На задворках галактики. Книга 3

Глава 10

Светлоярск. Форт "Защитник-1"

Дочитав последнюю страницу докладной записки о результатах наблюдения за капитаном Уэссом и медицинское заключение о его здоровье, генерал-лейтенант Острецов спрятал прошитые листы в папку и засунул её в выдвижной ящик стола.

– Так дело не пойдёт, – медленно произнёс он, глядя в глаза полковнику Безусову. – По всему выходит, что Уэсса проще поставить к стенке.

– Зачем же так резко, Ростислав Сергеевич? – насторожился Безусов.

– Это я так… в общем, не берите в голову…

Полковник промолчал. Разумеется, он не поверил, что Острецов ляпнул про устранение просто так. Безусов давно убедился, что генерал никогда ничего просто так не говорит.

– Уэсс слишком расчётлив, чтобы делать очевидные ошибки, – между тем сказал Острецов. – Итак, подведём предварительный итог. Капитан не доверяет Эльбер, хотя и питает к ней чувства благодарности и привязанности – это раз. На вербовку не идёт – это два. О неявной вербовке, к сожалению, говорить не приходится – это три. И что там ещё? Уэсс считает, что мы промыли Эльбер мозги – это четыре. Мало того, он даже бесперспективен для использования в столице. Координатора в лицо не знает, все приказы получал через тайники. Разве что, поковырять его память на предмет его подготовки в качестве "стирателя".

Замолчав, Острецов выразительно уставился на полковника. Не знай Безусов генерала достаточно хорошо, он решил бы, что пленного "стирателя" пора списывать.

– Есть одно соображение, Ростислав Сергеевич. Не мытьём, так катаньем, как говорится…

– Я весь внимание.

– Надо устроить Уэссу просмотр фильмов о "подвигах" "серых". О Хаконе, Аргивее… о Вежецкой губернии. Не пропагандистское кино ему показать, а дээспэшное. Про фармакологические накачки солдат штурмбригад, про опыты на людях… Пусть посмотрит. Ему потом надолго будет над чем поразмышлять.

Острецов пару секунд молчал. И бодрым голосом произнёс:

– Замечательно. Так и сделайте.

Светлоярск. Госпиталь Главразведупра

Уэсса сопровождали двое – среднего роста капитан с неприметным лицом и кряжистый унтер с широкими продольными лычками подпрапорщика. Уэсса поразили солдатские кресты Славы на груди унтера, серебряный 3-й степени и серебряный с золотым кантом 2-й степени. Он знал, что такие кресты большая редкость и само их наличие, словно нарочно выставленное унтером напоказ, говорило, что этот "охотник" – противник чрезвычайно опасный. И скорее всего подпрапорщик выставил напоказ свои награды неспроста, видимо, таким образом тот, кто затеял намеченное мероприятие, хотел показать Уэссу, что ему лучше не делать глупостей. Может быть это и к месту; мысли о побеге Херберта не оставляли. Поразмыслив, он пришёл к выводу, что будь он даже полностью здоров, вероятность победить конвоиров – минимальна. Особенно, когда не знаешь какие ловушки тебе уготованы как внутри госпиталя, так и вне его стен. И какими силами прикрывают конвоиров. Очень кстати вспомнилось давешнее противостояние с Эльбер, когда неожиданно обнаружил себя некто третий, которого Херберт заранее не смог засечь.

Его провели по узкому коридору к обычной покрашенной в белое двери без надписей и табличек. За дверью оказалась небольшая глухая комнатка без окон. Широкий стол у стены, на нём кинопроектор с заряженной бабиной. Ещё один стол размещался сразу у входа. Стульев здесь было всего три, два по разным углам и один у пустого стола.

– Вам сюда, – показал рукой капитан и когда Уэсс занял предложенный стул, закрыл дверной замок на ключ.

Унтер уселся в ближнем углу и бесцеремонно уставился на Херберта. Капитан-"охотник", тем временем, отошёл к проектору и поставил свой стул сбоку от стола, чтобы иметь возможность и протянуть руку к аппарату, и не терять пленного из виду.

– Мне поручено показать вам несколько фильмов, – сообщил офицер. – А также ответить на некоторые вопросы, если вы захотите их задать.

– Надолго эта комедия? – равнодушно спросил Уэсс.

– Примерно на два с половиной часа. Так что, наберитесь-ка терпения, неприятное зрелище я гарантирую.

Уэссу захотелось сострить, но он сдержался.

Русский капитан включил проектор и щёлкнул один из выключателей на стене. В люстре потухла яркая лампочка, теперь светила лишь тусклая двадцативатная.

На белой матовой стене начались первые кадры первого фильма. Никакой музыки, как ожидал было Уэсс, только стрёкот аппарата и хорошо поставленный голос диктора, читавшего закадровый текст. Голос доносился из динамика, привинченного прямо на стену.

Первый фильм, как сообщили титры, предназначался для служебного пользования военнослужащих Главразведупра, войсковых отделов контрразведки и командных кадров полевых войск. Начало фильма было смонтировано из съёмок фронтовых кинооператоров. Эпизод за эпизодом показывались атаки велгонской штурмпехоты. Уэсса, как опытного офицера-окопника, съёмки проняли до самых печёнок. Атаки выглядели жутковато: штурмпехота проявляла просто запредельную выносливость и живучесть. Естественно, в действиях штурмовиков не последнюю роль играла их броня, но Уэсс знал, что эти солдаты хорошо обучены и их бросали в бой, когда решалась судьба битвы. Напрямую сталкиваться с ними Херберту прежде не приходилось, штурмовики всегда держались отдельно от линейных частей. И когда они вступали в дело, успех чаще всего был гарантирован.

А сейчас, наблюдая длинные отрывки заснятых боёв со стороны врага, Уэсс почувствовал растерянность. То что он видел, не вписывалось ни в какие рамки здравого смысла. Штурмпехота пёрла напролом, солдаты получали ранения, но оставались в строю. Даже когда им отрывало конечности, они словно не живые люди, а механизмы, продолжали атаковать пока не истекут кровью. Сравнение с механизмами Уэссу показалось наиболее точным. Он не мог понять, отчего штурмовики поголовно не чувствуют боль и дерутся как заведённые, да к тому же с такими ранами, от каких у нормального солдата давно бы наступили или смерть или болевой шок. И ведь действительно поголовно! Весь боевой опыт Уэсса начал бунтовать. Доселе он не сталкивался со столь массовым проявлением ража. Да и не может раж быть массовым, бойцов способных войти в это особое состояние психики всегда было гораздо меньше чем обычных солдат.

Потом пошли съёмки передвижных медицинских лабораторий, развёрнутых где-то в дивизионных тылах после боя. Показывалось как делаются пробы крови и тканей у убитых штурмовиков, назывались населённые пункты, у которых были отражены атаки штурмпехоты, звучали чьи-то фамилии, видимо, военных медиков и биохимиков. Насчёт последних Херберт не ошибся. Те в полевых условиях проводили исследования тканей штурмовиков. Всё это сопровождали закадровые пояснения и, наконец, зазвучали итоги. Уэсс просто застыл на стуле, когда услышал то, о чём уже начал догадываться – в организме каждого представленного для исследования тела штурмовика присутствовали психотропные вещества. Но и этого мало! Заключительные минуты фильма рассказывали о применении "военной фармакологии" на солдатах штурмбригад, что позволяло им во время боя убыстрять реакцию, увеличивать выносливость и физическую силу, а также иметь практически нулевую чувствительность к боли. Следом военный медик с погонами полковника высказал предположения о том, какая расплата за химию второго поколения ждёт организм солдата после боя. Его вывод звучал крайне мрачно: после трёх-четырёх серий приёма препаратов нового поколения, то есть через три-четыре боя, штурмпехотинец, если он конечно останется к этому времени живым, превращается в глубокого инвалида.

Когда фильм кончился, Уэсс сидел в глубокой задумчивости. Он понимал с какой целью устроен кинопоказ. Понимал, что его хотят склонить к добровольному сотрудничеству. Целая буря взбудораженных мыслей роилась в его голове, он подспудно искал в просмотренном фильме подвохи, неувязки и следы постановок. Искал и не находил. А ещё он гадал, на кой чёрт его хотят склонить к предательству. В эти минуты, пока капитан-"охотник" заряжал следующую бабину, Уэсс как упёртый баран ещё больше запротивился идее сотрудничества с ГРУ. И в то же время в его душе проросли первые робкие росточки сомнений в правильном доселе восприятии своей страны и картины войны. Он не мог понять, какая необходимость и, главное, чей изощрённый и изуверский ум мог подвигнуть велгонский генералитет на создание этих накаченных химией штурмпехотинцев.

Последующие фильмы также были предназначены для служебного пользования. Фильмы Уэсс смотрел с ледяным спокойствием, он давно привык к реалиям войны. Но всё же, когда раз за разом показывали отрытые могилы с массовыми захоронениями гражданского населения и трофейные съёмки, захваченные у "серых", скорлупа спокойствия начала трещать. Спокойно смотреть на полуразложившиеся трупы женщин и мужчин, как молодых так и стариков, Уэсс долго не мог. Массовых захоронений было слишком много, разбросанных практически у каждого города Аргивеи или Хаконы. И Вежецкой губернии Новороссии. Как-то это всё не вязалось с тем, что он знал. "А что, собственно, я знаю?" – подумал он. Уэсс знал, что на оккупированных территориях проводились чистки. Расстреливали саботажников и подпольщиков, заброшенных агентов и лиц показавших свою враждебность Велгону. Так поступала любая армия, но… Расстреливать целыми улицами? Или выжечь всё село? В велгонской армии "серых" и так не любили, среди солдат ходили слухи, что те не раз стреляли в спину драпающим. Но Уэсс знал, что это не слухи и что "серые" на корню пресекали панику. Он также знал, что бывали случаи, когда "серые" расстреливали для устрашения каждого десятого. Такие случаи замалчивали, но, как говорят здесь в Новороссии, шила в мешке не утаишь.

И всё-таки Херберт сомневался, что эти отобранные для него фильмы не состряпаны с целью пропаганды. В голове не укладывалось, зачем уничтожать столько потенциальных граждан Великого Велгона. Разве принесёшь счастье и справедливость соседям, вырезая их под корень? Уэсса снова грызли сомнения. Даже когда ему вспомнились обезлюженные сёла и хутора восточных провинций Аргивеи.

Последний фильм был снят на юге Реммской провинции, когда в начале войны русская армия ворвалась в Южный Велгон. Небольшой городишко Серт, по-своему уютный и вдруг затихший под пятой солдат противника. Уэсс хорошо знал этот городок, он был родом оттуда. Отца и мать он помнил как смутные образы, слишком мал он был, когда они умерли. Он рос в интернате и уже будучи курсантом пехотного училища приезжал в отпуска в родной, но малознакомый поначалу Серт. Жалел ли он, что остался без родни? Да, жалел. Но поскольку никого из родных не помнил достаточно ясно, особой тоски не испытывал. Плохо было, что даже остановится не у кого, и приходилось ночевать в гостинице.

