На задворках галактики. Книга 3

Глава 13

Тоннели

Мрак царил здесь столетиями.

В старые времена – задолго до лютой войны с чужаками, когда Темискиру ещё только обживали колонисты, глубоко под морским дном пролегли первые, соединившие все материки, тоннели. Со временем тоннелей стало куда больше, немало их было проложено и под самими материками – в толще пород литосферных плит. Но прошли века, давно заволоклась призрачной дымкой острота памяти о древней Войне и последовавшей за ней Катастрофе, на теле планеты появились колоссальные по территории Пустоши и выжившие темискирцы долго обустраивались на чистых землях. Менялись поколения, память о былом постепенно истаивала и перерождалась в разряд устных преданий. Правда, многое сохранилось в архивах, но всё больше как описательные сведенья. И некому стало поддерживать работоспособность захороненных в недоступных Пустошах древних творений рук человеческих – того немногого, что осталось после разрушительных войн и катаклизмов.

Однако строили древние на совесть. Полковник Морошников в этом убедился, когда, наконец, удалось вдохнуть жизнь в транспортный портал. Конечно, сохранилось далеко не всё, безжалостное время не имеет свойства щадить. Но то, что оказалось до поры неподвластно времени, оживил Оракул. Портал вновь заработал, как и многие столетия назад. В тоннели устремилась первая партия разведчиков и отбирать их пришлось по жребию – слишком многие бойцы оказались охочими.

Ещё когда транспортный портал был только-только обнаружен и началось его исследование, полковник пытался себе представить древние средства передвижения, что в далёкие времена перевозили по тоннелям пассажиров и грузы. И неизменно его воображение рисовало нечто отдалённо напоминающее локомотивы, тащившие за собою вагоны. Однако в тоннелях отсутствовали рельсы, да и сами тоннели – правильного круглого сечения, имели совершенно иной принцип действия, нежели привычный Морошникову. Через равные промежутки, соответствовавшие примерно четырёмстам шагам, тоннели разделяли кольца из светло-зеленоватого композитного материала, помещавшиеся на основании более широких и массивных колец из бетонита, что выполняли, по-видимому, роль силового каркаса. При пробной активации через пульт диспетчерской, кольца из композита принимались мерцать, затем появлялся малоразличимый ухом гул и вскоре начиналось перемигивание, чем-то похожее на иллюминацию лампочек, что вывешивают во время праздников в городах, если, конечно, уподобить лампочки кольцам. А когда дошла очередь до депо, где хранились старинные средства передвижения, полковник, как и многие его бойцы, испытал сильное удивление. "Вагонетки" оказались капсулами с зализанными очертаниями – приземистые, герметичные и без смотровых окошек. Внешние признаки движителей отсутствовали напрочь – ни тебе колёс, ни гусениц, ни винтов с крылышками. Прямо как снаряд какой-то. В принципе, капсулы и были снарядами, запускались они и вручную, и из диспетчерской, а заданный им импульс поддерживали кольца, структурировавшие направленность безынерционного поля и заодно генерировавшие его; плотность же самого поля задавалась посредством пульта оператором-диспетчером.

К великой радости оказавшихся в подземельях на краю света бойцов, две трети капсул проявили признаки жизни. В своё время их законсервировали по всем правилам и вот по прошествию столетий они вновь встали в строй и были готовы принять первых пассажиров.

…Одну за другой, Морошников подхватывал и оттаскивал к быстро росшей груде тяжеленные каменюки, которым, казалось, никогда не будет конца. От собственной тяжести камни норовили выскользнуть из судорожно сжатых пальцев, но от выскальзывания спасали грубые матерчатые рукавицы. Бойцы усердно долбили породу кирками и ломами и выгребали мелкое каменное крошево лопатами, благо инструмента с собою было взято вдосталь. Наблюдая солдатский запал, не устоял и Морошников; он разбирал завал наравне со всеми, прислушиваясь к шуткам и подначиваниям, что витали между бойцами.

Пробное путешествие по тоннелю окончилось тупиком. Позади осталась развилка, разделявшая тоннель на два пути; Морошников, ни секунды не колеблясь, выбрал левое направление. И похоже, прогадал. Впрочем, прогадал или нет, пока определённо сказать было нельзя. Отряд не успел далеко отъехать от развилки; без малого треть часа с головокружительной скоростью, недоступной привычным поездам, капсула неслась сквозь тьму, прореженную тусклым миганием колец. И упёрлась в тупик. Это ещё хорошо, что встроенная в капсулу система контроля загодя стала гасить скорость дабы не допустить аварии. Не-то влепились бы в завал и тогда капсулу вместе с пассажирами смяло бы так, что потом ни одного целого тела не выковырять.

По прошествию трёх часов, наконец, удалось добраться до породы, спрессованной поистине чудовищной силой. Прогрызать породу ломами и кирками можно было бы хоть целую вечность. Вечности, естественно, в запасе не было. Морошников приказал заложить аммонитовые шашки.

– Диспетчерская вызывает, господин полковник, – доложил боец, отошедший при закладке взрывчатки подальше – к капсуле, где и услыхал сигнал вызова.

Скорым шагом Морошников добрался к капсуле и прошёл в "рубку машиниста", как он про себя называл кабинку с пультами управления. Здесь монотонно и громко попискивал сигнал вызова, так попискивал, что его аж снаружи было слышно (громкость полковник специально вывел на всю мощь), звуковые трели сопровождало мигание красной подсветки пульта связи.

– Морошников, слушаю, – вдавил он кнопку.

– Да вот, Игорь Владимирович, хочу выяснить, как у вас там дела идут, – поинтересовался Оракул.

– Заложили шашки. Думаю после подрыва посмотреть, стоит ли долбить дальше.

– Вы у меня высвечиваетесь не так далеко от кольца. Если это просто завал, то как разгребёте его, обязательно осмотрите кольцо. Очень внимательно осмотрите. Штука в том, что я просто не знаю, как поведёт себя поле, если в его напряжённости появится "прореха".

– Я вас понял, Александр Иванович. Рванём и посмотрим. А то может здесь вообще сплошная поруха.

– Не исключено… Как закончите, дайте знать.

– Обязательно. Нам ведь, если что, до развилки возвращаться.

– Ну, тогда конец связи.

Морошников отключил пульт и покинул капсулу. И дал отмашку фельдфебелю Калитину, ждавшему сигнала у взрывной машинки.

Даже для привычных ко всему людей взрыв показался неимоверно сильным. Тугая волна плотного воздуха стеганула отошедших на безопасное расстояние разведчиков, окатив облаком пыли. У волны был всего один выход – вдоль тоннеля, поэтому и акустический удар чувствовался куда сильнее, чем если бы шашки рванули на поверхности. Морошникову даже показалось, что мигнули флюоресцентные лампы, а ведь этого не могло быть в принципе – на свечение жидкости взрыв никак повлиять не мог.

Выждав пока более-менее осядет пыль, он дал команду на разбор завала. Прежнее воодушевление бойцам не изменило: похватав инструменты, они потянулись к каменным нагромождениям. А полковник пожалел, что под рукой нет отбойников и компрессора. Компрессор просто не влезал в дверную створу капсулы, так что идею прихватить и его, пришлось оставить.

Следующие четыре часа продолжался разбор раздробленной породы, которую Морошников определил как сиам – то из чего состояла кора под океаническим дном, порода, главной составляющей которой был кремний. Ну и магний, как более частый из примесей элемент. И вот когда бойцы упёрлись во всё ту же спрессованную почти до монолитного состояния массу, к командиру подошёл рядовой Возницын и протянул запылённый обломок бледно-зелёного цвета. Обломок гладкий и необычайно лёгкий, несмотря на размер где-то с голову человека. На лице Возницына, в свете близкой люминесцентной лампы, явственно отпечаталась досада.

Взяв обломок, свидетельствовавший о том, о чём предупреждал начальник экспедиции, Морошников секунд десять вертел его и так, и этак. Дело ясное, пора сворачиваться. И он отдал команду.

– Надо возвращаться к развилке, – ответил он на невысказанные вопросы застывших бойцов. И отбросив обломок, добавил: – Дальше нам не проехать. Там впереди кольцо разрушено.

Бойцы разочарованно грузились в капсулу. Кто эхал и чертыхался, а кто нет-нет да выплёскивал эмоции и досаду тяжкой бранью по извилистому и неопределимому адресу. Вкалывали и нате вам – без толку! Морошников же в это время прикидывал, сколько ушло на закладку шашек аммонита и сколько осталось в капсуле. Верней, количество-то он знал, но ему хотелось понять, можно ли сэкономить, чтобы запаса хватило на три закладки. Можно, конечно, и в Портал вернуться за взрывчаткой, появись такая необходимость, но и там запасы не бездонны.

Уже в кресле "машиниста" полковник вызвал Оракула и доложил обстановку.

– Сильно не разгоняйтесь, Игорь Владимирович, – посоветовал Оракул. – До развилки вам задом пятиться. Мало ли что.

– Хорошо, – принял совет полковник, решив что лучше потратить раза в три больше времени нежели подставить себя и подчинённых под случайность. – Как далеко ваша карта путей ведёт? Хочу хоть примерно прикинуть, где мы находимся относительно поверхности.

