Глава 16

Димитрий с трудом вдохнул воздух — лёгкие взорвались огнём. Он закашлялся, выплёвывая сажу и пепел. Сердце колотилось бешенным зверем, пытаясь вырваться из груди, как из клетки.

На лбу, идеально гладком, без единого шрама, выступили капельки пота. Юноша проморгался. Надпись исчезла. Его же глаза, алые, словно горящие угли, шарили по свалке, пытаясь будто что-то вспомнить, понять…

— Какого чёрта? — прошептал он с хрипотцой. — Я… выжил? И где Думс?

Внезапно его сердце так сильно ударило, что он закашлялся от боли. Пальцы схватились за грудину. В горле кипело.

— Вот это… колбасит! Адреналин хоть мотопомпой откачивай… Арррх!

Он весь напрягся от переполняющей его силы. Затем упал. Свернулся калачом, дрожа от переизбытков чувств. Холода, жажды убийства. И ненависти.

Однако, отдышавшись, взял себя в руки. Может даже во благо, что до этого столкнулся с проблемами своей мутационной эволюции, ведь благодаря ей научился держать своё дикое нутро в узде. Подавив по итогу всё лишнее, он поднялся на ноги. Абсолютно голый, будто заново родился, при чём девятнадцатилетним юнцом. Его тело — молодое, сильное, без единого шрама — казалось совершенным в этой мрачной обстановке. Он потёр глаза, не веря тому, что видит. Кругом разруха. Вдали, на фоне серого, вечно дождливого неба, возвышалась стена. Высокая, каменная, с башнями и бойницами точь из средневековья. А за ней замок. Огромный, мрачный, наводящий тоску.

— Я что, брежу? — пробормотал Хамелеон. — Вроде бы нет… Явно вижу средневековое поселение.

Он прищурился, пытаясь разглядеть детали. Тогда-то и увидел её. Статую Свободы. Та стояла позади замка — тело искорежено, а вместо привычной головы — другая, но довольно-таки знакомая. Особенно железная маска.

— Так… только не говорите, что происходит полное дерьмо.

В этот момент Димон услышал звук. Кто-то уронил металлическое ведро. А затем голос. Старушачий, дрожащий…

— Отец наш небесный… — шептала старуха, крестясь, — спаси и сохрани…

Димитрий повернулся к ней и только сейчас понял, что стоит тут светит причиндалами на всю округу.

— Какая нелепая ситуация, — пробормотал он и, почесав затылок, улыбнулся старушке. — Простите, а как пройти… кхм, а куда, вообще, мне пройти? — и тихо вздохнул. — Одежду бы найти для начала…

Но старушка, не отвечая ему, упала на колени, продолжая молиться. Юноша понял, что разговора не выйдет, и по-быстрому свалил прочь.

Руины Нью-Йорка обросли кустарниками, травой, даже деревьями. Конечно, большая часть домов были стёрты с лица земли и теперь на их месте была лишь пустошь и молодые поросли. Вот вам и городское озеленение во всей красе.

Пробираясь через заросли кустарника, на которые в этом мире, казалось бы, всем было наплевать, Хамелеон увидел хижину. Небольшую, сооружённую из бревен, с соломенной крышей и маленькими оконцами. Возле неё, на верёвке, сушилось бельё. Старые, застиранные рубахи, штаны и три пары сапог.

— Блин, — пробормотал Димон, — воровать — очень не хорошо. Но ничего не поделаешь…

И, выйдя из кустов, огляделся по сторонам, после подошёл к хижине.

— Не Гуччи, конечно, — усмехнулся он, снимая с верёвки штаны и рубаху, — но сойдёт.

Заметив ещё и сапоги, присвистнул.

— Удача любит смелых! — и сгрёб и их. — Старые, падлюки, но добротные.

Юноша ещё раз огляделся, словно ища хозяев, но никого, не найдя, взглянул на другую пару сапогов. Сформировал в руке пачку налички, затем понял, что вряд ли баксы канают, хотя-я-я, доллар вечно хоронили. Кто знает, может он пережил весь этот звездец⁈ Но, все же, вместо налички достал из пространственного кармана золотой слиток и положил в один из сушившихся сапогов.

— Вот и прибарахлился, — прошептал Димон на прощание и свалил.

Натянув в кустах старые, грубые штаны и заправив в них рубаху, которая оказалась ему длинновата, юноша направился в сторону городка.