Из воспоминаний его выдернули съёмки раскопок захоронений. Изгиб мелкой речушки Езы, что текла за сертским лесом, он узнал сразу. Ещё курсантом он начал ухаживать за Ниа – миловидной и весёлой девушкой, с которой познакомился в летнем кафе. Однажды Ниа пригласила его на берег Езы, где она с друзьями решила устроить маёвку с ночёвкой. Выход на природу удался на славу, они разбили становище недалеко от изгиба реки и вволю накупались, порыбачили, побренчали на девятиструнках и погудели на губных гармониках, а потом была сказочная ночь…

Уэсс до боли сжал челюсть. На подборье, где росли не только хвойные деревья, недалеко от того самого места, где он провёл незабываемое время с Ниа, столпились селяне из ближайших деревень. Они указывали на землю и что-то говорили русским офицерам. И вот в кадре появилось до двух взводов полевой жандармерии и взвод автоматчиков простой пехоты. Потом привели пленных велгонских солдат, раздали им лопаты, кирки и, видимо, на всякий случай респираторы. И приказали копать.

И они копали. Уэсс смотрел отрешённо, в голове у него в эти мгновения было пусто. Он сейчас ни о чём не думал и только чувствовал, как всё сильней сжимается сердце.

Из разрытой земли, комья которой бросали на вырезанный дёрн, начали извлекать первые тела. Вернее, останки тел – серовато-бурые кости в полуистлевшей одежде не пойми какого цвета. Судя по одежде, здесь были мужчины и женщины. Раскопки велись на довольно большой территории. И уже позже, когда снимали, по всей видимости, на следующий день, кинооператор взял ракурс со взгорка, охватив всю картину разрытых захоронений.

Уэсс закрыл глаза, он не хотел больше смотреть на многоярусные кучи трупов, которые не везде даже были облиты негашёной известью. Сколько их там? Тысячи?

Херберт подозревал, что раскопки под Сертом – не единственные, что вели русские в то лето первого года войны. Но из всех захоронений ему решили показать именно это – под его родным городом.

Когда закончился фильм и офицер-"охотник" зажёг яркий свет, Уэсс посмотрел на него ненавидящим взглядом. В душе Херберта возникла пустота, словно вырвали из неё нечто живое и безжалостно отбросили. В эти секунды он проклинал про себя того, кто придумал этот кинопросмотр. Уэсс тщательно давил ожёгшую огнём мысль.

Мысль, что его родители и другие родственники могли лежать там – в лесном захоронении у реки Езы.

– Кто это придумал? – спокойно спросил Уэсс, рассматривая новое действующее лицо в чине полковника. Офицер счёл нужным представиться, назвав свою фамилию – Семёнов.

Они находились в комнате, что отстояла от палаты Уэсса через две двери. Вечернее солнце било в окно и сидевший лицом против света Херберт щурил глаза, но всё же радостно поглядывал на осеннее небо и открывающийся вид из окна. Только сейчас он понял, что госпиталь расположен где-то за городской чертой. За далёким забором виднелись исполинские деревья. В городских парках Светлоярска таких великанов не было.

– Вы про последний фильм, капитан? – уточнил Семёнов.

– Так точно, – по въевшейся привычке ответил Уэсс и немного смутился, оттого что ответил уставной формулой. Причём, по-русски. Может причиной тому послужило то, что полковник назвал его по званию?

– Скажу честно, это не я придумал, – произнёс Семёнов и даже не подумал назвать автора идеи – Безусова. – Вас беспокоит, почему вам показали именно про окрестности Серта?

– Я догадываюсь, почему.

– Хорошо. И что же вас гнетёт? Что вы остались живы или что не стали дебилом?

– И то, и другое. Я знаю наверняка, что при попытке влезть мне в мозги, я "сотрусь". Это знают все мои коллеги… Я добровольно пошёл на это. Но я жив. И здоров. Значит вы нашли способ обойти установку. Я прав?

– Совершенно верно.

– И пока я был в отключке, порылись в моей памяти.

– Самую малость, капитан. Только самую малость. Может нам и хотелось бы покопаться в вашей головушке поглубже, но это было бы очень опасно. Опасно для вас.

– Значит блок снят?

– Да. Вы теперь свободны от всех пси-установок.

– Что значит "всех"?

– Это значит, что самые опасные устранены, а другие уже подверглись запуску саморазрушения, – Кочевник увидел, что Уэсс не совсем его понимает. – Ну, хорошо. Что вы делали вчера вечером после кинопросмотра? Не говорите, я скажу вам: вы ходили взад-вперёд в своей палате и пытались слепить заново тот замок из известных вам фактов, то бишь пси-программ, что превратился из камня в кашу и совершенно расползся.

– Да. Где-то как-то так, – честно признал Уэсс.

– Потом вы легли спать и продрыхли до самого завтрака. У вас крепкая психика. А что вы делали сегодня весь день? Вы думали, думали, думали… И сейчас вы похожи на обезумившую лошадь, которой сняли шоры и она увидела, что несётся галопом по узкому мосту над пропастью.

Уэсс нервно потеребил пальцами мочку уха.

– Ладно, – сказал он. – Давайте к сути. Что вы от меня ждёте?

Губы Кочевника расплылись в улыбке.

– Чтобы ответить на этот вопрос, мне придётся пообщаться с вами очень долго. Во всяком случае, не один день.

– По-моему, вы ушли от ответа.

– Нет. Я ответил вам правдой. Просто с вами не всё так просто, капитан. Я и подобные мне с некоторых пор стали считать вас не просто пленником. Отныне вы для нас фигура, имеющая несколько большее значение, нежели просто пленный офицер. Пусть даже и "стиратель".

Семёнов усмехнулся и подначил:

– Ну, как? Прониклись собственной значимостью?

– Напустили вы тумана, господин полковник… Я мало что понял. Почему?

– Почему, вы? Всё просто: нам приглянулись ваши душевные качества. Иными словами, вы не мясник, как многие офицеры Велгонской Народной Армии.

В ответ на "душевные качества", Уэсс чуть не рассмеялся. Но когда полковник завершил фразу, Херберта перекосило. Разглядывая этого несомненно высокопоставленного "охотника", Уэсс набычился и со свойственной ему прямотой изрёк:

– Знаете, мне вдруг захотелось послать вас к дьяволу.

Кочевник стёр улыбку с лица.

– Понятно, – сказал он. – Теперь понятно, почему за четыре года войны вы всё ещё капитан. Скажите… спрашиваю ради чистого любопытства, на батальон вас ставили?

– Шесть раз.

– А снимали за что? – вместо ответа Семёнов увидел гримасу. – Понятно. За пристрастие говорить в глаза начальству всё, что думаете. Что ж, отставим ваше фронтовое прошлое в сторону и перейдём к теме нашей встречи. Я знаю, что у вас накопилось немало вопросов по поводу увиденных материалов. Но если я начну сейчас отвечать на них, мы завязнем в частностях, и мне потребуется предоставлять вам доказательства, на ознакомление с которыми у вас уйдёт уйма времени. Поэтому предлагаю приподнять планку на несколько уровней выше. Начать, так сказать, со стратегического анализа.

Уэсс ёрзнул на стуле, подобного оборота он не ждал. Да и не совсем понял, куда клонит полковник.

– Хорошо, – увидел его затруднение Семёнов. – Начнём взбираться по ступенькам. Итак, до вчерашнего дня о многих… кхм… "художествах" "серых" вы не подозревали, верно?

– Да, – согласился Херберт, внутренне всё ещё цепляясь за мысль, что те фильмы – одна большая дезинформация. И тут же у него возникал вопрос: а чего ради него – всего лишь капитана, сооружать такие сложности?

– Вы также не подозревали о массовых захоронениях в самом Велгоне. Так?

Уэсс кивнул.

– Вам даже кажется, что всё это чудовищная подтасовка.

– И тут вы тоже угадали, – подтвердил капитан.

– Но тогда скажите мне, – вопросил Кочевник, – почему за все годы войны Новороссия ни разу не попыталась по крупному провести пропагандистскую кампанию, нацеленную на население Велгона? А ведь у нас имеются все возможности для этого: пресса нейтральных стран, радиопередачи на территорию Велгона, агитационные бомбы с листовками, распространение слухов через мирное население, и всё в том же духе.

– Ну и почему же? – спросил Уэсс.

– Да потому, что всё это ни к чему не приведёт. Или в лучшем случае даст кратковременный локальный результат. И знаете почему? Потому что такие как вы, молодые велгонцы, воспримите это как злобную вражескую агитацию. А люди постарше либо зомбированы либо запуганы.

– Зомбированы, – повторил Уэсс с большим недоверием в голосе. – По-вашему и моё поколение зомбировано? Получается, что весь народ зомбирован? Ах, да! Кроме запуганных!

– Это хорошо, что вы сразу охватили проблему масштабно. Да – отвечу я вам. Почти весь народ Велгона зомбирован.

– Простите, но это… как говорят у вас, чушь несусветная.

Кочевник грустно покачал головой.

– Давайте, капитан, шагнём ещё на ступеньку выше. Вы ведь хорошо знаете новейшую историю вашей страны?

– Достаточно для офицера и гражданина.

– Тогда скажите, что явилось причинами падения правительства Александэра Вириата?

Уэсс фыркнул. Он не сомневался, что полковник Семёнов знает о причинах падения режима Вириата не хуже любого жителя Велгона. Тем не менее, вопрос задан, а раз так, то полковнику зачем-то нужен на него ответ. И Херберт постарался ответить. Сжато, но ёмко.

– Правящие круги при Вириате довели страну до социального хаоса. Обнищание простого народа, чудовищная коррупция и закостенелость бюрократического аппарата. Полицейские подавления стачек и разгоны народных шествий с многочисленными жертвами. Невозможность для простого человека подняться по социальной лестнице, причиной чему стали многочисленные барьеры, такие как: неофициальное введение платного образования; "цеховая закрытость" средних кругов общества, не говоря уже о высших; и многие другие препоны. И наконец, финансовые махинации, из-за которых разорились многие простые люди. Следствие по делам махинаторов велось затянуто и часто начиналось, когда проворовавшиеся дельцы уже скрылись с награбленным за границей. Министерство Безопасности было фактически парализовано внутренними дрязгами и не могло успешно вести борьбу с финансовыми жуликами.

Уэсс замолчал, ему показалось, что для полковника всё перечисленное так же очевидно, как и для него.

– Угу, – произнёс Кочевник. – Вириат был свергнут в тридцатом. И процесс свержения произошёл не без крови.

– Ещё бы! Сколько прихлебателей за власть уцепилось! Даже не вся армия присоединилась к народу.

