Наблюдатель

Глава пятьдесят четвертая

Мы с Шелли на неделю сняли президентский номер в «Гранд-отеле», заказывали себе завтрак в номер, ходили на пляж, смотрели достопримечательности и ужинали в дорогих ресторанах. Для интимного общения нам также удавалось найти время, но слову «спать вместе» мы придавали совершенно новое, современное значение. Мы просто спали. По десять часов в сутки.

Шелли быстро шла на поправку. Восстановиться после того, как на тебя напали в собственном доме, а затем похитили, очень непросто, даже если твоя память затуманена. Шелли требовалось время, чтобы прийти в себя и побороть свои страхи. Мы гуляли по городу и ходили на пляж, но только в светлое время суток. Каждый вечер, сам того не сознавая, я отводил ее на просторную территорию «Гранд-отеля». Я понимал, что мы приехали сюда не ради достопримечательностей. Это был своего рода побег.

На четвертый день я проснулся в девять часов утра. Шелли только что вышла из джакузи, завернувшись в полотенце. Я открыл глаза и увидел, что она пристально смотрит на меня. В ее взгляде я заметил настороженность, опасение. Я сказал ей: «Доброе утро», — она ответила мне тем же и отвела взгляд.

В дверь постучали, и Шелли вздрогнула.

— Ах, наверное, принесли завтрак. — Она рассмеялась, но я понял, что ей совсем не весело.

Я накинул рубашку, подошел к двери и дал чаевые курьеру. Положив в рот ложку мюсли с фруктами, я прожевал и проглотил их, но не почувствовал вкуса. Шелли вертела в руках кусок тоста и смеялась над моими шутками, но вела себя очень сдержанно. Она была бесстрастна и холодна, как солнце, восходящее на востоке. Теперь я почувствовал это особенно остро, даже сильнее, чем в тот момент, когда Шелли решила расстаться со мной, потому что тогда я еще надеялся, что она вернется ко мне.

Я принял душ, надел летние брюки и рубашку с короткими рукавами и проводил Шелли в спа-салон, где заказал для нее целый комплекс косметических процедур. Массаж, уход за лицом и тому подобное. Сначала она возражала, и весело рассмеялась, когда ей предложили сделать педикюр, но узнав, что процедура включает массаж ног, — согласилась. Шелли хотела, чтобы ей помогли расслабиться, а не просто баловали ее.

Я, как и подобает галантному кавалеру, проводил ее до дверей спа-салона, но она чувствовала, что я стараюсь держаться рядом, чтобы защитить. И не ошибалась.

— А что ты будешь делать сегодня утром? — спросила она.

— Мне нужно кое о чем подумать.

Она кивнула и повернулась к двери.

— Шелли.

Она оглянулась и спокойно посмотрела на меня. Пауза затянулась слишком долго, Шелли, заметив мои колебания, поняла, что я хочу сказать, и приготовилась к самому худшему.

— Давай передвинем время отлета, — предложил я. — Чтобы мы могли улететь завтра утром.

Она посмотрела мне в глаза.

— Ты должна вернуться к своей жизни, — добавил я. — А я — к своей.

Некоторое время Шелли размышляла, и хотя вслух ничего не говорила, я видел, что она приняла решение. Я знал Шелли Троттер лучше, чем она себя. И мне была известна разница между желанием быть с кем-то и страхом остаться в одиночестве, а также между любовью и влюбленностью.

Я молча вернулся в мой номер. Мне было больно, но я обязан быть честным с ней, хоть эта честность и лежала у меня на сердце тяжелым грузом.

Я вышел на веранду с папкой в руках, которую принес с работы. Через месяц мне надо выступать на процессе по делу о подлоге. Я немного отставал по срокам, но меня это не очень пугало. Подготовка к суду была моей любимой частью работы, мне нравилось формировать стратегию и планировать дальнейшие действия. Это похоже на игру или соревнование, нечто среднее между спортом и театром. Мне казалось, что моего клиента скорее всего осудят. В лучшем случае он, как страус, спрячет голову в песок, пока его директора будут бегать, пытаясь уладить конфликты и жертвуя средства в помощь бедным. В худшем случае его обвинят в незаконной деятельности.

Но я считал, что он выкрутится. Начнет спорить, утверждать, что ничего не знал о происходящем, да просто и не мог этого знать. Главный свидетель обвинения, скользкий тип, который работал на федералов и согласился давать показания против моего клиента, был не в ладах с законом. Он солгал федералам и признался, кажется, в увлечении азартными играми. В суде я порву его на кусочки. А потом напущу побольше тумана, чтобы никто не увидел целой картины.