— И это её грёбаный идеальный мир? — пробормотал он, глядя на проезжающие мимо телеги. — Та баба… конченная психопатка. Как ей, вообще, пришло нечто подобное в голову?

В общем, он ещё долго возмущался, удивляясь контрасту пейзажей, пока не остановился у дороги и не посмотрел на каменный памятник, который возвышался на несколько метров, как безмолвный страж. На памятнике была высечена надпись: «Мария Фон Думс — Мать Нового Мира».

— Мать, пф, — усмехнулся Димитрий, — скорее, мачеха.

Позади него, громыхая колёсами по каменистой дороге, ехала повозка, запряженная парой тощих лошадей. Он, инстинктивно отвернувшись, спрятался за памятником. Зачем? На всякий случай. Кто знает, какие правила царят в этом новом мире. Именно тогда юноша увидел то, что заставило его печально улыбнуться. Небольшое огородик, огороженный плетёным забором. В центре же — пугало. Одетое в изношенные лохмотья, промокшие под дождём. На голове того — замученная соломенная шляпа.

— Н-да, и почему здесь не закопан какой-нибудь рыцарский доспех? — и вздохнул, предчувствуя, что это знак свыше. — Что ж, придётся снова побыть засранцем-оборванцем. Не привыкать. Да и какой смысл жаловаться, всё равно меня никто не слышит.

Он подошёл к пугалу и, не церемонясь, сорвал с него серый плащ и шляпу.

— Можешь перекурить, друг, теперь я на охране этой земли.

И, подмигнув огородному стражу, сорвал травинку, закусил её зубами, после, натянув на голову соломенную шляпу, направился к городским вратам, где уже собралась очередь на вход…

…В городе же царили напряжение с ликованием. По узким улочкам, среди грубых построек из дерева и камня, бродили жители. Отовсюду доносились звуки инструментальной музыки. Запах жареного мяса щекотал ноздри, смешиваясь с запахом дыма и навоза. Дети, с заливистым визгом, гоняли по улицам, их смех — единственное, что звучало искренне в этой наигранной атмосфере всеобщего веселья. Новое поколение, которое не застало старый мир. Пройдёт ещё несколько десятков лет, и о нём, и вовсе, будут вспоминать лишь в сказках.

Неудивительно, что за напускной маской праздника скрывалось нечто иное. Всеобщая боль. Безнадёга.

Взгляды взрослых, их улыбки, беседы — всё было натянутым, искусственным, нелепым. Они пытались жить в этом новом мире, где страх был их постоянным спутником. Где одно неверное слово, всего один неверный взгляд — и казнь. Ужасающий мир для одних и эдем для других.

На арене, возведённой на месте когда-то уникального Нью-Йоркского Центрального парка, уже собиралась толпа. Люди занимали места на грубых, каменных трибунах, с нетерпением ожидая начала зрелищ. Сегодня, в честь двадцатилетия новой эры, им обещали нечто особенное.

— Как же не терпится! Сегодня выпустят «Бешеную Птицу»!

— Ту северянку, что прикончила десяток гладиаторов? — уточнила её соседка, с глазами горящими любопытством.

— Ага! — кивнула первая, — она — настоящий зверь! Даже крылья и когти есть!

— Слышала, да, ради неё и пришла, — ухмыльнулась вторая.

Под ареной, в лабиринте тёмных коридоров, скрывались силы Медузы. Хильда, Алиса, Петра, Рин. Все были готовы к последней атаке, как и их доверенные люди и союзники. Переодевшись в форму охранниц арены, они ждали своего часа. У каждой на руках был металлический браслет, созданный Илоной, дабы спрятать их от магического восприятия Марии Фон Думс. В ушах — микрогарнитуры. Не все технологии исчезли, пока не все.

— А теперь поприветствуйте советницу её величества! — прогремел голос глашатая над ареной, перебив шум толпы, — Могучую и ужасную! Генерала Мириам Многорукую!

Толпа взорвалась восторженным рёвом. Люди повскакивали со своих мест, аплодировали, кричали, бросали в воздух цветы. Попросту не хотели лишиться головы.

На балконе, возвышающемся над всеми появилась лысоголовая Мириам. На ней были металлические доспехи, да не абы какие, а настоящий шедевр оружейного искусства. Сделаны из полированной стали, украшенной серебром и драгоценными камнями. На голове, испещренной крупными швами от шрамов — шлем, увенчанный острыми шипами. Позади неё развевался длинный, серебряный плащ, подбитый белым мехом. Она, как и положено, прибыла до прихода своей хозяйки, «нагреть место».