– Вы примерно покрыли четверть дистанции. Сами же видели, никакой привязки на моей карте нет. Просто ветки, проложенные до следующих порталов. Там дальше должно быть несколько разветвлений. Эх, кабы не этот завал… Когда вернётесь и двинетесь по второму пути, будет ещё одно разветвление. Выбирайте опять левую ветку, она упирается в портал, который существенно ближе к нам.

– Понял вас. А теперь врубайте поле. Нечего нам тут засиживаться.

Когда вглубь тоннельного мрака начало убегать размеренное помигивание колец, Морошников, не отрывая глаз от экрана заднего вида, плавно дал задний ход. Набирая скорость, капсула устремилась к развилке.

А позднее, когда далеко позади остались и развилка, и начальные километры правого пути, Оракул вновь вышел на связь и заверил, что безынерционное поле сохраняет стабильность. Зачем он это высказал, Морошников спрашивать не стал, рассудив, что, видимо, на то были свои причины, вытекавшие из каких-то неизвестных полковнику опасений начальника экспедиции. Напоследок Оракул посетовал, что не будь завала на левом пути, то открылись бы развилки к транспортным порталам, ведущим скорее всего к Западному материку. И предположил, что от других порталов, которые ещё предстоит посетить, должны отходить ветки и на запад, и на восток.

Время стремительно пожирало самоё себя, отмеренные для пути часы истекали как ручей, стремящийся из вышины в низину. Полковник иногда бросал взгляды в голограммный экран, отображавший пассажирский отсек, весь десяток бойцов отдыхал – кто клевал носом в удобных, принимающих формы тела креслах, кто трепал языком заодно на всякий случай чистя оружие. Встретить какого-либо противника здесь в тоннелях полковник не ожидал. Да и откуда ему тут взяться? Но оружие разведчики, само собой разумеется, взяли. Личное стрелковое – автоматы, пистолеты-пулемёты и карабины и даже один трофейный велгонский дробовик, очень эффективный в умелых руках в замкнутых помещениях и при очистке окопов. Однако дробовик, который прихватил седоусый ефрейтор Панютин, был не обычный велгонский R-45, распространённый у охранных войск и штурмпехоты, а ставший уже давненько довольно редким 5CG, или попросту "картечница", как его называли в русской пехтуре. Такие "картечницы" солидного двенадцатого калибра стояли на вооружении велгонской конницы, а поскольку применение в последний военный год вражескими стратегами кавалерии стало делом редким, то и трофеи эти теперь ценились весьма высоко. Захватили и ручные гранаты, а также ручной пулемёт РПСМ-84/49, хоть и давно устаревший, принятый на вооружение ещё в прошлом веке, но надёжный и простой в обслуживании. Тем более последней модификации, что была произведена в казавшийся сейчас таким далёким последний мирный год – год 149-й эры Стабильности. К ручнику взяли целый ящик с трёхлинейными винтовочными патронами в коробчатых магазинах. Остальные запасы разведчиков включали сухпаи, воду и медпакеты.

Весь правый тоннель оказался свободен от завалов. К концу пути снова вышел на связь Оракул и предупредил о близости цели. Капсула, плавно погасив скорость, вкатилась в приёмную платформу транспортного портала.

Покидали капсулу так, как если бы первопроходчики оказались в тылу противника. Настороженно, держа оружие наготове и прикрывая друг друга, бойцы обследовали платформу и прилегающее пространство. Поначалу били по нервам фотореле, стоило только кому-нибудь попасть в их поле ответственности. Но уже привычные к таким фокусам, бойцы исследовали портал вглубь. И вот, как того и ожидал полковник, фельдфебель Калитин доложил об отсутствии признаков противника. И об отсутствии кого бы то ни было вообще.

Морошников только этого и ждал. Приказав выставить часовых, он вызвал на связь Оракула и доложил о благополучном прибытии.

Близились к концу вторые сутки, как отряд разведчиков достиг портала. Кропотливое исследование продвигалось крайне медленно, одиннадцати человек, включая Морошникова, оказалось всё же слишком мало для быстрого и надёжного освоения казавшихся бессчётными помещений, закоулков и коридоров. Впрочем, полковник и не рассчитывал, что изучить здесь всё и составить карту получится одним лихим кавалеристским наскоком. Обнаруженный портал имел совершенно иную планировку, нежели его "собрат" на Южном материке. Кроме секций, состоявших из внушительного количества залов, всевозможных комнаток и комнатушек, подразделённых по функциональному признаку, портал вдобавок ко всему имел ярусное строение. И всюду, куда только успели ступить сапогом исследователи, обнаруживались следы поспешного бегства. А может быть не бегства, может быть эвакуации, но сути это не меняло.

По длинному, изгибающемуся только по прямым углам коридору шли двое: добровольно вызвавшиеся в дальнюю разведку бойцы, получившие приказ осмотреть верхний ярус как можно глубже. Ставя им задачу, полковник не утруждал себя напоминаниями о прописных истинах, старшего в дозоре сержанта Горталова он заприметил ещё во время обороны раскопок, да и рядового Возницына нельзя было назвать салагой, даром что парню едва двадцать стукнуло. В отборе бойцов в экспедицию Морошников принимал участие лично, каждый соискатель прошёл суровую фронтовую школу, да и принадлежность к Главразведупру уже само по себе говорило о многом.

Обойдя разбитый чем-то массивным ящик из неизвестного материала, валявшийся прямо посреди коридора, сержант Горталов подал знак остановиться. Его внимание привлекли оплавленные разводы на стене, словно по ней прошлась россыпь разогретых до немыслимой температуры то ли лучей, то ли невиданных поражающих элементов. Ещё в первые дни пребывания в портале Южного материка опытным путём было установлено одно из главных достоинств древнего бетонита – практическая невосприимчивость к огнестрельному оружию. Он разве что тяжёлым снарядам по зубам; ни винтовочная пуля с начальной сверхзвуковой скоростью, ни гранаты, ни напалм (как уверял начальник экспедиции) бетониту нипочём. А тут по стене прошлось что-то жуткое, что смогло проплавить толстую бетонитовую облицовку. И ведь это уже не первые следы отшумевшего давным-давно боя. Сколы и щербины попадались и раньше, но без следов воздействия температуры. Горталов был уверен, что те, найденные ранее, повреждения могли оставить только пули. Но пули, обладающие значительно более высокой пробивной силой, чем современные. Сержант не сомневался, что главные тайны подземелий ещё только ждут своего часа, чтобы вывалится ему на голову внезапным ворохом находок и неожиданностей.

Дальше всё чаще стали попадаться распахнутые двери, ведущие в лабиринты помещений. Первые два лабиринта разведчики исследовали со всем тщанием, но ничего ценного так и не обнаружили. А когда разведчики то и дело стали натыкаться на сорванные взрывами обломки массивным дверных плит, покрытых давней копотью, появились и первые свидетельства боя многовековой давности. Поначалу попадались обломки оружия, судя по всему, ручного. Горталов не стал тратить на него время, его больше заинтересовало казавшееся мёртвым оборудование, что грудой диковинных блоков и панелей наполняло многие комнатки. О возможной ценности оборудования на инструктаже было сказано отдельно, сержант оставил на стенах пометки для облегчения поиска, чтобы потом ребятам не петлять по лабиринтам.

Коридор, который сержант определил для себя как главный на маршруте, резко закончился плохо освещённым тупиком. Путь преградил восьмигранник запертой двери. Для кадрового унтера, коим Горталов и являлся, не составляло труда определить, что дверь изготовлена если и из броневой стали, то совершенно неизвестной ныне марки. Сплав имел ярковыраженный стальной оттенок, но уж больно светлого насыщения. Восьмигранник не был похож на те стальные двери, что остались позади распахнутыми либо сорванными взрывами, даже в тусклых отблесках этого странного сплава ощущалась некая потаённая сила. И ни ручек, ни кремальер дверь не имела. Лишь неизвестно что означающий номер "3-18", нанесённый под трафарет тёмно-синей краской, которая, на удивление, до сих пор не облупилась.

– Ехали-ехали, как говорится, и… приехали… – в голосе Возницына сквозило разочарование, он чуть ли не впритык подошёл к командиру и досадливо рассматривал преградивший им путь восьмигранник.

Горталов смерил товарища насмешливым взглядом и молча указал рукой на настенную металлическую панель, в полусумраке её было трудно заметить сразу. Всё также молча, сержант провёл пальцами по панели и нисколько не удивился, нащупав продолговатый паз. Поднажав на паз, он заставил гладкий металл открыться и явить на обозрение своё нутро. То что открылось взору сильно напоминало помесь рубильника и ручки газа в кабине самолёта, с той лишь разницей, что "рычажок" мог целиком уместиться в ладони. Не раздумывая, Горталов дёрнул псевдоручку вниз и… был вознаграждён шипением воздуха, отчётливо исходившим от двери.

