Накануне

Глава 5

Нью-Йорк, 799 Пятое Авеню,

Генеральное косульство СССР.

24 ноября 1937 года, 10:00.

Выхожу из машины Генерального Консула с красным флажком на крыле, оборачиваюсь назад в сторону Центрального парка. Сплошная стена из разноцветных осенних деревьев, десятков цветов и оттенков, ограждающая его от серых каменных джунглей….

"Красиво. Когда я был здесь в прошлый раз?… Почти два года назад".

Встретивший меня в порту консульский работник забегает вперёд и тянет на себя тяжёлую дубовую дверь.

– Здравствуйте, товарищ Чаганов, – Иван Аренс, Генеральный Консул СССР в Нью-Йорке, за эти два года почти не изменился: разве что добавилось седины в ещё более поредевших волосах. – с приездом. Извините, что попросил вас сразу заехать в ко мне, с корабля так сказать… Но звонили из Вашингтона, из секретариата товарища Трояновского. У них к вам какое-то срочное дело.

"Что за срочность"?

– Вот. – Аренс с облегчением протягивает мне телефонную трубку.

– Здравствуйте, товарищ Чаганов, – в трубке раздался ровный с хрипотцой голос. – вас беспокоит Колмыков, заведующий секретариатом посланника. У вас посылка для товарища Трояновского с собой?

– Да с собой.

Прямо перед отъездом из Москвы мне вручили большой кожаный саквояж с сургучной пломбой. Всю дорогу сюда, сменяя друг друга, нас (меня и кейс), охраняли два неразговорчивых плечистых охранника, также как и я с дипломатическими паспортами. Сейчас они остались в приёмной.

– Хорошо, – продолжил Калмыков. – передайте посылку тому на кого укажет товарищ Аренс.

– Да, но я должен был передать её посланнику лично в руки. – Пытаюсь возражать я.

– У нас ЧП, товарищ Трояновский попал в больницу. Сердце. Этот вопрос уже согласован с Москвой. До свидания. – В трубке раздались длинные гудки.

"Баба с возу… Так мне даже проще. Да и понятно канал связи открытый, многого не скажешь".

– Прошу за мной. – Консул быстро движется к двери.

Выходим в общую приёмную консула и вице-консула, где молчат мои дипкурьеры и секретарь Аренса, стол другого секретаря – пуст.

– К Юзефу Витольдовичу? – Козыряю я своей памятью: запомнил имя-отчество. Лицо Аренса вытягиваются.

– Нет-нет, что вы, – бормочет он. – Новак арестован.

"Надеюсь, не из-за тех часов с гравировкой: "От наркома внутренних дел Ягоды Г.Г.", что я подарил на прощание вице-консулу тогда в нью-йоркском порту".

– Нам к товарищу Грозовскому и вы, товарищи, тоже заходите. – Приглашает он моих дипкурьеров.

Навстречу нам уже катится плотно сбитая фигура… Эйтингона.

"Он же по идее ещё в Мексике должен быть… Да и вообще наша встреча не предполагалась".

– Знакомьтесь, это – товарищ Грозовский, – скороговоркой выдаёт Аренс пропускает нас вперёд оставясь у двери. – он вам всё объяснит. Мне, к сожалению, пора.

– Очень приятно. – Эйтингон не подаёт виду, что мы знакомы, деловито, проверив пломбу принимает саквояж и подписывает бумагу моим спутникам, те впервые за последние две недели улыбаются.

– Ну как ты, Алексей? – Когда дипкурьеры выходят он принимается за саквояж.

– Со мной-то всё в порядке. Что у вас стряслось? Щёлкает металлическая застёжка и раскрываются створки, Эйтингон деловито начинает извлекать из саквояжа пачки долларов в банковской упаковке.

"Пятьдесят. Ничего себе полмиллиона долларов. А это у нас что такое"? Из бокового внутреннего отсека саквояжа появляетсянебольшой замшевый футляр с короной российской империи, выдавленной серебром по чёрному. Эйтингон деловито осматривает прямоугольную коробочку, находит зашёлку и открывает её. На свет появляется небольшое бриллиантовое ожерелье из крупных камней, оправленных в серебро, которые перемежаются свисающими грушевидными жемчужинами. На потолке и стенах кабинета в то же мгновение заиграли сотни солнечных зайчиков. В углу на красном бархате футляра замечаю чёрное тиснение с двухглавым орлом.   – Это надо передать американскому послу в СССР, мистеру Дэвису. Он сейчас находится здесь в отпуске. – Эйтингон осторожно закрывает крышку и протягивает её мне.