Теперь в этом и заключалась моя работа: напускать туман, опровергать версию обвинения, выставлять свидетелей конкурирующей стороны в невыгодном свете и показывать, насколько ненадежные это люди, а мой клиент все это время должен спокойно сидеть и улыбаться нежно, сладко и безмятежно. Таковы правила игры. И я обязан ее выиграть. Правда никого не интересует. Мне не платят за то, чтобы я выяснял правду.

Когда-то все было иначе. Но я больше не буду работать обвинителем.

Я облокотился о перила веранды. Теплый ветерок пробирался за ворот рубашки, а лучи солнца согревали лицо. Перед глазами у меня проносились образы Козловски и жертв из колледжа Мэнсбери; среди них был и Терри Бургос. Я вспомнил, как он сидел перед казнью, привязанный к стулу, толстый и растрепанный. Смотрел мне в глаза, когда надзиратель объявил, что приговоренный отказывается от последнего слова.

«Я не один», — прошептал он одними губами. В своем последнем слове он обратился ко мне. Была ли это всего лишь цитата из песни Тайлера Ская? Или он догадывался, что его слова окажутся пророческими?

Я достал свой мобильный. По настоянию губернатора номер был введен в программу, хотя я не планировал использовать его.

Я связался с ассистентом, который быстро соединил меня.

Сначала губернатор немного встревожился, услышав мой голос. Я успокоил его, сказав, что у нас все хорошо. Шелли наслаждается отдыхом, сейчас у нее сеанс массажа. Мы обменялись несколькими фразами, но оба прекрасно понимали, что я звоню не ради дружеской беседы.

После короткой паузы я откашлялся.

— По поводу вашей просьбы, — сказал он. — Я замолвил слово за детектива Макдермотта. Думаю, в скором времени его ждет повышение.

— Очень вам признателен, Лэнг. Очень.

— Но вы же звоните не для этого, господин адвокат. И не для того, чтобы попросить у меня руки Шелли.

— Нет. — Я старался особенно не подчеркивать, насколько он прав.

— И также не для того, чтобы я замолвил за вас слово перед Гарландом. — Он рассмеялся. — Похоже, это он хочет оставаться вашим клиентом и просил моего заступничества перед вами.

Перед тем как мы с Шелли уехали на отдых, Гарланд Бентли посетил мой офис. Впервые за все это время он пришел ко мне. Извинился за то, что скрыл от меня важную информацию во время следствия по делу Бургоса, попросил меня и дальше быть его адвокатом. Уверял, что согласится на любые мои условия.

Я не тешил себя мыслью, что я единственный юрист, способный вести дела Гарланда. Я достаточно квалифицированный специалист, чтобы подняться на самый верх и при необходимости войти в круг избранных, но в нашем городе немало юристов, способных справиться с подобной работой и при необходимости развить в себе лидерские качества. Я надеялся, что Гарланд ценил мои заслуги, но не верил, что его просьба продиктована ощущением вины. Он просто чувствовал, что должен что-то для меня сделать.

Я познакомил Гарланда с Джерри Лазарусом — соучредителем нашей фирмы, который вместе со мной вел его дела. Представил ему Джерри как молодого, амбициозного и умного юриста — того самого человека, который ему нужен. Кажется, он согласился. Потому что я сам попросил его об этом. Так что сокращение штата нашей фирме не грозило. Она не потеряет бизнес Гарланда Бентли. Только надпись на табличке у дверей в юридическую фирму изменится. «Шейкер и Флеминг» — прекрасный вариант.

— Отдых, смена обстановки… Вам нужно немного покоя, — сказал губернатор. — Прекрасная возможность остановиться и подумать о жизни. О будущем.

Я не ответил, но улыбнулся.

— Не надо винить себя во всем, Пол. Я сам много лет был обвинителем. Тот человек признался в убийстве, его дом осмотрели криминалисты. И он убил почти всех женщин. Даже его собственный адвокат…

— Спасибо, губернатор. Я очень признателен. Но теперь, к сожалению, слишком поздно.

— Поэтому вы и позвонили мне? Потому что слишком поздно?

Он знал, почему я звоню. Я не мог изменить прошлое, как бы мне ни хотелось, но хотел верить, должен был верить, что еще не поздно совершить действительно хороший поступок.

