Наблюдатель

Глава одиннадцатая

— Выше голову, Гектор, — напомнил я, когда дверь лифта открылась.

Репортеры, собравшиеся в вестибюле федерального суда, тут же обернулись в нашу сторону, когда я вышел из дверей лифта вместе с сенатором штата Гектором Алмундо, который только что заявил о своей невиновности по одиннадцати случаям мошенничества, вымогательства, подкупа и воровства. Сенатор, одетый в стильный серый костюм, последовал моему совету и быстро прошел мимо журналистов, выкрикивавших вопросы. Это было сродни ударам в уязвимое место. Такое непросто выдержать.

Мы ненадолго остановились у вращающихся дверей. Репортеры окружили нас и направили микрофоны прямо в лицо сенатору, но затем поняли, что говорить буду я. Как обычно в таких случаях, я заявил, что выдвинутые обвинения ложные и мы постараемся отстоять свои права в суде. Я, разумеется, не обмолвился ни словом, как часом ранее сенатор Алмундо всхлипывал у меня в кабинете и спрашивал, скольких человек ему придется сдать, чтобы самому избежать тюрьмы.

После этого совершенно бесполезного выступления мы вышли на улицу. Я посадил Гектора в ожидающую его машину. Когда он уехал вместе с женой и братом, я помахал рукой кучке репортеров. Датч Рейнолдс и Энди Каррас хотели обсудить подробности, но у меня не было настроения общаться с ними.

— Всем спасибо, на этом все, — подытожил я.

Одна из женщин-репортеров привлекла мое внимание. Ее лицо было мне незнакомо, однако выглядела она намного лучше остальных журналистов из печатных СМИ. Напоминала скорее человека, который привык выступать перед объективами телекамер. Высокая, хорошо сложенная, этакая телевизионная куколка с овальным лицом, прямым носиком и прекрасными синими глазами. На ней был ладно скроенный костюм небесно-голубого цвета. Я любезно взял ее под руку, но внезапно мой язык словно распух — я всегда немного тушуюсь в обществе красивых женщин. Если и существует такое понятие, как «битва полов», то это было самое нелепое и бесперспективное сражение, в котором я когда-либо принимал участие.

— Пол Райли? Я Эвелин Пенри из «Уотч».

«Печатные СМИ, — подумал я. — Газета».

Ее имя вызвало у меня смутные воспоминания.

— Никаких комментариев, Эвелин.

— Я хотела поздравить вас со счастливой годовщиной. — Она наблюдала за моей реакцией. — Прошло шестнадцать лет.

— Шестнадцать лет… с чего? А, ну конечно, я совсем забыл. — На этой неделе исполнилось шестнадцать лет с тех пор, как обнаружили тела. Я по-прежнему тряс ее руку, понимая, что мне пора идти. На какое-то мгновение постарался подавить свой основной инстинкт — по крайней мере на несколько секунд. Она репортер, а с ними всегда нужно держать ухо востро. — Я опаздываю на встречу.

— Готовитесь защищать Гектора? — Она явно заигрывала со мной. — Через три месяца он еще не так запоет.

Если бы она не была абсолютно права и к тому же так хороша собой, ее слова непременно вызвали бы у меня раздражение. Я указал на свои часы.

— Я подумала, вдруг вы уделите мне немного времени.

Мне понравилось, как она это сказала. В ее тоне прозвучало нечто двусмысленное, даже пикантное. Хотя во всем виноваты мои не к месту разыгравшиеся гормоны. Возможно, я счел бы ее слова провокационными, даже если бы она попросила моего совета в лечении геморроя.

— Вы предлагаете официальную или неофициальную встречу? — спросил я.

Легкая улыбка тронула ее губы. Она посмотрела мне в глаза:

— Решать вам.

Да, я окончательно поверил в то, что эта сногсшибательная женщина флиртует со мной. Циник, вероятно, использовал бы слово «манипулирует», но зачем делать жизнь циничнее, чем она есть?

— Вы не возражаете? — Она поднесла маленький диктофон к моей груди. Не дожидаясь ответа, вполне в духе акул пера, она включила его и сначала назвала дату, а также имена участников интервью.

— Вы уже пятнадцать лет занимаетесь частной практикой, — обратилась она ко мне. — Вскоре после того как осудили Терри Бургоса, вы открыли свою юридическую фирму, не так ли?

Я ничего не ответил, лишь улыбнулся своей фирменной улыбкой, которая покоряла сердца женщин во всех уголках земного шара.

— Когда Гарланд Бентли сделал вас своим личным консультантом по юридическим вопросам? — Она склонила голову, продолжая держать диктофон у моего подбородка. Я ничего не ответил, и она продолжила: — Я просто хочу разобраться в ситуации, Пол. Мы собираемся опубликовать материал о деле Алмундо. Это же открытый процесс.

Я вежливо кивнул и взглянул на диктофон.

— Вы дочь Кэролин Пенри, не так ли? — Наконец-то я понял, кто передо мной.

Она нахмурилась, услышав вопрос. Очевидно, эта женщина хотела проложить собственную дорогу в жизни, а не следовать по пятам своей мамы-телеведущей. Судя по всему, удивительная красота передавалась в их семье по наследству, хотя в последний раз, когда я находился поблизости от Пенри, мне пришлось счищать ее обед с моих ботинок.

— Извините, я опаздываю. — С этими словами я передал ей мою визитную карточку.

Эвелин вежливо преградила мне дорогу:

— Всего несколько вопросов, Пол. Я возьму на себя все расходы. Давайте, я угощу вас. Почему бы вам не выпить после работы стаканчик чего-нибудь не слишком крепкого.

Теперь она попыталась исправить свою ошибку и снова начала флиртовать. Похоже, в большинстве случаев у нее это получалось. Иногда ей, наверное, достаточно было одного взгляда. Но я не осуждал. Если бы я выглядел как Эвелин, то активно пользовался бы этим преимуществом. Однако парням вроде меня приходится полагаться лишь на свой интеллект.

— Я могла бы напомнить о Бургосе, — сказала она, когда мы шли вдоль здания.

Похоже, Эвелин была уверена, что ей удалось уговорить меня. Хотя, возможно, опасалась, что я оттолкну ее, запрыгну в такси и захлопну за собой дверь.

— Я думаю, — щебетала Эвелин, — людям стоит напомнить, что вы были обвинителем по делу самого известного преступника в городе.

Она права. Почти все потенциальные клиенты, с которыми я встречался, расспрашивали меня об этом деле. И я неизбежно ловил себя на том, что начинаю пересказывать им подробности той истории: ужасное место преступления, напыщенные речи адвоката, мое желание поскорее услышать вердикт коллегии присяжных… — и обязательно пояснял, что усугубляющие обстоятельства преступления перевесили смягчающие. Разумеется, я опускал тот факт, что дело Терри Бургоса, пусть и считалось громким и долгое время освещалось средствами массовой информации, по сути, оказалось одним из самых простых за всю мою карьеру.

— Кстати… вы ведь в близких отношениях с семьей Бентли? — спросила она. — Вы говорили с Наталией? Или с Гвендолин Лейк?

Ей еще стоило поучиться, как незаметно переходить от одной темы к другой. Зачем она притворялась, будто ей интересно дело Гектора Алмундо, когда было очевидно, что ей хотелось поговорить о Бургосе и семействе Бентли?

— Вы можете подтвердить, что Кэсси Бентли была эмоционально неуравновешенной девушкой?

Я остановился на углу здания суда и обернулся к Эвелин. Она тут же воспрянула духом и поднесла микрофон к моему лицу, нервно прикусив нижнюю губу. Мне показалось, девушка пытается сформулировать следующий вопрос. Но меня гораздо больше заинтересовало движение ее губ. В этом было нечто фрейдистское.

Гарланд Бентли был женат на Наталии Лейк — наследнице семьи, владеющей угольными шахтами. Сестра Наталии, Миа Лейк, и ее дочь Гвендолин жили на Хайланд-Вудс, а дом Наталии и Гарланда находился на противоположной стороне города. Два огромных поместья сестер Лейк обрамляли пригородную зону, где селились состоятельные люди. Миа Лейк умерла еще в начале восьмидесятых, и Наталия взяла на себя заботу о своей племяннице Гвендолин Лейк, став ей в буквальном смысле второй матерью. Впрочем, если верить слухам, эта семейка владела миллиардами долларов, и в любом случае никто бы из них не умер с голоду.

Наталия и Гарланд развелись вскоре после того, как Терри Бургос убил их дочь Кэсси. Наталия переехала в особняк, где когда-то жила ее покойная сестра и где, возможно, проживала Гвендолин Лейк. Других подробностей их жизни я не знал. Никогда не имел удовольствия встречаться с Гвендолин, хотя, судя по тому, что о ней слышал, это вряд ли доставило бы мне радость.

И я не имел представления, почему Эвелин спрашивает меня об этом. Мне не нравилась игра в кошки-мышки, за исключением тех случаев, когда я исполнял роль кошки. Но похоже, она пыталась сделать из меня мышку.

— Кэсси Бентли была молодой девушкой с блестящими перспективами, ее убийство стало настоящей трагедией, — ответил я. — Наталия Лейк вела себя как достойная и благородная женщина. Надеюсь, у нее и у ее племянницы Гвендолин все будет хорошо.