"Фаберже… Жалко такую красоту отдавать. Стоп! Но почему я"?

– Товарищ Грозовский, что у посланника нет заместителя или как он там называется? – Возмущаюсь я.

– Советник-посланник, – мягко говорит он. – но дело в том, что колье должно быть вручено сегодня вечером во Флориде. У нас нет времени везти его в Вашингтон. К тому же об этой передаче никто, кроме самого посланника, из дипломатов знать не должен. Вопрос этот согласован с товарищем Сталиным и он дал распоряжение наркому задействовать тебя. Личный самолёт мистер Дэвиса уже летит в аэропорт Нью Арк…

– У него есть личный самолёт? – Футляр точно входит во внутренний карман моего пиджака.

– …Хм. Самолёт не совсем его, – улыбается Эйтингон. – он принадлежит его жене, Марджори Пост, владелице компании "Дженерал фудс", очень богатой женщине…

"Понятно, бедный муж – богатая жена… на уязвлённом самолюбии его и подцепили".

– Всё равно не понял, – трясу головой. – зачем мне самому лететь во Флориду? Можно просто передать посылку через доверенное лицо или лётчика.

– Дэвис пригласил Трояновского с женой несколько месяцев назад, – терпеливо объясняет мой собеседник. – во время визита посланник должен не только передать колье, но и получить взамен кое-какие сведения. Там же в Палм Бич у посланника должны были состояться ещё две встречи. В общем, всё это вам придётся взять на себя. Инструкции вы получите по дороге в аэропорт, а сейчас нам надо спешить: нас ждут в ателье здесь неподалёку. Не удивляйся, по твоим меркам, присланным из Москвы, там сшили тебе два костюма, но небольшая подгонка может потребоваться…

– Э-э…

– Нет, такие костюмы как твой, сейчас не носят. – Эйтингон расправляет плечи, демонстрируя свою прекрасно сшитую пару.

Пачки с долларами перекочевали обратно в саквояж.

– Его мы тоже возьмём с собой, – рука резидента погладила мягкую кожу сумки. – по коням…

Сквозь широкие двери бетонного, с вставками из кирпича, здания аэропорта, напоминающего по форме самолёт с отставленными чуть назад крыльями – корпусами, попадаю в зал ожидания. Эйтингон остался в машине, со мной пошёл его водитель с двумя дорожными сумками в руках. Внутри терминала немноголюдно, но шумно: несколько компаний стильно одетых мужчин средних лет, собравшихся у стоек с названием пунктов назначения, попыхивают сигарами и громко разговаривают и смеются. Прохожу к центру зала, пассажиры, вдруг разом замолчав, смотрят на меня, а сзади слышится стук женских каблучков.

– Хеллоу, диар. – Этот голос я точно не спутаю ни с каким другим.

Голос голосом, но узнать Олю, в стояшей передо мной девушке в бежевом деловом костюме, сложно, в этом совершенно не помогают: расклешённая юбка чуть ниже колена, глухой приталенный короткий пиджак, из под шляпки в тон с узкими полями видны прямые короткие чёрные волосы, половина её лица скрыта новомодными карл-цейссовскими солнечными очками (круглыми снизу и плоскими по уровню бровей вверху). Довершает картину афроамериканец у неё за спиной, согнувшийся под тяжестью двух кожаных чемоданов.

"Девушка собралась на день во Флориду слетать".

Не найдясь с ответом, целую подругу в щёку и её беру под руку.

– Мистер Ча-ганофф, – подглядывает в бумажку мужчина средних лет в синей авиационной униформе. – леди (галантно кивает Оле), самолёт к полёту готов, прошу следовать за мной.

Американские бизнесмены провожают нас завистливыми взглядами, ещё бы, мы направляемся к блестящему круглыми алюминиевыми боками "Дугласу" с большими чёрными буквами на хвосте "GF", припаркованному неподалёку от выхода на лётное поле.

Лайнер медленно плывет на юг вдоль изрезанного океанского берега, прямо над приливной линией, разделяющей его на зелёную и коричневую части. Мы сидим одни на на небольшом кожаном диванчике в просторной пассажирской кабине, занимающей почти половину фюзеляжа лайнера. Ровный гул двух мощных двигателей "Райт Циклон" надёжно заглушает наш с Олей разговор.

– Предполагается короткая встреча с послом в его поместье Мар-а-Лаго, – говорит она склонившись ко мне, держа в руке бокал шампанского. – это совсем недалеко от аэропорта Палм-Бич…

"Мар-а-Лаго? Что-то знакомое… Поместье Трампа"!

