Надгробие Дэнни Фишеру

День переезда 17 мая 1934 года

— Доброй ночи, чемпион! — Зеп хлопнул меня по спине и застучал каблуками по лестнице.

Мы повернулись друг к другу. Нелли улыбнулась и обняла меня за шею.

— Первый раз за весь вечер мы остались вдвоем, — прошептала она, — а ты не хочешь меня поцеловать…

Я наклонился к ней, но только наши губы встретились, наверху раздался какой-то шум. Я выпрямился и напряженно прислушался.

— Что-нибудь не так, Дэнни? — спросила она с участием.

— Все в порядке, Нелли, — выдавил я улыбку.

— Тогда почему ты дергаешься? — Она снова потянулась ко мне. — Так ты не собираешься меня целовать?

— Я слишком возбужден, — прозвучал мой неловкий ответ. Не мог же я рассказать ей о том, что меня беспокоило.

— Слишком возбужден, чтобы поцеловать меня? — рассмеялась она.

Моя попытка ответить на ее смех была безуспешной, поэтому я просто поцеловал ее. Она радостно откинула голову.

— Теперь тебе лучше, Дэнни?

Да, мне было теперь легче. На минуту я позабыл обо всем на свете.

— А теперь, Дэнни, можешь идти домой и ложиться в постель. Ты все время нервничаешь: наверное, и вправду очень устал.

Она опять была права: весь вечер я был как на иголках. В ресторане, куда нас затащил Сэм, я вздрагивал от каждого шага за спиной, едва мог есть. Но мне показалось, что этого никто не заметил.

— Ничего страшного, Нелли, — откликнулся я быстро. — Самое главное, не забывай, что я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, что бы ни случилось, — ответила она, подставила щеку для поцелуя и пожелала мне спокойной ночи.

— Спокойной ночи, милая.

Она поднялась по лестнице, я вышел на улицу.

Через несколько шагов я ощутил, что за мной следят. Остановился, оглянулся. Никого. Вновь двинулся вперед, лопатками чувствуя чей-то взгляд. Под фонарем глянул на часы. Шел третий час. Вдруг краем глаза заметил какое-то движение в тени. Резко обернулся, замер, готовый в любой момент убежать.

Из тени под свет фонаря не спеша вышел маленький серый котенок, и я рассмеялся облегченно. Еще немного — и будут грезиться привидения. Пошел дальше.

Огни Деланси-стрит были уже совсем рядом. Я влился в толпу, чувствуя себя здесь в безопасности. Медленно шел я среди людей, и постепенно страх покидал меня.

Мальчишка — продавец газет выкрикивал:

— Утренний выпуск! Спортивные новости!

Я купил газету и развернул последнюю страницу. Моя фотография была в правом верхнем углу. Камера запечатлела меня, когда я стоял над Гарделлой. Гордость переполнила меня, я представил, как все эти люди, что проходили сейчас мимо, будут приветствовать меня — нового чемпиона. Я представил, как изменятся их лица, если они узнают, что я — Дэнни Фишер.

Улыбка мигом слетела с моих губ, когда я увидел, что есть люди, которым не надо было говорить, кто я такой. Из окна кондитерской высунулся Спит, он улыбался мне. Газета выскользнула из пальцев. Ощущение не обмануло меня — они все время следили за мной, дожидались, когда я останусь один.

Спит кивнул человеку, стоявшему на тротуаре. Мне он был знаком. У нас в квартире его звали Сборщиком. Филдс посылал его к тем, кто отказывался платить. После встречи с ним они с радостью расплачивались, если, конечно, могли.

Я быстро нырнул в толпу, борясь с желанием броситься бежать со всех ног. Опасность не грозит мне, только пока я нахожусь среди людей. Оглянулся. Спит и Сборщик шли за мной.

Я свернул на Клинтон-стрит. Людей здесь было поменьше, но все-таки достаточно, чтобы не терять голову от страха. Дальше будет хуже. Следующий квартал обычно пуст в это время. Проскочить его — и окажешься дома. Так и есть — ни души. Шаги мои замедлились. «Не вернуться ли на Деланси-стрит?» — подумал я, оглядываясь. — Нет, поздно. Они слишком близко ко мне. Деваться было некуда — только вперед. Я представил квартал, который мне предстояло преодолеть. Там был маленький тупичок между двумя домами. Узкий — двоим не разойтись. Если доберусь до него раньше них — у меня есть шанс. Большой грузовик начал поворачивать, и я бросился через дорогу прямо перед ним. Завизжали тормоза, послышалась ругань Спита — грузовик отрезал их от меня. До тупичка оставалось еще добрых сто метров, когда я посмотрел назад. Спит и Сборщик только что пересекли шоссе и бежали за мной. Я свернул в тупик, задев плечом стену, прижался к кирпичам и перевел дыхание.

