Награда за риск

Глава 16

Урчание в животе напомнило ей, что, кроме кофе и круассана, она сегодня еще ничего не ела. Она подхватила свою сумку и пошла в офис с надеждой успеть взять в столовой чего-нибудь горячего.

Слава Богу, остался еще кусочек итальянской пиццы на терракотовом блюде. Утолив голод, она стала лучше соображать. Надо решить, как ей быть с Луисом. Нельзя же всю жизнь быть уязвленной и издерганной по поводу однажды причиненной обиды. Лучше всего сейчас быть на полпути к примирению.

Когда он приветлив, она тоже будет приветлива. Не станет выискивать в его словах подтекст, или, завидев его, убегать в другой конец коридора.

Настоящей дружбы у них, конечно, уже никогда не будет, но они могут очень хорошо сработаться. Надо только научиться быть спокойной и осторожной.

Интересно, какое у него сегодня настроение? — любопытствовала она следующим утром, усаживаясь за стол в зале совещаний. Компания продолжала терять деньги, и, по слухам, Луис опрашивал персонально каждого из возглавляющих отделы, собирая материалы для ультиматума. Эмма хотела выпытать у сеньора Хименеса, о чем шли разговоры, но тот отказался говорить на эту тему.

Над этим столом воистину сгущались тучи. Странно видеть полных энергии мужчин такими понурыми, словно они пришли на похороны своих ближних. Вообще-то у Луиса служат в основном мужчины… При случае Эмма спросит его, что он думает о выдвижении женщин на руководящие посты.

— Добрый день, сеньоры! Сеньор Кеведо просил меня передать вам свои извинения ввиду своего сегодняшнего отсутствия. Буквально в последние минуты возникли недоразумения с одним покупателем из Англии. Надеюсь, вы не возражаете, что сегодня я займу его место.

Подавленные и открытые смешки сопровождали появление на председательском месте этого представительного седовласого господина. Они вели себя, как школьники, узнавшие, что грозный учитель не пришел на урок. Эмме стало не по себе. Она единственная из присутствующих испытала досаду и разочарование.

— Я Альфонсо Бекер, новый заместитель управляющего директора Кеведо. — Эмма внимательно пригляделась к нему. Не был ли он с женой в числе гостей в тот первый день, когда ее представляли дону Рафаэлю? Он — и как будто не он. Господи, как же давно это было!

Бекер промчался галопом по повестке дня. После каждого пункта он оставлял время для вопросов с мест — но никто не хотел ни о чем спрашивать. Внимание было рассеянным, даже сеньор Хименес чертил что-то в своем блокноте.

— Ну что ж, надеюсь, что вы все… О! Если мне не изменяет память, вы — сеньорита Аманда? — Лучезарный взгляд Бекера настиг Эмму, и, хотя она постаралась сразу же заняться рассматриванием узора на своей юбке, ей успело броситься нескрываемое удивление на его лице.

— Я Эмма Блэкмур, сеньор! — произнесла она негромко.

— Эмма? Простите, всегда я все путаю. Как ваши дела? Вот не думал, что невеста Луиса здесь работает! Вам обязательно надо в ближайшие дни у нас побывать, моя жена страшно обрадуется… Мы все так потрясены были смертью дона Рафаэля! Я хорошо помню, как старик был счастлив, что вы согласились выйти за Луиса.

Эмма не знала, куда деваться. Комната плыла перед ее глазами. Как только совещание окончилось, она бросилась к двери и без остановки бежала, пока не оказалась в своем убежище возле пруда.

Она не привыкла бегать от людей, но какой у нее был выход? Что, в конце концов, она могла сказать этому человеку? Как же Луис об этом не подумал! До сих пор он был очень внимателен, ведя свою игру. Наверное, ей всю жизнь придется расплачиваться за участие в этой самой игре!

Она уперлась руками в колени и остановила невидящий взгляд на противоположном берегу пруда. Что теперь ждет ее в «Герреро»? Наступает время обеда, и в столовой наверняка все будут говорить только о ней. Что ж, проверим…

Эмма хотела сесть рядом с Эугенией.

— Место занято! — На Эмму был брошен почти ненавидящий взгляд. — А впрочем, ладно, садитесь, надо поговорить. Скажите, вы доносите ему на нас до того, как укладываетесь с ним, или потом?

