Начало пути

Глава 15 Союзники или обычные сектанты?

На ночь нас расположили в двухэтажном постоялом дворе. В большой общей зале с каменным очагом у стены как попало были разбросаны грязные матрасы. Жители деревни подсуетились и набили их сухим сеном. В итоге, спать на них было лучше, чем спать под открытым небом. К тому же очаг растопили и прогрели весь дом. Меня, как и положено высокородному вельможе, разместили на втором этаже в комнатке, где ранее обитал десятник. На скрипящую деревянную кровать уложили чистый матрас, принесли несколько подушек, одеяло и запалили свечи. Закончили, уже когда совсем стемнело. А когда я пожелал отойти ко сну, чтобы впервые незнамо с какого времени понежится на такой, с позволения сказать, перине, мне решил докучать Каталам.

Я постарался закрыть дверь, но он не дал. Смотрел на меня какое-то время, словно пытался рассмотреть то, что не рассмотрел ранее. Затем тихо прошептал:

— Это было неожиданно. Весьма странно и неожиданно… Я не знаю, что сказать… Эти люди… Я тоже верю Толлену. Но… А как же другие?

— Я хочу, чтобы вы выжили все, Каталам, — спокойно ответил я на его сумбурный вопрос. — Золото поможет выжить им. Мы же и так достаточно сильны, чтобы добраться до столицы. Теперь у нас есть всё, что нам нужно…

— Я не про это, аниран, — замялся он. — Ты сам слышал, что он рассказывал. Сколько ещё времени осталось, как ты считаешь? У нас, я имею в виду…

— Иди спать, Каталам, — я похлопал его по плечу. — Не мысли так глобально. Наша первостепенная задача — попасть в Обертон. Всё остальное потом… Время ещё есть. И, как я уже говорил, я не собираюсь тратить его впустую.

— Я верю тебе, — кивнул он. — Иберик станет на страже…

— Нет! Пусть спит. Здесь у нас нет врагов.

Каталам опять кивнул и, наконец-то, удалился. А я, сытый и очень довольный собой, завалился на перину, наполненную птичьим пухом. Мне было о чём поразмышлять.

Картина, увиденная мною, не была удивительной. Я видел ранее деревню, не окружённую частоколом, где люди были куда более бедные. Здесь же они не выглядели тощими скелетами. Под предводительством местного старосты — воеводы, можно так сказать — они явно могли о себе позаботиться. Я даже заметил маленьких детишек, которые без страха, а, скорее, с любопытством поглядывали на статных молодых воинов. Это говорит о том, что здесь самое безопасное место для детей. Здесь эти дети могут получить шанс стать взрослыми. Если, конечно, очередной грабительский приказ не лишит их шанса на выживание. Если местная продразвёрстка не уничтожит крестьянство.

Я очень внимательно слушал элотана. А поскольку уже успел узнать, что представляет собой зима в реалиях этого мира, догадаться, как жители отнеслись к конфискации части зерна, не составило труда. И, возможно, Толлен был прав: отдали бы они половину урожая — половина бы из них умерла голодной смертью. Не говоря уже о том, что нечего было бы сеять.

Но это лишь часть проблемы. Что будет, если опять случится неурожай и крестьяне массово устремятся в столицу? Что будет, когда следующей зимой придёт такой же приказ? А следующей? А ещё через одну? Что будет, когда ни отдавать, ни сеять уже будет нечего? А что случится, когда за урожаем придут войска и отберут всё до последнего зёрнышка, лишь бы выжить самим? Ответ однозначный — катастрофа. Хоть я не большой знаток истории, помнил из школьной программы, что крестьянство испокон веков кормило всю страну. Крестьяне обрабатывали землю, выращивали зерновые культуры, занимались скотоводством. Выживали сами и помогали выживать тем, кто проживал в городах: мастеровым, ремесленникам, духовенству, грамотеям всяким. Но что с этими крестьянами будет, если у них отберут всё? Вымрет деревня за деревней. Выжившие подадутся или в леса, или в города. Ведь зачем гнуть спину на полях весной и летом? Зачем убирать урожай осенью, если лютой зимой всё отберут? Пропадает всяческая мотивация трудиться. Этот мир и так умирает. А подобные решения короля лишь ускоряют процесс. Да, возможно, дольше проживут те, кто паразитирует на других — дражайший монарх с прихлебателями, духовенство и знатные вельможи. Но конец у всех будет одинаков.

