На задворках галактики. Книга 3

Глава 9

Светлоярск, правительственный дворец.

Полномочный представитель Северной Раконии Ярвин Белинг следовал за сопровождающим чиновником по анфиладе залов, держа гордую осанку и сохраняя всем своим видом величие собственного статуса. Ради предстоящего раунда переговоров – заключительного (как он надеялся), Белинг надел торжественный вицмундир тёмно-серого цвета с вышитыми золотой канителью розетками на воротнике, украшенными россыпью мелких рубинов. О его высоком статусе могли сказать и бриллиантовые запонки, и церемониальная рапира в инкрустированных драгоценностями ножнах. Фехтовальщиком Белинг слыл умелым и часто посещал скойландский клуб "Гардэ", где представители его круга проводили время в физических тренировках, призванных укрепить не только тело, но и закалить волю к победе и достижении жизненных целей; а также в приватных обсуждениях, когда в миг могли быть обрушены чьи-то карьеры или наоборот – молодой, подающий надежды выскочка мог вдруг взлететь так высоко, как ему и не мечталось. В последнем случае кандидату вовсе не требовалось состояние и хорошие связи, а лишь ум и определённые способности на выбранном им поприще. В молодости Ярвин именно так и попал наверх, его трудолюбие и ум были вовремя замечены, а после женитьбы на дочери главы департамента лёгкой промышленности, карьера резко пошла в гору.

Проходя по пятому по счёту дворцовому залу, Белинга начало одолевать раздражение. В залах было на что посмотреть, убранство напоминало древние замки: на стенах панорамы батальных сцен; трофейные знамёна и штандарты, накопленные, наверное, за полторы или даже две сотни лет; собрания холодного оружия, среди которого попадались и вовсе редкостные образцы. Белинг бывал здесь не раз и давно получил стойкое впечатление, что дворец сильно напоминает обиталище военного диктатора или, другими словами, императора.

Однако раздражение полпреда было вызвано не убранством залов. Его раздражала странная необходимость водить его таким длинным маршрутом. Он прекрасно знал, что в зал переговоров можно попасть гораздо быстрее. И ещё больше его раздражала мания таинственности, обуявшая правящий слой Новороссии.

Концепцию Тайного Совета Белинг считал данью параноидальным наклонностям здешних чиновников высшего ранга. Естественно, он знал о многолетней череде покушений на высших должностных лиц Новороссии и где-то глубоко в душе разделял их опасения. Но когда дело доходило до межгосударственных переговоров, игра в таинственность выглядела, на его взгляд, нелепо. Как глава северо-раконской делегации, при этом наделённый правом принятия решений от лица своей страны, Белинг был в праве ожидать участия в переговорах Верховного правителя и канцлера, а также других высших чиновников. Но вместо этого приходилось раунд за раундом иметь дело всего лишь с двумя членами Тайного Совета – с главой МИДа Бондаревым и военным министром Родионовым, и то только потому, что они в силу ряда причин являлись фигурами публичными. И кстати, военный министр стал фигурой публичной не так уж давно.

Дворцовый служащий распахнул перед ним дверь зала переговоров. Белинг вошёл. И напоролся на холодную улыбку Бондарева. Глава МИДа бессменно занимал свою должность не первое десятилетие и давно стяжал славу упёртого, непробиваемого переговорщика. Голову Бондарева обрамляли седые волосы с чудаковатым хохолком, в свои годы он сохранял завидную подвижность и, само собой, ясный отточенный ум. Родионов на его фоне смотрелся заправским солдафоном. Стать фельдмаршала внушила бы уважение любому атлету-тяжеловесу, а грубое лицо с переломанным носом и тяжёлый взгляд исподлобья, по мнению Белинга говорили бы о чём угодно, но только не о наличии интеллекта, если бы не высокий лоб. Будучи натурой утончённой, полпред считал, что фельдмаршалу с его рожей в самый раз бы пребывать в экипаже какого-нибудь судна контрабандистов, а не в офицерах, тем более высших. Голос Родионова был ему под стать – раскатистый и мощный. А вот ордена он носил боевые, в Новороссии не ценились побрякушки, какими любили щеголять некоторые генералы Северной Раконии, цепляя их по случаю пребывания в штабе близь передовой. Свою спесь Белинг тщательно упрятал поглубже, успев уже убедиться, что грубая внешность Родионова скрывает незаурядный ум и даже умение хитрить.

