Фен редко встречала кого-нибудь, кто не нравился бы ей больше, чем Гризелла Хаббард. Сказав Фен быть готовой к 5. 30, она подкатила в 4. 45, когда было еще темно, и Фен как раз кормила Дездемону и Макулая. Отказавшись зайти в дом и выпить чашечку кофе, она сидела и барабанила пальцами по рулевому колесу своего огромного восьмицилиндрового мастодонта, поглядывая на безукоризненно чистый двор так, словно это был свинарник и все время подгоняя Фен, чем приводила ее в панику и разрушала заранее продуманную до последней минуты организацию погрузки. Макулай и в лучшие времена ненавидел вставать рано, и не было силы, которая могла бы заставить его закончить завтрак быстрее или Сару прекратить сушить волосы в распущенном состоянии.
– Если я их так оставлю, то они потом будут торчать в разные стороны, – был единственный ее ответ на отчаянные просьбы Фен.
– Это еще что такое? – спросила Гризелла, когда Фен загружала огромную конфетную банку с лимонным шербетом, заняв большой угол ограниченного пространства буфета в машине.
– Награда Макулаю, если он прыгает хорошо.
– Ты оптимистка, – развязанно бросила Гризелла.
Ее нельзя было назвать полной, скорее она была плотной, как бультерьер, с огромными мясистыми бедрами, которые растягивали темно-бардовый водительский комбинезон. У нее было жесткое лицо, короткие завитые волосы, маленькие глаза-бусинки и более чем намек на усики над верхней губой. На вид ей можно было дать любой возраст от тридцати до сорока пяти, но фактичечки ей исполнилось только двадцать восемь.
– Я с ней рядом не сижу, – пробормотала Сара.
Джорджи, девушка-конюх Гризеллы, была на столько же худа и тонка, как проволока, на сколько плотной была Гризелла. Она обладала острым носиком, водянистыми голубыми глазами и длинной косой цвета беж, спускающейся по спине. Много шума поднялось при загрузке лошадей. У Гризеллы было четыре лошади, и с края стоял ее звезда Мистер Панч. Когда Фен начала заводить по рампе Макулая, она заявила:
– Я не хочу, чтобы этот грубиян был рядом с Панчи.
– Но он и мухи не обидит, – возразила Фен.
– Панчи не муха, и, кроме того, Руперт Кемпбел-Блек говорил совсем другое. Поставь рядом с Панчи Дездемону.
– Дездемона пугается. Лучше, если она станет между Маком и Харди, причем Мак идет первым.
– Послушай, если уж я забираю тебя, то подчиняйся моим правилам.
Управляясь с громадны грузовиком как мужчина, Гризелла спокойно сломала два любовно выращенные Тори куста сирени, которые стояли на обочине дороги у ворот. На трассе Гризелла обгоняла один трейлер за другим, что заставляло Фен трепетать Фен от беспокойства за безопасность Дездемоны и Макулая К парому она добралась на два часа раньше, в результате пришлось слоняться без дела. Фен настояла на том, чтобы покормить своих лошадей на пристани. К сильному раздражению Гризеллы Мистер Панч и другие ее лошади тоже шумно потребовали себе ленч. Фен расстроилась при виде картины загрузки грузовика с перепуганными, мычащими от жажды маленькими телятами. Водитель сказал, что они пойдут на консервы.
– Почему же их не убить в Англии?
– Правила ЕЭС, – ответил водитель.
– Не будь сентиментальной, – сказала Гризелла. – Ты же ешь мясо?
Выйдя в море, они решили позавтракать в ресторане. Гризелла заказала огромный бифштекс. – Мне надо заправиться. Только я и делаю всю работу.
Голодающая Фен заказала жаренную камбалу, что выглядело менее кровожадным. По прибытии Гризелла не переменула попросить ее спуститься в вниз в трюм и проверить лошадей.