Я перевернулся на бок и подложил под щёку кулак. Признаки развала на лицо. На тракте — пустота. Лишь пепелища его окружают. Никаких караванов, никаких разъездов, никаких одиноких странствующих торговцев. Лишь фанатики-сектанты, скрывающиеся в лесах, и бандитьё разное. Да ещё кто-то там высадился на севере. Людские ресурсы тают. Ещё каких-то жалких десять-пятнадцать лет и начнётся агония. Армия растает окончательно, деревни вымрут от голода, а города превратятся в клоаку, где выжить сможет только сильнейший. Лишь тот, кто будет готов сожрать другого. Возможно, даже в прямом смысле слова. Не исключаю варианта, что все эти дикари начнут жрать себе подобных. В реалиях тотального хаоса существовать могут лишь те, кто абсолютно аморален. И у меня очень-очень мало времени на то, чтобы во всём разобраться. Чтобы понять, чем я могу быть полезен, и остановить разруху.

Я тяжко вздохнул. Количество проблем огромно. А я сам по себе мало в чём разбираюсь. Как говорится, университетов не кончал. Школу-то едва окончил. Видимо, если доберусь до столицы, мне придётся наполнять самого себя знаниями, как когда-то предложил старейшина Элестин. Возможно, он бы смог меня чему-то научить. Но это никак не отменяло того факта, что он полнейший мерзавец. Даже если бы я согласился на его предложение, совсем не факт, что не закончил бы свой мирской путь с ножом в спине. Старый подонок всё же заплатил за мою жизнь двум другим подонкам. А это о чём-то да говорит. Такой предал бы без мук совести. Так что придётся учиться самому.

— Хм, — задумчиво прошептал я. — Элестин-то в столицу собирался податься… Интересно… Если удастся туда попасть и закрепиться, обязательно отыщу гада. Не знаю сколько людей проживает в Обертоне, но, уверен, король точно знает кто таков бывший третий претендент на церковную тиару Астризии. Поможет отыскать. Ведь сам Элестин вряд ли сможет жить отшельником, вряд ли затаится. Не по силам ему, не по возрасту. Если он добрался, он должен быть там, — я перевернулся на спину, посмотрел в потолок и мечтательно зашептал: — Фласэз, сделай так, чтобы он был там. Я очень хочу воздать ему за дела его.

Аккурат к финалу моей просьбы верховному божеству раздался протяжный звук рога. Я вздрогнул от неожиданности. На секунду даже почувствовал суеверный страх: мне показалось, что Фласэз меня услышал.

Но дело было немного в другом.

Я вскочил на ноги и, не обуваясь, метнулся к двери. Отворил её и увидел Иберика, который, видимо, планировал ночевать прямо у моих покоев. Он тоже вскочил и смотрел на залу.

— Что такое!? — воскликнул я. — Почему рог?

— Не знаю, аниран, — ответил он. — Опасность где-то.

— Идём!

Практически никто из солдат ещё не спал. Каталам уже командовал, когда мы спустились с его сыном. Солдаты быстро одевались, подвязывали ножны, хватали мечи. Гурьбой мы покинули постоялый двор, похватали факелы и побежали к центру деревни. Повсюду зажигали огни, рог трубил без перерыва, а местные жители спешили кто в чём попало.

Толлен уже был на ногах.

— В чём дело, элотан!? — прокричал Каталам, едва мы приблизились. — Враг?

Молодой чернявый парень что-то закончил докладывать Толлену. Тот похлопал парня по плечу и повернулся к нам.

— На опушке у дальних полей заметили огни. Кто-то развёл несколько костров. Мне доложили, что видели там движение. Там какие-то люди. Много.

Каталам посмотрел на меня, а я посмотрел на Каталама. Похоже, мы одновременно поняли, в чём причина шумихи. Вернее, в ком.

— Вы будете биться вместе с нами? — задал вопрос Толлен, прервав игру в гляделки.

— Думаю, это не понадобится, — ответил я. Затем потёр брови и добавил. — Всё, Каталам. С этим надо что-то решать. Мне это уже надоело.

— Но ани… но примо!

— Что решать? С кем? — подозрительно прищурился Толлен.

— Элотан, покажи мне, где видели огни, — попросил я. Но тот не ответил и опять подозрительно прищурился. Я добавил к голосу несколько октав. — Немедленно!