— Думаю, вы слышали… На прошлой неделе судья Бенц объявила о том, что покидает свой пост, — сказал я. — Она переходит в федеральный суд и нуждается в адекватной замене.

Лэнг Троттер и на этот раз показал, что он умный и благородный.

Я поблагодарил его и закрыл крышку телефона.

Возле отеля я остановил такси и назвал шоферу адрес. Откинув голову на подголовник, я стал смотреть в окно на побережье. Машина поехала по узкой дороге, а за окном проносились прекрасные пляжи под удивительно чистым голубым небом.

Как мы узнали впоследствии, Леонид Козловски убил свою сестру Екатерину, когда ему было пятнадцать лет, а затем постарался убедить родителей, что она шпионка, пыталась уничтожить их семью и страну. У родителей имелись связи в партийной верхушке и вместо тюрьмы его поместили в психиатрическую лечебницу. И хотя сведения о жизни Козловски в Венгрии были весьма отрывочными, нам удалось выяснить, что его физические данные произвели впечатление на людей из спецслужб, и через два года, которые Козловски провел в лечебнице, ему поручили выполнять «грязную» работу. Еще через два года родители, которые не одобряли новый род деятельности сына, обратились за помощью к влиятельным чиновникам в правительстве. Возможно, не обошлось без крупных взяток, но в конечном счете Козловски разрешили покинуть страну как «политическому диссиденту». Это дело удалось провернуть довольно легко, поскольку все знали, что в социалистическом лагере диссидентов часто помещают в психиатрические клиники.

Однако Козловски не был диссидентом. Он на самом деле был сумасшедшим, и не смог избавиться от фантазий по поводу шпионов и наемных убийц. В США он лишь получил новое задание, Наталия Лейк Бентли стала его новым наставником. Он продолжал лечиться от параноидальной шизофрении и принимать лекарства. Но никто не знал, что творилось все это время у него в голове — ждал ли он приказов или сам разрабатывал очередную «миссию». Нам лишь стало известно, что долгое время ему удавалось избегать неприятностей. Он жил в довольно комфортных условиях в доме Мии Лейк, выполняя обязанности рабочего. Козловски познакомился с Кэсси, которая оказалась самой отзывчивой, самой искренней из семейства Лейк — Бентли.

Но Козловски был готов в любой момент выполнять приказы, и наконец этот день наступил. Это случилось после того, как Кэсси в приступе отчаяния убила Элли Данцингер. И когда Наталия позвала его, он ринулся в бой.

Из его бессвязного бормотания по поводу того, что Бургос был одним из нас, я понял: он поверил в это после того, как проследил за Бургосом и увидел, как правильно он распорядился телом Элли. Он считал, что именно поэтому Наталия поручила ему отвезти тело Элли к дому Бургоса. Он тоже был шпионом, их товарищем. Наблюдая, как его соратник Бургос убивает проституток, Козловски пришел к выводу, что проститутки — их враги, они выполняют секретную миссию, используя свой род деятельности в качестве прикрытия.

Никто не знал, сколько проституток убил Лео Козловски после истории с Бургосом. «Ночные бабочки» часто пропадают без вести, и никто их особо не разыскивает. Несколько лет назад одну проститутку обвинили в убийстве товарки — у жертвы между четвертым и пятым пальцами левой ноги был обнаружен надрез. Полиция подняла досье по другим случаям убийств проституток, и у трех из них нашли точно такие же метки. Других еще предстояло эксгумировать, и вряд ли кому-то предстояло понести наказание за эти убийства.

Поэтому Козловски и убил Амалию Кальдерон — женщину, которую я провожал из бара. Он думал, что спасает мне жизнь. Вложил в мою бесчувственную руку железный прут, орудие убийства, чтобы сделать соучастником и показать, что ему снова нужна моя помощь. Также он убил женщину около магазина хозяйственных товаров — она казалась очень привлекательной и была вызывающе одета. В своем воспаленном сознании он принял ее за проститутку, а следовательно, за шпионку.

Русскую проститутку, которая проходила под именем Дуня, он использовал, чтобы сделать из нее двойника Шелли и положить в ванну. Лео выкупил девушку, убил, привез на квартиру Шелли и сделал то, что запланировал.

Мое поведение разочаровало его. Я не отвечал на его записки. Я помешал ему убить Брэндона Митчема. Я не хотел быть его соратником. Он проник в квартиру Шелли, чтобы подключить меня к работе, — у него было около двух дней, пока анализ крови не подтвердил бы, что женщина, обнаруженная в ванной, не Шелли. Думаю, он решил на самом деле убить Шелли, если я не стану ему помогать, то есть «вести себя хорошо». В то время ее никто не стал бы искать, за исключением меня, поскольку все думали, что она уже мертва. Но Козловски был убежден, что я не поверю в ее смерть.

