Надгробие Дэнни Фишеру

Все дни моей жизни Книга четвертая

Покачивая бедрами, она прошла мимо прилавка с косметикой и уселась на круглый вращающийся стул.

— Слушаю вас, мисс.

— Коктейль с малиновым соком, Дэнни, — улыбнулась она мне.

— Один момент.

Не оборачиваясь, я взял с полки за спиной длинный тонкий стакан. Девица наклонилась над столиком, словно случайно показывая грудь. Мне все эти штучки были уже знакомы. Смешивая легкий коктейль, я не сводил с нее взгляда. Это входило в правила игры. Она непременно забредет еще несколько раз, пока не убедится, что толку от меня как от козла молока.

С улыбкой поставил перед ней стакан и поднес зажигалку к ее сигарете, которую она держала в сильно накрашенных губах.

— Спасибо, Дэнни, — томно протянула она, выпуская струю дыма прямо мне в лицо.

— Не за что, крошка, — ответил я, доставая соломинку для ее стакана.

— И когда только додумаются поставить киоски на станциях метро… Чуть не умерла от жажды, пока до тебя добралась, — пропела она, помешивая соломинкой коктейль.

— Не дай бог, малышка. А то бы я никогда не увидел такую красотку, как ты, — ответил я, нажимая на южный акцент. Все продавцы предпочтительно должны были быть южанами, — это тоже входило в сценарий, как и легкий флирт.

Девица довольно улыбнулась, а я отошел к своему нынешнему хозяину Джеку.

— Уже второй час, Джек, закрываем?

Сидевший за кассой Джек взглянул на часы и кивнул. Потом снова уставился на заинтересовавшую его девушку.

— Да, Дэнни, пора закрывать, — задумчиво проговорил он. — Слушай, эти красотки летят на твои голубые глаза и рыжую шевелюру как мухи на… мед, — сказал он с завистью.

— Брось ты! Это все южный акцент. Они, наверное, думают, что на ногах у меня серебряные шпоры.

— Уж не знаю, что они думают, но каждая вторая почему-то подсаживается к тебе, а потом заходит еще по нескольку раз. На твоем месте я бы не терялся.

— На всех все равно не хватит, Джек. Нашел чему завидовать. Я тут расточаю им улыбки и любезности, а все денежки загребаешь ты…

Джек добродушно рассмеялся.

— Нет, скажи мне правду, Дэнни. Ты что, так ни одну из них и не трахнул?

— С какой стати, шеф? Я — примерный муж и отец. Кроме того, у меня нет на них денег.

Я переглянулся в зеркале с девушкой, которая не сводила с меня глаз. Джек криво усмехнулся.

— Ну да, рассказывай мне сказки… Ладно, это твое личное дело, а нам пора сворачиваться.

Времени было четверть второго. Я чертовски устал. Натруженные за семь с половиной часов ноги просили пощады, спину ломило так, будто я таскал мешки. Но все-таки это была работа. Хотя и тяжелая, но работа. Два месяца я искал ее. Уже минуло три года, как я вернулся. Три года отчаянной борьбы за существование, случайных заработков и долгого времени новых поисков работы. Пока Нелли служила в своем магазинчике, мы кое-как перебивались. Но после рождения Викки Нелли пришлось оставить работу, и мы впервые по-настоящему узнали, что такое нужда.

Я прекрасно помню тот день, когда она пришла с работы и объявила, что у нас будет ребенок. Первое чувство радости тут же сменилось беспокойством. Эта озабоченность, по-видимому, была написана на моем лице, потому что Нелли спросила с обидой:

— Дэнни, ты не рад?

— Конечно рад, милая, — смешался я.

— Тогда в чем дело?

— Меня мучает мысль — где достать денег. Дети — дорогое удовольствие.

— Найдешь работу. Должна же когда-нибудь кончиться эта полоса невезения.

Я отвернулся и закурил.

— Я сам себя в этом постоянно убеждаю.

Ее глаза наполнились слезами.

— Просто ты не хочешь ребенка, — с горечью проговорила она.

— Да нет же, нет! — я резко развернул ее к себе лицом. — Я очень хочу малыша. Но он стоит денег. А вот этого у нас как раз и нет.

— Дети много не требуют. Единственное, что им нужно, это любовь, — тихо проговорила она сквозь слезы.

Если бы это было так! Пожалуй, никогда в жизни я не испытывал такого унижения, как в тот день, когда мы истратили последние пятьдесят центов и были вынуждены обратиться в агентство общественного вспомоществования. Клерк окинул нас презрительно-холодным, укоризненным взглядом, сначала меня, потом беременную Нелли, словно укорял, что мы рожаем детей, когда не в состоянии позаботиться о себе. Пришлось отвечать на бесконечные унизительные вопросы, заполнять безразмерные анкеты. А потом, когда мы наконец получили пособие, к нам в любой момент могли завалиться бесцеремонные контролеры.

Помню, как одна из них — пожилая полная женщина с буклями и мясистым, густо напудренным лицом — принесла нам первый чек.

— Это вам на питание и другие необходимые для жизни вещи, — строго проскрипела она.

Я смущенно кивнул.

— Если я услышу, что вы потратили хоть доллар на выпивку или азартные игры, это будет ваш первый и последний чек.

Мое лицо пылало, но я не осмеливался взглянуть на нее, чтобы не испортить все дело. Я чувствовал себя так, как будто стоял на паперти с протянутой рукой. Наверное, от стыда я больше никогда не смогу посмотреть кому-нибудь прямо в глаза. Но когда родилась Викки — крошечное, сморщенное, беспомощное создание со светлыми волосенками, — я решил, что нам нечего было стыдиться. Было бы гораздо хуже перед Богом и людьми, если бы мы убили ее. Просто вот так стоять и смотреть на свою дочь, плод безграничной любви, — стоило всех унижений на земле.

Приветливая пожилая медсестра провела меня в палату, в которой лежала Нелли вместе с семью другими роженицами. Присев на стул у кровати, я взял ее слабую руку и благодарно прильнул к ней губами.

— У нас девочка, — виновато сказала она.

Сидя в приемной, я так переволновался за нее, что мне было безразлично, кто родится. Лишь бы с Нелли было все нормально.

— Но у нее твои волосы, — поспешно добавила Нелли.

— И твое лицо, и твои глаза, — сказал я. — Я ее видел, она красавица!

Нелли улыбнулась.

— Ты не очень разочарован?

Я с ожесточением затряс головой.

— Это именно то, что я хотел. Еще одну маленькую Нелли.

Зашла сестра и вежливо попросила меня выйти. Я поцеловал пульсирующую синюю жилку на лбу жены и вышел из палаты.

С раннего утра следующего дня я бросился на отчаянные поиски работы. Как обидно, что ничего не было. В панике, что я не смогу прокормить своего ребенка, я решил обратиться к Сэму. Собираясь с духом, я около часа простоял перед входом в громадину «Импайр Стэйтс Билдинг», в котором располагался его офис. Наконец поднялся на двадцать второй этаж.

Нервно меряя шагами просторную приемную, я с замиранием сердца ждал, пока его смазливая секретарша доложит обо мне. Сэм отказался принять меня. Спустившись вниз, я позвонил ему из автомата. Его сердитый голос обдал меня холодом.

— В чем дело? Разве я мало помогал тебе? — сурово спросил он.

Я поспешно повесил трубку. Все двери были закрыты для меня. В этом мире можно было положиться только на себя.

Через несколько дней вернулась домой Нелли с малышкой, и постепенно наша жизнь стала превращаться в ад. Все лето мы были на грани голода, и я окончательно потерял уважение мамы Петито, которая изредка подкармливала нас. Так прошло почти все лето, и вот лишь несколько недель назад мне удалось найти это место в баре, место, годное лишь для школьника-подростка. Но я с радостью ухватился за него. Шесть долларов в неделю плюс чаевые были неплохим подспорьем нашему мизерному пособию в семьдесят два доллара в месяц. Если только мне удастся скрыть эту работу от бдительных контролеров…

Я продул последний штуцер и посмотрел на часы. Половина второго ночи. Сняв сырой фартук, я засунул его под прилавок, чтобы завтра снова надеть в шесть вечера. Если поторопиться, я еще успею на метро и в три часа буду дома. Тогда у меня будет время поспать несколько часов до того, как утром придет контролер с очередным месячным чеком. Обычно она будила меня в семь…

У меня слипались глаза, когда я утром сидел за столом на кухне, слушая монотонный учительский голос мисс Снайдер — контролера, обслуживающего наш квартал. Эта занудливая старая дева была специалистом по всем вопросам. В ее арсенале были рецепты на все случаи жизни. Вот и сейчас она учила Нелли, как готовить мясной соус и спагетти без мяса.

— По-моему, это великолепный рецепт. Как ты считаешь, Дэнни? — громко спросила Нелли, чтобы вывести меня из сонного оцепенения.

— Что? Ах да, конечно, дорогая, — встрепенулся я.

— Мне кажется, мистер Фишер нас не слушает, — укоризненно произнесла мисс Снайдер, с подозрением вглядываясь в мои красные глаза.

— О нет, мисс Снайдер, я ловил каждое ваше слово.

Она опять метнула бдительный взгляд из-под очков в круглой металлической оправе.

— Вы выглядите очень усталым, мистер Фишер, — вкрадчиво произнесла она. — Наверное, поздно легли?

Сон мигом слетел с меня.

— Нет-нет, мисс Снайдер, — поспешил я развеять ее подозрения. — Мы легли довольно рано. Просто Викки беспокоилась всю ночь.

— Да, как ваша малышка, миссис Фишер? — обратилась старая дева к Нелли.

— Хотите взглянуть на нее, мисс Снайдер? — заметалась Нелли. Моя умница жена знала, как ублажить эту старую деву.

Теперь я мог даже захрапеть на столе, она, занятая ншей симпатичной Викки, не обратила бы на меня никакого внимания. Однако я стойко дождался ее ухода и только тогда добрел до кровати. Проснувшись, я почувствовал, что в квартире никого нет. Около будильника лежала записка:

«Милый! Мы с Викки пошли отоваривать чек и заплатить по счетам. Кофе на плите. Будем в 3 часа».

Я рывком встал и сладко потянулся. Бреясь в ванной, я с печалью глядел на синие круги под глазами, и морщины. Нелли с малюткой вернулись, когда я только-только кончил бриться.

— Я заплатила мяснику, зеленщику, а также за квартиру и электричество, — оживленно рассказывала Нелли. — И у нас еще осталось шесть долларов с мелочью.

— Умница моя, — чмокнул я ее в щеку. — Слушай, а чего это Викки такая печальная?

Я подбросил дочку вверх, но она лишь слабо улыбалась — обычно она захлебывалась смехом от этой процедуры.

— Не знаю, — беспокойно взглянула на нее Нелли. — Она какая-то вялая все утро. А в магазине вдруг ни с того ни с сего расплакалась. Вот мы и вернулись пораньше.

— Что с моей маленькой? — спросил я, наклоняясь.

Неожиданно Викки громко расплакалась. Я беспомощно посмотрел на жену. Меня всегда охватывал страх и жалость, когда было больно моим близким.

— Надо уложить ее в кроватку, — решила Нелли. — Поспит, и все пройдет.

Однако к вечеру дочке стало хуже, она больше не плакала, ее глазки-звездочки лихорадочно блестели, лоб был горячим. Тут я вспомнил, что Нелли тоже всю неделю нездоровилось. Малышка опять захныкала, и я решительно сказал:

— Надо вызывать доктора.