Деревня уже проснулась. Испуганные бабы кутались в платки. Маленькие дети и подростки прижимались к их юбкам. Мужики, способные держать в руках оружие, стягивались ближе к центру деревни. Как и солдаты Каталама, они были готовы дать отпор любому. Но я не желал до этого доводить.

Огромной толпой мы направились к частоколу. Впереди шёл Толлен и часто оглядывался на меня. Я шёл за ним и вторым забрался на подмостки, когда мы добрались до деревянной стены. Элотан облокотился на заострённое бревно и указал рукой вдаль, где горели костры. Отсюда даже был слышен звук топоров и треск ломаемых деревьев. Где-то там, примерно в километре, кто-то к чему-то готовился.

— Наверное, таран готовят, — блеснул осведомлённостью Толлен, так же как и мы услышавший хруст упавшего дерева. — Надо здесь расставить лучников. Вы поможете нам, примо?

— Конечно, помогу, — спокойно ответил я, пытаясь рассмотреть вдали хоть какое-то движение. Костры горели ярко и я заметил несколько человеческих фигурок в свете этих костров. — Каталам, — обратился я к сотнику. — Я пойду один. Пойду один и разберусь.

— Но… примо, — взволнованно произнёс он. — Вы не можете! Вы же… Вы же примо!

— Если я не разберусь сейчас, вся деревня не сомкнёт глаз.

— В чём не разберётесь, примо?

— Элотан Толлен, ни тебе, ни жителям ничего не грозит, — сказал я. — Это не за вами пришли. Вас они не тронут.

— Иван, — настойчиво ко мне обратился Каталам, впервые за долгое время назвав по имени. И теперь его не волновало, что я Фелимид, а не Иван. — Пусть с тобой пойдёт Иберик. Он поможет, если вдруг…

— Нет, Каталам. Я всё сделаю один. Ты говорил, они не представляют для меня угрозу. Вот сейчас я это выясню.

— Что происходит? Я не понимаю, — недовольно нахмурился Толлен.

— Но нам нельзя… Мы же…

— Всё, сотник, хватит! Это закончится сейчас.

— А если они…

— Поверь, Каталам. Я не только умею строить из себя того, кто я не есть. Я способен на большее… Это должно быть сделано, и это будет сделано! Элотан, прикажи открыть ворота. Я пойдут к ним один.

Толлен словно воды в рот набрал. Пока мы шли к воротам и пока их открывали, он не сказал ни слова. Вдвоём с Каталамом они отодвинули засов под неодобрительное молчание.

— Примо, позвольте… — под скрип ворот ко мне кинулся Иберик.

Я остановил его и уставился в преданные глаза. Но ещё я рассмотрел в них испуг. Он действительно опасался, что с анираном может что-то произойти.

— Иберик, если ты сможешь сделать так, чтобы они тебя не заметили, если сможешь затаиться в темноте и не попасть на глаза, иди за мной. Но постарайся не спровоцировать их.

— Да кого «их»!? Кого «их»-то! — воскликнул растерянный Толлен.

— Это «эсты», — сказал я, как настоящий знаток. — Фанатики. И они пришли за анираном.

Оставив растерявшегося элотана, я пересёк линию ворот и направился в сторону пылающих костров. Добротные кожаные башмаки практически сразу начали утопать в перекопанной земле. Я двигался вдоль борозды и не спускал глаз с огней. Сновавшие между ними фигурки вырастали на глазах. Мельтешили и бегали. Когда раздалось пугливое лошадиное ржание, я приблизился достаточно, чтобы они смогли меня разглядеть.

Я услышал короткий свист. Очень знакомый свист. Этот свист развеял мои сомнения окончательно; это действительно были те, кто нас преследовал. Я увидел, как плохо одетые люди вскакивали с земли, хватали оружие и выстраивались в ряды. Я шёл вперёд и видел в свете огня, как один из них торопливо взобрался на лошадь, а ему в руки всунули лук. «Эсты» увидели опасность и готовились встретить её лицом к лицу.

Но я не представлял для них опасности. И хотел убедиться, что они не представляют её для меня.

— Меня зовут Иван! — громко выкрикнул я, когда до линии костров оставалось не больше полусотни шагов. — И я — аниран!

Под аккомпанемент последней букве «н» я сжал кулаки. Щит сформировался у левой руки и я прикрылся им моментально, опасаясь, что из темноты прилетит стрела. Энергетические лезвия заняли своё место у правой руки. А нить, как хищная змея, вновь выгнулась над головой.