Наталии Лейк пока что удавалось избежать обвинений в преступном сговоре. Ходили слухи, будто окружной прокурор намеревался привлечь ее за попытку скрыть виновность Кэсси в гибели Элли Данцингер, но я был почти уверен, что он делает это лишь для того, чтобы успокоить разбушевавшуюся прессу. Не было никаких доказательств, что Кэсси действительно убила Элли. Разумеется, убийцей была Кэсси, но предполагать что-то и располагать возможностью это доказать — разные вещи. К тому же Наталия изо всех сил старалась скрыть правду. Тем более что Терри Бургос давно уже был официально обвинен, осужден и казнен за убийство Элли Данцингер.

Разумеется, в заявлении для полиции Наталия не упомянула тот факт, что именно она поручила Лео Козловски вынести тело Элли из квартиры и подбросить к дому Терри Бургоса, а затем следить за Бургосом и отчитываться перед ней. Я тоже ничего не сказал полиции.

Только не сейчас. Возможно, никогда.

Такси въехало на территорию жилого квартала. Высоко на холме стояли большие дома, окруженные высокими заборами. Я подумывал снять один из таких особняков для недельного отдыха с Шелли, но решил, что в отеле безопаснее. Не хотел, чтобы, оказавшись за тысячи миль от дома, Шелли пришлось ночевать в огромном доме со скрипучими половицами.

К тому же мой партнер по юридической фирме сказал, что если мы планируем остановиться в Сан-Жан-Кап-Ферра на французской Ривьере, то лучше всего поселиться в «Гранд-отеле».

Я заплатил шоферу довольно приличную сумму в евро, чтобы он согласился подождать меня. Я подошел к воротам дома, окруженного толстым забором из белого камня, и нажал кнопку звонка на золотой табличке.

— Bonjour[15], — ответил женский голос.

— Пол Райли, — произнес я. — К Гвендолин Лейк.

— А… — Она сделала паузу и перешла на английский: — Мистер… Райли?

— Да, Пол Райли.

— У вас назначена встреча?

— Нет. Но я прошу вас, скажите, что я приехал один.

Прошло около десяти минут. Наконец на длинной подъездной аллее появился мужчина. Он шел ко мне, одетый во все белое, мускулистый и загорелый.

— Мистер Райли?

— Oui[16].

— Bonjour. — Он открыл маленькую калитку и проводил меня в дом.

Мы поднялись по бесконечно длинной лестнице, а затем прошли мимо цветущих экзотических растений и деревьев. Я отметил, что дом большой, но назвать его огромным нельзя. Двухэтажный, кирпичный, с множеством окон, поблескивающих в лучах солнца.

Вместо того чтобы провести в дом, мужчина повел меня по тропинке, огибающей здание. Позади дома находился бассейн, такой же большой, как тот, что я посещал в старших классах школы, а также джакузи и просторная терраса.

— Мисс Лейк, — произнес вежливо мужчина.

Когда я видел Гвендолин в последний раз, она была растрепанная, с распущенными волосами и в домашней одежде. Тогда, в доме Наталии, она рассказала мне начало истории. Четыре часа спустя девушка села на самолет Американских авиалиний и отправилась в аэропорт Шарля де Голля в Париже.

Сегодня на ней были закрытый оранжевый купальник и махровый халатик, наброшенный на плечи. Она лежала в шезлонге у бассейна. Ее кожа уже не казалась такой бледной, как во время нашей последней встречи, влажные после купания волосы спадали на плечи. Она опустила солнечные очки и посмотрела на меня.

Даже не предложила сесть.

— Не знаю, что вам говорила Наталия, — начал я, — но не думаю, что против нее будут выдвинуты обвинения. Ей повезло.

Она отложила книгу и села в шезлонге, поставив ноги на дощатый пол.

— Я вообще удивлен, что она рассказала полиции о том, что ее дочь убила Элли. Зачем она так поступила? Полагаю, это была ваша идея?

Гвендолин сидела неподвижно, глядя вдаль сквозь темные очки. Конечно, я прав. Наталия не хотела, чтобы кто-то узнал о том, что Кэсси убила Элли. Ее бы вполне устроило, если бы Терри Бургос, профессор Олбани или кто-нибудь еще взял вину на себя.