– Знаю. Скоротечная, но кровавая гражданская война, продлившаяся всего три месяца. Народ взял власть себе и с тех пор на карте мира появляется Великий Велгон.

Как ни пытался Уэсс, но издёвки в словах полковника он не распознал.

– Вам, капитан, несомненно известно, что Вириат правил вашей страной около сорока лет. Не так ли? Вижу, что так. Тогда скажите, режиму Вириата всегда были присущи все те язвы, что вы мне перечислили?

Уэсс поймал себя на том, что не вполне знает что ответить. Он начал вспоминать курс истории, все этапы борьбы с тиранией Вириата и понял, то его знания начинают расплываться где-то в начале двадцатых годов.

– Как жилось народу Велгона в десятые годы? И раньше? – задал наводящие вопросы Семёнов. – А в прошлом веке?

– Да хреново жилось, – просто и без затей ответил Уэсс.

– Откуда вам это известно? Из школьных учебников? И из лекций в военном училище?

– Это вы что же, клоните к тому…

– Да! – перебил Кочевник. – К тому, что у вас налицо пробел в знании истории собственной страны.

– Да вы что?! – ехидно улыбнулся Херберт. – Может тогда и кровавых отметин двадцатых не было?

– Были. И не надо ёрничать.

– Тогда к чему же вы всё-таки клоните? – ощетинился Уэсс.

– А к тому, что весь бардак конца правления Вириата начался… Заметьте, я сказал "конца правления". Итак, весь бардак начался как-то вдруг. Не то чтобы внезапно, ведь растянутый на годы процесс нельзя назвать одномометным. Разве это не подозрительно?

– Это только лишь ваши слова.

– Ладно, – согласился Кочевник. – Это лишь мои слова. Пока что. Давайте тогда поступим так: завтра, где-то ближе к обеду, я предоставлю вам материалы по вашей стране начала нашего века и века прошлого. А также материалы по прошлым эпохам в свете истории Велгона. Идёт?

– Ну, допустим. Что за материалы?

– Там много чего интересного. Школьные и университетские учебники. Статсборники, и не только велгонские. Даже кое-что из архивов из различных министерств, что было вывезено эмигрантами.

– Эмигрантами? Почему я должен верить этой сволочи?

– Все сотни тысяч – сволочи? Инженеры, учителя, профессура…

– Дармаеды, – со злостью охарактеризовал их Уэсс. – Сбежали от народного гнева.

Кочевник вздохнул и задал контрвопросы:

– Почему гнев распространялся и на их семьи? И почему если все они дармаеды, то в теперешнем Велгоне существуют те же профессоры, учителя, композиторы и прочие?

– Это уже народные кадры. А что до семей, то мало ли… под горячую руку попали…

– Подумайте, что вы говорите, капитан. Нет, вы подумайте. У вас лично поднимется рука на ребёнка? А ведь убивали семьями, это уже позже несмышлёнышей стали в интернаты отправлять. Позже, это когда в процесс вмешались ваши соотечественники-идеалисты, искренне поверившие в идеалы революции.

Уэсс взял себя в руки. Его так и подмывало послать полковника. Остыв, он начал вертеть в голове слова про интернаты и несмышлёнышей. "А что, если?…" – пришла предательская мысль. И он тут же растоптал её. И уже спокойно сказал:

– К сожалению, путь к справедливости не всегда удаётся проложить, действуя в белых перчатках.

– Позвольте тогда спросить, – терпеливо поинтересовался Кочевник, – это ваша мысль? Или вы её где-то слышали?

– Какое это имеет отношение…

– Имеет, – прервал Уэсса Кочевник. – Это своего рода один из кирпичеков в стене вбитой вам в подкорку программы. И таких кирпичеков много. Про семьи, попавшие под горячую руку – это тоже ваша мысль?

– Нет, – ответил Уэсс, не чувствуя больше раздражения. Он подумал, что если полковник хочет вывести его из себя, то зря старается.

– Теперь давайте примем за основу, что до начала двадцатых народ Велгона при Вириате не бедствовал. Доказательства, как я уже сказал, я предоставлю вам завтра. Согласны, капитан?

– Согласен. Сойдёмся на том, что я вам авансом верю на слово.

– Значит, вы допускаете мысль, что в ваших знаниях имеются пробелы?

– Допускаю. Если судить непредвзято, то так оно и есть. Историю до двадцатых нам преподавали… пожалуй, подойдёт слово "скомкано". Даты войн, этапы освоения северных земель… межгосударственные отношения…

– Я рад, что вы пытаетесь судить непредвзято. Это уже хорошо. И вот вам следующая очевидная для нас, но не для вас мысль: режим (как вы его называете) Александэра Вириата валили целенаправленно. Валили умело, со знанием дела.

Уэсс молчал. А Кочевник продолжил:

– Старый Велгон ломали, нанося точно выверенные удары. Шаг за шагом, год за годом. Пока процесс не пошёл подобно снежной лавине.

– Кто? – не удержался от вопроса Уэсс.

– Чтобы мне вам ответить, надо чтобы вы вспомнили древнюю историю. Ответьте сперва вы мне: откуда пришли предки наших народов?

– Не понимаю причём тут это, но будь по-вашему. Наши предки переселились на Восточный материк после грандиозного катаклизма. Часть Западного материка досталась переселенцам других выживших народов.

– Так-так. Тепло, но не горячо. Что послужило причиной общепланетарного катаклизма?

Херберт пожал плечами и ответил отговоркой:

– Науке до конца не всё известно. Есть много гипотез, наиболее обоснованная утверждает, что катастрофа произошла из-за геологической нестабильности планеты, а толчком послужило падение гигантских метеоритов. Темискира изменила наклон оси, сдвинулись полюса, изменились очертания континентов из-за гигантских приливных волн и изменения уровня мирового океана, а в атмосферу после пробуждения вулканов было выбрашено много отравляющих веществ и изотопов…

– Довольно, – прервал его Кочевник. – С этой версией я знаком. И скажу честно, хоть и построена она очень даже стройно и в чём-то по-своему красиво, но эта версия не выдерживает критики. Если начать задавать неудобные вопросы, то гипотеза (или всё же теория?) трещит по швам.

– Интересно узнать, что за вопросы, господин полковник, – сам не зная почему, Уэсс заинтересовался.

– Да вот хотя бы про метеориты, – тут же сказал Семёнов. – Почему они проникли через гравитационную защиту Ирисы? Луна, как известно, надёжное препятствие для гостей такого рода. По ней лупят все исполинские метеориты, что проскочили через гравитационный щит Эды. Вам ведь известно, что наша Эда обладает настолько огромным притяжением, что она захватывает практически всех гостей из глубокого космоса? Но если же на Темискиру обрушились метеориты, то тогда это должны быть осколки такого небесного тела, какое не могло бы быть притянутым Ирисой. Например, вторая луна. Однако, у Темискиры не было второй луны. Значит что? Значит в теории прокол. Или взять вопрос таксических зон в Пустошах. Есть такие места, которые заражены сложными органическими соединениями. Такие соединения, тем более в таких количествах, в недрах не образовываются. Это не продукт вулканических извержений. Это техногенные следы. Чего уж говорить про чужеродную флору и фауну Пустошей. Согласно теории, животный и растительный мир Пустошей – следствие мутаций наших видов. Но это справедливо лишь отчасти. И только в "сером терминаторе". Любой биолог скажет, что живой мир Пустошей эндемичен и не имеет ничего общего, кроме основ вроде фотосинтеза и гемоглобина (да и то не всегда) с биосферой обжитых человеком территорий. Это подтвердит любой биолог, если он не велгонец.

– Почему? – только и спросил Уэсс.

– Потому что это всем давно известно. Взять меня, так я лично бывал в запретных территориях и многое видел своими глазами. А научные экспедиции в Пустоши – дело нередкое.

– Тогда зачем понадобилась эта выдумка про биосферу?

– Затем же, зачем и про метеориты. Зачем и господствующая в вашей стране теория о древней катастрофе.

– Чтобы что-то скрыть? – догадался Херберт, не пропустив мимо ушей про техногенные следы.

– Совершенно верно. Чтобы скрыть, что современная цивилизация Темискиры – следствие общепланетарного катаклизма, причиной которому явилась древняя война.

– Хотите сказать, что древние были настолько технически развиты, чтобы такое устроить?

– Да. Именно это я и сказал.

Уэсс недоверчиво усмехнулся.

– Знаете, господин полковник, при других обстоятельствах я бы сказал, что вы не в своём уме.

– Что вам известно про эпоху Дикости? – тут же спросил Кочевник.

Херберт пожал плечами, мол, дикость она и есть дикость. Примитивные технологии, унаследованные от древних переселенцев, и постепенный научно-технический рост, приведший к паравому двигателю и примитивному огнестрельному оружию.

– Я примерно представляю, что вы сейчас подумали, – сказал Кочевник. – Но эпоха Дикости характеризуется как эпоха сочетания несочетаемого. Примитивные технологии часто соседствовали с такими технологиями, вернее с их продуктами и прежде всего техникой, до которых современная наука и по сей день не дотянулась.

– Вы можете это доказать?

– Могу. В Новороссии и других государствах есть научно-технические музеи. В них хранится много чего интересного в запасниках и на открытых площадках. Кроме того, это известно любому школьнику как у нас, так и в большинстве стран. Вы и сами, могли бы в этом убедиться, если бы потрудились ознакомиться с культурной частью Светлоярска. Ну да ничего, может быть ещё всё увидите. А вот в Великом Герцогстве Арагонском об этом положено знать только аристократам и службам безопасности, в Островном Союзе только правящему классу патрициев и технарям, в Сокаре это вообще мало кого интересует, а в Новой Бразилии интерес к истории простирается в лучшем случае на сотню лет назад. В том, что я сказал, капитан, вы могли бы легко убедиться, попутешествовав по Новороссии, Южной или Северной Раконии, по Ютонии и Кантонам. Пожалуй, из списка теперь можно вычеркнуть Аргивею – там во время вашей оккупации уничтожали всё, что не вписывалось в велгонскую доктрину прошлого. Всего за несколько лет "серые" уничтожили все музеи, сожгли все архивы и библиотеки, а у населения под угрозой карательных мер изымали учебники и научно-популярную литературу. Конечно, многое аргивейцам удалось сохранить. Но имей "серые" достаточно времени, они вычистили бы всё. Как в Велгоне. Как и в Хаконе после Гражданской, где орудовали комиссары министерства Просвещения. То, что не удалось уничтожить сразу, просеивалось путём цензуры и введения языковой реформы. Вы ведь знаете про реформу орфографии тридцать четвёртого?

Уэсс промолчал.

– Все книги перепечатывали на новый манер. Старые дореформенные заменяли на новые, в каждой библиотеке и везде где только есть книги. Естественно, часть прежней художественной и публицистической литературы подверглась редактированию или и вовсе исчезла. То же произошло и в Хаконе.