Я услышал непонятное мычание. Увидел, как некоторые из тех, кто готовился встретить меня стройной шеренгой, падают на колени. Я шёл вперёд, смотрел на них, смотрел на разгорающиеся костры и был готов ко всему. Даже к тому, что придётся рубить щитом направо и налево. Разрубать тела, сносить головы с плеч.

Когда оставалось метров десять, я вновь услышал короткий свист. Свет костров уже освещал достаточно, чтобы я мог увидеть всех, кто меня ждал. Это были мужчины. Самые обычные мужчины. Разного возраста, разного роста, и внешне тоже абсолютно разные. Свист привёл их в чувство. Их было около пятидесяти, и они дружно раздались в стороны, образовав молчаливый круг. Круг, внутри которого меня ждали двое — те самые, кто ранее восседал верхом на лошадях.

Кони храпели. Они боялись или огня, или меня. Я не опустил левой руки и всё так же прикрывал щитом тело. А потому, когда приблизился, лошади заволновались и едва не сбросили обоих. Предводители «эстов» одновременно потрепали своих лошадок по шеям, успокаивая. Затем один из них выставил руку ладонью вперёд. Я понял этот знак и остановился.

— Я - аниран, — вновь сказал я. — И я вам не враг. Я не враг вашему миру. Я пришёл, чтобы его излечить. Не погубить, не сжечь, не уничтожить.

Два наездника, несомненно, поняли, что я говорю. Их молчаливая паства молчала, но не сводила с меня глаз. Пока я смотрел на каждого, энергетическая игла делала тоже самое — опасным кончиком направлялась на того, на кого смотрел я. И некоторые из этих молчунов не выдерживали, вновь падали на колени и начинали что-то мычать себе под нос.

Наездники спешились. Опять это проделали одновременно, словно однояйцевые близнецы. Но ко мне навстречу вышел лишь один. Я рассмотрел уродливое лицо, изрезанный чудовищными шрамами рот, и щёки, в которых были проделаны глубокие разрезы. Отразившись в свете оранжевого пламени, сверкнули коренные зубы.

Хоть такую жутко изуродованную рожу я видел впервые в жизни, смог сдержать эмоции под контролем. Я подумал, что если такое с ним сделали представители королевской власти, неудивительно, что он не питает к этой власти никакой симпатии.

Уродец подошёл ко мне практически вплотную и впился взглядом. Я собрал мужество в кулак, нащупал метки и деактивировал щит. Он исчез с тихим шумом.

— Если вы знаете кто я такой, вы должны знать зачем я здесь. Если вы не несёте мне угрозы, подтвердите это. Но я ещё раз хочу повторить: я тот, кто не боится ничего. Тот, кто пройдёт свой путь до конца.

Я видел, что он слушает меня. Видел, что понимает. Его глаза реагировали на каждое слово. Хоть его лицо представляло собой уродливое месиво, ушей он не лишился. Значит, понимал мою речь. Его глаза изучали меня. Искали что-то такое, что помогло бы поверить в мои слова.

— Я - надежда для вашего мира, — произнёс я, когда молчаливая пауза затянулась. — Я хочу получить заверения, что завтра же утром вас здесь не будет. Вы перестанете идти за мной следом, будто разбойники. Если вы знаете кто я, для чего прибыл в ваш мир, вы не станете мне мешать и вернётесь обратно в лес.

— Ы-ы-ва-вы-ы-ва, — промычал уродец. Для этого ему потребовалось открыть рот. И только тогда я увидел, что у него нет языка.

Я судорожно сглотнул и постарался взять себя в руки. В моём понимании, так поступать с человеком, так уродовать, могли только звери. Но я был уверен, что его изуродовали звери в человеческом обличье.

— Примо Тантал понимают тебя, посланник небес, — второй наездник решил принять участие в беседе. Он передал вожжи одному из мужиков и вышел на свет. И, в отличие от первого, это молодой блондин был женственно красив. — Они не желают тебе зла. Они желают тебя защитить.

Я впился в него взглядом, когда он остановился рядом с первым.

— От всей души благодарю примо Тантала, — я прикоснулся к груди слегка согнул голову в поклоне. — Но в этом нет необходимости. Я и так нахожусь под защитой. Со мной идут верные солдаты Равенфира. Они поклялись доставить анирана в столицу.