– Там ты передаёшь ему посылку, просишь у Дэвиса отвезти нас в отель "Брейкерс", где нас будет ждать некто Сэм Карповский, я его узнаю мне показали его фотографию, он подведёт тебя к Джеймсу Рузвельт, сыну президента, которому ты и передашь свой саквояж. Затем возвращаемся в поместье, а завтра утром самолёт доставит нас обратно в Нью-Йорк. Таков план. Вопросы есть?

– Не всё так просто, – отхлёбываю кока-колу из высокого бокала со льдом. – посол должен сообщить мне можно ли доверять Рузвельту-младшему. В зависимости от этого, я решаю передавать ли ему деньги… да-да, в саквояже полмиллиона долларов. Карповский – брат Полины Жемчужиной, гражданин САСШ, бизнесмен, лоббирует какой-то крупный проект в наших интересах. Оля надолго замирает, смотрит невидящим взглядом в широкий прямоугольный иллюминатор. Я в который раз машинально ощупываю футляр колье во внутреннем кармане пиджака.

– Что задумалась? – Обнимаю подругу за талию. – Надеюсь, ты не рассматриваешь всерьёз вариант с побегом с деньгами в Южную Америку? Нет? Ну тогда самое время подкрепиться. Привык, понимаешь, в круизе по Атлантике к регулярному питанию. Нужно пользоваться моментом, а то получат своё колье и выставят нас за дверь не покормив.

– Что за колье? Дашь примерить? – Смеющаяся Оля уже жмёт на кнопку вызова стюардессы.

Молодая стюардесса в тот же миг открывает дверь кабины, замечает мою руку на талии подруги, хмурится и краснеет.

"Блин, а нравы-то сейчас в Америке в основном пуританские".

– Простите, мисс…. – Быстро отдёргиваю руку. – Что у вас на обед?

– Слушай, это только мне показалось, что отбивная была жестковата? – Решительно закрываю футляр и прячу его в карман, так и не позволив Оле примерить ожерелье.

– А не веди себя как плей-бой… – подруга с сожалением провожает его глазами.

"Дуглас" плавно со снижением входит в широкий разворот, а мы прилипаем к иллюминаторам: от лаурного океана суша отделена узким метров двести в ширину зелёным островом и чуть более широким длинным озером, которые тянутся с севера на юг насколько хватает глаз. Бескрайний субтропический лес обступает немногочисленные виллы и домики, чьи разноцветные крыши тут и там протыкают зелёное одеяло, в центре которого выделяется большая красноватая прямоугольная заплатка – аэропорт городка Палм-Бич.

Ведомый опытной рукой нашего пилота, самолёт идёт на посадку и через минуту плавно приземляется. К нему от небольшого двухэтажного здания аророрта тут же стартует белый лимузин с открытым верхом. Прощаемся за руку с капитаном и через дверь в хвосте самолёта попадаем наружу.

Сорочка от липкой влаги прилипает к телу, не спасает даже поездка с ветерком: она длится не больше минуты по прямой как стрела асфальтовой дороге, включая ажурный металлический мост, перекинутый через озеро. Ворота поместья, отделанные рельефной жёлтой плиткой, открываются при нашем приближении, авто не останавливаясь проезжает под их сводом и по узкой дорожке направляется в сторону одноэтажного здания с черепичной крышей и возвышающейся над ней квадратной башней. Лимузин плавно останавливается у портика, а по небольшой каменной лесенке к нам уже спускается хозяин, невысокий лысеющий мужчина с небольшим брюшком в строгом чёрном костюме.

Представляюсь сам, представляю Олю, у посла крепкое рукопожатие, по всему видно что он рад нашему приезду. Приглашает в гостиную: рельефный потолок, с которого на длинных цепях свисают хрустальные люстры, витражи из цветного стекла с искусно вплетёнными в рисунок железными решетками на окнах, два каменных льва охраняют ступени, по которым сверху бежит вода из небольшого фонтанчика.

"Чем-то напоминает дворцы испанской знати".

Дэвис наливает Оле шампанского, собственноручно готовит для меня бурбон, справляется о здоровье посланника.

"Звучит уже как намёк".

– Лучше, – лезу рукой во внутренний карман. – да, вот кстати, он просил передать.

Хозяин просит прощения, он хочет пригласить супругу и торопливо исчезает за одной из дверей с футляром в руках.

– Чем вы занимаетесь, мистер Ча-га-нофф? – От больших внимательных глаз Марджори Пост, высокой худой тридцатипятилетней красавицы (на самом деле ей было пятьдесят), судя по всему не ускользнули мозоли и шрамы от ожогов на моих руках.