Эвелин замолчала. Я не понимал, что ей нужно. Чего она ожидает? Я адвокат. Мне постоянно приходится жонглировать словами.

Я широко улыбнулся Эвелин.

— А сенатор Алмундо невиновен, — добавил я.

Она сникла.

— Эвелин… — Я осторожно взял диктофон и выключил. — Когда я участвую в перекрестном допросе свидетелей, то люблю задавать беспорядочные и не относящиеся на первый взгляд к делу вопросы, чтобы человек не понял, чего я хочу добиться. Затем я складываю все факты воедино и стараюсь использовать в своих интересах, прежде чем противная сторона успеет исправить все свои ошибки. Но мы сейчас не в суде, я не под присягой и не хочу играть с вами. Поэтому сделайте одолжение — передайте привет вашей матери, и хорошего вам дня. Если же захотите поговорить со мной начистоту, у вас есть номер моего телефона.

Я махнул на прощание и оставил ее на углу здания суда.

— Хорошо, я буду играть честно! — прокричала она мне вслед.

Но я решил, что Эвелин заслужила наказание, — слишком уж неучтивым было ее поведение. Конечно, я перезвоню ей в ближайшее время, но точно не на этой неделе.

В офис я вернулся около трех. Ненадолго задержался в холле, чтобы полюбоваться на табличку с надписью «Шейкер, Райли и Флеминг». Когда поднялся на лифте в офис, то увидел те же самые фамилии, выгравированные золотыми буквами на мраморной стене позади секретаря. Приемная обставлена дорого и со вкусом: диваны здесь удобные и мягкие, — а сбоку оборудован миниатюрный зал судебных заседаний, напоминающий клиентам о наших выдающихся заслугах в области судебной юриспруденции. Этот «зал суда» стал самым удачным дизайнерским решением, после того как мы переехали в этот офис. Клиенты мгновенно попадались на удочку. И пускай в наши дни почти все дела удавалось уладить с помощью мирового соглашения, каждому клиенту хотелось, чтобы их защищали настоящие бойцы.

Я поздоровался с секретаршей, но даже не смог вспомнить ее имени. Издержки работы. Когда-то сотрудников компании можно было пересчитать по пальцам. Мы с судьей Шейкером основали эту фирму и стали работать с нашим единственным крупным клиентом — Гарландом Бентли. Нам помогали шесть голодных юристов. В те времена мы старались набрать как можно больше работы. Каждую среду вечером мы ели пиццу, прикидывали, какую выручку сможем получить в будущем, с нетерпением обсуждали новых клиентов, грядущие процессы и в какой выходной день мы все сможем выйти на работу, чтобы покрасить стены нашего офиса. По пятницам вечером мы собирались и вместе пили виски, перед тем как разойтись по домам. Мы даже участвовали в баскетбольных матчах, которые проводила ассоциация адвокатов.

Теперь на нас работает сотня юристов, у нас чудесный офис, мы платим приличные деньги ведущим юридическим колледжам за выпускников, которых они нам рекомендуют, и даже предлагаем работу самым лучшим из них. Однажды я зашел в конференц-зал, где собрались молодые юристы, и понял, что не знаю ни одного из них по имени.

Я поздоровался с двумя стажерами — молодыми привлекательными женщинами. Они поинтересовались, как у меня дела, и я ответил довольно безобидной шуткой: «Борюсь за правое дело». Они рассмеялись, и я пошел дальше. Тест на сообразительность: привлекательная молодая женщина смеется над твоими шутками, потому что: а) ты ей нравишься; б) она считает тебя остроумным; в) ты платишь ей зарплату.

— Вы пропустили планерку. В очередной раз.

Вот за что я ценю мою ассистентку Бетти: она никогда не дает мне спуску. Даже не посмотрела в мою сторону, пока я проходил мимо ее кабинки. Бетти либо научилась узнавать меня по звуку шагов, либо у нее припрятана скрытая камера или что-нибудь в этом роде, но она всегда знает о моем приходе.

— У меня была встреча, — объяснил я.

— А в четыре часа вы встречаетесь с мистером Отисом.

Совершенно верно. Отис — финансовый директор компании «Фортуна-500», чью деятельность одновременно расследуют Комиссия по ценным бумагам и биржам и Генеральный прокурор США. Фирму обвинили в подделке данных финансовой отчетности, после того как компания обнародовала свои доходы за третий квартал. Дело обещало быть весьма щекотливым. И все благодаря закону Сарбейнса-Оксли, который полностью подрывает отношения между клиентом и адвокатом, если речь идет о корпорациях. Теперь, если финансовый или генеральный директор фирмы или другое лицо, занимающее крупную должность, решит обсудить со своим адвокатом проблемы с отчетностью, адвокат имеет полное право сдать его федералам. В противном случае рискует сам оказаться под следствием. А эти коммуняки — я имею в виду Американскую ассоциацию адвокатов — одобрили эту идею. Потому я и покинул ассоциацию.

Перед встречей я должен был собрать кое-какую информацию и доделать кое-какую работу, в том числе отчет — его нужно было подготовить к завтрашнему дню — по делу одной из компаний Гарланда Бентли. Все эти бумаги стопкой лежали у меня на столе. На панели новенького телефона мигала лампочка о пропущенном сообщении. Но я решил, что прослушаю его позже, и принялся разбирать почту. В основном это были счета или прошения о пожертвованиях. И вдруг я наткнулся на чистый белый конверт, подписанный от руки. Похоже, это очень личное послание. Когда я раскрыл его, из конверта выпал сложенный пополам лист бумаги. На нем печатными буквами от руки было написано:

— Очередное послание от благодарного клиента, — произнес я вслух в пустой комнате.

Я снова свернул лист и бросил в ящик стола. В свое время я работал обвинителем, как в городском, так и в федеральном суде, и мне не привыкать к письмам от «поклонников», находящихся в местах, не столь отдаленных, и вынужденных «благодарить» меня за новое жилье. Обычно они угрожали оторвать мне что-нибудь. А иногда — это в основном были представители криминальных группировок, которых я упрятал за решетку, будучи федеральным обвинителем, — обретали истинную веру и желали выяснить, не сделал ли я то же самое. Однажды я даже написал ответ, сказав, что просто никогда ее не терял.

Я вытащил конверт из мусорной корзины. Местная почтовая марка. Письмо послано из города. Оно напомнило мне письма, которые мы получали, когда вели дело Бургоса, — многочисленные идиотские послания, обещавшие нам адские муки. Мы смеялись над ними, но порой они вызывали у нас ужас.

В кабинет вошла моя секретарша Бетти:

— С кем вы здесь разговариваете? Сами с собой?

— Вы и есть возрожденный грех, который должен явиться?

Она бросила на меня взгляд, скорее с неодобрением, чем с недоумением.

— Ночь, она всколыхнет альков, — сказал я ей.

Бетти взяла мою кофейную чашку, понюхала ее, затем удивленно вытаращила глаза и вышла из комнаты.

Лео стоял неподалеку от здания, где располагалась юридическая фирма Пола Райли. Он достал влажную салфетку, которую взял в ресторане быстрого питания, еще раз вытер ею конверт, бросил его в почтовый ящик и ушел.

Глава двенадцатая

— Пол Райли, — представился я человеку, сидящему за столом у входа в отель.

Он заглянул в список и нашел мое имя, а затем достал бирку с моей фамилией и передал ее мне. Хотя меня и раздражают подобные бирки, изготовлена она была на совесть: на карточке вычурным шрифтом были написаны имя и фамилия, а под ними — название фирмы. Когда присутствуешь на приеме у губернатора, где подают шампанское стоимостью пять тысяч долларов за бутылку, ты можешь позволить себе стильный «именной жетон». Слабое, но все же утешение для маленького человечка.

Стоящий рядом со мной Джоэл Лайтнер назвал свои имя и фамилию и зачитал их по буквам, поскольку он не был включен в список гостей. Вечером мы собирались вместе сходить куда-нибудь полакомиться стейком и пропустить несколько бокалов мартини. Джоэл, в прошлом полицейский, вместе со мной расследовал преступления Бургоса, а впоследствии использовал это дело как стартовую площадку, чтобы открыть собственное, очень успешное частное детективное агентство, где я считался самым лучшим клиентом. Джоэл не хотел идти на прием, даже не надел смокинг в отличие от меня и большинства присутствующих, но мне удалось уговорить его потратить на это мероприятие немного времени.

— Двадцать минут, не больше, — сказал он, ухватившись за мое обещание, когда мы направились в зал для приемов на втором этаже клуба «Мэритайм».

Белые стены здесь были обиты панелями из темного дуба, а под высоким, не меньше десяти метров, потолком клубился сигарный дым. Я махнул рукой кому-то из знакомых, а Джоэл указал на длинный бар, тянущийся вдоль стены сбоку от нас.

— Двадцать минут, — напомнил он мне. — Кстати, ее до сих пор нет.

— Я пришел не ради нее, — возразил я, но он лишь с издевкой отмахнулся.