— Продолжайте, — просипела Мириам и уселась на стул рядом в пустующим креслом. За ней пристроилась её свита.

Глашатай, стоявшая на деревянной платформе, поклонилась ей и, повернувшись к зрителям, прокричала:

— Да начнётся новая битва! На арену приглашается «Бешеная Птица»! Гроза северных земель! Её крылья снесут десятки голов! А когти пуще прежнего голодны до плоти!

Толпа радостно взревела, предвкушая кровавое зрелище.

— И её соперница! — глашатай сделала паузу, — Легендарная! Всеми ненавидимая! Охотница! Снежана Кравцова! Чей топор познал вкус крови сотен!

И снова рёв толпы, при том куда громче! Охотница⁈ Как давно её не было на арене!

— Почему она здесь? Именно сегодня…? — тихо сказала Петра в микрофон наушника, нахмурившись от неприятного предчувствия.

Алиса сжала кулаки, понимая, что они не смогут вмешаться, иначе весь план рухнет!

— Пусть кровь нашей сестры прольётся не зря в этот день…

— Отбросьте чувства, — холодно произнесла Хильда, — мы ставим на кон абсолютно всё. Я позвала её.

— Но зачем?

— Умереть за нашу возможность отомстить, — ответила Хильда. — Действуйте по плану, об остальном не беспокойтесь.

Сама же сглотнула, глядя на Снежану, которая стояла в ожидании у ворот арены всего в десяти шагах. А она даже не может с ней попрощаться, чтобы не оказаться раскрытой.

Годы не прошли мимо Кравцовой. Её когда-то длинные, сводящие с ума жгучие волосы сейчас были короткими. Изящное аристократичное лицо с острыми чертами теперь в глубоких отметинах. В серых глазах больше не было места привычным спокойствию и хладнокровию, лишь огонь. Безумный. Всепоглощающий. Как червоточина в ад. Она как львица, вырвавшаяся из клетки. Лишённая разума и души. Едва ворота перед ней открылись и она в кожаных штанах, старых ботинках и кожаной куртке вышла на арену.

— Приготовиться! — прогремел голос судьи.

Толпа взорвалась восторгом. Многие вскакивали с мест, размахивали руками, разливали алкоголь.

— Убей её Птица!

— Замочи тварь!

— Охотница, порви её!!!

Снежана, не дожидаясь сигнала, со звериным рыком бросилась на соперницу. Безумно, неудержимо, впрочем, как и всегда.

Бешеная Птица — высокая, мускулистая негритянка с перепончатыми крыльями и острыми когтями, пыталась отбиваться копьём, но куда там! Сила Охотницы была слишком велика для неё. Каждый заблокированный удар отдавался острой болью в костях! Неудивительно, что Снежана довольно быстро пробила брешь в её обороне. Охотничий топор со свистом выписал дугу, разрубив ей крыло. Та закричала от боли. Следующий удар, и топорище рубануло по колену, перерубив. Последний удар, и голова негритянки упала на песок.

Народ ликовал. Все аплодировали, кричали, топали ногами, заводились не на шутку.

— Да! Вот это бой!

— Охотница! Охотница! — скандировала толпа.

Глашатай, дождавшись, пока шум немного стихнет, снова подняла руку.

— А теперь! На арену выйдет гроза южных морей! Её яды смертельны! А сети не оставляют шанса! Встречайте! Чёрная змея!

На арену, словно тень, скользнула женщина. Чёрный, облегающий костюм, лицо скрыто тканевой маской. В руках по кинжалу, лезвия которых блестели синеватым светом.

Снежана, не давая ей даже опомниться, бросилась в атаку. Топор засвистел в воздухе, но эта воительница была куда быстрее убитой Птицы. Грациозно уворачивалась от всех безумных ударов, ещё и успевала контратаковать Снежану. На рукаве порез, как на поясе. Выступила кровь. Но Охотница не чувствовала боли. Её гнев заглушал все чувства. Она продолжала атаковать, не останавливаясь. И, в какой-то момент, добралась до цели. Её топор, рубанув сверху после финта, обрушился на Чёрную Змею рассекая её туловище надвое.

Шлёп.

Рухнула вторая поверженная на песок.

Толпа вновь тонула в экстазе, аплодируя Снежане и скандируя её имя.