— Карточка на медицинское обслуживание в кухне на столе.

Щеголеватого вида врач закончил прослушивать Викки и повернулся к Нелли.

— Давайте я посмотрю молодую маму, пока папа укладывает ребенка, — предложил он.

— С дочкой все в порядке? — отмахнулась от его предложения Нелли.

— У нее небольшая простуда. Горло немного красное, — с легким разочарованием ответил врач.

Он достал рецептурную книжку и небрежно черкнул в ней несколько слов по-латыни.

— Вот, возьмете в аптеке и будете давать ей согласно предписанию.

— Все-таки, что с ней? — настаивала Нелли.

— То же, что и с вами. Простуда. Ничего серьезного.

— Вы думаете, она заразилась от меня?

— Вот уж не знаю, кто от кого заразился. Завтра зайду к вам еще.

Я видел, что врач исчерпал время, отпущенное ему на осмотр, и начинал нервничать.

— Ложитесь в постель, — бросил он через плечо, уходя.

Дверь закрылась за ним, и я со злостью смял рецепт.

— Сукин сын. Мы для него невыгодные пациенты. Не удосужился даже поговорить толком.

Нелли закашлялась.

— Хорошо, что вообще пришел. Чаще всего они не приходят по таким вызовам, как наш. Им бы только получить наличными.

— Но он не имеет права обращаться с нами, как с грязью!

— Брось, Дэнни, — устало проговорила Нелли. — Пора тебе понять, что все гоняются за деньгами. За деньгами. За деньги они будут и любезны, и внимательны…

Долготерпение, прозвучавшее в ее голосе, отрезвило меня. Мне стало стыдно за невольную вспышку.

— Я побежал за лекарствами, — хмуро сказал я. — А ты ложись. Сегодня я останусь дома.

Она отрицательно покачала головой.

— Не надо, милый. Я немного полежу и сама схожу в аптеку. Тебе надо идти на работу. Ты же знаешь, как нам нужны деньги.

— Но врач сказал, что тебе необходимо лежать?

— Они всегда это говорят, но кто же ложится в постель с простым насморком? Вот увидишь, вернешься с работы, и мы будем в порядке.

Я взбежал по ступенькам и услышал надрывный кашель Нелли. Открыв дверь, я понял, что она так и не ложилась в кровать.

— Что случилось? — спросил я, заходя в спальню.

— Дэнни! Она вся горит! Надо что-то делать!

Я метнулся вниз к телефону.

— Доктор Адамс?

— Да, я, — ответил заспанный голос.

— Доктор Адамс, Фишер говорит. Вы сегодня были у нас…

— Ну и что?

— Доктор, нужно срочно приехать! Дочка вся горит! Сорок градусов и восемь десятых!

— Она спит?

— Да, док. Но она вся мокрая и красная. У жены тоже высокая температура.

— Они принимали лекарство?

— Да.

— Тогда не паникуйте. К ночи температура всегда повышается. Обычное явление. Дайте им выпить чего-нибудь горячего и укройте потеплее. Я к вам зайду утром.

— Постойте, док… — воскликнул я, но он уже положил трубку.

— Он придет? — со страхом и надеждой спросила Нелли, когда я вернулся.

— Нет, — ответил я, стараясь придать своему голосу всю беззаботность, на которую был способен. — Он сказал, что так всегда бывает при простуде. Сейчас выпьете чего-нибудь горячего, и вам станет легче.

— Ты так думаешь? — недоверчиво спросила Нелли.

Я улыбнулся с уверенностью, хотя на душе у меня скребли кошки.

— Ну конечно. Хоть он и порядочный скот, но все-таки врач.

Я заботливо укрыл ее одеялом. Если бы можно было взять их болезни на себя!

— А теперь лежи. Я сделаю чай.

— Сначала Викки…

— Конечно, родная, конечно! Не беспокойся. Все будет хорошо.

Всю эту кошмарную ночь я как угорелый метался между женой и дочерью. Уже под утро я забылся тяжелым сном, который, однако, длился не более получаса. Я вздрогнул, проснувшись от сдавленного кашля. Тупо соображая, к кому бежать, я ринулся в детскую. Викки задыхалась. Лицо ее побагровело, а испуганные голубые глазки умоляюще смотрели на меня.

«О Боже! Только не это!» — мысленно взмолился я и, взяв ее на руки, начал поглаживать по потной спинке, стараясь успокоить кашель. Но все было напрасно. Бог отвернулся от меня. Глазки ее закатились, тело обмякло, лицо начало принимать синеватый оттенок. В отчаянье я прильнул губами к ее вялому ротику, стараясь вдохнуть в нее жизнь. «Забери, Господи, меня, пусть она живет! — исступленно просил я. — Забери, забери меня!» Я делал искусственное дыхание и не мог остановиться, хотя понимал, что все бесполезно. «Где ты, Боже? Есть ли ты вообще, если забираешь у нищего самое последнее, самое дорогое? Ты так же жесток, как этот мир, и поэтому я отказываюсь от тебя!»

— Дэнни! — закричала Нелли у меня за спиной.

Ничего не видя перед собой, я молча протянул ей бездыханное тело нашей дочери.

Деревянные ступени горестно стонали под нашими ногами. Я медленно поднимался вслед за женой на мою Голгофу. Всего три года назад мы с ней взлетели по этой лестнице, радостные и счастливые. Мы были веселы и молоды, мы не предполагали, какие испытания уготованы нам судьбой. Тогда, помнится, я на руках внес ее в наш дом. Как это было давно! Сейчас воспоминания поблекли, покрылись серой пеленой неудач, разочарований, горьких утрат. Иногда мне казалось, что все это было не с нами.

Я смотрел на прямую, негнущуюся спину Нелли, поднимавшейся на полшага впереди меня. Она была сильной женщиной и все невзгоды встречала без лишних слез. С каждым ударом судьбы лишь прибавлялось горечи в глубине ее прекрасных темных глаз, и новые морщинки ложились вокруг ее волевого рта. Сегодняшний день останется в нашей памяти навсегда. Невозможно было забыть скорбные звуки поминальной мессы, белый гробик, в котором отражалось мерцание свечей. В ушах до сих пор звучал скрежет лопат.

Разве можно когда-нибудь забыть доброту соседей, их сострадание. Если бы не соседи, не их скудные пожертвования, то сейчас мой ребенок лежал бы в общей могиле для бедняков и бродяг. Пять долларов тут, шесть долларов там… Всего — семьдесят, оторванных от их скудного бюджета. Все ушло на уплату за гроб, мессу, могилу — место последнего отдохновения частицы нашего тела и души. Я был бы рад забыть все, но не мог, как никогда не мог забыть ни плохого, ни хорошего.

— Может быть, тебе лучше лечь, родная? — спросил я.

— Я не устала, Дэнни… Не могу войти в детскую. Ее кроватка, ее игрушки, башмачок… Но почему, Дэнни? За что?!

И она впервые заплакала.

— Она была моим ребенком, моей крошкой. Единственное, чего она хотела, это — жить! Жить! И я подвела ее.

Я обнял Нелли.

— Перестань, любовь моя. Не надо. Это не твоя вина. Все в руках Божьих, он и предал нас.

— Не богохульствуй! — жестко упрекнула она меня. — Это было моей виной, с самого начала. Доченька моя заплатила за грех, совершенный мною. Это кара за то, что я возомнила, будто знаю больше, чем Бог.

Я с удивлением посмотрел на нее. Ее глаза горели неизвестным мне доселе фанатизмом.

— Я грешила и жила во грехе. Я забыла Бога ради мужчины. И вот расплата. Бог не благословил дитя, зачатое в грехе. Отец Бреннан предупреждал меня об этом с самого начала.

— Отец Бреннан не говорил ничего подобного! — в отчаянье воскликнул я. — Сегодня в церкви он сказал, что Бог примет ее в царствие небесное. Мы любили и любим друг друга. Это все, что Он требует.

— Бедный Дэнни, — нежно прошептала Нелли. — Ты просто не можешь понять.

Я вопросительно посмотрел на нее. Я действительно не мог ее понять. Любовь для меня была единственной настоящей ценностью, ради которой стоило умереть. Это было святое чувство.

— Я люблю тебя, и это — главное, — убежденно проговорил я.

Она улыбнулась мне сквозь слезы, поднялась и с жалостью посмотрела на меня.

— Бедный Дэнни, — тихо повторила она. — Ты веришь в то, что твоя любовь — это главное в жизни, и не можешь понять, что для Него этого недостаточно.

— Для нас, Нелли, этого всегда было достаточно.

Ее глаза смотрели отрешенно. Она задумчиво кивнула.

— В этом-то и была наша главная ошибка, Дэнни, — проговорила она. — Я тоже так считала и лишь теперь поняла: того, что достаточно для нас, смертных, не достаточно для Него. Мы должны жить не только для себя, но и для Бога.

Она молча вошла в спальню и закрыла за собой дверь. Я слышал, как скрипнула кровать, потом все затихло. День моей величайшей скорби кончился. Я закурил, глядя в окно опустевшего мира.

Кто-то настойчиво звонил в дверь. Я с трудом поднялся и в полудреме пошел открывать.

— Что вам нужно? — устало спросил я незнакомого мужчину.

Незнакомец вытащил из кармана удостоверение и протянул его мне. «Отдел социального обеспечения г. Нью-Йорка», — прочел я и вопросительно взглянул на сутулого, похожего на хорька мужчину.

— Меня зовут мистер Морган, — представился он. — Мне надо задать вам несколько вопросов.

— Только не сейчас, мистер Морган.

— В ваших интересах ответить на них немедленно, мистер Фишер. До мисс Снайдер дошли сведения, которые мы хотели бы проверить.

— Хорошо. Задавайте свои вопросы, — сдался я, но не пригласил его пройти в квартиру.

Инспектор осмотрелся по сторонам, достал свой блокнот и открыл нужную страницу.

— Сегодня вы похоронили свою дочь? — бесстрастным голосом спросил он.

Я молча кивнул.

— Цветы и гроб, стоят сорок долларов, похороны и панихида — еще двадцать, так?

— Вы забыли еще одну вещь, Морган, — проговорил я, едва сдерживая себя. — Католический обряд обошелся нам на десять долларов дороже. Итого — семьдесят долларов.

Инспектор невозмутимо сделал какие-то пометки в блокноте.

— А откуда вы взяли деньги, Фишер? — сощурил он левый глаз.

— А вот это не ваше дело! — не выдержал я.

— Нет, наше, — вежливо возразил он. — Вы находитесь на дотации государства, следовательно, потрудитесь объяснить, откуда у вас эти деньги? Уж не от ночных ли приработков, которые вы от нас скрыли?

«Все-таки эта старая стерва что-то разнюхала», — подумал я.

Инспектор победоносно улыбнулся, заметив мое замешательство, словно поймал величайшего преступника.

— Как видите, мы не даром едим свой хлеб. Ну ничего, мистер Фишер, ничего, — снисходительно похлопал он меня по плечу. — Пока нам нужно только установить истину.

— Истина заключается в том, — угрюмо ответил я, — что троим невозможно прожить на семьдесят два доллара в месяц. Чтобы не умереть с голоду, приходится подрабатывать — какое же это преступление?

— Вы нарушили распоряжение властей города Нью-Йорка и можете быть лишены пособия, — бесстрастно констатировал Морган. — Итак, признаете ли вы, что работали по ночам?

— Ничего я не признаю! — резко ответил я.

— Но где же вы нашли семьдесят долларов, чтобы похоронить дочь?

