— Хорошо провели утро? — спросил Кейн, повернув ключ зажигания.
— Да, благодарю.
— Это славный маленький городишко. — Он переключил передачу и кивком головы поприветствовал кого-то, махавшего ему рукой из другой машины. — А как Лаки получил такую кличку? Она скорее подходит какой-нибудь овчарке или Лабрадору, но только не ротвейлеру.
Эмма собралась было уже ответить, как вспомнила, что дала себе слово держаться холодно и отчужденно. Но было уже поздно, и она произнесла своим обычным жизнерадостным голоском:
— Ему просто повезло. Миссис Ферт пришла забрать Бейб из ветлечебницы в Топо, в которой я тогда работала. Нет, ему повезло еще тогда, когда Бейб выгоняла козу, забредшую в огород, и поранила лапку. Короче, в тот вечер миссис Ферт находилась в лечебнице и какой-то мужчина принес туда Лаки. Его жена не захотела держать в доме собаку, поэтому щенок и попал к нам. Когда миссис Ферт пришла за Бейб, Лаки сидел в клетке и скулил!..
— И она не смогла устоять. — В голосе Кейна слышались веселые и снисходительные нотки.
Глядя прямо перед собой, Эмма безразлично сказала:
— Когда она подошла к нему поздороваться, то Лаки бросился к ней и прижался мордой к ее руке, как будто миссис Ферт послали затем, чтобы спасти его.
Кейн тихо засмеялся.
— А к вам он не подбегал?
— Конечно, подбегал! Только я не говорила об этом миссис Ферт. Видите ли, его собирались усыпить…
— Это не комнатная собачонка, — заметил он. — Ротвейлеры очень выносливы, и им нужна приличная физическая нагрузка.
— Корги на вид такие милые, но ведь это тоже сильные собаки, и миссис Ферт хорошо обучила Бейб. — Эмма почему-то стала защищать вторую собаку.
Это было, конечно, преувеличением. Хотя Бейб очень предана своей хозяйке и более чем дружелюбно относится к Эмме, у нее была склонность бросаться на незнакомых людей и кусаться.
— Во всяком случае, вы можете отругать корги, если она плохо себя ведет, — с иронией произнес Кейн.
Эмма пожала плечами.
— Ротвейлеры доброжелательные и уравновешенные собаки, если они правильно обучены. Они умны, почти все запоминают. Я думаю, что игривость и живость Лаки унаследовал от своих римских предков — пастушьих собак. По крайней мере свою способность прыгать. Он станет великолепной собакой.
Машина плавно въехала на стоянку перед супермаркетом. Кейн Тэлбот вышел из машины. Эмма последовала его примеру и быстро зашагала к магазину за своими пакетами. Опять он догнал ее, не успела она сделать и нескольких шагов.
Все равно что находиться рядом с членом королевской семьи, с досадой подумала Эмма. Кейн знал всех — все знали его. Он здоровался с людьми, встречая улыбки и заинтересованные взгляды, но не останавливался и ни с кем ее не знакомил. Три пластиковых пакета он сгреб в охапку, не спрашивая, нужна ли ей помощь.
Тип человека, который все руководство берет на себя, подумала Эмма, но постаралась скрыть свое возмущение. Должно быть, это хорошо в экстремальных ситуациях, но в каждодневной жизни просто невыносимо. Бедная девушка из Австралии! После года замужества у нее не останется ни одной собственной мысли.
Когда Кейн завел машину, он, как бы мимоходом, поинтересовался:
— А вы ездите верхом?
— Да.
— У меня есть кобылка, которая нуждается в физической нагрузке. Я для нее слишком тяжелый, и на ней уже два месяца никто не ездил.
— И что вы хотите от меня?
Взгляд его темно-желтых глаз скользнул по ее руке, и Эмма сжала пальцы. Такое чувство, будто на ней выжгли клеймо.
— Я думаю, вы подойдете, — сказал он с холодной уверенностью, — но, если вы будете сидеть на ней как мешок с картошкой и заглядывать ей в зубы, я возьму свое предложение назад.