— Кто же способен противостоять неудержимой ярости Охотницы⁈ — прогремел голос глашатая, — Кто посмеет познать мощь её топора⁈

Пока тела побеждённых утаскивали с арены, в воротах, ведущих на поле битвы, появилась фигура. Женщина, одетая в простой, серый плащ, с деревянной тростью в руке. Она медленно шла к центру арены.

— И это не чемпионка Южных земель! — прокричала глашатай, указывая на неё рукой. — И не варварка с Севера! Заблудшая путница решила испытать себя и воздать почести на нашей арене! Встречайте! — Она сделала паузу и прокричала ещё громче: — СЕРЕБРЯНАЯ ЛИСИЦА!

Снежана, стояв спиной, повернулась, дабы увидеть свою новую жертву. Сколько ей ещё убить, пока дождётся грёбанную Думс? Как же зла она была. Сердитый оскал не сходил с лица. Однако стоило ей обернуться и взглянуть на свою новую соперницу, как в тот же миг замерла. Ярость в серых глазах уступила место недоумению, даже страху. Брови нахмурились. Не веря своим глазам, Снежана провела ладонью по лицу, стирая чужую кровь, затем помотала головой. Но ничего не изменилось. Тогда она, что дала себе обет безмолвия, спустя годы прошептала:

— Кто… ты?

В пяти шагах от неё стояла женщина, которой не должно быть здесь. Женщина, смерть которой она видела собственными глазами. Её тощая фигура в сером плаще казалась нереальной, призрачной.

Седовласая…

«Нет… этого не может быть…» — Снежана поджала губы. Пласт эмоций рухнул на неё, расшибая всё на своём пути — гнев, ярость, жажду крови… Осталась лишь пустота и непонимание. Она же собственными глазами видела, как Седовласую убил ОН…

— Д-Дима…? — сорвался с её губ всхлип.

Седовласая медленно приподняла край соломенной шляпы, и их взгляды встретились. И Снежана увидела этот взгляд, который просачивался даже через чужое обличье.

— Твоя жизнь всё ещё принадлежит мне, — сказал он старческим голосом. — Ты сохранила её, я рад.

И плотину, долгие годы сдерживающую тонны эмоций, прорвало. Слёзы хлынули из серых глаз Снежаны. Она зарыдала в голос, вся сотрясаясь. И, обронив топор, бросилась к нему, забыв обо всём… О боли, ненависти, смерти. Обняла его так крепко, искренне боясь, что он исчезнет будто призрак.

«Пусть это мираж… — пронеслось у неё в голове, — пусть это моё безумие! Даже если я сошла с ума! Но я не отпущу его! Никогда…»

И прижалась к нему ещё крепче. Вдыхала его запах. Чувствовала его объятия. А он всё не исчезал. Тогда она со страхом взглянула на его лицо. И её сердце снова забилось, как двадцать лет назад. Вместо Седовласой на неё смотрел молодой черноволосый юноша с алыми глазами. Такой же красивый, как и тогда. Такой же колкий взгляд, такая тёплая улыбка.

— Чёрт возьми, — усмехнулся он, — тебе сейчас сколько? Сорок пять? А задница всё такая же аппетитная.

Снежана почувствовала, как его пальцы сжали её ягодицу, и прошептала:

— Я всё ещё не верю…

Он улыбнулся ещё шире, глядя ей в глаза насмешливо:

— И как же мне доказать свою реальность? Хотя-я, есть один метод…

В тот же момент он, прижав её к себе, взметнул в небо. Для всех же это было столь быстро, что они будто исчезли. Растворились в воздухе. Всё что осталось на их месте, лишь брошенный топор и слетевшая соломенная шляпа. Толпа замерла. Люди переглядывались, не понимая, что произошло. Куда они делись? И почему?

— Командующая! — одна из шпионок, вбежав в коридор с подсобными помещениями, обратилась к Хильде, — произошло непредвиденное… На арене переполох! Похоже, мероприятие сворачивается!

— Что именно произошло? — спросила та, нахмурившись. Такое происходит впервые на её памяти.

— Лучше обсудить это в штабе, — ответила шпионка, оглядываясь по сторонам.

— Ясно, — кивнула Хильда, понимая, что Тина вряд ли бы беспокоилась о мелочах, значит произошло нечто из вон выходящее, а потому передала по связи: — Всем — отбой. Мария Фон Думс не появится. Праздник нарушен. Пока не найдут виновных, игры не продолжатся.

