников с луками, а в Австрии охота из лука запрещена и что оба стрелка любят охотиться в Венгрии и других странах. Интересно, что стрельбу из лука часто используют в городах. Небольшая дистанция – стрельба примерно с 20 метров – почти гарантирует точность попадания, а умело замаскированный охотник благодаря тишине своего оружия может убить нескольких зверей сразу. Лучники обычно охотятся в чаще леса, и для них крайне важно, чтобы будущая жертва не могла их обнаружить. Следовательно, способность прочувствовать природу и животных это необходимое условие, но вместе с тем и проблема. Вот так оба охотника обозначили основную идею своего выступления – природа остается природой, но охотник теряет с ней связь. Само собой, эта критика была нацелена не на них самих и прочих охотников с луками, а на тех многочисленных охотников с ружьями, которые производят выстрелы с большого расстояния, с применением новейших технических средств с широкой зоной обстрела.

Последующее отступление, посвященное поведению животных, я нашел чрезвычайно интересным, потому что многое подтверждалось научными выводами о наличии индивидуальности у животных[347] и регулярно наблюдаемой динамикой в поведении животных. Так, выступающие рассказали, что животные, спасаясь от преследования охотников, мигрируют в заповедники или в города. Само по себе это удивительно, однако они подчеркнули, что один и тот же вид может выбирать разные стратегии. Хотя считается, что определенные животные легче переносят влияние цивилизации и поэтому приспосабливаются к городским условиям, а другие виды животных стремятся в отдаленные районы. Этот аспект также отметил и другой докладчик, рассказывавший про кабанов. Он подчеркнул очевидную индивидуальность каждого животного. Но в контексте его выступления складывалось впечатление, что такой вывод был не совсем научным и этот вопрос требует внимательного изучения. Однако об индивидуальности говорят уже более десяти лет, используя понятие устойчивых индивидуальных различий (см. главу «Личность»), и нам даже известно, что это важнейший и необходимый для выживания популяции механизм, существующий даже у насекомых.

Откуда же такое скептическое отношение? Другой лектор назвал животных черным ящиком, рассказывая, как инстинктивно ведут себя животные, что нельзя объяснить простыми поведенческими механизмами. Биология диких животных отстала на годы, если даже не на десятилетия, от современных исследований поведенческой науки, и мне интересно: почему мы знаем о когнитивных способностях бурундука в Африке или дельфина в Карибском бассейне больше, чем об оленях в наших родных лесах?

Почему не интересуемся коммуникацией или социальной жизнью диких животных на своей родине? Почему не проводим никакого сетевого анализа или экспериментов, чтобы выяснить, способны ли эти животные размышлять о себе? И почему пользуемся языком с устаревшим словарным запасом, который просто не позволяет сформулировать эти вопросы. Практически все исследователи диких животных, с которыми я познакомился в тот день, сами были охотниками. Как охотнику, разве вам не интересно узнать, что олень способен испытывать материнскую любовь, может мыслить логически и стратегически, что у него есть биография и своя культура?

Однако вернемся к лекции двух стрелков из лука. С искренним восхищением они сообщили, что европейский муфлон, из рода баранов, способен различить подмигивание человека с 50 метров, а жест рукой – на расстоянии 1000 метров, что слышит он гораздо лучше собаки, а видит даже в инфракрасном диапазоне. Кроме того, я многое узнал о направлениях ветра в лесу, уборке охотничьих троп, ношении перчаток (человеческие руки тоже потенциально опасны), приемы, как скрыть человеческий силуэт, и важный совет не носить с собой ничего болтающегося, например собачий поводок или карабин.

Проблема оказалась в другой рекомендации охотникам. Господа лучники на полном серьезе советовали оставлять подстреленное животное и подходить к этому месту лишь спустя некоторое время. Якобы в этой ситуации другие животные получают урок. Охота с луком в Австрии запрещена, потому что такое убийство несовместимо с защитой животных. В противоположность охоте с ружьями смерть от стрелы не моментальная и более болезненная, сам процесс гибели затягивается. Рекомендация оставить лежать раненое животное свидетельствует о поразительном игнорировании боли и страданий другого существа.

Справедливости ради, я должен отметить, что среди охотников с ружьями я слышал критические замечания в отношении охотников с луком.

После перерыва была лекция Флурина Филли, биолога-исследователя дикой природы, который ведет наблюдения и работает в Швейцарском национальном парке. Он рассказал об одном канадском исследовании, которое ясно показало, что самки благородных оленей в течение жизни становятся умнее. Целью исследования было выяснить, насколько зависит поведение отдельного животного от его индивидуальности, то есть является ли врожденным, и в какой мере опыт влияет на поведение животного. Неудивительно, что подтвердилось влияние и того и другого. Более того, было доказано, что благородный олень, начиная примерно с 10 лет, становится практически неуловим для охотников. Животные даже реагируют по-разному на охотников с луками, арбалетами и ружьями, корректируя свое поведение в зависимости от дистанции выстрела[348].

С моей точки зрения, это прекрасный пример влияния опыта биографии на личность и еще одно доказательство того, что большинство животных не только живут здесь и сейчас, но, как и мы, обладают эпизодической памятью, что помогает им лучше справляться с жизненными испытаниями.

Затем были представлены промежуточные результаты недавнего исследования, в котором выяснилось, что наблюдаемые олени в Швейцарском национальном парке имеют представление о территории заповедника и даже держат в голове индивидуальную «карту опасностей». Я обратил внимание, что не все животные могут получить такие знания территорий и что эти данные можно правдоподобно объяснить, только если животные делятся приобретенным опытом, то есть сообщают друг с другу о различных местах и опасностях. Это было бы возможно, если бы они могли указывать географические данные. Однако докладчик не захотел ко мне прислушаться.

После этого было еще несколько захватывающих историй, из которых мне особенно запомнилась одна. Чтобы получать данные о передвижениях оленей, животных необходимо было снабдить передатчиками. Для этого их нужно было поймать. Так, например, серн регулярно отлавливали с помощью силков в определенных уголках леса. Через два года выяснилось, что опытные серны не давали молодым животным заходить в эти участки леса. Конечно, это всего лишь рассказ, но если мы возьмем за основу знания о когнитивных способностях, о которых говорилось в главе «Нам нужно очеловечивать животных!», то подобные наблюдения довольно легко объяснить и это даже не вызывает никакого удивления.

За ужином я узнал от доктора Филли еще одну интересную историю. В Швейцарском национальном парке у серн распространилось некое заболевание, вызвавшее воспаление глаз, из-за чего большинство животных ослепли. Пострадавшие животные, пользуясь остатками зрения и вопреки своей привычке, мигрировали в долину, направляясь туда, чтобы прокормиться. При этом они сильно рисковали, но осознавали, что, ослепнув, не смогут выжить в горах.

Больные и спотыкающиеся животные – не самая лучшая реклама для национального парка, потому доктору Филли пришлось закрыть заповедник для посетителей. По его опыту, посетители считают, что национальный парк должен помогать животным или позволить им уйти. В прошлом это привело к тому, что вопреки собственной философии, согласно которой в национальном парке не вмешиваются в природные процессы, ему пришлось отдать распоряжение отстреливать больных животных из-за посетителей. На этот раз через некоторое время количество больных животных сократилось. Большинство серн выздоровели и вернулись обратно в горы. Это прекрасный пример правильного поведения в национальных парках и заповедниках – как можно меньше вмешиваться в природные процессы. Также это вполне согласуется с точкой зрения, возможно, самого известного охотника на волков. Боб Хейз[349], опытный исследователь волков, на протяжении 20 лет отвечал за контроль, то есть отстрел, волков на территории Юкона. Он пришел к выводу: c биологической точки зрения убийство волков – это ошибка[350].