— Я ни о ком из вас с ним не говорила! — воскликнула Эмма.

Шум за соседними столиками свидетельствовал о том, что ей никто не поверил.

— Если бы вы хоть на мизинец были с нами откровенны, может быть, мы бы вас и послушали! Но разве мы дураки? Смешно наблюдать, как этот тип следит за каждым твоим шагом!

— Да, поймите, мы давно уже не жених и невеста и давно не откровенничаем друг с другом. Устраиваясь на службу, я думала, что буду работать у сеньора Герреро!

— Эксперт по общественным связям и социальным отношениям! — Кто-то сдавленно захихикал. — Скорее, по интимным связям и любовным отношениям! А мы, дураки, не могли сообразить, с чего это ему понадобилось тащиться в Соединенное Королевство, когда под боком столько подходящих людей!

— Да, теперь-то все ясно, — подхватил другой голос. — Кеведо знал, что здесь ему не доверяют. И вот туда, куда он не мог сунуть свой собственный нос, он сунул свою… Что же у вас за нервы? Как вы могли после этого спокойно смотреть нам в глаза? Неужто вы нормально спите ночами?

— Вы несправедливы ко мне. Я сказала вам правду, я не соглядатай.

Эугения разразилась хохотом.

— Я думала, вы хитрая, а вы, оказывается, просто дура! Думаете, он на вас женится, когда получит от вас то, что ему нужно? Если бы я не презирала вас, мне было бы вас жалко!

— Вы все не так поняли! — попыталась она еще раз воззвать к их здравому смыслу, но ее глаза встречали только ненавидящие, враждебные взгляды.

Эмма взяла свою тарелку и перешла за незанятый столик. Надо взять себя в руки и выждать, пока их пыл поубавится. Пустись она теперь в оправдательное многословие, обстановка накалится до предела. Уж лучше принять на себя роль козла отпущения. Конечно, продолжать службу в создавшейся обстановке будет нелегко, но это не должно отразиться на качестве ее работы.

Она полюбила свою работу. Неделя шла за неделей, и чем увереннее она действовала, тем больше привязывалась к своему делу. Испытательный период у нее заканчивался к Рождеству, но она уже решила работать здесь дальше. Сегодняшнее происшествие не должно повлиять на ее решение.

— Спасибо, мама. Я тоже тебя люблю. Пока.

Эмма положила трубку, и впервые со дня отлета в Испанию волна ностальгии захлестнула ее. Конечно, хорошо, что мама поздравляет с днем рождения, но в каком-то смысле от этого ей делается еще тоскливее. Дни рождения были особыми днями в их жизни. А здесь никто не знает, что ей сегодня исполняется двадцать два. Да если бы и знали…

В последний раз она чувствовала себя так же гадко в двенадцать лет, когда одноклассница Дженифер Робертс пожаловалась, будто Эмма Блэкмур украла фунт из ее кошелька.

Тогда Эмме казалось, что жизнь ее кончена, она упрашивала мать перевести ее в другую школу. Но мама этого не сделала, сказав, что очень скоро ребята разберутся, кто прав, а кто виноват. Прошла нескончаемо длинная неделя, и вдруг мальчишки и девчонки как ни в чем не бывало заговорили с ней.

Про этот случай Эмма вспомнила уже по дороге на работу. Конечно, она не столь глупа, чтобы думать, будто и в «Герреро» все само забудется. Но либо правда все-таки выяснится, либо им всем придется принять статус-кво. А пока… Она не подавала виду, как больно ей от нападок сослуживцев, и, хотя решение остаться было непоколебимым, все оказалось куда труднее, чем она могла себе представить.

Эмме стало легче, когда она толкнула тяжелую дверь «Герреро» и заставила себя переключиться на рабочий лад. Она составляла памятку для туристов — посетителей винных подвалов с дегустацией коллекционных вин. Было очень интересно копаться в архивах в поисках интересных фактов в истории испанского виноделия.

Взглянув в окно, она заметила на стоянке «роллс-ройс» Луиса, но его самого видно не было. Оглядываясь на прошлое, она с грустью вспоминала доброе расположение коллег и начинала думать, что допустила ошибку, сделавшись более дружелюбной с Луисом. Он почти телепатически угадал, что сердце ее оттаяло, и стал пользоваться всяким удобным случаем, чтобы поговорить с ней или просто побыть рядом.