Уродливый и смазливый переглянулись. Затем уродливый захлопал глазами, будто сообщал какую-то важную информацию смазливому, и вновь промычал.

— Примо Тантал считают, что более достойны стать защитником посланника небес, чем живодёры сумасброда, — блондин перевёл на человеческий язык непонятное мычание. — У них больше воинов. Эти воины умелы и не страшатся смерти. Посланнику небес незачем идти туда, где его будут испытывать. Ему лучше остаться с теми, кто готов умереть с именем его на устах. С именем его, и пророком его — Элианом.

После того, как блондин произнёс имя, всё молчаливое воинство одновременно замычало. Одновременно, дружно и протяжно. Окружившие меня мужики выставили ладони к небу, а затем совершили характерное движение, будто омывали лицо. Скрестили руки у сердца и вновь что-то промычали.

Примо Тантал дождался окончания короткого представления, а затем совершил приглашающий жест рукой, указывая на место у одного из костров.

Но меня это гостеприимное радушие не интересовало.

— Спасибо за доверие, — спокойно сказал я. — Спасибо за приглашение. Но я всё же вновь попрошу вас прекратить преследование. Вы нервируете меня, нервируете моих провожатых. А поскольку, как я понял, вы не доверяете друг другу, лучше не провоцировать конфликт своим присутствием.

Окружавшие меня мужики недовольно замычали. И недовольство в этом мычании я хорошо расслышал. Тантал нахмурил брови. В свете костров его изуродованное лицо стало выглядеть зловещим. Он скосил глаза на блондина и попытался что-то сказать. Но вместо слов вновь раздалось лишь мычание.

— Примо Тантал недовольны, — перевёл блондин.

— Я это вижу, — стараясь сохранять спокойствие, произнёс я. — Но у меня есть более важные дела, чем доставлять удовольствие примо Танталу. Я иду в Обертон. Иду не один, а с теми, кто мне верен. Кто, я точно знаю, не нанесёт удар в спину. Этим людям я могу доверять… Вас же я в очередной раз благодарю за желание взять меня под опеку. Но, в очередной раз скажу, в этом нет нужды. Ступайте своей дорогой.

— Погоди, посланник! — едва я повернулся, чтобы сделать первый шаг прочь, блондин схватил меня за руку.

— Я всё сказал, — сквозь зубы произнёс я. Посмотрел на блондина, посмотрел на уродца, посмотрел на тех, кто окружал меня. Они сурово хмурились и молча наблюдали за тем, как будет развиваться ситуация.

Блондин отпустил мою руку.

— Опасно идти в Обертон, — протараторил он. — Твой недруг ждёт тебя. Он знает о твоём пути. Птица рассказала об этом.

Я замер. Затем натурально встряхнул головой. Прыгал взглядом с уродливого лица на смазливое и пытался понять, что происходит. Какой недруг меня ждёт? Где ждёт? В Обертоне ждёт? Кто может знать о моём пути? Какая птица? Неужели сирей? Неужели кто-то перехватил сирея и теперь знает маршрут?

— Я нарушил обет, посланник небес, — прислонив руку к сердцу, продолжил говорить блондин. — Но пророк простит меня, если ты позволишь ему стать рядом с тобой, когда триединый Бог спустится с небес оценить дела твои. Потому спешу предупредить: твои враги повсюду. Только познав, кто настоящий друг, а кто враг, ты сможешь встретиться с НИМ. Если же не справишься ты, на встречу отправится кто-то другой. Потому не отвергай помощь тех, кто не враг твой, а друг. Кто вместе с тобой желает дождаться пришествия ЕГО.

Я вновь огляделся: суровые молчаливые мужики смотрели всё так же сурово и молчаливо. Несомненно, они понимали всё, о чём мы говорили. И то, о чём мы говорили, им не нравилось.

— Какая птица рассказала кому? Кто мой недруг? — я пропустил мимо ушей слова про «настоящих друзей». Уверен, эти сектанты таковыми не являлись, если сравнивать с теми, кто вместе со мной уже двадцать дней идёт по дороге. — Что ты ещё знаешь? Прости, не знаю твоего имени…

— Моя имя давно перестало мне принадлежать, посланник небес, — склонил голову блондин. — Прошу, не надо вопросов. Я не могу сказать больше, чем сказал. Мне и так придётся расплачиваться болью. А большей боли я могу не выдержать… Мы пойдем вслед за тобой, хочешь ты того или нет. И узрим дела твои воочию.

