Девочки приглядывались к мальчикам, и это было взаимно. Мальчики явно не обладали агентурной подготовкой, поэтому их сигналы Катя разглядела сразу же, можно сказать «срисовала». Память девочки, в которой она оказалась, была полна тоски и боли, сквозь которую проглядывали светлый образ мамы и не самый светлый отца. Девочка, видимо, считала, что отец винит ее в смерти мамы, отчего сама уже не хотела жить. Видимо, поэтому и умерла, ведь мандрагоровое зелье, как Луна уже знала, было опасно только так называемым «магглорожденным», таким, как Гермиона, которой стала Вика. Ксено Лавгуда ждал очень непростой разговор, которого он вряд ли ожидал.
Вика разобралась в памяти девочки Гермионы. Девочку сломали еще в детстве, учебой собственно, из-за чего она до смерти боялась плохих оценок или отчисления. Начиная от так называемых «профилактик» и заканчивая суровыми наказаниями за любые отклонения от идеальной учебы, все остальное родителей девочки не интересовало, оттого она не умела за собой ухаживать, но была абсолютной заучкой. В наказаниях родители девочки были изобретательны и неутомимы, но всякое наказание сводилось к боли и унижению. К очень сильной боли, и ломающему психику унижению, поэтому мистера Грейнджера ждал сюрприз, возможно с членовредительством. Разрешать поступать с собой так, как поступали с этой девочкой, Вика была не намерена.
Змей долго приглядывался к девочкам, но наконец не выдержал, на пробу тихо высказавшись матом на тему того, что некоторые хорошо прячутся. Заметив улыбки девочек, товарищ старший лейтенант понял, что не ошибся, и стал выжидательно наблюдать, ожидая хода дам. Катя явно задумалась, оценивающе поглядывая на мальчика, впрочем уже все было ясно. Русский мат даже с английским акцентом послужил отличной визитной карточкой.
— Змей? — поинтересовалась Катя, внимательно наблюдая за реакциями обоих мальчиков.
— В канале, — ответил товарищ старший лейтенант. — Товарищ капитан?
— Она самая, кто с тобой? — поинтересовалась девочка, расслабившись.
— Лис, а с тобой Лира? — ответил Змей.
— Как ты только догадался? — кивнула Вика, очень по-доброму улыбнувшись. — Хорошо, что вы здесь, мальчики. Я вам сейчас все расскажу.
— Конечно, хорошо, что мы здесь, — ухмыльнулся Лис. — А вот кому-то будет плохо. И больно.
— Не поубивай там никого, — попросил Саша боевого товарища. — А то морока с трупами будет.
— Мухтар постарается, — кивнул товарищ лейтенант из племени летучих мышей. — Рассказывайте, Виктория Викторовна.
— Запомнил, надо же, — поразилась Вика. — Ну, слушайте. Мы с вами оказались в детской книжке, написанной англичанкой в состоянии депрессии, а не под ЛСД, как можно подумать, читая эту историю. Ты, Змей, тут Избранный, отсюда все твои проблемы. Нас всех будут стараться закончить достаточно много и часто, поэтому надо разработать план, причем такой, чтобы мы в конце концов никого из родителей не пристукнули. Предложения будут?
— На деле жизнь не книжка, — заметила Катя. — И первые расхождения есть, например, я в книжке училась у воронов, а здесь — у львов. Причем только по той причине, что хотела рыжиков поближе посмотреть.
— У Луны была тяжелая посттравматика, — пояснила Вика, приобняв подругу. — Поэтому крыша улетела еще в девять лет.
— И никто не помог? — поразился Змей. — Родители там, родственники, врачи, наконец!
— Им пофигу, по-моему, — вздохнула Катя. — Потому девочка ушла, а вот Гермиону почему-то хотели именно убрать.
— Разберемся, — кивнул Змей. — Когда-то давно в двенадцать лет ничего не умеющие пацаны и девчонки немцам прикурить давали, а нас-то долго и очень специально учили. Хотя силы в теле нет, но сила не главное.
— Далее, ребята, через неделю, много — две, надо встретиться, — проговорила Катя. — Можно у меня. Как раз дометелите родных и близких.
— Договорились, — Лис согласно покивал, у него планов было много. Особенно на родных и близких, впрочем, этого еще не знавших.
Поезд двигался в сторону Лондона, а в нем сидело четверо офицеров, ставших детьми внешне, но остававшихся все такими же хорошо обученными людьми внутри. Кого-то ждали неприятные сюрпризы… А пока поезд шел, они делились мнениями и строили планы.
— Правильно ли я понял, товарищи офицеры, — поинтересовался Змей, выходя из вагона и подавая руку девочкам. — Что ближайшие часы у всех нас будут динамичными? Лира, тебя подстраховать?
— Ну ты что? — картинно удивилась Вика. — Разве ж я не смогу сама вырвать яйца любимому папочке?
