ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ Пятница 25 июня 2005 года

Глава сорок восьмая

Я сидел в коридоре на верхнем этаже дома у лестницы и смотрел на панель сигнализации на стене. Она не была включена и даже не подсоединена к полицейскому пульту. И хотя сигнализация не работала, я установил ее у всех дверей и некоторых окон, откуда можно проникнуть в дом. Еще на первом этаже и на последнем пролете лестницы находились датчики, реагирующие на движение. Если кто-то попытается войти в дом, то на экране загорится цифра, соответствующая номеру входа. Никаких пронзительных сигналов или звонков в полицию не последует, но по крайней мере я буду оповещен.

Под первой зоной подразумевалась входная дверь. Под второй — раздвижная стеклянная дверь. Третьей зоной была дверь в подвал. Четвертой и пятой — окна на первом этаже.

Я закрыл глаза. В висках стучало, желудок сводило от спазмов, во всем теле чувствовалась страшная усталость. Но уже через секунду я открыл глаза и стряхнул оцепенение.

Я посмотрел на экран, где отражались зоны. Он по-прежнему был темным.


В пять минут второго Гарланд Бентли прибыл в сопровождении адвоката. Ему велели явиться ровно в час ночи, но он опоздал, и Макдермотт взял это на заметку. Возможно, сказалась небольшая погрешность часов, но Макдермотт все равно думал, что Бентли явится точно в срок. На нем был темно-синий костюм, выполненный по индивидуальному заказу. Полицейский не мог себе позволить такой даже за месячную зарплату. Макдермотту показалось, что Бентли специально выбрал костюм подороже.

Макдермотту предстояло играть роль стороннего наблюдателя после того, как его временно отстранили отдел. Коммандер, губернатор и суперинтендант полиции Эдгар Троттер собрались в кабинете лейтенанта полиции и приняли на редкость неудачное решение — Гарланда Бентли должен был допрашивать Эдгар Троттер вместе с одним из своих старших помощников.

Макдермотт вошел в центральную комнату для наблюдений с высоко поднятой головой — он не будет кланяться этим идиотам — и встал рядом с шефом полиции. Гарланд Бентли, находящийся в комнате для допросов номер один, расправил пальто и что-то прошептал на ухо адвокату. Лицо адвоката показалось Макдермотту знакомым. Это был крупный красивый чернокожий мужчина в ладно скроенном костюме-тройке серого цвета в полоску. Эти двое выглядели безукоризненно, вид у них был слишком уж решительный и безупречный для людей, которых посреди ночи вызвали на допрос. Это не могло быть совпадением. Они подготовились к представлению.

Когда Эдгар Троттер вошел в комнату в сопровождении лейтенанта, они уставились на него и тут же поднялись со своих мест.

— Гарланд, — произнес Троттер, затем кивнул адвокату Бентли: — Мейсон.

Мейсон… Ну конечно! До недавнего времени Мейсон Тремонт занимал пост федерального прокурора, и этот город также находился в его ведении. Неудивительно, что Бентли задействовал тяжелую артиллерию.

Они начали со слов соболезнования. Как вы пережили этот момент? Как губернатор? Как ваша мать? Наверное, Эбби пришлось тяжело.

Макдермотт посмотрел на шефа, удивленно приподняв брови. Весьма необычное начало для допроса. Эти люди — старые друзья. Гарланд Бентли вкладывал сотни тысяч долларов в кампанию губернатора Троттера, а Мейсона Тремонта федеральным прокурором назначил президент-республиканец по просьбе губернатора, который был с ним в дружеских отношениях. И если Макдермотту не изменяла память, то это своего рода благодарность за то, что Тремонт сумел обеспечить серьезный приток средств в избирательную кампанию.

А теперь сын губернатора должен допросить соратника отца.

Когда все уселись, Мейсон Тремонт заявил:

— Разумеется, Эдгар, мы готовы помогать вам по мере наших сил. Но одно дело… — он взглянул на Гарланда и едва сдержал улыбку, демонстрируя тем самым свой скептицизм, — одно дело, если тебя просят о помощи как друга, и совсем другое — когда угрожают и обращаются как с подозреваемым. Один из офицеров, кажется, его фамилия Макдермотт… Так вот, после разговора с ним у нас возникло впечатление, что речь идет о последнем и что у полиции возникли подозрения…

— Макдермотт отстранен от дела, — прервал его Эдгар Троттер. — Теперь вы будете иметь дело со мной.

Макдермотт сосредоточился. Как же ему хотелось поскорее увидеть поражение Эдгара Троттера! Стать свидетелем сначала болтовни о неэффективности полиции, а потом неудачи, в результате которой у Троттера не останется выбора, кроме как с неохотой вернуться в свой коровник и позволить Макдермотту вновь приступить к работе. Макдермотт не мог отрицать: это доставило бы ему большое удовольствие. Но еще больше ему хотелось узнать, что же на самом деле известно Бентли.

Троттер начал с общих фраз. Мол, существуют подозрения, а вовсе не проверенные факты, что Гарланд спал с Элли Данцингер, что Гарланд является отцом не только Кэсси, но и Гвендолин и что Кэсси была беременна и сделала аборт незадолго до гибели. Он заявил о том, что следствию известно, будто Лео Козловски работал в доме, принадлежавшем Мие Лейк и ее дочери Гвендолин. «Вот какой информацией мы располагаем» — этими словами Троттер завершил свой рассказ.

— Гарланд, вы знаете, где сейчас находится Козловски?

— Нет, Эдгар. Я даже не уверен, что знал когда-либо это имя. Я никогда не общался с ним, по крайней мере не помню ничего подобного.

Троттер подвинул к нему фотографию. Ту самую, которая была найдена в коробке из-под обуви в чулане Чианчио. На ней был изображен Гарланд и репортеры, а на заднем плане — Козловски.

— Как я понимаю, это тот самый человек? — спросил Бентли. — Но вы же сказали, что он работал в доме Мии, а не у нас.

Он пытался продемонстрировать, что между ним и Козловски не было ничего общего.

Троттер наклонил голову.

— А разве не вы помогли ему обрести пристанище в нашей стране?

Троттер немного сократил расстояние, отделяющее Бентли от Козловски. Отличная реакция. Троттер задал очень уместный вопрос и выбрал правильный тон: в его голосе слышалось лишь любопытство, безо всякого намека на угрозу.

— Если я и делал нечто подобное, то уже не помню. Думаю, в большей степени это была инициатива Наталии.

Троттер сделал паузу. Он медленно кивнул, но ничего не сказал. Он прекрасно владел техникой ведения допроса. Молчание во время беседы вызывает чувство неловкости. Подозреваемый пытается заполнить паузу. Если действовать искусно, можно выкопать очень глубокую яму.

Но Гарланд Бентли не был обычным подозреваемым.

— Шелли была чудесной женщиной, — сказал Бентли. — Я встречался с ней недавно.

Троттер выслушал, выдержал его взгляд, а затем спросил:

— Так у вас были отношения с Элли Данцингер незадолго до ее убийства?

Мейсон Тремонт оторвал руку от стола.

— Эдгар, я не понимаю, неужели это необходимо? Если у вас есть серьезные версии, мы готовы выслушать и оказать помощь в расследовании. Но сейчас вы говорите о деле столетней давности.