— Но подожди! О чём ты! Кто мой недруг!? Кто ждёт меня!?

— Ы-ы-ва-вы-ы-ва-ы-ы, — вновь промычал нахмурившийся примо Тантал. Затем коротко свистнул.

Собравшиеся вокруг меня мужики пришли в движение. Они опускались на колени, выставляли перед собой руки, издавали звуки, похожие на мычание их предводителя, и вновь будто омывали лица. Последними преклонили колено двое: красавец и чудовище. Они сложили руки у груди, а красавец сказал:

— Мир тебе, посланник небес. Не дай тебе помешать тем, кто хочет тебе помешать. Спаси нас.

Признаться, я немного растерялся. Слишком много вопросов так и остались без ответа. Но, насколько я понял, больше блондин не скажет ни слова. Он нарушил обет молчания и за это, как он сказал, будет расплачиваться. Расплачиваться болью. Но зато теперь я знал наверняка две вещи: эти странные сектанты не враги мне, как и предполагал Каталам. И они будут идти за мною следом. Как бы я не настаивал на обратном.

Я долго смотрел на этих коленопреклонённых фанатиков. Многое хотел сказать, но понимал, что толку не будет.

— Те, кто идут со мной — верны мне, — наконец решился я. — Если вы не враги мне — они не враги вам. Их мечи, их стрелы, их копья не будут грозить вам. А ваши не должны грозить им. Мир вам.

Я резко развернулся и пошёл обратно к деревне. Факелы над частоколом я видел очень отчётливо и был уверен, что не пройду мимо. Спина подозрительно ныла. Видимо, она опасалась, что внезапная стрела, которая вылетит из темноты, пронзит её, как ранее пронзила стрела Бриона. Но умом я понимал, что не стоит ожидать подлого удара от тех, кто только что тебе кланялся. Отныне — они мои последователи.

За пару сотен метров до частокола я услышал тихий свист, а затем заметил мелькнувшую в темноте лысую голову. Иберик неслышно подкрался и дальше шёл рядом со мной.

— Ты слышал? — спросил я у него. — Слышал, что они говорили?

— Нет, аниран, — ответил он. — Они очень опасны. Когда я бродил в отдалении, видел, как некоторые из них оборачиваются, словно слышат меня. Это действительно были «эсты»?

— Да, я думаю, они. У их предводителя изуродовано лицо. Порезаны щёки и вырван язык… А Каталам рассказывал, что ни церковь, ни королевская власть не клеймит вырыванием языков. Кто так мог с ним поступить?

В темноте Иберик пожал плечами.

— Тебе лучше расспросить об этом отца, аниран… Я видел, они преклонили колени. Они поняли, кто ты?

— Да. Твой отец был прав — они идут за анираном. Они никогда не направят на него оружие. И теперь я доходчиво им объяснил, что нельзя направлять оружие на тех, кто идёт вместе со мной. Мне кажется, они это поняли.

— Рад это слышать, — улыбнулся Иберик.

В темноте нас не сразу разглядели. Стражи часто поднимали над головами факелы, всматривались в даль, но этим лишь лучше освещали самих себя. Так что когда мы приблизились к вратам деревни, Иберик дал о нас знать криком. Он небезосновательно предположил, что на свист может вылететь меткая стрела.

— Что там было, аниран? — взволновано спросил Каталам, когда за нами закрылись ворота. Он помог задвинуть огромный деревянный засов и теперь с интересом смотрел на меня.

Но отчёта своим словам он уже не давал. Он проговорился, но, я думаю, жители деревни и так поняли, кто я такой. Когда Каталам сказал «аниран», лицо элотана Толлена, который стоял тут же с факелом в руке, превратилось в маску. Пламя освещало его лицо, словно вылепленное из воска. Он замер с открытым ртом и, как многие другие жители деревни, смотрел на меня выпученными глазами. Видимо, моим словам о том, кто я такой, он не поверил. Но в словах сотника он не сомневался.

Я оглядел окружавшую меня толпу. Рассмотрел лица и принял решение. Ранее я тоже размышлял о бессмысленности собственного инкогнито. Но именно разговор с «эстами» убедил меня в правильности решения придать себя огласке. Аниран должен стать для этих людей Прометеем! Они должны знать, что он есть. Что он существует. Что все те сказки, все те пророчества, которыми их пичкали, не врали. Каждый житель страны — не только крестьяне этой деревни — должен узнать, что аниран пришёл. Каждый должен получить возможность его увидеть, услышать его речи и не испытывать сомнений в его дальнейших поступках.