Как оказалось, разведчики упёрлись в шлюз, за которым продолжался всё тот же коридор. Лишь только восьмигранная дверь отъехала в сторону до упора, ознаменовавшегося глухим лязгающим щелчком, а затем отворилась другая дверь, выводящая из шлюзовой камеры, Горталов первым делом осмотрел дверную плиту. Щёлкнул зажигалкой, поднося пламя поближе к заинтриговавшему его сплаву, погладил холодную поверхность пальцами и подивился теперь уже толщине плиты. Добрых полтора метра – это слишком даже для бункера. Спрашивается, зачем понадобилось устанавливать такую несомненно мощную защиту на шлюз? Вопрос, естественно, так и остался без ответа.

Частично удовлетворив любопытство, он как всегда двинулся вперёд первым. Но теперь уже на всякий случай произнёс:

– Будь наготове, Юра…

Возницын улыбнулся, даже не подумав, что командир не может увидеть его улыбку. Он вполне разделял опасения сержанта, мало ли какие тут могут таиться древние ужасы. Он пошёл вслед за командиром, держа пятнадцатиметровую дистанцию, не забыв снять автомат с предохранителя – так, на всякий случай.

– Странно… – произнёс Возницын немного взволнованно, отчего его юношеский тенорок взял высокую нотку. Глубоко втягивая носом воздух, он настороженно озирался, выискивая взглядом источник своего беспокойства. – Здесь дышать легче. Ощущаешь, Серёг?

– Ощущаю, – не поворачиваясь, буркнул сержант. – Воздухопроводы, похоже, тут всё ещё исправны.

– Значит, мы не под морским дном? – удивился Возницын.

– Да вроде бы… Мы сейчас или под островом, или под материком. Скорее всего, под каким-то островом. Полковник при мне пробы грунта брал… потом долго цокал языком, а когда с базой связался, сказал, что грунт здесь легче – из сиаля. А сиаль, Юра, это кремний и алюминий, – Горталов остановился и, помолчав, добавил: – Вероятней всего, над нами земли островитян.

– Опять эти хлыщи… – зло проскрипел Возницын, невзлюбивший островитян после обороны раскопок. – Что-то я не пойму… Разве не странно, что они до сих пор шахты воздухопроводов не обнаружили?

Сержант лишь скривил рот, мол, чего тут странного. По его разумению, шахты могли выходить на поверхность где-нибудь в укромном лесном уголку или в горах, кроме того, они наверняка хорошо замаскированы.

Его молчание Возницын воспринял как должное, раз не соизволил ответить, значит уверен, что островитянам никакие шахты и вовек не сыскать. Командир на то и командир, чтобы грамотно оценивать обстановку, да и не в звании и должности тут дело. Горталов на целых восемь лет старше, по-житейски помудрей его будет – детей имеет, сына и две дочери, к тому же из кадровых, хоть и не рос в званиях. А сколько их, кадровых, сейчас осталось? Тех, кто видел войну с самого начала! Горталов два сверхсрока оттрубил, а там война… А он, Возницын, успел только школу закончить, да сразу на призывной пункт пошёл. И попросил записать его ни куда-нибудь, а в гвардию. И записали. Три месяца в запасном полку, а потом настала совершенно иная, дотоле как оказалось и не представимая жизнь. Двадцать два месяца на фронте сложились для него, вчерашнего школьника, в совершенно иную, невообразимо долгую жизнь, настолько насыщенную событиями, переживаниями и до предела обострёнными чувствами, что все предыдущие годы, начиная с измальства, казались лишь промелькнувшими денёчками. А на фронте, бывало, и день за месяц живёшь. И только после последнего – девятого ранения, прожжённый порохом Юра Возницын начал задумываться, что он ведь в сущности ничего не знает о взрослой жизни на гражданке. Он, мастер ближнего боя, имеющий жуткий опыт яростных рукопашных схваток в заваленных телами траншеях, знающий как сжечь танк и как рассчитать подлётное время снаряда, вдруг осознал, что существует и другая грань бытия, где есть место прекрасным чувствам к женщинам, где растят детей и не меряют этапы жизни по трассирующим патронам в начале и конце пулемётной ленты.

– Серёг, как думаешь, – мечтательно обратился Возницын, выкинув из головы загадки воздухопроводов, – сколько отсюда до поверхности?

– А чёрт его знает… – только и сказал Горталов, не подозревая, что разрушил радужную надежду товарища поскорей выбраться под открытое небо, чтобы глядя на него представить чужую небесную синь вовсе не чужой, а той что раскинулась над родными краями.

Дальше их путь пролёг среди мрачного величия царивших вокруг разрушений. Им обоим казалось, что они попали не в древние подземелья, построенные в толще планетарной коры, а в разрушенный уличными боями город, где вместо улиц – широкие коридоры, вместо домов – огромные залы и совсем крохотные помещения. А спустя четверть часа пути, сержант увидал за очередным поворотом следующий шлюз и на стене перед ним точную копию панели, с которой он имел дело совсем недавно.

– Идём! – скомандовал он. – Поглядим что да как…

Прежде чем подступиться к шлюзу, они проверили все боковые ответвления и каждый раз надолго задерживались у находок, которые сержант сразу же занёс в разряд здешних тайн. Собственно, ничего особо таинственного им не попалось, привыкшие на войне к ликам смерти во всех её проявлениях, разведчики осматривали изувеченные тела древних солдат, погибших, судя по всему, прикрывая отход основных сил, а может быть прикрывая отход гражданских. Кто теперь скажет, кого они тут прикрывали? Они так и лежали все эти века, где смерть настигла их. Мумифицированные костяки в истлевших мундирах, а кое-кто и в защитном облачении, чем-то напоминающем доспехи из докосмической эры на легендарной Прародине. В юности Горталов всегда любил школьные уроки истории, а рисунки древних воинов в панцирях и латах вызывали в нём самый живейший интерес. Однако найденные доспехи имели мало общего с теми рисунками в плане защиты. Судя по вмятинам, они могли выдерживать пули и защищать от взрывной волны, а округлые шлемы не имели видимых смотровых щелей.

– Нехилая штуковина… – восхищённо пробурчал Возницын, подняв оружие, что лежало рядом с телом павшего воина. – Серёг, ну чем не пулемёт, а? Вот приклад, вот ствол…

Сержант с весёлой усмешкой смотрел, как Возницын, окрылённый надеждой заполучить древнее оружие, тщится привести его в боевое состояние. После всех стараний Возницын навел ствол на дальнюю стену, изъеденную выщерблинами, и нажал спуск. И ничего не произошло.

– Бэка, кажись, кончился… – разочаровано предположил Возницын и осторожно поставил "штуковину" на пол, так и не поняв, каким образом её перезаряжать.

– В общем, так, – распорядился Горталов, – здесь больше ничего не трогаем, а то потом лиха не оберёшься. Тут загадки по зубам нашему Оракулу…

Возницын согласно кивнул, Оракул (про этот позывной начальника экспедиции Александра Кужеля бойцы узнали далеко не сразу, а когда узнали, судачили о позывном дня два; чем-то мистическим от "Оракула" веяло, сперва даже кое-кто подумывал, что Кужель пророчествовать может) – раз уж Оракул смог заставить заработать портал, то пусть он и с другими находками разбирается.

Дальше разведчики ограничились лишь осмотром места боя. Перекрытия стен во многих местах были снесены напрочь, груды обломков, оплавленные вмятины в бетоните, проплешины копоти на полу и на уцелевших стенах. И разбитые механизмы явно боевого назначения. Механизмы, отдалённо напоминающие человеческие фигуры, так как имели псевдоноги и псевдоголовы. Однако руки у них отсутствовали, их заменяли манипуляторы – множество гибких конечностей, напоминавших змеевидные шланги и, похоже, эти конечности могли выполнять некоторые функции человеческих рук – хватать, цеплять, опираться, толкать. Сержант долго рассматривал вырванный манипулятор, защищённый сегментарной бронёй, потом его привлекли оторванные механические головы с пробоинами. Судя по всему, головы использовались как платформы для оружия и сенсоров. Горталов пытался представить, как эти боевые механизмы могли выглядеть будучи неповреждёнными, но вскоре понял всю тщетность своих потуг. Несомненно, механические солдаты, что штурмовали оборону людей, тут были представлены несколькими видами.

– Гляди-ка! – Возницын вытащил из-под завала тело в повреждённых доспехах, у некогда глухого шлема была сорвана лицевая пластина.

Сержант бросил лишь один взгляд на обожжённое до костей лицо и ощутил холодок по спине. Строение черепа было явно нечеловеческое.

Возницын в сердцах выматерился, когда рассмотрел череп подробнее, и как-то гадливо, словно соприкоснулся со вселенской скверной, отшвырнул от себя труп.

– Не враки это… – потрясённо прошептал он. – А я-то думал, что всё это сказки…

Горталов не сказал ничего. Впереди были сплошные завалы. И он пошёл, пробираясь сквозь них, то и дело натыкаясь то на трупы чужаков в закопчённых либо пробитых доспехах, то на разбитые боевые механизмы. И всё чаще он находил сплетённые тела. Тела людей и чужаков. Здесь дрались остервенело, беспощадно, забыв о собственной жизни. Так можно драться лишь осознавая, что победа твоего врага – это неизбежная смерть твоих близких и тогда уже не думаешь как выжить, а жаждешь нанести врагу наибольший урон, пусть даже и ценой своей жизни. Казалось, дух взаимной ненависти и ожесточённости и по сию пору витает среди всего открывшегося разведчикам разгрома. Здесь часто доходило до рукопашной; к своему удивлению, сержант не раз замечал в руках древних бойцов непонятные то ли стеки, то ли клинки, способные пронзать доспехи. Возницын пробирался следом, ненадолго останавливаясь, если вдруг натыкался на останки древнего воина, павшего в бою с нелюдью. Останавливался и салютовал, преисполнившись мыслью, что всех павших надо поскорей похоронить.