— Я очень признателен, Мейсон, правда. — Он многозначительно кивнул, избегая зрительного контакта с адвокатом. — Но Лео Козловски убил мою сестру, и прошлое имеет к этому самое прямое отношение. Поэтому я хотел бы получить ответ. Прошу вас.

Адвокат Тремонт положил ладонь на руку Бентли.

— Эдгар…

— Так он будет отвечать или нет? — Троттер бросил ручку на стол и откинулся на спинку стула. — Я жду.

Атмосфера в комнате начала накаляться.

Тремонт поправил очки в золотистой оправе:

— Я бы посоветовал моему клиенту отвечать лишь на вопросы, которые относятся к делу. А всякая клевета не имеет к этому отношения.

— Тогда что вы можете сказать насчет Гвендолин Лейк, Гарланд? Вы действительно ее отец?

Тремонт слегка наклонил голову. Похоже, это был сигнал его клиенту.

— Да, это правда, — отозвался Гарланд.

Макдермотт кивнул. Ничего странного. Его совсем не удивило признание Гарланда. Гвендолин все еще жива. Обычный тест на отцовство смог бы доказать это. Бентли предоставил им информацию, которую они могли получить и без него, если бы возникла необходимость.

Эдгар Троттер достал из папки лист бумаги и положил перед Бентли. Макдермотт встал на цыпочки, чтобы лучше рассмотреть его. Это было письмо, найденное в спальне Лео Козловски. У Макдермотта осталась ксерокопия.

Я знаю, что вам стало известно о моих отношениях с Элли. А мне известно о ваших отношениях с моей дочерью. Если вы заговорите, я тоже не стану молчать. Но если сохраните молчание, я сделаю так, чтобы в колледже Мэнсбери для вас основали кафедру. Вы должны немедленно дать ответ.

Бентли оставил записку на столе, чтобы адвокат смог прочитать ее. Гарланд молча читал, затем схватил и поднес поближе к глазам, пристально рассматривая. Тремонт теперь не мог читать письмо, однако решил не беспокоить клиента.

Макдермотт видел, как бегают глаза у Бентли. Он открыл рот, его брови подрагивали. Вскоре он стал беззвучно произносить слова, перечитывая письмо, а его лицо исказилось от постепенно нарастающего ужаса.

Макдермотт чувствовал — что-то здесь не так.

— Боже, — проговорил Бентли.

— Это письмо было доставлено профессору Олбани, — бесстрастным тоном заявил Троттер. — Он уже признался, что получал его. И сказал, что согласился выполнить требования.

Тремонт схватил своего клиента за руку. Бентли вскочил со стула и бросился в угол комнаты, закрывая лицо рукой.

— Возможно, нам стоит ненадолго прерваться? — предложил Тремонт.

Бентли повернулся и посмотрел на Троттера:

— Вы хотите сказать… этот учитель… и моя дочь?

Троттер не ответил на вопрос. Вместо этого он сказал:

— Нам известно, что вы выполнили условие сделки и организовали для профессора Олбани кафедру.

— Ну да, я… — Гарланд Бентли вдруг осекся. Он медленно поднял голову, его глаза бегали, губы слегка двигались, произнося нечто неразборчивое.

— Мне нужна одна минута, чтобы переговорить с клиентом, — попросил Тремонт.

Здесь точно что-то было не так.

— Вот это здорово! — пробормотал Бентли. — Замечательно!

Глава сорок девятая

В комнате для допросов номер один стояла тишина. Гарланд Бентли по-прежнему качал головой, но теперь на его губах появилась ироничная улыбка. Некоторое время он молчал. Эдгар Троттер предпочел подождать, пока он наконец решится что-нибудь сказать.

Макдермотт снова вспомнил, как Гарланд Бентли отреагировал на записку. Она отличалась от реакции Олбани. Бентли вчитывался в каждое слово. Даже если его удивление было наигранным, это был самый убедительный блеф, который только приходилось видеть Макдермотту.

Гарланд Бентли не писал это письмо.

— Я этого не писал.

Троттер взял лист и посмотрел на него или сделал вид, что читает.

— Значит, в этом письме описан кто-то другой?

— Нет, — сознался Бентли. — Речь идет обо мне. Это… правда насчет меня и Элли Данцингер. Я сознаюсь. Да. Но я этого не писал. И никогда прежде не видел этого письма.

— Но вы же основали кафедру в колледже Мэнсбери для профессора…

— Да.

— …и вы говорите, что не заключали сделку с профессором?

— Верно.

— Получается, совпадение? Или тот, кто написал письмо, мог предсказывать будущее?

Нет, здесь явно другое. Если Бентли говорит правду, значит, тот, кто писал записку, знал о его отношениях с Элли. И ему было известно о романе Кэсси с профессором Олбани.

Он мог оказывать влияние на решения Гарланда, в том числе и на его намерение основать кафедру для профессора в колледже. И этот человек знал Лео Козловски, который принес письмо профессору Олбани.

— Наталия, — произнес вслух Макдермотт.

Сидящий в комнате для допросов Гарланд Бентли покачал головой и задумался.

— Когда мы с Наталией развелись… Я не мог ее винить. Она не просто хотела расстаться, она хотела сделать это немедленно. Наталия могла привести в действие наш брачный договор, подать на меня в суд, но вместо этого решила уладить дела, выплатив мне отступные. Таким образом она словно говорила мне, чтобы я ушел из ее жизни, и как можно скорее. — Бентли вздохнул. — Она сказала, что я получу деньги. Но при одном условии.

— Вы учредите кафедру для профессора Олбани? — спросил Троттер.

Бентли с мрачным видом кивнул.

— Она сказала, что Олбани был наставником Кэсси. Моя дочь очень уважала его. А из-за того… что натворил этот монстр, профессору грозило увольнение. Его еще не зачислили в основной штат, и он мог навсегда лишиться возможности заниматься преподавательской деятельностью. — Бентли откашлялся и сосредоточился. — Я прекрасно понимал, что был плохим мужем. И если Нат хотела, чтобы я сделал подобное одолжение, я с готовностью исполнил ее просьбу. Если бы я знал или хотя бы подозревал, что он посмел дотронуться до моей дочери…

Макдермотт посмотрел на коммандера, но тот молчал. Это было как холодный душ. Макдермотту нечего было сказать. Насколько он мог судить, коммандеру также.

«К черту. Это дело расследует Макдермотт, нравится вам или нет. И оно становится все интереснее и интереснее».

Троттер решил прерваться. Они закончили в два часа ночи. Этот день стал долгим для всех: и для Троттеров, и для полицейских. Уже ничего нельзя было предпринять, разве что продолжить лихорадочные поиски автомобиля Козловски.

Наталия Лейк послала письмо профессору Олбани. Она не хотела, придавать огласке роман ее дочери и Олбани. Кроме того, она не желала, чтобы всем стало известно об отношениях ее мужа и Элли. Нат развелась с Гарландом через несколько недель после убийства Кэсси.

Но почему?

— Поезжайте домой, детектив, — сказал ему коммандер.

Макдермотт кивнул. Делать здесь больше нечего.

Однако он поехал не домой.