— Вы сказали ей, что если она не расскажет все полиции, то сами сделаете это.

И снова Гвендолин ничего не ответила и даже не посмотрела на меня.

— Тогда вы убежали, — произнес я. — В среду, на той самой неделе, когда начались убийства. Вы улетели во Францию.

Мы уже проходили это прежде. Но я не случайно воскрешал те события, и она это понимала.

— Франция не выдает граждан США, — продолжил я. — Роман Полански — яркое тому подтверждение. Полагаю, именно поэтому вы и вернулись сюда.

Она молчала.

— Именно поэтому вы находитесь здесь сейчас, — добавил я.

Она посмотрела на меня.

— Вы знаете, — заметил спокойно я, — что убийство Кэсси Бентли остается нераскрытым. По сути, ее дело так никогда и не расследовалось. Вам ведь известно об этом, не так ли?

— Да, я знаю. — Она говорила бесстрастным тоном, но в ее голосе слышался вызов. — Конечно, мне это известно.

И все же она вернулась в Соединенные Штаты, пусть и три года спустя.

— Что я знал о Кассандре Александре Бентли? У нее был мучительный роман с профессором колледжа. Она была подвержена частой смене настроений. Узнав, что Гарланд является отцом девушки, которую она считала кузиной, а затем о романе Гарланда с Элли, она, образно говоря, лишилась рассудка. Кэсси ворвалась в квартиру Элли, когда увидела, как оттуда выходит ее отец, и вышибла ей мозги. Это все правда?

Из-под солнечных очков потекла слеза. Гвендолин вытерла лицо, ее рот скривился, но она по-прежнему не шевелилась.

— Посмотрите на меня, — тихо произнес я, — и подтвердите, что все сказанное мной — правда.

Она судорожно вздохнула, всхлипнула и откашлялась. Через некоторое время сняла солнечные очки и посмотрела на меня красными влажными глазами.

— Хорошо, — кивнул я. — И не было никакой беременности. Никакого аборта. Это было всего лишь предположение. И та история с вторжением в Шервудский медицинский центр. Все думали, будто вор хотел украсть тест на беременность, или записи об аборте, или результаты теста на отцовство. Но все это чушь, не так ли?

Она ничего не сказала.

— Однако эта версия казалась вполне убедительной. Эвелин Пенри проглотила ее. Полиция тоже. Даже я поверил. — Я перевел дух. — А потом рассказал вам, когда приехал повидать вас в доме на озере.

Она была достаточно умна, чтобы по-прежнему сохранять молчание.

— Вот тогда я и подсказал вам идею, которую вы тут же развили. Вы обсудили все с Наталией, чтобы ваши версии звучали одинаково. На следующий день вы обе пришли к нам, «по доброй воле», и рассказали, как Кэсси Бентли забеременела и сделала аборт. Вы хотели, чтобы мы вам поверили. Хотели, чтобы мы поверили вам, потому что в этом случае профессор Олбани выглядел виновным. Это ведь план Наталии, правда? На случай если что-то пойдет не так?

«Уничтожим Олбани…»

— Но это ложь, не так ли?

Она отвела взгляд и задумалась.

— Значит, я прав, — уверенно заявил я. — Вы должны были убедить меня, что я на правильном пути.

— На правильном пути. — Она рассмеялась, но в ее смехе чувствовалась горечь. — Хотите сказать, знаете, кто убил Кэсси?..

— Нет, так дело не пойдет.

Гвендолин осторожно посмотрела на меня, склонила голову набок и прищурилась. Теперь она наконец все поняла и испугалась, словно стены роскошного особняка стали вдруг смыкаться вокруг нее.

Гвен встала и огляделась по сторонам, будто искала убежище. Наконец повернулась ко мне. Выражение ее лица изменилось. Возможно, теперь я внушал ей страх.

— Вам понравилось, что Козловски сотворил с Шелли? — спросил я. — Или его идея с бензопилой? И несчастная девушка в ванной?

Она отвернулась. Хотя и не ответила, но явно оценила мою иронию. Наверняка подумала что-то вроде: «От старых привычек трудно избавиться».

Признаться, я не сразу догадался об этом. Но я всегда умел сводить концы с концами.

Во-первых, убийство в ванной, где от тела осталась лишь не поддающаяся опознанию кровавая груда из мяса и костей.

Во-вторых, записка Козловски: «Веди себя хорошо, и она тоже не умрет».

Почему «тоже»? Кого еще он имел в виду?