Кочевник замолк и тут же зашёл с другой стороны вопроса:

– Вы, капитан, пробыли в Светлоярске неполный месяц, так?

– Так точно, – подтвердил Уэсс.

– Но в Новороссию вас забрасывали не единожды. Вы отлично владеете разговорным русским языком и даже не имеете трудностей с нашей упрощённой тридцатишестибуквенной азбукой. А ведь для тех же арагонцев или сокарцев она очень сложна. И честно сказать, для большинства велгонцев вашего поколения. Это я к чему? Это я к тому веду, что вас считают очень ценным кадром, потому и направили в Светлоярск, где вы легко легализовались. Но если бы вы вдруг заинтересовались запретными темами и после вовзвращения домой стали бы ляпать языком, вас бы ждало невыполнимое задание. Или, кто знает, несчастный случай?

Уэсс встал и прошёл несколько шагов по комнате. Затем резко развернувшись, направился к стулу и плюхнулся на него, отчего стул издал протестующий скрип.

– Хорошо, господин полковник. Допустим, всё это правда. Зачем понадобилось всё это скрывать? И почему только у нас в Велгоне?

– О! – Кочевник поднял указательный палец вверх. – Сначала у вас, а в случае вашей победы, у соседей, потом по всей Темискире.

– Но зачем? Зачем скрывать про древних? Про ту войну?

– Затем, чтобы народ Велгона никогда не узнал с кем воевали наши предки.

– И с кем же? – спросил Уэсс с таким видом, мол, раз уж воевали, то понятно, что что-то не поделили между собой.

– С негуманоидной цивилизацией. И война эта шла по всей галактике.

Херберт посмотрел на полковника как на умалишённого. До этого момента "охотник" рассказывал более-менее складно. Но вот взять и ляпнуть ТАКОЕ!

Кочевник рассмеялся.

– Вы должно быть решили, что я псих? Что ж, спешу вас уверить, что я не псих и сказанное мною могу доказать. Скажу даже больше, то что я вам сообщил, также является широкоизвестным фактом. У нас и во многих странах этим никого не удивишь.

– Хотите сказать, что про древнюю космическую войну знает любой ваш школьник? – спокойно спросил Уэсс, справившись с эмоциями.

– Верно. И про это. И про то, что Темискира была колонизирована. И что наш мир находится в локусе.

– В чём, простите?

– В локусе, – повторил полковник, наслаждаясь смесью растерянности и внутреннего бунта капитана. – Локус – это большая редкость во вселенной. В нашей галактике тем более. Это нечто вроде закрытого пространства, вернее пространства сопряжённой реальности, вплетённой в ткань нашей вселенной. Понятно?

– Не очень.

– Это ничего. Так сразу мало кто понимает. И там – в Большой Вселенной о локусах мало кто знает. Важно другое. Важно то, что колонизация происходила, когда Темискира пребывала в нормальном космосе. Пробой в иномирье произошёл во время военных действий с рунхами – теми самыми негуманоидами, когда они атаковали планету. В результате катаклизма часть поверхности планеты поменялась с поверхностью из изнанки. Погибли миллионы. И наступила эпоха Дикости. Теперь о Темискире в галактике забыли, она в нормальной вселенной безжизнена. Точнее, мир с чужеродной биосферой.

Следующие две минуты Семёнов и Уэсс молчали. Херберт погрузился в раздумья, а Кочевник ждал, когда тот очнётся.

– Фантастично всё это, – наконец признался Уэсс. – Не скажу, что я спешу во всё это верить… По крайней мере, если это правда, то мне для осмысления понадобится время.

– Думаю, у вас будет время. А теперь, капитан, я завершу этот заезд в древнюю историю и напомню, что мы обсуждали Александэра Вириата.

– Я помню, – кивнул Уэсс. – Только причём здесь одно до другого?

– А притом, что ничего в мире не делается просто так. Свержение Вириата – это тщательно срежессированная операция этих самых рунхов.

– Ну это вы… опять чего-то несусветное…

– Плету несусветное? – улыбнулся Кочевник. – Никак нет, господин капитан. Увы! И повторю снова: я могу это доказать. Дальше слушать будете?

– Буду, – вздохнул Уэсс, чувствуя необъяснимый интерес к затронутым темам. – Но сначала ответьте на вопрос: где они, негуманоиды, были всё это время после древней войны?

– В те времена их остатки нещадно истребили. Эти, что теперь орудуют в вашей стране, пришлые. Но совсем с недавно. Они появились на Темискире тридцать лет назад.

Херберт уставился в окно, рассматривая далёкие тучи, и обобщил всё ранее услышанное:

– То есть, вы подвели меня к тому, что чужаки устроили в Велгоне революцию и теперь правят в моей стране.

– Вы сделали правильный вывод, капитан. Но "правят" – неверное слово, они управляют. Управляют вашими правящими верхами, в которых теперь полно и нелюди. И когда я сказал, что остатки древних захватчиков наши предки истребили, я не сказал, что всех. Есть косвенные признаки, что горстка-другая всё-таки уцелела. И все эти годы она готовилась к реваншу. По всей видимости, события в Старом Велгоне произошли не без их помощи. Хотите поговорим о технологии революции?

Уэсс кивнул, ощущая неприятный осадок в душе. Он пока ещё не доверял россказням полковника, хоть и понимал, что если Семёнов пообещал доказать, то он это сделает. С доказательствами Уэсс решил разобраться позже. Сейчас его голова просто опухла от услышанного. Но главное, на душе было противно, что всё что он знал о прошлом своей страны и родного мира, похоже, не соответствует правде. Однако основная причина того, что он всё ещё не оборвал этот тяжёлый разговор с полковником, состояла в том, что его чутьё говорило: Семёнов не лжёт.

– О технологиях… – прошептал Херберт. – Что ж, давайте о них.

– Начнём с того, что потребуется некоторое уточнение насчёт негуманоидности рунхов. В чистом виде – они негуманоиды. Их цивилизацию можно назвать союзом цивилизаций, так как среди чужаков существуют несколько разнообразных "рас". Часть из них искуссвенно сотварённые. Все цивилизации Союза жёстко между собой спаяны и всегда преследуют общие цели. Наше противостояние с ними длится с незапамятных времён. И к сожалению, они изучили нас гораздо лучше, чем мы их. Чужаки издревле владеют технологиями, позволяющими получать человекоподобные гибриды. Настолько человекоподобные, что чтобы их отличить, надо знать ряд признаков, да и то не всегда получается. Гибриды духовно абсолютно чужды человеку. Чаще всего им присущ голый холодный разум. И только способность к социальной мимикрии позволяет им не выпячиваться. Бывает и другой вид гибридов, их склад мышления ближе к человеку-примату, то есть человеку зацикленному на материальном удовлетворении телестных потребностей. Второй вид гибридов склонен к страстям и низменным проявлениям в поведении, основанном на низменных эмоциях, инстинктах и гипертрофированном эго. Этот вид более распространён. Иерархия рунхов строится на врождённых способностях по сверхвосприятию и полевому воздействию. И если второй вид этими способностями не обладает, то первый вид гибридов, а также чистые рунхи этими способностями нередко наделены. Вот так это всё выглядит вкратце. Пока понятно?

– Да, – произнёс Уэсс.

– Хорошо. Рунхи… на самом деле, это условное название. В общем, рунхи – это очень древний враг человечества. И социальные технологии, которыми они владеют, также очень древние. Всё давным давно обкатано с поправкой на те или иные условия. Может меняться обвёртка, но суть остаётся та же. А суть в том, что в Старом Велгоне в ход было запущено сразу несколько процессов, нацеленных на взятие этой страны под полный контроль. Первым делом началась дискредитация власти Вириата и его правительства. Были похищены многие сановники и подменены биодубликатами с сознанием гибрида второго вида. Это настоящий вирус разрушения. Двойник начинал вытворять такое, что здоровому человеку и в голову не придёт. Иногда открыто, чтобы достичь эффекта погромче и породить недовольство у населения. Иногда тихой сапой, то есть – скрытый саботаж. Кроме подмен проводилось и дистанционное зомбирование чиновников и представителей деловых кругов. Если объекты воздействия оказывались людьми с сильной волей (что было часто), то их устраняли физически, тем самым расчищая дорогу для других – зомбированных. Первые плоды появились не сразу. Прошло три-четыре года, прежде чем процесс ускорился. А через семь лет режим Вириата пошёл вразнос и процесс стал необратим. Сам Александэр оказался наредкость сильной личностью. Как и многие его приближённые. И надо сказать, они боролись до конца. Но они не понимали сути процесса и потому боролись со следствием, а не с причиной.

– По-вашему, господин полковник, получается, что Вириат чуть ли не герой? Очернённый белый рыцарь?

– Если вкладывать в "рыцаря" значение благородства, то да. Он был достаточно нравственным человеком. Для народа Велгона он сделал очень многое. При нём ваша страна… не то чтобы процветала, но ему удалось решить многие перезревшие проблемы, доставшиеся в наследство из прошлого. С точки зрения Новороссии – он был когда нейтралом, а когда и противником, но достойным уважения. А с точки зрения расы он несомненно павший герой.

– Если всё так, то понятно, почему его режим не рухнул в одночасье. Почему началась Гражданская.

– Да, – согласился Кочевник. – А ведь у вашего народа нашлось много сильных личностей, которые не поддались дурману. Которые тоже боролись со всё возрастающим безумием. А ведь им было очень трудно понять, что потрясения в стране происходят не сами по себе. Кто-то понял, кто-то нет. Но все они боролись. И проиграли. А проиграли потому что одновременно был нанесён по Старому Велгону ещё один удар – в народ была запущена древняя разрушительная идеология.

– Это какая? – настороженно спросил Уэсс.

– Идеология всеобщего равенства. Та самая, что сейчас правит бал в Велгоне. Вот и получается, что народ оказался под двойным ударом. С одной стороны гибриды и зомбированные уничтожали нравственные основы, ославливая тем самым и "свои" сословия и заражая гадостью простых людей. А с другой стороны, идеологический вирус начал вытеснять и подменять основополагающие ценности построения общества.

Херберт удивлённо покачал головой, не в силах так сразу принять на веру слова полковника.

– Я не понял, – произнёс он, – стремление к социальной справедливости вы называете идеологическим вирусом, так?

– Правильно, – грустно улыбнулся Кочевник. – Вирус, он вирус и есть. Хотите подробностей? Получайте! Начнём с того, что люди по природе своей не равны. Не равны по способностям в творчестве, по способностям в той или иной области созидательного труда. Кто-то с лёгкостью щёлкает математические уравнения, у кого-то золотые руки, а кто-то пишет замечательные полотна. Это, так сказать, неравенство линейное. Но есть неравенство духовное. Когда совершив проступок человек сгорает от стыда и впредь стремится не допускать подобного, а другой даже не понимает постыдности своих действий. Надеюсь, вы не станете спорить, что это неравенство существует?