Луис любой ценой хотел доказать, что он не такой людоед, каким считают сотрудники «Герреро». Он стал принимать приглашения на торжественные приемы. Она-то давно поняла, что знакомства, контакты с людьми не менее важны, чем знания в области виноделия, делопроизводства или финансов. И Луис, похоже, тоже начал интересоваться людьми.

Вчера прошла организованная ею конференция винопроизводителей. Луис председательствовал и был в прекрасной форме. Когда Эмма наблюдала за его доброжелательными манерами, то, хоть и считала это не стоящей ему особых усилий игрой, она испытывала гордость за него. Нет, до чего же смешно — гордиться человеком, который так бесцеремонно вышвырнул ее из своей жизни!

Может, ей пора проверить свою голову? Но появись тут психиатр, она бы его, пожалуй, к себе не подпустила. Луис стал для нее чем-то вроде наркотика. Если она не получала ежедневной порции, жизнь становилась бесцветной и еще труднее было мириться с отношением к ней коллег.

Утро промелькнуло быстро. Она заканчивала последний абзац своего текста, когда раздался громкий стук в дверь. Шариковая ручка споткнулась о последнее слово и перечеркнула абзац.

— Сказала ты или не сказала «войдите»? — Луис вошел и затворил за тобой дверь. — С днем рождения, guapa!

Улыбаясь, он растопырил руки, и она, не соображая, что делает, упала в его объятия. Но твердость его тела, восторжествовав над ее хрупкостью, сразу же вернула Эмму к действительности. Она ведь искала дружеских объятий, а не напоминания о том, что ее сексуальная зависимость от Луиса никуда не делась.

— Спасибо.

— Ну, что, chica, двадцать два года — еще не старость? — Он ласково рассмеялся. — Эмма лишь пожала плечами. — Похоже, надо исправлять тебе настроение! Сегодня мы отпразднуем, я угощаю.

— Мне кажется, не надо… — Она умоляюще смотрела ему в глаза.

— Разве мы не можем дружить? Или тебя все еще устрашает мое общество?

— Нет, но…

— Все уже устроено… К тому же это, как я полагаю, единственный подарок, который ты согласилась бы от меня принять.

В глазах его была такая боль, что у Эммы что-то оборвалось внутри.

— Тогда подожди.

— Она схватила сумку и побежала в туалет, где кое-как привела в порядок волосы. Почему бы и нет? Всего-навсего ланч. Это хорошо, что он так внимателен. И не стоит отталкивать Луиса только затем, чтобы урезонить сплетников.

— Куда мы? — спросила она, когда они расположились на заднем сиденье «роллса».

— А вот это сюрприз! — Его лицо светилось почти мальчишеским энтузиазмом.

— Только не на виллу! Я не могу, Луис…

— Спокойно, guapa. — Он схватил ее за руку: ему показалось, что сейчас она откроет дверцу и выбросится на тротуар. Эмма и вправду была охвачена паническим ужасом. — Клянусь, туда я тебя не повезу. Почему ты считаешь меня таким бесчувственным?

Она прислонилась лбом к стеклу, стараясь поправить дыхание.

— Я все еще мучаюсь кошмарами. Огонь, лошади, твой дедушка… Все так явственно. Наверно, я сумасшедшая.

— Нет. — Он погладил большим пальцем ее запястье, от чего она сразу стала успокаиваться. — Это страшная действительность пережитого тобой… Бедная Эмма.

Он продолжал гипнотические поглаживания, и она ощутила во всем теле тепло и тяжесть. Потом ее стала одолевать дремота, которую ей с трудом удалось превозмочь.

— Теперь все прекрасно, — сказала она, осторожно уходя от его касаний.

— Я сказал Марии, что пока ты не готова вернуться на виллу. Она знает, что ты в Испании, и все просит тебя позвать. Ей, между прочим, известно, что мы не жених и невеста, я потом во всем ей признался.

— И она все равно хочет меня видеть?

— Конечно, хочет. Это на меня она сердита, а на тебя ничуть. Какая ей разница, Аманда ты или Эмма?

