Начало пути

Глава 14 Наконец-то обжитые земли

— Дым! Я вижу дым! — закричал один из солдат, когда на следующий день мы уже как пару часов двигались по тракту. — Белый дым. Неужто пекут что?

— Спокойно! — скомандовал Каталам, придерживая испугавшуюся лошадку. — Прекратить крики! Продолжаем движение.

Я высунул голову из окна кареты.

— Что там? Что за дым?

Иберик указал рукой на лес по левую сторону от тракта:

— Имгар заметил. Над лесом вздымается дым. Там что-то горит.

— Нет, — к карете подъехал Умтар. — Не лес горит. Там находится поселение. Большая деревня, где по осени устраивали торжища. Если там что-то и горит, то эта деревня. Нам надо спешить.

— Каталам! — сразу сориентировался я. Выбрался из кареты и устроился на «козлах» рядом с Вилибальдом. — Умтар говорит, что там должны быть люди. Вон там, где виден дым. Надо поднажать.

— Понял тебя, аниран, — Каталам проследил взглядом за моей указывающей рукой. — Галопом! Вперёд!

Я едва не упал, когда весь обоз пришёл в движение. Вилибальд лихо взмахнул кнутом, свистнул и стегнул «четвёрку». Придал карете такое ускорение, с которым я ещё не передвигался. А потому весь путь по тракту до самого поворота, опасался, что у кареты отвалится колесо. А то и все четыре сразу.

Мы сбавили ход, когда пришлось повернуть. На грязной грунтовой дороге была отчётлива видна колея. Несколько глубоких полос, оставленных деревянными колёсами телег, шли параллельно друг другу.

— Вперёд! — вновь скомандовал Каталам.

Он первым съехал с тракта и поскакал по дороге. За ним устремились другие. Вилибальд осторожно дёргал поводья, управляя «четвёркой», и мастерски свернул с тракта. Ни один тюк не упал с крыши, ни одно колесо не отвалилось, ни один аниран не вылетел на обочину. Вилибальд подхлестнул лошадей и мы быстро догнали застывших на возвышенности солдат. Все они теснились и смотрели куда-то вниз.

Крутой спуск с холма и извилистая дорога оказались перед моими глазами. Затем взгляд проделал путь дальше и намертво вцепился в большую, окружённую по периметру высоким частоколом, деревню. Прищурившись, я рассмотрел несколько десятков домов, столбы белого дыма, уходящие в небо с крыш этих домов, церквушку в центре деревни, несколько дозорных башен по периметру частокола. И много людей. Не в самой деревне конкретно. А на правильно очерченных полях, которые практически вплотную прижимались к частоколу. По перекопанной земле таскали плуги на лошадиной тяге, следом за бороздой шли люди, размашисто махали руками, видимо, разбрасывая зерно. Через врата в частоколе крепкие мужчины несли мешки, складывали по краям полей и вновь возвращались в деревню.

— Посевная, — с улыбкой на лице произнёс Левентир.

— Более сотни подворьев, — быстро подсчитал Вилибальд. — Вполне могут себя прокормить.

— Надо, наверное… — начал было Каталам, но его прервали.

— У-у-у-у-у! — протяжно затрубил рог. Созданный им звук пробил деревянный частокол, пошёл гулять по полям и достиг места, где стояли мы.

Деревенские жители замерли. Все сразу и в тот же момент. Со своей наблюдательной позиции я увидел, как замельтешили фигурки. Ветер донёс до нас женские визги. Побросав инструмент и продолжая визжать, жители деревни в едином порыве устремились прочь. Они бежали по перекопанным полям, падали, вставали и вновь бежали. Оглядывались, смотрели в нашу сторону и, под непрекращающийся вой рога, спешили укрыться за частоколом. Я прекрасно видел общую картину. И даже успел подсчитать количество убегающего люда. Я насчитал не меньше двухсот человек, которые вскоре спрессовались у распахнутых настежь деревянных ворот и отчаянно пытались прорваться внутрь. Там же, у ворот, несколько высоких мужчин с копьями в руках подгоняли отставших. Что-то кричали, но не могли перекрыть звук рога, кричащий об опасности куда громче.

— Надо спешить! — подпрыгнул на лошади Умтар. — Не успеем — встретят стрелами.

— Нет! — отрезал Каталам. — Пусть укроются за частоколом. Пусть поймут, что мы не собираемся нападать. Мы не бандиты и не работорговцы. Мы — представители власти… Ну-ка королевские штандарты вновь разместите на бортах кареты.

