На языке улиц. Рассказы о петербургской фразеологии

Петербургский фольклор до сих пор обращается к зловещей деятельности одного из самых страшных учреждений советской власти, которая сумела вовлечь в безумную пляску смерти как откровенных противников режима, так и ее верноподданных, и просто законопослушных граждан. Не нам с вами, с высоты наших знаний и информированности, судить или осуждать их. Да и фольклор этим не занимается. Он просто констатирует. И каждый, даже самый ничтожный штрих той жизни, сохраненный для нас, важен как бесценное свидетельство о событиях нашей истории.

Балтийский флот — плоть от плоти дитя Петербурга, он зародился одновременно с новой столицей, рос и развивался вместе с нею. Здесь строилось большинство кораблей, здесь формировались флотские экипажи, здесь проживало огромное количество мужского населения, так или иначе причастного к корабельной службе. Понятно, что петербургский городской фольклор не мог оставить без самого пристального внимания ни сам Балтийский флот, ни своих любимцев — моряков этого флота. Большинство образцов такого фольклора носит грубоватую, иногда непристойную форму, но все это с лихвой искупается яркой образностью и исключительной выразительностью неисчерпаемого флотского юмора.

Кроме того, интерес к флотскому быту не ограничивался корабельной жизнью самих моряков. Улицы Петербурга и особенно Кронштадта всегда были наводнены матросами, добрая зависть к которым была присуща обыкновенному обывателю. О моряках ходили замысловатые байки и затейливые анекдоты. Известно, с какой завистью смотрели юные недоросли на матросскую форму. И хотя многие ее элементы были довольно позднего происхождения, все они в фольклоре связывались с именем Петра I, основателя русского военно-морского флота. Например, рассказывали, как однажды, прогуливаясь по Летнему саду, Петр заметил в кустах обнаженную задницу. Подойдя ближе, он увидел и ее обладателя — матроса, пристроившегося со спущенными штанами к какой-то девке. «Сия голая задница позорит флот российский», — недовольно проворчал император и вскоре ввел на флоте форменные брюки с клапаном, что позволяло матросам заниматься любовью, не обнажая при этом зады. Так это или нет, судите сами, но, если верить легенде, с тех пор и носят российские моряки форменные брюки с клапаном вместо ширинки.

Хорошо известен в Петербурге краснокирпичный комплекс «Крюковских», или морских, казарм, ныне занятых так называемым Флотским экипажем. Он построен в 1843–1848 годах на берегу Крюкова канала вблизи Поцелуева моста по проекту архитектора И. Д. Черника. Казармы несколько раз перестраивались. Ныне они более знакомы петербуржцам по одной интригующей архитектурной особенности. Все окна «Крюковских казарм» со стороны Благовещенской улицы наглухо замурованы кирпичной кладкой. Говорят, что первоначально они такими глухими не были. Если верить фольклору, однажды матросы, не выдержав издевательств своих командиров, будто бы решили выразить протест против царивших в Экипаже порядков. Они загодя узнали о проезде по Благовещенской улице императора, и в тот момент, когда экипаж Николая I показался в створе улицы, моряки все, как один, скинули штаны, встали на подоконники и повернулись обнаженными задами к распахнутым окнам. Говорят, Николай был взбешен. В гневе он вызвал флотского начальника, топал ногами, кричал, а затем будто бы приказал немедленно замуровать все окна.

Службой на Балтийском флоте гордились. Служить на действующих кораблях стремились все без исключения, будь то юные призывники или выпускники военно-морских училищ. «Ж… в мыле, нос в тавоте, но зато в Балтийском флоте», — с достоинством говорят моряки. Есть у этой флотской поговорки и более жесткий вариант, в котором «нос» заменен другой частью человеческого тела. Приводить его нет смысла, поскольку и тот и другой варианты говорят об одном и том же — о высокой чести служить моряком на флоте. А уж дослужиться до погон с двумя просветами, и говорить нечего: «Я вам кто — капитан первого ранга или свисток с Балтийского вокзала?!» Свисток с Балтийского вокзала не что иное, как паровозный гудок, олицетворяющий скучную, пресную и невыразительную сухопутную жизнь, да еще и намертво привязанную к рельсам.