— Да, я похоронил ее, — вскипел я, — это все, что я смог сделать для своего ребенка. Если бы у меня действительно были деньги, неужели вы думаете, что я ждал бы вашего паскудного лекаря и не вызвал бы настоящего специалиста? Возможно, сейчас моя дочь была бы жива.

Морган не сводил с меня холодного взгляда. В лице у него не было ни тени сочувствия.

— Так вы работали по ночам? — повторил он свой вопрос.

Я сгреб его за грудки и приподнял.

— Да, я работал по ночам, — выдохнул я.

Инспектор побледнел и, вытаращив глаза, пропищал:

— Сейчас же отпустите меня, мистер Фишер. Вы усугубляете свою вину.

Но мне уже было все равно. Я врезал ему по морде, и он как мячик отлетел к стене и замер, испуганно вытаращив на меня глаза. Я сделал к нему шаг. Сейчас я вполне мог убить его. Струйка крови стекала из его разбитого носа. Он проворно встал на четвереньки и так, по-собачьи, запрыгал вниз по лестнице. Ногой я придал ему ускорение.

— Мы лишим вас пособия! Вы сдохнете с голоду! — затявкал он снизу.

— Если ты еще раз появишься здесь, я вышибу твои мозги, — крикнул я и захлопнул дверь.

— Кто это был? — спросила Нелли из спальни.

Я попытался ответить как можно спокойнее:

— Какой-то хорек из службы социального обеспечения.

— Что ему было нужно?

— Ничего особенного, детка. Пришел задать несколько вопросов. Ложись, дорогая, и не волнуйся.

— Они узнали, что ты работаешь по ночам, — догадалась она.

— Ложись, малышка. Тебе нужно отдохнуть, — попытался я уйти от ответа.

— Дэнни, они все знают?

— Ну и что с того, что знают? Теперь это не важно. Пусть подавятся своим пособием. Теперь мы сможем прожить на то, что я зарабатываю в баре. Шеф обещал мне прибавку.

Заметив в ее глазах слезы, я сел на постель.

— Все у нас неладно, Дэнни, — безнадежно произнесла она. — Даже в такой день. Неприятности, одни неприятности. Что за беспросветность!

— Вот увидишь, милая, дела еще выправятся…

Она продолжала смотреть на меня с тоской.

— Нет, Дэнни. Нам никогда не выкарабкаться. Я принесла тебе одни несчастья…

— Сейчас же прекрати говорить глупости! — воскликнул я. — Мы должны надеяться на лучшее. Вот увидишь, все еще образуется.

Она продолжала так же печально смотреть на меня.

— На что надеяться? Ты даже не знаешь, работаешь ты еще или нет. Ведь ты не появлялся в баре четыре дня.

Тут я вспомнил, что даже не позвонил Джеку. Тревога охватила меня.

В баре, за стойкой, кроме Джека стоял новый парень.

— Привет, Джек, — сказал я, стараясь казаться спокойным.

— Привет, Дэнни, — без особого энтузиазма ответил он.

— У меня несчастье, Джек, я не мог прийти раньше.

Он осуждающе посмотрел на меня и укоризненно спросил:

— Что ж это у тебя за горе, что ты не мог даже позвонить? Я две ночи горбатился здесь за двоих, а от тебя ни слуху ни духу.

— Джек, я похоронил дочь…

На мгновение в баре воцарилась тишина.

— Ты не шутишь, Дэнни?

— Такими вещами не шутят, Джек.

— Извини, старик. Прими мои искренние соболезнования! — Его глаза потеплели и стали еще более виноватыми.

Парень за стойкой с притворным безразличием усердно тер и без того блестевшие стаканы.

— У тебя новый парень, — заметил я.

Джек неловко кивнул и тихо произнес:

— Я не знал, что с тобой… А в одиночку, сам знаешь, здесь немного наработаешь…

— У тебя есть что-нибудь для меня? — прервал я его, стараясь придать своему голосу беспечность, что, впрочем, мне плохо удалось, так как от его ответа зависело, будет ли у нас с Нелли завтра что поесть или нет.

— Пока ничего, Дэнни. Извини. Может быть, позже. Жаль, что ты мне не позвонил.

Парень за стойкой облегченно перевел дыхание.

— Ну, тогда пока, Джек.

— Пока, Дэнни. Позванивай.

Я вышел на улицу, ломая голову над тем, как сообщить это убийственное известие Нелли. И все же я решил пойти домой. Я отправился пешком — истратить пять центов на проезд — слишком большая роскошь в моем положении. К тому же мне хотелось оттянуть встречу с женой.

Когда я подошел к дому, было уже около девяти вечера, И хотя на улице было довольно свежо, у меня взмокла рубашка, пока я поднялся по лестнице. Постояв немного в коридоре, я наконец решился и распахнул дверь. В прихожей горел свет, но в квартире стояла странная тишина.

— Нелли! — позвал я, вешая куртку. Послышался звук шагов, незнакомый мужской голос произнес:

— Это он!

Резко обернувшись, я увидел Нелли и рядом с нею двух мужчин. Один из них был мне уже знаком — инспектор Морган. На его распухшем носу красовался свежий пластырь. Второй мужчина шагнул вперед и предъявил мне полицейский жетон.

— Дэниель Фишер? — строго спросил он.

— Да.

— Мистер Морган выдвинул против вас обвинение в оскорблении действием при исполнении служебных обязанностей. Вам придется пройти со мной.

Да, день завершался великолепно…

— Мне можно переговорить с женой? — спросил я.

Он внимательно осмотрел меня с ног до головы и кивнул.

— Переговорите. Мы будем ждать вас в гостиной.

Морган хотел было что-то вставить, но полицейский решительно подтолкнул его к выходу.

— Теперь недолго, сынок, — отечески пожурил он Моргана.

Я мысленно поблагодарил этого седого человека.

— Опять без работы? — спросила Нелли, как только они вышли.

Я промолчал. Она замерла на мгновение, потом со слезами бросилась в мои объятия.

— Дэнни, дорогой мой, любимый! Что же нам теперь делать?

Я молча гладил ее чудесные волосы. Весь мир отвернулся от нас. Она встревоженно заглянула мне в глаза.

— Что они с тобой сделают?

Я безразлично пожал плечами. Я так устал от всего этого, что мне и вправду было на все наплевать. Если бы не она, я бы был готов покончить счеты с постылой жизнью.

— Наверное, задержат меня на пару дней до слушания дела. Потом назначат штраф и отпустят…

— Но нам нечем заплатить штраф. А вдруг тебя посадят в тюрьму? Морган грозился…

— А, этот хорек… Судьи не знают всех обстоятельств, а когда узнают, то непременно отпустят меня. Не беспокойся.

В дверь постучали, не громко, но настойчиво.

— Ложись спать, Нелли, и ни о чем не беспокойся. Утром я буду дома.

— Правда? — с надеждой спросила она.

— Правда!

Морган торжествующе ухмылялся, пока мы шли по улице.

— Ну что, Фишер, я говорил тебе, что еще вернусь?!

Я тоскливо молчал, зато полицейский рявкнул:

— Морган, заткнись. Парню и так досталось, а тут еще ты нервы из него тянешь.

Было заметно, что полицейскому не нравится дело, которым ему пришлось сегодня заниматься. Это был спокойный ирландец, который, видимо, не от хорошей жизни пошел в полицейские.

Через два квартала я спросил:

— Что обычно бывает за дела вроде моего?

— Назначается судебное разбирательство об оскорблении личности, — ответил ирландец.

— А до слушания меня отпустят домой?

— Отпустят… Но нужен залог.

— Сколько?

— Не меньше пятисот долларов, — ответил полицейский, сочувственно взглянув на меня.

— Тебя засадят в тюрьму! — злорадно пискнул Морган.

Я опешил и остановился.

— Но они не могут сделать этого! — воскликнул я. — У меня болеет жена. Мне обязательно нужно вернуться.

Полицейский взял меня за рукав.

— Очень жаль, но ничем не могу тебе помочь. Я должен доставить тебя в участок.

— Но Нелли? Она в таком состоянии! Она пропадет без меня!

— Спокойно, парень, — полицейский покрепче взял меня за плечо.

Мы пошли дальше. В газетах писали, что слушания иногда затягиваются на несколько месяцев… Надо было что-то предпринимать, но что? Мы остановились по красному знаку светофора. К перекрестку подползал длинный серебристый рефрижератор. Полицейский ослабил свою хватку и, как мне показалось, легонько, подтолкнул меня в спину. Я рванул вперед перед самым капотом огромной машины, оттолкнув со своего пути Моргана. Сзади раздались крики и ругань, но я не оборачивался.

— Стой! Держи его! — пронзительно визжал Морган.

Трель полицейского свистка ударила в уши. Добежав до угла, я оглянулся.

Морган лежал в канаве, над ним склонился полицейский. Ирландец изо всех сил свистел в свою дудку и махал в мою сторону рукой, — казалось, что он машет мне: беги, скорей беги!

Кружным путем я пробирался к своему дому. Необходимо было увидеть Нелли и объяснить, что случилось. Но возле подъезда стояла полицейская машина. Меня ожидали. Я свернул в боковую улочку и медленно побрел прочь. Чувство обреченности охватило меня. Одиннадцатый час… Ничего не остается, только пойти и сдаться — нельзя же бегать и скрываться всю жизнь! Я опять повернул к дому, чтобы поскорее покончить с этим. И чего это я побежал от них? Ах да, тогда разговор зашел о залоге. Мне негде взять деньги для залога. Надо было во что бы то ни стало раздобыть эти проклятые пятьсот долларов. У родителей Нелли таких денег не было. Они ничего не могли сделать, даже если бы очень хотели помочь. Оставался единственный выход — обратиться к Сэму.

Вспомнился тот день, когда я последний раз видел его. Это было как раз после рождения Викки. Он тогда подумал, что я пришел к нему просить денег, а мне просто хотелось поделиться своей радостью. Я поклялся, что ноги моей больше не будет в их доме. Но теперь мне было не до оскорбленного самолюбия. У меня не было другого выхода. Либо к Сэму, либо в тюрьму. После того как я убежал от них, они надолго упекут меня. Надо было использовать последний шанс.

В первой попавшейся кондитерской я нашел в телефонном справочнике номер телефона и позвонил. Трубку подняла горничная.

— Мне мистера или миссис Гордон, пожалуйста.

— Миссис Гордон на загородной вилле, а мистер Гордон еще не вернулся из офиса.

— Будьте добры, номер его телефона, пожалуйста. Мне необходимо срочно связаться с ним.

Она продиктовала номер, я записал. Но позвонить было больше не на что — карманы были абсолютно пусты.

Спустя полчаса я добрался до «Импайр Стэйтс Бил-динг».

— Мистер Гордон у себя? — спросил я у швейцара.

— Сейчас посмотрим, — ответил он, раскрыв журнал. — Да, он еще не спускался.

— Один?

— Он… — на лице швейцара мелькнула едва заметная ухмылка, — он вернулся со своей секретаршей.

Дальнейших объяснений не требовалось. Сэм ничуть не изменился. Наверняка его секретарша была первоклассная девочка, под стать всему этому заведению. Поднявшись на двадцать второй этаж, я смело прошел через пустую приемную и вошел в просторный кабинет. Здесь тоже никого не было. Подойдя к боковой двери, я мгновение колебался, потом решился и распахнул ее. Внутри было темно. Нашарил на стене выключатель, щелкнул им. Яркий свет залил комнату. Послышалось проклятье и испуганный возглас женщины. Я нахально осмотрел симпатичную брюнетку, поправлявшую платье, потом уставился на Сэма. Его сердитое лицо не предвещало ничего хорошего.