– Спешу вам объявить, господин Белинг, – начал Бондарев, когда все расселись за столом, – что ваши предложения ещё раз изучены самым тщательным образом. И мы их принимаем.

Ощутив громадное облегчение, северо-раконский полпред вежливо улыбнулся и произнёс:

– В таком случае, господа, прежде чем мы позовём секретарей и подпишем протокол о намереньях, я бы хотел услышать ваши подтверждения по каждому вопросу отдельно.

– Мы готовы, – сказал Бондарев, делая ударение на слове "готовы", – нарастить объёмы военных поставок для вашей страны. В усилении наших союзников мы видим один из факторов скорейшей победы в войне. Поэтому все ваши предложения мы берёмся удовлетворить в полной мере. За вашей стороной остаётся лишь вопрос проводки составов от границы Хаконы и транзитные расходы.

– Предварительные договорённости с Хаконой мы уже имеем, – заявил Белинг, опустив одну существенную мелочь, что новая хаконская власть, обосновавшаяся на русских штыках, но тем не менее отнюдь не марионеточная, рассматривает Северную Раконию не только как союзника Новороссии, но и как своего союзника тоже. – Через несколько дней мы заключим с Альтенбергом транспортный договор.

Глава МИДа жестом дал понять, что и не сомневался в успехе решения этого вопроса.

– Могу ли я поинтересоваться конкретными цифрами? – спросил Белинг. – По каким из позиций вы наращиваете поставки?

– Поставки вольфрама и никеля мы готовы увеличить на десять тысяч тонн, – с готовностью ответил Бондарев. – Хрома и бокситов на четырнадцать тысяч тонн, авиадвигателей на шестьсот единиц, полевых радиостанций на три тысячи семьсот единиц, лёгкой артиллерии на восемьсот восемьдесят единиц, грузовых машин на четыреста единиц, хлопка на четыре тысячи тонн, кожи на один и восемь тысяч тонн, локомотивов на двадцать единиц, товарных вагонов на пятьдесят единиц, тротила на тысячу двести тонн, армейской обуви на шесть тысяч пар, химикалий на две тысячи тонн, стрелкового оружия и боеприпасов в два с половиной раза, противопехотных мин в три раза. Кроме того, зная ваше бедственное положение со средствами химической защиты (глава МИДа решил не озвучивать, что практически вся химическая промышленность, кроме нефтедобывающей и нефтеперерабатывающей, захвачена велгонцами, вследствие чего северо-раконская армия испытывает большие трудности в обеспечении противогазами и резиновыми костюмами), мы готовы единоразово передать вам триста тысяч защитных комплектов. По цене себестоимости.

Белинг просиял и поспешно загасил внешние признаки радости.

– Признаюсь, на это мы не рассчитывали. Ваша помощь несомненно поспособствует снижению интенсивности химических атак велгонцев.

Бондарев и Родионов согласно переглянулись. На фронтах русской армии велгонцы химоружие использовали довольно редко по причине малоэффективности. Но когда в войну вступила Северная Ракония, а затем когда она потеряла практически больше половины своей территории вместе с весомой частью промышленной базы и военными складами, Велгон не преминул использовать накопленные запасы против нового врага.

– Что касается вашей просьбы, – продолжил глава МИДа, – об отправке к вам общевойскового корпуса, для укрепления вашего фронта…

При последних словах Бондарева, Белинг сдержал пробудившееся возмущение. Будь на его месте вечно недомогающий Беггесен – министр иностранных дел Северной Раконии, тот бы и ухом не повёл. Но Белингу нелицеприятные намёки главы МИДа Новороссии резали слух.