Время стало моим врагом. Борясь со сном, я просидел в коридоре у входа в спальню до половины шестого утра. Я начал было клевать носом, но тут же проснулся и посмотрел воспаленными глазами на экран панели сигнализации, которая находилась на верхнем этаже. Затем, выпив две таблетки аспирина, наспех принял душ. Я старался передвигаться тихо, внимательно прислушиваясь, в любой момент ожидая нападения. С трудом затолкав в себя кусок тоста, я пошел к двери черного хода. Возможно, там все и произойдет… Однако я беспрепятственно добрался до автомобиля. Открыл дверь гаража и заглянул внутрь, но там ничего не было, кроме моего «кадиллака» и садовых инструментов.

Я сел в машину и глубоко вздохнул. Настало время повидаться с Наталией Лейк. Пора выяснить, насколько хорошо я играю в покер.

Глава пятидесятая

Когда в семь утра я вышел из машины, женщина, одетая во все белое, уже ждала меня. Она стояла, заложив руки за спину.

— Доброе утро, мистер Райли.

— Доброе.

Она повернулась к двери:

— Миссис Лейк ждет вас.

Я последовал за женщиной к одной из входных дверей и очутился в роскошном холле. Женщина отвела меня в салон с антикварной мебелью и кабинетным роялем. В этой чистой, со вкусом обставленной комнате все буквально кричало о богатстве и тоске хозяйки.

— Спасибо, Марта.

Я обернулся и увидел Наталию Лейк. Передо мной тут же возникла картина из прошлого: я вспомнил, как она пришла на опознание дочери. С тех пор она сильно состарилась и, как мне показалось, ее шея и лицо претерпели серьезное вмешательство пластических хирургов. Неестественная гладкость кожи придавала особую жесткость выражению лица.

— Спасибо, что согласились встретиться со мной, миссис Лейк.

— О, называйте меня просто Нат. — На ней были светло-сиреневая блузка с рукавами в три четверти и белые брючки. Она взяла мою руку и сжала ее. — После всего, что было, я для вас просто Нат.

Мы сели рядом на кушетке. Кончиками длинных тонких пальцев она дотронулась до моей руки.

— Вы любили эту женщину? Шелли Троттер…

Я кивнул.

— Дочь Лэнга, о Боже… — Она внимательно посмотрела на меня. — Пол, прошу вас, скажите, Гарланд не замешан в этом?

— Нет, он здесь ни при чем.

Она вздохнула. Но я не знал, как толковать ее реакцию.

— Все, что случилось на этой неделе, было сделано с целью утаить нечто важное, — сказал я. — А Гарланду нечего скрывать. Да, он совершил немало постыдных вещей. Он спал с лучшей подругой вашей дочери. Он сделал ребенка вашей сестре. Но он тогда никого не убивал, Нат. А значит, у него нет причин совершать убийства теперь. Ему нечего защищать.

Я позволил ей осознать смысл сказанного, надеясь, что Наталия заполнит паузу. На ее губах появилась неодобрительная усмешка. Я подумал, что мои суждения разочаровали ее, но не ожидал, что она выскажет это вслух. Наталия открыла маленькую перламутровую коробочку, достала сигарету, прикурила и молча затянулась.

Я даже не знал точно, зачем приехал. Но интуитивно чувствовал, что могу найти здесь ответы на некоторые вопросы. А я умею добывать информацию.

— Вы знаете, где Лео Козловски? — спросил я.

— Нет, разумеется. — Она откликнулась слишком быстро, словно ожидала вопрос и пыталась защититься. Она уже была готова к подобному обвинению.

— Вы помогли ему перебраться сюда, Нат. Ваши родственники в Венгрии дружили с его семьей. Этот больной безумец предан лишь одному человеку — вам.

Наталия стряхнула пепел в мраморную пепельницу. Ни разу в жизни ей не приходилось перед кем-либо объясняться. Она и сейчас не собиралась это делать.

Нужна была очень серьезная причина.

— Лео Козловски убил Элли Данцингер, — сказал я. — По вашему указанию.

— О… — Она больше не улыбалась. Повернулась ко мне и посмотрела одновременно с презрением и восхищением. — И это все? Или вы считаете, что я организовала убийства всех остальных девушек? Включая мою собственную дочь?

Она говорила холодным, высокомерным тоном, но ее глаза горели огнем. Наталия оставила дымящуюся сигарету в пепельнице и встала с кушетки, чтобы поправить картину на стене. Этот поступок показался мне слишком неестественным, я видел, что ей не по себе. Возможно, она пыталась потянуть время.

— Вы не хотели убивать вашу дочь, — возразил я. — Но у вас не было выбора. Кэсси поняла, что вы сделали с Элли. И вы знали: она молчать не станет.

Я высказал ложное предположение. По крайней мере мне так казалось. Но я не смог придумать ничего более убедительного, чтобы растрясти дерево. А это дерево точно нужно было хорошенько тряхнуть.

Краем глаза я заметил движение в коридоре — чья-то тень на мгновение заслонила собой свет. Там кто-то был.

— Вы хотели, чтобы дело об убийстве Кэсси было изъято из процесса, — продолжил я. — Боялись, вдруг кто-нибудь слишком пристально присмотрится к нему. Или к ней.

Наталия заложила руки за спину и медленно кивнула.

— То, что вы говорите, не просто смешно, Пол. К тому же вы никогда не сможете этого доказать.

— Зря вы так думаете. — Я незаметно повернулся в сторону коридора.

Подойдя поближе к двери, я заговорил, повернувшись спиной к Наталии. Я хотел, чтобы меня услышала не только она, но и тот, кто находился в коридоре.

— Мы приступили к эксгумации тела Кэсси, — заявил я.

— Это блеф, — ответила она мне в спину. — Вы уже осудили человека, который… — Она замолчала и с сарказмом усмехнулась.

Благодаря ей в убийстве Кэсси никого не обвинили. Ее дело просто не расследовали.

— Это блеф, — повторила она.

— Нет, не блеф. Губернатор Троттер назначил меня ответственной стороной обвинения в расследовании убийства Кэсси. И в первую очередь я арестую вас по подозрению в ее убийстве.

Это была ложь. Но ложь вполне убедительная.

— За последние шестнадцать лет наука продвинулась далеко вперед, — просветил я ее. — Представляете, что мы можем найти, исследуя останки Кэсси…

На самом деле я сомневался, что нам удалось бы многое выяснить. Однако она этого не знала. Но в данном случае это было уже не важно.

— И теперь вы хотите уничтожить все, чего добились, — предостерегла меня Нат. — Хотите разрушить свою карьеру.

Она не задавала мне вопрос, поэтому я не стал отвечать. Просто смотрел в коридор.

Гвендолин Лейк в длинной футболке и серых спортивных брюках появилась на пороге салона.

— Милая… — Наталия сделала шаг вперед, так что я теперь мог видеть ее боковым зрением.

Я кивком поприветствовал Гвендолин.

— Вы ошибаетесь, — сказала она.

«Никогда не возвращайся, никогда. Приказам нужно подчиняться…


Никогда не возвращайся, твоя нога не должна ступать на Хайланд-Вудс. Возьми деньги, сколько захочешь, и никогда не возвращайся, никто ничего не узнает…»

Район изменился, некоторых домов уже не было, другие — только построили. Милое, тихое местечко на Хайланд-Вудс…

«Никогда не возвращайся…» Но порой приходится нарушать приказы. Как теперь. После того как Пол Райли посетил миссис Бентли… ныне — миссис Лейк.