И наконец, объяснение Козловски, как Чианчио удалось обо всем догадаться: той ночью в Шервудском медицинском центре Чианчио дал Козловски ключи и оставил его одного, чтобы тот мог совершить кражу. Лео сказал мне, что Чианчио все понял лишь после того, как полиция приехала в центр во время расследования дела Бургоса.

Но у полиции была лишь одна причина приехать туда после обнаружения тела.

— Пару недель назад, — продолжил я речь, — мне довелось беседовать с Гарландом. Мы обсуждали отвлекающий маневр с Шервудским медицинским центром. Я спросил, не лечилась ли там его дочь. И знаете, что он мне ответил?

Гвендолин замерла. Разумеется, она не знала ответа, но, казалось, вопрос заинтересовал ее.

— Я понял, что он понятия не имел, где лечилась его дочь. Но знаете, он кое-что вспомнил. Вспомнил, как водил ее в этот центр лечить зубы, когда она была маленькой.

Ее лицо исказила гримаса страха. Плечи задрожали.

— Вы тоже помогли нам, — кивнул я. — Когда описывали реакцию Кэсси, увидевшую, как отец выходит из квартиры Элли Данцингер.

Она всхлипнула и кивнула. Думаю, впоследствии она сама это поняла.

«Вы и представить себе не можете, насколько это омерзительно, гадко…», — сказала тогда она.

Слишком личное, слишком эмоциональное высказывание для человека, который знал о случившемся с чужих слов.

— Наталия отправила вас в Париж. На той же неделе, в среду. Полагаю, все было примерно так, как вы и описали… Вы были подавлены. На грани. Не знали, что происходит. И не знали, что должно произойти.

— Конечно, я не знала. — Она посмотрела на меня. — «На грани» — это подходящее выражение. Я была сбита с толку, напугана и накачана лекарствами. Я была как зомби, когда садилась в самолет.

Я поверил. Примерно так я себе и представлял.

— А вы не удивились, когда увидели ваш паспорт?

Она покачала головой:

— Наверное… я должна была удивиться… Но нет.

Она без проблем добралась до Франции, где могла чувствовать себя в безопасности, потому что правительство этой страны не выдает преступников.

Теперь я понимал, что Наталия Лейк все мастерски придумала. Она велела Козловски отвезти тело Элли в дом Бургоса, она заключила с профессором Олбани сделку о взаимном молчании, затем избила несчастную девушку до неузнаваемости и подбросила ее, как и Элли, под дверь Бургоса.

А потом заставила моего начальника, окружного прокурора, приостановить следствие по этому делу, чтобы мы ненароком чего-либо не узнали.

«Кэсси спасла меня», — сказал Бургос.

Он считал, что последнее убийство в первом куплете должно было стать самоубийством. Именно это и подразумевал текст: сунуть дуло в рот и спустить крючок, — Тайлер Скай продемонстрировал это на своем примере, когда покончил с жизнью выстрелом в рот. Но было ясно, что Бургосу не хотелось умирать. Он два дня оттягивал этот шаг. Возможно, он никогда бы этого не сделал. Но затем внезапно Бог подарил ему передышку: Терри нашел у двери черного хода труп забитой до смерти девушки, в том самом месте, где Бог оставил ему Элли Данцингер. Это событие не согласовывалось с фрагментом из Левита, который цитировал Тайлер Скай, поэтому Бургос стал листать Библию, пока не нашел стих, где описывалось побивание камнями. Этот фрагмент гораздо лучше описывал состояние женщины, найденной на крыльце его дома. Он вычеркнул цитату из Левита в своем списке и заменил цитатой из Второзакония. А затем, чтобы все-таки последовать Левиту и стихам песни, вложил пистолет в рот трупа.

Как и все, Бургос думал, что тело, лежащее у его двери, — это Кэсси. А почему бы и нет? Несмотря на изуродованное до неузнаваемости лицо, в кармане ее брюк было водительское удостоверение и кредитные карточки, принадлежащие Кассандре Бентли.

Разумеется, мы не ограничились этим при установлении личности убитой. Для начала на опознание пригласили членов ее семьи. Конечно, именно Наталия, а не ее муж, приехала в морг. Затем мы решили подстраховаться. Поскольку лицо было сильно избито, а в базе не было отпечатков пальцев, нам пришлось воспользоваться другим методом. Нужно было найти записи зубной формулы.