Я не стал больше возмущаться и смешался с толпой похожих на пингвинов людей в смокингах — облеченные властью и жадные до денег, они обменивались неискренними улыбками и пошловатыми шутками. Я подошел к группе, где были мои знакомые: два корпоративных юриста и генеральный директор одной компании. Прекрасный момент, чтобы показать себя, посветиться немного на людях и дать им понять, что в случае необходимости они могут позвонить мне. На самом деле мне хотелось им сказать: «Позвоните, если вас обвинят в каком-нибудь криминале», — потому что я до сих пор предпочитал работать по уголовным делам, но моя частная практика все чаще и чаще сводилась к гражданским процессам с обилием бумажной работы и сбору бесконечных документов. Эта работа хорошо оплачивается, но смертельно скучная.

Я только что взял свой первый мартини у одной из бродящих по залу официанток, как вдруг увидел Гарланда Бентли в небольшой группе людей. Он обменивался рукопожатиями с губернатором Лэнгдоном Троттером.

Вот они, два исполина вместе. Избранный на второй срок губернатор, которому теперь прочили место в правительстве, и один из самых богатых людей в городе и во всей стране. Личное состояние Гарланда Бентли по самым скромным подсчетам составляет около полутора миллиардов долларов, он владеет отелями и домами, промышленными предприятиями и финансовыми корпорациями, и все они носят его имя. Любой адвокат пойдет на что угодно, даже на убийство, лишь бы заполучить подобного клиента.

На руке у Гарланда повисла его новая подружка — высокая длинноногая красотка в вечернем платье. У нее были правильные черты лица и пышные светлые волосы, волнами спадающие на плечи. Я за глаза назвал ее «подружкой месяца», но, думаю, переоценил постоянство Гарланда — наверняка он избавится от нее гораздо раньше. Не удивлюсь, если для таких случаев он установил в своей спальне турникет.

Когда я приблизился к ним, Гарланд Бентли ладонью подтолкнул губернатора в спину и осторожно развернул, чтобы он мог меня увидеть.

— Губернатор, — сказал он, — вы ведь знаете, что на меня работает лучший адвокат округа.

Я улыбнулся и пожал Троттеру руку. Во внешности этого крупного сильного мужчины было нечто хищное и привлекательное, легкий загар оттенял седые волосы и голубые глаза. Его рукопожатие было таким крепким, что оно напугало бы даже медведя.

— Рад видеть вас, Пол, — тепло поприветствовал меня он. Губернатор умел расположить к себе людей и обращался с собеседником так, словно тот был единственным человеком в комнате. Затем он повернулся к Гарланду: — Гарланд, не возражаешь, если я ненадолго украду его у тебя?

Собравшиеся вокруг губернатора люди учтиво рассмеялись, хотя и не были уверены, что поняли, о чем он говорит.

Гарланд Бентли выглядел не менее внушительно, хотя внешними данными уступал губернатору: средний рост (примерно пять футов десять дюймов), довольно заурядное телосложение. Он носил короткую стрижку, которая не скрывала, что Гарланд начал лысеть. Но несмотря ни на что, он был в буквальном смысле воплощением власти. На это указывало все — начиная от костюма стоимостью десять тысяч долларов и заканчивая точной, деликатной манерой изъясняться, которой он уделял так много внимания. Неудивительно, что собравшиеся вокруг люди находили больше интереса в общении с Гарландом, чем с губернатором.

Гарланд представил меня своей подружке Дженифер. Та протянула мне руку с идеальным маникюром и сообщила, что работает в области связей с общественностью. Кто бы сомневался.

Я поздоровался с остальными присутствующими, среди которых были два политика и крупный акционер с Юга, и заметил, что губернатор перешептывается с Гарландом. Тот похлопал одного из политиков по спине и сказал:

— Давайте оставим этих двоих ненадолго в покое.

Итак, я остался наедине с губернатором и пожалел, что не взял еще один бокал мартини.

— Как жизнь, Лэнг? — спросил я.

— Как в цирке, Пол. У меня всегда так. — Он тронул меня за плечо. — А у вас как дела, дружище?

— О, вы же меня знаете, губернатор. Я стараюсь ездить, не превышая скорости.

На загорелом лице губернатора появилась широкая улыбка. Я почти не сомневался, что однажды этот человек станет президентом.

— Мне грустно слышать об этом, — сказал он, и его лицо стало серьезным.

— Может, это даже к лучшему. — Я хотел, чтобы мой голос звучал убедительно, но поймал себя на мысли, что скорее всего поторопился с ответом. И все-таки кто-то должен был заполнить паузу.

— Я так не думаю. Но кто станет прислушиваться к моему мнению? Я же всего лишь губернатор. — Его лицо снова просияло. — Мне кажется, она не придет.

— Опять спасает мир? — машинально спросил я, надеясь, что в моем голосе не проскользнула нотка горечи.

Теперь уже двое, Лайтнер и губернатор, думали, что я здесь из-за нее.

— Вы же знаете нашу Шелли, — улыбнулся он.

«Нет, — подумал я. — Это ваша Шелли. Она уже не моя».

— А я, между прочим, не шутил. — Он слегка наклонил голову, словно хотел посоветоваться со мной. Затем украдкой обвел взглядом зал и снова посмотрел на меня. — Вы просто обязаны заявить о себе в этой области. Вы добились впечатляющих успехов в качестве обвинителя. Осудили Терри Бургоса и заработали много денег частной практикой — Гарланд, к примеру, никогда не нажмет на газ, не посоветовавшись с вами. Теперь самое время сделать новый шаг в карьере и надеть мантию судьи.

Он уже не раз говорил со мной на эту тему, но в сложившихся обстоятельствах его слова звучали как своего рода попытка посочувствовать мне. Наградить утешительным призом. Он словно говорил: «Извините, что моя дочь бросила вас. Не хотите стать федеральным судьей?»

— Это немного не мое, — признался я.

— И все же советую хорошенько подумать.

Типичное заявление человека, наделенного властью. Для них слово «нет» означает «возможно, позже». Он не мог раздавать должности на федеральном уровне, такими полномочиями располагает только президент. Но президент был республиканцем, как и Троттер, и потому губернатор обладал привилегией назначать федеральных судей в этом штате.

— Мне надоело сажать на эту скамью людей, которым я чем-то обязан, — продолжил Троттер. — Было бы неплохо для разнообразия сделать судьей того, кто обладает достаточной квалификацией, чтобы занимать это место.

Я улыбнулся, демонстрируя признательность за оказанное доверие, но ответ по-прежнему оставался отрицательным.

— Понимаю, это не совсем ваше, — кивнул он.

— Я стараюсь быть честным с вами, губернатор.

Ему понравились мои слова, и он так сильно хлопнул меня по плечу, что я даже пошатнулся.

— Да, издержки вашей работы. Вы должны быть честным. — Он рассмеялся и взял меня за руку. — Спасибо, что пришли, Пол. Дайте мне знать, если передумаете.

— Рад был видеть вас, губернатор, — сказал я, но он уже обменивался любезностями с кем-то из присутствующих.

Я взял еще один бокал мартини в баре, но осушить его не успел. Пришлось вступить в разговор с юристом, которого я уже встречал раньше, но забыл, как его зовут. Мы стали обсуждать групповые иски. В конце концов я вспомнил, кто он, и вдруг увидел ее.

Все-таки она пришла.

Шелли стояла в компании двух мужчин-юристов и женщины, работающей в консалтинговой фирме. Мужчины не сводили с Шелли влюбленных глаз, но чувствовалось, что они не в ее вкусе — слишком болтливы. Я никогда не видел Шелли в черном атласном платье с глубоким вырезом, подчеркивающим ее длинную шею и узкие плечи.

Я глубоко вздохнул — это было как ножом по сердцу.

Она пыталась вытрясти из них деньги для своей юридической консультации. Место для этого выбрано идеально, тем более что она дочь почетного гостя вечера. Шелли пошутила и взяла одного из мужчин под руку. У меня перехватило дыхание, словно кто-то ударил кулаком в горло. Она повернула голову и встретилась со мной взглядом. В этот момент я вдруг понял, что стою неподвижно, в полном одиночестве и не свожу с нее глаз.

Я поднял бокал, приветствуя ее, и попытался выдавить некое подобие улыбки. Она прищурилась, а затем обратилась к своим собеседникам с благостным выражением лица. Шелли контролировала свое поведение, но я знал, о чем она думает. Я для нее как муха в супе.

«Это было не самое лучшее время в моей жизни», — сказала она однажды. Как будто не подразумевала ничего личного. Как будто все было оплачено.

Я повернулся к бармену, чувствуя себя обманутым и взбешенным, и заказал еще один мартини, хотя понимал, что у меня скоро начнет заплетаться язык. Но мне нужно было еще немного взбодриться.

— Привет, Пол.

Я обернулся — она уже стояла передо мной. Я с трудом подавил желание обнять ее. Этот порыв казался мне таким естественным… Когда нас разделяло расстояние в семьдесят метров, мне было намного проще сдерживать себя.

— Обрабатываешь клиентов?

— Как и все, кто пришел сюда. — В руке она держала стакан с апельсиновым соком, наверняка без капли спиртного. Шелли вела здоровый образ жизни, занималась кикбоксингом, участвовала в марафонах и даже имела диплом инструктора по самообороне. Она была почти на тридцать сантиметров ниже меня, но за пару секунд могла без труда размазать меня по стенке.