– …мы нашли её осуществимой, – закончил Бондарев. – Но у нас есть ряд условий, которые вы должны принять здесь и сейчас.

– Я вас слушаю, – не выдавая напряжения, сказал Белинг. Он надеялся, что русских не покинуло благоразумие и не придётся выслушивать нечто неприемлемое.

Говорить стал Родионов, до сего момента не проронивший ни звука.

– Корпус мы готовы отправить, как только закончится его формирование у Редена. Снабжение мы, естественно, берём на себя.

Фельдмаршал дождался осторожного кивка полпреда. Родионов не сомневался, что дай им волю, союзники бросили бы русские дивизии на самое трудное направление, и поначалу противился идее отправить войска. Но верх после всех обсуждений в Тайном Совете, взяло соображение, что врага надо бить по всем направлениям, и при этом направления следует выбирать самим.

– Условие первое, – продолжил Родионов, – наш контингент не будет напрямую подчинён вашему командованию. Все приказы оперативного характера будут проходить через наш Генштаб и через меня лично. Вместе с этим, командующий контингента будет обязан наладить взаимодействие с соседями из числа ваших соединений и объединений, с тем чтобы обеспечивать со своей стороны помощь в проводимых вашими войсками операциях. С вашей стороны мы ждём ответного взаимодействия и своевременной помощи, если таковая понадобится.

– Это приемлемо, – согласился Белинг. – Мы ждали подобного условия.

– Условие второе: контингент будет развёрнут против группировки противника на направлении Сере. Задачей контингента будет наступление на Сере с целью перерезать сообщения с побережьем, и в особенности с главной базой велгонского флота Алезунд.

– Простите, господин фельдмаршал, – Белинг скептически улыбнулся, – я человек не военный, но даже мне кажется, что у трёх-четырёх дивизий не хватит сил для этого.

– Вы правы, – тут же согласился Родионов. – Поэтому у нас есть третье условие: мы перебрасываем к вам не корпус, а армейскую группу в составе стрелкового корпуса, отдельных артиллерийских, танковой и инженерно-сапёрной бригад. В последствие группа будет усилена дополнительными частями и соединениями, а для её прикрытия с воздуха мы выделим смешанную авиадивизию.

Белинг слегка растерялся, ведь на подобное ни он, ни его правительство не рассчитывали. Собственно, после озвучивания состава перебрасываемых союзных войск, его миссию можно по праву считать успешной и, пожалуй, по приезде домой, его ждёт торжественная встреча. Да и как иначе? Союзники вызвались оттянуть на себя часть сил велгонцев, заодно решив нанести врагу стратегический удар. Если у русских получится задуманное, флот Велгона очутится в наземной блокаде. Дивизии Новороссии перережут Сере-Сент-Кристофскую "горловину", что на настоящий момент даёт Велгону выход к морю. Заодно дивизии союзников упрутся в Пустоши. И тогда велгонцы вынуждены будут штурмовать их в лоб, так как обходить их через Пустоши равносильно напрасной трате времени и сил. Тяжёлая техника просто не пройдёт, а живая сила понесёт потери от токсического и радиационного заражения. Бои, конечно, разгорятся и в "сером терминаторе", но там хоть не так опасно и территории худо-бедно изучены.

– Теперь четвёртое условие, – объявил фельдмаршал.

Ожидая подвоха, Белинг напрягся.

– Ваша дальнебомбардировочная авиация должна возобновить налёты на северные заводы Велгона, те что расположены на границе Пустошей и провинций Ферс-Норт и Оракс.

– Что ж, – оценил полпред, – это в наших силах. И в наших общих интересах.