Я продолжал рассматривать деревню и видел, как спешили укрыться последние жители. Видел торопливых бедолаг, которые работали на дальних полях и теперь, спотыкаясь и часто падая, спасали свои жизни.

— Первая живая деревня на нашем пути, — прошептал я. — И боятся, словно мы действительно бандиты… Что скажешь, Каталам?

Сотник наблюдал за деревней внимательным взглядом.

— Не вижу я того, чего ожидал увидеть, — не вижу армейского отряда, — он задумчиво потёр бороду. — Несколько зим назад было принято решение оставлять до лета в подобных деревнях не менее десятка обученных бойцов. Не вижу я, чтобы кто-то вооружался. Не вижу, чтобы из ворот выезжал гонец и мчал к ближайшему форпосту за подмогой… Так, давайте тихо вперёд. Едем не торопясь. Аниран, пока воздержись от демонстрации своей силы. Ты — примо. Королевский дознаватель из Равенфира. Когда мы подъедем к воротам, веди себя так, как подобает примо…

— А что это значит? — спросил я. — Как подобает себя вести примо?

— Не выходи из кареты, не разговаривай с простолюдинами и демонстрируй, что тут никто тебе не ровня. Мы идём из Равенфира в Обертон. У нас заканчиваются припасы. И всё. Нам больше ничего от них не надо… Ну, может быть, кроме новостей. Главное, чтобы действительно не встретили стрелами.

— Так может показать им анирана? Сами всё отдадут, — предположил Вилибальд.

— Ну, посмотрим, — пожал плечами Каталам. — Тронулись!

Обоз выстроился в колонну. Впереди двигались шестеро всадников, за ними Вилибальд вёл карету. Четверо держались по бокам, а остальные замыкали. Неторопливо, как и наказывал Каталам, обоз спустился с холма и петлял по извилистой дороге. Я сидел внутри кареты и строил из себя примо. Но где-то за пару десятков метров до врат не выдержал и высунул из окна голову. Увидел над острыми пиками частокола суровые лица и направленные на колонну стрелы. Быстро провёл подсчёт, хмыкнул и вновь укрылся в карете. Защищать свою деревню решили не менее пятидесяти человек. А то и больше, так как внутри обязательно должны быть те, кто тоже может держать в руках оружие.

Каталам приказал остановиться.

— Добрые люди! — закричал он. — Мы не причиним вам зла. Нет необходимости грозить нам. Мы — солдаты из гарнизона Равенфира. Сопровождаем примо Фелимида — королевского дознавателя — в столицу. Его Величество ожидает примо. Но, к сожалению, в пути у нас возникли сложности — у нас подходит к концу провиант. Нам нужна ваша помощь.

Я с трудом подавил желание высунутся и посмотреть, что происходит. Прислушивался и ожидал ответа. Но отвечать никто не спешил.

— На карете штандарты королевства! — вновь прокричал Каталам, так и не дождавшись ответа. — Я — сотник Каталам, опытный воин, верно служащий короне. Могу я поговорить с вашим элотаном?

— Мы ничем не можем помочь вам, сотник! Проезжайте мимо! — наконец отозвался какой-то мужчина.

— Мы не просим ночлега. Нам всего лишь нужна еда. Примо заплатят, не сомневайтесь. Заплатят золотом.

Но в этот раз мужчина промолчал.

Я едва сдерживал любопытство. Мне очень хотелось посмотреть, что происходит. Хотелось посмотреть на этих людей, поговорить с ними. Расспросить, что происходит в окрестностях. Почему вокруг всё разрушено и спалено. И я даже был готов доказать своё аниранство. Но упоминание о золоте направило мои мысли по другому пути. Я полез в карман, достал мешочек с золотыми монетками, который мне в руки всунул Рэнэ, и крепко сжал его. Это золото не имело для меня никакой ценности. Но, уверен, оно будет весьма ценно для них.

Пинком я распахнул дверь кареты.

— В чём дело!? Почему задержка!? — состроив недовольную мину я обратился к Каталаму. Спрыгнул на землю, нахмурился ещё сильнее и посмотрел на прятавшихся за частоколом стрелков. Я даже увидел, как некоторые из них натянули тетивы. Но меня это совершенно не испугало. Я упёр руки в бока и громко хмыкнул. — Кто смеет направлять на примо стрелы? Где ваш десятник? Где тот, кто должен до прихода лета охранять вашу деревню? Ко мне его! Немедленно!