Всю трехдневную поездку она обращалась с Фен даже с большим презрением, чем с конюхами. Сначала она заставила ту смотреть по карте, а потом страшно взбеленилась, когда Фен, засмотревшись из окна на бело-розовые цветы яблонь и представляя себе, как бы она брала на Дездемоне все пролетавшие мимо заборы, дважды направила Гризеллу по неправильно дороге.
Примерно каждые шестьдесят миль, как заправка бензином, Гризелла приказывала Саре или Фен приготовить очередную чашку крепкого черного кофе с тремя чайными ложками сахара.
Джейк всегда останавливался по дороге, чтобы напоить и попасти лошадей. Гризелла признавала только движение вперед.
– Мы никогда не доберемся в Фонтенбло до темноты, если будем заниматься ерундой и давать им набивать брюхо травой. Кому это нравится шербет?
– Макулаю, – огрызнулась Фен.
– Едва ли он сожрет столько много. Не удивительно, что он такой толстый.
– Наверняка она обожает все свои фунты мяса, – пробормотала Сара Фен, – хотя меня поражает, куда ей еще мясо, уродливая корова.
– Говорят, у нее есть какой-то парень.
– Должно быть подцепила в Сент Данстане.
Наконец, два дня спустя они въехали в Рим, где со всех сторон неслись звуки «Аве Марии». Фен была сражена наповал красотой церквей, памятников, озер, отражавших желтые здания и бирюзовое небо, и огромным горбообразным куполом собора Св. Петра. Улицы кишели прогуливающимися как на параде людьми, которые шумно разговаривали и явно выставляли на показ свои туалеты. Движение на улицах было ужасным. Однако, Гризелла вела грузовик неустрашимо, по принципу: если она столкнется с «феррари», то ему же будет хуже. Сара, сидевшая у окна, была объектом непрекращающихся присвистываний восхищения.
– Я всегда считала, что мне хотелось бы закончить свою жизнь в Риме, – проговорила она самодовольно.
– Наверно и закончишь, если Гризелла не будет ехать помедленнее, – сказала Фен. – Ой, посмотри, какой вон там прекрасный парк. – В промежутке между домами она увидела простенький амфитеатр, окруженный зонтичными пальмами.
– Это и есть место, где будут проходить соревнования, – сказала Сара. – Считается, что оно самое красивое в мире.
Конюшни, часть военных бараков, были великолепными. Прострные боксы позволяли лошадям выглядывать во двор.
– Вон Змееныш и Бал, – проговорила Сара. – Значит Руперт и Билли уже здесь.
Фен внезапно охватила нервозность: что они подумают о ее новой прическе?
Из бокса Змееныша вышла Диззи.
– Привет. А мы переправилиь по воздуху. Нам повезло. Наверно, поездка была жуткой?
– Превосходной, – ответила Фен, так как Гризелла была еще в пределах слышимости.
– Где разместилась команда? – спросила Гризелла у Диззи
– В «Аполлоне», сразу за углом.
– Ладно, я ухожу. Фен, я так думаю, ты захочешь устроить своих лошадей. Джорджия, можешь поднести мои чемоданы к очереди на такси? И помни, тебе надо подмести помещение для лошадей и вычистить жилое помещение.
– Сука, – произнесла Фен, глядя на удаляющуюся крепкую спину Гризеллы и бегущую за ней и гнущуюся под чемоданами Джорджию. – домой мы будем добираться иначе, – добавила Фен Саре. – Даже если нам прийдется нести лошадей на руках.
Проверив свободные боксы на отсутствие торчащих гвоздей и обломанных досок, они насыпали деревянной стружки и накормили и напоили лошадей. Макулай, однако, имел более насущную нужду. Выгрузившись из грузовика, он сложился как верблюд и начал мочиться, и делал это очень долго.
– Боже, я так устала, что готова уснуть на бельевой веревке, – сказала Фен.
– А где мы поужинаем? – спросила Сара.
Ответила Диззи.
– Здесь за углом хорошая траттория.
– Можно я пойду с вами? – попросилась Фен.