Сейчас, с макияжем, прической, в жемчугах и вечернем платье, она выглядела иначе, чем я привык видеть ее, и мне даже стало немного обидно. Она не должна меняться.

— Как поживаешь? — спросила Шелли.

Я начал со стандартной фразы «Лучше всех», но в облике Шелли было нечто такое, что будило во мне самые острые переживания. К тому же я изрядно выпил, поэтому замолчал.

Она кивнула, заметив мои сомнения.

— Я знаю, ты защищаешь сенатора Алмундо по делу о злоупотреблении общественным доверием.

— Может, лучше поговорим о погоде? — Я поставил бокал на стойку бара. Приятная светская беседа. С таким же успехом она могла втыкать булавки в изображающую меня куклу вуду.

Шелли смотрела оценивающе, и меня не устраивало то, что она могла увидеть. Я не представлял, какую реакцию хотел у нее вызвать. Но явно не жалость. Я хотел поразить, увидеть, что ее раздирают внутренние противоречия.

Но тогда это была бы не Шелли. Я знал, что Шелли — необычайно милая, щедрая особа, которая помогает детям, имеющим проблемы с законом. Однако большую часть жизни она занималась тем, что лечила свои душевные раны и прекрасно умела контролировать свои эмоции. В умении держать мину при плохой игре ей не было равных.

— Ты ставишь меня в неловкое положение, — сообщила она.

— Ты права. Я бы с удовольствием сказал, что безумно рад видеть тебя, — я приблизился к ней, — но сейчас неподходящий момент. Если действительно возникнет желание пообщаться, ты знаешь мой номер телефона.

Она наградила меня едва заметной улыбкой, и я пошел искать Лайтнера. Он разговаривал с мужчиной, работающим в полиции штата. По его лицу было видно, что Лайтнер с большим удовольствием покинул бы этот прием.

— Ты нашел ее? — спросил меня Лайтнер.

— Я и не искал.

Лайтнер хлопнул меня по руке:

— Ты неисправим, Райли. Ну что, теперь мы можем пойти отужинать стейком?

Глава тринадцатая

«Шевроле» детектива Майкла Макдермотта двигался по Карнивал-драйв, где в этот теплый вечер весь квартал высыпал на улицу — люди стояли небольшими группами около своих домов. На подъездной тропинке был припаркован черный внедорожник, на кузове которого виднелась надпись: «Окружной отдел криминалистики».

Срочный вызов поступил без двух минут пять — ровно за две минуты до того, как у Макдермотта и его напарницы Столетти должно было закончиться дежурство. Карнивал-драйв расположен в северной части города, на самой окраине. Лишь один квартал в этом районе входил в компетенцию следственной группы Макдермотта.

Если бы не эти две минуты, Макдермотт сейчас ужинал бы дома с дочерью. Лишнее доказательство тому, что в жизни важна любая мелочь.

— Меня сейчас замучает ностальгия. — Детектив Рики Столетти свернула пластинку жевательной резинки и отправила в рот, когда они тронулись с места. Столетти была его напарницей уже три года — с тех пор как ее перевели из отдела расследования тяжких преступлений, находящегося в северном пригороде.

Она вполне могла возмутиться и не откликнуться на звонок, раздавшийся в последние минуты дежурства, могла отпроситься и не ехать на задание. Из-за этого убийства им придется потратить не меньше трех часов личного времени. Мистер Фредерик Чианчио испортил вечер им обоим.

Полицейский в форме — крепкий ирландский парень по имени Брейди — закончил опрашивать соседей и подошел к ним.

— Привет, шеф! Привет, Рики!

Макдермотт сдержался и ничего не ответил, лишь удивленно приподнял брови.

— Фредерик Чианчио, — сообщил Брейди, листая свой блокнот. — Шестьдесят два года. На пенсии. Раньше работал на охранную фирму «Бристоль секьюрити». До этого трудился в тюрьме «Энсайн коррекшионал».

— Хм… — Столетти энергично жевала жвачку. «Энсайн коррекшионал», тюрьма строгого режима, находилась в западной части округа. — И когда он там служил?

Брейди пристально посмотрел на Столетти. Многие мужчины недолюбливают женщин, которые выше их ростом, а Столетти была довольно рослой, к тому же сильной и хорошо сложенной. Она следила за собой, и это делало ей честь. Столетти откинула челку со лба. Другим неоспоримым ее достоинством было то, что она никогда не красила волосы: светло-каштановые, с проседью.

— Соседи сказали, это было в конце семидесятых, — продолжил Брейди. — Говорят, после этого он лет двадцать проработал охранником.

Макдермотт запомнил на всякий случай эту информацию. Все знают, что у тюремных надзирателей бывают друзья и враги среди заключенных. Но двадцать лет после окончания работы — слишком большой срок.

— Множественные ножевые ранения? — спросил он.

— Множественные — это мягко сказано. Думаю, в качестве оружия использовалась отвертка. — Брейди кивнул в сторону толпы: — Сосед зашел к нему, когда Чианчио не явился на покер. Его машина стояла в гараже, поэтому он воспользовался запасным ключом, чтобы войти и осмотреться. И нашел его в спальне.

Макдермотт посмотрел на соседа, который грелся в лучах заходящего июньского солнца. Было около шести часов вечера. В этом районе проживали несколько полицейских: люди, которым по долгу службы приходилось большую часть времени проводить в городе, но жить они предпочитали за его пределами. Они старались поддерживать порядок в квартале, и преступления случались в этих местах нечасто. Район был небогатым: в основном состоял из участков, на которых располагались бунгало с прилегающими к ним гаражами на одну машину. Типичный пригородный поселок. Милое, тихое местечко.

— Судмедэксперты уже на месте? — спросила Столетти.

Брейди покачала головой.

— Но похоже, он умер прошлой ночью. Мне кажется, с момента смерти еще не прошло и суток.

Макдермотт смерил Брейди долгим взглядом, но промолчал. Рядовые полицейские всегда стараются произвести впечатление на более опытных служителей закона.

— Вы молодец, Брейди.

Макдермотт нагнулся и пролез под оградительной лентой. Столетти последовала за ним. Они вошли в дом.

На первом этаже была установлена сигнализация, призванная защищать дом от воров. Вполне закономерный поступок для бывшего охранника.

— Нужно проверить, поступал ли звонок в компанию, которая устанавливала сигнализацию, — сказал он Столетти. — Возможно, убийца проник в дом и заставил хозяина выключить сигнализацию. Тогда по крайней мере нам удастся установить точное время смерти.

На кухне полицейский Абрамс беседовал с криминалистом. Абрамс рассказал Макдермотту, что дверь от черного хода взломана.

— Но в охранную фирму из этого дома уже много лет не поступало звонков, — сообщил он.

— Хорошо, Ронни.

Значит, никуда не придется звонить. Пока он представлял себе три варианта развития событий. Во-первых, Чианчио мог не пользоваться сигнализацией — довольно странный поступок для того, кто всю жизнь так или иначе проработал в охране. Во-вторых, убийца мог знать пароль, который отключает сигнализацию. В-третьих, убийца мог проникнуть в дом в то время, когда сигнализацию отключили. Например, днем, когда Чианчио находился в доме, но ничего не подозревал. А затем, позже, злоумышленник преподнес ему сюрприз — возможно, это произошло среди ночи, когда сигнализация не играла роли, потому что он уже был в доме. Но в таком случае убийца должен был выяснить у Чианчио пароль сигнализации прежде, чем убить, чтобы затем отключить ее и спокойно покинуть дом.

Когда Макдермотт и Столетти стали подниматься по лестнице, криминалисты уже снимали с нее отпечатки. Макдермотт напомнил им проверить клавиатуру на сигнализации. Лестница была покрыта толстым белым ковром машинной работы. С верхних ступенек ковер убрали.

Макдермотта охватило знакомое чувство — его сердце учащенно забилось, когда он приблизился к месту преступления. Он даже напомнил себе: жертва — пожилой мужчина, множественные ножевые ранения и сломанная шея. Жертва — мужчина, а не его тридцатичетырехлетняя жена, в которую он влюбился еще в старших классах школы. Нет, он не увидит там Джойс, распростертую на полу с пулевой раной в голове.

Спальня находилась напротив лестницы. Судя по всему, убийство было совершено в постели. Фред Чианчио лежал на спине, его рот и глаза остались открытыми. Пижаму, когда-то чисто-белую, теперь испещряли темные пятна. Самая глубокая и обширная рана виднелась на кадыке, с правой стороны. Голова убитого покоилась на подушке. Одеяло оказалось сбито и опутывало лодыжки. Из-за влажного воздуха, проникающего в комнату через окно, запах выделений, включая мочу и фекалии, усиливался. Вероятно, кто-то решил проветрить помещение, но влажность только усугубила ситуацию.

— Я насчитал двадцать две, — появился из ванной криминалист Сопорро. — Двадцать две раны. Смертельной стала лишь одна, в шею.