Фельдмаршал кивнул и озвучил завершающее условие:

– В составе нашей армейской группы будут действовать контрдиверсионные подразделения. С вашей стороны необходимо обеспечить им широкие полномочия и наладить их взаимодействие с вашей армейской контрразведкой.

– Это выполнимо, – сказал Белинг, не подозревая, на что только что дал устное согласие.

– В таком случае, – подвёл черту Бондарев, – самое время пригласить секретарей и заняться деталями.

Белинг молча согласился и позволил себе довольную улыбку.

Когда пришли секретари и остальные члены северо-раконской делегации, в зале переговоров появился ещё один представитель Новороссии. Это был действительный статский советник средник лет, облачённый в новенький вицмундир. Держался он подчёркнуто независимо, словно происходящее за столом не имело к нему ни малейшего отношения.

– Прежде чем приступим, – сказал Бондарев Белингу, – позвольте представить вам нашего представителя при Союзном Комитете господина Неследина. Он будет курировать все вопросы взаимодействия СК и вашего кабинета министров.

Белинг вежливо кивнул и получил чёткий кивок в ответ.

– Господин Неследин полетит вместе с вами в Скойланд. Надеюсь, вы найдёте общий язык.

Полпред ещё раз окинул взглядом навязываемого Бондаревым статского генерала и промолчал.

А спустя час, когда стороны подписали все условия договора, Бондарев и Родионов остались одни в опустевшем зале.

– Теперь главное, чтобы Белинг долетел до Скойланда, – сказал Родионов.

– Неследин его прикроет, – уверенно заявил глава МИДа. – Надеюсь, у него хватит сил, чтобы прикрыть и министров до прибытия "охотников".

Фельдмаршал ничего не сказал. Он на собственной шкуре убедился, что убрать человека можно не только силой оружия материального. К счастью, его психика оказалась крепкой. А вот в правительстве союзников после их вступления в войну происходила череда самоубийств и скоропостижных смертей "по естественным причинам". Как, например, с предшественником Белинга – лёг спать здоровым, полным жизненных сил, а на утро его разбил инсульт.

Южный материк

Диспетчерский отсек представлял собой автономную капсулу правильной параллелепипедной формы, защищённую толстыми бетонитовыми стенами. В случае необходимости, отсек мог изолированно существовать внутри транспортного портала до нескольких месяцев – пока не кончатся запасы продуктов и воды. Отсек обладал замкнутой системой рециркуляции воздуха с мощными фильтрами, а при необходимости эти же фильтры позволяли производить забор внешнего воздуха, даже если он насыщен радиоактивной пылью или отравляющими веществами. Имелись здесь и собственный генератор, и спальный кубрик, и санузел. Когда Оракулу удалось вскрыть обе двери шлюза, он, после двух дней исследования этого маленького замкнутого мирка, задал древними строителям и проектировщикам мучавший его вопрос: "а для чего, собственно, диспетчерской нужна автономность?" Естественно, вопрос остался без ответа, да и не прозвучал он вслух.

Впрочем, Оракул очень быстро отдал должное прозорливости древних строителей. Генератор, не подвергшийся за прошедшие века непредусмотренным правилами эксплуатации воздействиям, то есть проверкой на прочность ударной волной или крупнокалиберными снарядами, или термобарическими зарядом, оказался вполне работоспособен. Для обслуживания капсулы, его мощности хватало с избытком, а активного вещества оставалось, наверное, ещё на несколько столетий.

Центральный пульт Оракулу удалось активизировать вчера утром. И с тех пор тот поглотил всё внимание начальника экспедиции. Оракул начисто позабыл про отдых, ел когда ему напоминали и делал это машинально. По прошествию полутора суток он уже плохо соображал от усталости, но всё-таки своего добился. Древний пульт, а за ним и остальное оборудование диспетчерской готово было и дальше служить своей цели – обслуживанию подземных магистралей.