Рассмеявшись, Эмма произнесла:
— Ну, хорошо! Только мне хотелось бы ее испытать.
— Должен предупредить: она не очень-то спокойного нрава.
— Прямо как я, — сладко проговорила Эмма.
— Разве? Вы производите впечатление милого и безобидного ребенка.
Медленно, с огромным усилием Эмма расслабила пальцы и оставила руки лежать на коленях. Как ей хотелось ударить его в середину этого плоского живота, прямо в солнечное сплетение! Чтобы заставить его задыхаться, чтобы ему пришлось сложиться пополам и ловить ртом воздух и вытирать слезы!
— Я знаю, — проговорила она со вздохом. — Я похожа на Белоснежку. Этот дурацкий фильм отравил всю мою жизнь.
— Но вы бы не позволили злой мачехе выгнать вас из дома.
Откуда он знает?.. Нет, он не может знать! Когда ей было шестнадцать лет, она объявила войну своей будущей мачехе, используя единственное оружие, которое у нее имелось, — любовь отца. И выиграла. Сейчас же, спустя семь лет, Эмма горько сожалела о содеянном.
Стараясь унять дрожь в голосе, она сказала:
— Нет. Но и вести хозяйство для семи гномов я тоже бы не стала!
— Неужели вы слонялись бы без дела, поджидая, когда за вами прискачет принц на белом коне?
— Белоснежка спала — и не могла сама отправиться на его поиски. Ее не за что упрекать, — резко возразила Эмма.
— Точно, — сказал он. — Итак, вы не хотите быть наградой для какого-нибудь мужчины?
— Если мы все еще говорим о Белоснежке, — ответила Эмма, — то не кажется ли вам, что это принц был наградой для нее? Ей пришлось смириться со своей участью, тяжело трудиться долгие годы, уцелеть после нескольких нападений, а потом погибнуть из-за чьего-то вероломства! И вот появился этот славный юноша, который, очевидно, верил в любовь с первого взгляда. Она заслужила счастье, и он стал для нее наградой!
Кейн засмеялся.
— Возможно, вы и правы. Интересная штука сказки!
— Ничего здесь нет интересного, — решительно ответила Эмма. — Просто меня так часто называли Белоснежкой, что поневоле выработалось какое-то свое отношение к этой бедняжке.
— Держу пари, что в детстве вы были девчонкой-сорванцом!
Мужчины, как открыла для себя Эмма, совершенно не понимают женщин. Семь лет назад ее отец искренне поверил, что она не встает с постели, потому что ей плохо. А ведь единственной ее целью было разрушить его отношения с женщиной, на которой он собирался жениться. Он любил дочь и позволял манипулировать собой из-за этой мнимой болезни. Ведь Эмма никогда не грубила, не скандалила, всегда была вежливой.
Оглядываясь назад, Эмма вздрагивала от ужаса, вспоминая, как жестоко воевала с той женщиной, считая ее жадной и беспринципной. Зачем она вторглась в их с отцом жизнь? Гнев и досада только подогревали ее решительность. Ей было наплевать, что отец по-настоящему любил свою подружку. Их обоих надо наказать за их любовь. Ведь именно из-за этой связи ее мать зачахла и умерла.
И наказание не преминуло постичь их. Отец вскоре отослал свою любовницу и — совершенно обманутый притворством Эммы — посвятил себя дочери, пока она не «выздоровела». Год назад он скончался от сердечного приступа. Иногда, бессонными ночами, Эмма размышляла: прожил бы отец дольше, если бы она не взялась отомстить ему за его предательство матери?
— Превращение в сорванца — вполне закономерный процесс для той, что похожа на Белоснежку. Я лазала по самым высоким деревьям, ездила верхом на самых норовистых лошадях, ломала руки, бесконечно обдирала коленки и без конца себе что-нибудь доказывала.
— И юность, должно быть, стала ударом для вас, — заметил он.