К шлюзу они так и не дошли, хотя казалось бы – рукой подать. Взыграло чувство опасности, то чувство, что было ими выпестовано на фронте и несчётные разы помогало уцелеть в безнадёжных схватках.

Вскоре опасность заявила о себе, сперва как ни с чем не сопоставимый шум явно механического происхождения, а потом в виде боевых механизмов. Дверь шлюза отошла в сторону и из проёма вылетело нечто напоминающее сфероид со множеством конечностей. Не выехало и не вышло, а именно вылетело. Горталов даже удивиться не успел таковой способности летать, руки, словно живя своей собственной жизнью, рефлекторно дали очередь навскидку из "Ворчуна", а тело, опережая мысль, уже летело на пол, уходя с просчитанной в доли секунды линии огня неизвестного противника. Прозрачная дымка, чётко очерченная вокруг сфероида на манер кокона, лишь подёрнулась рябью, когда трёхлинейные пули прошили её. Прошили и громко звякнули о металлический корпус. От удара пуль сфероид потерял стабилизацию, его развернуло инерцией, что, видимо, сбило летуну прицел. Багряно-красный луч рассёк воздух над Горталовым со значительным завышением и ударил в обрушенную стену далеко позади. Если бы сержант мог наблюдать результат попадания луча, то не удивился бы, что тот прожёг в бетоните дыру. А секундой позже длинная очередь "Ворчуна" Возницына ударила по сфероиду и доказала, что и современные пули способны повредить древние боевые механизмы. Часть пуль с визгом отрикошетила от корпуса, но остальные нашли таки уязвимые места в сочленениях, разбили внутреннюю начинку и смели внешние сенсоры. Летун моментально лишился дымчатого кокона и рухнул вниз.

Времени на раздумья совершенно не было, однако Горталов не мог обойтись без оценки нежданного врага. Кокон он посчитал видом защиты от лучевого оружия или как вариант – видимым проявлением таинственного поля, что позволяет сфероиду летать. Итак, выходит, что обычные пули со стальным сердечником способны раздолбать летуна. А ведь он бронирован! Что ж, видимо, не так хороша его броня, если первая же стычка выиграна людьми. А вот что удивляло, так это сам факт боеспособности летуна, ведь столько веков прошло! Сколько их здесь осталось? И почему они тут застряли? Заблокированы на этом ярусе? А что если где-то там впереди, где всё это долгое время "спали" в режиме ожидания другие сфероиды, есть что-то, что позволило им подпитываться энергией. Сейчас можно было только гадать, почему летуны застряли здесь, возможно им перекрыли выход наверх и заблокировали извне шлюз, ведущий в коридоры, из которых можно попасть на нижний ярус. Шлюз, который сержант так неосмотрительно открыл.

Все эти мысли пронеслись в голове Горталова за несколько кратких секунд. Он мчался к завалам, где надеялся встретить огнём летунов, спешивших на шум боя. Надо во чтобы то ни стало опять заблокировать тот первый злосчастный шлюз, дабы не допустить врага вниз, где у него против ребят будет преимущество свободы манёвра. А если к тому же ребят не получится предупредить, то на стороне врага будет фактор внезапности.

Горталов нырнул за спасительные останки стены, когда его уже взяли на прицел. Лучи с шипением врезались в рухнувшие обломки, где-то поблизости неразборчиво прокричал Возницын и высадил весь магазин без остатка. Из шлюза уже полезло скопище летунов и по этому скопищу как плетью стеганула очередь. И пока Возницын менял магазин, сержант рывком сменил позицию, прикрываясь завалом. Он выглянул совсем не там, где его ожидали сфероиды и на секунду успел опередить чуткие видеокамеры, опустошив остаток магазина. Опустевший рожок ещё только падал к ногам, а рука уже достала из подсумка запасной. Рывок – смена позиции. Там где он только что находился уже засверкали огневеющие росчерки. Сержанту хватило лишь одного беглого взгляда для оценки всей картины целиком, прежде чем он достиг следующей позиции. Три сфероида валялись мёртвой грудой на границе шлюза, ещё один беспомощно барахтался на полу, но остальные уже преодолели опасную узость коридора.

Возницын не мешкал, он тоже сменил позицию и подстерёг показавшего над обломками летуна, расстреляв его в воздухе. А потом бой принял совершенно иной оборот. Сфероиды, как и люди, использовали для защиты преграды, на миг показываясь и делая один-два выстрела, и тут же стремительно срывались с места, норовя подступиться поближе. Механизмы уже не держались кучно, они стремились охватить разведчиков по широкому фронту, нащупать фланги и зайти с них, чтобы затем подавить сопротивление перекрёстным огнём. Горталов эту их нехитрую тактику просёк своевременно. Он перестал понапрасну тратить патроны и, улучив заминку, выставил на гранатах взрыватели на удар. Первую "рожку" он швырнул из-за укрытия, швырнул размашисто и с пригибанием. Он правильно рассчитал бросок, граната описала пологую дугу над укрывищем вертлявого летуна и стукнулась о первое же препятствие. Сфероида смело взрывом, в нём ещё теплилась механическая жизнь, но ни взлететь, ни воспользоваться манипуляторами он уже не мог. Он крутился волчком у острого обломка плиты, бывшей некогда перегородкой между давно стёртых древним боем помещений, полдюжины манипуляторов скребли бетонит, а другая полудюжина потеряла гибкость, и словно мёртвые отростки, конечности торчали врастопырку и мешали всем потугам искусственного мозга.

Угостил гранатами и Возницын. Два почти одновременных взрыва сержант услыхал значительно правее себя. Выходило, что Юрка залёг ещё дальше, чем он рассчитывал, значит часто "кочевал". Потратив ещё один рожок и пару гранат, сержант вскоре разделался с оставшимися двумя летунами.

– Серёга!… Командир!

Горталов пошёл на крик, пригибаясь и избегая открытых мест. Возницын предстал перед ним сидя на сфероиде, с улыбкой вставляя капсюли в гранаты.

– Уходим, Юра, уходим, – Горталов потормошил товарища за плечо и только после этого тот перестал лыбиться. – Я больше чем уверен: это авангард.

И он оказался прав. Из шлюза повали шагоходы – те самые, чьи останки валялись повсюду вперемешку с телами чужаков и людей. За шагоходами появились новые сфероиды.

А разведчики уже мчались к первому шлюзу, мчались изо всех сил, перепрыгивая через препятствия, подныривая под нависающие обломки, втискиваясь в зияющие проёмы. И не успевали. Шагоходы безнадёжно отстали, но летуны понеслись напрямик поверх всех препятствий и начали попытку отсечения людей упреждающим огнём. Выход в коридор, от которого предстояло пробежать к шлюзу, простреливался летунами насквозь.

– Просчитали они нас… – оценил обстановку Горталов, привалившись спиной к уцелевшему участку стены.

Возницын досадливо сплюнул и неразборчиво зашипел бранью. Оба понимали, что сейчас как лёд под весенним солнцем таили с трудом выигранные в забеге секунды. Сколько у них форы? Минута? Полминуты? Под огневым прикрытием летунов скоро начнут атаку шагоходы.

– Их надо связать боем… – решил сержант. – Я отвлеку их на себя.

– Сдурел, Серёга?! – ожёг взглядом Возницын, – Ополоумел совсем?!

Горталов сплюнул кровью от прокушенной во время забега сквозь препятствия щеки. И неестественным в этих обстоятельствах будничным тоном спросил:

– Если они пройдут через шлюз, понимаешь что будет?

– Кажется, да… – нехотя сознался Возницын.

– Кажется, – усмехнулся Горталов. – Вот поэтому сержант – я, а не ты.

Командир прав, трижды прав! Но взять и оставить его здесь одного?! Возницына аж передёрнуло в душе. Уж лучше пусть командир уходит! А он, рядовой Возницын, прикроет. Гвардия не отступает, гласил девиз его полка, в котором он воевал без малого два года. И гвардия следовала девизу, стоя по колено в крови, но не сдавая позиций. Возницын просто не мог уйти. Уйти, бросив сержанта Сергея Горталова одного! Даже просто по-человечески рассуждая, у командира трое малышей дома ждут. И вот смотря на сержанта теперь совершенно по-новому, он ощутил, что давно знакомый по меркам войны сержант Серёга вдруг стал для него не просто старшим товарищем – более опытным и к тому же командиром, за которым и в огонь сиганёшь, а теперь он словно древний старик: разница в восемь лет и разница в сроке фронтового опыта показалась сейчас непреодолимой пропастью.