— Логично, — кивнул Лис. — Змей, через неделю, или, если закончишь раньше, то раньше…
— Да понял я, понял, — хмыкнул старший лейтенант Сидоров. — Ну что, пошли наносить справедливость?
— Давно пора, — прошептала медленно звереющая Виктория Викторовна. — Щ-щ-щас-с-с нанес-с-су.
— Шипит-то как, заслушаешься, — прокомментировал Змей. — Ладно, всем удачи и до связи.
Девочки и мальчики обнялись на прощание, потом Змей и Вика улыбнулись друг другу и сделали шаг через барьер. Своего хряка, носящего кличку «опекун», товарищ старший лейтенант увидел сразу, и так по-доброму улыбнулся, что пивший пиво неподалеку молодой человек подавился и залил себе одежду, да и хряка проняло. В маленьких поросячьих глазках появился какой-то намек на страх. Впрочем, этот намек быстро исчез, сундук мальчика оказался в багажнике, а сам Змей в автомобиле. Дядя всю дорогу рассказывал, что он сделает с «проклятым мальчишкой» летом, а вот вышеуказанный только улыбался. Желание завалить дядю росло обратно пропорционально расстоянию до конечной точки путешествия, так что, когда хряк припарковался, Змей уже был в тонусе. Поэтому ни сделать, ни сказать что-либо хряк не успел: племянник взял дядюшку двумя пальчиками за руку и повел повизгивавшего Вернона в дом. Все-таки бить того на улице было неправильно.
Через полчаса необычно молчаливый Вернон Дурсль отправился в больницу. У него были сломаны обе руки и ноги в суставах, что доставляло мужчине сильную боль, вот только говорить, да и кричать он почему-то не мог, что вызвало серьезную панику у Вернона. Он и не подозревал, что его вечно забитый племянник способен на такое. Не подозревала и Петунья, впервые увидевшая действительное буйство магии, а не стихийный выброс недокормленного мальчишки. И вот когда скорая отъехала от дома, Гарри Поттер повернулся к тетушке и улыбнулся так, что та упала в обморок.
— Итак, Дурсли — крестик, — спокойно произнес Змей, но потом увидел Дадли, и его улыбка стала шире. Дадли не зря был малолетним хулиганом, поэтому опасность почувствовал сразу, забаррикадировавшись в своей комнате.
На следующий день Петунья узнала, что у нее хрупкие кости. Она только хотела ударить племянника палкой, и в этот момент рука возьми, да и сломайся. А вот Змей крутил в руке бейсбольную биту, которую тетушка нежно назвала «палка». Поэтому тетушка уехала в больницу, лечиться, и товарищ старший лейтенант, все еще желающий кого-нибудь убить, остался один. Дадли считать не стоило — он из комнаты выходил только ночью, когда Змей спал. Правда сам Александр не мог объяснить причину своей агрессии, как-то не принято впадать в такую ярость у летучих мышей. А ровно через неделю Змей отправился в гости, прихватив биту и забыв палочку, не воспринимаемую им как оружие.
Ксено в этот раз дочь даже не встретил, погружаясь все глубже в свое горе и потихоньку сходя с ума. Он сидел на диване в гостиной, неотрывно глядя на фотографию жены, когда Катя вошла в дом. Увидев эту сцену, девочка достала палочку, скомандовав Агуаменти, и облила мистера Лавгуда водой с головы до ног, выведя из состояния апатии.
— В чем дело! — вскричал Ксено от неожиданности и только после этого увидел дочь, смотревшую на него с каким-то странным выражением лица, напоминающем брезгливость.
— Взрослый мужчина ведет себя как девочка, — скривившись, сообщила товарищ капитан. — Еще и дочь винит в смерти жены. Истинно мужское поведение.
— Но, луковка, я никогда… — попытался что-то сказать мистер Лавгуд, но дочь будто не слышала его.
— Интересно, что тебе скажет мамочка, когда ты решишь к ней уйти? — задумчиво произнесла девочка. — Наверное, это будет «молодец»? Она тебе будет благодарна за то, что оставил дочь совсем одну?
— Луна… Почему ты так говоришь? — пораженно спросил Ксено, вглядываясь в дочь.
— Ты меня убил, папочка, — улыбнулась Катя. — Я начала думать, что ты меня винишь в смерти мамы и ушла, но меня вернули, чтобы дать! Тебе! Шанс! — закричала она.
— Прости меня, луковка, — мистер Лавгуд внезапно опустился на колени. Он знал, он чувствовал, что все сказанное доченькой правда. Луна сделала несколько шагов к отцу, была схвачена им в охапку и… Ксено целовал свою дочь, обещая, что больше никогда-никогда, потому что он ее очень любит и просит не уходить…
Неожиданно для себя мистер Лавгуд понял, что чуть не натворил. Ему стало стыдно и страшно, поэтому этим летом он старательно убеждал дочь в том, что у нее есть папа, который любит ее.