Как это какая разница? Другая бы на месте Марии просто не захотела ее знать. Благородная простота этой женщины растрогала Эмму.

— Скажи, что я тоже очень хочу ее повидать. Она не сможет приехать ко мне?

— Мы это устроим! Карлос ее сюда привезет, когда тебе будет удобно.

Машина замедлила ход. Растерянная улыбка пробежала по лицу Эммы. Ну, конечно, Луис выбрал для ланча лучший отель Хереса!

Хотя по делам службы ей теперь приходилось бывать в подобных отелях, все же их блеск и великолепие отпугивали ее. Но как бы там ни было, она взяла руку Луиса без особенного смущения, когда они поднимались по широкой мраморной лестнице. И как хорошо, что, абсолютно не предвидя появления Луиса, просто чтобы себя приободрить, она надела с утра свой лучший бледно-лиловый костюм.

— Сеньор Кеведо! Здесь вам всегда рады. — Дородный мужчина в строгом черном костюме, с лучезарной улыбкой вышел им навстречу. — Пойдемте, я проведу вас к вашему столику.

К удивлению Эммы, они зачем-то вошли в лифт. А когда вышли из него, оказались на свежем воздухе.

— Замечательно! Никогда не бывала в подобном месте. Надо же — ресторан на крыше отеля!

Но это был не ресторан, а разбитый на крыше огромного здания сад. Аромат цветов, тень листы, журчание фонтана… — Наверное, и висячие сады Семирамиды не были столь прекрасны!

— Вот столик для вас, сеньорита, — обратился к ней мужчина в черном, польщенный ее реакцией.

Луис тут же взял из ведра со льдом бутылку шампанского, наполнил бокалы.

— С днем рождения, Эмма!

Пузырьки лопались на языке, хмель проникал в кровь, поднимал настроение, посылал в сердце удивительный свет.

— Это необыкновенно! — Она широким жестом обвела сад, открывающийся внизу вид, поднос с экзотическими фруктами в руках у официанта.

Луис изящным жестом раскрыл свою салфетку и улыбнулся.

— Так вот куда ты привозишь всех тех… — начала было Эмма и осеклась. Вместо радостного, открытого лица она вдруг увидела маску. — Прости. Что это я полезла не в свои дела?

Он долго смотрел на нее, будто гипнотизировал. Потом взял себя в руки.

— Этот сад принадлежит моему другу, — объяснил он как бы мимоходом; тон его был мягок и ровен, хотя Эмма знала, что под этой гладкой поверхностью клокочет гнев. — Надо сказать, он очень ревниво относится к своему саду. Мне стоило большого труда его уговорить. Насколько я знаю, мы первые, кто получил такую привилегию. Я убедил его дать согласие тем, что случай необычный — особенный день в жизни особенной женщины.

— Вот! А я все испортила! — Она взяла бокал и допила, пытаясь воскресить веселье.

— Ничего ты не испортила. — Он взял ее руку, поцеловал. — Просто ты иногда ставишь меня в тупик, начиная дорисовывать мой облик.

— Прости.

Он налил ей еще шампанского. Был ли в его тоне сарказм? Или только горечь? Потом Эмма уже не думала об этом — шампанское сделало свое дело. Ничего, завтра она обо всем трезво поразмыслит.

— Ты меня откармливаешь точно на убой! — сказала она, когда на столе появились куриные грудки под соусом и несколько блюд с овощами.

— Да, Филиппе не приверженец новомодных влияний. Он, между прочим, спросил, из тех ли ты дам, что вечно блюдут какую-нибудь новую диету. Ну, я ответил отрицательно.

Выложив на тарелку артишок, Эмма напряженно припоминала, какая же его часть съедобна. Наверное, только сердцевина, решила она, пробуя овощ ножом.

— Ты само очарование! — Луис снял куртку и набросил ее на спинку стула. Потом настал черед галстука. На этом он, слава Богу, остановился. — До чего же приятно видеть тебя счастливой, Эмма. Ведь это я виноват, что ты давно такой не была.

Вилка задрожала у нее в руке и звонко стукнулась о тарелку.