– Это приказ, Юра, – с нажимом произнёс Горталов и вдруг совершенно умиротворённо улыбнулся, будто догадался о метущихся мыслях товарища. – У меня, Юра, родня дружная. Малышей, будь уверен, на ноги поставят. А у тебя, сопель ты зелёный, всё впереди…

И тут же резко потребовал:

– Гранаты дай!

Возницын машинально протянул подсумок и не успел одёрнуть руку, как сержант выхватил его. Выхватил и протянул одну гранату обратно:

– Эту себе возьми. Мало ли…

И со злостью гаркнул:

– Начинаем, Юра! Давай!

И Возницын сорвался на бег. Перемахнул через груду битых плит, в три прыжка промчался до следующего укрытия, а за ним по пятам вспарывали пространство проклятые лучи. Бегал он что надо! За два года ещё и не так довелось! Однажды даже от снайпера бегал, правда, тот, сволочь, всё же подстрелил. Хорошо, что пуля попала не в живот и не в голову, да рядом воронка оказалась… Несясь зигзагами от укрытия к укрытию, он больно ударился локтём обо что-то твёрдое, когда бросился на пол, уходя от огня летуна. Сфероид, точно приклеенный, не отставал и успел даже обогнать, но на беду свою, потеряв разведчика из виду. Возницын всё-таки смог перехитрить искусственный мозг и расстрелял летуна длинной очередью с фланга, вложив в неё всю свою ярость. А там позади гремел неравный бой. Рявкал "Ворчун" сержанта, визжали излучатели и гулко хлопали гранаты.

Возницын буквально влетел в шлюз, заранее успев заметить, что панель по эту сторону сожжена. И сожгли её в те далёкие века. Это потом уже он удивился, что раньше не обратил на эту мелочь внимания; получалось, что шлюз можно отпереть только с внешней стороны. Значит, не напрасно сержант остался! И видимо, Серёга знал о сожжённой панели.

Проскочив по шлюзу, он рванул ручку вниз и едва успел отскочить от стены. Сквозь пока ещё открытый проход пронёсся рой проклятых багряных лучей. Звуки боя на той стороне стихли. И всё-таки он успел! Серёга погиб не зря…

– Гады… – "рожка", выставленная на замедление, влетела в почти что закрывшуюся створу, ударилась о пол и, отскочив, вылетела в убывающую узость второй створы.

Возницын так и не увидел, как его граната взорвалась под сфероидом, вознамерившимся проскочить шлюз. Взрывом летуна ударило о дверную броню, выведя его из разряда полноценной боевой единицы.

Морошников выслушал доклад Возницына с непроницаемой маской спокойствия. Именно маской, ведь сказать, что он ожидал столкнуться здесь в затерянных подземельях у чёрта на куличках с таким противником, значит ничего не сказать. Просто невероятно, что за столько столетий могли сохраниться боевые механизмы чужаков, при этом вполне боеспособные. Непонятно на каком "топливе" или энергии они работают и где восполняют это самое "топливо" или энергию. Непонятно, отчего они всё ещё не пробились наверх. Замуровали их что ли? Загадки, сплошные загадки. Одно хорошо во всей этой ситуации – преимущество инициативы у него, Морошникова. Открыть шлюз можно только с этой стороны, значит есть возможность подготовиться к встрече, имея неограниченный резерв времени и ударить тогда, когда выгодно.

На Возницыне лица не было. Бойцы хлопали его плечу, что-то говорили, а он замкнулся в себе. Так бывает. Наступит срок – краткий ли, долгий ли – и душа переболеет. Все понимали его состояние и не лезли с назойливыми разговорами. На войне такое сплошь и рядом, когда кажется, что это не ты, а твой товарищ должен остаться жить и что он погиб, чтобы жил ты и другие, чтобы ты и те другие смогли продолжать грызть горло врагу и мстить за его смерть. Кто-то привыкает к потере друзей, а кто-то не привыкает и воюет всё злее и злее.

К боестолкновению с механоидами (это слово он подцепил от Оракула) Морошников готовился двое суток. Как повернёт обстановка – придётся ли ограничиваться разведкой боем или получится дожать, добить врага, покажет только бой. Но в любом случае, оставлять рядом с собою постоянную угрозу, затаившуюся на верхнем ярусе, полковник не имел права. Оракул его всецело поддерживал в намеренье избавиться от нежданно проявившейся угрозы. Да и было бы удивительно, начни он отговаривать. Оракул отослал всех запрошенных Морошниковым бойцов, а сам остался в портале Южного материка с небольшой группой, где и по сию пору у него не хватало времени, чтобы выспаться – столько дел он на себя навесил.

Прежде всего полковник изучил все подступы к шлюзу. И первый же его вывод был таков: принимать бой в единственном, выводящем на шлюз коридоре – значит загубить без толку людей. Коридор хоть и довольно широк, но ни о каком манёвре в нём и речи идти не может. Увлечь же врага из коридора вглубь секции, ведущей на нижний ярус, означало собственноручно вручить противнику преимущество огневой мощи. Как ни крути, а современное стрелковое оружие крушить стены не способно, у механоидов же найдётся чем проломить препятствие или прожечь достаточную для манёвра дыру, чтобы неожиданно ударить там, где их не ждут. Поэтому оставалось только атаковать. За шлюзом, по словам Возницына, натуральные руины, есть где укрыться и в то же время есть возможность не подпустить к себе врага незамеченным. Второй вывод, сложенный на основании подробного рассказа Возницына обо всех обстоятельствах боя, полковник сделал следующий: применять следует только автоматическое оружие, от карабинов и винтовок придётся отказаться. Одиночный огонь вряд ли способен поразить врага гарантированно, залогом успеха может служить лишь массированный огонь, дабы хотя бы часть пуль нашла бреши в броне. Главную ставку следует делать на гранаты, автоматы и пулемёты. Эффективность пистолетов-пулемётов, которыми как назло вооружены многие бойцы, под большим вопросом. Пистолетные патроны (это хорошо ещё, что у них пули не тупоконечные, не-то наверняка бы стали отскакивать от брони как горох от стенки) сильно уступают по убойности промежуточным автоматным патронам, не говоря уже о 9-мм винтовочных для станкового пулемёта системы Вереснянского, который в наличие всего один (да плюс парочка велгонских трёхлинейных станкачей 'Вурд'). И уж вровень тут не стоят пятилинейные патроны для крупнокалиберных пулемётов Вереснянского-Обревича и велгонского 'Жнеца' – их теперь по одному осталось после боя у раскопок.

Ударный отряд Морошников разделил на три группы. Фельдфебель Перов, вызвавшийся командовать застрельщиками, получил задачу очистить от механоидов прилегающее к шлюзу пространство, занять позиции и не дать противнику совершить массированную атаку до тех пор пока из прохода, где поневоле придётся скучиваться, прежде чем его проскочишь, – пока не развернётся штурмовая группа. Застрельщиков было восемь – их задача самая тяжёлая: первыми ворваться в шлюз и обеспечить проход остальным. Тут можно полагаться только на скорость, поэтому Перов не стал просить тяжёлого вооружения, только автоматы, гранаты и пара ручников. Тренированный пулемётчик вполне способен некоторое время побегать с семью с половиной килограммами – именно столько весил РПСМ. И побегать, и коробы с собой потягать. В штурмовую группу под командой фельдфебеля Калитина Морошников выделил все три станкача: ПВС и "Вурды" – три расчёта, шесть человек плюс четыре автоматчика. Штурмовики должны будут продавливать оборону противника и действовать заодно с застрельщиками в наступлении. Собственно, застрельщики к этому этапу боя уже вольются в штурмовую группу. В третью группу – группу подавления, Морошников выделил крупнокалиберные пулемёты: КПВО и "Жнец". Командовать группой он решил лично, заместителем назначил ефрейтора Овчинского. Двум расчётам из трёх бойцов в каждом придётся потаскать по завалам по полцентнера, что естественно скажется на манёвренности. Но крупняки того стоили, их огневая мощь должна внести решающий вклад в подавление обороны механоидов (если те вдруг станут вести оборонительный бой, в чём полковник не был уверен) и в отражении атак. Кроме того, в ленты специально по такому случаю пулемётчики зарядили каждым третьим патроном бронебойный. "Вот и посмотрим, на что они годны", подумал Морошников, одобрив идею. Составляя боевой приказ, он мечтал о горной безоткатной пушке, козырем которой были относительно лёгкая масса – 48 килограммов и вовсе не мелкий калибр – аж 80-мм. Полковник ничуть не сомневался, что от 80-мм снаряда не поздоровится любой тутошней железяке. Но чего нет, того нет. Кто ж знал, что придётся воевать в подземельях? Кабы знать заранее, он бы хоть пару горных пушек обязательно прихватил в экспедицию. Помимо пулемётчиков, в группу подавления полковник включил четырёх автоматчиков в качестве подвижного огневого резерва. Нескольких бойцов – всех, кто вооружён винтовками и карабинами, пришлось выделить на охрану лагеря у платформы – во избежание всяческих неожиданностей. Им оставлен ящик с гранатами и ручной пулемёт; что-что, а тыл всегда должен быть защищён.

Отряд подошёл к шлюзу погруппно. Бойцы с избытком нагрузились патронами и гранатами, все понимали, что об экономии боеприпасов следует забыть. Враг, что их ждёт, не из плоти и крови, он не знает боли, усталости и страха и будет драться пока цел искусственный мозг.

