Следующий день начался с экскурсии по городу. Погода радовала мелкой моросью и слабым ветром, а не проливным дождем, но все равно хотелось в тепло. Я смотрела на своих учеников, энергично шагающих за симпатичной девушкой гидом Дарьей, и удивлялась тому, с какой внимательностью они слушают ее рассказ. Даже Смирнов — известный разгильдяй, и тот ловил каждое слово, задавал вопросы. Вообще 11 «б» на удивление вел себя послушно. Только Гордеев шел поодаль от остальных, засунув руки в карманы, с таким скучающим видом, что я не удержала свой язык за зубами.
— Максим, тебе разве совсем не интересно?
— Нет. — Он повернулся ко мне и небрежно повел плечами. — Я про Питер побольше нее знаю. — Указал кивком головы в сторону гида.
— Был тут?
— Жил.
Он сказал это таким тоном, что сразу стало ясно о тщетности дальнейших расспросов — слишком личное и все еще болит. Несколько минут мы шли молча: я позади всех, он — между классом и мной.
— Отец военный. — Продолжил. — Мы тут жили пять лет, пока мама н-не… отца не перевели на север, а через полгода сразу на юг.
— Скучаешь по городу? — Не стала лезть в слишком личное.
— Странный вопрос. — Он посмотрел на меня, словно я глупость сказала.
— Почему?
— Это же Питер.
И снова молчание. Неловкое. Тяжелое. Я против воли задумалась о словах Максима и том, что он может быть не только наглым и чересчур самоуверенным, но и совсем другим. Сейчас он выглядел… ранимым? Хмурое лицо, напряженная линия плеч, угадывающаяся под пальто. Мне вдруг захотелось его как-то приободрить, но что сказать я не знала.
Так и шла молча.
Вернуться в Питер после прошедшего года было странно. В первые секунды даже голова пошла кругом от такого родного запаха улиц и домов. Осенью он пахнет прелой листвой и влажными каменными набережными, покрытыми жухлым мхом, свежим моросящим ветром с Невы, и сладковатым — Музеями, стариной. Южные города пахнут по-другому: прогретым на солнце асфальтом, скошенной травой и солеными брызгами воды.
Если бы не Юлия Сергеевна, я бы уже давно просто сбежал со скучной экскурсии, и оказался бы в родном дворе. Чтобы снова ощутить, пусть и призрачное, присутствие мамы. Это был ЕЕ город. Здесь она родилась, росла, училась, влюбилась в студента военного института, увезшего ее сначала за Урал, потом на Дальний Восток, а потом снова вернул в родной город. Здесь она и погибла под колесами автомобиля. Так глупо… Хотя смерть, наверное, редко бывает глупой, и часто забирает лучших слишком рано. Мне до сих пор больно об этом думать, вспоминать. Это как застарелая рана — ноет всегда где-то под ребрами, просто иногда не так сильно болит и беспокоит.
Слова гида долетали неразборчиво, обрывочно, но мне и не особенно важно было их услышать — я смотрела по сторонам, на живой город вокруг, укутанный в мокрый ноябрь, как в пуховое одеяло.
— А хотите, я проведу вам настоящую экскурсию? — Его лицо теперь выражает совсем другие чувства и эмоции: в нем легко читается надежда. — Она — кивок головы в сторону — прочитала пару учебников по истории и думает, что знает этот город. А я могу показать его настоящим. Питер — это… Питер. Его нужно прочувствовать, увидеть с другой стороны.
— Спасибо, Максим. Думаю, что это можно будет устроить, у нас ведь не каждый день экскурсии. Вот тогда и покажешь нам с ребятами такой город, каким ты его знаешь.
Я вижу, что в синих глазах расползается разочарование.
— Вы, как всегда, Юлия Сергеевна… — Он отстает на пару шагов и оказывается возле меня, заслонив собой дорогу, не дает пройти. Наклоняется и тихо произносит, выделяя жарким шепотом последнее слово — Я хочу показать его только тебе.
Меня от возмущения обдает и жаром и холодом одновременно — как в ледяную прорубь нырнула с головой. Я на секунду теряюсь с ответом, спасибо, что не сбиваюсь с шага.
— Вынуждена отказаться. И прошу не обращаться ко мне так фамильярно, я твой учитель, а не подружка. С ровесницами можешь общаться, как хочешь, а ко мне только по имени-отчеству. Все понятно?
— Скучная вы — и пошел в толпу одноклассников.