Лео проехал мимо ее дома. Теперь он принадлежал миссис Лейк, она поселилась в нем после кончины своей сестры. Затем он припарковался у подножия холма. Лабиринт улиц образует кольцо, все дороги ведут вниз, на Браунинг-стрит. Он подождет Райли здесь, на обочине, со стаканчиком кофе и газетой в руках.

Это была бесконечно долгая неделя. Но сегодня все должно закончиться.


Наталия Лейк встала между мной и Гвендолин:

— Нет, милая, нет…

— Тетя Наталия. — Гвендолин попыталась отодвинуть Нат в сторону.

— Нет, солнышко…

— Тетя Наталия… Тетя Наталия! — Она схватила Нат за плечи и пристально посмотрела на нее. — Тетя Наталия, я сама все скажу. Я знаю, ты хочешь защитить память о Кэсси, но она того не стоит!

После недолгой борьбы Нат наконец сдалась. Она прошла мимо меня, ничего не сказав и даже не взглянув в мою сторону, и встала у окна.

Я посмотрел на Гвендолин, на ее длинную футболку и спортивные брюки, на растрепанные волосы и усталые глаза — во всем ее облике чувствовались искренность и беззащитность. Я молчал, боясь разрушить эту иллюзию. Гвендолин подошла ко мне. Теперь она была готова обо всем рассказать. Я старался не обращать внимания на боль в груди. Шелли когда-то сказала, что рано или поздно она мне обо всем поведает, и оказалась права. Ей просто нужен был стимул.

— Вы были правы на мой счет, — сказала Гвендолин спокойным, бесстрастным голосом. — Гарланд — мой биологический отец. Моя мать рассказала мне об этом незадолго до смерти. Она не хотела, но считала, что я должна знать правду. — Гвендолин взглянула на Наталию, та стояла неподвижно и глядела в окно. — Она была так напугана своей беременностью, что улетела во Францию. В местечко Кап-Ферра. Думаю, она планировала… прервать беременность.

Я кивнул. Очевидно, Миа Лейк передумала, отказалась от аборта и родила Гвендолин на французской Ривьере.

— Я рассказала об этом Кэсси, — призналась Гвендолин. — Когда приехала в город, тем летом. Оглядываясь назад, понимаю, что поступила неправильно… Я не должна была так делать. Я не знала, что переживала в то время Кэсси. Я не знала об этом до тех пор, пока не стало слишком поздно.

«Пока не стало слишком поздно».

— Хотите сказать, это Кэсси убила Элли Данцингер? — подытожил я.

Вот так я обо всем и догадался. После услышанного прошлой ночью я не представлял другого варианта развития событий. Но было еще несколько деталей, о которых я пока что не имел представления.

— Мы узнали об этом позже, — продолжала Гвендолин. — Когда Кэсси рассказала нам. Нет, мы ничего ей не говорили. И ничего не делали. Мы просто… Понимаете, я не знала, что предпринять.

— И вы уехали из города, — кивнул я. — В среду, когда продолжались убийства.

Гвендолин кивнула.

— Я была в таком состоянии, что вряд ли смогла бы выдержать полицейский допрос. — Она замолчала и судорожно вздохнула. — Поймите, мы знали, что, когда найдут Элли, начнут искать и Кэсси. Они были лучшими подругами. Я не хотела отвечать на вопросы. Я приехала в город погостить, и мой отъезд выглядел вполне естественно.

Я посмотрел на Наталию, которая неподвижно стояла у окна, затем снова перевел взгляд на Гвендолин. По ее щекам катились слезы, теперь она стала бледной как призрак. И все равно мне показалось, что она испытала облегчение.

— А что было потом? — спросил я у Гвендолин, хотя на самом деле обращался к ним обеим.

Гвендолин покачала головой и заморгала.

— Потом ничего не было. Я уехала. Тетя Нат и Кэсси затаились и стали ждать, когда появится полиция. Но никто так и не приехал. И тогда они зажили обычной жизнью. А потом Кэсси убили.

Я покачал головой — нескольких фрагментов головоломки по-прежнему недоставало.

Гвендолин пожала плечами:

— Вероятно, Терри Бургос как-то узнал о случившемся. Он ведь следил за Элли, не так ли? Наверное, видел, как все произошло. Поэтому и убил Кэсси. То есть вы сами можете рассказать мне об этом, мистер Райли, я больше ничего не знаю.

«Ничего не знаете? Сомневаюсь. Вы обе точно знаете что-то еще».

И я хотел выслушать историю до конца.

— А что насчет Лео Козловски? — спросил я.

— Он тоже все знал. Кэсси рассказала нам троим.

Я развел руками:

— И?..

— Ничего. — Она пожала плечами. — Он ничего не делал.

— Мы не знаем, почему сейчас он сотворил все это. — Наталия отвернулась от окна. — Думаю, таким образом он пытается защитить Кэсси.

Это объяснение не удовлетворило меня, но и не удивило. Они знали больше, однако я не ожидал откровенности от них.

Я пришел сюда не для того, чтобы выслушивать их истории. Я пришел завершить два дела. Первое увенчалось успехом — я добился этого одним своим появлением в доме. Что касается второго, то я оказался совсем близок к цели.

— Итак, первое, что я сделаю в должности обвинителя, — заявил я, — это сниму формальную вину за убийство Элли с Терри Бургоса и объявлю убийцей Кэсси.

— Это в самом деле необходимо? — Нат подошла ко мне. — В сложившихся обстоятельствах…

— В каких обстоятельствах? Она спланировала хладнокровное убийство. Это не…

— Она ничего не планировала! — Лицо Гвендолин залила краска. — Она не была расчетливой убийцей! Просто увидела, как отец выходит из квартиры ее лучшей подруги. Вы и представить себе не можете, насколько это омерзительно, гадко…

Она замолчала и закрыла лицо руками. Стоицизм Наталии дал трещину.

Я призвал весь свой опыт судебного юриста, чтобы скрыть удивление и сохранить спокойствие, подавить эмоции и поддержать внешнее хладнокровие. Мои руки и ноги дрожали. Я весь покрылся испариной. Мне нужно было уйти, выбраться отсюда поскорее. Я даже не мог говорить, настолько сильным был прилив адреналина.

Я пошел к двери.

— Пол, прошу вас, подумайте! — окликнула меня Наталия.

Я едва расслышал ее слова. Надежда, неожиданно возникшая в моей душе, оказалась такой сильной, что я едва мог передвигать ноги.

В то утро они много говорили. По большей части это было вранье, попытка сбить меня с толку. Но между строк я смог прочитать нечто более важное, чем правда о событиях шестнадцатилетней давности.

Возможно, Шелли все еще жива.

Глава пятьдесят первая

«Вот и он. Вот и он. Теперь он с нами. Он снова с нами. Он только что разговаривал с миссис Лейк. Она все исправила. Теперь его очередь. Так уже было однажды…»

Лео закрыл лицо газетой, когда машина Райли проехала мимо и свернула на Браунинг-стрит.