— Луис, прошу тебя, не надо сегодня. Нам придется об этом поговорить, но только не в день моего рождения. Не будем его портить. Расскажи, что там, в Лондоне. Разрешились недоразумения с английскими покупателями?

Луис стал рассказывать ей о путанице с накладными и как в конце концов удалось отыскать партию вина и отправить ее в Гуль. Она слушала и мало-помалу успокаивалась. У него был такой голос, что, читай он телефонный справочник, его все равно было бы приятно слушать.

— Но почему мы все обо мне да обо мне? — Он отодвинул тарелку, налил себе вина. — Как ты? Нравится тебе в «Герреро»?

— Работу я люблю… — Она провела пальцем по краю бокала.

— Но?

— А почему должно быть «но»?

— Тон, жест, грусть в глазах — я ведь все вижу, guapa!

— Люди. Наверно, они никогда не захотят меня принять… Вообще-то я говорю ерунду. Стерпится — слюбится…

— Я тоже полагаю, что все будет в порядке.

— Сеньор Хименес тебе ничего не говорил?

— Он говорит со мной о работе, докладывать о каждом твоем шаге я его давно уже не прошу.

— Кто такой сеньор Бекер?

— Он занимается делами фирмы «Кеведо». Ты ведь знаешь, что я полностью переключил внимание на «Герреро», так как это сейчас тяжелый объект… Да объясни ты мне все начистоту!

— Хорошо. Сотрудники «Герреро» пришли к заключению, что меня к ним «подсадили» как шпионку и что я тебе докладываю, кто плохо работает, кого надо уволить.

— Раньше я от тебя не слышал ничего подобного.

— Раньше они так не думали. Но сеньор Бекер объяснил высокому совещанию, что я твоя невеста.

По реакции Луиса Эмма поняла, что он ничего не знает о ситуации в «Герреро». Он ударил себя ладонью по лбу.

— Какой же я идиот! Я совершенно упустил из виду, что ты встречалась с Альфонсо. Идиот! Идиот! — Он продолжал ударять себя ладонью по лбу, а потом так вперился в пустую тарелку, словно она могла подсказать ему выход из положения. — Я не раскаиваюсь, что обманул дедушку, но, видно, судьба не перестанет никогда напоминать мне об этом… Так. Ты должна немедленно перейти на работу в «Кеведо». Люди там спокойные, работают с полной отдачей. Ты окунешься совсем в другую атмосферу.

Эмма покачала головой.

— Не убеждена, что в мире есть место, более для меня подходящее, чем то, где я теперь. Я понимаю, ты сейчас хочешь устроить как лучше для меня, но… Положим, ты сейчас уберешь преграды с моего пути — но чего же в таком случае я достигла сама? Чем мне тогда гордиться? Только ты не примысливай на этот счет ничего лишнего. Я не мазохистка и много бы дала, чтобы так не случилось. Но так случилось, и я не могу сразу сдаться. Иначе я просто перестану себя уважать.

— Вот так речь! — В его взгляде промелькнуло удивление.

— Получишь у меня, если будешь надо мной смеяться!

— Я над собой смеюсь, guapa! Над своими предрассудками, которые ты сокрушаешь с силой отбойного молотка.

— Так что же?

— А то, что я зря думал, будто мы полные противоположности. Не такие уж мы разные.

— Я бы, пожалуй, с этим поспорила!

— Успеем еще поспорить. А сейчас уделим внимание официанту. А то он уже лишние пять минут дожидается на солнцепеке.

— Вы еще не готовы к десерту? — Официант с опаской приблизился к их столику.

— Черт возьми, мы уже ничего не можем в себя вместить. Передайте шефу, что все было восхитительно. Мало кто может мне угодить, но он угодил. — Луис обернулся к Эмме: — Чашечку кофе? — Она замотала головой. — Тогда на прощание — по рюмке старого коньяка.

Она опять хотела отказаться, но официант уже принял команду и удалился для ее исполнения.

— Положим, я выдержу еще и рюмку коньяка, но вряд ли после этого сохраню работоспособность.

— Я отпущу тебя. У кого день рождения — работают полдня.

— Опять за свое? Нельзя меня отличать от других!