Однако, несмотря на всю критику, факт остается фактом – любое дикое животное ведет несравнимо лучшую жизнь, чем животные на промышленных животноводческих фермах. У меня есть личная проблема с теми людьми, которые получают удовольствие от убийства других живых существ. Я просто не понимаю этого. Более того, я не могу и не хочу согласиться, что окровавленное раненое животное всего лишь «потеет», а охотничью собаку, которая выслеживает жертву, называют «гончей по кровяному следу». Это девальвация жертвы и когнитивный диссонанс, как в учебнике.

Животные в туризме

Редко какой отпуск моей мамы обходится без того, чтобы по возвращении она не рассказала какую-нибудь забавную историю о встрече с животными, и как человек, любящий животных, она часто задается вопросом: «А это вообще нормально?» Аттракционы варьируются от объятий со скатами до кормления крокодилов.

Большинство туристов в восторге от подобных предложений. Кому не понравится рассказывать, какая кожа у ската или акулы, кого не впечатлит, как быстро крокодилы способны выпрыгивать из воды. Но что значит подобное взаимодействие для животных?

Крокодил, которого заставляют выпрыгивать из воды с помощью приманки много раз подряд перед каждой группой посетителей, которые беспрерывно идут друг за другом, вынужден перед этим сидеть на диете по Скиннеру (см. «Наши устаревшие представления о животных»). Другими словами, он ничего не ест неделями, или даже месяцами. Конечно, такая ситуация может возникнуть и в дикой природе, однако если животное там не преуспеет на охоте, то у него будет и соответственная фаза восстановления, потому что добыча ушла от него только один раз. Кусок мяса, танцующий перед носом, мотивирует голодающее животное к максимальной активности, и я как минимум сомневаюсь, должно ли происходить что-то подобное. Во Флориде на крокодильей ферме я сам видел, как крокодил проглотил приманку вместе с огромным металлическим крюком и веревкой.

Но для организаторов подобных аттракционов это не представляет вообще никаких проблем, потому что в любом случае этих животных должны убить.

Скаты, за некоторыми исключениями, безопасны для нас, людей, и поэтому в крупных аквариумах их часто дают погладить всем желающим. На воле, как видно на фотографии, их подкармливают на песчаных отмелях. Иногда опытный гид хватает животное и запускает вышеупомянутую тоническую неподвижность. В этот момент скат замирает, поэтому его можно спокойно передать в руки туриста. Через несколько секунд или даже минут эта реакция проходит, и ошарашенное животное уплывает прочь.

Важно понимать, почему появилась такая реакция. В ходе эволюции появилось множество хищников, когнитивные способности которых довольно примитивны. Прежде всего они реагировали на движение и избегали поедать мертвых животных. С мертвым животным есть одна проблема – не узнать наверняка, как долго оно мертво и не образовались ли уже токсины в результате разложения. Свежеубитая жертва безопасней. Если, несмотря на попытки укусить, добыча не реагирует, значит, она уже мертва и, следовательно, относится к категории «лучше не есть». Чтобы живое животное действительно выглядело мертвым, необходимо серьезное вмешательство в механизмы управления организмом – ведь это состояние, к которому прибегают только в самых экстремальных и исключительных ситуациях. И здесь уместен вопрос – оправданно ли это? В конце концов речь идет только о развлечении нескольких отдыхающих.

Другой момент – само кормление. За исключением кормления перелетных птиц, которые решили остаться на зиму с нами, я принципиально против кормления диких животных. Для птиц можно сделать исключение, потому что зачастую их популяциям угрожает резкое уменьшение количества насекомых, а им и так сложно нормально прокормиться. Подкармливая птиц зимой, возможно, мы хоть немного компенсируем то, что пестициды, используемые в сельском хозяйстве, отравляют их пищу. В подавляющем большинстве случаев кормление диких животных создает одни лишь проблемы. Зачастую дополнительное подкармливание животных вносит неразбериху в пищевую цепь и дает преимущество одному определенному виду. Популяция такого вида увеличивается, и тут-то и начинаются проблемы. Из-за фекалий чрезмерно разросшейся популяции птиц в городском водоеме окажется слишком много удобрений, и он зарастет. Дельфины, которых подкармливают, попадают под винты моторных лодок, а пеликаны, которым отдают остатки улова, погибают в огромных количествах из-за проглатывания рыболовных крючков. Серьезные изменения в поведении могут произойти у более высокоразвитых животных.

На примере дельфинов, обитающих у западного побережья Австралии, стало известно, что животные, которых регулярно подкармливали, переставали обучать своих детенышей охотиться, и, как следствие этого, смертность среди молодых животных настолько резко выросла, что местная популяция дельфинов оказалась под угрозой. Я мог бы привести здесь бесчисленное множество подобных примеров, поэтому считаю, что, за редким исключением, необходимо отказаться от любого кормления животных, живущих в дикой природе.

Большинству диких зверей мы представляемся большими опасными животными, рядом с нами они испытывают стресс и, возможно, даже страх смерти. Они не способны понять, что мы всего лишь хотим их приласкать.

Сразу после получения диплома биолога я читал лекции на круизном лайнере «Астор» и однажды оказался в неприятной ситуации. Мы были на экскурсии в бразильском тропическом лесу, где нас с восторгом приветствовала компания местных ребятишек. Они таскали за собой молодого ленивца и за один доллар передавали его от одного человека другому. Я был сбит с толку, разрываясь между сочувствием к детям, которые лишь хотели заработать немного денег, и переживанием за ленивца, и не вмешался. Лишь в конце встречи я объяснил, что ленивцы вовсе не ленивы, они просто медленные, медлительность защищает их от нападения муравьев. Как правило, муравьи нападают на любых движущихся животных и не дают им обгладывать то дерево, в симбиозе с которым сами живут. Ленивцы настолько медлительны, что муравьи их не воспринимают. В заключение я еще отметил, что, вероятно, этот маленький ленивец за всю свою жизнь ни разу не передвигался так быстро. Однако мое замечание осталось без внимания, и мне до сих пор стыдно, что не смог тогда подобрать нужные слова.

Но что можно сделать, если как турист столкнулся с аттракционом, который вызывает определенные опасения. Обычно лишь у немногих людей подобные и даже гораздо более экстремальные развлечения вызовают вопросы. Большинство туристов предполагает, что местные жители знают, что делают, и что туроператор провел проверку таких услуг. И то и другое неверно. Гид, который выучил фокус с тонической неподвижностью, ничего не знает об эволюционном развитии и значении этой реакции для животного. Проблемы у туроператоров возникают, только если проблемы возникают у туристов. Пока это никого не беспокоит, с животными можно делать почти все, что приносит деньги.

Помимо политики и религии, вряд ли какая-либо другая тема обсуждается так горячо, как отношение к животным, которые живут рядом с нами. Для одних корова – это сельскохозяйственное животное, а для других – священное существо. Для кого-то собаки и кошки – любимые домашние питомцы, а для других – приятное дополнение к рациону. Если эти культуры столкнутся, то все стороны ждет большой шок. Опубликованная 19 сентября 2014 года фотография «Кот на гриле» сделала достоянием общественности случай, когда азиат зажарил котенка с помощью бунзеновской горелки[351]. По всей Германии были возгласы ужаса, но такие предложения, как свиные стейки из шейки, маринованное и нарезанное мясо для гироса и другие деликатесы по 3,33 евро с НДС за килограмм[352] не вызывают никакой реакции, хотя уже многие годы каждому потребителю мяса известно, какова цена страданий животных ради этих деликатесов.