«Что она ему сказала? Неужели теперь ему все известно? Что теперь делать?»

«Следуй за ним. Но постарайся держаться на расстоянии. Затаись и наблюдай».


Что теперь делать?

Я ехал по Браунинг-стрит, не зная, как поступить дальше. Я предполагал, что Лео скорее всего следил за мной. Если мои подозрения насчет Наталии Лейк подтвердятся и она действительно, подобно кукловоду, управляла Козловски, то он, вероятно, видел, как я приезжал к ней. И мог подумать, что теперь я на их стороне. Это событие, а также мое заявление, сделанное прошлой ночью перед журналистами, собравшимися около полицейского участка — что именно Терри Бургос убил шесть женщин в колледже Мэнсбери, — всего этого было достаточно, чтобы убедить Козловски, что я снова стал союзником, верным товарищем, готовым в любой момент прикрыть его.

Но где же он спрятал Шелли? От одного этого вопроса, от одной мысли, что она еще жива, у меня все переворачивалось внутри.

Что делать? Ждать, пока Козловски придет за мной? И как мне это устроить? Я сделал все, что мог, начиная от выступления перед прессой и заканчивая визитом к Наталии Лейк, чтобы привлечь внимание Козловски. Что дальше?

Шелли могла быть где угодно. Козловски наверняка знал миллион мест, где можно спрятать ее. Я должен встретиться с ним. Должен заставить его рассказать мне…

На улицу прямо перед моей машиной выкатился футбольный мяч и вслед за ним выскочил мальчишка, на вид — еще подросток. Я резко нажал на тормоз. Он посмотрел на меня так, словно это я во всем виноват.

«Господи, парень, — подумал я, чувствуя, как кровь бросилась мне в лицо. — Тебе нечем заняться? Почему ты не в школе?»

Но когда мальчишка показал мне средний палец, я сосредоточился и тут же сам ответил на свой вопрос.

Боже. Ну конечно!

Ему не нужно в школу. Летом школы не работают.


Автомобиль Райли затормозил, взвизгнув тормозами. Лео остановил свою «камри» в трех машинах от него. Но через мгновение после того, как мальчик вернулся на тротуар, Райли сорвался с места как ракета, обогнал двигавшееся впереди него авто и проехал на красный свет. Возмущенные гудки понеслись ему вслед.

Нет, нет, нет. Лео быстро обгонял автомобили, ему повезло со светофором — тот переключился на зеленый свет. Лео хотел держаться позади Райли, но не отпускать его слишком далеко. Однако теперь Райли мчался с такой скоростью, что Лео мог его потерять…

Он повернул. Впереди, в двух кварталах, его машина свернула направо. Лео попытался понять, что это за улица, и нажал на педаль газа. Потом он все понял.

Райли свернул на шоссе, ведущее на юг.


«Вы и представить себе не можете, насколько это омерзительно, гадко…»

Я мчался по территории колледжа Мэнсбери. Все вокруг казалось мне сюрреалистическим: внешне колледж не изменился, но вместе с тем казался мне совершенно другим. В кампусе, как и шестнадцать лет назад, не было ни души. На следующей неделе начинались занятия летней школы. Интересно, где теперь обнаружат очередное тело?

Актовый зал Брэмхолла занимал обширный земельный участок. Бетонная лестница вела к высокому строению с крышей в виде купола. Вход поддерживали две гранитные колонны, с обеих сторон от здания зеленели аккуратные лужайки. Я затормозил на обочине и заглушил двигатель. Нагнувшись, откинул коврик под ногами и достал оттуда обычный кухонный нож с двенадцатисантиметровым лезвием. Таким же ножом Терри Бургос вырезал сердце у Элли Данцингер и перерезал горло Энджи Морнаковски.

По крайней мере я всегда так думал. Но когда утром снимал нож со «стены Бургоса» в моем подвале, мне пришлось признаться, что теперь я уже не так уверен в этом.

Шестнадцать лет назад я вышел из машины примерно в том же месте. И моя жизнь изменилась.

В прошлый раз здесь повсюду были полицейские и криминалисты, жители города теснились возле оградительной ленты, а внутри лежали шесть мертвых девушек. На этот раз, если я прав, внутри находилась лишь одна жертва, причем живая. И никакой полиции. Именно этого хотел Козловски. Я не мог рисковать и привезти с собой Макдермотта или кого-то еще.

«Веди себя хорошо, и она тоже не умрет».

Я убрал нож во внутренний карман куртки. У меня не было собственного пистолета, и я не мог раздобыть его в столь короткий срок. Я мог бы принести с собой сколько угодно кухонных ножей, но, возможно, именно этот будет мне полезен.

Я тихо помолился Богу, веру в которого почти потерял, и вышел из машины. Здание выглядело пустым, безлюдным. На этой неделе, когда отмечалась шестнадцатая годовщина убийств, кампус Мэнсбери был закрыт.

Я обернулся, словно хотел проверить машину, но на самом деле постарался внимательно осмотреться по сторонам. Возможно, Козловски уже здесь. Следит за мной. У меня только один шанс. И я должен воспользоваться им. А значит, необходимо подавить бушующую в моей душе бурю и медленной, уверенной походкой подняться по лестнице.

В зале было три входа: центральный, служебный (он располагался справа от меня) и вход в складское помещение с противоположной стороны здания. Сначала я попробовал открыть массивную дверь центрального входа, но обнаружил, что она заперта.

Я направился к служебному входу.

Лео объехал актовый зал и оставил машину на прилегающей к зданию парковке. Он поднялся по скату и с помощью ключа и короткого крюка открыл замок на двери складского помещения. Затем отодвинул засов, надавил на ручку двери и шагнул во тьму.


Дверь служебного входа была заперта. Снаружи я не заметил ручку — вообще ничего, только гладкое, проржавевшее железо. Я не открыл бы ее и пушечным выстрелом.

Я решил обойти здание. Спустился с пригорка, завернул за угол и замер. На парковке стояла всего лишь одна машина — «тойота-камри».

Стараясь контролировать эмоции, я со всех ног бросился к единственной двери, находящейся наверху небольшого ската. Я схватился за ручку и прочитал молитву, а затем попытался открыть дверь. У меня получилось. Я оказался внутри.

Постепенно мои глаза привыкли к темноте, и я увидел просторное складское помещение с большими холодильниками и полками, поднимающимися от пола до потолка. Все они были заставлены ящиками. Я прошел через склад в большую кухню и снова увидел холодильники, а также плиты и раковины. Слева от меня находились лестница и лифт.

Я быстро поднялся по темной лестнице, толкнул дверь и очутился на втором этаже. Здесь располагался большой конференц-зал, отделанный в красно-золотых тонах и обставленный антикварной мебелью. Солнечный свет струился через большие окна. Мое сердце учащенно забилось. Я узнал комнату. Вспомнил совещание, которое мы проводили в актовом зале. Забыв о том, что мне следует играть роль хладнокровного представителя закона, я побежал к другой двери и оказался в актовом зале с большой сценой и подиумом. Дневной свет проникал в зрительный зал. Я пробежал мимо рядов, минуя кресла, на которых когда-то сидели мы с детективом Джоэлом Лайтнером и шефом полиции Гарри Кларком, обсуждая ужасные подробности шести убийств.