– Нет, нельзя, – сказал Дриффилд, который проверял своих лошадей. – Ты живешь вместе с командой в «Аполлоне», и предполагается, что есть ты тоже будешь вместе с командой. Пошли, возьмем на пару такси.
– Ты хочешь сказать, чтобы я и заплатила, – проговорила себе под нос Фен, зная низость Дриффилда. – Ты можешь спать в отеле через ночь, а я буду в грузовике, – извиняющимся тоном проговорила она Саре.
– Мелиз с этим не согласится. Ты теперь, дорогая, перешла в другой разряд и должна вести себя, как одна из нас.
Отель «Аполлон» представлял собой неуклюжую растянутую желтую виллу с отвалившейся штукатуркой на стенах. Вестибюль был украшен фризами с изображениями Аполлона в разных нарядах, который то скакал с купающимися нимфами, то стоял в обществе смущенных девиц и флейтистов с волосатыми ногами. В отеле был шумный лифт, но Фен предпочла подняться к себе на второй этаж по широченной лестнице в стиле барокко. Номер оказался класса люкс.
В это время внизу в баре Мелиз, скрывая свою досаду, что Хелина в этом году не поехала в Рим, вел инструктаж с Билли и Рупертом.
– Мне нужна ваша помощь, парни. – В его голосе звучала необычная сердечность. – Фенелле Максвелл еще нет восемнадцати. Тори и Джейк в панике, что ее соблазнит какой-нибудь итальяшка. Я им обещал, что мы будем плотно присматривать за ней.
– Тори преувеличивает, – сказал Руперт. – Я, собственно, не могу представить себе Фен, вынужденной отбиваться.
Билли, глядя вниз на дно своего стакана с кока-колой, сказал: – Бедняга, Джейк. Чертовское невезение. Только-только пробился назад на верх.
– А я, наверно, пошлю ему открытку с пожеланиями нескорого выздоровления, – пробурчал Руперт. – Помнишь, он пытался убить меня в прошлом году.
– Жаль, что не удалось, – злобно проговорил Дриффилд.
Билли с тоской думал о старых днях, когда время предобеденной рюмки было самой хорошей частью дня, чтобы отпраздновать или или поднять себе настроение после всего дерьма вокруг. Начинаешь с пинты пива, так как тебя мучает жажда, а после этого в ожидании каких-нибудь экзотических блюд несколько больших виски, от которых становится веселее, потом усиливаешь все большим количеством вина и несколькими рюмками бренди напоследок. И жизнь кажется обрамленной ореолом, увитым лютиками. Теперь же все обеды ужасно одинаковые, причем люди стали либо глупее, либо агрессивнее. Первая дикая боль от потери Дженни сменилась тупым онемением одиночества. Он начал осознавать раздражающее однообразие соревнований, безликие спальни, бесконечные переезды. Раньше это скрашивалось загулами с Рупертом или оживлялось присутствием Джейни. Везде, где бы он ни бывал, он вспоминал о ней и тех хороших днях, что были у них. Каждый вечер он наблюдал, как другие наездники звонят домой, чтобы справиться о семье или сообщить о последнем успехе. Ему теперь некому звонить, нет никого, кому можно было бы рассказать о победах и неудачах, если не брать в расчет кредиторов, с которыми он постепенно расплачивался. Деньги после каждой маленькой победы, отсылались мистеру Блоку, который откладывал часть, необходимую на проживание Билли, брал свою долю и пересылал остальное налоговому инспектору. Собственно, если бы он смог восстановить форму и завоевать пяток хороших призов, то расплатился бы с долгами. Когда Дженни оформила развод, к нему на помощь пришла мать, которая, не делая секрета из своего облегчения, дала ему денег: не очень большую сумму, но достаточную, чтобы заплатить по наиболее давящим счетам. Руперт был великолепен. Глядя на него, нежного отца, показывающего фотографии годовалой Табиты Мелизу, Билли охватила волна пылкой признательности за поддержку и доброту. Руперт никогда не убеждал его принять рюмку, как это постоянно делали другие.
Голос Мелиза прорвался в его мысли.