Эмма могла бы поспорить, что у Кейна никогда не было проблем в детском возрасте — до тех пор, пока не появились женщины и не стали липнуть к нему. Это не поддающееся объяснению качество, называемое индивидуальностью, проявилось у него, судя по всему, с того момента, когда он впервые улыбнулся в своей колыбельке. Именно это качество выделяло его среди всех. Конечно, не последнюю роль играло и то, что Кейн Тэлбот унаследовал приличное состояние. Люди уважают силу и влияние.
Но когда эта последняя подленькая мысль неожиданно возникла в мозгу, Эмма отбросила ее. Кем бы он ни родился, он все равно бы обладал властью и мужеством! Это ему было дано от природы.
Кейн притормозил и повернул к воротам дома миссис Ферт.
— В доме лают собаки, — заметил он.
— Бейб никогда раньше не лаяла — до тех пор, пока не появился Лаки. Она переняла его повадки!
— А кто в стае лидер? Она?
— Ну, она главнее его, — ответила Эмма, расслабляясь. — А я главнее их обоих, хотя мне постоянно приходится им об этом напоминать. Лаки уверен, что мы, женщины, нуждаемся в защите, а Бейб думает, что я ничтожная юная выскочка, которую следует саму учить хорошим манерам. Я выйду здесь, и тогда нам не придется открывать и закрывать ворота.
— Хорошо, — кивнул он. — Я внесу в дом ваши покупки.
Эмма тихо вздохнула и вышла из машины.
— Я выпущу собак, — сказала она и быстро зашагала по дорожке к черному ходу.
Обе собаки бросились ей навстречу. Бейб осталась стоять возле Эммы, а Лаки с лаем кинулся к машине.
— Сидеть! — произнес Кейн голосом, в котором не слышалось страха, а только желание встретить повиновение.
Лаки замедлил бег и остановился, затем, услышав команду во второй раз, послушно сел. Слегка ошарашенный, он уставился на Кейна, который выжидал момент, чтобы утвердить свое превосходство, а затем протянул щенку руку. Лаки попытался встать, но ему опять сурово приказали сесть, и он мгновенно повиновался. Щенок обнюхал длинные пальцы Кейна с интересом и уважением, затем взглянул ему прямо в лицо.
— Держись подальше от моих овец! — строго приказал Кейн. — Молодец!
Он произнес это слово, и Лаки вскочил, забегал вокруг машины, нетерпеливо обнюхивая землю, прилаживаясь, где бы задрать лапу, но, услышав сразу от Эммы и Кейна строгое «нет», отпрянул.
— Две няньки, — проговорил Кейн с насмешливой улыбкой. — У собаки может развиться комплекс.
Внезапный жар, вспыхнувший в сердце Эммы, ошеломил ее. Чутье подсказывало, что Кейн Тэлбот не самое лучшее лекарство для неопытной женщины. У них с Кейном нет ничего общего. И к тому же он был уже почти помолвлен.
К счастью, он настолько старше ее — на десять лет или больше, предположила Эмма, — что вряд ли воспринимает ее как взрослую. Всего лишь навсего внимательный сосед!
— Послушайте, я донесу один пакет сама, — сказала Эмма, когда увидела, что он собрался тащить все три.
— Они не тяжелые.
Стиснув зубы, Эмма пошла за ним и поднялась на две ступеньки кирпичного крыльца. Она не сообразила, что он отступил назад, пропуская ее вперед, и налетела на него с разбегу.
— Ох, — пробормотала она, отскочив назад, ощутив его железные мускулы и тонкий запах — не мыла или лосьона для бритья, а самого Кейна Тэлбота.
— Извините, — спокойно сказал он.
Эмма мельком взглянула на него и, входя в дом, пробормотала:
— Я сама виновата.
Показывая ему дорогу на кухню, она несколько раз глубоко вдохнула, пытаясь сосредоточиться.
— Положите их, пожалуйста, — сказала Эмма, указав на гладкую серую деревянную скамейку.
Он так и сделал, метнув на нее озорной взгляд из-под черных прямых ресниц.
— Хотите выпить чашечку кофе или чая? — спросила она на всякий случай.