При последнем слове я натурально так топнул ножкой. Сыграно было достаточно неплохо. Хуже, конечно, чем играл Рэнэ в погребе, но тоже вполне сносно.

Я бесстрашно пошёл вперёд. Обогнал Каталама, и тот был вынужден спрыгнуть с лошади, чтобы присоединиться ко мне.

— Примо, укройтесь в карете, — подобострастно произнёс он, будто решил мне подыграть. — Не пристало…

— Кто эти люди, Каталам? — надменно спросил я. — Почему не оказывают нам должные почести? Путь из Равенфира долог. Мы устали и не желаем терять времени. Договорись.

Я бросил Каталаму мешочек с золотыми монетами. Проделал это настолько небрежно, что сотник едва успел его словить.

— Десятника мне пусть приведут, я сказал, — добавил я, развернулся и, как можно спокойнее, вернулся к карете. Забрался внутрь и громко хлопнул дверью. Затем высунул голову из окна и заорал. — Живо-о-о-о!!!

Испугалась и заржала одна из лошадей в упряжке. А Иберик, который нависал над дверью, скривился в усмешке. Я показал ему кулак и задёрнул шторку.

Некоторое время стояла тишина. Самая настоящая мёртвая тишина. Затем я услышал звук отодвигающегося засова и скрип ворот.

— Подойди ближе, сотник, — прокричал тот же знакомый мужик. — Нам не нужны неприятности с примо. Покажи золото, и мы пропустим вас… Только смотрите: в деревне почти сотня умелых воинов. Каждый способен держать топор или копьё.

— Я понимаю ваши опасения, — как самый настоящий дипломат спокойно произнёс Каталам. — Но мы не собираемся причинять вам неудобства. Нам нужна лишь нехитрая пища, чтобы примо ни в чём не нуждались на остатке пути в столицу. К сожалению, ваша деревня первая, которая нам повстречалась. Ранее мы видели лишь пепелища… Скажи мне, неизвестный, где ваш десятник? Приведите его. Пусть преклонит колено перед примо.

Я осторожно отодвинул шторку и увидел, как ворота отворились настежь. Сопровождаемый тремя лучниками, из ворот вышел дородный патлатый мужик. Он подошёл к Каталаму и с опаской посмотрел на карету.

— Меня зовут Толлен, — представился он. — Я — элотан деревни. Десятник Август отбыл со своим десятком более чем две декады назад. За ними прислали сирея. С ними также уехал святой отец Эванэль.

— Вас оставили без войск приказом из столицы? — удивился Каталам, слегка поморщившись при упоминании духовника.

— Нас тут почти пять сотен, — ответил Толлен. — Оружие держать умеют многие. Нам не страшны даже те ватаги разбойников, что рыщут в лесах.

— Я бы хотел узнать подробности, элотан, — вежливо произнёс Каталам. — Да и примо, думаю, будет небезынтересно узнать, что делается в землях, принадлежащих короне.

Я хотел высунутся и грозно выкрикнуть: «Конечно, блин, небезынтересно!». Но воздержался от такого поступка. Мне почему-то показалось, что настоящий примо вряд ли стал бы так поступать.

— Люди, уберите оружие! — прокричал Толлен, видимо, обращаясь к своим. — Я вижу королевские штандарты. Вижу знаки различия… Это не бандиты.

— Ты — служивый? — враз смекнул Каталам.

— Десятник личной гвардии короля… Бывший десятник. Вышел в отставку по собственной воле.

— Гессер??? — у окна кареты удивлённо присвистнул Иберик.

— Кто? — шепнул я.

— Королевский гвардеец. Из личной охраны короля, если не врёт. Они подчиняются только его приказам. Не регулярные войска.

— Прошу прощения, сотник Каталам. Прошу прощения у примо, — вновь заговорил мужик. — Надеюсь, они не обидятся на нас. Но вы должны понимать, времена опасные… Прошу, въезжайте.

Я вновь принял надменный вид, закрыл шторку и поудобнее уселся, когда карета вновь тронулась. И не выглядывал до момента, когда Иберик отворил дверь. Он поклонился мне и сделал шаг в сторону.