Здесь было совершенно темно, дальше я двигался на ощупь, ведя рукой по стене. Тупик заканчивался глухой стеной, вот она. Где-то здесь, в нескольких футах над землей, должна быть небольшая ниша. Нашел, забрался в нее и развернулся лицом к улице. Глаза привыкли к темноте, и я уцепился за кусок арматуры, зачем-то соединявший стены домов. Мои пальцы уцепились за холодное железо, и я скорчился, ожидая. Только один из преследователей мог сюда пройти. Кровь пульсировала в висках. Я затаил дыхание.

В конце узкого прохода послышался говор. Слов разобрать было нельзя, даже отличить один голос от другого невозможно. Тишина. Приближающиеся шаги.

Вскоре обозначилась фигура человека. Он осторожно двигался во мраке, как и я, ведя рукой по стене. У входа виднелся второй. Отлично.

— Мы знаем, Фишер, — раздался хриплый шепот Сборщика, — ты здесь. Выходи, тебя хочет видеть босс. Он хочет дать тебе возможность исправиться! — Я молчал: знаю я ваше «исправиться»! — Ты слышишь меня, Фишер?

Свет очертил его жирные покатые плечи. Я напрягся и покрепче ухватился за стальной прут. Сборщик был уже в шести футах от меня, пяти… четырех… Меня он все еще не видел. Три фута… два… Пора!

Повиснув на арматуре, я выбросил вперед ноги — точно ему в голову. Он дернулся, почувствовав опасность, но было уже поздно. Мои тяжелые ботинки попали ему в подбородок и лоб. Раздался глухой треск. Сборщик свалился.

Раскачиваясь над ним, я пытался разглядеть, что с ним. Он казался грязным пятном на земле. Тихонько застонал. Я спрыгнул и присел рядом. Он дернулся несколько раз и затих. Осторожно я ощупал его лицо. Так, жить, кажется, будет. Оглянулся. Спит все еще стоял у входа, прислушиваясь. Вскоре донесся его голос:

— Ты нашел его?

Я промычал утвердительно. Чтобы спокойно пойти домой, надо Спита положить рядом со Сборщиком. Спит двинулся вперед.

— Держи его, — окликнул он, — я хочу расписаться на сукином сыне! — в руке его блеснул нож.

Я присел еще ниже и подался вперед. Еще два шага. Так, теперь наступила очередь Спита. Все! Я бросился вперед и ударил его в подбородок. Но кулак только скользнул по лицу, — он вовремя отклонился. Нож! Я успел перехватить лезвие. Острая боль пронзила меня, когда он крутанул нож в моей ладони. Рука рефлективно дернулась, и тут же словно раскаленным железом обожгло бок. Я задохнулся от неожиданного удара, но все-таки сумел перехватить нож. Спит снова повернул его в моей ладони, но на этот раз я выдержал. Свободной рукой он потянулся к моему горлу, я наконец ударил его. Кости пальцев заболели — я попал ему точно в зубы. Но эта боль была приятной. Резко ударил коленом. Он охнул и скорчился. Вывернув ему руку за спину, я поднял его и поставил прямо, уперся плечом в горло, прижал к стене и принялся бить. Бил я его до тех пор, пока у меня хватало сил удерживать его. Наконец я отпустил его руку и отступил. Дышать было тяжело, будто в легкие насыпали песку. Он лежал у моих ног на животе. Я наклонился посмотреть, где нож. Тут же наткнулся — нож по самую рукоятку вошел в бок Спита. Это случилось, наверное, тогда, когда я прижимал его к стене. Не было ни радости, ни печали. Сейчас повезло мне.

Я выпрямился и медленно побрел к выходу из тупика. «Интересно, умер Спит? А впрочем, черт с ним! Все равно. Теперь уже все равно — только бы добраться до постели и лечь. А потом — все будет хорошо. Утром. Я проснусь, и окажется, что мне приснился плохой сон».

Я стоял перед дверью квартиры, одной рукой зажимая рану в боку, а другой — разыскивая по карманам ключ. Куда он запропастился? Липкими от крови пальцами я нашел только свернутые в трубочку деньги и огрызок карандаша. Интересно, куда же я его задевал? Мысли путались в голове, стоять было тяжело, видимо, я потерял много крови. Вдруг перед моими глазами всплыла утренняя сцена. Мы повздорили с отцом, и я бросил ключ на стол. Под дверью виднелась полоска света. В квартире еще не спали. Сейчас наконец-то меня впустят, и я смогу отдохнуть. Я тихонько постучал и услышал шаркающие шаги отца.

— Кто там? — спросил он.

— Это я, папа, — обрадованно проговорил я. — Открой, пожалуйста! — Теперь будет все в порядке. Отосплюсь и забуду этот кошмарный день.