– Надеюсь, вы не против приходить сюда почаще, – сказал он в полголоса. – Я обожаю это место, хотя оно и выглядит немного экстравагантным.
Билли улыбнулся. – Кончно, нет. – Все это было частью спектакля: быть веселым и никогда не показывать трещины на сердце.
Он указал на одну из наиболее гротескных фигур, изображенных на фризе вдоль стен бара.
– Что этот бедняга сделал?
– Изнасиловал мать Аполлона. Его приковали, так что птицы могли клевать его печень.
– Похож на меня в старые дни.
– Еще кока-колы? – спросил Мелиз.
– Нет, мне достаточно, – Билли посмотрел на Гризеллу Хаббард, которая выглядела отвратительно массивной в своем красном водительском комбинезоне. Ну какая же она кошмарная и уродливая свинья, при этом еще раскрывает рот на бедняжку Фен.
– Она совершенно беспомощна в обращении с картой и все время несла нелепейшую чушь о всяких там остановках, чтобы попасти и напоить лошадей. Если бы я прислушивалась к ней, то мы еще были бы во Франции. Джейк сумашедший, что позволил ей скакать на лошадях. Она такая мягкотелая. Через пару недель они сами будут ездить на ней, кроме того, она совершенно не имеет чувства иерархии: обращается со своим конюхом как с равной или даже выше ее. Уверена, она вскоре затащит к себе в спальню и ее и двух своих лошадей, где те будут смотреть телевизор.
– Надеюсь, тут подают английские блюда, – проворчал, как обычно, Дриффилд, размахивая пустым стаканом и поглядывая вокруг в надежде, что кто-нибудь купит ему выпивки.
Руперт был занят обсуждением с Мелизом неуклонно падающих цифр количество телезрителей.
– Они должны уволить Дадли. Он такой болтун. На серии нам надо иметь какую-нибудь пышечку.
– Которая еще и умеет говорить? – фыркнул Дриффилд.
– Не просто вообще пышку, а участницу соревнований, какую-нибудь симпатичную девушку-наездницу.
– Как Лавиния? – спросил Мелиз.
– Она никогда не была ни хорошей наездницей, ни хорошенькой.
– Гм, – хмыкнул Билли.
– Во всяком случае, она замужем за лягушатником. Я говорю о ком-нибудь, как Энн Мур или Мерион Кокс, которые знают каждую девчонку, помешанную на пони. Именно такие девчонки составляют большинство зрителей и приводят с собой родителей.
– Как на счет Фенеллы Максвелл? – предложил Мелиз.
– Ну да, если она сбросит килограммов десять, большая часть которых прыщи.
– Спасибо, Руперт, – прозвучал сзади резкий голос.
Все повернули головы.
– Мама миа, – воскликнул Билли.
– Бог мой. Как ты выросла, – были слова Руперта.
Фен стояла и смотрела на них: глаза широко открыты, как у фавна, цвета морской волны блузка заправлена в такого же цвета шорты, на длинных коричневых ногах высокие сандалии. Ее торчащие сосульками светлые волосы были еще влажными после душа. Ни один прыщик не портил ее гладкие коричневые щеки на которые был нанесен только тонкий слой румян. Она выглядела как настороженный, но прекрасный уличный мальчишка.
– Боже, – подумал Мелиз, – как я буду опекать вот _э_т_о_ в Риме?
Поскольку было уже поздно, все сразу пошли обедать. Айвор Брейн и, к удивлению, Дриффилд предприняли согласованные действия, чтобы сидеть рядом с Фен. Айвор только сидел и крошил хлеб, глядя на нее с открытым ртом. Вся команда, за исключением Гризеллы, которая чувствовала себя явно отодвинутой на второй план, была невероятно мила. Каждый задавал вопросы о ноге Джейка, о лошадях, как устроилась славная Сара. Официанты со сверкающими зубами и меню не давали пустеть ее бокалу, постоянно доливая великолепное «Кьянти». Так как она не брала в рот ни капли спиртного с того самого момента, как села на диету, то вскоре почувствовала, что у нее начала сильно кружиться голова.