Обращение с «нашими» «сельскохозяйственными» животными в промышленном животноводстве я считаю скотским и недостойным, уверен, что будущие поколения будут смотреть на это так же. Любой здравомыслящий и сострадательный человек, если он честен с самим собой, не может оправдывать страдания, которые, например, испытывает свинья, вся жизнь которой проходит на двух квадратных метрах, как это полагается для этого вида животных. Почему так – потому что свинина вкуснее или потому что килограмм свинины в магазине дешевле, чем килограмм органических кабачков или органического хлеба? Потребление мяса связано с проблемами этики, здоровья и охраны окружающей среды. Но противостоит этому только наша привычка. Если мы действительно являемся настолько высокоразвитыми существами, как считаем, то должны уметь постепенно менять свое поведение изо дня в день.

Этой теме посвящено несметное количество книг, одну из них я хотел бы вам порекомендовать. Она называется «Только свобода соответствует виду», автор Хилаль Сезгин, книга произвела на меня сильное впечатление[353].

Теме содержания животных в зоопарках также посвящено много книг. Я тоже об этом много писал[354] и даже был приглашен на слушания в парламент[355], и потому здесь не буду повторяться.

Как вы знаете, моя цель – изменить сложившееся у людей представление о животных, чтобы оно соответствовало современным научным достижениям. Поскольку контакт с домашними животными для большинства людей – это основной источник опыта общения с животными, давайте начнем с наших любимцев.

Домашние животные

Как-то крупная немецкая газета[356], бесплатный специальный выпуск которой оказался в моем почтовом ящике, задалась вопросом: «Что такое родина и что немцы на самом деле думают об этом?» Одна из 24 страниц этого выпуска была целиком посвящена домашним животным и наглядно демонстрировала, насколько они важны для немцев. Героиня статьи под заголовком «Моя родина – это моя такса Джокель» олицетворяла собой всех владельцев 30 миллионов домашних животных в Германии. Рассказ был «типичный» – в нем были и эмоции, и герои, и драма. Драма заключалась в том, что однажды хозяйке пришлось спасать свою таксу от овчарки и поплатиться за это глубокой раной от укуса. Таким образом, журналист показал нам хорошую собаку и плохую собаку, но это совсем не объективный взгляд. Что же делать с такими животными, как злобная овчарка, которые ведут себя не так, как нам надо, находясь под нашей опекой?

Представьте, что у вас появился молодой, игривый питомец, чье желание двигаться гораздо больше, чем ваше. А есть такая популярная и прежде всего очень эффективная игрушка – лазерная указка.

Незаметным движением руки светящаяся точка перемещается на несколько метров – это очень популярное развлечение для многих четвероногих друзей. К сожалению, можно переусердствовать, из-за чего некоторые домашние животные зацикливаются на одной определенной игрушке, например, на мячике или же на светящейся точке. Но сегодня не только лазерные указки создают светящуюся точку, но и всевозможные отражения, потому вполне может случиться так, что из изначально желанного игрового поведения развивается нежелательная навязчивая идея. Одержимый игрой четвероногий друг начинает прыгать на все, что блестит. В повседневной жизни это становится проблемой, потому что в одно мгновение любая женская обувь со стразами или платье с пайетками превращается в заманчивую игрушку, за которой нужно последовать и которую надо схватить.

Вот тут-то и пробил час советчиков и знатоков животных. Прежде всего это кинолог Цезарь Миллан. Тиражи его книг доходят до миллионов, у него есть собственное телешоу – его можно считать настоящей звездой. Если задать в поиске на YouTube его имя, то сразу же найдется видео «Столкновение с Холли»[357], набравшее более 14 миллионов просмотров. Персональное телешоу «Переводчик с собачьего» (Dog Whisperer) с Цезарем Милланом выступает в одной лиге с National Geographic с его огромной командой и несметным количеством внештатных сотрудников. В чем же его секрет, какие волшебные слова он нашептывает собакам?

Лиза Джексон-Шебетта из Вашингтонского университета описывает его формулу следующим образом: животное нуждается в движении, дисциплине и любви именно в таком порядке. Кроме того, должно быть безошибочно ясно, кто здесь главный. Возможно, все это не так уж плохо, но она критикует тот факт, что на каждое нежелательное действие животных ответ всегда один и тот же. На практике это означает наказание страхом, болью или неожиданностью[358]. Уловка Миллана заключается в том, чтобы пнуть или ударить рукой при незаметном для собаки действии, которое трудно уловить[359].

Этому помогает его впоследствии индифферентное и неагрессивное поведение. Так собаке затруднительно счесть его врагом, и поэтому, за некоторыми исключениями, животные не кусают его.

Животное, у которого проблемы из-за лазерной указки, бьют ногами незаметно, но болезненно, чтобы отучить от выученного игривого поведения, и если собака, например, боится снеговиков, лает и дергает поводок, то надо заставить ее бояться наказания больше, чем снеговика.

На примерах Лиза Джексон-Шебетта наглядно показывает, насколько плохо продуман метод Цезаря Миллана. Этот метод основан лишь на идее, что животное, которое у нас живет, должно нам подчиниться. Но это лишь красивый образ ради красного словца – например, владельцы породистых собак подчиняются правилу указывать название питомника в кличках животных.

Тем не менее для большинства владельцев собак советы Миллана весьма полезны и хорошо вписываются в их собственное представление о мире и о животных. О широком признании можно судить не только по тиражам его книг, но и по большому количеству зрителей его шоу[360]. Однако если такая проверенная методика ошибочна, то какова альтернатива, какие современные знания могут помочь нам улучшить взаимопонимание с домашними животными?

Возможно, вы помните про важность окситоцина, о чем говорилось в главе «Как мы чувствуем», и что собаки под воздействием окситоцина становились менее агрессивными. Тут, конечно же, в голову может прийти идея вводить окситоцин проблемным собакам, но все же подобный эффект можно получить и более простым способом. «Посмотри мне в глаза, малышка» работает не только с нами, людьми. Японские исследователи смогли доказать, что и у собак, и у их владельцев концентрация окситоцина увеличивается, когда они смотрят друг другу в глаза[361]. Если же дать окситоцин дополнительно, то собаки пристальнее и дольше смотрят на своих хозяев и друзей, и поэтому исследователи говорят о создании определенного рода обратной связи.

Если бы я умел рисовать, то тут был бы забавный рисунок человека и собаки, которые внимательно смотрят друг на друга сквозь розовые очки. Да, такой прекрасной может быть любовь, и как вы понимаете, я не шучу, а говорю это совершенно серьезно. Именно так мать-природа управляет значимым поведением. Кстати, с прирученными волками это не работает, и потому исследователи пришли к выводу, что наши взаимные чувства развились в процессе эволюции.

Однако что же дает пристальный взгляд? Наверняка этого сказать никто не может, но одно не вызывает сомнений: если я испытываю чувства к другим, а именно к домашним животным, осознаю это и открыто показываю, то чувство привязанности растет. Одни исследователи даже создали так называемую шкалу привязанности к домашним животным. Проведя опрос, они выяснили, в частности, что люди, которые хорошо понимают эмоции своих домашних животных, также чувствуют более тесную связь со своими любимцами[362]. Такой вывод, как и результаты многих других исследований, на самом деле не удивителен, и это доказательство помогает нам в работе с животными, потому что это не просто умозрительное рассуждение. Если вы хоть немного знаете английский язык, то я рекомендую вам пройти этот опрос[363]. Само по себе осознание собственной ценности может оказаться полезным, когда дело доходит до оценки отношения к животному. Особенно интересно становится с вопроса 41.

Но прежде, чем вы упрекнете меня, что все это лишь теория, рассмотрим поподробнее, как собаки воспринимают нас, людей, и как мы воспринимаем собак, и ответим на следующие вопросы.

Что понимает животное?

«Я терпеть не могу собак, которые чувствуют, что я боюсь!» С таким или подобным высказыванием, скорее всего, хоть раз сталкивался каждый. Действительно, собаки могут чуять, боится ли их человек. Более того, они также способны учуять, в хорошем ли мы настроении и весело ли нам.