По ту сторону можно было ожидать всего, что угодно. Механоиды могли подстерегать близь шлюза, причём всем скопом, дабы дружными залпами задавить в зародыше попытку пробиться в контролируемую ими зону. Могло быть и по-другому, например, у выхода оставлен сторожевой заслон, а главные силы возвращены назад или оттянуты вглубь. А может быть и нет там у шлюза сейчас "никого", но на это, впрочем, Морошников не рассчитывал.

Воздух словно сгустился, будто впитав в себя напряжение изготовившихся к атаке людей. Бойцы застыли, уподобившись туго взведённой пружине затвора. И полковник рубанул рукой, отдав сигнал десяткам пристально смотрящих на него глаз.

С шипением испускаемого воздуха, восьмигранник шлюзовой створы пришёл в движение, издавая низкотональный гул. Вторую створу фельдфебель Перов приказал открыть с замедлением в десять секунд.

Первым из застрельщиков в камеру ворвался Возницын, зажав в руке гранату с уже выдернутой чекой. Как только вторая дверь раскрылась на треть метра, он швырнул свою "рожку", вложив в бросок такую силу, что аж заныли старые шрамы на плече. И тут же в расширяющийся проём полетели гранаты подоспевших товарищей. Два взрыва прозвучали дуплетом, а затем разорвались ещё шесть гранат. И едва успел до конца истаять их грохот, как Возницын бросился из шлюза, а за ним остальные смельчаки.

Он мчался, не чуя ног. Площадка насквозь простреливаемая, чуть замешкаешься – и тебя настигнут проклятые лучи. В ушах шум, на периферии зрения барахтается повреждённый сфероид. Палец вдавил спусковой крючок – очередь от живота добила летуна, расколошматив вскрытое нутро. Возницын преодолел таки опасную зону и резко сменил направление, рванув влево, где за открытым пространством начинались руины. А за его спиной лучи прожгли грудь товарищу – храбрецу, покинувшему шлюз вторым. Меткий ответный огонь остальных застрельщиков заставил получившего некоторые повреждения летуна скрыться за укрытием. А Возницын уже стремглав нырнул в нишу меж двух груд обломков, багряная россыпь лучей впилась в искромсанные плиты, разминувшись с ним лишь на секунду. Обдирая кожу на ладонях, он шустро протиснулся по узкой щели между завалами и получил, наконец, возможность хорошего обзора. И как раз в этот момент над стеной показался сфероид. Сам не зная откуда, Возницын почувствовал, что летун точно знает, где он засел, и ещё немного, ещё секунда – и его позицию накроет залп убийственной энергии. Возницын лупанул упреждающей очередью, на ту самую краткую секунду опередив врага. Пять пуль вонзились в корпус сфероида и упятерённым толчком сбили ему прицел. Обжигающая струя воздуха прошлась над самой головой, как-то резко стало трудно дышать, словно из воздуха выпарили всю влагу. Но лучи прошли мимо. Мимо! Не ища спасения, Возницын вогнал в летуна почти весь магазин, сбив его в тот момент, когда тот уже готовился перемахнуть через стену. И когда сфероид рухнул, но рухнул за стену, скрывшись из поля зрения, Возницын добил его гранатой – "рожка" перелетела препятствие и разорвалась аккурат над корпусом летуна.

Вокруг поднялась страшная пальба, заглушившая крики отдающих команды унтеров. Застрельщики уже растеклись окрест шлюза, нашли и заняли укрытия и теперь вели частый огонь, совершенно не думая об экономии патронов. Первый этап боя был выигран. Все попытки сфероидов расстрелять людей, используя высоту, пресекались на корню. Застрельщики выполнили свою задачу.

Используя момент, в ряды застрельщиков влилась штурмовая группа фельдфебеля Калитина. Бойцы принялись расширять фланги и наступать по фронту, выдавливая всё дальше и дальше одиночных летунов. В разноголосице выстрелов опытное ухо без труда различало сипло лязгающие голоса ПВСа и "Вурдов"; пулемётчики не засиживались на месте, они продвигались следом за стрелками. Станковые пулемёты оказались очень даже эффективны против сфероидов.

Морошников во главе группы подавления занял горелые руины, бывшие судя по всему когда-то складом. Бой сместился отсюда совсем недавно, повсюду валялись стрелянные гильзы, следы свежей копоти и два раскуроченных в хлам сфероида. Здесь Морошников решил устроить пункт боепитания.

– Командир! – в разгромленный склад ввалился тяжело дышащий рядовой Щукарёв из группы фельдфебеля Калитина. – Калитин поддержку запрашивает!

Следов крови на нём не было, но боец прихрамывал, видимо растянул связки. Подковыляв, он плюхнулся подле полковника, шумно выдохнул и выдал:

– Шагоходы! Прут, что танки! Их, говнюков, пули почти что и не берут… А на дистанцию броска гранаты они теперь не подходят… Х-хитрые они, с-суки…

– Сколько их? – спокойно вопросил Морошников.

– Шесть штук. Одного ребята сильно приголубили, но остальные лезут настырно! Используют укрытия и ведут комбинированный огонь…

– Излучатели? Или что-то ещё?

– Излучатели, господин полковник, они самые. И ещё что-то… невидимое… Теплицкого на моих глазах накрыло!… Упал целёхоньким, но мертвей некуда…

Морошников переглянулся с ефрейтором Овчинским и отдал ему приказ:

– Ты со своим "Жнецом" остаёшься здесь. Если где шагоходы прорвутся, твоя задача загасить их всех. Нельзя допустить, чтобы нас разрезали надвое. И главное, смотри чтоб сюда ни один летун не прошмыгнул! А то без запасного БэКа останемся…

– Есть! – Овчинский уже поворачивал обратно к позиции своего пулемёта, когда где-то впереди за завалами сильно громыхнуло.

И почти сразу же ввысь потянулись чадные клубы, растекаясь рванными лоскутами под высоким сводом. Не понятно, что там взорвалось и откуда столько дыма. Однако до полного задымления, когда дышать будет нечем, похоже дело дойдёт ещё не скоро, если вообще дойдёт.

– Зарочинцев! – Морошников махнул рукой старшему расчёта второго КПВО. – Давай за мной!

И уже обращаясь к посыльному, сказал:

– Ну что, Щукарёв, показывай дорогу!

Полковник потрусил за посыльным, намериваясь своими глазами оценить боевые возможности шагоходов, чутьё настойчиво требовало его присутствия на острие их атаки.

Удар механоиды наносили в стык правого фланга и центра, словно нащупав слабину по плотности огня. Здесь на стыке и вправду имелась слабина. Всего два бойца приняли на себя первую атаку шагоходов и теперь один из них убит, а второго успели бессознательным выдернуть из рухнувших на него обломков стены. Вооружение у шагоходов оказалось куда тяжелей, чем у летунов.

Калитин вынуждено остановил продвижение своих штурмовиков и стянул против атакующих шагоходов пятерых бойцов. Маневрируя между руинами и постепенно отходя назад, штурмовики смогли завалить одного механоида, забросав его гранатами, но остальные "железяки" стремились теперь держаться подальше и вели огонь со средней дистанции. Когда Морошников подоспел с расчётом КПВО, шагоходы вдребезги разнесли укрытие пулемётчика, длинными и точными очередями не дававшего им свободно маневрировать. Обломки погребли бойца и ручник; механоиды тут же попёрли вперёд, расстреливая всё, что их искусственным мозгам казалось подозрительным.

Полковнику хватило секунды, чтобы высунуться и в бинокль рассмотреть врага во всех подробностях. Шестьдесят метров, в общем-то, не та дистанция, чтобы пялиться в бинокль, но Морошникову необходимо было запечатлеть воочию внешность шагохода. Запечатлел. Нырнул обратно и откатился на несколько метров. И стал прикидывать. Шагающий механоид казался приземистым, хотя ростом достигал около двух метров. Значит, корпус усилен бронёй. К счастью, не достаточно хорошей, раз уж ему наносят повреждения трёхлинейные пули, хотя надо признать – недостаточно наносят. Голова – скорее обозначение таковой, это нечто вроде подставки для спаренного излучателя, вокруг которого натыканы приборы слежения. Конечности – шлангообразные отростки, с помощью которых шагоход преодолевает препятствия; пара ног имеет по одному коленному суставу, смотрящему назад, и закрыта бронёй.

Рядовой Зарочинцев выбрал для позиции завал, накрытый упавшей здоровенной балкой, сразу под ней пятачок полностью чистый от обломков – такая себе естественная амбразура. Расчёт КПВО залёг на пятачке несколько правее направления острия атаки, бойцы вокруг медленно отходили и наводили противника на пулемёт. И им это удалось.

Зарочинцев нажал спуск, как только поймал в прицел первого показавшегося шагающего механоида. КПВО всей своей двадцатичетырёхкилограммовой массой затрясся на не менее тяжёлом станке, из дульного тормоза вырвался огненный цветок. Первые три трассирующих пули влупили в корпус шагохода с пронзительным лязгом, донёсшимся даже несмотря на бушующие вокруг выстрелы. За трассерами тут же ударили простые и бронебойные. Шагоход просто опрокинуло, никакие приводы и гироскопы не спасли от ударов пятилинейных пуль. И не просто ударов, в корпусе рухнувшего механоида зияли пробоины, он дрыгался и сучил манипуляторами, но как-то вяло.