– Я, вообще-то, голодаю, – сказала она Дриффилду, – но мне кажется, я больше уже никогда не смогу даже смотреть на грейпфрут или салат.
– Сколько ты сбросила.
– Для Руперта все равно недостаточно.
Сидя за столом напротив, Руперт рассмеялся и поднял за нее бокал.
– Я переоценил. Ты выглядишь прелестно. Больше не худей ни на унцию.
– Пожалуй я возьму феттьючине, – с кислым выражением проговорила Гризелла, – а потом аббачино аль форно.
– Что это? – спросил Айвор.
– Жаренный теленок, приготовленный целиком, – ответила Гризелла, вокруг рта которой блестели капельки пота.
«Наверно, один из тех что мы встретили на пароме», – подумала, бесясь, Фен. «У, чертово плотоядное животное». Внезапно она почувствовала себя не такой уж голодной.
– А что такое уцелетти?
– Маленькие певчие птички, зажаренные на вертеле, – пояснила Гризелла. – Очень вкусно.
– Бог мой, что за варварская страна, – воскликнул Билли – Я еще удивлен, что они не запекли всех тех бродячих кошек, что носятся по улицам.
– На них мало мяса, – сказал Руперт.
В это время к столу подошел посыльный с двумя телеграммами для Фен. Одна была от Джейка, Тори и детей. Когда она открыла вторую, то у нее перехватило дыхание, и ее щеки покрылись ярким румянцем. Ей не удалось засунуть телеграмму назад в конверт достаточно быстро, чтобы не дать Дриффилду прочитать:
«Поздравляю и удачи. Мечтаю увидеть этим летом. Дино Ферранти.»
– Ага, мы общаемся с врагом? Можешь сделать себе много хуже. Наверно его папочка богат, как Крез.
– Тут ничего нет, – заикаясь проговорила Фен. – Мы прос то мельком встретилиь на чемпионате мира. Не знаю, как он узнал, что меня взяли в команду.
Руперт посмотрел на нее с опсным блеском в глазах.
– Хитрая лиса, видать в Ле Риво он работал сверхурочно. Не только заигрывал с тобой, но и бегал, как сумашедший за Хелиеной.
– Ну, да, примерно так, как Макулай за тобой, – начал было Дриффилд, но потом остановился, заметив вспышку злости на лице Руперта. – Прошу прощения, опасная тема.
Руперт наклонился, чтобы наполнить бокал Фен. – Дино преследовал Хелин даже тогда, когда мы были в Америку. Она была у матери, так он, наверно, не слазил с телефона, донимая ее просьбами пойти с ним.
Фен почувствовала, как ее радость улетучилась. Увидя ее лицо, Билли быстро сказал:
– Не похоже на Дино. Не могу себе представить Дино кого-нибудь донимающим. Кажется, он слишком далеко отошел от своих правил.
У Фен создалось впечатление, что обед продолжается уже несколько часов. Она вдруг поняла, что не способна доесть спагетти.
– Как дела у Билли? – спросила она в полголоса у Дриффилда. – Похоже, он потерял в себе искру, да седых волос стало больше, чем на Олимпиаде.
– С тех пор он ни разу серьезно не побеждал. Мелиз держит его в команде только по сентиментальным причинам.
– Но он по-прежнему привлекателен.
– Кто это привлекателен? – спросил Руперт. Весь вечер его глаза мерцали в направлении Фен. Он был единственным мужчиной из встречавшихся в ее жизни, который мог так оценивающе и без смущения смотреть на нее, словно он кот, а она птичье гнездо, которое он собирается разорить в удобный для себя момент.
– Никто, – быстро проговорила она и повернулась к Айвору. – Расскажи мне о своей новой лошади. Его действительно зовут Джон?
– Я думаю, ты потерял свою аудиторию, Айвор, – проговорил Руперт пять минут спустя. Фен уснула, положив голову на красную скатерть из рафии.