Полковник Морошников заглянул, когда Оракул рассматривал голограммную карту транспортной сети. Объёмная схема из контрастных разноцветных световых потоков неоднородной плотности, заворожила Морошникова на долгие минуты. Не издавая ни звука, он следил за начальником экспедиции и терпеливо ждал, когда тот отвлечётся и обратит на него внимание.

Поглощённый изучением схемы, Оракул заметил полковника не сразу. То, что Морошников появился в диспетчерской незаметно, он списал на собственную усталость и исследовательский азарт.

Какие мысли роились в голове полковника за непроницаемой маской спокойствия? Оракул знал, что Морошников посвящён во многие тайны, что он доверенный офицер Острецова и что он дважды бывал на "Реликте". И всё же, полковник как дитё малое уставился на голоэкран и не проявлял бурного интереса только потому, что умел прекрасно себя контролировать.

– Как наши дела, Игорь Владимирович? – осведомился Кужель, показав пальцем наверх, и выключил голоэкран.

– Раскопались, – сообщил полковник. – Островитяне всё ещё там. Я отправил двух разведчиков, чтоб поближе посмотрели что к чему. Но предварительно, судя по гулу, где-то поблизости от раскопок оборудован аэродром.

– Выход не обнаружат?

– Уверен, что нет. Выход на поверхность очень узкий и хорошо замаскирован. Наткнуться на него можно только случайно.

– Хорошо, – нисколько не усомнился Оракул. – Вы не ошиблись насчёт аэродрома? Может, это гидроплан пролетал?

– К сожалению, нет, Александр Иванович. Уж гидроплан от "Пегаса" я отлечу.

Оракул не скрыл удивления. Транспортный "Пегас" – самолёт довольно тяжёлый. Конечно, его не сравнить с более тяжёлым "Першероном", которому для посадки требуется бетонная ВПП, причём не менее двух километров. Но "Пегас" мог взять на борт до трёх тонн груза при заполненных под завязку баках. Вставал вопрос: зачем островитянам понадобилось их сюда гонять? "Пегасы" на Южном материке могли базироваться только в колонии Порт-Никеля. Выходит, островитяне что-то сюда перевозят. Или наоборот – вывозят? Или по воздуху производят смену дежурных подразделений? Знать бы наверняка!

– Когда вернутся разведчики, – сказал Оракул, понимая, что это произойдёт скорее всего под утро, – сообщите мне незамедлительно. Мне надо точно знать, можно ли рассчитывать, что островитяне уберутся отсюда в скором времени.

– Договорились, Александр Иванович.

Полковник разделял беспокойство Кужеля. В принципе, время, отпущенное Острецовым, ещё не истекло, но что если островитяне застрянут здесь надолго? А ведь в отряде есть раненые, да и запасы продуктов не бездонны.

– В любом случае ждать не будем, – резко повеселев, объявил Оракул. – Завтра, Игорь Владимирович, начинаем пробовать портал.

– То есть, вы разобрались в системе управления?

– А чего в ней разбираться? В общем-то, всё оказалось просто, только немного непривычно. Желаете поучаствовать в первой поездке, а?

– Даже не знаю… – предложение показалось Морошникову преждевременным. – Пусть сперва разведчики вернутся, а потом прикинем, как нам быть вообще.

– Ну, а потом? – вопрос Оракул задал с улыбкой.

– А потом, – тоже улыбнулся полковник, – кину-ка монетку, с какой магистрали начинать. И в путь!

– В добровольцах недостатка не будет. Я давно заметил, многие бойцы мечтают прокатиться по туннелям, – Оракул глянул на часы и прикинул, сколько позволить себе поспать. – Знаете что, Игорь Владимирович? Разведчиков будем встречать вместе. Давно хочу хоть украдкой поглазеть на открытое небо. И думаю, пора бы уже напомнить о себе Светлоярску.

Полковник согласно хмыкнул. А Оракул уже предвкушал, что скажет Краснову и как скоро "старик" сообщит о сеансе связи Острецову. Оракул и не подозревал, что его подземная эпопея только начинается.