— Но что же сделаешь, guapa, если ты сама отличаешься от других? — Он шутливо поднял руки в жесте «сдаюсь». — Хорошо, я декретирую твое равенство со всеми. Могу даже вписать это в служебный регламент «Герреро». Как думаешь, прибавит мне это популярности? — Эмма так и не поняла, шутит он или нет. — Прекрасное общество, отличное угощение, и в заключение — замечательное возлияние. Чего еще можно требовать от жизни? — Он приблизил свою «пузатую» рюмку с коньяком к ее рюмке.

— Ты в хорошем настроении.

— В чудесном! Ты стимулируешь радость. Давно уже ланч не доставлял мне такого удовольствия.

— Мне тоже. — Она радовалась не одному угощению и красивому месту. Присутствие этого обаятельного и сильного человека ее просто окрыляло. Взгляд Эммы упал на куст розмарина. — А ведь я могла бы посадить что-то подобное и у себя на балконе, как мне раньше это не приходило в голову? — Она потерла лепесток между большим и указательным пальцами, чтобы выделилось масло. — Надеюсь, тут никто не будет в обиде, если я совершу маленькую кражу. — Столовым ножом она срезала небольшой отросток и, завернув в бумажную салфетку, положила себе в карман.

Луис захохотал.

— Когда Мария к тебе соберется, я пришлю с ней таких черенков сколько хочешь.

— И ни один не будет лишним. — Смех его стал еще заливистее и звонче. — Что тебя так веселит?

— Ты, Эмма! Прошу тебя, никогда не становись другой!

Начни кто-нибудь еще открыто, пусть и добродушно, смеяться над ней, она бы непременно обиделась. Но в его темных глазах было теперь столько заботливой теплоты, что она лишь улыбнулась.

— Что ж, пойдем, пожалуй! — Она услышала в его голосе нотку сожаления.

— Можно еще оглядеться здесь на прощание? Всего минутку!

— Конечно, побудем еще. Неужели я стану сегодня тебя торопить?

Он остался сидеть, пока Эмма бродила между кустами и восторгалась тем, как на таком маленьком участке сумели рассадить столько разнообразной флоры.

— Ну вот, я готова.

Она оперлась на обвитую плющом колонну и еще раз глубоко вдохнула в себя аромат сада. Веки ее были опущены. Она хотела, чтобы впечатления дня глубже оттиснулись в уме. Когда Эмма открыла глаза, она встретила взгляд Луиса.

— Красавица! — прошептал он. Его глаза напоминали теперь темные, заколдованные омуты, затягивающие ее в свои опасные глубины.

— Луис, я…

Его поцелуй заставил губы Эммы раскрыться. Трепет предвкушения прошел по ее телу. Почему больше никто, кроме Луиса, не мог сотворить с ней подобного? Она без сопротивления отдалась во власть волшебного поцелуя. Но он был недолгим. Луис со стоном оторвался от ее губ, еще продолжая сжимать тонкую талию девушки.

— Эмма, Эмма! — шептал он. — Ты понимаешь, что творишь со мной, guapa? — Она впервые осознала меру своей власти над ним. Но почему он остановился? — Пойдем!

У него был какой-то призрачный, почти отсутствующий взгляд, когда он взял ее руку и потащил ее за собой. Вино и ласки совсем расслабили ее, и она смиренно шла за ним. Один пролет лестницы, другой — и вот они еще в одном «висячем саду», на этот раз совсем маленьком, расположенном, похоже, на крыше более низкого, чем основное здание, бокового крыла…

Ей понравилось, что они пошли, а не стали забираться в лифт. На ходу легче все разложить на составные части и собрать заново. Зачем этот поцелуй? Опять эксперименты? Может быть, ему надо доказать, что он способен за полминуты совсем лишить ее воли? Да, наверное, именно так, иначе он не прервал бы поцелуя… Они остановились перед стеной.

— Тупик. — Эмма улыбнулась и хотела повернуть назад, но Луис ее удержал, нашарил в кармане ключ и подошел к большому, как ей показалось, окну… Нет, это было не окно, это была дверь.

— Все уладится, все уладится, — успокаивал он ее.

Светло-синие глаза Эммы стали почти черными, так расширились зрачки от тревожных предчувствий. Инстинктивно девушка метнулась назад, но без должного проворства. Не успела она опомниться, как Луис поднял ее на руки, пронес через анфиладу богато обставленных комнат в роскошную спальню и бережно положил на кровать.