— Выйди вон! — рявкнул он.

Я послушно попятился и закрыл за собой дверь. Развалясь в удобном мягком кресле, я подождал минут пятнадцать. Наконец дверь открылась, и вышла секретарша.

— Мистер Гордон сейчас примет вас, — сухо произнесла она, словно только что я не видел ее в куда менее официальных обстоятельствах.

— Спасибо, крошка.

Сэм вошел и уселся за свой огромный стол со множеством телефонов.

— Ты думаешь, что они будут лучше работать, если ты проверишь их в постели?

Он пропустил мой юмор мимо ушей и раскурил сигару.

— Что тебе нужно?

Нет, Сэм все-таки был хорош. Он всегда прекрасно владел собой. Шутить с ним не стоило, поэтому я просто сказал:

— Мне нужна твоя помощь.

— А почему ты пришел именно ко мне?

— Больше не к кому.

— Я же говорил тебе, что я не нянька.

— Ты прав, Сэм. Няньки мне самому не нужно. Но я действительно попал в беду, и тебе придется помочь мне.

— Придется? — прервал он меня. — Ну ладно. Давай выкладывай, что там у тебя стряслось.

— Я набил морду одному мерзавцу, и меня ловит полиция.

— Вляпался! Даже морду не можешь набить… Ты порченый, Дэнни. Был гнилым, таким и остался.

Он схватил меня за воротник своей мощной волосатой лапой.

— Выметайся отсюда, слабак, ничтожество!

Я похолодел при одной мысли, что он сейчас выставит меня силой. Нет, этот человек понимал только один язык. Я резко оторвал его руку.

— Ты бы поспокойнее, Сэм. Ты далеко не в лучшей спортивной форме.

— Я сейчас покажу тебе, в какой я форме, — прорычал он, замахиваясь.

Я легко отбил его удар.

— Слабо, Сэм. Где твои реакции? Вспомни, чему ты сам учил меня. Постарел, Сэм, потолстел… Что ты раскачиваешься, как твоя секретарша? Ударь по-настоящему, ну, ударь!

Несколько минут он пытался достать меня. Потом я несильно ткнул его, и он свалился в кресло, тяжело дыша.

— Это все твоя жена… Научила Мими готовить спагетти, а я их очень люблю. Для меня мучное — могила.

— Так ты выслушаешь меня?

— Уходи, — уже спокойно сказал Сэм. — Из тебя никогда не будет толку. Еще мальчишкой ты умудрялся подводить меня. Сначала с Сил, потом на чемпионате, когда пошел на сделку с Макси Филдсом. Сколько можно тебя выручать?

С памятью у него все было в порядке.

— Сэм, это тебе не будет стоить ни цента. Мне только нужно твое поручительство и какая-нибудь работа, чтобы я мог встать на ноги.

— У меня нет для тебя работы. Ты же ничего не умеешь.

— Ты видишь, что я еще могу боксировать.

— Можешь, как же, но только со мной. Ты уже стар для настоящего бокса. Как профи ты не заработаешь ни цента.

Тут он был прав. В двадцать три трудно подниматься на боксерский олимп, тем более после шестилетнего перерыва.

— Тогда дай мне какую-нибудь работу в твоей конторе.

— Нет.

— Ты откажешься, даже если я пообещаю ничего не говорить Мими о твоих шашнях? А она тебе устроит веселую жизнь, уж я-то ее знаю.

По обиженному выражению его лица я понял, что зацепил. Он насупился и задумчиво принялся жевать конец сигары. Просить его было бесполезно. Его можно было только прижать к стене. Наконец Сэм поднял на меня грустный взгляд.

— Ты все такой же заносчивый щенок, который думает, что весь мир что-то ему должен…

— Нет, Сэм. Я уже другой, — горько признался я. — Перед тобой совершенно другой Дэнни Фишер. Я слишком много пережил, чтобы оставаться прежним. Полтора года назад я ползал на брюхе ради пособия — лишь бы не умереть с голода. Сегодня я спустил с лестницы инспектора социального обеспечения, который допытывался, откуда я взял деньги, чтобы похоронить моего единственного ребенка… Потом он натравил на меня полицейских. Моя жена лежит больная дома, она не знает, что со мной. Нет, Сэм. Жизнь перелицевала меня.

— Что с тобой случилось, малыш? — взволнованно спросил Сэм.

— Ты же слышал, что я сказал. Меня прижали к стенке… Так ты мне поможешь, или мне рассказать Мими, что я сегодня здесь видел?

— Ладно, Дэнни, — наконец выдавил он.

— Привет, Дэнни! — улыбнулась мне секретарша. — Тебя искал шеф.

— Спасибо, крошка. А тебя он не искал?

Кэтти была смышленой девушкой, правда с несколько ограниченным чувством юмора. Она была не первой и не последней секретаршей-любовницей Сэма, но почему-то ее особенно раздражали мои подначки.

Я вспомнил, в каких пикантных обстоятельствах увидел ее в первый раз — три с половиной года назад. Многое произошло за это время. Война в Европе была в полном разгаре. Многие наши служащие ушли в армию, но меня, по иронии судьбы, забраковала призывная комиссия. Бокс все-таки не прошел для меня даром — военные медики нашли у меня какое-то повреждение барабанных перепонок.

Я перебрал лежащие на моем столе бумаги и нашел нужную. Телефон затрезвонил, когда я уже готов был идти к Сэму. Звонила Нелли, с работы. Она служила теперь на военном заводе. Война многим дала работу.

— Я забыла сказать тебе, Дэнни. Отнеси белье в прачечную.

Относить белье — моя постоянная обязанность, о ней я никогда не забывал. Нелли звонила потому, что соскучилась: ведь она ушла на службу в шесть утра, когда я еще спал.

— Хорошо, дорогая. Ну как там у вас дела?

— Пекло, Дэнни. Наверное, градусов под пятьдесят.

— Слушай, уходи ты из этого ада. По-моему, я зарабатываю достаточно.

Она отвечала терпеливо, но настойчиво, словно говорила с малым ребенком:

— Дэнни, сколько можно об этом? Я ведь сойду с ума в четырех стенах. А здесь я среди людей, чем-то занята…

Спорить с ней было бесполезно. После смерти Викки она сильно изменилась, стала замкнутой, печальной.

— Сегодня обедаем дома или в ресторане?

— Давай сходим куда-нибудь, Дэнни.

— Согласен. Заеду за тобой в шесть.

Я вошел в кабинет Сэма.

— А-а, наконец-то явился, — недовольно пробурчал босс.

За годы, проведенные в его команде, я привык не обращать внимания на его плохое настроение и вспыльчивость. Себе самому я цену знал. Мы занимались довольно рискованным бизнесом, но такая работа была как раз по мне. Не многим удавалось превращать нюансы законодательства и оправданный риск в настоящие деньги. К этим немногим относились мы с Сэмом. Сэм отдавал себе в этом отчет и испытывал ко мне нечто вроде уважения, если, конечно, он вообще был способен хоть на какое-то подобие этого чувства.

Сэм за последние годы еще больше раздобрел и еще больше стал похож на добропорядочного отца троих детей, каковым, в сущности, он и был.

— Мими наказала пригласить вас с Нелли сегодня на ужин.

— Хорошо. И из-за этого срочный вызов?

— Нет, не из-за этого. Я хочу, чтобы ты перебил эту сделку по торговым автоматам.

— С какой стати? Кажется, ты сам кричал, что нам надо спешить с этими автоматами?

— Я передумал, — проворчал он. — Из-за военных заказов к торговым автоматам невозможно найти запчастей, эксплуатировать их — самоубийство. Любая поломка — и их нужно отправлять на свалку.

— Это — единственная причина, или ты передумал потому, что в этих автоматах, по слухам, заинтересован Макси Филдс?

Он побагровел. Видимо, у него скакало давление.

— Мне плевать, в чем заинтересован Макси Филдс! — заорал он. — Просто это слишком рискованное дело. У нас есть концессия на ночной клуб! Отчеты, расчеты, сувениры, открытки с видами — живые люди, живые деньги. Людей можно понять, ими можно управлять. Это не автоматы!

— Но ведь мы бились над этим целый месяц, — настаивал я. — И всего пятнадцать тысяч — почти даром.

— Пусть Макси берет этот подарок. Мне это уже не интересно. Я не намерен приобретать то, что невозможно сохранить. Никогда не рискую, если шансы пятьдесят на пятьдесят. И тебе не советую.

Он меня не убедил, мы упускали из рук верное дело. Впервые я не был согласен с ним.

— Ты становишься чересчур осторожным, старик, — укоризненно сказал я. — Эти автоматы многократно окупят себя. После войны в них можно будет продавать все что угодно: от горячего кофе до презервативов.

— Это после войны… А пока они пригодны разве что для продажи сигарет и «колы». Нет, я не покупаю.

— Тогда куплю я, — неожиданно для себя самого решил я.

Он мигом насторожился.

— И у тебя есть деньги?

Я выдержал его насмешливый взгляд. Он прекрасно знал, что таких денег у меня нет и вряд ли скоро появятся.

— Нет, конечно. Все, чем я располагаю, — это пара тысяч на текущем счете. Остальное одолжишь мне ты.

— Что? — взвился Сэм. — Ты считаешь меня идиотом? Какие гарантии ты можешь дать? Нет, я не могу делать такие подарки.

— Я дам тебе честное слово, — спокойно ответил я.

— Однажды ты мне уже его давал, и я потерял пять тысяч. Неужели ты думаешь, что снова поймаешь меня на ту же удочку?

— Тогда это было слово зеленого мальчишки, который не усвоил суровых законов жизни. Да и потом, тебе нужна была слава делателя чемпионов, и ты получил ее, а мне достались одни неприятности. Теперь я знаю ставки. Даю тебе слово мужчины.

— Нет, — отрезал он.

— Да, — выговорил я. — И ты еще будешь бегать за мной и предлагать деньги. Я ведь многое знаю: знаю, например, об этой блондинке, танцовщице, для которой ты снимаешь номер в «Савойе». Добропорядочный отец семейства, надежный в делах как государственный банк. Да я ославлю тебя не только в глазах моей сестры, но в глазах всего делового мира. Думаю, твоя репутация стоит каких-то паршивых десяти тысяч, которые, к тому же, я верну тебе с процентами. Выбирай!

Цвет его лица несколько раз менялся, пока он наконец не выдавил:

— Как ты узнал о ней?

— Для войны у меня уши, может быть, и с дефектом, но для гражданской жизни — самые подходящие.

Он наконец успокоился и виновато произнес:

— Ты же знаешь, как это бывает. Я очень люблю твою сестру, но у нее какие-то странные представления о взаимной близости… Мы… как бы это выразиться поточнее, не совсем совпадаем темпераментами. Вот и приходится…

— Да что ты, Сэм, я тебя не осуждаю, даже, признаюсь честно, завидую. Но Мими такая гордая…

Сэм задумчиво посмотрел на меня и решил, что надо бы перейти в наступление.

— Неужели я мало для тебя сделал? Ты только вспомни. Заплатил за тебя залог, отмазал от полиции, устроил на приличную работу…

— Все это так, Сэм, и я очень благодарен тебе. Но мужчина должен не просто получать жалованье, но и самостоятельно делать деньги, если у него хватает ума и способностей. У меня, как ты мог убедиться, есть и то и другое. Так дай мне возможность заработать настоящие деньги.