– Я – радиоинженер, миссис Пост. Недавно был назначен помощником министра радиопромышленности. – Не уверен что правильно подобрал западный эквивалент своей должности.

– А сколько же вам лет в таком случае? – Женщина возвращает маленькую фарфоровую чашечку на блюдечко.

Хозяева сидят на старинном диване перед журнальным столиком с мраморной столешницей, мы с Олей по его бокам на стульях с витыми ножками друг напротив друга.

– Двадцать четыре. – Накидываю себе год для солидности.

– Блестящая карьера. – Покачивает головой Дэвис. – Скажите, мистер…

– Зовите меня Алексей.

– … Алексэй, а вы не родственник Кирова?

– Нет, я не его сын, как пишут в газетах… – прячу улыбку за стаканом с холодным чаем (хозяева продолжают вопросительно смотреть на меня). – и никакой не родственник. Закончил университет, служил в министерстве внутренних дел, сейчас перешёл работать в министерство Радиопромышленности. Приехал в Штаты заключать контракты с фирмой "RCA".

– Я встала у руля "Дженерал Фудс" в двацать семь после смерти отца… – Вздыхает Пост.

– А вы, мисс?… – Переводит разговор Дэвис. – Расскажите свою историю.

"Блин, а вот об этом-то я и не подумал".

– Ольга… моя история ещё короче, – мило улыбается подруга, показывая ровные бедные зубы. – мне – восемнадцать. Я – вольнонаёмный технический работник в посольстве. Исполняю обязанности секретаря товарища Чаганова здесь в Америке.

"А никто, похоже, на меня и не надеялся"…

– Как вам понравилась еда в самолёте? – Оживляется хозяйка.

– Очень вкусная… – не напрягаясь врёт Оля.

– Говорила тебе, – Мэрджори поворачивается к мужу, тот закатывает глаза. – людям нравится еда из замороженных продуктов.

– Мне тоже нравится. – Запоздало поддерживаю подругу.

– Сдаюсь, вы победили. – Дэвис шутливо поднимает руки.

– Скажите, Алексэй, – смеётся хозяйка. – а в России замораживают еду?

– Только на крупных пищевых комбинатах, миссис Пост….

– Мэрджори, зови меня Марджори.

– Марджори, – неожиданно мне в голову приходит одна мысль. – для продажи в розницу у нас в стране нет инфраструктуры: холодильников в каждом продуктовом магазине, материалов для хорошей упаковки… (Пост согласно кивает головой). Вот, например, недавно в моём Бюро обсуждался вопрос, касающийся алюминиевой фольги и мне в голову пришла мысль: делать из неё тару для прохладительных напитков и пива. Согласно расчётов на одну банку ёмкостью в одну пинту уйдёт чуть меньше, чем полунции аллюминия.

– Полунции? – Недоверчиво бросает женщина. – Наша жестяная банка весит больше фунта.

– Алюминий очень пластичен, – продолжаю соблазнять главу "Дженерал Фудс". – мы у себя приспособили мощный пресс и из шестидюймового алюминиевого круга за секунду выдавили отличную тонкостенную пинтовую банку.

– И что же случилось с вашим проектом? – Равнодушно замечает она.

– Ничего не случилось, – вздыхаю я. – в стране нет алюминия.

– И вы не попробовали запатентовать свою идею? – Её равнодушие вдруг куда-то испарилось.

– Нет, не стал. Слишком много другой работы.

– А почему бы вам, Алексэй, не сделать это здесь в Штатах?

– "Овчинка выделки не стоит", как говорят у нас. Ваше патентное право не даёт возможности получать серьёзную прибыль иностранцам, а для советского гражданина – это вообще исключено.

– Хм, – улыбается уголками губ миссис Пост. – тут вы, Алекс, правы. Чтобы отстоять свои интересы в наших судах надо иметь значительные средства… Дорогой, мисс Ольга заскучала, покажи ей, пожалуйста, наш дом…

Посол, несмотря на его плотную колллекцию, живо подскакивает с дивана.

– … Давайте говорить на чистоту, – продолжает хозяйка после того как посол с Ольгой вышли из гостиной – я правильно поняла, что хотели что-то обсудить наедине? Так в чём ваш интерес?

"Проницательная женщина".

– Да, правильно, Марджори. Мой интерес и интерес людей из правительства, которых я представляю, в получении от вас консультаций и помощи в продвижении наших интересов в САСШ.

– Какого рода интересов? – Насторожилась она.

– Речь идёт об импорте американской промышленной продукции. Например, о приобретении алюминиевого завода. Зачастую мы просто не знаем к кому подойти, на какую кнопку нажать.