— Что случилось? — спросила Петра, тоже недоумевая.

— Все обсуждения в штабе…

* * *

Снежана лежала на копне соломы. Голая. Счастливая. Довольная. Всё реально, Димон не обманул. Она закурила сигарету и, выпустив в воздух тонкий струйку дыма, посмотрела на его голую спину. Как он завязывает веревку на поясе штанов и обувает сапоги. На его губах играла лёгкая ухмылка, в глазах явное удовлетворение. Снежана не могла налюбоваться. Вздохнув и потушив сигарету, она мягким голосом произнесла:

— И почему я до сих пор не могу поверить, что ты жив? Как такое возможно?

— Представь, каково мне, — ответил он, застёгивая плащ, — очнуться на помойке и узнать, что прошло двадцать лет? Хотя для меня самого не прошло и дня.

— От такого ненароком и с ума можно сойти, — согласилась Снежана и, сглотнув, привстала на локти: — Я всё хотела тебя спросить… Этот вопрос терзал меня все годы… — она сделала паузу, а затем тихо прошептала: — Ты… любишь меня?

— Люблю, — ответил он, не отводя глаз, и присел с ней рядом. — Прости, что в тот вечер повёл себя, как последний ублюдок. Ты была в горе, а я…

Снежана улыбнулась. Наконец увидела его настоящего. И его искренность по отношению к себе.

— Я не настолько хрупкая, как ты мог подумать. Просто… всё было слишком странно. Ты же точь-в-точь как Дима… но из другой реальности. — Её глаза заблестели. Она приблизилась к нему, — Знаешь, я часто думала, что если бы у меня был выбор? И, как ни странно, каждый раз выбирала тебя. Всё-таки Дима был мне как брат, нежели любимый мужчина.

— В моём мире у меня не было никого. — ответил на это Хамелеон. — Ни сестры, ни друзей, никого. Поэтому, когда я попал сюда и встретил тебя… — он с нежностью погладил ее по щеке, — я впервые почувствовал, что кому-то нужен.

И приблизился к ней, поцеловав. После медленно отстранился и посмотрел в её серые глаза.

— Спасибо тебе, Снежана. За то, что подарила мне это чувство. А теперь, позволь мне позаботиться о тебе. И этом мире.

Он поднялся и направился к двери, собираясь выйти.

Снежана, сглотнув, почувствовала, как слёзы снова хлынули по щекам:

— Не смей уходить, не сказав ИМ ничего…

— И не собирался, — улыбнулся он. — С ними я тоже попрощаюсь по-своему.

И, посмотрев на неё, с искренней улыбкой произнёс:

— Теперь твоя жизнь принадлежит только тебе. Увидимся ещё. — После чего вышел из сарая.

Снежана, проводив его взглядом, прошептала:

— Нет женщины, что смогла бы остановить тебя… Мой глупый, милый Хамелеон…

* * *

— Мы должны были ждать! — кричала Петра, злясь от неудачной миссии. — Дождаться, когда она появится! И прикончить её! — она пнула ящик, гневно прорычав.

— Это было бессмысленно, — ответила спокойно Рин, сидя за столом. — Игры отменили из-за инцидента. Думаешь, Думс соизволила бы объявиться? Сомневаюсь.

— Чёртова Снежана! — Алиса тоже была не в себе от злости. — Она всегда была занозой в заднице! Что она, вообще, задумала⁈ Её же теперь всё равно найдут и грохнут!

— Нам нужно отыскать её первыми, — вроде как стала приходить в себя Петра, — и спрятать от Марии…

— Хильда уже занялась её поисками, — ответила Рин, отпив из чашки суп. — Она лучше знает, что делать.

— Достало! — фыркнула Петра и уселась проверять оружие. Былая наивная девчонка стала совсем иной. Грубой. Чёрствой. Единственное, что её успокаивало — уход за оружием.

Что до Алисы, то она попросту уставилась на старую карту было Нью-Йорка. Былые воспоминания накрыли её с головой. Рин же молча ела. Каждый успокаивался, как умел.

В штабе у всех было паническое настроение. Всеобщий упадок сил. Но даже так, техники продолжали поддерживать оборудование, операторы следить за мониторами. Пока сопротивление живо — жива и надежда.

— Стой! Кто идёт⁈ — резкий крик пронёсся в стенах убежища ордена. — Сюда нельзя!