Он пристально посмотрел на меня, вспоминая, наверное, себя в мои годы. Его лицо расплылось в широкой улыбке. Уж кто-кто, а Сэм Гордон умел проигрывать с достоинством. Однако он решил проверить свою последнюю карту.

— А что, если за это дело возьмется Филдс?

— Не возьмется, я уже проверил. Это дело ему не по зубам.

Сэм откинулся в кресле и вытащил чековую книжку.

— О'кей, Дэнни, я тебе верю. Сколько тебе надо, чтобы начать собственное дело?

— Десять тысяч.

— На какой срок?

— Я верну их тебе через один послевоенный год. Мне надо играть наверняка.

— Но это может растянуться очень надолго. Кто знает, когда кончится война?

— Если она протянется, то плакали твои денежки. Эти автоматы проработают у меня не более трех лет. Потом их надо будет заменять новыми.

— Три года… — задумчиво протянул Сэм, прикидывая что-то в уме. — Проценты обычные?

Обычные проценты означали шесть к пяти, то есть, взяв десять, я должен буду вернуть двенадцать.

— Скинь немного, Сэм. В конце концов все останется в семье.

— Хорошо. Десять процентов годовых на неозначенный срок, — быстро согласился он.

Было ясно, что на таких условиях он выиграет гораздо больше, но на данном этапе меня это устраивало.

— Что ж! Это будет справедливо. Ты не прогадаешь. Ты хочешь, чтобы я сам съездил в Атлантик-Сити?

— Ну уж нет! — ответил он, выписывая чек. — Положи это на свой счет. Теперь это твое собственное дело!

Выйдя от Сэма, я облегченно перевел дух и уселся за свой стол. Пожалуй, это был самый удачный бой. Вырвать десять тысяч у такого волкодава, как Сэм, было неслыханной победой. Десять тысяч американских долларов! Никогда у меня не было таких денег.

Вдруг мною овладели сомнения, сменившиеся самой настоящей паникой. Я с трудом подавил желание вернуть немедленно чек Сэму, пока не поздно. Я же с ума сошел, решив, что смогу провернуть такое крупное дело. Как всякий хищник, Сэм обладал мертвой хваткой и обостренным нюхом на деньги. Почему он сам не взялся за этот проект? Может быть, он действительно бесперспективен? За время работы с Сэмом я имел немало случаев убедиться в том, что, как правило, Сэм всегда оказывался прав. Кто я такой, чтобы утверждать: на этот раз Сэм Гордон ошибается?!

Смертельная усталость накатила на меня. Что на меня нашло? Откуда эти наполеоновские замашки? У меня была хорошая работа, спокойная жизнь. Еще несколько лет назад я все был готов отдать за такое место, теперь, видите ли, мне мало. Почему? Ответа я не мог найти, но он был, он вертелся в моем сознании, как вертится на языке забытое слово. Не мог же я схватиться за эту идею просто потому, что Сэм отказался от нее?

Вспомнился первый день работы у Сэма. Сэм вызвал меня в свой кабинет и долго мерил меня тяжелым взглядом. Когда он наконец заговорил, я не узнал его голоса. Он решил поставить сразу меня на свое место:

— Если ты думаешь, что сможешь валять здесь дурака только потому, что ты брат моей жены, то лучше сразу же убирайся! Я буду платить тебе тридцать долларов в неделю, но требовать работы на пятьдесят. Иначе — пошел вон! Па-а-нятно?

Я улыбнулся про себя, услышав знакомое со времен тренировок словцо.

— Есть, шеф! Клянусь честно отрабатывать свой кусок хлеба с маслом!

— Вот и отлично. Рад, что мы понимаем друг друга. А теперь — выметайся отсюда и принимайся за работу. Чем меньше ты будешь попадаться мне на глаза, тем лучше.

Так я отрабатывал свои тридцать долларов, потом сорок пять, шестьдесят и, наконец, семьдесят пять… И учился, учился, учился. Сначала я мотался по концессиям, проверял правильность отчислений на счета компаний «Гордон Консэншз Инкорпорейтед». Оценив мои усилия, Сэм начал поручать мне экспертизу новых предприятий, заключал новые сделки исключительно после того, как я составлял тщательную экспертизу. Когда Сэм поручил мне прощупать небольшую фирму торговых автоматов Кристенсона, я отправился туда без всякой задней мысли. Фирма не приносила большой прибыли, но обладала громадным потенциалом. Автоматы фирмы были разбросаны по всему городу, в них продавались прохладительные напитки, газеты, жевательная резинка, сигареты…

На меня произвел впечатление влюбленный в свое дело мистер Кристенсон. По тому, с каким энтузиазмом он рассказывал мне о своих «малютках», я понял, что он очень неохотно продает дело. Но врачи ему сказали: либо фирма, либо жизнь; он выбрал последнее. Как Сэм смог разузнать обо всем этом?

В мастерской фирмы работали всего пятеро механиков, еженедельный оборот — около трех тысяч. В распоряжении Кристенсона находилось 2140 автоматов по продаже сигарет и 92 — по продаже «Кока-колы». В мастерской стояли еще четырнадцать автоматов, к которым не могли найти запасных частей. Но если их наладить, то они приносили бы еще около трех сотен в неделю. По моим прикидкам, сорок процентов автоматов располагались не там, где они могли приносить максимальную прибыль; если их переместить, товарооборот мог достигнуть четырех тысяч, что давало бы около пятисот долларов чистой прибыли в неделю. Именно поэтому я рекомендовал Сэму прибрать к рукам это дело. При его связях можно было бы очень широко развернуться. Я бы мог лично взяться за реорганизацию. Побывал я и у производителей автоматов. Конечно, сейчас они были завалены военными заказами, но директор завода показал мне проспекты послевоенных моделей. Я ахнул. Это был настоящий Клондайк. Автоматы на любой вкус, дающие все что угодно.

Но Сэму все это было не по душе. Он преуспевал и не хотел суетиться. Я взглянул на чек в моих руках. Ответ ускользнул от меня. Я брался за дело не только потому, что хотел самоутвердиться. Здесь было что-то еще. Что? Ответ я получил дома, когда вечером увидел Нелли.

Я тихо вошел в квартиру, пытаясь представить, как она примет новость. Разволнуется, конечно. Она очень настороженно встречала каждую новую мою идею, которая хоть как-то угрожала завоеванному благополучию. Хорошая работа и твердое жалованье — вот что было ее лозунгом. Ее буквально бросало в дрожь от любых спекуляций, в которых присутствовал элемент риска.

Несколько раз я предлагал ей переехать в новую, более удобную квартиру, но она и слышать об этом не хотела, хотя, как я подозревал, в душе мечтала об этом.

— Зачем нам тратить деньги на квартиру? Нам вдвоем и тут неплохо.

— Но, дорогая, для чего же еще зарабатывать деньги, как не для того, чтобы их тратить? — возражал я.

— Нужно основательно накопить на черный день, вдруг нам перестанет везти?

Она не могла забыть о наших трудных первых годах.

…Нелли дремала в кресле с высокой спинкой. Я, все так же тихо, подошел к ней и обнял ее за плечи. Она очень уставала, целый день проводя за работой в горячем цехе на формовочном прессе. Ей нужно было поспать с полчаса, чтобы прийти в себя. Она не проснулась, и я заметил, что в руках у нее фотографии нашей Викки. Я тяжело вздохнул и вытащил снимки из ее пальцев. Она так и не проснулась. Сердце у меня дрогнуло от жалости, неожиданно сам собой выскочил ответ на вопрос. Мне стало понятно, почему у нас не было больше детей, почему Нелли боялась потратить лишний цент, почему она отказывалась переехать на новую квартиру. Я так и не смог дать ей главного, что должен дать мужчина любимой женщине, — защиту, чувство безопасности от любых невзгод. Одной любви мало, нужна уверенность в муже, в семье, в доме.

Вот оно! Свой дом. Именно поэтому мне захотелось разбогатеть. Чтобы избавиться самому и избавить Нелли от подсознательного страха перед будущим. Это избавление могли дать деньги, большие деньги. И они у меня будут.

Избегая глядеть друг другу в глаза, мы сидели в просторной гостиной Мими и обменивались ничего не значащими фразами. Моя сестра все не могла оставить тщетных попыток помирить меня с отцом. Нелли, Мими и мама ушли укладывать детей спать, а мужчины — то есть отец, Сэм и я — пребывали в гостиной и молча дымили сигаретами перед ужином.

— Дэнни, — вдруг сказал Сэм, — ты помнишь того парня, что дрался с тобой в полуфинале, Джо Пассо?

— Еще бы! Тогда он меня чуть было не наказал. Способный малый.

— Да, — подтвердил Сэм. — Недавно я узнал, что осенью он будет выступать в полутяжелом весе на чемпионате страны.

— Надеюсь, он станет чемпионом, — проговорил я, чувствуя на себе взгляд отца.

— Эх, все-таки именно ты должен был быть чемпионом! — воскликнул Сэм.

— Что ж поделаешь, для меня бокс оказался слишком жестоким занятием…

— Да, единственное, чего тебе не хватало, так это инстинкта убийцы. Ты так и не научился добивать. А не добьешь — ничего и не добьешься.

Тут вмешался отец.

— Бизнес, в котором человек должен превратиться в убийцу, — не для моего сына!

Обычно он никогда не вмешивался в наши разговоры. Мы с Сэмом удивленно уставились на него. Отец покраснел, но упрямо продолжил:

— Я считаю грязным и низким бизнес, в котором человек вынужден быть убийцей, чтобы преуспеть.

— Отец, — решил объяснить Сэм, — это только боксерский жаргон. Мы никого и не думали убивать, просто это обозначает — уловить момент, когда твой противник растерян, развить успех и закончить бой в свою пользу.

— …Свернув ему челюсть или устроив сотрясение мозга, — подхватил отец. — Нет, как вы меня ни убеждайте, бокс — это узаконенное убийство, все боксеры — убийцы.

Тут он хватил лишку. С Сэмом так нельзя было говорить на эту тему.

— Вы опять не правы, отец, как были не правы много раз в жизни. Прежде всего вы часто бывали не правы по отношению к собственному сыну: такой талант, как у него, встречается раз в сто лет.

Отец поднялся на ноги.

— Все боксеры — убийцы, — упрямо повторил он. — А мой сын, сверх того, «талантливый» убийца.

Тут уж Сэм рассвирепел по-настоящему.

— Именно поэтому вы отдали за меня свою дочь. Я ведь тоже был боксером…

— Но когда ты женился на ней, ты уже не был им.

— Да, но только потому, что у меня был выбит мениск.

— Мими хотела этого, — пожал плечами отец. — Это было ее личное дело, и я не мог вмешиваться.

— Ах, не мог вмешиваться?! — побагровел Сэм. — А когда ты «мог вмешиваться»? Когда тебе было выгодно? Почему-то ты вел себя совершенно по-другому, когда Дэнни…

— Кончай, Сэм, — попытался прервать его я. В отношения с отцом я не хотел привлекать никого, даже Сэма.

— Нет уж, постой, — огрызнулся на меня Сэм. — Я в этом деле тоже не последний, мне это стоило денег!

Все, теперь Сэма было не остановить.

— Ты был доволен, пока малыш тебя беспрекословно слушался. Стоило ему один раз пойти наперекор тебе, ты решил: у тебя нет больше сына! А вот от денег, которые он зарабатывал потом и кровью на ринге, ты не отказывался… Те пять сотен, которые он оставил тебе в ту ночь, когда ты выгнал его из дому, где они? Мне твоя выходка стоила пять тысяч, парню она чуть не стоила жизни… Ты что, всего этого не знал или не хотел знать?