Я вышел из кареты гордым павлином. Задрал подбородок и осмотрелся. Меня окружали небольшие деревянные домишки, наподобие тех, что я видел в деревне, где развалил на две половинки святого отца. Небольшие палисадники перед окнами этих домишек враз возбудили у меня приятные воспоминания о временах, проведённых в деревне у бабушек и дедушек. В таких палисадниках я помогал им высаживать клубнику. А как приходил июнь, украдкой эту клубнику уничтожал.

Деревня действительно была большой. И полностью обнесена частоколом. С деревянных помостов спрыгивали люди. Кто с копьём, кто с пращой, кто с луком. Они торопились к местной площади, где мы все пребывали. С любопытством смотрели на солдат и с испугом на меня. Приближались всё ближе и, когда я, наконец, перестал осматривать окрестности с видом знатока, окружили плотным кольцом.

— Это примо Фелимид, — указал на меня рукой Каталам. — Королевский дознаватель из Равенфира. Мы сопровождаем их в Обертон.

Я пересёкся взглядами с волосатым мужиком. Росточка он был немалого, а в глазах начисто отсутствовало раболепие. Скорее — лёгкое презрение. Я не знал, надо ли подавать руку при знакомстве, а потому остался стоять на месте. Мужик поклонился, а затем абсолютно все крестьяне последовали его примеру.

— Элотан Толлен, — представился он. — Не гневайтесь, примо. Времена такие.

— Ничего, Толлен, — спокойно сказал я. — Главное, не забудь решить наши проблемы с фуражом и запасами пищи. Я не привык голодать. Заплачу щедро.

— Благодарствую, примо, — он опять поклонился.

— А не расскажешь ли, элотан, почему на тракте нет конных разъездов? Почему десяток, который должен вас защищать, отозван? Да и мне бы хотелось узнать, есть ли какие новости из столицы?

— Конечно, примо. Прошу вас угоститься в моём доме, — он сделал приглашающий жест рукой, указывая на самую крепкую избу в деревне.

Каталам быстро раздал приказы десятникам — Умтару и Вилибальду — организовать погрузку съестных припасов. Отдал сыну кошель с деньгами и тихо шепнул, чтобы тот не скупился. Затем я, он и Иберик последовали за Толленом. Иберик был настороже и не отходил от меня ни на шаг. Подозрительно смотрел на каждого крестьянина, который с интересом за нами наблюдал, и следил, чтобы никто не подходил ко мне достаточно близко. Достаточно близко для удара ножом.

Пригнувшись, мы зашли в избу. Толлен командным голосом приказал боязливым бабам быстро собрать на стол. Принести из погребов всё самое лучшее, чтобы примо не побрезговал. Я-то по-любому бы не побрезговал ничем, ведь в последнее время жрал лишь кашу. Но озвучивать этого не стал. Наоборот: без приглашения уселся с важным видом прямо в центре крепкого деревянного стола. Затем несколько секунд пялился, как дурак, на замерших в поклоне хозяев. Каталам выпучил глаза, и я было подумал, что совершил непростительную оплошность, усевшись за крестьянский стол. Но всё обошлось: Каталам коротко кивнул в сторону склонившегося хозяина и я, наконец-то, сообразил.

— Присаживайся, элотан, — расщедрился я. — Дом чист и приветлив. Вполне достойно.

Не знаю, может я сказал лишнего, но Толлен не возражал. Он кивнул головой и сел напротив меня. А Каталам с сыном расположились рядом с ним.

На стол начали быстро накрывать. Испуганные бабы, шурша подолами длинных юбок, метались туда-сюда. Сновали на двор, приносили плошки и котелки. Воду в глиняных кувшинах, и даже молоко. Очень быстро на столе появилась нехитрая еда. Совсем нехитрая, если смотреть с точки зрения примо. Но я не побрезговал. Уплетал за обе щёки солонину, свежий хлеб, маринованные овощи и, конечно же, кашу. И Каталам, и Иберик, и даже сам элотан деревни от меня не отставали. За ушами трещало так, что, наверное, слышно было даже в самых отдалённых уголках деревни. К финалу быстрой трапезы принесли крынку с какой-то красноватой жидкостью с сильным запахом забродивших фруктов. От этой дурнопахнущей бурды я отказался, ведь был избалованным примо. Но остальные воздали хвалу местному алкоголю.

— Толлен, ты действительно был гессером? — первым задал вопрос Каталам, отхлебнув из кружки.