Алиса и Петра переглянулись. Рин тоже резко повернулась к ним.

— Неужели нас раскрыли?

— За оружие, сёстры, — скомандовала Роут.

Они схватили винтовки и выбежали из кабинета. В коридоре уже собрались десятки воительниц «Медузы». Все окружили единственного человека. Тот стоял посредине коридора, лицо скрыто капюшоном простецкого серого плаща, дешёвые сапоги. Точь бродяга, зашедший не в ту дверь.

— Кто ты? — спросила одна из агенток напряжённо. — Как пробрался сюда? Отвечай!

Человек молчал. Стоял неподвижно, будто статуя, или пугало. А затем случайно чихнул.

— АПЧХИ ПЛЯ!

Алиса уронила автомат. Её подбородок задрожал, а из голубых глаз покатились слёзы.

— Алиса? — Рин удивленно посмотрела на неё, — Что с тобой?

Петра, взглянув на блондинку, тоже нахмурилась. Пока не понимала, что происходит.

И тогда человек медленно снял капюшон.

На них смотрел ОН.

Димитрий.

Всё такой же юный, как и двадцать лет назад.

— Дима… — просипела слёзно Алиса.

— Это… невозможно… — Рин сглотнула в неверии.

Петра замерла, её сердце остановилось. Она смотрела на него, не моргая.

— Мииилы-ы-ый! — Алиса, забыв обо всём, бросилась к нему. Её единственная рука обняла его за шею, лицо прижалось к его груди. — Как же так… — прошептала она дрожащим голосом, — боги, ты жив! Жив… Я так счастлива…

Он, обнял её, погладил по голове и тихо сказал:

— Теперь всё будет хорошо. Больше никто не причинит тебе боли.

Алиса зарыдала ещё сильнее, сжимая пальцами его старый, потрёпанный плащ.

— Дима… — прошептала Петра дрожащими губами со слезами на глазах.

Он посмотрел на неё и улыбнулся.

— Здравствуй, Петра, ты всё хорошеешь, как дорогое вино.

Красноволосая сглотнула и, не в силах сдержать эмоции, поспешила к нему. Крепко обняла, прижавшись к нему всем телом.

— Я столько всего должна тебе сказать…

— Я тебе тоже, — кивнул он ей.

Она уткнулась ему в плечо, ощутив себя той самой молодой девчонкой, что и двадцать лет назад.

Он же взглянул на стоявшую одиноко Роут и виновато произнёс:

— Прости, Рин, я не сдержал обещание и не пришёл на наше свидание вовремя.

Она улыбнулась, вытирая слёзы.

— Лучше поздно, чем никогда, — и, подойдя к нему, обняла.

Воительницы «Медузы», окружавшие их, смотрели на эту сцену с неверием. Кто этот человек? И почему знаком со всеми советницами? Не каждый видел его прежде в лицо.

Тина, вышедшая из оружейной, застыла и воскликнула:

— Несущий Смерть⁈

— Это Несущий Смерть? — прошептал кто-то из толпы.

— Несущий Смерть пришёл… — сказала другая не только с удивлением, но и страхом.

— Он вернулся…

— Так он жив…

— И так молод…

— Легенды не врали!

Спустя десяток минут и сотни вопросов, все собрались в столовой убежища. За большим, деревянным столом, с чашками горячего супа, и рассказывали ему свои истории. Истории последних двадцати лет…

Димитрий слушал и не мог поверить тому, что слышит. Не только Америка, весь мир изменился. Вернее, его изменила Думс, устроив апокалипсис.

— И вы все эти годы сражались с ней?

— Пытались, — вздохнула Рин, — но она слишком сильна.

— А ты? — Алиса смотрела на него безотрывно, — как ты выжил? И почему не изменился? Столько лет ведь прошло.

— Не знаю, — пожал он плечами, — я очнулся сегодня на свалке… И для меня будто миг прошёл. Словно мы бились с армией Думс всего несколько часов назад. Может я каким-то образом застыл во времени и очнулся только сегодня? Спустя двадцать лет. Даже не верится. В любом случае, — он посмотрел на своих женщин и произнёс, — я рад, что увидел вас снова.

— Это мы рады…

После разговора дамочки ушли в душ. Димитрий посетил кабинет командующей, полистал документы и карты. «Медуза» каким-то чудом сохранила часть технологий. Системы связи, оружие, медицинский блок. Естественно, подобное в нынешних реалиях мира не могло не впечатлять.