— Нет, благодарю, мне нужно идти, — ответил он. Слова, произнесенные быстро, холодным тоном, прозвучали категорическим отказом.
Нахмурив брови, Эмма наблюдала, как большая машина отъехала от ворот, а затем свернула на проезжую дорогу, ведущую к дому Кейна. Он был так дружелюбен. А потом как-то сразу, как будто Эмма оскорбила его, весь закрылся непроницаемой броней.
— Может, он подумал, что я флиртую с ним? — обратилась она к собакам, которые с интересом поглядывали на пакеты с продуктами. — Ну что ж, он ошибался! Мужчины с таким опасным взглядом, властным лицом и переменчивым настроением не для меня. Даже если они и не были бы помолвлены с австралийками из хороших семей! Эй, потерпите немного, я приготовлю вам сегодня галеты из костной муки, но сначала пойду и прополю цветы — надо пользоваться хорошей погодой.
Бейб нашла себе укромное местечко на кирпичной террасе и собралась поспать, а Лаки тем временем исследовал множество пленительных запахов на земле, в саду, прежде чем устроиться рядом с хозяйкой. Вырывая сорняки, которые так и полезли от теплого дуновения весны, Эмма подумала, что теперь ее отдых явно станет другим. Появление на сцене Кейна автоматически изменило ситуацию, и Эмме предстоит вступить в полную опасностей неизведанную область.
Через час кропотливой работы Эмма с восхищением созерцала клумбу с анютиными глазками и высокими колокольчиками, очищенную от сорняков.
Когда она уже мыла руки, раздался телефонный звонок. Так и не найдя полотенца, Эмма влетела на кухню.
— Да? — спросила она, запыхавшись.
— Вы были в саду?
Даже голос этого человека производил неизгладимое впечатление. Глубокий и ровный, довольно резкий в среднем регистре, этот голос словно гладил ее.
— Я мыла руки, — сказала она, пытаясь говорить бодрым, оживленным голосом. — Потому что полола грядки.
— Я думал, что для таких дел у миссис Ферт есть помощница, Фрэн Партридж.
— Да, но миссис Партридж уехала сегодня утром, да и к тому же мне нравится прополка.
Фрэн Партридж была матерью-одиночкой. Вот источник информации о местных жителях, сразу решила Эмма, лишь увидев ее.
— А куда уехала Фрэн?
Как она догадалась, что Кейн нахмурился, задав ей такой вопрос?
Что-то в его голосе говорило, что у него сейчас именно такое выражение лица. Смутно осознавая, что его-то это вообще никак не должно касаться, Эмма все же ответила:
— Сейчас школьные каникулы, и они с сыном уехали в какое-то путешествие.
— Ах да, конечно! Я совсем забыл. — Он немного помолчал, очевидно думая о Дейви Партридже, который в хорошую погоду гонял взад-вперед на своем велосипеде, распевая песни во все горло. — Это необычно для людей вашего возраста — интересоваться садоводством.
— Отчего же?
— Большинство двадцатилетних предпочитает гулять и развлекаться. — В голосе Кейна послышалась двусмысленная веселость.
Эмма закусила нижнюю губу.
— Возможно, потому, что мне уже двадцать три, а не двадцать, мне и нравится копаться в огороде!
— О, совсем зрелая женщина!..
— Это, я думаю, вопрос спорный. Кому-то из ваших ровесников я вполне могу казаться зеленой и неопытной.
— Одиннадцать лет достаточно большой срок, чтобы принадлежать разным поколениям. Хотите, я позвоню миссис Ферт и расскажу ей о проблемах с машиной?
— Очень мило с вашей стороны, но думаю, я сама разберусь. Миссис Ферт имеет представление, как работает ее машина, и разберется в терминологии. Так же, как и я, — добавила она мягко.
Последовала долгая пауза, а затем он произнес насмешливым тоном:
— Это ставит меня — точно и основательно — на место.
— Я…
Он резко перебил ее:
— И все-таки — если вам что-нибудь понадобится, дайте мне знать. Мы все здесь трудимся совместно, это облегчает жизнь каждому. До свиданья! — Раздались гудки.