Но остальные раны нанесли прежде, пока он еще оставался жив. Слишком много крови пролилось на постель. Если бы ранения причинялись после смерти, когда сердце уже не билось, крови было бы намного меньше. Макдермотт подошел поближе и посмотрел на раны, которые не закрывала пижама: в верхней части груди и на плечах. Маленькие овальные отверстия.

Полицейский предположил, что это отвертка.

Раны были поверхностными, но удары, видимо, наносились достаточно сильно, чтобы порвать кожу.

— Его пытали, — пробормотал Макдермотт.

— Майк, — окликнул его из коридора полицейский, — мы нашли орудие убийства.

Боль в животе вернулась. Кислота разъедала стенки желудка, обжигала его. Это все равно что тереть рану куском наждачной бумаги.

«Больше не надо. Больше не надо».

Он прикусил губу и стал считать: «Раз-два. Раз-два. Раз-два. Раз-два. Это пройдет. Короткая вспышка. Вопрос в том, когда она снова вернется».

Лео посмотрел на свое отражение в зеркале заднего вида автомобиля. Провел пальцем по шраму в форме полумесяца под глазом — единственная мужественная отметина на его вытянутом, безвольном, изъеденном оспинами лице.

«Безвольный. Да, вот что они думают. Я — мягкий как пух. Нежный как котенок».

Он подпрыгнул на месте, когда полицейский дотронулся рукой до бокового стекла водительского места. Лео опустил голову на грудь и сделал вид, будто смотрит на бардачок — единственная возможность незаметно повернуть голову вправо и проверить, не стоит ли кто-нибудь с другой стороны. Его левая нога тихо стучала по коврику на полу. Он дотронулся до пистолета и подвинул его ближе, чтобы при необходимости тут же выхватить.

На правом фланге все было чисто. Лео задержал дыхание и стал считать в обратном порядке, начиная с двадцати: «Девятнадцать… восемнадцать…»

Человек в форме закрепил штрафной талон на лобовом стекле автомобиля, стоящего через машину впереди от него.

«Он оглянулся, чтобы посмотреть на меня? Или на кого-то, кто позади?»

Лео обернулся, выгнул шею и посмотрел назад. Пестрый поток из пешеходов и машин.

Там никого не было.

Лео снова повернулся к лобовому стеклу в тот момент, когда Пол Райли в смокинге вышел из здания через двадцать пять минут после того, как туда вошел. Рядом с Райли шагал мужчина.

«Неужели это?.. Нет, не может быть… Это же… Полицейский? Лайтнер? Точно. Джоэл Лайтнер».

У Райли был недовольный вид. Продолжая спорить о чем-то с Лайтнером, он поднял руку, чтобы остановить такси.

«Джоэл Лайтнер… Лайтнер Джоэл…»

Лео снова посмотрел в зеркало заднего вида.

«Всегда будь готов к провокации, они это могут устроить. Подождут, пока я замечу Райли, начну следить за ним, и тогда нападут сзади».

Лео посмотрел направо, налево, но никого не увидел, ни души.

«Пока что они не нашли меня, не нашли. Райли и Лайтнер».

Лео завел машину. Он попытался улыбнуться, но не получилось, сейчас это было лишним. Он двинулся с места, когда Райли и Лайтнер сели в такси.

Час спустя Макдермотт покинул место преступления. Он с наслаждением вдохнул теплый чистый воздух, стараясь не смотреть на двух репортеров у оградительной ленты.

Патологоанатому удалось определить вероятную причину смерти. Как они и предполагали, Фред Чианчио погиб из-за глубокой раны в горле, а не в результате множественных ранений на теле. Когда Макдермотт и Столетти направились к автомобилю, женщина-репортер, которую Макдермотт уже встречал раньше, последовала за ними. Она была без микрофона и без камеры.

— Детектив Макдермотт? Я Эвелин Пенри из «Уотч».

«Уотч». Ну конечно. Репортер криминальной хроники.

Она была из газеты, а не с телевидения, хотя напоминала скорее теледиву. Выглядела идеально — от блестящих светлых волос, собранных на затылке, до бледно-голубого костюма.

— Без комментариев, — заявил он.

— Это правда, что мистера Чианчио убили отверткой?

Макдермотт бросил пристальный взгляд на Столетти, которая уже собиралась сесть на пассажирское сиденье, но внезапно замерла. Чертов Брейди! Интересно, что Эвелин Пенри пообещала ему? Написать в своей статье, что он ведет дело? Или пригласила на ужин с танцами?

— Он же сказал — никаких комментариев, — заметила Столетти. — Вы же не станете этого писать, если не хотите, чтобы вас потом обвинили в неточности.

— Мне нужно поговорить с вами. — В тоне репортерши слышалась фамильярность.

Макдермотт, который уже уселся в машину, высунул голову через открытую дверь.

— Вы хотите мне что-то сообщить?

Она моргнула. В этот момент Эвелин поняла, что три остальных репортера, которые стоят рядом с ней возле оградительной ленты, уже направили на полицейского свои камеры.

Эвелин Пенри резко дернула головой, давая отрицательный ответ. Макдермотт смотрел на нее некоторое время, но она отвернулась, осознав свое поражение. Макдермотт закрыл дверь и уехал.

Глава четырнадцатая

— Главная проблема хорошего мартини в том, — объяснил я Лайтнеру, — что оно слишком хорошее. — Я поднял пустой бокал.

Прошло три часа с тех пор, как мы переместились из зала ресторана «Сакс» к бару и обосновались там. Я выпил уже с полдюжины бокалов, если не больше, и помахал рукой, чтобы нам принесли счет, воспользовавшись универсальным жестом — изобразил, будто пишу в воздухе, хотя если бы мне на самом деле пришлось писать, мои каракули вряд ли бы кто-нибудь собрал… или разобрал? Одно из двух.

— Пора остановиться, пока я совсем не упился, — забормотал я.

— Поздно, — сказал Лайтнер, сжимая зубочистку в зубах.

Он откинулся назад, оперся рукой о спинку стула и обвел взглядом бар. На улице была уже глубокая ночь, воздух пропитался запахом духов, дыма и алкоголя, в зале все еще слышались оживленные разговоры, но людей осталось не много. Постепенно все начали расходиться. Мой желудок, набитый до отказа, принял слишком много спиртного. Однако Лайтнер в очередной раз доказал, что он более стойкий парень, чем я, хотя даже его глаза налились кровью, а щеки раскраснелись, и это был далеко не ангельски розовый румянец. Он по-прежнему твердо знал, почему я притащил его на благотворительный вечер в честь губернатора, а я уже устал повторять, что привел его не для того, чтобы он смог полюбоваться на мою бывшую любовницу.

Он кивнул в сторону бара, вытащил зубочистку изо рта и уже собрался что-то сказать, но тут официантка принесла счет. Лайтнер уставился на чек так, словно он излучал радиацию. В этот момент даже манекен показался бы мне более живым, чем он.

— Нет-нет. — Я выхватил счет. — Я угостил тебя обедом, позволь мне и теперь заплатить.

— Ладно, будем считать, что это расходы на развитие клиентской базы.

— Верно. Только я клиент. Это ты должен ублажать меня.

— Тогда я перейду к следующему пункту. — Лайтнер указал зубочисткой в сторону бара. — Поверь мне, Райли, я уверен, что та леди не сводит с тебя глаз.

Мне особенно нравилось в Лайтнере то, что он ни йоту не изменился с тех пор, как мы познакомились с ним шестнадцать лет назад. Теперь его бумажник стал намного толще, одежда — гораздо лучше, в волосах появилась седина, но он сумел сохранить юношеский энтузиазм.

— У нее аппетитная попка, которую так и хочется съесть, — сказал он.

Вот это я имел в виду под юношеским энтузиазмом. Я бросил на стол кредитную карточку.

— Отлично. Передай ей записку. Спроси, понравился я ей или нет.

— Только постарайся не провалить дело, — процедил он сквозь зубы, когда женщина направилась к нашему столику. — Здравствуй, юная прелестница. Меня зовут Джоэл.

— Привет, — произнесла леди. В ее голосе сквозило такое воодушевление, которого я, пожалуй, не испытывал сроду в жизни. Даже после того как меня приняли в Гарвард или когда в предпоследнем классе школы Сент-Мэри я совершил свой победный бросок. Шли последние секунды баскетбольного матча, я сбил противника с толку, использовав ложный замах, а затем отскочил назад и совершил бросок. Конечно, я уже забыл подробности. Например, не помню парня, который пытался отнять у меня мяч.

— Можно поинтересоваться, как вас зовут? — спросил Лайтнер.

Вспомнил, его звали Рикки Хейден. Высокий, долговязый парень. Он был ужасно неповоротливым.

— Я Молли.

На Молли были джинсы с заниженной талией, туфли на высоких каблуках и свободная белая кофточка, спадающая с одного плеча. Не думаю, что она искренне интересовалась мной. Скорее всего профессионалка. Иногда они заходят в подобные места, чтобы найти мужчину при деньгах, надеясь, что после пары рюмок он захочет продолжить знакомство в другом месте.

Стоп. Я и есть один из таких парней.

— Знаете, Молли, напротив меня сидит не кто-нибудь, а знаменитый Пол Райли. Вы, наверное, слышали о нем? Но сейчас, Молли, — с этими словами Джоэл подвинулся и предложил ей сесть рядом, — сейчас Полу немного грустно.