– Не буду, – буркнул Уэсс.

– Так вот, то чему вас учили про… как вы там сказали? "Цеховое, что"?

– "Цеховая закрытость".

– Это новое название старого явления. Не было никакой цеховщины и тем более закрытости. Иными словами, наносился удар по сословному делению. И это самый страшный удар. И вот почему: в результате слома сословной пирамиды, наверх в конечном итоге вылазят те, кого нельзя подпускать к власти и на пушечный выстрел. Особи маниакального типа, либо те, в ком сильна страсть к наживе, безграничной власти, кто не смущаясь растопчет сколько угодно судеб лишь бы добиться цели. И вся эта шушера легкоконтролируема. Кем? Да теми же рунхами, которые как всегда остаются в тени.

– Это как же получается? По-вашему, если человек родился в семье рабочего, то и не мечтай по социальной лестнице взойти?

– "Социальная лестница" – продукт идеологического вируса, – обратил внимания Уэсса Кочевник. – Только вы, капитан, путаете то, о чём я вам толкую с кастами. Касты – жёсткая фиксация сословий. Это путь деградации. За примерами далеко ходить не надо, тот же Островной Союз взять. Наверху каста олигархов-патрициев, чья нравственность примерно на уровне смердов. Слышали такое слово? Это по-старорусски так называют духовно незрелых: тех, у кого верх берёт тяга к материальным благам, личной выгоде и удовлетворению телесных потребностей. Смерд значит смердящий. У нас, например, это низшее сословие. Но бывает и ещё одно низшее сословие – неприкасаемые. Так мы называем дегенератов: алкоголиков, шлюх, уголовников, психопатов и прочих моральных выродков. В Великом Герцогстве Арагонском в Дикую эпоху реставрировали неофеодализм. Это тоже путь социальной деградации. В принципе, аристократом там стать можно, но приток достойных людей не высок. Поэтому сословная система Герцогства по сути своей тоже кастовая. А ведь в касте олигархов и касте аристократов нередко рождаются или вырастают такие индивиды, что им самое место подальше от нормальных людей. В Герцогстве всё зависит от личности самого герцога. Если сел на трон нормальный правитель, то он проводит чистку от дегенератов с титулами и вынужден вливать в знать свежую кровь из выходцев из низов. Если на троне ничтожество, то и государство превращается в разорённую идиотами страну. У островитян маленько не так. У них межклановая грызня время от времени позволяет очищать свои ряды от откровенных нравственных выродков. Но это всё равно тупик. И для самих патрициев, и тем паче для простых островитян.

– А другие страны? – спросил Уэсс. – С ними как?

– Сокара – это примерно тот бардак, к которому бы вы в Велгоне пришли, не будь вы управляемы волей рунхов. Смерды и неприкасаемые создают партии, борятся за доходные места во власти. Хорошему человеку в Сокаре очень непросто пролезть наверх. Там это почти невозможно, если не совершать подлостей и не быть связанным круговой порукой. Мало того, в Сокару бегут всяческие отщепенцы из других стран, многие оседают в Фалонте, но и по стране они расползаются. Ладно бы просто отщепенцы, так ведь дегенератов Фалонт манит как нектар насекомых. Новая Бразилия – тот же вариант Сокары, но по причине внутренней природы бразильцев. Они потомки древних мулатов и метисов, поэтому преступность и дичайшая коррупция там даже превышает сокарский уровень в разы.

– Так-так, – задумчиво прошептал Уэсс. – А у вас? Всё справедливо? Образец для подражания?

– Проблем и здесь в Новороссии хватает. Однако по сравнению с перечисленными мною странами, они ничтожны. В Новороссии нет чёткого внешнего деления на сословия, но тем не менее они существуют. Условно говоря, общество делится на низшее сословие смердов и высшие сословия "труженников", "воинов" и хранителей. "Труженников" и "воинов" берём в ковычки, так как это древние обозначения. Ведь и "труженники" служат в армии, и "воины" могут не носить погон и иметь лишь армейский опыт срочной службы. Труженники – создатели материальных благ, хранители традиций и та среда, из которой выкристаллизовываются яркие личности. Материальные блага труженникам не чужды, но здесь уже в сравнении со смердами меняются приоритеты – своё личное благополучие стоит, так или иначе, ниже нежели благополучие народа, страны, будущих поколений. Как в нашей древней песне: "Жила бы страна родная!" Слыхали?

– Да, слышал, – ответил Херберт. – Но и у нас это есть! У нас тоже многие жертвуют личным, если это требует благо страны.

– Вот поэтому вас так трудно победить. К сожалению, со временем таких людей у вас будет всё меньше и меньше, вы уже ступили на дорогу выхолащивания. Но вернёмся к сословиям. Идя по Пути, труженник может повысить собственный уровень сознания. Он уже начинает мыслить в иных масштабах и категориях. Познав меру ответственности за свои поступки и узнав цену своим ошибкам, он может стать, скажем, директором завода и дальше расти по ведомственной иерархии. На самом деле проявлений этого процесса много. Но все эти проявления имеют общие черты: человек мыслит категорией общины, коллектива, воинского подразделения. Со временем уровень мышления расширяется, рано или поздно человек становится государственником. "Воин", как я уже отметил, это условное название. Это может быть талантливый и опытный управленец, которому просто совесть не позволит ставить личное благо выше общественного. Или это может быть прирождённый воин, путь которого – защита своего народа и Отечества. Воин не задумываясь пожертвует жизнью. Это может быть пожарный, гибнущий спасая ребёнка из огня. Это может быть молодой подпоручик, любящий красиво гульнуть и мечтающий красиво умереть на поле брани, чтобы о нём потом сложили балады или сняли фильм. Или незаметный унтер, или полковник, для которых романтизация войны ни к чему ибо война их призвание и рок. И она для них также естественна, как мир и спокойствие для труженника. Выше "воинов" стоят хранители, их не мало. Это те, в ком мышление категориями государства, народа, расы развито чрезвычайно высоко. Это хранители и оберегатели знаний, наставники и контролёры общества. Это многие наши учённые, у которых научный подход не связан с догматизмом, а сопряжён с получением цельного знания. Это многие наши высшие офицеры специальных служб и Вооружённых Сил. Это чиновники высших рангов. К сожалению, большинство из них не обладают даже четвертинкой наших с вами способностей по работе с полевыми структурами. И потому они уязвимы. По-нормальному, они бы должны считаться высшими "воинами", но так уж сложилось. Правда, всё постепенно идёт к тому, что в будущем хранители смогут сами за себя постоять и станут истинными хранителями. Ниже труженников у нас смерды, это низшее сословие. Их немного в удельном весе народа. Это люди зацикленные на материальном, больные вещизмом. Это ещё не потерянные. Лучший из смердов становится труженником. Гораздо хуже, если человек опускается до скотского состояния, если злоупотребляет спиртным, совершает кражи, рвётся всеми неправдами подчинить себе окружающих, клевещет, совершает насилие. Это неприкасаемые. Таким особям нигде не рады. Мы считаем их психически заразными. Таких дегенератов мы или уничтожаем, или за счёт казны выдворяем.

– В Сокару? – улыбнулся Уэсс.

– Да. Туда чаще всего. У нас есть тюрьмы, они нужны для оступившихся смердов. Есть и трудовые колонии, где многие оступившиеся через усиленную трудотерапию на благо общества, пытаются изживать свои изъяны, в которых гнездится корень их бед – это такие изъяны как крайний индивидуализм, жлобство, завистливость и прочее в том же духе. С дегенератами же разговор короткий: чаще всего высшая мера социальной защиты, реже – изгнание. Но повторяю, проблем и нас хватает. Бывает, что человек поддаётся своим страстям и деградирует. Случается, что и высокопоставленные лица становятся на путь нравственной инволюции. Свежий пример – бывший министр Боров, который сознавая многие вещи, пошёл по пути самодурства и потворству своим страстям. Но всё же система самоналаживаема. Во всяком случае, была таковой до появления на Темискире рунхов. Но к этому вопросу мы вернёмся когда-нибудь позже. Договорились?

– Ваше право, – пожал плечами Херберт и спросил: – И как, интересно, вы воспринимаете остальные страны?

– Ютония, Южная Ракония идут по нашему пути. Кантоны тоже, но у них там ещё сильное межклановое соперничество. Хакона, до революции и превращения в велгонского вассала, тоже шла нашим путём, но там этот процесс только начинался и в верхах смердов хватало. Теперь же Хакона обратно вернулась. Северная Ракония тоже идёт по Пути, но не так давно. Когда во время войны с Хаконой в тридцать четвёртом Ракония разделилась на север и юг, северяне сломали Путь. Собствнно, эта и была главная причина междоусобицы. Амбициозные смерды получили знания некоторых социальных технологий и финансовую помощь от вашего "народного" правительства. Хаконцы северянам тоже помогли финансами. И тоже негласно. Хаконе единая Ракония была в условиях войны опасна, а Великому Велгону в будущем был опасен мощный сосед, ведь после разделения, Север стал почти вдвое слабее экономически и в военной мощи. Сейчас северо-раконцы можно сказать опомнились и вернулись на Путь. Но у них там свои бзики. Там восхождение во власть сопряжено через браки с роднёй сановников. Это неповсеместно, но весьма распространено.

– Это так плохо?

– В определённой степени – да. Дочери представителей высших слоёв (в средних сего явления почти нет) заложницы этой системы. Печально, но бывает, что такие заложницы не соответсвуют уровню женихов и они зачастую препятствуют духовному росту супругов, а то и низводят их до своего уровня смердов. И ещё хуже, что у них нет истинно женской свободы. У южан же, как и у нас, женщина свободна в выборе. Любая девушка, если она нормальная, прежде всего будущая мать. И ищет достойного отца своих детей. Это её природное право. Она избирает носителя здоровой наследственности, обладателя почитаемых издавна душевных качеств. А если он к тому же талантлив, то вообще замечательно. А теперь, капитан, сравните, так называемую женскую свободу в Сокаре или Островном Союзе.

– Признаюсь, тут я особо не владею вопросом.

– Объясню. Там у женщин взрощена псевдосвобода. Они называют это эмансипацией. Но когда эти дурочки прыгают из постели в постель, они уже нарушают свою психику и родят нездоровое потомство. Есть и вторая сторона явления, когда женщина ищет себе избранника, руководствуясь лишь материальным уровнем достатка. Это ничто иное, как проституция в неявном виде. Женщина продаёт себя в обмен на материальные блага. У нас же это большая редкость, это удел смердов. В высших сословиях такое невозможно. Женщина подлинно свободна и осознаёт свою ответственность перед будущими детьми. Кстати, вот почему у нас иногда случаются семейные союзы, когда у мужа есть несколько жён.

Уэсс иронично хмыкнул.

– Наслышан об этом.