Отец был бледен. Он смотрел на меня чуть ли не виновато.

— По нашим законам сын должен слушаться отца… — начал было он, но Сэм не дал ему договорить.

— Ты отстал от жизни, отец. Они не должны нас беспрекословно слушаться, они могут прислушиваться к нашим советам. Чувствуешь разницу? И ни в коем случае нельзя требовать слепого подчинения. Во всяком случае, именно так я буду относиться к моим ребятам. И пусть они будут не всегда правы. Пусть набьют шишки, но это будут их собственные шишки. А слушаться нас они будут ровно настолько, насколько тянет наш авторитет…

— Посмотрим, что ты запоешь, когда доживешь до моих лет, — настаивал на своем отец.

— В любом случае, я никогда не закрою дверь перед носом моих детей!

Отец лишь махнул рукой и вышел из комнаты как побитая собака.

— Ну и чего ты добился? — спросил я Сэма. — Говорить с ним бесполезно.

— Мне до смерти надоели его нудные разглагольствования о том, какие он на тебя возлагал надежды и как ты разочаровал его.

— Сэм, тебе-то что до всего этого?

— Да я кровно заинтересован! Ведь он знает, что я мечтал сделать из тебя чемпиона. И он не может простить того, что ты послушался меня, а не его. Не будь я Сэмом Гордоном, если не втолкую ему, как он не прав!

Я устало махнул рукой.

— Тебе это не удастся. Я знаю, что его не переубедишь. Все-таки он мой отец…

Механик, ремонтировавший автомат, выпрямился и сказал:

— Через пару часов он у меня заработает, мистер Фишер.

— Не торопись, Гус, но делай на совесть. Не хотелось бы отправлять его на завод, с запчастями все так же плохо.

— А как насчет товара?

— Тут совсем беда. За последнюю неделю не удалось достать ни одного блока сигарет.

Действительно, было от чего прийти в отчаяние. За прошедшие полгода сигареты стало труднее найти, чем деньги… Слава богу, что мне своевременно удалось запастись сигаретами, скупив их у мелких контрабандистов, иначе я остался бы на бобах. Теперь надо было выждать, когда цена на сигареты достигнет высшей отметки, и тогда пустить все запасы на продажу. Но к этому времени все мои автоматы должны быть в полной боевой готовности.

Я заглянул в каморку в глубине мастерской и спросил сидевшую там девушку:

— Сэм Гордон не звонил?

— Нет, мистер Фишер, — улыбнулась она.

— Позови, как только позвонит.

— Конечно, шеф.

Обращение «шеф» приятно ласкало мне слух, но я знал, что буду что-то стоить только после того, как проверну операцию с сигаретами. Подошел механик и доложил, что ремонт закончен.

— Хорошо, Гус, — похвалил я его. — Если больше нет работы, можешь быть свободен на сегодня.

— Спасибо, мистер Фишер. И все-таки жаль, что у нас нет сигарет, а то бы посмотрели, как автомат работает.

— Да, невесело, — согласился я с ним. — Но не будем отчаиваться. Если верить глазам, то нынешний их дефицит — дело временное.

— Временное-то временное, — развил мою мысль механик, — но ведь кто-нибудь специально придерживает сигареты, чтобы выгоднее продать…

— Мистер Фишер, на проводе мистер Гордон, — спасла меня секретарша.

— Иду! — бросил я, попрощался с механиком и взял трубку. — Привет, Сэм.

— Дэнни, как у тебя с сигаретами?

— Как у всех, Сэм, плохо.

— И почем ты свое «плохо» продаешь?

— Смотря для кого и сколько… Для родственников, как всегда, льготы.

— Ладно, кончай трепаться, мне нужно пять тысяч блоков.

— Три пятьдесят за блок, — быстро ответил я.

— Дэнни, ты с ума сошел, — заорал Сэм, но я знал, что делаю. В барах и ночных клубах его девочки продавали пачку за пятьдесят центов, так что не известно, кто кого грабит.

— Три с четвертью, — торговался Сэм. — Как-никак, если бы не мои деньги, ты бы никогда не вошел в дело.

Действительно, я до сих пор не вернул ему десять тысяч. Но это лишний раз подтверждало, что я не имею права расслабляться.

— Сэм, три пятьдесят — мое первое и последнее слово. Куда тебе доставить?

— В обычное место, — сдался он, — и дай бог, чтобы ты попался агентам по борьбе с контрабандой.

— Если попадусь, твоим девочкам будет нечего предлагать, кроме самих себя. А по нынешним временам это дешевый товар. Так что молись, чтобы меня не поймали.

Я повесил трубку довольный. Десять тысяч были у меня в кармане. Быстро и без особого труда. В свое время я покупал сигареты по полтора доллара за блок. На следующей неделе можно будет подумать о покупке новых автоматов. Я взглянул на настенный календарь. Конец мая. Через несколько дней мне исполнится двадцать семь. Время летит быстро. Я чувствовал себя стариком.

Радостный, я вошел в свою квартиру. Нелли колдовала над чем-то очень вкусно пахнущим на кухне.

— Нелли, когда ты бросишь свой завод и займешься только мной? Ведь у нас теперь достаточно денег!

— Пожалуй, я подумаю об этом, — ответила она, загадочно улыбаясь. — А пока иди умывайся. Ужин почти готов.

— Ну, как прошел день? — поинтересовалась она, когда я поел.

— Нормально. Сегодня удачно сбыл Сэму сигареты. Десять тысяч чистой прибыли!

— Дэнни, — озабоченно проговорила она, — мне все это не нравится. А вдруг они тебя поймают?

— Не волнуйся, малыш. Не поймают.

— Но, дорогой, я недавно читала в газете…

— В газете пишут то, за что платят. Сейчас там платят за это, вот они и пишут. Ведь продажа сигарет не запрещена.

— И все-таки деньги достаются тебе со слишком большим риском. С тех пор как ты занялся этим делом, я не могу спать спокойно по ночам.

— Ой, Нелли, кончай паниковать. Сколько можно быть простым исполнителем? Если уж выбирать между наковальней и молотом, то я предпочитаю быть молотом. Скоро будешь ходить в мехах и бриллиантах.

— Как-нибудь обойдусь без них, — попыталась улыбнуться Нелли. — Единственное, что мне сейчас нужно, это — ты, ты и только ты. Чтобы ты всегда был рядом, чтобы мне не пришлось объяснять нашему малышу, почему его отец оказался в тюрьме.

— Что ты сказала? — воскликнул я, не веря своим ушам.

Она гордо и спокойно улыбнулась.

— Да, Дэнни, у нас будет ребенок.

Я опустился перед ней на колени.

— Ты уже была у врача?

— Сегодня утром, по пути на работу.

— Могла и позвонить, — упрекнул я ее.

— Но ты бы не смог работать…

— Какая к черту работа! Скажи лучше, когда мы будем рожать?

— Не знаю, когда ты, а я — в конце ноября.

Я бросился в кресло вне себя от радости. Все-таки я оказался прав: у нас будет ребенок, как только Нелли почувствует уверенность в нашем будущем.

— Так, Нелли, — приступил я к следующему пункту своей программы. — Теперь нам нужно перебираться отсюда.

— А чем тебе здесь не нравится?

— Моему ребенку необходимо больше воздуха, солнца, простора. Надо подыскать что-нибудь получше.

— Но, Дэнни, такие квартиры очень дороги…

— А кто тут говорит о квартире. Собственный дом! Только собственный дом!

— Дом? Час от часу не легче. Это же безумие!

— Пусть безумие, но для чего еще нужны деньги?

Такого душного августа давно не было. Я залез в нагревшуюся на солнце машину и повернул ключ зажигания. Мотор заурчал, чихнул и заглох. Стрелка на амперметре показывала на отметку «разрядка». Сел аккумулятор. Чертыхаясь, я вылез из машины, пнул ее в колесо за предательство и решил ехать на метро. Нелли сегодня ждала меня пораньше.

До ближайшей станции метро было кварталов шесть, и пока я добрался туда, в горле у меня пересохло. Первым делом я бросился к киоску с надписью «Кока-кола», но продавца на месте не оказалось. Что за день! Сплошное невезение!

Подошел поезд, я облегченно плюхнулся на мягкое сиденье. От нечего делать принялся рассматривать спутников и, к своему удивлению, обнаружил, что у многих были такие же недовольные и потные лица, как у меня. Наверное, и они тоже мечтали сейчас о запотевшей баночке пива или бутылочке «Кока-колы». Смутная мысль начала формироваться в моем сознании.

И тут меня осенило! В жаркие дни людям меньше всего нужны были сигареты и жевательная резинка из автоматов. В метро надо понаставить автоматов с прохладительными напитками. Как это никто не додумался до этого! Итак, нужно договориться с муниципалитетом о подряде и прикупить машин. А зимой? А зимой их наверное можно приспособить под продажу горячего кофе. Если у меня это получится, то о деньгах можно будет не беспокоиться до конца дней своих.

Я не на шутку разволновался и теперь уже был благодарен заглохшей машине, жаре и тому парню из фирменной будочки «Кока-кола», которому приспичило сбегать в туалет как раз тогда, когда я подошел. Правильно говорят: если хочешь разбогатеть — иди в массы.

Я нетерпеливо нажал на кнопку звонка и заговорщицки подмигнул стоявшей рядом жене. В ее теперешнем положении она еще больше мне нравилась.

— И зачем ты потащил меня к ним сегодня? — недовольно сказала она. — Что, не мог увидеться с Сэмом завтра?

— Так надо, Нелли. Ты же знаешь: время — деньги.

Нас встретила Мими. Женщины сразу же забыли о моем существовании, а я пошел к Сэму, который спасался от жары в ванной. Он уже вылез из воды и сидел развалясь в кресле в предбаннике.

— Как ты смотришь на то, чтобы заработать миллион? — выпалил я.

— Пока я хочу только пива, — спокойно ответил он, открыл холодильник и достал банку. — Ох, хорошо! — воскликнул он, залпом выпив его, и, доставая вторую банку, сообщил: — Каждая твоя новая идея стоит мне денег…

— Но у меня и вправду потрясающая идея. Ты хочешь меня слушать или нет?

— Ну давай, давай! Ведь ты все равно не отстанешь…

— Старик, тебе приходилось покупать «Кока-колу» в метро?

— Какое, к черту, метро, — с удивлением посмотрел он на меня. — Я уже забыл, когда был там в последний раз.

— Вот то-то и оно. А нужно быть поближе к народу, босс, и тогда он к тебе потянется и… начнет отдавать свои денежки.

— Ничего не понимаю, — озадаченно пробурчал Сэм. — И где твой миллион?

— Сэм, вспомни то время, когда ты был одним из десяти миллионов простых смертных города Нью-Йорка, когда ты пользовался самым дешевым видом транспорта — метро. И вот ты возвращаешься домой после трудного жаркого дня. Ты устал, тебе чертовски хочется пить. А до дома и до любимой твоей забегаловки еще ехать и ехать…

— Слушай, Дэнни, я сейчас заплачу… Ты что, решил пойти в актеры?

— Ладно. В общем, ты захотел пить, достал монету, бросил ее в автомат, утолил жажду и поехал дальше. Понял?