— Не просто гессером. Не рядовым гвардейцем. Десятником! — ответил тот. Его лицо стало печальным. — Девять зим назад подал в отставку, когда… когда… когда остался один. Больше не мог нести ответственность за жизнь короля. Бродил по землям, искал смерти. Но здесь оказался полезен. Здесь получил шанс достойно прожить остаток жизни.

Каталам бросил на меня короткий взгляд. Не знаю, что этот взгляд означал, но, видимо, не один я понял, что тот самый карающий огонь сломал очередную судьбу.

— Что происходит в Обертоне, Толлен? — спросил Каталам. — Почему деревню оставили без защиты?

Элотан утёр рот рукавом.

— У нас два сирея живут в деревне. Вернее не у нас, а в лесу. Но они часто прилетают, когда хотят дармового лакомства. Мы иногда их используем, чтобы получать новости. Вернее, использовали… Как сошёл снег, прибыл сирей. Он принёс приказ из столицы с требованием отозвать десяток. Но, как мы узнали позже, отозван не только наш десяток. Отозваны все патрули с тракта. Отозвана даже сотня с Восточного Форпоста.

— Но почему!? — воскликнул Каталам. — Кто же сопровождает караваны?

Хоть мне ничего не говорило название «Восточный Форпост», я тоже навострил уши. Мне показалось, что, возможно, Толлен говорит о сожжённом форте, который мы когда-то пересекли.

— Не знаю про караваны. Слышал, что на севере беда. Десятник Август сказал, что с там высадились негодяи с острова Темиспар. Вновь бесчинствуют по ту сторону реки. Король приказал собрать в столице все боеспособные войска, чтобы как можно быстрее выдвинуться им навстречу. В Обертоне останется лишь личная гвардия короля.

Каталам тяжко вздохнул:

— Мерзавцы! Земли на севере и так практически обезлюдели…

— Мне всё равно, что там на севере, — сурово свёл брови Толлен. — Меня волнует, что на время посева мы остались без защиты… Но это полбеды. Мы-то сами способны себя защитить — почти семь десятков боеспособных мужчин под моим командованием. Им повезло, конечно, что у них есть я. Но дело не в этом. В столице тоже всё плохо. Насколько мы знаем, столицу заполонили беженцы со всех окрестностей. Они оставляют хутора и деревни, собирают нажитое и направляются в столицу. Надеются получить там защиту, — Толлен сделал очередной глоток и усмехнулся. — Какая ирония: искать защиту у тех, кто их грабит…

Каталам нахмурился. Иберик нахмурился. Я нахмурился.

— В каком смысле — грабит? — опередил я сотника с вопросом. — Кто грабит? Из Обертона приходят те, кто грабит крестьян?

— Да, примо. Грабят. Я верно сказал, — подтвердил элотан. — Не гневайтесь, если это вам не по нраву. Просто послушайте, что я скажу… Зима была суровая. И очень-очень снежная. В Обертоне случился ужасный голод. И чтобы не умерли всякие бездельники, король приказал изымать зерно в деревнях…

— Что-о-о? — выпучил глаза Каталам. — Зимой изымать? В деревнях???

— Да, сотник Каталам. Осень не была урожайной. Но те, кто хоть что-то производит, могли бы пережить зиму. Город же не производит ничего. Он лишь потребляет. Потребляет то, что производят другие. Производим мы… Король разослал по деревням не только десятки неумелых солдат, но и указы изымать в пользу короны половину урожая. А кто посмеет противиться… Впрочем, примо, наверное, сами знают, что происходит в таком случае.

Я поморщился. Хоть я не примо, а бестолковый футболист. Хоть не имел ни малейшего понятия, что происходит в таких случаях, очень легко догадался что. Очень легко догадался, чем карается неповиновение. Особенно лютой зимой. Особенно в вымирающем варварском мире.

— Корона затребовала половину урожая? — тихо переспросил Каталам. — И что же произошло в деревнях?

— Многие этого не пережили, — спокойно сообщил Толлен. — Мы видели колонны измождённых, уставших путников, которые почему-то решили, что в столице они смогут выжить. Многие остались у нас. Они рассказывали, как от голода люди умирали целыми семьями. Как снимались с обжитых мест и в лютый мороз шли по дороге. Но мы не смогли принять всех. Нам, прежде всего, нужны крепкие рабочие руки, а не рыдающие бабы, которые едва пригодны для того, чтобы готовить пищу и сеять. Нам нужны те, кто может прокормить и себя, и других. Кто может защитить хотя бы себя! А не те, кто может лишь печалиться о прошлом.