— Уходи! Ты мне больше не сын.

До меня с трудом дошел смысл сказанной фразы. Не может быть! Неужели я окончательно рехнулся? Отец не мог сказать этого.

— Это я — Дэнни, — повторил я. — Открой дверь. У меня нет ключа.

— Я сказал тебе — уходи. Это не твой дом, — неумолимо отвечал отец.

Меня охватил ужас, я забарабанил в дверь, оставляя на ней кровавые следы.

— Пусти меня, папа! — в панике закричал я. — Мне некуда больше идти!

За дверью послышались рыдания и умоляющий голос матери. Но ее прервал властный голос отца:

— Нет, Мери, с меня достаточно. Я всегда выполняю то, что обещал. На этот раз я не уступлю!

Выключатель щелкнул, и свет под дверью погас. Плач матери затих где-то в глубине квартиры. Ничего не понимая, я смотрел на черную дверь собственного дома. Кошмар продолжался, нужно было жить в нем дальше. Я, понурив голову, пошел вниз по лестнице. Куда идти? Сел на ступеньки, уткнулся в холодную чугунную решетку и беззвучно заплакал.

Я, наверное, забылся на какое-то время, потому что, открыв глаза, не сразу смог понять, где я нахожусь. Снова появилось ощущение, что за мной наблюдают. Вглядевшись, на другой стороне улицы я заметил машину. Фары были выключены. Мотор тихо урчал. Наверное, Сборщик очухался и донес Филдсу обо всем. Я перекатился на живот и вполз назад в парадное. Там я прислонился спиной к стене, чтобы передохнуть и обдумать положение. Может быть, мне удастся добраться до крыши и потом спуститься оттуда по пожарной лестнице в соседний дом? Тогда я оторвусь от них. Ну а дальше что? Укрыться мне негде, а у них глаза и уши повсюду. А если я верну эти чертовы деньги, может быть, они от меня отстанут? Отстать-то отстанут, но сначала изуродуют. Я теперь должен им не только деньги. Да, деньги… А ведь они могут пойти на что-нибудь полезное. Даже если отец не сможет купить аптеку, мать и Мими получат хоть небольшую передышку.

На полу под почтовым ящиком я нашел какое-то уведомление. На обратной стороне листка огрызком карандаша написал: «Дорогая мама. Это деньги на магазин. Не позволяй ему выбросить их. Они достались мне слишком дорого. С любовью — Дэнни».

Завернув деньги в записку, я засунул их в наш почтовый ящик. Сил подниматься на крышу больше не было. «Будь что будет!» — решил я и вышел на улицу. Машина — уже с выключенным мотором — все так же стояла на другой стороне улицы. Подавив страх, я засунул окровавленные руки в карманы и медленно побрел по пустынному тротуару. Я не прошел и половины квартала, когда за спиной раздался шелест шин приближающейся машины. «Бежать!» — пронеслось в мозгу, но я остановился, повернулся и пошел навстречу.

Больше они не увидят мою спину! Злые слезы текли по моим щекам. От слабости подгибались колени, тошнило, но я шел, стараясь не упасть.

Но машина почему-то ехала слишком медленно — медленнее, чем убывали мои силы. Пришлось остановиться возле фонарного столба и опереться на него.

«Когда ты вырос, Дэнни?» — почудился мне непонятный голос.

В жизни наступает момент, когда каждый находит ответ на этот мучительный вопрос. Ко мне пришел ответ в ту холодную ночь, в минуту смертельной опасности. Я боялся смерти. Я впервые понял, что я — смертен, что сотворен из плоти и крови, что я буду гнить, разлагаться, превращаться в прах. Кровь застынет и почернеет в моих венах. А потом наступит Судный день. Мои отец и мать были лишь творцами моего тела, но они не отвечали за мою душу.

Ноги мои подогнулись, и я, цепляясь за выскальзывающий из рук столб, медленно опустился на колени и закрыл глаза в ожидании решения Судьбы.

Машина остановилась. Стукнула дверца. Послышались торопливые шаги. «Вот и все. Вот и кончилось», — решил я про себя и начал молиться.

Легкая рука осторожно дотронулась до моего плеча, и странно знакомый голос прошептал:

— Дэнни!

Я попытался глубже зарыться лицом в ладони. Отчаянный крик застрял у меня в груди. Смерть почему-то говорила со мной нежным женским голосом. Это, наверное, для того, чтобы продлить мои мучения.

— Дэнни, очнись! — настойчиво повторяла Смерть голосом Ронни. — Я везде искала тебя. Тебе нужно немедленно скрыться!

Нет, кажется, это не голос Смерти. Он не мог быть наполнен такой искренней теплотой, таким участием. Медленно, стараясь не спугнуть видения, я поднял голову и осмелился взглянуть на склонившуюся надо мной женщину. Лицо Ронни было бледным в свете люминесцентных ламп.