— А почему Пол грустит, Джоэл?

Мяч не должен был оказаться у меня, но в тот момент все налетели на Джои Шреймеке — нашего центрового. Я отвел мяч в сторону и осмотрелся. Хейден не успел сориентироваться, он клюнул на мою уловку, и в следующий момент мяч со свистом пролетел в воздухе.

— Молли, Пол грустит потому, что у него разбито сердце.

Жжух! Люблю вспоминать тот свист.

— Точный бросок, — произнес я вслух.

— Я знаю, кто такой Пол Райли, — проговорила женщина. Кажется, ее зовут Молли. — Пару недель назад я видела по телевизору спецрепортаж о Терри Бургосе.

— Ты слышал, Пол? Молли видела тебя по телевизору.

Значит, не профессионалка. Молли, как мне показалось, было далеко за тридцать. Макияж неяркий, а волосы аккуратно причесаны. Овальное лицо и вполне приятные черты, если, конечно, меня не подводило зрение. Думаю, будь я потрезвее, вряд ли обратил на нее внимание. Как ни банально, но мужчины любят глазами. Они находят в комнате самую привлекательную женщину и начинают желать ее. Я оставлял женщинам точно такое же право и поэтому предпочитал общаться с некрасивыми мужчинами. Однако большинство женщин привлекают в мужчинах более практичные качества…

— Он производит впечатление очень… очень уверенного в себе человека, — сказала она Лайтнеру.

Верно. Женщин привлекают ум, чувство юмора, успех, уверенность. Парни вроде меня рассчитывают на это. Внешне я не так чтобы хорош собой, зато находчив, неглуп и, можно сказать, просто принц среди мужчин, если, конечно, познакомиться со мной поближе.

— Вы выигрывали все ваши дела? — обратилась ко мне Молли.

Джоэл откинулся назад. Ему понравился вопрос.

— Да, — ответил я.

— Как скромно. — Молли улыбнулась.

Я поднял вверх два пальца:

— Второе правило судебного процесса: «Постарайся уладить миром дела, которые не можешь выиграть, и берись только за те, в которых уверен».

Она разжала ладони, по-прежнему не сводя с меня глаз. Я больше ничего не сказал, и тогда заговорила она:

— Если бы все следовали этому правилу, судов просто не было бы.

— Первое правило: «Умей отличить одно от другого». — Я жестом подозвал официантку. — Молли, вас угостить?

— Я сама собиралась угостить вас.

— Еще лучше.

Похоже, Джоэлу Лайтнеру нравилось, как развиваются события. Меня немного раздражало, что он так печется обо мне.

— Совсем забыл: мне нужно отлучиться по срочному делу, — заявил вдруг он. — Молли, примите мои извинения. Очень рад познакомиться с вами.

Молли не возражала против его ухода. Она встала и выпустила Джоэла. Теперь я немного протрезвел.

— Вы не помните меня? — спросила она, снова присев рядом.

Я не помнил. Я собирался солгать, но ложь, как правило, легко раскрывается, а я был слишком пьян, чтобы проявлять изобретательность.

— Все в порядке. Я была здесь на прошлой неделе, когда вы приходили, только не с вашим другом, а с клиентом. По крайней мере я так подумала. Вы заказали в баре напитки и пошутили. Вы меня рассмешили и были таким милым.

— И трезвым, — добавил я.

— Да, правда. Возможно, вам стоит выпить кофе.

— Прекрасная мысль. — Я поднялся с места. — Поверьте, обычно при первой встрече я произвожу отличное впечатление.

— Так и произошло. Первая встреча с вами очень впечатлила меня.

Ну конечно. На самом деле я чувствовал себя намного лучше, чем ожидал. Возможно, свою роль сыграл адреналин, который вступил в борьбу с интоксикацией. Но на самом деле подобное случалось со мной не часто. Лет восемь или даже десять я вел целомудренную, почти монашескую жизнь. До того момента как встретил Шелли. Но я никогда не практиковал случайные связи. И не собирался начинать сейчас.

— Думаю, будет лучше, если я поймаю для вас такси, Молли.

Она улыбнулась и посмотрела на меня с подозрением.

— Вы либо джентльмен, либо вас не интересуют подобные вещи.

— Ни то и ни другое. Но знаете, когда я трезв, то гораздо больше похож на джентльмена.

По правде говоря, в чем-то она права. Меня это не интересовало. Я нес свой факел для того, кто был мне небезразличен.

Она махнула рукой.

— Я живу в трех кварталах отсюда. Проводите меня?

Через три квартала отсюда… значит, недалеко от Лилли.

«Сакс» находится в западной части города. Значит, она скорее всего проживает в одной из хибар, которые появляются здесь в последнее время как грибы после дождя. Возможно, она была артисткой. Танцовщицей или музыкантшей. Скорее всего танцовщицей.

Мне нравился этот район за то, что ему пока удавалось избегать реконструкции. Западная часть города по-прежнему оставалась индустриальной зоной, и здесь, среди многочисленных строительных компаний и фабрик, можно было отыскать немало прекрасных баров и ресторанчиков. Малейшая попытка провести модернизацию встречалась активными протестами со стороны местных общин. Несколько месяцев назад у дороги построили «Старбакс», и половина жителей тут же высказала свои возмущения. Другая половина заказала себе мокко-латте. Район становился все более респектабельным и белым. Стихийный натиск прогресса грубо прокладывал себе путь сквозь кучку протестующих с их истеричными воплями и заламыванием рук.

Только что прошел дождь, и в воздухе пахло влажным асфальтом; этот запах я особенно любил. Дождевая вода заполнила рытвины на дороге — денег на ремонт не было, а члены городской управы даже не заботились о том, чтобы оповестить мэра о возникших проблемах.

— Вы по-прежнему занимаетесь уголовными делами? — спросила Молли.

— По возможности стараюсь, — пробормотал я. Теперь уголовные дела, за которые я брался, можно было пересчитать по пальцам — мои услуги стоят слишком дорого и позволить их себе могут разве что подсудимые из числа «белых воротничков». Поэтому неудивительно, что количество «увечий» на подобных процессах подсчитывали бухгалтеры, а не следователи.

— Давайте лучше поговорим о вас, — предложил я.

Мы свернули за угол и пошли по улице. По обе стороны от нас возвышались здания, и возникала иллюзия, будто мы гуляем по тенистой аллее. Наконец мы добрались до заброшенных железнодорожных путей, буквально впечатанных в асфальт. Я опять удивился: неужели она на самом деле живет здесь? Вокруг были старые складские помещения. Некоторые из них перестроили, но я не заметил ни одной вывески. Скорее всего теперь здесь располагались квартиры. Идеальное дешевое жилье, тесное, да и вид из окон нельзя назвать приятным — в лучшем случае пришлось бы постоянно созерцать стену соседнего дома.

— Итак? — спросил я.

Молли остановилась, взглянула на меня и покраснела. Или мне показалось, что покраснела. В полумраке она выглядела иначе. На улице было темно, лишь фонари отбрасывали слабый свет на ее лицо, освещая гладкую кожу и прекрасные глаза, которые не отрываясь смотрели на меня.

— Хочешь, я дам тебе мою карточку? — спросила она.

— Хорошо, — с трудом выдавил я.

Когда она потянулась к сумочке, ремень соскользнул с плеча и повис на локте, сумочка перевернулась, и ее содержимое высыпалось на мостовую.

Я нагнулся, чтобы помочь, и мы оба сели на корточки. В это мгновение мы посмотрели друг другу в глаза и почувствовали желание. Но у меня не было ни физических, ни моральных сил для подобных приключений, к тому же мое сердце, увы, принадлежало другой. Поэтому я сосредоточился на кредитной карточке, губной помаде, зажиме для денег и пудре, которые валялись на тротуаре. Хотя лучше бы мне прислушаться к шагам за спиной.

И вдруг меня словно осенило. В голове возникла неожиданная мысль, когда я увидел, как она смотрит мне через плечо, а ее рот удивленно раскрывается. Наверное, она все-таки профессионалка. Только не в той области, что я подумал.

Мгновение спустя я получил сильный удар: что-то тяжелое и металлическое опустилось мне на затылок.

Глава пятнадцатая

Твое тело еще не остыло, Пол. Ты двигаешься, поднимаешься, падаешь. Ты без сознания, но все еще жив.

Она убегает, пытается спастись, но у нее высокие каблуки, и она не может бежать так же быстро, как Лео. Он кидается за ней в переулок и бежит быстрее. Она убегает, но он настигает ее, сбивает с ног, она, конечно же, пытается кричать, но страх лишает ее голоса. Бедняжка даже не может плакать. Он сжимает ее горло и душит: слышит лишь ее прерывистое дыхание и стук каблуков, бьющихся о мостовую: клац-клац-клац, клац-клац-клац. Но вскоре и этот звук стихает.

Он наклоняется, хватает ее и бьет о стену снова и снова — шмяк! хлоп!.. Она падает на мешок с мусором, а затем скатывается на мокрый асфальт.