Есть даже одно исследование, которое подтверждает, что собаки проявляют больший интерес к незнакомцам, которые пахнут дружелюбно, чем к тем, кто пахнет трусливо или агрессивно[364].

Возможно, тревожным людям поможет знание того факта, что собаки так долго обнюхивают нас, только чтобы получше узнать. Может быть, они стараются быть особенно дружелюбными по отношению к незнакомцам. В таком случае их поведение служит только одной цели: этот трусливый индивид должен интегрироваться в социальное сообщество по возможности с наименьшими трудностями. То, что собаки поначалу игнорируют агрессию, а не отказываются от нее совсем, говорит о попытке взаимодействия. И напротив, к дружелюбному человеку можно сразу же подойти и повеселиться.

Для меня это современное исследование является хорошим примером того, что социальные животные, как правило, отдают предпочтение дружелюбному взаимодействию, а не агрессивному противостоянию. В любом случае теперь у нас есть первое доказательство, что по крайней мере собаки могут воспринимать наше эмоциональное состояние – они просто способны это учуять. Однако можете ли вы представить, что выражение наших лиц также важно для четвероногих друзей?

Действительно, собаки могут понять по выражению лица, настроен ли человек дружелюбно или агрессивно. В ходе классического теста, когда определенное поведение получает положительное подкрепление, выяснилось нечто удивительное. Представьте, как собакам демонстрируют на дисплее разные лица – нейтральные или выражающие разные эмоции. Идентификация и дружелюбных, и агрессивных лиц поощрялась кормом. Как правило, ожидается, что животные, если они вообще способны распознать нашу мимику, одинаково хорошо отреагируют на дружелюбные и агрессивные лица и получат свое вознаграждение. Однако исследователи рассчитывали на другое поведение.

Они предположили, что животным сложно соотнести негативное выражение лица с позитивным событием, таким как угощение в награду. Соответственно, они будут лучше реагировать на дружелюбное выражение лица, и именно так и произошло[365]. Таким образом было установлено, что собаки различают наши выражения лица. Кроме того, можно так же доказать, что они правильно оценивают наши чувства по выражению лица. Это довольно значимое достижение для животного, о котором обычно говорят, что оно в первую очередь ориентируется по запаху. Вы, наверное, не удивитесь, если я расскажу, что еще одно исследование доказало, что собаки способны понимать мимику родственных видов, как и наше выражение лица[366]. Для результата не имеет значения, воспринимаю ли я эмоции с помощью обоняния или зрения. Примечательно то, что собаки, очевидно, прекрасно освоили оба способа. Мы так не умеем, и потому я рад видеть понятные сигналы – виляние хвоста или оскал.

Еще кое-что еще интересное. Выяснив, что выражение морды важно для многих животных, таких как шимпанзе, собаки или овцы, естественно хочется понять, каким образом мозг обрабатывает зрительное впечатление. Как наш мозг значительно отличается от мозга шимпанзе, собаки или овцы, так и мозг овцы не на сто процентов сопоставим с мозгом собаки. Нам достоверно известно, за что отвечают определенные области мозга и как отдельные области мозга развивались в процессе эволюции. Следовательно, можно очень точно установить, активны ли в мозгу собаки те же области, что и у нас. Когда ученым удалось уговорить собак достаточно долго и неподвижно пробыть в аппарате функциональной МРТ, их ждал большой сюрприз.

И у людей, и у собак были активны одни и те же области мозга[367]. Исследователи даже опубликовали видео об этом[368]. Так что если вы посмотрите своему любимому четвероногому другу прямо в глаза и он посмотрит в ответ, то считайте, что возможно или даже скорее всего ваш визави чувствует то же самое, что и вы. Просто примите это, и если прежде кто-то говорил о чрезмерном очеловечивании, то помните, что наука продвинулась еще дальше.

Но насколько хорошо собаки могут воспринимать нас на самом деле? Простое распознавание эмоций ничего не говорит о том, действительно ли животное может поставить себя на наше место. Для этого нужна теория разума, как мы узнали из главы «Сострадание». Придется пойти на небольшую хитрость, чтобы ответить на этот вопрос, – потому что ваша собака или другое животное может определить ваши желания и чувства и с помощью запахов, по выражению лица и по звуку вашего голоса. Однако интерпретирует только внешние символы.

Что произойдет, если завязать глаза? С нами, людьми, все понятно: если завязать вам глаза, то вы не сможете увидеть, что делается прямо перед вашим носом. Чтобы это понять, я должен иметь способность представить, что вы ничего не увидите с завязанными глазами. Для этого я погружусь в ваши мысли. Это уже нечто иное, чем осознать, что вы с завязанными глазами бежите к дереву и явно его не видите. Поэтому я оцениваю не ваше поведение, а ваше мышление.

Ученые придумали вот какой эксперимент: два человека сидят за столом и едят. В такой ситуации большинство собак начинают попрошайничать в надежде получить что-нибудь со стола. Но что будет, если у одного человека глаза завязаны и он вообще не видит попрошайничества собаки? Будет ли собака так же часто подходить к этому человеку, как и к другому, у которого глаза не завязаны?

В это трудно поверить, но собаки на самом деле выбрали человека, у которого не было повязки на глазах. Для них было очевидно, что от человека с завязанными глазами ничего не дождешься, потому что он не видит, как собаки просят еду[369].

Совсем недавно схожие способности были обнаружены у лошадей[370]. Сложно представить, но эти животные действительно могут заглянуть в наши мысли и, возможно, даже думать о нас. Невероятная способность.

Однако позвольте сделать небольшое уточнение для лучшего понимания. Мы описывали животных, которые способны распознавать не только эмоции себе подобных существ, но и воспринимать эмоции человека. В принципе все социальные животные способны распознавать эмоции своих собратьев. Эта способность чрезвычайно практична, особенно если речь идет о социальной жизни. Многие люди отрицают, что у животных есть эмоции. С научной точки зрения, конечно, это полная ерунда. Однако каким образом, например, можно интерпретировать поведение свиней, которые кричат при стрессе, цепенеют от ужаса или в панике опорожняют кишечник и мочевой пузырь либо в дружеской обстановке начинают игриво скакать, похрюкивать и вилять хвостом? А как объяснить поведение свиней, которые, когда слышат или видят, как кричат другие свиньи, тоже начинают кричать или цепенеют, но с удовольствием присоединяются к играющим и радостно прыгающим свиньям.

Эти наблюдения, которые стали частью научного исследования[371], можно объяснить, только если допустить наличие эмоций у животных и признать, что для животных страх и паника так же заразительны, как веселье и радость. Но, допуская подобную форму эмоциональных переживаний у животных, как вы можете, как потребитель, не разделять ответственности за условия содержания животных с предприятиями промышленного производства мяса? И как можно при этом смотреть в глаза своему домашнему любимцу?

Что понимают люди?

Наверное, вам это знакомо – почувствовав запах пота, вы с отвращением отворачиваетесь в сторону. Запах пота, возникающий из-за стресса или страха, учует даже наш нос. И хотя нам не приходится бороться с дикими животными, а дезодорант многое скрывает, на сложных переговорах наше тело борется. Наверно, обязательный пиджак на важных встречах нужен всего лишь, чтобы скрыть, насколько взмокла наша рубашка, и, возможно, личная дистанция, которая принята в западном мире, просто дает нам уверенность, что специфический запах не выдаст наше напряжение. Обычно мы хотим как можно меньше пахнуть, а переполненный общественный транспорт быстро становится невыносимым для нашего носа. Нас не расстраивает тот факт, что мы не можем учуять, хорошее ли настроение у нашей кошки или она грустит. Обоняние имеет второстепенное значение в нашей повседневной жизни. Наверное, мы недооцениваем свой нос, ведь как мы узнали в главе «Выбор партнера», он способен на большее, чем принято считать в нашей культуре. Хотя я не знаю ни одной публикации на тему – можем ли мы, люди, понять эмоциональный статус животных по запаху. В то же время есть много примеров, насколько точно работает наш слух и насколько хорошо мы можем понять по голосу животных, в каком они настроении.