Я добрался до фойе и посмотрел налево, на дверь, ведущую в подвал, в комнату, где хранились инструменты для уборки.

Я приблизился к двери, на которой, как мне известно, был засов. Обычно ее запирали. И тихо открыл дверь.

Он ждал меня.

Глава пятьдесят вторая

Лео открыл последнюю дверь в подвал. Он прошел мимо проволочных шкафчиков и полок у короткой стены, а затем направился в глубь помещения, к большим шкафам, где хранились инструменты. На мгновение он остановился и прислушался, но ничего не услышал. Он открыл средний шкаф и заглянул в него.

Шелли Троттер не пошевелилась. Однако в ее затуманенном взоре что-то промелькнуло. Словно она узнала его. Лео вколол ей две ударные дозы гамма-гидроксибутирата, ГОМК, — этого было достаточно, чтобы продержать ее в полубессознательном состоянии с прошлого утра, когда он напал на нее в душе. Запястья и лодыжки Шелли были скованы, Лео использовал еще одни наручники и сковал ей руки и ноги, превратив ее тело в неестественный, скругленный треугольник. Благодаря этому он смог, хоть и не без усилий, спрятать ее в большом шкафу, где обычно хранились лопаты и снегоуборочные инструменты. Теперь здесь были только возлюбленная Пола Райли и тяжелое стальное мачете.

Ей пришлось долгое время просидеть в неудобном положении. Спецслужбы используют подобные приемы, чтобы воздействовать на неблагонадежных людей, сломить их дух. Но Лео не хотел причинять ей боль. Ему просто нужно было, чтобы она просидела здесь как можно дольше и не шевелилась. Когда Лео вынес Шелли из квартиры, она практически пребывала в состоянии искусственно вызванной комы.

Шелли Троттер. Шелли Троттер.

Теперь он видел, что она не способна ничего сделать, даже если бы на ней не было наручников. Лекарство прекрасно справилось с задачей. Она уронила голову и застонала, но ничего не смогла сказать. Спортивные брюки, которые он надел на нее, пропитались естественными испражнениями. Едкий запах мочи смешивался с запахом чистящих средств. Ее кудрявые волосы прилипли к голове. Губы едва шевелились, она не могла произнести ни слова. Струйка слюны стекала из уголка рта.

Лео отстегнул наручники, которые соединяли оковы на запястьях и лодыжках. Шелли тут же отреагировала, попыталась вытянуться, насколько это было возможно в тесной конуре. Лео вытащил ее из шкафа, но не стал снимать оставшиеся наручники. Мгновение раздумывал, не вколоть ли ей третью дозу парализующего препарата, и решил повременить.

Он услышал шум, слабое эхо в фойе, а затем — легкую дробь шагов на лестнице. Лео остановился, замер, задержал дыхание и прислушался. Дверь в конце коридора открылась. Он вытащил пистолет и стал ждать.


Приближаясь к последней двери, я заставил себя двигаться быстрым, но размеренным шагом. Эта дверь вела в подсобку, где когда-то обнаружили тела. Я прошел по складскому помещению, зная, что он может спрятаться где угодно и поджидать меня в засаде. Но я был уверен, что Шелли в комнате, где хранились инструменты. Пока колледж закрыт на каникулы, практически любое помещение могло подойти для его целей, но Козловски умен. Он пытался подражать словам песни, чтобы недавние убийства выглядели как попытка копировать преступления Бургоса. Он рассчитывал подставить Олбани, ведь именно профессор знал об этих стихах лучше кого бы то ни было. Козловски хотел, чтобы все выглядело так же, как в прошлый раз.

Я быстро подошел к последней двери, понимая, что у меня нет четкого плана действий. Повернув дверную ручку, я толкнул дверь и мысленно прочитал молитву. Надеялся, что он не станет приветствовать меня градом пуль.

У него уже было много возможностей убить меня.

Я вошел в помещение, и тут же из моего горла вырвался стон. Козловски сидел на корточках рядом со шкафчиком у противоположной стены и прижимал пистолет к голове Шелли. Она находилась в полубессознательном состоянии, ее кожа была бледной, как у мертвеца. На ней оказались футболка, испачканная грязью, и заляпанные брюки. У меня подкосились ноги, но я попытался сосредоточиться, стараясь не думать о том, через что ей пришлось пройти.

Это был тот самый шанс, на который я рассчитывал. Другой возможности мне не представится. И я должен действовать без подготовки.

Стараясь сохранять внешнее спокойствие, я скривил губы в некоем подобии улыбки, глубоко вздохнул и издал звук, напоминающий смешок.

— Ладно-ладно, — сказал я. — Лео, у нас есть работа. Работа. У нас с тобой.

Во внешности Козловски произошли перемены. Он сбрил волосы так, что на голове появилась лысина, и перекрасился в темно-русый цвет. Теперь он был в очках, но они не скрывали его глаз и шрама в виде полумесяца. Рядом с ним лежала трость.

Хорошая маскировка. Особенно лысеющая голова. В сочетании с хромотой и тростью это позволяло выглядеть лет на десять старше.

Для меня это было отличным напоминанием. Возможно, Козловски и сумасшедший, но точно не дурак.

Я посмотрел на Шелли. Она шевельнулась. Живая, но в большой опасности.

Я не должен думать об этом. Нельзя давать волю эмоциям, хотя в тот момент я готов был упасть на колени и умолять, чтобы он забрал мою жизнь вместо ее. Я понимал, что в скором времени мне придется заключить подобную сделку. Однако Лео Козловски не подкупить ни слабостью, ни мольбой.

Козловски посмотрел на меня в недоумении:

— Как… как?..

— Как я догадался, куда мне прийти? Ты же знаешь как, Лео.

Я старался говорить намеками, опасаясь, что любая определенность может все испортить. Проблема заключалась в том, что я и представить не мог, насколько силен его психический недуг. Я не знал, бывают ли у него галлюцинации. Возможно, глядя на деревья, он думал, что среди их ветвей притаились шпионы.

Он безумен, но не дурак. Вопрос, насколько он безумен.

Лео смотрел на меня с подозрением. Я ждал, пока он отреагирует, ведь ответ был очевиден. Но Козловски колебался.

— Наталия рассказала мне, Лео. А ты что подумал?

— Госпожа… госпожа Бентли? — Козловски опустил глаза, но не на Шелли. Он явно переживал внутреннюю борьбу. — Ей… понравилось?

«Ей понравилось»?

— Она не се… сердится? — спросил он.

Хорошо. Это уже что-то. Он хотел знать, одобряла ли Наталия его поведение на этой неделе. Козловски пытался сказать мне, что действовал в одиночку, а не по указке Наталии.

«Он называл ее „госпожа Бентли“».

Да. Она давно уже не носит эту фамилию. Но именно так ее называли в то время, когда была убита Кэсси.

Он не общался с Наталией на этой неделе. И это дало мне некоторое пространство для маневра.

— Нет, Лео, она не сердится. Ты же пытался защитить Кэсси.

Козловски посмотрел на меня. Он ничего не сказал, но по его лицу я видел, что он испытывает мучительную боль. Человек, совершивший несколько убийств на этой неделе, а возможно, и шестнадцать лет назад, казалось, готов был сейчас расплакаться.