— А у вас почему не изъяли зерно? — спросил Каталам. — Как вы пережили зиму?

Элотан Толлен вздохнул и посмотрел на сотника. Затем перевёл взгляд на меня. Долго рассматривал, но всё же решился.

— Изъяли, конечно, — сказал он. — Но не половину. Большую часть мы упрятали. Август не стал сообщать об этом в столицу. Он понимал, что без зерна мы будем голодать. А значит, всю зиму будет голодать и его десяток. А, возможно, зиму мы бы не смогли пережить… Надеюсь, примо не станут докладывать об этом королю. Поступок граничащий с изменой, я знаю. Кому как не мне знать. Но иначе мы не могли поступить. Иначе нечего было бы сеять.

— Примо не станут сообщать, — заверил я сурового элотана. — Уж поверьте.

Я посмотрел на Каталама и сразился с ним взглядами. Я понял, что он хотел мне сказать. А он понял, что никогда о том, что здесь рассказывал бывший королевский гвардеец, никто не узнает. Особенно король, если мне всё же доведётся с ним повстречаться.

— А что случилось с теми, кого вы не смогли принять? — тихо спросил Иберик. Он тоже внимательно слушал, но в разговор не вмешивался. — Ты рассказывал, Толлен, что они шли мимо. Шли в столицу. Они искали там спасение?

— Нет там спасения, — махнул рукой Толлен. — Но выжить можно… Мы с Августом часто засиживались в моём доме, часто разговаривали. Несмотря на голод, что охватил Обертон, там можно выжить. Там могут выжить лишь те, кто готов вступить в армию. В армию ли короля, или в армию церкви… Да, там можно выжить. Если ты молодой сильный муж, способный не только постоять за себя, но и отобрать у другого. Способный убить любого, если придётся… Вот почему, примо, — обратился он ко мне как бы извиняясь. — Мы встретили вас так недружелюбно. В эти времена непонятно кто друг, а кто враг. Даже армия не в силах защитить верноподданных. Поэтому мы вынуждены защищать себя сами. Ведь тот кто кажется другом, легко может превратиться во врага, если увидит, что у тебя есть чем поживиться. Но вы предложили золото на обмен. Вы не потребовали пополнить ваши запасы безвозмездно. Вы готовы заплатить за них. И, я надеюсь, вы сдержите своё слово.

— Несомненно, сдержу, — уверенно кивнул головой я. А затем сказал вполне искренне. — Ты можешь мне верить, элотан. Я тот примо, кто не обманет тех, кто имеет смелость бороться за жизнь. Кто не отчаивается и сражается. Это именно то, что я хочу видеть от каждого. Я хочу, чтобы вы сопротивлялись судьбе, а не мирились с ней…

— Кх-кх, — вовремя закашлял Каталам, видимо, намекая, что я уже наговорил лишнего.

И он был прав, наверное. Я потерял контроль над речью, наблюдая за безрадостной физиономией крепкого элотана. Я чувствовал его опасения. Я понимал его проблемы. Он боролся за жизнь. Он помогал бороться за жизнь другим. Он не смирялся, как того требовала местная религия. Он сражался. И это то, что я хотел внушить каждому. Ничего не предрешено. Ничего ещё не закончено. Надо сражаться за свою жизнь и верить, что анираны их спасут. По крайней мере один из них обязательно попытается.

Каталам с опаской за мной наблюдал. Встретившись с его взглядом, я понял, что завёлся немного. Почувствовал, как горят щёки. Как разгорается внутри пламя. И если бы сотник меня не предупредил, возможно, я бы уже вышел на двор с активированным щитом на руке. А для этого пока рановато.

— А что же король? — перехватил инициативу Каталам. — Есть ли какие новости о короле? Неужели он поставил печать на указе об изъятии зерна?

— Что потопаешь, то и полопаешь, — философски изрёк Толлен весьма знакомой фразой. — Я не знаю, о чём думал король. Вообще не знаю, жив он или нет. Приходят лишь указы. Но, думаю, у него не было иного выхода. Ему пришлось действовать. Иначе половина города бы вымерла… На каменных площадях пока не научились выращивать овёс.