Возможно, вы помните первую главу этой книги, в которой говорилось, что люди способны распознавать эмоциональное состояние различных животных по голосу. Вас не удивляет, что мы даже в состоянии правильно истолковать звуки как собак[372], так и кошек[373]. Если хотите услышать, чем отличается мурчание кошки, которая социализирована и выпрашивает еду[374] или просто мурлычет[375], то перейдите по указанным ссылкам. Я уверен, что вы услышите разницу и сами сделаете правильные выводы.

Так же хорошо мы способны распознавать эмоции свиней по хрюканью[376].

Удивительно, но при этом не имеет никакого значения, есть ли у вас опыт работы с животными или нет[377]. Как и в невероятном эксперименте, описанном в начале этой книги, здесь речь идет о способностях, которые развились в ходе эволюции и которыми обладаем не только мы, но и многие животные. Обоюдное распознавание чувств не является чем-то особенным и довольно широко распространено в животном мире.

Пример – поводок собаки

Несомненно, поводок – щекотливая тема, однако поводок стал важным средством коммуникации и, следовательно, прекрасным примером того, как мы обращаемся с животными. Как мы узнали из главы «Диалог», крайне важно вступать в диалог с животными. Для этого необходимо учитывать мнение и на другом конце поводка. Если я тащу свою собаку всю прогулку и не общаюсь с ней, то каждое натяжение поводка подтверждает, что я не заинтересован в партнерстве. Но если же, заметив, что собака собирается принюхаться в углу, я останавливаюсь, то буду настоящим партнером для четвероногого компаньона. Есть ли связь и синхронизация между двумя партнерами по взаимодействию, можно легко определить по провисанию поводка[378]. Натянутый поводок символически показывает связь между человеком и собакой.

Однако давайте сначала подробнее рассмотрим прогулку с собакой. В отличие от остальной части дня, когда человек работает или занят другими важными делами, прогулка – это время общения хозяина и собаки. По этой причине мне не особенно нравится фраза «выгул собак». Звучит так, словно какую-то вещь таскают по окрестностям.

Наоборот, дело в том, что собака, вероятнее всего, считает прогулку важнейшей частью своего дня. Рекомендация гулять с собакой два часа в день учитывает этот факт. За короткий промежуток времени собака должна сделать многое. В ходе прогулки она живет своей собственной социальной жизнью среди других собак, заводит друзей, и переживает стресс, потому что, например, какая-то конкретная собака постоянно к ней пристает. У щенков все еще сложнее – за эти несколько часов они должны научиться правильно себя вести в собачьем обществе. Если этого не происходит, то у взрослой собаки появятся проблемы[379].

У каждой собаки свое представление о прогулках, а точнее, об использовании пространства, можно сказать, что у них есть даже мысленная карта. В науке уже говорят о географии животных. На такой карте есть опасные зоны, есть места, где необходимо оставлять метки или же через обоняние воспринимать информацию от других. Мы должны уважать эти потребности. Даже если с нашей точки зрения прогулка, которая не ведет из пункта А в пункт Б, выглядит бессмысленной, это не так – ни для наших собак, ни для нас, и это доказывают недавние исследования, которые изучали прогулки детей[380]. Поэтому совсем не удивительно, что ученые считают прогулку с собакой самой важной областью взаимоотношений человека и животного[381].

Важно сделать прогулки настолько непринужденными для участников процесса, насколько это возможно. В такие моменты мы укрепляем отношения с нашими компаньонами, потому что прогулка – это работа над отношениями. Если моя собака, когда я спускаю ее с поводка, остается рядом со мной, например, на расстоянии зова, то принимает ли она, что при необходимости я возьму ее на поводок, а поводок будет свободно висеть между нами? Если да, то мне удалось создать фундамент для веселого и неконфликтного взаимодействия. Если мы интегрируем такое общение в нашу повседневную жизнь и собака повзрослеет без травмирующих переживаний (например, содержания в клетке, временного исключения из социального общества/ семейной жизни) и неправильной дрессуры (например, фиксация на корме или на лазерной указке), то у нас будет нормальная собака и нам не потребуется помощь Цезаря Миллана и прочих заклинателей животных.

Пожалуйста, поймите меня правильно, я не имею ничего против эффективных занятий с собаками, нет никаких сомнений, что том в мире, в котором мы живем, собака должна быть послушной. Но это не всегда верно!

Но как можно реализовать такой идеальный сценарий? На самом деле это не так уж и сложно, потому что такие отношения возникают сами по себе. К тому же – по крайней мере это так для собак – мы вместе прошли весь путь эволюции, и за это время оба вида сблизились. Проблемы возникают, когда на эти взаимоотношения начинает влиять наша человеческая культура.

В этой связи в интервью журналу Dogs я достаточно прямолинейно высказался по поводу требования, чтобы собака была постоянно на поводке. Через несколько дней после публикации статьи я получил дружелюбное письмо из Швейцарии. Там, в кантоне Тургау, на ферме для животных, нуждающихся в помощи, работает Ману Миндер[382]. Она сообщала, что разделяет мое мнение и что такая проблема есть и в Швейцарии. Вскользь она сообщила, что всегда берет своих собак с собой в отпуск. Я чрезвычайно удивился, существует ли такое место, где можно оказаться желанным гостем, приехав с десятью собаками. Ее ответ был – Франция, там практически нет поводков, а люди более толерантно относятся к собакам, чем у нас. Это удивительно, как и тот факт, что 30–40 процентов домохозяйств во Франции имеют собаку. В Германии – всего 13 процентов. И хотя чисто статистически во Франции конфликты из-за этого должны были бы возникать гораздо чаще, но это наше государство считает обязательным ограничивать свободу животных с помощью поводка. Интересно также, что во Франции гораздо меньше собак попадают в дорожно-транспортные происшествия[383].

Если верить знатокам французской культуры, то французы ценят кошек и собак больше, чем автомобили.

Однако шутки в сторону: каковы научные или объективные данные, на основании которых немецкие власти обязывают держать собаку на поводке? Прошу прощения, что в данном случае я не учитываю все частные обстоятельства. Но я решил взять для примера два города, которые хорошо знаю, и выяснить, как там пришли к необходимости выгула собак на поводке. Так как на протяжении последних 20 лет я жил то в Берлине, то в Эрфурте, мой выбор остановился на этих двух городах. Я отправил в соответствующие пресс-службы следующее обращение:

Через два дня в моем электронном почтовом ящике была исчерпывающая документация о деятельности города Берлина от департамента юстиции, защиты потребителей и противодействия дискриминации.

Ключевым элементом был так называемый диалог Белло[384], когда горожане, эксперты и представители властей в ходе консультационных совещаний пришли к общему мнению и в конечном итоге разработали соответствующие рекомендации. Затем Берлин предоставил владельцам собак возможность выгуливать собак без поводка при условии успешной сдачи квалификационного экзамена на кинолога. Мне также сообщили, что есть собачьи школы со специальными предложениями для щенков и молодых собак, и дали ссылку на статистику укусов.

Однако никто не обсуждал возможные в будущем отклонения в поведении, которые могут быть следствием выгула собак на поводке, и ни один юрист не проверил, соответствует ли это требование критериям содержания данного вида животных. Это весьма прискорбно, но по крайней мере Берлин старался создать все условия для открытой дискуссии и вынести вопрос на суд общественности.