– Я знаю, о чём вы наслышаны. У вас неверное представление. Вам внушали про гаремы, в которые высокопоставленные негодяи и похотливые многожёнцы из средних слоёв загребали доверчивых девушек. Такие случаи с гаремами имели место, но это уже следствие намеренного извращения явления внедрёнными гибридами. А то и чистая клевета в пропагандистских целях. На самом же деле, когда девушка выбирает себе суженного руководствуясь наследственностью будущих детей, она первым делом налаживает отношения с первой супругой избранника. Или супругами, если их несколько. Как вы понимаете, собственичество и ревность – удел низких натур. Настоящая проблема в том, сможет ли избранник разрываться на несколько "фронтов". Поэтому-то такие союзы редки. И у вас они были редки, и у нас.

Уэсс закусил нижнюю губу. Было видно, что такой взгляд на семейный союз для него стал новым и неожиданным.

– И наконец, скажу про Старый Велгон, – продолжил Семёнов. – Александэр Вириат строил велгонское общество тоже по-нашему. Да, он временами враждовал с соседями, но для велгонцев он сделал многое.

– И теперь всё это порушено… – заключил Уэсс.

– Это поправимо. У нас в эпоху Дикости доля смердов доходила до половины населения. Да и сейчас много – где-то восьмая часть. А ведь были в глубокой древности такие времена, когда у наших предков смерды и неприкасаемые составляли четыре пятых общества. И ничего – выдюжали! А у ваших предков в те времена общество вообще состояло из одних смердов и неприкасаемых. Причём последних было очень много. И тоже ничего – дегенератов уничтожили, а остальным мозги вправили.

– Вы мне вот что, господин полковник, объясните. Почему эти ваши рунхи избрали мишенью именно Велгон?

Кочевник вдумчиво выдохнул и потёр подбородок, обдумывая с чего начать ответ.

– Во-первых, – сказал он, – они очень спешили. Им срочно нужна была база, а все пригодные для обитания территории давно заселены. Это не главная причина их спешки, но об этом попозже. Во-вторых, чтобы понять их выбор, надо уяснить цели, которые они перед собой поставили. Дело в том, что Темискира очень интересный мир сам по себе. Интересный в силу своего нахождения в локусе. Для того чтобы проникнуть сюда из Большого Космоса (или обратно отсюда), необходимо контролировать портал перехода. Что это такое объяснять пока не буду. Вам, капитан, пока довольно и этого знания. Портал перехода невозможно засечь обычными методами. А теперь скажите мне, что может дать обладание контролем над Порталом? Дать в стратегическом плане, ведь мы говорим сейчас о противостоянии взаимно чуждых цивилизаций.

Уэсс ответил сходу:

– Наш мир можно использовать как неуязвимую базу для военной экспансии. Тайный закрытый мир – идеальная военная и промышленная база. И несокрушимый форпост.

– Вот видите, капитан, вы сами сделали правильные выводы. Обладая Темискирой, можно тайно и в спокойных условиях строить боевые звездолёты, создавать запасы вооружения и стратегических материалов.

– Но для этого потребуется установить полный контроль над планетой, – озвучил следующий вывод Уэсс.

– В точку! Вот мы и подошли к проблеме операционной базы для захвата власти над Темискирой. Помните, я сказал, что рунхи очень спешили?

Уэсс кивнул.

– Дело в том, что в галактике зреет новая война. Грядёт вторжение. Когда рунхи проникли сюда тридцать лет назад, счёт шёл на десятилетия. Поверьте, это очень малый срок в масштабе галактических держав. А если учесть, что там – в Большом Космосе во многих державах продолжительность жизни в среднем достигает полутора сотен стандартынх лет, то это вообще не срок. Чтоб вам было понятно, темискирский год почти соответвует продолжительностью стандартному. Теперь, по прошествию тридцати лет, вторжение может грянуть когда угодно. Есть много признаков этого. И эти признаки для некоторых разведок человеческих держав очевидны. Грянуть может через год или два, а может и через двадцать-тридцать лет. Это только кажется, что два-три десятилетия – пропасть времени, но на самом деле это очень малый срок, когда речь идёт о столкновении цивилизаций.

– Получается, – сказал Уэсс, – что рунхам потребовалось срочно предпринимать шаги для установления мирового господства.

– Совершенно верно, капитан. Поэтому они и избрали военный путь и в спешке организовали революцию. За семь лет они привели Старый Велгон Вириата к хаосу и взяли контроль над страной. Что-что, а по части создания хаоса они мастера. Тем более что любой хаос всегда управляем. Если бы у них были в запасе сотни или тысячи лет, то рунхи и не спешили бы. Медленно, постепенно они бы подменяли правящие круги во всех странах своими ставленниками-гибридами или зомбированными, запустили бы всё те же паразитические идеологии, атеистические или религиозные. Идеологии начали бы борьбу друг с другом и процессом этим они бы управляли руками своих ставленников. И скорее всего бесструктурно, дабы у ставленников создавалось впечатление свободы воли и присутствовала полезная инициатива и идейное воодушевление. Тут ведь и гибридов можно держать в неведеньи об их собственной сущности. Наступила бы череда смут, религиозных войн, пока в конечном итоге не определился бы самый сильный геополитический игрок. И игрок этот получил бы мощную накачку технологиями и финансами ради установления мировой гегемонии. Повторяю, процесс этот мог бы длиться столетиями. А в случае активного противодействия чужакам, тысячелетиями. Но для такого противодействия необходимо знать, кто истинный враг.

– У меня вопрос о моей стране. Семь лет, по-моему, всё-таки маловато для создания хаоса. Я прав?

– Да как сказать… Может и маловато, а может и в самый раз. У нас давно есть подозрения, что часть тех древних рунхов уцелела и все эти столетия скрытно проводила в жизнь какие-то свои планы. Возможно, они вступили в контакт с новоприбывшими собратьями. Ведь для некоторых рунхов сотни лет – пустяк! Самые сильные из них живут столетиями, а могущественные и тысячелетиями. Возможно, что хаотизация общества в некоторых страных Темискиры – дело их рук.

Уэсс задал следующий вопрос:

– Вы сказали: "идеологии атеистические или религиозные". Вы и правда думаете, что на базе религии можно создать сильную идеологию, страну, военную силу?

– Я не просто так думаю, я это знаю.

Херберт в ответ улыбнулся.

– Вам тяжело это воспринять, – сказал Кочевник, – но давайте предстваим, что ваше школьное и общеобразовательное обучение шло по другой программе.

– Представить можно что угодно, – заартачился Уэсс. – Но, простите, верить в поповские бредни?

– Ну хорошо, – усмехнулся Кочевник. – Немного раньше вы признали, что в ваших знаниях есть пробелы. Так? Отсюда вытекает вывод, что ваше обучение строилось по определённой программе, верно? И программа эта призвана внушить, что вы живёте в справедливом обществе, окружённом со всех сторон враждебными силами. Чужие армии под боком у Велгона постоянно угрожают вашему народу, сбросившему оковы социальной несправедливости. Прибавим к этому эмигрантов-недобитков, прибавим и то что около половины внешней границы соседствует с Пустошами. Северные провинции малоплодородны и обладают тяжёлым климатом. А соседние враждебные страны несправедливо имеют плодородные земли и климат там помягче.

– Слушайте, – раздражённо сказал Уэсс в русской манере перебивать собеседника, – а причём здесь это?

– Притом, что я вам показал идеологическую установку, внушаемую всем велгонским школьникам. Точнее, одну из установок. Создатели этих установок выбрали как одну из основ атеизм. Выбрали по многим причинам, но главная – атеизм легче привить в технически развитом обществе. Помните мы говорили о ситуации, когда у рунхов был бы запас сотен или тысяч лет? – дождавшись кивка Уэсса, Семёнов продолжил: – Бесконечные войны, борьба идеологий, смуты. Так вот, самый простой путь посредством всего этого безобразия – это путь к технической деградации. О духовной я не говорю, это само собой разумеется. Техническая деградация привела бы обратно к примитивным технологиям. Вплодь до лука со стрелами. Ну или до уровня парового двигателя – на самом деле это не столь важно. Важно другое: во всех странах постепенно шло бы уничтожение памяти о прошлом, сжигались бы библиотеки, редактировались бы учебники, а то и пошёл бы запрет на образование простого народа под любым "благовидным" предлогом. Вам, капитан, когда вы знаете что такое изотоп, период полураспада или законы термодинамики, вам внушить постулаты религиозного мракобесия будет трудно, а скорее невозможно. Но в озвученной мною ранее ситуации, когда вы даже о неорганической химии и физике не будете понятия иметь, вот тогда из вас можно будет вылепить религиозного фанатика.

Уэсс пожал плечами. В принципе, он был согласен с полковником.

– И росли бы вы в своём интернате с ежедневными молитвами. Или молясь по три-пять раз на дню. Знали бы только святое писание какого-нибудь пророка, полученное им как откровение свыше. Дальше вы бы выросли и могли бы стать монахом или жрецом истинной веры.

– Монахом вряд ли, – усомнился Уэсс. – Если я правильно понимаю институт монашества, то это не по мне.

– Кстати, вы знаете, что монастыри не только явление Великого Герцогства? Не так давно они существовали и в Сокаре.

– Слышал такое. Их закрыли после скандалов и религиозной реформы. Я совсем не понимаю, как так можно жить. Быть затворником, умерщвлять плоть и не радоваться жизни? Да и жизнь ли это, когда добровольно становишься живым трупом? По-моему, здесь проблемы со психикой.

– Не хотите быть аскетом-затворником, ну или сибаритом-затворником, тогда можно было бы стать кем-то вроде крестоносца.

– А это что такое? – удивился Херберт. – Никогда не слышал.

– Это из очень древней истории. Крестоносец – монах-воин, несущий свет истинной веры с помощью меча и огня.

– Ладно, господин полковник, я вас понял. Но давайте вернёмся к вопросу выбора. Почему из всех стран чужаки выбрали именно мою?

– Чтобы выбрать какую-нибудь страну в качестве инструмента, им пришлось для начала провести разведку. Посмотреть изнутри, изучить историю по крайней мере текущей эры Стабильности. И особенно обратить внимание на историю войн. Возможно, им помогли уцелевшие сородичи, если таковые всё же имеются. Вот какие по-вашему страны можно отбросить сразу?

– На их месте я бы отбросил Новую Бразилию. Бразильцы – плохие вояки. У Сокары армия слабая, там на военную службу идут, если не удалось в жизни устроиться. Это даже не служба, а работа. Потом я бы отбросил Раконию. В те годы она полнилась противоречиями, что, в конце концов, раскололо её на Север и Юг, пусть и при помощи извне. В условиях двадцатых, я думаю революция и гражданская война в Раконии неизбежно затянулась бы на годы. Вмешались бы Хакона и Велгон. И даже островитяне.

– Что думаете про Кантоны?