— Почему? Кем ты меня считаешь?

— Скажу: самой обворожительной женщиной на свете. — Он крепко ее обнимал. — Успокойся, chica, я обещаю не делать ничего, что было бы тебе неприятно. Здесь на нас никто не пялится, поэтому я смогу поцеловать тебя с полным наслаждением.

Ей хотелось спросить, откуда он узнал, что сегодня день ее рождения. У Брэда или Хосе, окажись они на его месте, Эмма спросила бы это запросто, но у Луиса с его гипнотическим взглядом…

Впоследствии она не могла вспомнить, кто из них сделал первое движение — он ли нагнулся, она ли подняла голову, — но через какие-то секунды они целовались так, как будто сирена возвестила трехминутное предупреждение о конце мира и это последняя для них возможность насладиться друг другом. Она и думать забыла о самозащите.

— Если бы кто-нибудь исхитрился разлить по бутылкам вкус твоего рта, guapa, он стал бы миллиардером! — выдохнул Луис, оторвавшись от ее губ.

Эмма подумала, что может сказать то же самое про его рот. А он уже сладостно и больно целовал ее шею, постепенно спускаясь к ложбинке между грудей. Каким опустошающим был этот поцелуй! Она смотрела на Луиса с робостью, каждый нерв ее тела трепетал, лицо горело так, словно она пять миль проскакала бешеным галопом.

— Боишься щекотки? — шепотом спросил Луис, однако по складке его губ Эмма прочла, что он хочет знать истинную причину, почему она хочет прекращения ласки, и промолчала.

Он опять стал ее целовать, более нежно, а его пальцы постепенно подбирались к нижним пуговицам ее жакета. Она не оказала сопротивления, даже когда он спустил с ее плеч жакет и, подняв вверх руки, снял с нее кружевную сорочку.

— Прелесть! — Он взял в пальцы оказавшиеся на свободе груди и стал массировать чувствительные соски.

Его поцелуи становились все требовательнее, ее пальцы с трепетом двигались вниз по литым мускулам его тела, она все плотнее прижималась к нему и теребила его рубашку, желая избавиться от этой стеснительной преграды.

— Наконец! — выдохнула она, когда они обнажились по пояс и опять прижались друг к другу. Ее вновь изумило их несходство: смуглая кожа рядом с золотистой; мягкие округлости ее грудей и могучая мускулатура его груди; его открыто возбужденная мужественность и ее женственность, прячущаяся, но такая же требовательная.

— Ты совершенство! Во всем! — проговорил он, слегка отстраняясь и глядя на нее черными, словно сама ночь, глазами.

Эмма глянула с робостью и попросила его закрыть ей грудь простыней, но когда увидела, с каким абсолютным восторгом он на нее смотрит, то сама сбросила белую ткань на пол и улыбнулась. Впервые в жизни она чувствовала себя совершенной. Ее груди, может быть, слишком большие для ее хрупкой фигурки, были отзывчивыми и упругими, а бледная кожа, всегда напоминавшая ей здесь, что она попала в эту чужую страну с севера, была чувствительной и нежной.

Луис подступил к ней вплотную и, захватив груди, взвесил их на ладонях. Он поцеловал каждую из них, потом взял в рот один сосок и стал, словно проголодавшийся ребенок, теребить его губами.

Она взъерошила пальцами блестящие пряди его волос, думая про себя, что на этот раз все зашло слишком далеко и падение теперь уже неизбежно. Между тем «младенец», отпустив одну ее грудь, переключился на вторую.

— Эмма… красивая девочка… прекрасная женщина… — Сорвав последнее, что еще оставалось на ней и на нем, Луис снова стал поедать ее глазами.

— Черт возьми! — пробормотала она, открывая для себя новые грани его изумительной мужественности.

Эмма восхищалась Луисом и тогда, когда он был отчасти одет, но теперь просто не могла оторвать от него глаз. Вот только… У него все такое большое, а она такая маленькая! Ей сделалось страшно…

— Какой ты огромный! — сказала она, когда он лег рядом.

— Спасибо, — усмехнулся он. — Но тебе нет нужды мне льстить.