Я надеялся, что Эрфурт также предоставит достоверную и полную документацию, основываясь на своем 20-летнем опыте ограничения выгула собак только на поводке. После повторного запроса я все-таки получил ответ. В письме мне сообщили, что Эрфурт занялся вопросом выгула собак в 1997 году. Кроме того, мне сообщили, когда в Эрфурте появились соответствующие нормативные документы. Заключительный абзац гласил: «Информация, которую вы запросили, а также такие документы, как экспертные заключения, исследования и т. д. не доступны в нашем центре по работе с населением».

Вывод оказался шокирующим – у Эрфурта не было фактических оснований для вынесения решений. Более того, решение о выгуле собак на поводке было принято без участия общественности, и я не могу не расценивать подобную политику иначе как чистый популизм.

На свой повторный запрос я получил следующий ответ: «Административно-правовое постановление города Эрфурт касается владельцев, которые обязаны в общественных местах выгуливать собаку на поводке. Таким образом это является обязанностью и ограничением в правах владельца, но ни в коем случае не собаки.

Это административное положение не влияет на требования к защите животных при содержании собак. Если требование держать собаку на поводке фактически приводит к ограничению благополучия животных, а именно удовлетворения потребностей собаки в физических упражнениях, то владелец в соответствии с законом обязан сам искать иные способы социализации и обеспечивать необходимую физическую активность собаки».

Здесь в очередной раз становится понятно, как работает наша правовая система. Обязанность использовать поводок ущемляет свободу человека, но не ущемляет свободу собаки. Более того, владелец несет ответственность за любой вред, причиненный его собаке из-за этих правил. Если это было не так грустно, то я бы посмеялся над логикой обывателей.

И Берлин, и Эрфурт не приняли во внимание точку зрения собак и возможные для них последствия. Никто не может сказать, есть ли у выгула на поводке какие-либо негативные последствия для животного, а если да – то какие, и является ли это вероятной причиной увеличения риска получения травмы. Например, как несоциализированная собака, которая постоянно сидит на привязи, из-за отсутствия движения слишком активно и неуклюже играет с маленьким ребенком в семье? Кто сможет исключить, что изменения и последствия лишь отсрочились и позднее проявятся в целом поколении асоциальных животных?

Однако давайте вернемся к сравнению городов. Так, например, в 2012 году Берлин получил примерно 10,7 миллионов евро из налога на содержание собак[385], что в среднем составило по 2,97 евро на каждого жителя. В том же году Эрфурт получил 935 055 евро[386], что в среднем составило по 4,43 евро на каждого жителя. Таким образом, Эрфурт получает примерно на 50 процентов больше доходов на душу населения, чем Берлин.

Со своим метисом ньюфаундленда я спокойно пересекал шумную Шлоссштрассе в Берлине без поводка, подавая команды лишь жестами. Неправильно держать животное на поводке в самые важные часы его повседневной жизни или отпускать на площадках для тренировок размером с игровую площадку.

Если бы я был религиозен, то, вероятно, сказал бы, что в таком случае Бог создал бы собаку сразу с поводком. Мой нынешний пес Дарвин родился в Берлине, когда там еще не было выгула собак только на поводке, но еще щенком переехал вместе с нами в Эрфурт. И я считаю, что на его поведении негативно сказалось отсутствие социализации. Мне ясно – у меня больше не будет собаки в таких условиях. Очень жаль!

Терапия с использованием животных

Зоотерапия упоминается здесь по особой причине. Практически нет такого взаимодействия с животными, которое бы так сильно зависело от настоящего сотрудничества с ними. Что я имею в виду под «настоящим»? Настоящее взаимодействие, на мой взгляд, это такое взаимодействие, которое возникает без положительного подкрепления. На типичной дрессировке животных обучают определенной модели поведения. Например, у полицейской собаки будут формировать те необходимые качества, которые ей пригодятся в дальнейшей жизни в роли служебной собаки.

У животных, которые участвуют в терапии, все иначе. Эти животные тоже должны работать и быть воспитанными, как мы это понимаем, но свою работу в качестве терапевтических животных и партнерское взаимодействие с пациентами они выстраивают самостоятельно. Невозможно научить их налаживать отношения с пациентами. Вероятно, стоит попытаться выбрать животных с подходящим характером, но свое поведение в работе определяют сами животные.

На мой взгляд, это обязательное условие, которое должны учитывать терапевты, особенно если намерены лечить психические и поведенческие проблемы с помощью животных. Но, конечно, есть бесчисленное множество случаев, когда этот идеальный сценарий не выполняется.

Потому на своих семинарах[387] я очень стараюсь донести эту основную мысль.

Я вовсе не терапевт, и для меня важно поведение животных, а не влияние их на человека. Однако хочу кратко рассмотреть зоотерапию с двух сторон, потому что в конце концов в терапии участвуют две стороны.

Существует множество теорий, которые пытаются описать то, что происходит во время сеансов зоотерапии. Некоторые уделяют особое внимание взаимодействию, другие – формированию доверия, а третьи объясняют достигаемый эффект свойственной всем нам биофилией. Кому интересны теоретические изыскания, я могу посоветовать книгу «Привязанность к животным. Психологические и нейробиологические основы зоотерапевтических вмешательств»[388]. В ней, среди прочего, подробно рассказывается о современных научных знаниях в области биохимии организма и психологических эффектах от взаимодействия с животными.

Если расспросить терапевтов-практиков, то в основе успеха простой базовый принцип. Это взаимодействие друг с другом, которое со временем становится все более интенсивным. Исходя из этого, в зависимости от заболевания пациенты прорабатывают различные проблемы. Иногда на первый план выходит доверие, иногда – чувство ответственности или проблема умения поставить себя на место другого.

В зависимости от менталитета и интересов пациентов используют различных животных, потому что терапевт может осмысленно направлять взаимодействие только в том случае, если обе стороны находятся в гармонии друг с другом и между ними со временем может установиться связь. Главным условием для этого является время, иначе близкие социальные отношения невозможны. Как мы уже знаем из главы «Как мы себя чувствуем», наше поведение, а также наши отношения во многом определяются нашими чувствами и, следовательно, взаимодействием гормонов, нейротрансмиттеров и нервов.

Например, бывает достаточно просто посмотреть в глаза, чтобы увеличить концентрацию окситоцина (см. главу «Домашние животные»), это показывает, насколько сильно социальные взаимодействия влияют на наш внутренний мир. Если смотреть в этой плоскости, то зоотерапия даже способна заменить лекарственные средства и дать более устойчивый эффект, чем это возможно при фармакологическом вмешательстве.

Это сработает лишь в том случае, если между животным и пациентом действительно существует связь. И тут в качестве отрицательного примера я привожу дельфинотерапию, чтобы показать, в чем проблема. У дельфинов взаимодействие поощряется кормом. Фактически партнерами по социальному взаимодействию являются инструктор и дельфин, у них есть отношения. Пациенту показывают только шоу. В краткосрочной перспективе это может мотивировать дельфина к чему-то, однако не создаст тесной связи между терапевтическим животным и пациентом. Кроме того, две-три недели дельфинотерапии недостаточно, чтобы получить длительный эффект от зоотерапии.

Что же может мотивировать животное построить отношения с незнакомым человеком? Большинству терапевтов, работающих с животными, одно известно точно: животное должно быть в порядке. В идеале оно должно быть спокойным и иметь сложившийся индивидуальный характер. Животное, переживающее стресс, или животное, которое испытывает стресс во время терапии, совершенно не подходит. В зависимости от типа терапии имеет смысл предварительно позволить животному как следует набегаться, либо использовать его естественную потребность в движении во время терапии. Если при этих условиях животное чувствует личную выгоду от встречи с пациентами, то подобные встречи действительно становятся удачными для обеих сторон.

Это означает, что исключаются виды животных, которые не были одомашнены на протяжении многих поколений, то есть не росли и не жили рядом с нами. За редким исключением, у животного должна быть известная биография, исключаются какие-либо травмы.