— И вам до свиданья, сэр, мистер Тэлбот! — сказала Эмма, с грохотом бросив трубку.
На следующее утро сияло солнце, и хотя ветер с юга был прохладным, он расчистил небо, и все говорило о наступившей весне, твердо заявляющей о своих правах. Зевая, Эмма раздвинула шторы и взглянула на прекрасные зеленые горы и долины.
Миссис Ферт разрешила ей заказать новую муфту для «вольво», и деталь должны уже были привезти в Парагай. Вспоминая их телефонный разговор, Эмма улыбнулась. Ей все же пришлось ответить на пару вопросов о Кейне Тэлботе.
— Очень сексуальный мужчина, не правда ли? — лукаво спросила пожилая женщина.
— Да, если вам нравятся неотесанные и властные, — парировала Эмма.
— О, я видела его в вечерней одежде — никаких следов неотесанности! Для вас, молоденьких, идеал — красивые мужчины, но, становясь старше, начинаешь ценить и силу, и характер, и порядочность. Кстати, у него очаровательная мать. Мне пора идти, Эмма. Спасибо, что помогаешь мне в трудный час. Я никогда этого не забуду, да и Филиппа тоже.
Филиппа, ее дочь, была на пять лет старше Эммы. Как узнала Эмма, беременность ее протекала очень тяжело.
— У меня много свободного времени, — сказала Эмма весело, — и уверяю вас, мне не составляет никакого труда жить здесь. Весна на севере — это потрясающее время года!
Утро уже подходило к концу. Эмма пила кофе на террасе, когда к воротам подъехала машина. После сурового приказа «сидеть!» щенок повиновался, но залаял. Подавив волнение, Эмма приказала: «Место!»
Поскуливая, Лаки послушался, и Эмма, оставив его на террасе, направилась к воротам по зеленому влажному газону.
Это была не вчерашняя машина, не «лендровер», хотя, впрочем, ее водитель, высокого роста женщина, и напомнил Эмме того мужчину, который настолько прочно засел у нее в голове, что она знала даже оттенок его глаз: смесь золота и бронзы, мерцающий темно-желтый огонь, придающий его взгляду холод, а не жар.
Женщина стояла, прислонившись к воротам, и улыбалась ей. Эмма сразу узнала улыбку.
— Привет, — сказала мать Кейна Тэлбота, — я — Фелисити Тэлбот, а вы — Эмма Сондерс, а там с несчастным видом, я полагаю, — она понизила голос, — Лаки, чье имя я постараюсь больше не произносить, а то вдруг он ослушается вас и подойдет к нам.
Как у Кейна Тэлбота может быть такая улыбчивая и очаровательная мать? Эмма пожала протянутую руку.
— Наверняка он так и сделает, и я не смогу его держать от вас слишком далеко. Вы любите собак?
— Я люблю животных.
— Лаки! Ко мне! — позвала Эмма.
Стремглав бросившись к воротам, щенок обнюхал вытянутую вперед руку миссис Тэлбот и быстро лизнул ее языком, а потом сел и радостно уставился на нее.
— Что за душка, — проворковала гостья.
— Вашему сыну так не показалось, когда он проезжал мимо и увидел, что Лаки гоняет его овец, — веско проговорила Эмма.
Темные глаза расширились.
— Боже, это просто чудо, что он тогда же не пристрелил его! Кейн обычно никому не предоставляет второй возможности.
Это и так можно было предполагать!
— Не думаю, что у него с собой было ружье, поэтому Лаки оказался… ну, в общем, счастливчиком. К тому же я сразу позвала его, — объяснила Эмма. — Кейн действительно очень рассердился, но я пообещала ему не спускать собаку с поводка, когда мы будем рядом с овцами.
— Надеюсь, что не спустите. С виду он послушный пес.
— Он очень сообразительный. — Эмма повернулась к Бейб, которая проснулась и поняла, что к ним присоединился кто-то чужой. С лаем она заковыляла вниз по ступенькам террасы и побежала по газону, обнюхивая все по пути.