Она бормочет и ползет… бормочет, но не кричит, потому что не может кричать… волочит свое тело по мостовой, ползет и плачет…

Он поднимает железный прут и следует за ней… Теперь все кончено.

Наступает тишина. Тишина…

Райли отдавал распоряжения ассистенту окружного прокурора, который сопровождал его до офиса прокурора округа.

— Отправляйтесь в фотолабораторию и скажите, что это моя личная просьба, речь идет о деле Бургоса, и это срочно, — говорил Райли. Молодой человек быстро делал пометки. — И если они не могут обслужить нас в первую очередь, передайте: мне нужно объяснение на пяти страницах минимум, почему они не способны это сделать.

Райли посмотрел вслед удаляющемуся молодому юристу, едва сдерживая смешок. Сначала думал, что сотрудника фотолаборатории можно припугнуть тем, что тот может потерять работу, но заставить его писать длинный отчет — куда более суровое наказание. Райли начал входить во вкус — работа правительственного чиновника нравилась ему все больше.

Он перевел дух и приблизился к кабинету босса.

— Заходите, Пол, заходите.

Окружной прокурор Эд Муллани к пятидесяти годам сильно располнел. Его длинное, красное, покрытое многочисленными веснушками лицо покоилось на втором подбородке, который с годами обвис и тяжелой складкой закрывал воротник рубашки. Он выглядел как старомодный начальник корпорации, который любит обсуждать политику и полицию. Обрюзгший, с сигарой во рту, Муллани сидел, удобно развалившись в скрипучем кожаном кресле. Говорят, раньше Муллани изрядно налегал на спиртное, но проблемы с желудком заставили завязать с алкоголем, поэтому большую часть времени он пребывал в довольно скверном расположении духа.

Райли уселся на стул у его стола.

— Вы похожи на ирландца, который не прочь выпить, — заметил Муллани.

— А бывают другие ирландцы? — попытался пошутить Райли.

Было только шесть часов утра. Для Муллани день уже заканчивался, для Райли только начинался. С момента обнаружения тел и ареста Терри Бургоса минуло пять недель. С тех пор Райли не припомнил и дня, когда возвращался домой раньше полуночи, и это доставляло немало переживаний его жене Джорджии. Следствие по делу напоминало прилив. Райли сколотил оперативную группу из юристов, следователей, офицеров и осуществлял за ними контроль. Во время расследования Райли пытался научиться правильно делегировать полномочия. Пока получалось.

На данный момент личности всех жертв наконец-то были установлены: проституток опознали по отпечаткам пальцев и фотографиям. Элли Данцингер опознали родители, а ее отпечатки прислали по запросу из Южной Африки. Кэсси Бентли опознала ее мать Наталия Лейк Бентли, а запись зубной формулы подтвердила, что это действительно она.

Они нашли все орудия убийства. Нож, которым убийца вскрыл грудную клетку Элли Данцингер и перерезал глотку Энджи Морнаковски. На ноже остались следы крови обеих жертв и Бургоса, кроме того, на рукоятке и на телах убитых были найдены отпечатки пальцев Бургоса. На стеклянном сосуде с серной кислотой из аккумулятора, которую он использовал при убийстве Джеки Дэвис, обнаружили несколько отпечатков пальцев Бургоса. И третье оружие убийства — пистолет, которым он прострелил череп Кэсси Бентли. Слабые отпечатки пальцев имелись на стволе и рукоятке.

Они также обнаружили сперму, совпадающую с группой крови Бургоса, во влагалище каждой из жертв. Они нашли одежду жертв и их вещи, не говоря уж о волосах и крови, в его доме. В подвале отыскали два больших мешка для трупов, и внутри были обнаружены следы всех жертв. В них могли поместить тела Анджелы Морнаковски и Джеки Дэвис, а затем положить в синий «шевроле-субарбен» — именно такой был у Бургоса — в те ночи, когда девушки пропали. На зеркале заднего вида автомобиля выявили отпечатки пальцев Джеки Дэвис, а также слабые отпечатки указательного пальца правой руки Морин Холлис на приборной панели. Возможно, он сажал проституток к себе во внедорожник.

Вещественных доказательств было больше чем достаточно.

— Кажется, дела идут хорошо, дружище, — сказал окружной прокурор. — Да улыбнитесь же наконец.

По правде говоря, пока дела действительно шли хорошо. На прошлой неделе адвокат Терри Бургоса, назначенный ему судом, старался изо всех сил, но проиграл. Его звали Джереми Ларраби, и он уже бог знает сколько лет торчал в офисе государственных защитников.

Этот человек с безумным взглядом, в вылинявшем костюме и с волосами, собранными в хвост, был просто помешан на правах человека. Ларраби пытался настоять на том, что заявление Бургоса, сделанное в полиции, где он опознал каждую из жертв по имени и, по сути, признался в убийствах, получено под давлением. Его главный аргумент заключался в том, что обвиняемому не предъявили предупреждение Миранды. Судья Альберт Донахью возразил: в данном случае этого не требовалось, потому что Бургос не находился под арестом — в беседе, записанной на магнитофонную пленку, детектив Джоэл Лайтнер ясно информировал Бургоса о том, что он может уйти в любое время. Ларраби попытался оспорить это, сказав, что полицейские хитростью выудили у Бургоса показания. Они задержали его на время обеда, а затем предложили Бургосу его самое любимое блюдо — тако, чтобы он остался. Судья Донахью сухо заметил, что он внимательно читал конституцию, и там ничего не сказано по поводу бесплатной мексиканской еды.

После того как апелляционная комиссия штата и Верховный суд отклонили апелляцию Бургоса, стало ясно, что его дело будет передано в суд. Через день после того, как Верховный суд отклонил апелляцию, Терри Бургос заявил, что отрицает свою вину по шести убийствам, и просил признать его невменяемым.

Теперь речь шла уже не о том, чтобы обосновать виновность Бургоса в совершении этих преступлений. Главным стало доказать, что Бургос находился в здравом уме, когда творил все это.

— Похоже, парень был зациклен на проститутках, — сказал Муллани.

Райли кивнул. Бургос не только смог заманить проституток к себе в машину, но и оказался лично знаком с каждой из жертв. Другие проститутки сразу же опознали Терри по фотографии — он был регулярным клиентом Энджи, Джеки, Сары и Морин, хотя они никогда не называли его «Терри Бургос».

Бургос всегда представлялся как «Тайлер Скай».

Следствие установило, когда именно были совершены преступления. Полицейские выдвинули версию, что женщин убивали в той же последовательности, в какой их тела выложили в подвале актового зала. Данные судмедэкспертизы подтвердили это предположение, а женщины были убиты теми же самыми способами, о которых говорилось в песне.

Опираясь на улики и свидетельские показания, удалось восстановить хронологию. Элли Данцингер стала первой жертвой. В 17:35 она заказала еду с доставкой к себе в квартиру. Это случилось в воскресенье, 18 июня, а значит, в тот момент она была еще жива. Следствие определило, что начиная с 22:15 на ее автоответчике обнаружили пять сообщений. Элли не прослушала их и не ответила. Отсюда возникло предположение, что Бургос проник в квартиру девушки в этот промежуток времени, избил ее и похитил.

Им удалось выяснить, где в последний раз видели проституток. Это подтверждало версию о том, что Бургос убивал их каждый день. С Энджи Морнаковски он расправился в понедельник, 19 июня, между девятью и девятью тридцатью вечера; Джеки Дэвис он убил во вторник вечером, примерно в десять тридцать; Сару Романски — в среду вечером, около десяти, а Морин Холлис — в четверг, снова примерно в десять.

— С Кэсси Бентли все обстоит сложнее, — сказал Райли.

«Какая злая ирония… — подумал он. — Выяснить, где находились перед смертью проститутки, оказалось гораздо проще, чем узнать что-либо о студентках Элли Данцингер и Кэсси Бентли. Незаметно устранить проституток было довольно легко, учитывая специфику их работы. Но вот девушек из колледжа?»

— Летом студентки перестают быть студентками, — заметил Муллани.

Разумеется, этот факт усложнил следствие. Учебный год завершился, а летняя школа еще не началась; кроме того, эти богатые девушки не работали. Другая проблема заключалась в том, что они были близкими подругами и прекрасно знали о делах друг друга.

20 июня, во вторник, Кэсси обедала у матери, после чего отправилась в кампус, чтобы подготовиться к летней школе — занятия начинались в понедельник. Больше о ней никто ничего не слышал. Поскольку со среды по субботу от Кэсси не было никаких вестей, Гарланд позвонил окружному прокурору. Это случилось за день до того, как были обнаружены тела.

— Особенно Кэсси, — добавил Райли. — С ней труднее всего.

— Хотите сказать, что не знаете, чем она занималась все это время? — Муллани обычно любил рассматривать дело целиком, однако в этом конкретном случае он пристально следил за тем, как продвигается следствие по убийству Кэсси Бентли. Некоторое время назад он признался Райли в том, что Гарланд Бентли звонит ему по два раза в день.

Следствие выяснило, что Бургос убивал по одной девушке в день, начиная с Элли в воскресенье и заканчивая Морин в четверг. Если придерживаться выбранной им схемы, то он должен был убить Кэсси 23 июня, в пятницу, на следующий день после Морин Холлис, но здесь как раз и была загвоздка: данные судебно-медицинской экспертизы давали другую информацию. Патологоанатом считал, что Кэсси скорее всего убили в воскресенье, 25 июня, — за день до обнаружения тел.