— Никто не знает о том, что Кэсси убила Элли Данцингер, — сказал я. — И я позабочусь о том, чтобы никто об этом не догадался.

Козловски опустил глаза. Он напоминал ребенка, который узнал, что его любимый щенок умер.

— Она была напугана, — проговорил он, — так напугана…


Кэсси была страшно напугана. Она дрожала и плакала, когда сидела за кухонным столом и держала Лео за руку. «Кажется, я убила ее… Кажется, я убила Элли», — повторяла Кэсси. «Может, все еще наладится», — пытался успокоить Лео. «Мама, мама, я должна позвонить маме».

И вот она приехала. Миссис Бентли. Наталия. Они поднялись наверх. Лео остался за кухонным столом. Он смотрел в окно, в темноту. Он любил ночь больше, чем день. Надеялся, что все еще наладится. Все будет хорошо. Он сам вызвался помочь, и Нат согласилась. Он должен был проверить, мертва ли Элли. «Проверь, как там Элли, убедись, что она мертва. А если еще жива… если не умерла… добей ее».

Адрес. Он знал имя: Терри Бургос. Над ним шел судебный процесс. Бургос преследовал Элли. Если ее тело найдут в доме Бургоса, заподозрят именно его, и Кэсси будет спасена.

Все оказалось просто. Очень просто. Он припарковался во втором ряду. Закрыл дверь, но не запер. Элли лежала на кровати, уставившись в потолок, ее тело было холодным и окоченевшим. Он взял ее на руки, выглянул за дверь — никого. Затем сел в машину и поехал к дому Терри. И опять все прошло чисто — никто не проснулся. Он занес тело в дом Терри через черный ход, затем побежал обратно к машине.

«Проследи, — велела она. — Проследи».

Он сел в машину, развернул ее. Не ожидал, что это произойдет в первую ночь. И все же случилось. Около полуночи Терри — Лео решил, что это Терри, — отнес тело на задний двор и направился к гаражу. Отодвинул дверь, затем бегом вернулся в дом и притащил оттуда одеяло и мешок.

Прошло пять минут. Десять. Двадцать. Сорок. Час.

Вдруг дверь гаража открылась, оттуда выехал «шевроле» и вскоре исчез из виду.

Лео не знал, почему это случилось и как развивались события. Он не знал, куда поехал Терри.

Что это значит? Что там произошло? Этот человек, Терри Бургос, что он сделал с телом Элли? Лео мог предположить множество вариантов, но не знал наверняка.

Он все рассказал Наталии. Сообщил, что не знает, куда Терри отвез Элли. Наталия молчала. Думала. Она ничего не сказала Лео. И тогда он почувствовал. Понял. Внезапно понял все. Как же сразу не догадался?

«Терри Бургос — один из нас. И теперь тело Элли у него в руках».


Я сделал два шага вперед, осторожно перенося вес тела с одной ноги на другую, когда Козловски отвлекся от воспоминаний. Какими бы путаными и бессвязными ни были его признания, я понял, что он пытался сказать. Кэсси убила Элли после того, как увидела своего отца выходящим из квартиры подруги. Она ударила Элли по голове, пока та лежала на кровати. Элли истекла кровью. Но к тому времени Кэсси убежала, только не к себе, а в другой дом — на Хайланд-Вудс. Обычно он пустовал, ведь Миа Лейк умерла, а Гвендолин Лейк разъезжала по земному шару. Кэсси рассказала своему другу Лео Козловски о том, что произошло, а потом и матери.

Наталия тут же перешла к активным действиям. Она велела Лео забрать тело Элли и подбросить в дом Терри Бургоса. Это был блестящий план. Бургос преследовал Элли, против него даже возбудили гражданский иск. Ему запретили приближаться к Элли, к тому же Бургос считался психически неуравновешенным. Идеальный кандидат.

И когда Бургос заполучил Элли, когда привез ее в ту самую комнату, где мы сейчас стояли, Козловски воспринял это как знак. Он решил, что Бургос работает на них, что Бургос — один из них.

Мы команда шпионов: Наталия Лейк Бентли, Терри Бургос, Лео Козловски и я.

Элли была даром свыше. Так говорил Бургос. Он мыслил буквально. Бог положил девушку на порог его дома, она была мертва — кто-то ударил ее по голове. Бог подсказал, что он должен действовать в соответствии с песней Тайлера. Бог дал ему женщину, которую он желал, в качестве первой из шести жертв. Затем, согласно тексту песни, он вырезал Элли сердце и отвез ее тело в актовый зал Брэмхолла.

Я прикинул, сколько мне понадобится времени, чтобы вытащить нож из кармана куртки и при необходимости пустить его в ход. Но я понимал, что пока не смогу воспользоваться оружием. Я сделал еще один шаг в сторону Козловски и Шелли, наблюдая за его реакцией. Он уставился в пол и, похоже, снова переживал события шестнадцатилетней давности.

Свободной рукой он откинул челку с лица Шелли. Дуло пистолета было направлено ей в ухо, его палец лежал на спусковом крючке. Я не знал, насколько он готов к действию, и не мог рисковать. Прежде он уже продемонстрировал мне свои физические способности. Если наброшусь на него сейчас, Шелли погибнет прежде, чем я успею добраться до Лео.

К тому же существовал менее рискованный способ разрешить ситуацию. Теперь мы с ним стали «товарищами». Скорее всего он думал, что ему пришлось изрядно потрудиться, чтобы я вновь перешел на его сторону, он даже использовал Шелли в качестве приманки. Но в конце концов я все-таки явился к нему.

— Ты сыграл свою роль, Лео, — сказал я. — Теперь дело за мной. Как и прежде.

Я сделал еще один шаг в его сторону. Еще немного, и я смогу совершить решающий бросок, чтобы добраться до него. Он посмотрел на мои ноги, а затем взглянул мне в лицо.

— Уничтожим Олбани, — предложил я. — Этим займусь я. Ты уже сделал свою часть работы.

Его глаза забегали. Он снова погрузился в воспоминания. Но пистолет по-прежнему целился в ухо Шелли. Я не мог рисковать.

— Вы с Терри — герои, — произнес я твердо.

— Те… Терри. Ге… герои.


«Продолжай следить, — велела ему Наталия. — Продолжай следить за Терри. Расскажи обо всем, что он делает».

Лео подчинился. Он умел наблюдать, следить, ему это нравилось. Еще одно задание. В понедельник Терри весь день провел дома. Вечером, в четверть шестого, он уехал на своем «шевроле-субурбан» в типографию Олбани, находившуюся в нескольких километрах от кампуса Мэнсбери. Все машины разъехались, он работал один до девяти часов, затем вышел на парковку и поехал, только не домой. Нет, не домой. Он направился в город. Лео последовал за ним. Автомобиль устремился на запад, петляя по городу. Лео нужно было проявлять осторожность, чтобы его не вычислили.

Но Лео никто не заметил.

«Субурбан» притормозил у тротуара, и проститутка подошла к машине. Она разговаривала с Терри так, словно хорошо его знала, затем села в машину, и они поехали к нему домой.