Прежде чем сменить позицию, Зарочинцев вогнал в горизонталь ещё одного врага, и только тогда расчёт сорвался с места. И весьма вовремя. На покинутую амбразуру налетел шквал багряных лучей; определив главную для себя угрозу, шагоходы сконцентрировали внимание на ней. Штурмовики как могли отвлекали их внимание, бойцам даже удалось повредить излучатель одного их них, но механоиды пёрли и пёрли вперёд, огрызаясь огнём по сторонам.

Затихорившись, Морошников подпустил к себе ближайшую ходячую "железяку". Впрочем, подпустил – не совсем будет верно, "железяка" будто откуда-то знала, где он засел и простреливала всё вокруг, надвигалась на его позицию. Складывалось впечатление, что механоид способен смотреть сквозь препятствие, полковнику пришла мысль об инфракрасных датчиках. А почему бы им не быть? Велгонцы же используют их, когда леса прочёсывают, ловя диверсантов, так почему бы у этих древних механизмов не должно быть таких приборов? Неподалёку от полковника залёг автоматчик из штурмовой группы и сейчас он дал две короткие очереди, снимаясь с лёжки. Улучив момент, когда шагоход развернул излучатели для ответного огня по автоматчику, Морошников снайперски метнул гранату. "Рожка" попала в корпус под основание оружейной платформы, разрыв покорёжил излучатели и бросил механоида наземь. Но видимо, мозг его не пострадал, заработали приводы, шагоход тут же начал подниматься. Но не успели ещё раствориться клубы сгоревшего тола, как его вновь припечатала ещё одна граната. А за нею разорвалась третья "рожка". Механоид застыл. Для верности полковник спустил полмагазина, добивая поверженного врага. 9-мм пули "Скифа МШ" впились во вмятины на броне и нашли себе дорожку ко внутренностям.

Прошла долгая, будто растянувшаяся подобно резине минута и вновь дал очередь КПВО. Расчёт Зарочинцева теперь бил по врагу где-то значительно правей и, видимо, преуспел. Натиск шагоходов постепенно стал сходить на нет, и вот уже спустя пару минут перестрелки из-за укрытий, они начали отходить. Морошников тоже отошёл, приметив подходящую для обзора кучу разбитых плит. Здесь его разыскал посыльный от Перова.

– Разрешите доложить, господин полковник…

Морошников махнул рукой и боец, переводя дыхалку, выдал:

– Удалось отбить контратаку в центре. Уничтожено пять шагоходов, ещё четыре повреждёнными отступили. Сфероидов много побили… Отбита контратака и на левом фланге, там участвовали только летуны. Потери уточняются, есть раненые. Их сейчас извлекают из обрушенных обломков. Разбило один "Вурд"… и "Жнеца" раздолбали. Ефрейтор Овчинский и весь его расчёт убиты… Фельдфебель Перов ранен…

– Ранен?

– Так точно. Получил ожоги, но продолжает командовать. Запрашивает, как обстановка на правом фланге. Считает, сейчас хороший момент чтобы возобновить нажим.

– Передай, здесь контратака отбита, – Морошников бросил взгляд на циферблат наручных часов и приказал: – Ровно через четыре минуты пусть командует атаку.

– Слушаюсь! – посыльный козырнул, глянул на свои часы и нырнул за поваленные балки.

А Морошников поймал взглядом автоматчика, того самого, что отвлёк на себя шагохода, и скомандовал:

– Фельдфебеля Калитина ко мне!

Отряд начал атаку одновременно на всех направлениях. Бойцы действовали слажено, неумолимо продвигаясь вперёд, часто маневрируя и навострившись устраивать механоидам засады, заманивая их в огневые мешки. Морошников руководил боем, мотаясь взад-вперёд, выдёргивая то группки, то отдельных бойцов для переброски их на усиление намечавшихся прорывов в обороне противника. Связь с унтерами он по-прежнему держал через посыльных, от Перова и Калитина то и дело прибегали посыльные, каждый раз новые, докладывая о темпе продвижения либо об узлах обороны, которые всё чаще стали возникать по мере наступления. Стрелки такие узлы обтекали, не стремясь их штурмовать, для их подавления полковник высылал оставшийся КПВО и бойцов огневого резерва, которых он подчинил Зарочинцеву. Эти четверо солдат, вооружённых пистолетами-пулемётами, теперь часто действовали как гранатометатели.

То что противник перешёл к глухой обороне, полковник распознал по увеличившемуся темпу продвижения. Механоиды теперь вовсе не стремились контратаковать, они цеплялись за выгодные позиции и довольно грамотно взаимодействовали. Морошников (и до этого не склонный недооценивать врага, занося его в разряд "тупых железяк") теперь лишний раз убедился, что механоидам знакомы азы тактики уличного боя и что между ними существует связь, раз уж они способны на взаимодействие. Однако механоиды ведут бой хоть и согласованно, но автономно. По всему видно, им не достаёт командира, способного грамотно руководить ими, оценивая всю обстановку целиком, а не фрагментарно, и способного быстро варьировать тактику и просчитывать ситуацию на несколько ходов вперёд. Возможно, механоиды способны к самообучению, но для усвоения боевого опыта необходимо по крайней мере уцелеть. Полковник уже не сомневался, что противостоящий ему противник имел предназначение пушечного мяса. И управлять этим "мясом" должен офицер. Офицер, которого противнику просто неоткуда взять.

…Бой затухал. Отряд вышел ко второму шлюзу, за которым было на удивление тихо. В развалинах теперь шла охота на одиночных летунов. Возницыну всё ещё не верилось, что он остался жив. Жив после того, как его обошли и прижали перекрёстным огнём, не давая даже головы поднять. Если б не ударивший по шагоходам "Жнец", этот бой стал бы для Возницына последним. А теперь он действовал в паре с ефрейтором Панютиным, прочёсывал руины и добивал повреждённых, но всё ещё опасных механоидов. Как правило летунов. Чаще их просто забрасывали гранатами и потом для верности расстреливали в упор. Но попадались и огрызающиеся огнём, уже не способные летать, но ловко шмыгающие с помощью манипуляторов между укрытиями.

Сфероид взвился вверх внезапно. Секунду назад он казался сильно повреждённым – дырки в корпусе и вмятина на том месте, где некогда крепились два шланга-отростка. Возницын сиганул за вертикальный обломок стены, самую малость опередив несущуюся на него смерть. Лучевой вихрь вонзился в бетонит и оставил проплавленные отметины. Сфероид уже юркнул к запрятавшейся живой мишени, намериваясь расстрелять её сверху, когда его окатило картечью. Панютин подоспел очень даже вовремя, с двадцати метров он трижды лупанул из дробовика. Утяжелённая картечь размолотила сенсоры и проникла сквозь пробоины в механическое нутро. Летун рухнул и застыл навеки.

– Шустрый ты, смотрю, – усмехнулся Панютин, дозаряжая дробовик и поправляя заброшенный за спину ППК.

Возницын уже вылез из укрытия и раз-другой пнул мёртвый сфероид, проверяя не притворяется ли тот мёртвым и на этот раз. Это могло бы показаться смешным, но Возницыну было не до смеха.

– Теперь первым пойду я, – сказал Панютин. – Буду всех их сперва картечью проверять…

Выстрелы вокруг смолкли. Стало как-то гнетуще тихо. Панютин и Возницын продолжили прочёсывание, не зная, что только что расправились с последним боеспособным механоидом.

Верхние ярусы были явно не достроены. Оракул прошествовал по всем коридорам, переплетённым, казалось, без всякой планировки, побывал во многих помещениях, где ему полковник представлял на обозрение богатые трофеи – древние изделия, давно сломанные либо выработавшие ресурс, но способные ещё отдать учёным Новороссии частички технологических тайн ушедших времён. Тайн не только человеческих, но и чужаков. Получив доклад об успешном завершении боя, Оракул незамедлительно отложил на время все свои дела в портале Южного материка и поспешил к Морошникову.

Верхние ярусы пестрели то оголённой породой, то бетонитовой отделкой. Часть секций были вообще только грубо вырублены в скальной толще, иные же вполне соответствовали ранее найденным в плане обустройства, даже остатки мебели иногда попадались. Оракула прежде всего интересовали механоиды. Не уничтоженные в бою – таких было во множестве, а те, что сломались и найдены разведчиками. Внешне целые, но давным-давно безжизненные, если конечно к механизмам можно применить слово "жизнь". Летуны, шагоходы и бочкообразные на гусеничном ходу, которые так и не дожили до приснопамятного боя. Не дожили, но однако имели в своих внутренностях много чего интересного. Оракул методично изучал поломки, набив руку на вскрытии "сдохших от старости" механоноидов. Изучал и пытался извлекать то, что казалось работоспособным. И вскоре понял, что без нужных инструментов ему не обойтись. Да и сами инструменты ещё только придётся изготовить в условиях нормально оборудованной лаборатории одного из закрытых отделов Главразведупра.