– Кантонцы – хорошие воины. Но срана малонаселённая и в ней преобладает гористая местность, что сильно сказывается на транспортных сообщениях и логистике. Но главный недостаток Кантонов – малочисленность человеческого ресурса. Далее я бы отбросил островитян. Островной Союз обладает самым мощным флотом, но ресурс населения тоже недостаточен для ведения захватнических войн на континентах. Сухопутную армию островитян нельзя назвать слабой, но она довольно скромная. Отбросил бы я и Герцогство. Арагонцы довольно воинственны, но у них в армии больше бардака чем порядка. Чтобы герцогскую армию превратить в несокрушимую боевую машину, потребуются многие годы. И первым делом начинать придётся с извечной проблемы всех герцогов – с баронской вольницы.

– Что у нас остаётся, капитан? – спросил Кочевник и начал перечислять: – Ютония, Новороссия, Хакона, Аргивея и Велгон. Кого из них отбрасываем первым делом?

– Аргивею, – ответил Уэсс, немного подумав. – Территория небольшая, хоть и плотно заселённая. Армия довольно сильная, но недостаточна по численности. Если её раздуть, то никуда не денется зависимость от поставок стратегического сырья Новороссии и Велгона. А ещё Аргивея на всю стратегическую глубину уязвима для ударов с воздуха. Затем отбрасываем Ютонию. Армия там сильная, но ютонцы давние недруги островитян. Они периодически воюют с соседней Сокарой, которую островитяне давно включили в орбиту своей политики на Западном континенте. Можно сказать, островитяне воюют с ютонцами руками сокарцев. Островитянам на суше Ютонию не победить, но на море ютонцы неминуемо будут разгромлены.

– Что дальше? Кого исключаем?

– Трудно сказать, – замялся Уэсс. – Наверное, Хакону. Её географическое положение очень уязвимо. Чтобы, как у вас говорят, заварить там кашу, надо добиться парализации разведок и дипломатии соседей. Да и то, начнись революция, тут же последует вмешательства раконцев и Новороссии. Получается, ставя на Хакону, надо иметь многолетний резерв времени. По подобным соображениям исключаем и Новороссию. Великий Герцог тут же воспользуется смутой у северного соседа. Хакона и Велгон, особенно Хакона, не применут влезть со своей интервенцией. Тогда остаётся моя страна. Велгон при Вириате чаще всего держался в стороне от континентальной политики и не стремился лезть в чужие войны. За что и был обделён вниманием всех разведок.

– Я даже скажу вам больше, капитан. Вириату удалось создать хорошую индустриальную базу и научно-технические школы. Это на их основе выросло всё то, что сейчас имеется в Велгоне. При Вириате численность населения выросла в шесть раз. Плюс к этому, он сделал страну закрытой. Вернее, по настоящему закрытой Велгон сделали после него, но Вириат приложил немало усилий по удержанию вашей страны вне интересов иностранного капиталла. Он также боролся с культурными заимствованиями, что теперь у вас выставляется как крайне агрессивная форма национализма. После Вириата ваш народ подвергли мощному воздействию идеологии общечеловеческого равенства, где "равней" всех должны будут стать велгонцы, а также те из народов, которым предстоит стать после "освобождения" новыми велгонцами. Ваш народ предназначен для великой жертвы, велгонская кровь станет топливом в горниле бесконечных войн ради установления на Темискире единого социального строя, единой культуры, единого образа мысли. Если отбросить всякую шелуху, то это проявление одного из самых страшных идеологических вирусов – космополитизма.

Сказанное Кочевником сильно удивило Уэсса, особенно насчёт роста численности населения. Свои сомнения он оставил при себе, а Семёнову сказал:

– Благодарю, господин полковник. Вы ловко подтолкнули меня к тому, чтобы я сам сделал выводы. Да, выбор Велгона как инструмента очевиден. Но так ли всё просто?

– Нет, конечно. Я думаю, рунхи подошли к вопросу выбора очень основательно. Вот вы, капитан, отбросили Новороссию одной из последних. А я бы на вашем месте отбросил её в числе первых.

– Почему? – полюбопытствовал Уэсс.

– Потому что есть много составляющих, которые пришлось учитывать чужакам. Во-первых, проблема вольногоров. Это целое воинское сословие. Так сказать, сословие внутри сословия. Чтобы взять под контроль власть в Новороссии, пришлось бы ломать хребет вольногорам. А для этого понадобилось бы их истребить почти всех. Во-вторых, власть у нас в Новороссии имеет большой запас прочности. В Старом Велгоне Александэр Вириат только шёл по нашему пути, а у нас система можно сказать устоялась. И кроме того, у нас существуют архивы по той древней войне, поэтому рано или поздно мы поняли бы с кем на самом деле имеем дело.

Кочевник замолчал. А Херберт сцепил ладони в замок и задумчиво созерцал заоконные пространства. Там за окном уже начинало смеркаться.

– Какую же судьбу нашему человечеству Темискиры уготовили чужаки? – спросил он.

– Я лично вижу два варианта. Первый: уничтожение. Второй: пушечное мясо. Люди не будут даже знать о кукловодах; появится "Великая" идея, затем выход в Большой Космос, где враждебное человечество тянет загребущие руки к локусу и вдруг появляется союзник. Неважно, что негуманоидный, важно что союзник предлагает помощь в борьбе с общим врагом. Действуя по этому варианту, сыграть можно очень тонко и ловко, чему рунхи давным-давно превосходно научились.

На минуту вновь наступила пауза. Херберт продолжил изучать пространство за окном, обдумывая услышанное.

– Вы не устали от нашего разговора? – поинтересовался Семёнов.

– Устал, – признался Уэсс. – Голова от всего этого просто гудит. Но я готов продолжить.

– Открылось второе дыхание?

– Можно и так сказать, – согласился Уэсс и, немного подумав, задал вопрос с подковыркой: – Вы говорили, что в Большом Космосе зреет война, но откуда вы это знаете? Если я правильно понял, локус Темискиры – закрытый.

– Вы правильно поняли, – сказал Кочевник. – Вы, капитан, сейчас затронули такой вопрос, ответить на который так просто я не в силах. Если хотите, давайте перенесём наш разговор на завтра.

– Нет уж, – воспротивился Уэсс, с азартом разглядывая полковника. – Давайте доведём разговор до конца.

– Что ж, давайте, – вздохнул Кочевник, порадовавшись, что смог сломить за сегодняшний вечер многие психологические барьеры капитана. – Начну немного издалека. Мы сошлись на том, что рунхи действовали в спешке и выбрали грубую силу. Сделали ставку на военный путь, как инструмент достижения мирового господства. Помните я говорил об их методах ломания режима Вириата? А ещё я упоминул, что в ряде случаев им приходилось физически устранять тех, на ком их пси-воздействие не срабатывало. Это первое обстоятельство. А второе обстоятельство такое: в ходе гражданской войны рунхи напрямую участвовали в уничтожении верных Вириату войск. Все следы их участия, естественно, потом были подчищены. А что в таких случаях происходит с нежелательными свидетелями, думаю, догадываетесь. Так вот, эти два обстоятельства чрезвычайно важны для понимания общей картины. Но чтобы раскрыть свою мысль на понятном вам уровне, мне придётся сделать небольшое отступление в сторону. А начнём, пожалуй, с вопроса магии.

– Магии? – удивился Уэсс. Чего-чего, а этого он не ожидал.

– Да, магии, – сказал, как отрезал Кочевник. – Вы как "стиратель" имеете к ней самое прямое отношение.

– Ну, нет, – не согласился Уэсс, – тут как раз всё строго научно.

– Понимаю. Энергоинформационные поля, полевые воздействия, различные гипнотические практики, работа с биополями, t-лептоны, методики дистанционного внушения, генераторы низких частот и так далее. Это всё несомненно научные понятия. И вам, как человеку взращённому на идеях атеизма и материализма, это всё близко и понятно. Но давайте отобразим всё это на ситуацию, какую я описал до этого. То есть мир, где техническая культура деградировала и не осталось понятийного аппарата для называния сиих явлений и понятий по научному. Что мы получаем, а?

– Ловко вы закруглили, – улыбнулся Уэсс. – Если так, то – да. То конечно всё это предстанет как волшебство. Магия.

– И очутись вы в таком мире, вы теперешний? Или удайся вам стать тем, кто вы есть сейчас, но в реалиях того мира, кем бы вы были?

– Колдуном? – ещё больше развеселился Херберт. – Выходит, детские сказки – не сказки?

– Как говорят у нас, сказка – быль для понимающего. Теперь представьте себя-колдуна в тех условиях, когда одна из религиозных доктрин приходит к власти. Если вы входите в число "крестоносцев", то вы как фигура малоуправляемая, а то и вольная, в одно "прекрасное" время становитесь опасны. Если же вы противник доктрины, то тем более опасны, ведь вы без труда разоблачите все "божественные" технологии по управлению народом. Что тогда?

– Пуля в лоб.

– Нет, тут скорей топором по лбу или на костёр. А чтобы такие как вы колдуны не появлялись впредь, начинается охота на ведьм. Если вы в системе, то без труда опознаете носителей проявленных или пока не проявленных способностей. Если в системе уже нет своих колдунов-жрецов, а остались просто жрецы-администраторы (удел которых лишь работа с тонкими полями посредством религиозных ритуалов, что в первую очередь служат для удержания народа в подчинении религиозной доктрине), то в ход идут другие механизмы уничтожения. Народ пугают страшным злом чернокнижья, ведьмы становятся непременно злобными, а магия от Дьявола.

– А в данный момент? В наше научное время? Как быть с "охотой на ведьм"?

– Очень просто. Вы, капитан, как "стиратель" являетесь полезным инструментом. Но лишь до той поры, пока у противника существуют свои собственные "колдуны", – Кочевник улыбнулся. – В смысле "охотники". Не станет нас, не нужны будете и вы. Вас просто истребят. И будут истреблять, выискивая способных, с детского возраста. Со временем, когда общая нравственность деградирует, подобные вам… и нам, станут большой редкостью. И вряд ли смогут самостоятельно развить свой потенциал.

– Почему нравственность?

– От неё многое зависит. Вы когда-нибудь замечали, что ваши коллеги-"стиратели" сплошь из фронтовиков?

– Да, – отметил Уэсс, порывшись в памяти и не понимая куда клонит полковник.

– Вот вы сами, капитан, всегда имели свои способности?

– Нет, – вновь односложно ответил Уэсс.

– Задатки, скажу я вам, имеют многие. В Сокаре, Герцогстве, у островитян – единицы на миллион. В Бразилии – там отдельный вопрос, там это редкость и всё проистекает из древнего тёмного шаманизма. В остальных странах удельная доля людей с задатками достаточно высока. Почему? Потому что всё завязано на нравственных началах общества. Помните я говорил про духовное неравенство? Так вот, наш Путь – нравственное восхождение человека. Совершенствуясь духовно, человек неизбежно пробуждает свой "магический" потенциал. Хотя чаще и не подозревает об этом.