Проснувшись в больнице в ту субботу, когда мы нашли Шелли, я первым делом позвонил моему дантисту, доктору Морзу. Он объяснил, что в 1989 году большинство дантистов не вносили информацию в компьютер. Копии рентгеновских снимков просто складывали в конверты, а сверху к ним крепились таблички с фамилиями пациентов.

Еще он подтвердил, что если бы в 1989 году кто-нибудь проник среди ночи в кабинет врача и поменял содержимое двух конвертов — например, данные двух сводных сестер, — никто бы этого не заметил. Разумеется, таблички тоже следовало поменять, но это было несложно сделать и никто ни о чем не догадался бы.

Фред Чианчио устроился на работу охранником в Шервудский медицинский центр через неделю после того, как были обнаружены тела. Наверное, он очень удивился, когда полицейские появились в центре и проследовали в кабинет зубного врача, чтобы изъять запись зубной формулы Кэсси Бентли. И конечно, он задумался: какое отношение имеет к этому Козловски?

А вскоре он увидел в газете фотографию того самого человека, Козловски, — он стоял позади Гарланда Бентли и не сводил с него глаз. Чианчио связал Козловски с семьей Бентли и, вероятно, догадался о том, что произошло. Он позвонил журналистке, работавшей по делу Бургоса, — Кэролин Пенри, но потом передумал и не стал с ней общаться. Вскоре Кэролин оставила попытки разговорить Чианчио, и все успокоилось.

Но в июне этого года что-то заставило Чианчио вспомнить старую историю. Возможно, все дело в спецвыпуске, который он увидел по телевизору. Там Кэролин Пенри говорила о Бургосе с сочувствием. Чианчио удалось отыскать Козловски, он намекнул, что настало время заплатить второй раз. Между делом связался с дочерью Кэролин — Эвелин. Кто знает? Вероятно, он колебался между желанием рассказать правду и возможностью получить хорошую прибавку к пенсии. Скорее всего в разговоре с Эвелин он сделал какие-то намеки, упомянул про Шервудский медицинский центр, но не успел полностью ввести ее в курс дела.

Мне интересно, знал ли Чианчио всю правду. Вероятно, все казалось ему странным, но было ли ему доподлинно известно, что произошло?

Разумеется, Козловски хотел уничтожить Чианчио. Он пытал его и выведал имя Эвелин. Он пытал Эвелин и узнал имя Брэндона Митчема. Всем этим людям довелось узнать нечто, что могло раскрыть правду.

А правда была в том, что Кэсси Бентли не убивали. Она села в самолет до Парижа с паспортом на имя Гвендолин Лейк. В то время как сама Гвендолин погибла страшной смертью, ее тело выдали за труп сводной сестры — Кассандры Бентли, а записи зубной формулы Кэсси и Гвендолин поменяли.

Кэсси Бентли посильнее запахнула свой махровый халат и посмотрела на меня:

— И что теперь?

— Ваша мать, убийца Гвендолин, должна ответить за все.

Но мы оба понимали, что это произойдет лишь в том случае, если все узнают, что Кэсси живет во Франции под именем Гвендолин.

— Я не одобряю того, что сделала мама. — Кэсси поднесла руку к лицу. — Если бы знала, то постаралась бы остановить ее. Но она сделала это ради меня, мистер Райли. Она понимала, что, после того как я убила Элли, полиция быстро вычислит меня. Она знала, что я не смогу выдержать допросы. — Кэсси всплеснула руками. — Но если я умру, никто не будет искать меня.

Ту же самую хитрость использовал Козловски, когда положил в ванну Шелли тело другой девушки. Он сказал, что если я буду вести себя хорошо, то она выживет. Как выжила Кэсси.

Я поверил ей. Судя по тому, что мне было известно о Кэсси, она вряд ли стала бы участвовать в этом дьявольском плане. После смерти Элли она сидела дома, как и сказал мне Козловски, а затем тайком улетела в Париж. Она не знала о том, что произошло после ее исчезновения и какая участь была уготована Гвендолин.

Разумеется, выбор пал на Гвен. У нее не было ни семьи, ни дома — она переезжала с континента на континент, и вряд ли кто-то стал бы разыскивать ее. Она походила на Кэсси, а как иначе: отец общий, матери — родные сестры. Ее лицо сильно изуродовали. К тому же Гвендолин была непредсказуема. И если бы Кэсси понадобилось прикрытие, на нее нельзя было положиться. Слишком непредсказуема. Поэтому выбрали именно ее. И одним выстрелом убили двух зайцев.

— Ваша мать не имела отношения к недавним убийствам? Чианчио, Эвелин Пенри и других людей?