А значит, Бургос пропустил два дня, прежде чем убил Кэсси.

— Маньяки часто наращивают темп, — сказал Райли, — но никогда не замедляют.

Муллани уверенно кивнул.

— А еще замечание Бургоса, которое он сделал во время допроса: «Кэсси спасла меня». Что это означает? И как Кэсси могла спасти Терри Бургоса? Возможно, он имел в виду, что она остановила его кровавый загул?

Муллани кивнул, на этот раз слишком энергично. Он указал на Пола пальцем:

— Проблема с Кэсси в том, что она может спутать нам все карты.

Райли вздохнул. На него вдруг накатила усталость. Ему хотелось встать и вернуться в офис.

— Я попробую разобраться, босс. Пока мы ничего не выяснили, но это дело времени.

— Нет, я очень сильно переживаю по этому поводу, Пол.

— Теперь Бургос пытается доказать свою невменяемость, — усмехнулся Райли, — но он признался, что сделал это. У нас все получится.

Муллани покачал головой и поднял свое грузное тело с кресла.

— Мы все равно должны доказать его вину по каждому из случаев. И кто знает, что там Ларраби намудрит со временем убийств. Могут возникнуть серьезные проблемы.

Райли посмотрел на босса. По духу Муллани никогда не был бойцом. Он не любил борьбу, для таких дел нанимал людей вроде Райли.

Когда Муллани вызвал его, Райли подумал, что тот просто хочет узнать свежие новости о расследовании — это происходило ежедневно с момента убийств, — но теперь уже не был в этом уверен.

— Вы приняли какое-то решение? — спросил Райли.

— Пол… — Муллани одернул брючины, тяжело вздохнул и подошел к окну. — Я дал Гарланду слово, что его дочь не станут валять в грязи.

Медленный, угодливый кивок Пола превратился в отрицательное покачивание головой. Нет.

— Босс, личная жизнь всех жертв окажется в центре внимания. У Бургоса имелась особая причина для каждого из убийств. В его глазах каждая из них согрешила — по крайней мере именно это он пытался нам сказать. Я не знаю, насколько хорошо он узнал Кэсси на тех занятиях, где сам присутствовал, но он обязательно выскажет все: что она была шлюхой или лесбиянкой…

— О да, — махнул рукой Муллани. — Вы же понимаете, я должен был поинтересоваться об этом у Гарланда. Должен был спросить убитого горем отца, не была ли его дочь лесбиянкой. Уверен, он не хочет, чтобы подобные подробности стали известны широкой общественности.

Райли кивнул, как и подобает хорошему солдату, и попытался «читать между строк».

— Вы знаете, что Бентли непростая семья. Любая информация о них тут же появляется в газетах по всех стране. Если поползут слухи, что Кэсси любила девочек, или кто-то разнюхает о том, что мы уже знаем: как она прогуливала занятия, отказывалась от еды, не хотела общаться с друзьями… Вы же понимаете, когда речь заходит о знаменитостях, подобные сведения сильно преувеличиваются и приукрашиваются. Средства массовой информации тут же превратят Кэсси в чокнутую, одержимую жаждой саморазрушения шизофреничку.

Райли молчал.

— Черт, Пол, вы только посмотрите, как на прошлой неделе освещался разрыв Гарланда и Наталии.

Райли читал эти статьи. Там сообщалось о разводе супругов Бентли и о том, что только их дочь Кэсси удерживала Гарланда и Наталию вместе.

Муллани повернулся к Райли и прислонился к подоконнику.

— А еще меня беспокоит, Пол, что мы складываем все яйца в одну корзину.

Райли посмотрел на босса, но ничего не сказал. Его самого уже посещала подобная мысль. В расследовании дела о серийных убийствах у него не раз возникало желание вычеркнуть одну из жертв из списка. Даже если вдруг что-то пойдет не так и защита начнет выигрывать дело, у них есть еще пять жертв, чтобы прижать убийцу. Этого более чем достаточно.

— Что вы хотите мне сказать, босс? — спросил Райли.

Муллани развел руками.

— Это будет настоящий цирк. Уберите Бентли из дела…

— Цирк будет в любом случае.

Окружной прокурор учтиво улыбнулся, но в его глазах сквозила холодность. Выдержав должную паузу, он деликатно заметил:

— Семья одной из жертв, понимая, что дочь непременно вываляют в грязи и что остальные пять убийств будут расследоваться в любом случае, попросила отложить рассмотрение дела в суде на неопределенный срок. Разумеется, мы бы не дали согласия, если бы не были уверены, что это очень правильный стратегический ход с точки зрения юриспруденции.

Райли с трудом сдержал горькую улыбку. Слова Муллани звучали так, словно он позаимствовал их из пресс-релиза. Но от этих слов в груди у него похолодело.

Атторней округа приказывал Райли изъять из процесса дело об убийстве Кэсси.

— Вы же видите, Пол, ее случай самый сложный.

— Да.

— Тогда скажите, разве вы не сможете обвинить убийцу, даже если мы не станем рассматривать дело об убийстве Кэсси? Неужели это хоть чем-то помешает вам?

— Нет, — признался Райли.

— И разве это не предоставит нам второй шанс обвинить преступника, если защите вдруг удастся доказать, что предыдущие пять убийств Бургос совершил вследствие помутнения рассудка?

— И это верно.

— Вот и славно. — Муллани кивнул так, словно все уже решено. — Надеюсь, вы смените выражение лица, когда выйдете из моего кабинета?

Его слова удивили Райли. Он всегда гордился тем, что играл по-честному. Он прекрасно овладел искусством маневрирования, но ему просто не нравилось, что богатый политик пытается повлиять на судебный процесс.

— Мне это не по душе, — вздохнул Райли.

— Я не спрашиваю, что вам по душе, а что — нет. — Муллани повернулся к нему спиной. — Просто хочу знать: вы с нами в одной команде или нет?

Полу показалось, что стены комнаты стали сжиматься вокруг него. Он был новичком в политике, но не глупцом. В свое время тренер говорил ему, что он в любой момент может заменить нападающего. Эта аналогия вполне уместна, потому что игра уже началась. Вопрос лишь в том, кому придется уйти с поля.

— Я назначил вас своим заместителем, выбрал среди других достойных людей, — осторожно произнес Муллани, — потому что вы самый лучший судебный юрист в этом городе. И я хочу, чтобы это чудовище осудил самый лучший прокурор.

Райли ничего не ответил. Он чувствовал себя одурманенным. Его пригласили, потому что он человек со стороны, федеральный обвинитель, далекий от местной политики. Недавно разгорелся серьезный скандал: несколько окружных прокуроров были пойманы на получении взяток, в деле также оказались замешаны нечистые на руку юристы и полицейские. Поэтому Муллани пригласил человека со стороны, чтобы показать свою преданность делу. Этот политический шаг был особенно оскорбительным для Муллани, потому что ему приходилось притворяться, будто на деле все обстояло иначе.

— Я хочу, чтобы вы ответили прямо сейчас, — заявил Муллани.

Райли откашлялся. Он смотрел то в пол, то на прокурора округа, стоящего у окна.

— Пора взрослеть, Райли, — с горячностью проговорил Муллани. — Вы же сами согласились, что это хорошая стратегия. Если жертва отказывается от обвинений, обычно мы прекращаем дело, не так ли? Это стандартная практика, только на сей раз жертва не может ничего сказать. Зато ее семья не желает молчать. Они не хотят, чтобы их дочку искалечили еще сильнее. И нельзя, чтобы ваша гордость или ваше воображение встали на пути их желания.

Райли поднялся, засунул руки в карманы и прикусил нижнюю губу. Он не мог поверить, что ему угрожают. Он знал, о чем думает Эд Муллани — это самое громкое дело, о каком только может мечтать обвинитель. И оно оказалось в руках у Пола Райли.

Райли посмотрел в окно позади Муллани. День был теплым и солнечным. Райли представил, как покидает кабинет, выходит на площадь, доходит до своего госучреждения, стучится в дверь и просит принять его на прежнюю работу.

Муллани подошел к нему. Судя по выражению лица, он готов был пойти на компромисс.

Внезапно Райли понял, что его дни в офисе окружного прокурора сочтены. И все же ему хотелось вести это дело. Он хотел уничтожить монстра. Не верил, что Терри Бургос заслуживает оправдания в той или иной мере. Он был уверен, что именно Бургос убил всех этих женщин. И в его поступках не было и намека на то, что он невменяем.

Пускай Райли и новичок на своей работе, он не сомневался в том, что Бургос убивал женщин во время своих ночных дежурств.

Райли примерно подсчитал сроки. Это произойдет примерно через шесть — девять месяцев до того, как дело будет окончательно закрыто. Он добьется, чтобы Терри Бургоса осудили, а затем уволится.

— Хорошо, — кивнул Райли. — Я… я позвоню куда нужно.

— Обзвоните их всех. — Окружной прокурор положил руку на плечо Райли. — А теперь идите и осудите этого маньяка.