Сэм по достоинству оценил мою идею и загорелся ею. Для того чтобы провернуть это дело, мы организовали отдельную компанию, в которой мы с Сэмом были равноправными партнерами. Он взял на себя финансирование предприятия и все организационные вопросы, я же стал исполнительным директором. Для реализации нашего замысла понадобились все огромные связи Сэма. Для ведения моих дел я привлек брата Нелли, а сам целиком посвятил себя управлению новой компанией. Мы не ожидали, что для осуществления такого простого, на первый взгляд, проекта, как установка автоматов в метро, понадобится столько усилий. Сначала мы заручились поддержкой многих официальных людей — отцов города, чиновников из транспортной комиссии, инженеров, инспекторов из отдела по охране труда и здоровья… Когда, казалось, все подписи были собраны, на арену вышли новые силы — политические круги, связанные, естественно, с подпольным бизнесом. Без Сэма я, конечно, не справился бы. Но и его связей оказалось недостаточно. Нью-йоркская мафия не могла упустить такой лакомый кусок. Так на горизонте возникла фигура Марио Ломбарда — небольшого, убийственно спокойного человека с пронзительными глазами. Сам он неизменно оставался в тени, но вскоре выяснилось, что ни один крупный городской проект не мог сдвинуться с места без одобрения Марио Ломбарда.

Наведя необходимые справки, Сэм, к своему неудовольствию, обнаружил, что выйти на Марио можно только через Макси Филдса. Уж кого мы хотели видеть меньше всего, так это моего старого «друга». Но делать было нечего, состоялись предварительные консультации, и мы оказались наконец в роскошном кабинете Марио Ломбарди…

Я сидел, откинувшись в глубоком кресле, задумчиво пуская дым в потолок и разглядывая маленького плюгавенького человечка, который расположился во главе огромного полированного стола.

— Итак, мистер Ломбарди, вы согласны войти в совет директоров нашей фирмы?

— Нет, Дэнни, — ласково остановил он меня. — Я не вхожу ни в какие советы. Боже упаси! Но я могу оказать вам свое содействие… за определенный процент с прибылей.

— А какие гарантии вы можете дать в том, что наше соглашение останется в силе и после войны? Политики в нашем городе меняются чаще, чем листья на деревьях.

— Политики меняются, Марио остается! — спокойно проговорил он, потом вскинул голову и несколько театрально произнес: — Марио Ломбарди никогда не дает обещаний, которых не может выполнить. Меня не волнует, кто будет заседать в мэрии после войны. Это — мой город, и он будет моим всегда!

— Это так, Дэнни. Уж можешь мне поверить! — вставил молчавший до этого Макси Филдс. — Ничего в этом городе не делается без ведома и благословения Марио.

Я пропустил его реплику мимо ушей и посмотрел на Сэма. Сэм спокойно кивнул мне. Я вновь повернулся к Ломбарди, занятому, казалось, изучением своих ногтей.

— О'кей, Марио. Ты получаешь десять процентов от общей суммы прибыли.

Ломбарди поднялся из-за стола и протянул мне руку.

— Ты не пожалеешь о нашем сотрудничестве, Дэнни, — просто сказал он. — Можешь заходить ко мне всегда, когда в этом будет нужда. В добрый путь.

— Нам по дороге, Дэнни? — спросил Филдс.

Я кивнул и повернулся к Сэму.

— Увидимся завтра?

— Да, завтра утром, — ответил он, направляясь к своей машине.

Мы проводили «Кадиллак» Сэма глазами и направились к моему двухместному спортивному «Ягуару». Я молча еще раз проигрывал в уме условия только что заключенной сделки. Десять процентов — Ломбарди, пять — Филдсу за посредничество. Кажется, я еще легко отделался.

— Твой зять — ловкий парень, — прервал мои размышления Макси, с трудом втискивая свое грузное тело рядом со мной. Я бросил на него косой взгляд. Впервые Филдс произнес о ком-то доброе слово. — Он широко размахнулся, — продолжал Филдс. — Интересно, сколько он сгребет с твоих автоматов. Вкалываешь ты, а сливки снимает он.

Филдс явно к чему-то клонил.

— Сэм тоже работает, — коротко ответил я.

— Ну конечно, — поспешно согласился Филдс. — Но ты, по-моему, должен быть главной фигурой в этом деле. С него хватит того, что у него уже есть.

Я недоверчиво посмотрел на моего нового доброжелателя и промолчал.

— Я слышал, у него повышенное давление. Если, не дай бог, что-нибудь случится, то тебе придется возглавлять его компанию как брату жены.

Я был ошарашен таким предположением, так как никогда не думал ни о чем подобном.

Когда мы остановились у светофора, я заметил, что Филдс пристально изучает меня, словно пытается прочесть мои мысли.

— Если тебе вдруг понадобится квалифицированный совет и помощь, то я всегда к твоим услугам. Ведь мы с тобой старые знакомые, Дэнни. Ты мне, можно сказать, как сын. Никому я не позволял столько, сколько тебе…

Я вцепился в руль, вспомнив обо всем, что мне пришлось перенести из-за Филдса.

— Спасибо, Филдс, пока мне хватает своего…

— Смотри, Дэнни… Черный рынок сигарет не будет существовать вечно. Во всяком случае, подумай над тем, что я тебе сказал, и приходи, приходи запросто.

Остаток пути мы преодолели в полном молчании. Когда Филдс вылез из машины около своей конторы, меня так и подмывало дать ему доброго пинка по толстой заднице. Обращаться к нему я решил не чаще, чем того будут требовать дела.

«Как выросли деревья», — подумал я, выезжая на знакомую улицу. Нелли согласилась на покупку дома, причем не просто какого-нибудь дома, а именно того, которой мне подарили в детстве. Она поняла, что только здесь я смогу быть по-настоящему счастлив.

Предварительные переговоры были закончены, и сейчас торговый агент ждал нас в доме. Оставив машину у облупившихся ворот (ремонт я собирался сделать позже), я помог Нелли выбраться. Рука у нее дрожала. «С чего бы это? — подумал я. — Вечер вроде теплый».

— Что такое, дорогая? Опять неважно себя чувствуешь?

— Нет, ничего, милый. Просто я вдруг чего-то испугалась.

— Ну что с тобой, глупенькая? Чего бояться? Мы всего лишь покупаем дом.

Она с тревогой посмотрела на темные окна.

— Я вдруг испугалась за тебя, Дэнни. У меня какое-то ужасное предчувствие. Должно произойти что-то страшное.

— Глупенькая, — обнял я ее, — в твоем положении женщинам чего только не кажется! Не бойся, я с тобой и буду с тобой всегда.

— Мистер Фишер! — раздался голос.

К нам шел агент по продаже недвижимости.

— Вы готовы осмотреть дом?

Да, я был готов осмотреть дом — готов расквитаться с судьбой, поступившей со мной так несправедливо.

В мою контору шумно ввалился Сэм. Он не баловал меня своими посещениями, поэтому я удивился:

— Кого я вижу, мистер Гордон! Чем обязан?

Он покосился на секретаршу, и я отослал ее минут на двадцать.

— Дэнни, мне надоело каждую неделю выпрашивать у тебя сигареты. Пора поставить дело более основательно.

Я облегченно улыбнулся. Я уж подумал, что его визит вызван моими самостоятельными закупками новых автоматов для метро.

— Но, Сэм, ты же знаешь, как трудно найти постоянного поставщика. В этом деле невозможно что-либо накапливать на будущее. Сегодня они есть, а завтра их может и не быть.

— Не знаю, как ты, я уже нашел довольно надежный канал, — уверенно заявил Сэм.

— Завидую тебе. Может быть, поделишься со мной информацией?

— Да вот, взгляни, — бросил он тонкую папку на стол.

Я с любопытством открыл ее и обнаружил копии счетов за сигареты, поступавшие последнее время на все мои тщательно законспирированные склады.

— Не один же ты работаешь, — уклонился он от ответа. — Так я получу сигареты или нет?

— Что будет, если я откажу?

— Службе по борьбе с контрабандой, думаю, будет интересно взглянуть на эти бумаги, — холодно бросил он.

— Ты не сделаешь этого со мной, Сэм! — воскликнул я.

— Конечно нет, Дэнни. Но при одном условии: ты будешь поставлять мне сигареты по моей цене и… позабудешь о некоторых моих маленьких слабостях.

— Но это два условия, Сэм, — тянул я время. — Я никогда не ожидал от тебя такого. Мы все-таки родственники… — Да, на этот раз Сэм меня обошел.

— Вот ты о чем вспомнил… А сам, Дэнни?

Тут я не выдержал и рассмеялся. Мой громкий смех разнесся по тесному кабинету.

— Ты что, спятил? — встревожился Сэм.

— Нет, дорогой зять. Просто я подумал, что у нас складываются странные для родственников и партнеров отношения. Ты не находишь?

Сэм понял, что я сдался, и похлопал меня по плечу.

— Учись, малыш, пока я жив. Теперь мы квиты… Ну-ка, покажи мне свое заведение.

Мы прошли в мастерскую, он все внимательно осмотрел и с уважением глянул на меня.

— У тебя здесь автоматов больше, чем стоит в метро!

— И будет еще больше, когда эти игрушки начнут приносить монету.

— Теперь мне понятно, почему ты постоянно сидишь без денег…

— Да, я сразу вкладываю в автоматы каждый заработанный доллар!

— Слушай, почему бы тебе не собрать все свои предприятия под крышу одной фирмы? По-моему, ты слишком распыляешься, а здесь нужна концентрация. И было бы легче управлять…

— Откуда у меня такие деньги? — осторожно спросил я.

— А я на что? Я, Дэнни, возьму половину твоих акций и в дальнейшем буду финансировать точно так же, как проект с «автопоилками» в метро…

Теперь я должен был сказать «нет», но так, чтобы Сэм не обиделся.

— Проект с «автопоилками» был слишком велик для меня, поэтому я и пригласил тебя. А это предприятие — оно мое. Я собрал его по кирпичику. Так что спасибо, Сэм, но…

Сэм напряженно молчал. Я знал это его молчание. Он все прикидывал в уме.

— Как знаешь, — сказал наконец он. — Но если вдруг передумаешь, дай мне знать. Кстати, как у тебя дела с домом?

— Нормально. Переедем на следующей неделе. Во вторник.

— Ты бы видел лицо твоего старика, когда Мими сообщила ему об этом.

— И что он сказал?

— Он сказал: «Итак, Дэнни возвращается домой!», а мать добавила: «Дэнни все время к этому стремился, а ты не давал ему это сделать». Знаешь, малыш, мне кажется, что твой старик готов просить прощения у тебя, если ты еще раз наведаешься к ним.

Я покачал головой.

— Тут все гораздо сложнее, Сэм. Сначала ему нужно вымолить грехи перед Нелли. Он наговорил слишком много гадостей о ней, так что если он решил каяться на старости лет, то прежде всего должен извиниться перед Нелли.

— Он это сделает, если ты дашь ему шанс.

— Я ему не запрещаю, но и помогать не собираюсь… Так куда тебе доставлять сигареты? — переменил я тему разговора.

Сэм понял меня.

— Туда же, куда обычно.

— Ты получишь товар завтра утром.

— О'кей, Дэнни, — протянул он мне руку на прощанье.

Некоторое время я сидел молча, потом встал и, выглянув из конторы, позвал Зепа.

— Зеп, садись на телефон и срочно арендуй для нас новые склады, — приказал я. — Сегодня ночью необходимо перепрятать весь товар. Сэм сел нам на хвост…

Зеп кивнул и принялся ожесточенно крутить диск телефона. Он оказался для меня неоценимым помощником. Если он и задавал вопросы, то лишь после того, как порученная работа была выполнена.