Примерно в полночь повторилось то, что случилось прошлой ночью с Элли. Он вынес тело через дверь черного хода и пошел в гараж. Двери гаража открылись, и «субурбан» выехал из него. На этот раз Лео был готов. Он последовал за ним. Поездка оказалась недолгой, меньше десяти минут. Терри припарковался у большого красивого здания, напоминавшего театр. Лео остановил свою машину в квартале от здания. Терри нагнулся к багажнику автомобиля и вытащил завернутое в мешок тело женщины, затем быстро поднялся по ступенькам, держа ее на руках, и открыл ключом высокую дверь.

Терри вышел через двадцать минут. Лео ждал, пока он уедет. Теперь он знал все. Он подъехал к тому месту, где только что стояла машина Терри. Остановился перед зданием, которое называли актовым залом Брэмхолла. Взломав замок высокой двери, он проник внутрь, пошел по грязным следам еще к одной двери, открыл ее и снова пошел по следам.

Наконец он оказался в самой дальней комнате в конце длинного коридора. Они были там: Элли и еще одна девушка. Обе — обнажены, грудная клетка Элли вскрыта, на коже виднелся кровавый надрез, огромная рана, сердце исчезло. У другой девушки перерезано горло от уха до уха. С помощью ножа с выкидным лезвием. Лео пометил их, как делал и раньше. Никто не обратит внимания на метку, если не станет присматриваться. Надрез между четвертым и пятым пальцами на ноге. И все концы в воду — никаких вопросов, никаких ответов.

Лео рассказал обо всем Наталии. Та облегченно вздохнула. Она была счастлива! «Хорошая работа», — похвалила Наталия. У Лео стало тепло в груди. Он справился. Операция прошла успешно.

Наталия снова отправила его следить за Терри. На следующую ночь все повторилось. Теперь Терри поехал в другую часть города. Он снова делал все как в прошлый раз. Работал до девяти, затем подобрал девушку, отвез ее домой, а позже вынес тело из гаража, отвез в актовый зал Брэмхолла и оставил в подвале.

На следующий день, в среду, Лео заехал отчитаться перед Наталией и увидел, как Кэсси вбежала в свою спальню. Бедная Кэсси, ее прекрасное лицо было искажено гримасой боли. Наталия насторожилась: «Ей нельзя покидать дом. Наш долг защитить ее. Ступай, Лео, следи за Терри. Посмотри, повторит ли он все сегодня…»

Когда он уходил из дома, после того как увидел Кэсси и отчитался перед Наталией, Гвендолин окликнула его:

— Эй ты! Эй! Ты!

Но он не стал разговаривать с ней…

Гвендолин Лейк, кузина Кэсси. Дом принадлежал ей, но она редко здесь бывала и почти все время проводила за океаном. Однако теперь она торчала здесь уже целую неделю, вечно пьяная или под кайфом. Она проводила время с Элли и парнем по имени Брэндон, а иногда с Кэсси. И вот она, Гвендолин, появилась перед ним, хорошо причесанная и в дорогой одежде. Вылезла из своего «порше» с дамской сумочкой на плече. Она так похожа на Кэсси, но в ней нет миловидности и мягкости кузины. Она слишком жесткая. Гвендолин затушила сигарету носком туфельки и уставилась на него. Она никогда не смотрела на него, но теперь глядела ему прямо в лицо…

— Ты Лео, да? Ты хоть представляешь, что, мать твою, происходит в этом доме? В моем доме! Что стряслось с Кэсси, черт побери?

Он не ответил. Он редко говорил, особенно вслух, он плохо разговаривал, он лишь пожал плечами и пошел прочь…

— У них что, нет своего дома в этом городе?


Козловски посмотрел мне в глаза. Я кивнул, будто знал все, о чем он сейчас рассказал. Терри Бургос обеспечил отличное прикрытие Наталии, которая пыталась скрыть, что Кэсси убила Элли, — стал убивать сам и прикончил четырех проституток. После того, что натворил Бургос, ни у кого не возникло бы подозрений, что Элли убил кто-то другой.

Возможно, если бы нам представился шанс, мы расследовали бы последнее убийство отдельно. Но Наталия попросила прокурора округа изъять это дело из процесса, и тот радовался возможности угодить своему главному меценату.

А я позволил ему сделать это. И теперь буду жить с этим до конца дней. Но в тот момент я должен был использовать это событие в своих интересах. Козловски думал, что я поступаю подобным образом, так как заодно с ними. Он решил, что я тоже пытался прикрыть их.

— Пони…маешь? Пони…маешь?

Я мягко улыбнулся.

«Понимаешь».

Он хотел, чтобы я выслушал всю историю до конца; он знал, у меня нет другого выхода.

— Фред. Фред, — сказал он. — Пони… пони…

— Фред Чианчио, — кивнул я. — Охранник. Он позволил тебе проникнуть в больницу.

Лео резко повернул голову и осмотрелся. Я не знал, что он ищет.

— Она сказала… ничего не… не говорить ему. Ключи… просто ключи.

— Миссис Бентли, — уточнил я.

Теперь все обретало смысл. Женщина с такими деньгами и связями наверняка имела большое влияние в городе и знала многих эмигрантов из социалистических стран. И неудивительно, что бывший надзиратель Чианчио поддерживал отношения с освободившимися заключенными. Причем дружба эта была далеко не бескорыстной, а среди бывших зэков оказывалось немало представителей венгерского криминала.

— Ты ничего не поручал Чианчио? — спросил я. — Тогда… Как же он все понял?

Я сказал это с досадой в голосе, словно мне, как и Козловски, было очень жаль, что Чианчио обо всем догадался.

— По…лиция. Копы. Потом были копы.

— Он понял все, когда вскоре в Шервудский центр приехала полиция.

«Верно. Ну конечно. Скорее всего так и было».

— Лео, послушай…

Я замолчал, когда понял, к чему прислушивался Козловски. Шум наверху. Звук бьющегося стекла. Кто-то ворвался в здание через центральный вход.

«Черт».

Я посмотрел на Козловски, а затем на потолок.

Козловски в панике уставился на меня и еще сильнее прижал дуло пистолета к уху Шелли.

Дверь стукнулась о стену. Дверь, ведущая к лестнице в подвал.

— Не волнуйся, — быстро произнес я. — Они доверяют мне. И всегда доверяли. Ты же знаешь, что я сделал прежде. И сделаю это снова. Наталия… Миссис Бентли сказала мне об этом. И я выполню ее просьбу. Но только если ты не тронешь Шелли, Лео. Если причинишь ей вред, я расскажу им о Кэсси.

Козловски отвел взгляд и тихо застонал. Он что-то пробормотал себе под нос, но я не смог разобрать, что именно.

«Нет, — подумал я. — Не понимаю, что он говорит».

На лестнице послышались быстрые шаги. Не пройдет и минуты, как они ворвутся сюда. И тогда все закончится. У Шелли не будет шанса.

— Я буду защищать ее, Лео. Я всегда так поступал.

— Защити, защити.

— Всегда, Лео. Всегда.

Но он уже не слышал ни меня, ни шагов людей, спешащих к нашей комнате.

— Твое время пришло, Лео. Так случилось и с Терри.

— Скоро, Катя, — произнес Козловски, когда дверь слетела с петель и детектив Макдермотт направил пистолет в нашу сторону.

Я зажмурился, когда звук выстрела эхом разнесся по подвалу.

Загрузка...