Внезапно в прихожей штаба раздался крик дежурной:

— Смирно!

— Вольно! — ответил кто-то наспех.

По коридору раздались шаги. Быстрые, торопливые, кто-то бежал. Шаги резко остановились у двери кабинета. Секундная пауза. И дверь медленно открылась, на пороге появилась Хильда.

Чёрный форменный плащ командующей, на голове — фуражка с эмблемой ордена, а на правом глазу — чёрная повязка. Лицо бледное, как мел, губы сжаты в тонкую линию.

Димитрий повернулся и посмотрел ей в глаза. Что говорить, конечно она стояла в слезах, однако вопреки всему не бросилась к нему, не закричала, не заплакала. Просто стояла, как истукан.

— Несущий Смерть, — прозвучал, наконец, её голос громко и чётко, — орден «Медуза» переходит в ваше распоряжение. — Она откинула полы плаща и, опустившись на одно колено, склонила голову. — Как действующая командующая, я… — её голос предательски дрогнул, больше не выдержала. Она не робот, и он хорошо это знал, — я старалась успешно завершить войну с Думс, но потерпела ряд неудач. Личный состав…

— Ты хорошо постаралась, Хильда, — Димитрий подошёл к ней и присел на корточки напротив.

Слёзы текли по её щекам, падая на холодный, каменный пол. Он же поправил локон её волос.

— Теперь можешь положиться на меня, командующая Хильда.

Она подняла на него взгляд и прошептала:

— Господин…

Он обнял её, прижав к себе.

— Ты удивительная, я всегда это знал.

И Хильда, не сдержавшись, зарыдала…


…Вскоре Хамелеон и все его женщины уединились. Зрелые леди пытались взять всё за пролетевшие двадцать лет. Стоны переполняли стены убежища, нагоняя на одних тоску, а на других — зависть.

— Они трахаются уже четыре часа, — сглотнула одна из агенток.

— Вот же конь… — закусывала губы вторая, шаловливо копошась у себя в брюках. — Мне бы его хотя бы на минутку…

Ближе к рассвету Алиса, Петра, Хильда и Рин, выдохшиеся после бурной ночи, спали, да и те, кто слушал происходящее и помогшие себе самостоятельно, тоже. Лишь караульная, стоявшая у входа, не смыкала глаз, бдительно охраняя всеобщий покой.

Она повернулась на звук шагов и, увидев молодого юношу в сером плаще, сглотнула.

— Господин Несущий Смерть, вы… куда?

— Закончить начатое, — ответил он, застегивая верхнюю пуговицу.

И, пройдя мимо неё к выходу, остановился у порога.

— Если я проиграю сегодня, то…

— Погоди, Баретти, — раздался в этот момент слабый хриплый голос.

Из одной из комнат медленно выехала инвалидная коляска. В ней сидела уставшая седовласая женщина в очках. Худющее лицо, куча морщин. Но, даже в таком виде, Димитрий узнал её…

— Старс? — удивился он, — ты жива?

— Если это можно назвать жизнью, — усмехнулась она улыбкой, полной горечи. — Это наказание, Баретти. Плата за мою беспечность. — и сглотнула, пытаясь сдержать слёзы. — Не смотри на меня так, я выгляжу жалко…

— Ошибаешься. Я вижу перед собой не «жалкую Илону Старс», — ответил Димитрий откровенно, — и не худшую её версию, а женщину. Напуганную, заблудившуюся в своих страхах. — Он присел перед ней и посмотрел ей в глаза. — Разве броня делала из тебя «Стальную Императрицу»? Или деньги делали тебя эпатажным гением? Нет. — и уверено повёл головой. — Я не буду протягивать тебе руку, чтобы почомь тебе выбраться из тьмы. Ты сама в силах это сделать. Я лишь скажу, что ты всё ещё нужна этому миру, Илона. Уверен, твоих знаний достаточно, чтобы восстановить себе и зрение и свою способность ходить. Нужен ли я тебе для этого? Вряд ли. Знаю, для тебя прошло двадцать лет, и ты утратила свои краски жизни. Но для меня всего день. И я всё ещё вижу в тебе ту самую эгоистичную поразительную Илону Старс. — Он поцеловал её в губы, после чего мягко отстранился. — Поэтому, выше нос, сучка! И не дай этому миру заскучать! А я… — он встал, — Я уж позабочусь о Думс…

Загрузка...