Только при таких условиях, по моему мнению, можно обеспечить безопасную работу. Тем не менее каждый должен знать, что случиться может все, что угодно, и ничто не предсказуемо в жизни на сто процентов.

Чтобы минимизировать вероятность риска, необходимо обращаться с животными как можно лучше. Фонд Bundnis Mensch & Tier («Союз человека и животного») активно изучает проблемы взаимоотношений человека и животного и разработал рекомендации для различных видов животных. Для примера в следующей таблице приведены рекомендуемые условия для собак. Из этой таблицы сразу становится понятно, насколько высоки требования к содержанию собак. На мой взгляд, тот, кто не в состоянии следовать этим рекомендациям, должен тщательно взвесить, действительно ли такое приобретение ему необходимо. Для животных, используемых в терапии, подобные условия обязательны.

Временные затраты в день: не менее 6 часов для основных занятий, в том числе время для поддержания отношений (см. выше).

В фонде Bundnis Mensch & Tier существуют инструкции и рекомендации по содержанию разных видов животных. Здесь приведен пример образцового распорядка дня для собаки.

Что же является противоположностью зоотерапии? Верно, человекотерапия! И действительно, совершенно незнакомые люди могут помогать собакам, находящимся в стрессовом состоянии. Вполне достаточно 15 минут в день, и обитатели приютов будут чувствовать себя гораздо спокойнее[389]. В следующей главе мы вернемся к этой идее.

Животные в лаборатории

Конечно, у меня есть особая причина затронуть тему животных в лаборатории. Возможно, вы ожидаете, что сейчас я подниму этические вопросы, взяв за основу все представленные данные, и буду выступать принципиально против экспериментов над животными. Я не стану этого делать, потому что абсолютно не против экспериментов и на людях, которые уже проводил и на себе, и на своих детях. В конце концов все эксперименты разные, и все зависит от того, какое влияние оказывает данный эксперимент на отдельного индивида. Кроме того, этические аспекты не являются предметом этой книги. Моя единственная задача – поделиться знаниями, которые помогут вам лучше понять животных.

Для большинства исследователей в области фармакологии или биомедицины само собой разумеющимся является испытание лекарств на животных или даже в первую очередь поиск новых лекарств в ходе экспериментов над животными. Это хорошо работает, исследования продолжаются уже несколько десятилетий. Поэтому вполне нормально переносить результаты экспериментов над животными на человека. При этом не имеет значения, идет ли речь о гипотензивном, болеутоляющем или психотропном препарате. Большинство потребителей не подвергают сомнению данную процедуру и радуются, когда препарат действует. Только противники экспериментов над животными критикуют практику переноса результатов животных на человека, и отчасти они правы, так как препараты воздействуют на различные организмы абсолютно по-разному, и многие исследователи даже указывают на отличия между мужчинами и женщинами или различными расами[390]. Вполне вероятно, что в будущем некоторые лекарства будут адаптированы для конкретного индивида. Но по сути млекопитающие устроены довольно схожим образом, поэтому не удивительно, что лекарства для людей часто используются и ветеринарами.

Ближе к делу – в таком случае нам действительно стоило бы говорить, что люди превращаются в животных, раз мы переносим знания о животных на человека.

Вопрос лишь в том, почему это не сработает наоборот, если мы очеловечиваем животных? Как упоминалось выше, эксперименты над животными используют при разработке и тестировании в том числе психотропных препаратов. Но как можно тестировать препараты для психических заболеваний на животных, если у них нет ни психики, ни разума? Но раз уж это делают, то, несомненно, любому станет ясно, что животные, с которыми проводят подобные эксперименты, обладают психикой и разумом. Далее мы познакомимся с некоторыми примерами, которые показывают, насколько близки нам животные и как далеко мы можем зайти с нашим очеловечиванием. Обещаю – вы сильно удивитесь!

Животные с психикой, разумом и душой

Возможно, вы помните главу «Биографии». Там я упоминал, что важная часть исследований болезни Альцгеймера проводится на мышах. Это удивительно, поскольку болезнь Альцгеймера влияет на нашу эпизодическую память и, следовательно, нашу биографию. Тот факт, что исследуется эпизодическая память мышей, неизбежно означает, что у мышей тоже есть биография. Большинство людей же полагает, что животные живут только здесь и сейчас.

Еще в 1984 году было обнаружено, что хлорпромазин, психотропный препарат из группы нейролептиков, открытый в 1950 году, действует успокаивающе на агрессивных рыб[391]. Тем не менее, в отличие от экспериментов над животными в области физиологии, до начала нового тысячелетия изучение психических заболеваний, таких как шизофрения, с использованием животных было очень необычно[392]. В наши дни эксперименты над животными для лечения и понимания психических заболеваний являются уже само собой разумеющимися.

В одном из ранних исследований ученые изучали смеющихся крыс. Это, конечно, не шутка.

Крысы чувствуют радость и на самом деле способны смеяться. И хотя они смеются в таком частотном диапазоне, который мы не способны услышать, для крыс это неважно. Важно в этом открытии то, что способность испытывать радость и смех являются полной противоположностью депрессии и потере мотивации. Теперь ученые надеются на крысах изучить и лучше понять те механизмы, которые лежат в основе радости и удовольствия[393]. И в конечном счете рассчитывают получить таблетку, которая заставит смеяться как крыс, так и людей.

А если заглянуть еще чуть дальше, то последствия колоссальны. Важно понимать, что потеря мотивации во многом связана с работой нашей системы вознаграждений. В моей книге «Тайна животных» этому посвящена отдельная глава[394]. Например, если заблокировать важный мотиватор системы вознаграждения – дофамин, то млекопитающие перестают играть, а птицы перестанут петь. Система вознаграждения – это гениальное изобретение природы; она заставляет людей совершать определенные вещи, которые важны для них. Без этого внутреннего стимула и стремления к радости нет мотивации и в конечном счете нет успеха. Поэтому ученые так интересуются этими механизмами, которые появились в процессе эволюции и которые являются одинаковыми у нас и у млекопитающих и птиц. Радость движения, удовольствие от игры и внезапная шутка – это значимая мотивация для нашей деятельности, и потому вышеупомянутые крысы могут помочь детям с синдромом дефицита внимания и гиперактивности.

На данный момент я не могу даже просто перечислить все эксперименты с животными в области психологии, потому что речь идет о тысячах исследований. Поэтому сделаю своеобразный трюк, чтобы вы могли оценить важность этих изысканий. Просто посчитаю научные публикации, в которых говорится об экспериментах с животными – с мышами и крысами, для изучения десяти наиболее распространенных психических заболеваний.

Для этого я задал комбинацию названия болезни с терминами «мышиная модель» и «крысиная модель» и поискал в PubMed, важнейшей медицинской поисковой системе[395]. В скобках рядом с названием болезни указан результат. Список десяти заболеваний не претендует на правильность, так как я просто нашел его в интернете[396].

1. Шизофрения (примерно 700 публикаций)

2. Биполярное расстройство (примерно 120 публикаций)

3. Обсессивно-компульсивное расстройство (примерно 80 публикаций)

4. Пограничное расстройство личности (3 публикации)

5. Депрессия (примерно 2000 публикаций)

6. Посттравматическое стрессовое расстройство (примерно 920 публикаций)

7. Деменция (примерно 4920 публикаций)

8. Синдром эмоционального выгорания (0)

9. СДВ(Г) (примерно 170 публикаций)

10. Генерализированное тревожное расстройство (примерно 880 публикаций)

Конечно же, следует иметь в виду, что количество публикаций, безусловно, гораздо выше. Например, если я воспользуюсь поиском в научной поисковой сети Google Scholar[397], то вместо 700 результатов по шизофрении мне выпадет 10 000. PubMed, напротив, очень специфичен и не допускает дублирований. Другой недостаток – многие публикации из смежных областей наук не попадают в этот список. Более того, сюда не включены исследования, которые проводились с участием прочих животных. В конечном счете точное количество абсолютно не имеет значения, потому что я просто хотел продемонстрировать, что для современной науки вполне естественно изучать нашу психику и наш разум с помощью экспериментов над животными.