Козловски признался, что действовал в одиночку, но я хотел услышать ответ от нее.

Кэсси заговорила с чувством, стараясь показать решимость:

— Мистер Райли, она не общалась с Лео уже много лет. Никто из нас не поддерживал с ним отношений. После того, что случилось, она дала Лео достаточно денег, чтобы он смог жить самостоятельно, купила для него дом в городе и прекратила с ним общение.

Это правда. Полиция вскрыла сейфовую ячейку Козловски и нашла там около миллиона долларов наличными. Козловски был одиночкой. Он действовал по собственному усмотрению. Пытался защитить Кэсси — женщину, которую любил, — чтобы никто и никогда не нашел ее.

— Мама гостила в Тоскане, у друзей, когда Лео стал убивать. Она ничего не знала, пока полиция не позвонила ей в Италию. Мне тоже ничего не было известно. Когда вы приехали ко мне на озеро, я впервые об этом услышала.

Похоже, она не лжет. Но после этого они с матерью все обсудили и придумали свою версию событий, а потом выдали ее мне и полиции. Они подставили Лео и Олбани.

Но в конечном счете Кэсси, продолжая играть роль Гвендолин, помогла мне понять, что Гарланд и Олбани здесь ни при чем. Возможно, она осознала, что Лео уже не помочь: стало ясно, что он повинен в смерти Чианчио, Эвелин Пенри и Амалии Кальдерон, и именно он едва не зарезал Брэндона Митчема, — но могла спасти Гарланда и профессора. Они с матерью намекали на причастность обоих, но в последний день она не выдержала и «сама» сдала мне Кэсси. Отбросила все сомнения и рассказала, кто на самом деле убил Элли, чем сильно удивила свою мать. Девушка старалась совершить правильный поступок, но при этом не разоблачить себя. Старалась изо всех сил. Ее мать была готова подставить Олбани или даже Гарланда, лишь бы защитить Кэсси. Но сама Кэсси не позволила этому случиться.

Поэтому я и молчал все время: хотел придержать свои суждения до той минуты, пока не поговорю с ней лично. Кэсси убила свою лучшую подругу, этот факт нельзя оспорить. В подобных случаях закон предусматривает смягчающие обстоятельства. Сильный эмоциональный стресс, временное помутнение сознания, неуклюжая попытка угодить общественному мнению, установив равновесие между возмездием и состраданием. Я не знаю, какой вывод сделал бы в данном случае судья и что бы решило жюри присяжных. Слишком часто я сталкивался с несовершенством судебных решений.

В свое время я ни на секунду не поверил, что Терри Бургос действительно безумен. Я делал все, чтобы опровергнуть эту точку зрения, предоставил улики, которые уничтожили линию защиты. Я говорил себе, что у него есть адвокат, есть присяжные и судебная система устроена так, что мы можем узнать правду.

Но я был обвинителем, и моя работа прежде всего заключалась в том, чтобы выиграть процесс. Поэтому в каждой улике, доказывающей душевную болезнь Бургоса, а их было предостаточно, я видел лишь препятствие для своей победы, минное поле, которое надо перейти, нечто такое, что я обязан подвергнуть сомнению. Я не думал о том, прав или нет. Даже не задавался подобным вопросом.

Возможно, в будущем я постараюсь убедить себя, что судьба Бургоса была предрешена. Он был подобен бомбе, которая когда-нибудь обязательно взорвется. Если бы ему не подбросили тело Элли, случилось бы что-то еще. Человек, которого так легко спровоцировать, рано или поздно совершит нечто подобное. Разумеется, я буду напоминать себе о том, что его нельзя было выпускать на свободу. Он представлял опасность для общества. Он убил четырех молодых женщин. И все равно сомнения в правильности моего поступка не оставят меня до конца моих дней.

— Делайте то, что вы собрались делать, — тихо сказала Кэсси. Ее глаза наполнились слезами и засияли еще ярче. — Я не стану сопротивляться. Я… я так устала убегать.

Обвинитель наделен полной свободой действий. Он может по любой причине отказаться от ведения дела. Я больше не работал обвинителем, однако по-прежнему считал убийства в Мэнсбери своим делом, и нравилось мне или нет, но именно я должен был решить, как поступить с Кэсси Бентли.

— Прощайте, Гвендолин Лейк, — тихо произнес я и оставил Кэсси одну.

Она стояла неподвижно, смотрела на горизонт и думала о том, когда же наконец закончится ее бегство.