Каталам, казалось, посерел лицом. Наверное, он, как и предполагал ранее, получил подтверждение тому, что королевская власть зачахла окончательно. Когда король в середине зимы требует отбирать зерно у крестьян, разумным такое решение никак не назовёшь. Оно, скорее, отчаянное. Или же — что более верно — грабительское. Но, по рассказам Каталама, король совсем не походил на идиота. Совсем не походил на того, кто мог отдать приказ, который нанесёт чудовищный удар по крестьянству. Наверное, он действительно тронулся умом.

Говорить было больше не о чем. Каталам получил все ответы на свои вопросы и притих. Я же не хотел выдавать себя, а потому тоже замолчал. Здесь мне больше ничего не нужно. Я хотел как можно быстрее попасть в Обертон, чтобы своими глазами увидеть, в какую помойку он превратился. Да и вообще, хотелось узнать, выжил ли там хоть кто.

Я поблагодарил Толлена за трапезу и сказал, что нам надо отправляться, чтобы до ночи удалиться хотя бы на несколько лиг.

Мы вышли на двор. Там суетились крестьяне, о чём-то переговаривались с солдатами. Задавали им вопросы, совали в руки крынки с водой или молоком. Кое-то жевал хлеб или какие-то овощи. Но когда они увидели нас, все разом пришли в движение. Появилось какое-то подобие порядка.

Ко мне подскочил Вилибальд, поклонился и протянул мешочек с золотом, который ему дал Каталам.

— Примо, — обратился он. — Добрые люди помогли нам и я, с вашего позволения, щедро расплатился с ними. До самой столицы мы теперь ни в чём не будем нуждаться. Это остаток.

Я принял из его рук мешочек с деньгами. Монеты звякнули, и я заглянул внутрь. Рассеянно пересчитал. Ранее в мешочке хранились двадцать мелких золотых кругляшков. Сейчас их оставалось пятнадцать. Но, как я уже говорил, для меня они не имели никакой ценности. Возможно, они имели ценность для Фелимида, Рэнэ, Каталама и остальных. Но не для меня. Я знал, конечно, насколько важны деньги. Как хорошо жить в комфорте, который они обеспечивают. Но мне комфорт был безразличен. Не здесь. Не в данной ситуации.

Но всё это безразлично лишь мне.

Я обернулся и посмотрел на вышедших из избы Каталама и Толлена.

— Элотан Толлен, спасибо за гостеприимство, — больше не сомневаясь, я протянул руку для рукопожатия. — Для нас это было неоценимо.

Тот нахмурился, подозрительно уставился на мою руку, но всё же протянул свою руку в ответ. Но вместо рукопожатия я взял его ладонь и положил в неё мешочек с оставшимися монетами.

— Это вам. Не бойтесь завтрашнего дня. Возможно, он не так безрадостен, как кажется.

Я свёл его расслабившиеся пальцы над мешочком. Увидел обалдевшие глаза, а затем посмотрел на Каталама.

— Отправляемся, сотник. Не будем больше тревожить своим присутствием этих добрых людей…

— Постойте! — предвосхитив ответ, воскликнул Толлен. Он испуганно посмотрел на меня. Смотрел именно так, как я и предполагал — как на спятившего примо, который воспылал внезапной любовью к тем, кто существует лишь для того, чтобы удовлетворять его прихоти. Он посмотрел на меня так, будто уже подозревал, что я совсем не примо.

— Примо Фелимид, — ко мне сделал шаг Каталам.

— Постойте! — повторил Толлен чуть тише. Он буравил меня взглядом. Пытался отыскать в моих глазах какие-то подсказки, которые помогут найти ответ на вопрос, почему я так поступил. Но, видимо, так их и не нашёл. Ведь я взгляда так и не отвёл. — Спасибо, п… примо. Я не откажусь от этих денег, уж извините. Раз примо так щедры, я должен воспользоваться их щедростью. Но и отпустить просто так не могу. Пожалуйста, окажите нам честь… окажите мне честь, переночевав у нас. Ваших воинов накормят и дадут возможность смыть дорожную грязь. Уставших коней почистят и поменяют подковы. Наш кузнец справится… И сами отдохните. Мы разместим вас там, где ночевали королевские солдаты. А завтра проводим в путь… Это единственное, чем мы можем отблагодарить за щедрость.

Я посмотрел на Каталама. Но осуждающего взгляда не увидел. Он смотрел на меня по-иному. Удивлённо и немного озадаченно. Затем губы его искривились в усмешке, и он коротко кивнул.

— Мы будем рады отдохнуть у вас после долгой дороги, — сказал я.