– Я осмотрел генератор, – сообщил он Морошникову, когда тот вернулся из ведущих наверх проходов, в которых сейчас бойцы пытались разобрать завалы. – Мощная, скажу я вам, штуковина. В нём энергии ещё надолго хватит.

Полковник ничуть не удивился, но однако же спросил:

– И на чём же, интересно, этот генератор работает?

– Антиматерия, Игорь Владимирович. Я не знаю точно сколько её там, может всего пару граммов… Но если их высвободить, то от аннигиляции здесь так рванёт, что, боюсь, мы получим изрядно подпорченный портал. Во всяком случае, путь наверх нам отрежет, в этом даже не сомневайтесь.

– Понятно, зачем генератору такая броня, – усмехнулся Морошников, вспомнив свои первые впечатления от лицезрения генератора – полутораметровой в высоту танкетки на гусеницах. – Признаюсь, я сперва подумал, что это механоид такой.

– Ну, по правде, это недалеко от истины, – отозвался Оракул. – Вот только я не совсем представляю, зачем чужаки их тут применили. Я нашёл самоходные платформы с опознавательными знаками темискирского гарнизона. Платформы хоть и повреждены, но я уверен, что это были установки радиоэлектронного подавления.

– То есть, для борьбы с механоидами?

– Совершенно верно. Мощный ЭМ-импульс и вся эта боевая машинерия – груда умертвлённого металла.

– Гм! – Морошников потеребил пальцами мочку уха. – Я вам ещё не успел сообщить… Там на верхних ярусах мы наткнулись на дохлых механоидов без внешних признаков повреждений. Их там сотни, наверное. На целый пехотный батальон наберётся… И следы боёв. Мои бойцы повсюду натыкаются на останки людей. А в двух "пещерах" найдены аккуратные штабеля тел чужаков.

– Добавьте сюда два орудия, что прошибали броню шлюзов, – сказал Оракул, – и вы получите картину сражения.

– Что за орудия?

– Я на них наткнулся с полчаса назад. Разбитые самоходные орудия, насколько я могу судить, предназначенные для направленных гравитационных ударов. Видимо, таких орудий у чужаков, что прорвались сюда, было всего два. И оба уничтожены защитниками. Вот поэтому механоиды и не проникли на более нижние ярусы. Вернее, проник только авангард, но его уничтожили и тела потом убрали. А основные силы с гравипушками и механоидами были отсечены у того шлюза "3-18". А потом чужаков, похоже, тут запечатали…

– С воздуха пробомбили?

– Трудно сказать, может и пробомбили, замуровав здесь штурмующих…

– Не думаю, что замуровав. Тут приток воздуха… Значит, воздушные шахты целы, по крайней мере часть из них… Я предполагаю, что когда чужаки штурмовали этот портал, наши ударили по ним на поверхности. И видимо, наглухо отрезали прорвавшихся от оставшихся наверху.

– Может и так… – не стал спорить Оракул. – Тогда получается…

– Получается, – перебил его Морошников, – что у нас есть возможность пробраться на поверхность.

Они помолчали. Полковник раздумчиво смотрел в одну точку – куда-то на вскрытую бронепанель самосдохшего сфероида, и наконец сказал:

– Мне понадобится вся взрывчатка, что у нас есть.

– А если её не хватит? – состорожничал Оракул.

– Если не хватит, Александр Иванович, то боюсь, придётся подниматься наверх на Южном портале и вызывать шлюп. У нас ещё семь раненых добавилось. Да и погибших надо похоронить по-людски… Похоронить дома…

– И продовольствия не так чтоб уж совсем… – докончил Оракул. – Что ж, Игорь Владимирович, дерзайте.

Морошников пожал начальнику экспедиции руку и покинул "разделочную" – так бойцы успели прозвать мастерскую Оракула, в которой тот устраивал вскрытия механоидов. О том, что близь раскопок на Южном материке всё ещё могут находиться островитяне, полковник предпочитал не думать. Если уж совсем прижмёт, то придётся выкуривать островитян и потом вновь взрывать выходы.

Горы. Величественные, покрытые вечными снеговыми шапками хребты и низкогорья, густо поросшие лесами – отсюда, из расчищенного взрывчаткой выхода открывалась просто завораживающая красота. Особенно, если долго пребывать в подземельях и мечтать об облаках и ветре. Долина, что раскинулась в низине, казалась девственно чистой. Ни нити дорог, ни какие-либо постройки не нарушили её первозданного вида. Глушь. Глухомань. Казалось, что на сотни вёрст вокруг нет ни одного человека, если конечно не считать бойцов, жадно ловящих дуновения осеннего и по-южному мягкого ветра.

Морошников не меньше других радовался ветру и полной грудью вдыхал казавшийся по особому свежим воздух. Но дела насущные не оставляли его мысли ни на миг. На прорыв к поверхности израсходованы все аммонитовые шашки, осталось лишь несколько детонирующих пентритовых шнуров, сильно уменьшился боезапас, скоро начнёт ощущаться нехватка питьевой воды, пока ещё хватает бинтов, антисептиков и обезболивающих, но половине раненых требуется госпитализация. И в довершение, при всех своих талантах, Морошников не смог сделать топографическую привязку на местности. Другими словами, он лишь примерно представлял широту и не знал на сколько восточнее его отряд находится относительно нулевого меридиана. Выручил Оракул. Он и не пытался пыхтеть над вычислениями, тем более без карт и без звёзд, что скрыты небесной глазурью до ночи. Оракул связался с "Реликтом", получил подтверждение пеленгации и после сеанса связи с Красновым, сообщил Морошникову координаты отряда. Экспедиция вышла на поверхность посреди юго-восточных гор острова Элатея – одного из главных островов Островного Союза. До ближайшего поселения было не менее ста тридцати километров.

Около полуночи, когда в небе посреди россыпи звёзд царственно сияла Ириса, из ночной мглы появился шлюп и, почти бесшумно рассекая воздух, опустился на поляну вблизи уходящего в подземелья отнорка. Шлюп прибыл ночью не по чьей-то прихоти, горы только кажутся пустыми. Здесь вполне могли бродить охотники, геологи или все кому не лень. К тому же за половину светового дня Морошников трижды замечал пролетавшие вдалеке самолёты, а это значит, что эти горы находятся в зоне полётов авиации островитян.

Пассажиров шлюпа встречали без всяких почётных караулов и торжественных построений. Первым делом Морошников распорядился доставить на поверхность раненых. И полковник не удивился, когда по опустившейся рампе первыми сошли медики, тут же принявшиеся осматривать раненных бойцов и задавать вопросы у отрядного санинструктора, тоже, кстати, получившего ранение в последнем бою. Потом на рампе показались генералы. Краснов, Острецов и (кого Морошников никак не ожидал здесь увидеть) сам начальник Главразведуправления генерал Хромов, которого полковник за всю службу видел всего один раз – и то издалека.

– Ну что, Игорь Владимирович, – протянул руку Хромов после всех уставных формальностей, – очень рад вас видеть. Доклад у вас потребую чуть погодя. Сперва мы тут осмотримся… Поглядим на местные чудеса, то бишь артефакты, поглядим и на портал… А уж докладывать вы будете по ходу. Да не спеша, не упуская мелочей. Спешить нам в ближайшие сутки пока что некуда. И кстати, не забудьте подать мне списки с представлениями.

Хромов пожал руку и Оракулу, затем подошли Краснов и Острецов, тоже пожали всем руки.

– А мы вам сменщиков прихватили, – сообщил Острецов, показав рукой себе за спину, где по рампе гремели сапогами бойцы. – Два взвода, запасы всего необходимого и штатские добровольцы из Горно-Инженерного Корпуса. Так что теперь можете развернуться пуще прежнего.

– Я надеюсь, мне сменщика не нашли? – с улыбкой спросил Морошников.

– Нет, полковник, – ответил Хромов, – вас я пока тут оставляю… И вас, сударь, – обратился он к Оракулу.

– Как говорится, на переправе коней не меняют, – шутливым тоном, но вполне серьёзно сказал Краснов. И хлопнул Оракула по плечу. – А то кто ж нам дальнейший путь обеспечит?

– Было б чем… – насупился Оракул. – Я запрашивал…

– Вторым рейсом всё получите, – перебил его Хромов. – А пока что ваша первоочередная задача подготовить к эвакуации самые ценные артефакты. Второй рейс будет к утру, успеете?

– Слишком всего много тут… – сбивчиво ответил Оракул.

– Погрузку я беру на себя, – вызвался Морошников.

– И правильно, – одобрил Острецов. – Пусть-ка Александр Иванович самими порталами занимается. Ну и первичным изучением "трофеев", разумеется.

– Пусть будет так, – согласился Хромов. – Перед нами, господа, открываются поистине невообразимые возможности. И чем скорее будет проложен путь к Новороссии… и не только к Новороссии, тем скорее мы приблизим Победу.

Начальник ГРУ осмотрелся, проводив глазами носилки с раненными, и сказал Морошникову с Оракулом:

– А теперь идёмте смотреть здешние тайны, господа. У меня есть сутки, чтобы всё осмотреть, поэтому не будем терять времени. Надолго покинуть Светлоярск я не имею права.