Нагнувшись, мать Кейна улыбнулась и позволила ей обнюхать свою руку.
— Она слепая?
— Не совсем, но теряет зрение. Ей не нравится жить в конуре, поэтому-то я и нахожусь здесь. Я за ней присматриваю, пока миссис Ферт в отъезде. А Лаки получил такую психологическую травму в ветлечебнице, когда был щенком, что, оказавшись в любом казенном учреждении, буквально сходит с ума.
Миссис Тэлбот, последний раз потрепав корги, выпрямилась.
— Повезло миссис Ферт, что вы можете заботиться о собаке. — Она одарила ее пленительной улыбкой. — Не буду отвлекать от дел, я пришла пригласить вас к нам на обед завтра вечером. Это просто скромный обед, без излишеств. Вы сможете познакомиться с некоторыми соседями.
Познакомиться с соседями было бы здорово! И Эмма ответила:
— С удовольствием, благодарю вас.
— Отлично. Жду вас около семи часов! Я попрошу кого-нибудь заехать за вами.
— Нет, нет, я пройдусь пешком.
Миссис Тэлбот была ошеломлена.
— Вы запачкаете туфли! Машина — это не проблема.
Стало ясно, что прийти на обед к Тэлботам в грязных туфлях невозможно, впрочем, как и принести с собой чистую пару на смену.
— Ну что ж, тогда я сама приеду на машине! — согласно кивнула Эмма.
— А я думала, ваша машина в ремонте…
— Она будет готова к завтрашнему вечеру.
Но машину починить не успели. Эмма, надев шелковое черное платье с неярким темно-лиловым рисунком, уже раздумывала, не следует ли надеть сапоги и отправиться пешком, когда позвонил Кейн Тэлбот и объявил, что заедет за ней без десяти семь.
Эмма открыла рот, чтобы возразить, но, пожав плечами, согласилась. Почему бы и не воспользоваться предложением?
Он приехал вовремя, и в этот момент начался проливной дождь. Предупрежденная лаем, Эмма выбежала из спальни, схватила зонтик и вылетела через парадную дверь, тщательно закрыв ее за собой. В последнюю минуту ей пришлось повозиться с бретелькой от комбинации, которая оторвалась от лифа, когда Эмма надевала ее, и закрепить булавкой. Но Кейна она встретила с улыбкой.
— Добрый вечер, — сказал он, забирая у нее зонтик и подняв над нею свой большой зонт.
Быстро оглядев Кейна, Эмма была ошеломлена, только сейчас поняв, что имела в виду миссис Ферт. Кейн выглядел одинаково великолепно как в хорошо скроенных брюках и тонкой хлопчатобумажной рубашке, так и в рабочей одежде.
Конечно, портному Кейна легко шить, поскольку у него отличная фигура. Гибкое, с идеальными пропорциями, тело Кейна, его властное мужское начало делала сексуальной любую одежду.
— Привет, — сказала Эмма, притворяясь, что ее сердце бьется в своем обычном ритме. Дождь громко барабанил по крыше, и она повысила голос, чтобы спросить Кейна: — Не хотите ли переждать здесь дождь?
— Нет. Вскоре приедут гости, и мне нужно быть дома, чтобы их встречать. — Он взглянул на ее ноги в туфлях на шпильках. — Вы не хотите, чтобы я донес вас до машины?
— Нет, — твердо ответила она, но румянец выступил у ее на щеках. — Эмма пыталась разглядеть что-нибудь сквозь серебристую завесу дождя и, увидев яркий свет фар, пошла к машине.
Он оказался у автомобиля раньше ее и открыл дверцу одним сильным небрежным рывком. Пока Эмма пристегивалась ремнями, она наблюдала, как он обходит машину и распахивает дверцу с другой стороны. Он не тратил попусту ни времени, ни сил, двигаясь со свободной грацией.
Быстрым, выверенным движением Кейн завел машину. У Эммы забилась жилка в ямочке на шее. Она уставилась на аллею с магнолиями — большими, пышными деревьями, протягивающими свои великолепные цветы прямо к ночному небу. Когда лепестки опадут, они на две недели покроют яркую траву бело-розовым ковром несравненной красоты.