Я снял трубку другого телефона и позвонил Нелли, сегодня мне предстояло задержаться допоздна.

Я выпил кофе, поставил чашку и подошел к Нелли.

— Пока, дорогая. Мне пора на работу.

— Возвращайся пораньше. — Она подняла на меня умоляющие глаза. — Поможешь мне закончить упаковываться.

— Не волнуйся, любимая. Если что не успеем, закончим завтра, до приезда грузчиков. Я заказал машину на одиннадцать.

— Зачем все оставлять на последнюю минуту? Обязательно что-нибудь забудем. К их приезду все должно быть готово.

— Хорошо. Сегодня я приеду пораньше. Обещаю.

Я уже открыл дверь, как она вдруг окликнула меня и бросилась ко мне.

— Что с тобой, Нелли? — испугался я.

— Дэнни, мне вдруг стало страшно оставаться одной.

Я обнял ее.

— Не бойся, маленькая моя. Все будет нормально.

— Дэнни, — с досадой отстранилась она от меня. — Я не за себя боюсь, за тебя.

— Ну а со мной что может случиться?

— Давай не будем переезжать завтра. И вообще, давай не будем переезжать в этот дом. Подыщем что-нибудь другое. — Она неожиданно расплакалась. — Не возвращайся туда, Дэнни, пожалуйста, не возвращайся! Прошлого не вернуть. Не надо дразнить судьбу! — приговаривала она сквозь слезы.

— Нелли, я знал, что у беременных бывают «ужасные предчувствия», но от тебя я такого не ожидал…

Она слабо улыбнулась, вытащила платочек, вытерла глаза.

— Прости меня. Наверное, это и вправду глупые бабьи страхи.

— Вас вызывает междугородная, на проводе Буффало, мистер Фишер, — доложила секретарша.

Я взял трубку.

— Фишер слушает.

— Хэллоу, Дэнни. Это Стив Пэрриш, — прозвучал бодрый голос.

Звонил один из крупнейших подпольных торговцев сигаретами. Именно с ним первым я наладил контакт, когда решил заняться этим делом.

— Привет, Стив, — дружелюбно ответил я. — Что-нибудь случилось?

— Есть выгодное дело… По старой дружбе я решил предложить его тебе.

— Сколько коробок?

— Полный грузовик, все кондиционные. Тысяча коробок. Тебя это интересует?

— Твои условия.

— Два доллара блок. Коробка — сто.

Я присвистнул про себя. Это были большие деньги. Сто тысяч долларов.

— Дело срочное, Стив?

— Не задавай глупых вопросов, Дэнни. Я и узнал об этом деле только потому, что ребятам надо срочно избавиться от товара.

— Платить, разумеется, наличными…

— Только так. Поэтому такая низкая цена. Если бы у ребят было время, то они спокойно загнали бы их по три пятьдесят.

— Но где же мне достать столько сразу?

— А вот это твоя забота, Дэнни, — с вызовом ответил он. — Если тебе слабо, то я предложу товар Сэму Гордону. Он уже давно просит устроить ему крупную партию, но я не очень торопился, зная, что пока он берет у тебя.

Стив был хорошо осведомлен о моих делах.

— Подожди, Пэрриш, я тебе не сказал, что у меня нет таких денег… Просто я думаю, где можно без ущерба взять их срочно… Сколько времени ты мне можешь дать?

— Нисколько, — последовал жесткий ответ. — Деньги нужны ребятам ночью. Может быть, мне все-таки обратиться к Гордону? У него деньги есть.

На моих часах было полвторого. Банки еще открыты, но все, что я мог оттуда снять, — было девятнадцать тысяч на личном счете. Все деньги были вложены в дело. Впрочем, Стив сам подсказал мне выход.

— Стив, ты можешь дать мне полчаса? Через полчаса я позвоню тебе, и мы обговорим детали. Пойдет?

На другом конце провода послышался шум совещающихся голосов, потом Стив сказал:

— О'кей, Дэнни. Парни согласны подождать твоего звонка.

— Хорошо. Давай номер твоего телефона.

Если мне удастся раздобыть деньги, то я возьму чистыми пятьдесят тысяч. Я набрал телефон Сэма.

— Сэм, это Дэнни.

— Слушаю… Чего тебе надо?

— Если ты хочешь получить шестьсот стандартных коробок, то у меня есть к тебе предложение…

— На каких условиях? — сразу заинтересовался Сэм.

— Три доллара блок. Сто пятьдесят за коробку. Деньги вперед. Доставка завтра, — быстро проговорил я, не давая ему опомниться.

— Звучит неплохо. Но это большие деньги… А что, если ты не обеспечишь доставку?

— Доставку я тебе гарантирую, — уверенно сказал я.

— А вдруг что-то не свяжется? — осторожничал он. — У меня есть опасность потерять девяносто тысяч.

Сэму нужны были гарантии, и я понимал его.

— Старик, ты знаешь расклад. У меня припрятано товара на шестьдесят тысяч. Мои заказы на новые автоматы и другое оборудование тянут еще на сорок. Я принесу тебе и оставлю в залог все счета, и пусть они будут у тебя, пока я не доставлю сигареты.

— А что, если не доставишь?

— Тогда все перейдет тебе, — нервно хохотнул я.

Он колебался. Я напряженно ждал ответа.

— Ты уверен, что действительно этого хочешь, малыш? — медленно спросил он.

— Да, Сэм, — ответил я, думая о маячивших впереди пятидесяти тысячах, — я готов рискнуть.

Сэм откашлялся.

— Ну хорошо, Дэнни, — размеренно произнес он. — Я приготовлю тебе эти деньги. Приезжай.

Я отключился и тут же вызвал Буффало.

— Деньги у меня в кармане. Где встретимся?

— Прекрасно, — облегченно произнес Стив, — отель «Рояль». Двести двадцать четвертый номер. Во сколько тебя ждать?

— Первым самолетом. Немедленно выезжаю в аэропорт. У вас все готово?

— Грузовик загружен и заправлен. Гони монету и забирай его.

— Хорошо. До вечера!

Часы показывали два часа. Нужно было успеть до закрытия банка.

Огромный трейлер был загружен до отказа. Я скептически осмотрел аккуратно упакованные фирменные коробки. Уж слишком все было гладко. Это меня и настораживало. Повернувшись к своему провожатому, я предупредил:

— Ты не обижайся, но я привык все перепроверять… Так что не обессудь, но я бы хотел взглянуть на их содержимое.

— Мистер, придется ведь снимать каждую, потом заново укладывать! — ужаснулся контрабандист. — Почему ты нам не веришь?

Его притворное негодование усилило мои подозрения.

— Это слишком большие деньги. Я должен убедиться.

— Валяй, — сдался он, — если хочешь возиться до двух ночи.

Я устало посмотрел на Стива, потом на остальных. Они тоже были не в лучшей форме.

— Ну вот, теперь все в порядке, — сказал я, но чувство опасности почему-то не покидало меня.

— Говорил тебе, что все здесь чисто, — обиженно заметил Стив. — Можно было не проверять.

— За сотню тысяч лучше проверить. Кто поведет грузовик?

— Я, — вышел один из парней.

— Хорошо. Садись в кабину и подбрось меня до отеля. Там подождешь. Тронемся прямо оттуда.

— Прямо сейчас?

— Да, прямо сейчас.

— Но мой напарник не появится раньше шести утра…

— Тем хуже для него. Половину пути я сам поведу грузовик. К утру мы обязательно должны быть в Нью-Йрке.

У отеля я расплатился, сел за руль и выжал сцепление.

Выезжая из Ньюбурга, я взглянул на часы. Десять минут одиннадцатого. Тяжело груженная машина быстро шла по гладкому шоссе. Скорость — сто сорок. Если мы выдержим этот темп, то к полудню будем на месте.

Мой попутчик безмятежно спал, привалившись к дверце. Мне тоже хотелось спать. Я шел без остановки, хотя со вчерашнего утра во рту не было ни крошки.

Напарник мой проснулся.

— Давай я поведу, Дэнни. Ты засыпаешь, а я еще хочу жить.

— Да нет, еще часок-другой я выдержу.

— Дэнни, посмотри на себя в зеркало. У тебя же глаза закрываются.

— Ладно, — сдался я и сбросил газ.

Свистнули мощные тормоза. Поставив машину на ручник, я вылез из-за руля, уступая место напарнику.

— Теперь можешь поспать ты. Шесть часов за баранкой — не шутка.

— Высплюсь, когда все будет закончено, — отозвался я, откидываясь блаженно на сиденье.

Мотор заработал, я попытался сосредоточиться на быстро набегавшей белой разграничительной линии. Будешь держаться справа от нее — и ты цел и невредим. Пересечешь ее — и ты покойник.

«Держись справа, только справа. Держись справа, только справа», — убаюкивал мотор. Через мгновение я крепко спал.

Проснулся я от внутреннего толчка.

Машина стояла.

— Что случилось? Поломались? — спросил я водителя.

Он молчал, глядя сквозь ветровое стекло. Вдруг раздался спокойный голос справа. Сон мигом слетел с меня. Я резко повернулся. Точно в лоб мне смотрело дуло пистолета.

— Ну, спящая красавица, вылезай, приехали!

«Так, кажется, действительно приехали. Интересно, сколько их?»

— Я вам хорошо заплачу, если груз попадет по назначению, — схватился я за соломинку.

— Ты нам уже заплатил, — раздался за спиной голос шофера. Он был с ними заодно.

Гангстер с пистолетом распахнул дверцу и приказал:

— Вылезай! Это мое место!

— Десять тысяч, — проговорил я.

— Я сказал, приехали! — заорал он.

Я опустился на землю.

Сквозь разрывы в облаках светила луна. «Наверное, будет дождь», — уныло подумал я и почувствовал, как во мне закипает злость.

«Кретин! Так дешево купиться. А ведь тебя предупреждали. Так нет же. Я — самый умный, самый ловкий… Так тебе и надо. Будешь теперь знать, как заноситься».

Я потянулся, разминая затекшие руки и ноги. Вдруг сзади раздались шаги. В темноте явственно обозначился силуэт легковой машины. Видно, они сидели у меня на хвосте от самого Буффало, ждали, когда я засну.

Я сжал кулаки, стараясь подавить клокотавшую ярость и мыслить трезво.

— Ну как? Здесь все в порядке? — спросил подошедший, в полной уверенности, что ему ничего не угрожает.

Эта его наглая уверенность оказалась последней каплей. Воспользовавшись тем, что карауливший меня гангстер на миг отвел взгляд, я рванулся к нему, метя в челюсть. Он успел-таки отклониться, и мой кулак лишь скользнул по его щеке. Я же, не удержав равновесия, поскользнулся и упал на четвереньки. Тотчас страшный удар обрушился мне на голову, и я покатился вниз по насыпи, пытаясь схватиться хоть за что-нибудь. Когда-то в детстве я точно так же катился в бездну. Липкая тьма окутывала мое сознание. Откуда-то сверху, издалека, сквозь эту тьму, до меня донеслись голоса. Кто-то сказал:

— Сэму Гордону это не понравится. Поосторожнее бы…

В ответ раздалось ругательство. Потом смех.

Тьма накатывалась волнами, успокаивая меня. Но, прежде чем нырнуть в нее, я успел подумать: «Предан! Предан с самого начала! Вот почему Стив несколько раз упомянул Сэма. Он хотел предупредить меня… Проклятье вам всем!»