– Но вы говорили, что во время крушения режима Вириата у нас Путь был сломлен.

– Да. Но дети-то родились. И продолжают рождаться, правда теперь всё меньше.

– Дети уже одарённые?

– Верно, – Кочевник увидел, что Уэсс его не понял. – В следующем воплощении нет необходимости являться на свет с обнулённым опытом. Если конечно в прошлый раз не набедокурил изрядно.

– Шутите?

– Нисколько. "Старшие души" проходят убыстрённый путь восхождения по высшим сословиям. Если их не тормозить и не создавать условия для инволюции, они достигают за десять-двадцать лет того, на что другим требуется вся жизнь. Достигают и идут дальше. Но на этом мы останавливаться не будем. Теперь вновь коснёмся вас лично. Скажите, среди ваших коллег-"стирателей" вы замечали таких, кто, мягко говоря, дерьмо собачье?

– Не припомню таких. Нормальные все… Хорошие товарищи, никогда не подставят. Нет, бывают и такие, что сволочью становятся, но это, по-моему, от ожесточения и ненависти.

– А теперь подумайте, в случае вашей победы, вернись эти хорошие ребята по домам, станут они спокойно смотреть на несправедливость? Тем более, когда многие технологии управления людьми им известны?

Уэсс промолчал. И его молчание говорило само за себя.

– От вас избавятся, – подытожил Кочевник. – И устранять вас будут гибриды, владеющие магией. По большей части гибриды первого вида, которые обладают холодной нечеловеческой логикой. Поучаствуют и гибриды второго вида. Среди них иногда встречаются особи с развитыми способностями, но их сила сродни ретранслятору дистанционного воздействия чистых рунхов или гибридов-логиков. Бывает, что вторые гибриды пользуются ритуалами для управления полями, но это частности. А чтобы всё прошло чисто и гладко в глазах обывателей, вас начнут очернять, подставлять, охаивать.

На лице Уэсса появилась злая улыбка. Но вот он встряхнул головой и спросил:

– А как же нравственность? У чужаков и гибридов с ней всё в порядке?

– Нет. Это только наш Путь. Путь человека. У чужаков всё построено по другим законам. Силу они могут получать от собственного источника, но гораздо чаще от энергоинформационных полей. Вы должны знать что это.

– Я знаю, – буркнул Уэсс.

– В принципе, и мы пользуемся ЭИПами. Но проблема в том, что рунхи владеют древними знаниями и технологиями переполяризации ЭИПов под свои потребности. Ведь за тридцать лет, а паче того за несколько лет, накачать собственный ЭИП достаточной для широкомасштабных операций мощью крайне сложно, а то и невозможно. Другое дело, когда они берут чужой эгрегор и подчиняют его себе. Это сложно, но в их руках есть и умения, и технологии. Когда такой ЭИП они переподчинят и переполяризовывают, по сути получается совершенно иной эгрегор, но с уже достаточной мощью.

– Вы дважды сказали "эгрегор", – заострил внимание Уэсс на незнакомом ему слове.

– Это одно из древних названий ЭИПа. Что такое ЭИПы, вы знаете, умеете получать от них подпитку, но не знаете их сути. От вас, капитан, многое скрыли. Но главное, скрыли то, что ЭИП – это не просто некое психо-физическое явление, эгрегор ещё обладает собственной волей, логикой и потребностями. Наши "заклятые друзья" знают о них всё и умеют их хомутать с завидной ловкостью.

– Тогда, если я пользуюсь их ЭИПами и нахожусь в плену, почему какой-нибудь ЭИП меня до сих пор не накрыл? Я сижу здесь перед вами живой и в здравом уме.

– Потому что мы вас отключили от них. Эгрегоры вас больше не ощущают. То есть, вы для вашего начальства мертвы. Я думаю, они именно так и считают. В принципе, выйти из-под власти ЭИПа не сложно, но на такой случай существуют запасные варианты контроля. И тут, кстати, можно вспомнить вопрос об уничтожении "стирателей" после полной победы. Очень трудно самостоятельно выявить все способы контроля и избавиться от них. Помните вашу последнюю встречу с Эльбер?

– Да, – произнёс Уэсс и тут же догадался, что тот таинственный третий – это полковник Семёнов, который сейчас сидит напротив и терпеливо ведёт беседу.

– Значит, это вы меня "вышибли"?

– Да, я, – подтвердил Кочевник. – И заодно я сжёг вашего подселенца. Это такая гадость, которая может шпионить или служить средством управления сознанием. Или чаще всего пьёт жизненные силы. В вашем случае, это был одновременно и шпион, и контролёр. Вашего подселенца мы закупорили, когда вы попали к нам без сознания. Это потом я его сжёг. Всех таких подселенцев у нас в народе называют лярвами.

Уэсс хихикнул и с улыбкой сказал:

– Я считал это ругательством.

– Сволочь – тоже ругательство, но на самом деле это катышки на одежде.

– А куда вы меня "вышибли"? Я до сих пор не очухался от той красоты.

– По научному говоря, это иной пласт мироздания более высокого порядка. Пласт с иной мерностью, то есть он и более многомерен, и лишён нашей плотной материи. Если пользоваться традиционным русским языком, то этот пласт – Светлая Навь. А на языке сказок – Вещий Лес.

– А есть и Тёмная?

– Есть. Рунхи работают с ней, – Кочевник пресёк жестом открытой ладони следующий вопрос Уэсса и сказал: – Пожалуй, хватит с вас отступления в сторону. Вернёмся к нашему локусу. Итак, я обозначил вам два обстоятельства непосредственного участия чужаков в революции Старого Велгона. Рунхи напрямую использовали грубую силу. И вовсе не важно, что они замели следы. Замели-то замели, но на нашем физическом плане. А вот из Вещего Леса информация никуда не делась. Неподвластен он им.

– Это вы к чему клоните? Что все их действия становятся известны?

– Верно. Надо лишь знать что искать. Оговорю сразу, человеку извне почти невозможно ничего узнать о Темискире, если он не знает о её существовании. Но во вселенной существуют всеобщие Основы. Одна из таких Основ – Воздаяние. Это, если угодно, одна из метафизических констант нашей вселенной. Рунхи на Темискире начали действовать прямой грубой силой и за это получили Откат. Вы когда-нибудь видел старинные пушки? Тут примерно похожий принцип. Пушка стреляет, снаряд вылетает по каналу ствола, а само орудие энергия отката уводит назад. Пример немного натянутый, но точный.

– Я понял мысль.

– Хорошо. Когда мы говорили об уготованной рунхами судьбе человечества Темискиры, мы коснулись первого варианта – уничтожения. Так вот, если бы чужаки выбрали бы этот вариант, то опасаясь неизбежного Отката, обставили бы всё так, чтобы человечество погубило себя само. Здесь уже стратегия выбора средств особой роли не играет, марионетки могли бы развязать войну с применением биооружия: смертоносные вирусы и бактерии вызыывают повальный мор во многих регионах, заражение вод, домашнего скота, посевов. Другие марионетки нанесут ответные удары. Всё это приведёт ко всеобщему голоду и войне за чистые источники пищи и воды. Биооружие я назвал для примера. Самое хреновое во всём этом безобразии то, что Откат ударит по марионеткам и их потомкам. Теперь идём дальше. Закон Воздаяния универсален во всех случаях. Его можно выразить даже третьим законом Ньютона. А можно и по другому: "как внизу так и наверху, как наверху так и внизу".

– Корпус Герметикум? – улыбнулся Херберт.

– Вижу, вам он знаком. А ещё говорите, магии нет, – тоже улыбнулся Кочевник.

– Какая магия? – развеселился Уэсс. – Это сугубо научный трактат с научными формулировками.

– Э-нет, – теперь уже весело стало Семёнову. – Вы когда с герметизмом познакомились? В лагере подготовки?

– Да. А что?

– А то, что вам дали, по всей видимости, изложенную научным языком версию. Причём, наверняка с заложенными изъянами. Это древний магический трактат, который в свою очередь тоже переложден на язык магии с более древнего научного. Скорее всего, именно при переводе в трактат ввели ошибки. Намеренные. "Что слева, то и справа". Но это не так. Правда не может быть Кривдой. Ещё я вам скажу, что Корпус Герметикум вам давали в усечённом виде, по другому и быть не может. Герметизм – это не совсем человеческая магия, это одна из переработанных чужаками систем, в которую они заложили изъяны и из которой убрали высшие знания. Зачем? Затем, чтобы марионетки не стали им ровней, иначе рабы могут поднять бунт.

Кочевник замолк и вновь удовлетворённо наблюдал за реакцией Уэсса.

– Теперь, капитан, подумайте, что стало проявлением Отката?

Уэсс на секунду нахмурился и уставился в окно невидящим взором.

– Возможно, – сказал он спустя минуту, – на Темискире проявилась некая равнодействующая сила.

– В точку, капитан! Да, такая сила появилась. И по Закону Соразмерности, она уравновесила расклад сил на Темискире.

– Учитывая то, что вы сказали о трудностях узнать что-либо о нашем локусе, – задумчиво проговорил Уэсс, – тогда, наверное, эта равнодействующая сила появилась извне случайно.

Кочевник одарил Херберта уважительным взглядом и поправил:

– Извне – это верно. Но не случайно. Во вселенной ничего случайно не происходит.

– Пусть так. Пусть не случайно… Это что выходит? К нам гости прилетели?

– Прилетели, – сказал Кочевник.

– И они, конечно, выбрали сторону Новороссии, – угрюмо проронил Уэсс.

– Конечно, – качнул головой Кочевник. – Раз уж рунхи играют Велгоном, то гости должны были сыграть против Велгона.

– И какие они, пришельцы?

– Люди как люди, – дёрнул плечами Семёнов. – На улице пройдёте мимо – не заметите.

– Я вот что ещё хочу спросить, господин полковник. Как это получается, что о локусе в Большом Космосе не известно, а гости попали сюда не случайно?

– Просто гости сперва думали, что попали на Темискиру "случайно". Это только потом они разобрались что к чему. Кое-что о местной игре они сразу поняли, кое-что до них потом дошло.

Херберт скользнул рассеянным взглядом по комнате и резко ощутил сильную потребность поспать.

– Замучал я вас, – посочувствовал Кочевник. – Ступайте-ка отдыхать.

Уэсс встал и поплёлся к двери. У самого порога он обернулся и спросил напоследок:

– И что теперь, господин полковник? После всего того, что вы мне рассказали?

– Завтра я вас нагружу материалами. Будете читать, изучать. А потом… – Семёнов развёл руками. – Сами решайте. Но скажу вам, что народу Велгона давно пора обзавестись достойной властью, для которой очень нужны будут новые кадры.

Уэсс ушёл. А Кочевник ещё долго сидел в одиночестве и рассматривал в окно, как всё больше сгущается ночная мгла.