Я принял решение приступить к популяризации самого себя.

— Несчастные жители этого мира! — пафосно обратился я к крестьянам. — Узрите того, кто пришёл, чтобы спасти вас. Спасти вас и ваш мир!

Как делал уже сотни раз, я сжал кулаки и продемонстрировал свою избранность.

Толлен отшатнулся, взмахнул руками и упал на задницу. Послышались визги баб, крики мужчин, плачь детей. Кто-то заголосил нараспев. Жители деревни один за другим принялись падать на колени.

— Аниран не оставит вас, — чуть более спокойно заговорил я. — Он не будет праздно дожидаться конца. Он сделает всё, что потребуется. Он доберётся до столицы и покажет себя королю. И тогда никто больше не посмеет отобрать у вас урожай… Но и вы не должны опускать руки. Не миритесь с судьбой, не отчаивайтесь. Вспахивайте поля, засевайте их. Трудитесь ради себя и ради тех, кто не сдался. И не отказывайте в приюте тем, у кого не осталось сил бороться за свою жизнь. Сообщите им, сообщите всем — аниран пришёл! Он станет милихом. Он спасёт вас.

Моя короткая торжественная речь перед таким количеством ошалевших зрителей далась на удивление легко. Мне не впервой было толкать высокопарные речи. В прошлой жизни я был тридцатилетним капитаном футбольной команды и часто более молодым партнёрам прочищал мозги. Многие из них слушали, раскрыв рты. Я знал, что сказать и как сказать. В этом мире — это был мой первый опыт. Но я знал, что хочу донести до этих людей и сказал об этом. Мне было важно, чтобы они мне поверили. Все идеи смирения, все призывы к непротивлению воле божьей я собирался разрушить до основания. Смирение убивает дух. Смирение лишает мотивации. Смирение уничтожает радость бытия. Из-за поганых идей смирения опускаются руки. Я видел это своими глазами, когда смотрел на бедных крестьян, у которых не осталось сил сопротивляться. И я собирался уничтожить это смирение собой. Анираном, который будет пробуждать волю к жизни у других.

Когда я закончил, в ответ услышал лишь молчание. Я смотрел на лица крестьян, видел освещённые светом факелов глаза и старался встретиться взглядом с каждым. Затем вновь сжал кулаки, убрав оружие.

Первым пришёл в себя Каталам. Он стал подле меня и тоже уставился на молчаливую толпу. Но разумность моего поступка он не поставил под сомнение.

— Аниран, — тихо обратился он. — Они шокированы. Они никак не ожидали, что надменный примо окажется посланником небес. Но когда они всё поймут, поспешат поделиться новостями. Скоро о тебе узнают все.

— В этом весь смысл, — сказал я ему. — Ваша страна гниёт. Я решил, что стану символом, вера в которого поможет ей возродиться. Чем раньше обо мне узнают, чем больше людей обо мне узнает, тем лучше. Это значит, они перестанут чувствовать себя обречёнными.

— Боюсь, святые отцы этого не оценят, — хмыкнул он. — У них есть власть. У них есть армия. И самое главное — у них есть золото.

— Об этом поговорим, когда окажемся в столице. Если ваш король ещё не впал в старческий маразм, я всё ему объясню. И тогда он поверит мне, а не вашим духовным пастырям, которые только вредят. Которые лишь ускоряют вымирание.

— Аниран! — громко воскликнув, ко мне на коленях подполз здоровяк Толлен. Вцепился в правую руку и принялся её лобызать.

Я вырвал руку, крепко сжал его плечи и приложил немало усилий, чтобы помочь подняться.

— Не надо этого, Толлен, — строго сказал я. — Я ещё ничего не сделал. Но обязательно постараюсь.

— Аниран, — вновь прошептал он, подозрительно шмыгнув носом. — Неужели ты пришёл?