Между прочим, то, что большинство опытов проводятся на мышах и крысах, не связано с тем, что эти животные близки нам или они особенно умны, а просто это те виды животных, с которыми нам, людям, проще всего проводить эксперименты.

Психическая внутренняя жизнь млекопитающих и, возможно, также и птиц, рептилий и рыб, следовательно, существенно не отличается от нашей.

Психологическая помощь для слонов

Выше уже говорилось, что многие ветеринары прописывают животным человеческие лекарства и что в большинстве случаев это прекрасно работает. Поэтому, вероятно, неудивительно, что это относится и к проблемам с психическим здоровьем. Но один пример меня удивил и глубоко тронул.

«Воздух разрывают залпы пулемета, и малыш видит, как его родители падают на землю – образ, который выжжен в его памяти навсегда. Вместе с другими детьми его насильно увозят в новую жизнь. Десять лет спустя, будучи подростком, он убивает сотни невинных жертв. Этот эпизод вполне мог бы описывать последствия посттравматического стрессового расстройства у ребенка из Косово или Руанды»[398].

Этими словами начинается статья о слонах, опубликованная самым авторитетным научным журналом Nature. Далее в статье говорится, что вряд ли на планете Земля существует хоть один слон, который в детстве или юности не был бы травмирован убийством близкого члена семьи и, предположительно, не страдает от посттравматического стрессового расстройства. Интересен в этой публикации не только психологический аспект, но и акцент на культуру, в которой живут эти животные. В их культуре все определяется несколькими вожаками. Они чаще всего старшие и более опытные и, соответственно, мудрые[399]. Если эти животные будут убиты или пойманы, то большое количество их соплеменников окажутся лишенными нормальной жизни. Они больше не растут в той культуре, где учатся быть членами семьи, теперь они лишены своих корней, не знают, как правильно вести себя, и зачастую становятся агрессивными.

В упомянутой выше публикации рассказывалось, что в тот раз жертвами такой агрессии стали носороги.

К счастью, эта и другая подобная информация в настоящее время обсуждается международным сообществом в рамках проблем охраны природы[400]. Но, к сожалению, только знаний и опыта недостаточно, чтобы преобразовать во что-то полученные данные. Тем не менее это прорыв, что подобные вопросы вообще выносят на обсуждение. Такие культурные дебаты продолжаются уже более 15 лет, и пришла пора учесть новые знания для управления охраной природы. Даже если сегодня нам точно не известно, как применить новые знания, одно можно сказать точно: только управления популяцией, как это принято в охране природы, недостаточно для животных, которые имеют хорошие когнитивные способности и расположены к социальному обучению. У подобных видов животных слишком многое зависит от отдельных особей, которые являются носителями культуры и знаний для младших поколений. Я могу только подчеркивать это снова и снова: устаревший образ животных нам не помогает! Если мы не согласимся с тем, что многие виды животных нуждаются в своей жизни в таких же условиях, как и мы, то не сможем обеспечить адекватные условия жизни для животных и многие виды вымрут. К сожалению, наши слоны находятся наверху списка, или смотрят в пропасть.

Мышиная модель

После школы мне не удалось поступить в университет в ГДР, и я работал с моделью уха свиньи. Профессор Клокинг[401], один из руководителей Института фармакологии и токсикологии в Эрфурте, был очень добр и взял меня на должность неквалифицированного лаборанта. На тот момент в мои обязанности входило каждое утро отправляться на скотобойню, чтобы забрать ведро с четырьмя свежими свиными ушами. Моя задача заключалась в том, чтобы промывать систему кровеносных сосудов свиных ушей физиологической жидкостью. В зависимости от добавленных компонентов система кровеносных сосудов реагировала по-разному, из этого можно было сделать выводы о влиянии вещества на свертывание крови.

Ухо свиньи было моделью организма млекопитающего, и точно так же ученые сегодня говорят о мышиной модели или о крысиной модели. В этих случаях животные выступают в качестве модели или квазисимуляции реальности.

Пока все просто, но теперь в дело вступает человеческая психика. На лекциях, а также в кругу знакомых я время от времени вовлекаюсь в предметные дискуссии ученых. Если я затем скажу, например, что мыши, если у них есть эпизодическая память, неизбежно также должны иметь биографию, или если расскажу о крысах-шизофрениках или с биполярным расстройством и предположу, что у этих животных также есть психика или душа, то мне на полном серьезе отвечают, что эти способности нельзя сравнивать с нашими. Причина – это просто мышиная модель. В самом деле, мне сложно проникнуть в логику такого ответа. В моем мире такая мысль просто абсурдна и противоречит здравому смыслу. Тем не менее часто опытные ученые или профессора придерживаются такой точки зрения.

Выше мы уже говорили о концепции девальвации жертвы. С моей точки зрения, разделение мыши и мышиной модели – это классический случай когнитивного диссонанса. Такая реакция – это даже не плохо, она воспринимается как должное, потому что как может прийти в голову сравнивать мышь с человеком? В тот момент, когда вы говорите о мышиной модели, речь идет уже не о животном со своей биографией, и когда вскрываете черепную коробку живой крысы, чтобы исследовать нейронные и биохимические механизмы сопереживания, то собственные чувства отодвигаются на задний план. Как иначе можно справиться с тем, что моя подопытная крыса способна распознать боль по фотографии своего собрата[402], чувствовать раскаяние – размышлять о своем поведении и сожалеть об ошибках[403], совершать бартерный обмен и отвечать на услуги, оказанные в прошлом[404], или даже просто тусоваться с другими и смеяться?

Как я уже говорил, сразу после окончания школы я сам участвовал в экспериментах с животными, и вы знаете, что свою докторскую диссертацию я написал на основе исследований животных в неволе. Я с трудом могу назвать исследователя, который ничего не делает. Но нынешние способы обращения с животными основаны на устаревшем и неправильном представлении о животных и обусловлены научной традицией бихевиоризма.

Это также становится ясно, если вы посмотрите на содержание квалификации по экспериментальным зоотехникам FELASA B. Эта программа дополнительной подготовки является обязательной для всех ученых, которые хотели бы проводить опыты с животными в странах Европейского Союза. Программа повышения квалификации, рассчитанная на 40–90 часов обучения, была разработана Федерацией европейских научных ассоциаций по лабораторным животным (Federation of European Laboratory Animals Science Associations). К сожалению, в ней не затрагивается ни один аспект знаний, которыми я делюсь с вами в этой книге. Программа повышения квалификации включает вопросы гигиены, разведения, правильного проведения экспериментов, смерти, этических и правовых обсуждений и многое-многое другое, но не касается способностей и эмоциональных переживаний подопытных животных.

Таким образом, каждое решение, принятое без учета этих знаний, сегодня следует рассматривать как неправильное. С моей точки зрения, совершенно необходимо донести до общественности знания о когнитивных способностях и эмоциональной глубине животных. Я хотел бы призвать всех вас распространять знания, которые вы получили благодаря этой книге. Расскажите тем, кто хочет знать, – это единственный способ пошатнуть основу сложившегося порядка взаимодействия с животными. Вся эта информация подлежит публичному обсуждению, и затем нужно решить, что приемлемо с моральной точки зрения, а что нет. По крайней мере, я надеюсь на ваше участие, потому что если вы стали понимать что-то лучше, чем раньше, то должны действовать в соответствии с этим.