А потом началось шоу одного актера. Гордеев заставил своими каверзными вопросами покраснеть бедную девушку, постоянно вставлял свои едкие комментарии, обрывал гида на полуслове, не реагировал на мои замечания, и в итоге чуть не сорвал всю экскурсию.
Я уеду завтра — уже билет.
Там колонны — словно колпак кондитера.
Да, вот так — прожить восемнадцать лет.
И ни разу не видеть Питера.
Он громко с чувством скандирует стихи Полозковой (и откуда только их знает?) с видом победителя и кривоватой довольной улыбкой. Бедная девочка-гид смотрит на него подозрительно влажными глазами (все же он добился своего — испортил экскурсию), а девчонки и без того влюбленные в него по уши теперь смотрят на него с безумством щенячьего восторга.
— Максим, спасибо за интересное дополнение к замечательному рассказу Дарьи. А теперь у нас по расписанию обед. Давайте поблагодарим Дарью за интересную экскурсию и быстренько все возвращаемся к автобусу.
Я останавливаю девушку перед тем, как она собирается сесть в автобус. Хочу подбодрить и успокоить.
— Даша, экскурсия и правда была замечательная. На Максима не обращайте внимания, он всего лишь подросток, который хочет покрасоваться перед девочками.
— Я понимаю, но все равно обидно… я так готовилась. Еле устроилась на эту должность. Это моя первая экскурсия, а тут такое…
— А я думала, вы давно работаете гидом. — Я ободряюще улыбаюсь девушке и беру ее за предплечья, заставляю посмотреть мне в глаза. — Посмотрите на меня. У вас прекрасно все получается. Лучшего гида нам и не найти.
Девушка улыбается в ответ, и когда мы приезжаем к месту обеда, говорит уже уверенным голосом:
— Это место легендарно. Это не просто кафе, это Пышечная на Большой Конюшенной. Эта пышечная — пространство культурной ностальгии, официально защищенное «Красной книгой памятных мест» Петербурга, оно абсолютно вне классов и сословий: здесь бывают студенты и пенсионеры, бизнесмены и светский бомонд.
Пышки чуть ли не главный, после корюшки, гастробренд Петербурга — и их в промышленных масштабах с 1958 года едят именно в этом кафе, запивая бочковым кофе на сгущенном молоке. Секрет самих пышек — рецепт № 1095 из советского Сборника рецептур блюд и кулинарных изделий для предприятий общепита, который свято блюдут под надзором главного повара Евгении Петровны Александровой семидесяти восьми лет — в эту пышечную она пришла работать в год совершеннолетия[2].
Пышки и кофе и правда оказались очень вкусными. После обеда мы пешком пошли гулять по Невскому. Максим больше не говорил ни слова. Запал красноречия и язвительности, видимо иссяк. Остальной класс вел себя спокойно — много и часто фотографировались, тихонько шутили. А за ужином я заметила странные переглядывания и увлеченную переписку. Все разошлись по номерам, пожелав мне спокойной ночи. А спустя час толпа чуть ли не на цыпочках кралась к черному ходу отеля.
— Ой! Юлия Сергеевна… — Охает и замирает Козина Оксана, первой заметив меня. В нее утыкаются, не успевшие вовремя остановится.
— Далеко собрались? — Я говорю это излишне спокойно, но замершие стайкой подростки прекрасно знают, что ничего хорошего им это не сулит.
— А мы это… — Пытается что-то сказать Смирнов, но тут же неловко замолкает.
— В магазин. — Продолжает за него Федотов.
— Вот прямо всей толпой? Один кто-то не мог сходить?
— Гулять. Мы идем гулять. — Гордеев, выставив грудь, шагает вперед из толпы. — Уже взрослые. Имеем право.
Он смотрит с вызовом, ожидая, что вот сейчас я начну их ругать.
— Конечно, имеете. И как взрослые люди могли и должны были сказать о том, что хотите пойти гулять, договориться со мной о времени и месте, вместо того, чтобы красться, как мыши. Я же совсем не против. Мы же всегда с вами дружили, разве нет? Еще как взрослые люди, осознающие все последствия своих поступков, должны были подумать, о том, что подставляете меня. О том, что я в ответе за каждого из вас перед вашими родителями и в случае чего — спрос будет с меня.
— То есть вы нам разрешаете? — Смотрят неверяще.
— Разрешаю. Но не сегодня. — Послышались недовольные вздохи. — Это вам вместо наказания. Мы пойдем с вами гулять завтра вечером. Вместе. А сейчас живо по номерам, иначе поездку придется сократить. ВЫ же не хотите завтра полететь домой?
— Нет. — дружным нестройным хором.
— Вот и договорились.