— Ничего… — пролепетала она, между тем как он приподнимался на локте и изучающе заглядывал ей в лицо.

— Не такое уж все и большое, — ласково успокаивал он. — И потом, природа все замечательно устроила: она принимает в себя его, какой бы формы и размеров он ни был.

Эмма когда-то читала что-то похожее. Можно надеяться, что это правда… Тут он притянул ее к себе, его губы и руки прогнали все страхи. Ее тело так быстро отзывалось на его ласку, что довольно было Луису большим пальцем примять острие ее груди, чтобы к ней вернулась память обо всем, что Эмма пережила с ним в разное время.

Она не думала, что возможно потребовать от него больше, чем она уже получила, пока его пальцы не погладили светлые пряди внизу ее живота и не стали погружаться в глубину. Волна томления всколыхнула каждый ее нерв. Эмма же готова была взорваться от исступленного восторга. Но стоило ей свыкнуться с одной лаской, как Луис тут же переключался на другую.

— Пожалуйста… — стонала она, притягивая его к себе. Ее тело пронзительно кричало об избавлении, и она знала: он единственный, кто может ей его дать.

— Что еще? Скажи, чего ты хочешь.

— Тебя! — застонала она, впиваясь ногтями в его плечи.

— Наконец ты это сказала! Мне предохраняться?

— Предо… — Она поглядела на него с недоумением. — Ах, да, конечно, это надо, — бормотала она, пока он вынимал яркий пакетик из-под стопки лежащего на тумбочке белья. Где ее разум? После всех прочитанных брошюр о СПИДе, после стольких промываний мозгов со стороны матери — как могла она не подумать о такой важной вещи?

Дальше думать уже было некогда. Луис навис над ней, всей своей тяжестью опираясь на локти. Эмма только ахнула, когда он развел ее ноги, однако давать волю нервам было уже поздно, потому что он вошел в нее. Боль была резкой, и она вскрикнула, но его стон совершенно заглушил ее крик.

— Да, Эмма, понимаю… Но у меня еще никогда такого не было…

Эмма лежала неподвижно, полная изумления. Она больше не была невинной девушкой. Боль ее почти прошла, и тот, кого она хотела больше всего на свете, стал частью ее самой. Волна его мужской мощи заполнила все ее существо…

Луис открыл глаза и улыбнулся — теплая, лучезарная улыбка, как солнце после долгих недель дождя.

— Я ведь говорил уже тебе, какая ты красивая, — прошептал он перед тем, как снова ее поцеловать. И новый натиск, и снова она впивается ему в спину ногтями, а тело ее разрывается на тысячи ослепительных горячих осколков. — Эмма! — простонал он, тяжело опускаясь на нее, — я люблю тебя, guapa.

Вжатая в постель его тяжестью, она слегка скользила пальцами по его позвоночнику и улыбалась. Вот каким оно бывает, любовное обладание. Никакой наркотик не вознес бы ее на такую головокружительную высоту и не дал такого блаженного расслабления.

— Прости, я, наверное, тебя совсем придавил…

Луис осторожно откатился на край постели. Эмма испытала мгновение какой-то сиротской заброшенности, но он одной рукой притянул ее к себе, а другой набросил на нее и себя покрывало. Она уткнулась в его плечо, напитанное смешанным ароматом их двоих, более сильным и прекрасным, чем любой природный или искусственный запах.

— Никогда такого не было! — восклицал Луис, целуя ее лоб, щеки, волосы — все, куда могли досягать его губы. — Я недооценил этого парня — он хороший учитель.

Эмма подумала сначала, что он шутит на свой собственный счет, но тут же вдруг поняла, что он имел в виду Брэда.

— О ком ты сейчас говорил?

Ответа не последовало. Его глубокое ритмическое дыхание и выражение губ, напоминающее младенческое, свидетельствовали о том, что Луис уснул.

Эмма долго смотрела на него, потом со вздохом положила голову ему на грудь. Прежде она еще могла сомневаться, но теперь была уверена: да, она его любит. Овладев телом, он окончательно забрал в плен ее душу. Смиряясь с этой Мыслью, она слушала стук его сердца и постепенно погружалась в сон.

Не проспать бы ей до полуночи и не расстаться с блаженством, как Золушке при звуках полуночного боя часов!