Молчание в машине затянулось, и, еле сдерживая напряжение, Эмма проговорила:
— Эти деревья — потрясающее зрелище. Кто посадил их?
— Мои родители, когда мать приехала сюда еще невестой.
— А дождь не погубит цветы?
— Нет.
Ну что ж, хорошо, подумала она, больше раздраженная, чем обиженная его лаконичными ответами, пусть сам теперь придумает тему для разговора.
Дорога устремлялась вниз вдоль пастбищ; свет фар выхватывал из темноты больших рыжих коров, мирно жующих свою жвачку, затем машина свернула и неожиданно остановилась. Искусно размещенная подсветка выделяла достаточно большой пруд, который скорее был похож на озерцо. Окаймленный деревьями, он блеснул в сумерках и остался позади, а они продолжали ехать под деревьями, между широкими газонами.
Повинуясь порыву, Эмма воскликнула:
— Как красиво!
— Моей матери доставит удовольствие показать вам все вокруг, — ровным голосом произнес Кейн.
— Моя мама обожала работать в саду. Я помню, как она смеялась над своими грязными руками. Отец спрашивал, почему она не надевает перчаток. И она отвечала, что не может работать в перчатках.
— Звучит так, как будто ее уже нет в живых.
Эмма медленно проговорила:
— Она умерла, когда мне было пятнадцать — почти шестнадцать лет.
— В этом возрасте плохо терять мать, — неожиданно сказал он.
Эмма кивнула.
— Да. Я была слишком молодой, чтобы судить о ней, только думала, что она само совершенство, и я так ушла в себя, что ничего не видела вокруг, кроме своего горя. Но я думаю, что в любом возрасте тяжело потерять мать. Ох!
Дорога поворачивала за большими деревьями и вела к дому, великолепному современному строению, которое прекрасно вписывалось в местный пейзаж и фруктовый сад, в свою очередь еще усиливавшие впечатление от всей картины.
— Здесь чудесно, — тихо произнесла Эмма. — Но сад наверняка старше, чем дом. Те деревья уже давно растут.
— Первый дом сгорел до основания около тридцати лет назад, — сказал Кейн. — После этого мы жили в доме управляющего до тех пор, пока мать не убедила меня построить этот.
Эмма кинула быстрый взгляд на своего соседа. Тщательно подбирая слова, она пробормотала:
— Всегда очень жаль, когда какой-то кусочек прошлого исчезает бесследно.
— Случается и такое. Но этот дом — чертовски утешительная замена!
Да, и приятная к тому же: за большими двойными дверями открывался зал во всем своем великолепии. С потолка лился щедрый свет, открывая взгляду зимний сад с густолиственным тропическим кустарником, протянувшийся вдоль всей стены зала, а над глянцевыми зелеными листьями, словно маленькие голубки, парили белые цветы безмятежных лилий.
— Полет моей фантазии, — сообщила по секрету встретившая их миссис Тэлбот, заметив восхищение в глазах Эммы. — Кейн потакает мне бессовестным образом, хотя я и живу здесь только летом. Сама я австралийка, и здешние зимы слишком холодные и влажные для меня, поэтому я перелетаю через Тасманово море и живу там девять месяцев в году.
Трудно было представить себе Кейна потакающим кому-то, но когда Эмма невольно перевела на него взгляд, то удивилась, заметив насмешливые искорки в загадочных золотистых глазах.
— Дождались с архитектором, пока я уеду, — сказал он, — и все переиграли.
— Здесь должен был быть всего лишь прудик с тихой водой, — объяснила его мать, — очень современный, спокойный и красивый, но я предпочитаю растения.
— Не пройти ли нам в дом? — предложил Кейн.
Пока они шли к двери, Эмма подумала, что, хотя растения смотрелись здесь великолепно, ей бы хотелось увидеть маленький прудик, чья глубина и зеркальная поверхность только подчеркивали бы тишину зала.