— Я приехала, чтобы предупредить тебя, — быстро зашептала она. — Макси приказал Спиту и Сборщику разыскать и разделаться с тобой!

На меня напал какой-то дикий смех. Я всхлипывал, икал, но никак не мог остановиться.

Она недоуменно смотрела на меня, раздумывая, наверно, не сошел ли я с ума. Потом, увидев, что я весь в крови, воскликнула с неподдельным ужасом:

— Неужели я опоздала?

Ее испуг привел меня в себя. Я протянул ей руку и хрипло произнес:

— Не бойся. Они не придут. Я с ними уже переговорил. Лучше помоги мне встать.

Она взяла меня за руку и помогла подняться на ноги. Никогда бы не подумал, что у нее столько сил.

— Как это — «переговорил»? — переспросила она. — Расскажи толком, что произошло?

— А бог его знает, что произошло… — пробормотал я. — Я оставил их в тупике. Спит, по-моему, отдал концы. А может быть, и Сборщик. А может быть, и оба… — эта мысль почему-то опять развеселила меня, но я удержался и не начал смеяться. — Они пришли убить меня, а я их прикончил. Правда, смешно? Ай да Дэнни! Ай да чемпион!

Меня трясло, я сам не понимал, что говорю. Наконец поток слов иссяк, и я услышал, как Ронни терпеливо мне выговаривает:

— Дэнни, тебе нужно как можно быстрее спрятаться. Забиться в какую-нибудь щель и затихнуть, пока все не уляжется. Филдс перевернет весь Нью-Йорк, когда узнает, что ты натворил!

— Мне некуда спрятаться, некуда забиться… — грустно улыбнулся я ей. — Даже мой родной отец отказался от меня.

— Некуда идти? — задумчиво произнесла она.

— Совершенно некуда.

Приступ веселья исчерпал последние мои силы. Я снова стал медленно оседать на тротуар. Ронни подхватила меня под мышки и поволокла к машине. Открыв заднюю дверь, она впихнула меня на сиденье, сама села за руль. Я почувствовал, что куда-то не то плыву, не то лечу, и провалился в забытье.

Я проснулся от того, что кто-то сильно тряс меня. Крик чаек. Запах моря. С трудом выбрался из машины и попытался остановить головокружение. Мы стояли на улице, по правой стороне которой шли деревянные мостки с уходящими вниз, к пляжу, лестницами. Ронни вела меня к хижине, затерявшейся посреди утреннего сумрака. Вскоре я разобрал вывеску: «Закусочная Бена».

— Где это мы? — спросил я.

— На Кони-Айленде.

Мне снова стало плохо, и Ронни с трудом довела меня до закусочной. Мы обошли здание и приблизились к маленькому коттеджу.

— Бен! — постучала Ронни в дверь. — Проснись!

Зажегся свет. Кто-то проковылял к двери и хриплым со сна голосом спросил:

— Кто там?

— Бен, скорее открывай!

Дверь распахнулась, и я увидел коренастого мужчину с растрепанной бородой.

— Сара! — радостно улыбнулся он. — Я не ожидал, что ты вернешься так быстро! — Улыбка исчезла с его лица, когда он увидел меня. — А это кто?

— Потом все объясню. Пусти нас!

Мужчина молча шагнул в сторону. Ронни провела меня и посадила на низкий диван. Тут же все поплыло у меня перед глазами.

— Бен, горячей воды, быстро!

Мужчина как-то неловко повернулся, и, теряя сознание, я успел поразиться тому, что один рукав у него пуст, а из-под левой штанины торчит деревянный протез. Когда я вновь открыл глаза, то увидел, что Ронни и мужчина стояли, склонившись надо мной.

— Он ранен, Бен, — говорила Ронни, — он потерял много крови. Давай-ка сюда шприц и все, чем можно перевязать.

Было жарко и душно. Зачем только здесь так натоплено?! Бен, в белой рубашке рефери, поднял руку и начал счет. Когда он дошел до девяти, я рванулся и закричал:

— Все в порядке! Я готов к бою!

Комната-ринг закружилась. Ронни и однорукий рефери почему-то встали на головы. Откуда-то вынырнуло лицо Спита. Спит угрожающе кричал мне, но слов нельзя было разобрать, потому что зубов у него не было. Вдруг в углу комнаты, под дверью, вспыхнула яркая полоска света. Спит с ножом в руках подбирался ко мне.

— Отец, пусти меня! — крикнул я и нырнул в этот спасительный луч. Я свободно плыл в ярком, но не ослепляющем свете, словно рыба, я плескался в нем; но, когда я вынырнул из света, черный туман встретил меня.