После этих слов, плотину будто прорвало. Я вновь вынужден был наблюдать картину, которую наблюдал ранее. Не поднимаясь с колен, ко мне ползли люди. Они рыдали, тянули руки и пытались прикоснуться к грязным сапогам. Так что пришлось этот цирк прекратить. Притом очень быстро. Я принялся командовать не хуже, чем Каталам. Быстро привёл в чувство всех солдат и приказал помочь анирану. Толлен оклемался быстрее всех и подсобил. Он поднимал с колен людей, некоторых особо впечатлительных слегка бил по щекам, а бабские истерики прекращал чуть более грубо.

Когда с явлением анирана народу все смирились, я сказал, что желаю отдохнуть перед долгой дорогой. Ночь на дворе, как бы. И категорически отказался погостить в деревне ещё хотя бы пару дней, не говоря уже про декаду. Мой путь в столицу и так затянулся, и я не хотел терять ни дня. Взволнованный Толлен попросил не побрезговать и дать ему возможность пополнить наши запасы более разнообразной пищей. Он честно признался, что они поскупились. Скрыли в погребах солонину, чтобы не продавать её надменному примо. И теперь он хочет загладить вину. Я разрешил, и он утащил за собой в закрома десятников — Вилибальда и Умтара.

Каталам же вызвался проводить меня в гостевые покои.

— Аниран, — обратился он ко мне, пока мы шли. — Расскажи всё же, что ты увидел там. Это действительно «эсты»?

— Да, Каталам. Ими командуют двое: бедолага с изуродованным лицом и молодой красивый парень. Тот, что с изуродованным лицом, оказывается примо. Примо Тантал. Он выглядел просто жутко: щёки разрезаны, сквозь них видны зубы, шрамы по всему лицу. И самое главное — нет языка. Бр-р-р-р, ужас… Ты же говорил, что у вас не принято клеймить вырыванием языка. Что за твари могли так поступить?

Сотник насупился и почесал головешку.

— Примо Тантал?

— Так сказал молодой парень. Ты знаешь кто это?

— Знаю. Он был первым помощником эстарха Элиана. Первым поверившим в него. Зажиточный примо из Валензона, который пожертвовал ради эстарха всем… Его взяли живым во время резни у Восточных врат. Заточили в темницу, долго измывались. Но он всё выдержал… Ты хочешь знать, кто с ним сотворил такое? Жители. Жители столицы. Полуживого примо Тантала прогнали через толпу. И именно жители столицы лишили его языка, — Каталам шёл молча некоторое время, а затем тяжело вздохнул. — Я думал, он умер. Его бросили умирать за воротами у бедных лачуг, в которых теснились самые отчаявшиеся и потерянные. Я помню, храмовники смеялись, что к утру от него не останется даже костей — бродяги за ночь обглодают его.

— Ваш мир просто ужасен, Каталам, — я еле выдавил эти слова сквозь плотно сжатые зубы. — И это только цветочки. Что произойдёт с вами через десять зим? А через двадцать? Я должен что-то предпринять…

— А они? «Эсты». Что тебе сообщили? — Каталам поспешил разогнать мою злость.

— Они не тронут ни меня, ни вас. Как и вы, они мои защитники. Они будут идти следом и защищать меня… Но это ещё не всё. Молодой парень сказал, что какой-то недруг ждёт меня в столице. Он знает обо мне, потому что об этом рассказала птица.

— Так и сказал? — нахмурился Каталам.

— Да, так и сказал. Недвусмысленно.

— Но откуда он может это знать?

— Ты мне скажи. Я мало понимаю, что у вас тут происходит. Ты мне столько всего наплёл про сиреев, а я пока не увидел от них никакой пользы. Возможно, только вред. Мог кто-то перехватить сирея и узнать о нашем пути?

Сотник промолчал, а затем опять нахмурился:

— Мы всё сделали верно. Ошибки быть не может. Если кто и перехватил сирея, то только тот, кто умеет с ним обращаться. А это не каждому дано. По крайней мере, пока никаких храмовников не видно. Только «эсты» идут по нашему следу…

Его речь прервал жуткий крик. Долгий и протяжный. Полный страдания и боли. По моему телу пошли мурашки. Каталам испуганно уставился на частокол, откуда раздался этот крик. Я проследил за его взглядом.

— И теперь я буду расплачиваться болью… — тихо прошептал я.

— Что?

— Эти «эсты»… Возможно, обет молчания они дали потому, что их нынешний лидер лишён возможности говорить… Ладно. Ничего, Каталам. Завтра мы отправляемся. Мы обязательно должны прибыть в столицу. И тогда решим, что делать с этими неожиданными союзниками.