– Понимаю, – кивает она головой. – я немного знакома с обстановкой в алюминиевой идустрии, так как моя компания покупает в "Алкоа" алюминиевую фольгу для упаковки шоколада. "Алкоа" – монополист на нашем рынке. В связи с этим, насколько мне известно, в её адрес Государственный Департамент готовит обращение в суд с обвинениями в ценовом сговоре и других злоупотреблениях. Следующий год будет трудным для неё. Правительство, наверняка, будет давить на "Алкоа" чтобы она признала свою вину, в связи с чем станет вставлять палки в колёса с выдачей экспортных лицензий… Поэтому я бы посоветовала вам обращаться к её дочерней компании в Канаде. Я сама предпочитаю покупать там фольгу не только для своих канадских филиалов и хорошо знакома с руководством.

"Это я хорошо зашёл".

– Спасибо за совет, Марджори, со своей стороны буду рад встретиться с вашим техническим специалистом: в производстве этой банки есть несколько секретов.

– Отлично! – Миссис Пост поднимается и протягивает руку. – Надеюсь на дальнейшее сотрудничество. Пойдём искать наши половинки. Не смущайся, я сразу заметила как вы смотрите друг на друга…

– Почему ты не взял с собой саквояж? – Шепчет Оля мне на ухо, пока мы поднимаемся по лестнице отеля "Брэйкерс".

– Сложности… – отвечаю ей с закрытым ртом. – посол говорит, что президент не против построить для СССР линкор типа "Норс Каролайна" САСШ на негосударственной верфи, но морское министерство категорически против продажи какой-либо техники позднее 1930 года. Расходимся, покажешь мне Карповского, проверь всё вокруг и бегом звонить Эйтингону. Я на себя ответственность за полмиллиона брать не хочу.

Мы входим в сверкающее хрусталём люстр и белым мрамором лобби гостиницы.

– Ясно. – Оля отстаёт и прячется за мной. – Вон он, павлин в белом костюме с длинным носом.

"Павлин, говоришь… Есть что-то. Шёлк, лаковая кожа, золотые перстни. Цепи не хватает".

– Мистер Карп? – Спрашиваю его по-русски.

– Я, – его маленькие глазки тревожно осмотрели меня, забегали вокруг. – а где деньги?

– У нас проблема. – Вижу Оля останавливается у колонны неподалёку от нас. – Чтобы передать деньги мне нужны дополнительные инструкции, а точнее, прямой приказ начальства.

– Да какой к чёрту приказ?! – Окрысился он. – Я сюда сына президента вызвал! Ты вообще кто? Ты знаешь с кем имеешь дело? В Сибирь захотел? Где Трояновский?

– Трояновский заболел, а я своему начальству доложил (что было правдой, позвонил Эйтингону в Генконсульство и, как мог, кодовыми словами передал сообщение Дэвиса). – Равнодушно смотрю на разбушевавшегося "павлина". – Мои люди ждут ответа из Москвы.

– Сколько ждать?!

– Час – другой, я думаю…

"Эйтингон уже на "Бебо"".

– Ладно, – немного успокаивается Карповский. – но не минутой больше. Я иду сейчас в казино, там меня найдёшь…

"О чём это он? Азартные игры в Америке сейчас запрещены, за исключением, кажется, Невады".

– Хотя нет, идём со мной… – сделал движение что бы ухватить меня за рукав, но передумал наткнувшись на мой холодный взгляд. – в общем, рядом будь.

И неуклюже заковылял в сторону правого крыла огромной гостиницы на своих икс-образных с признаками плоскостопия ногах. У лифта оглянулся на меня и важно вошёл в кабину.

– Минус первый… – небрежно бросил он лифтёру.

– Тот же… – В лифт за мной заходит подруга, не отстававшая от нас ни на шаг. Карповский сразу делает на Олю стойку, пожирая её глазами. Мы благополучно проходим "фэйсконтроль" у двух жующих жвачку мордовороторов, дежурящих у наглухо закрытых железных дверей. Один из них поворачивает массивную ручку, дверь плавно открывается и наша троица попадает вовнутрь, в галдящий, блестящий, звенящий и дымящий мир порока. У самого входа справа нас встречают ровные ряды одноруких бандитов, слева – столы, где играют в блэк-джек, а прямо по курсу – рулетка.

"А неплохо тут".

Вентиляция и кондиционеры хорошо справляются с облаками сигарно-сигаретного дыма, выдыхаемого десятками разгорячённых мужчин и женщин, рассредоточившихся по огромному залу. Карповский картинно перед нами просовывает в окошко тысячедолларовую купюру, получает фишки и, горя от нетерпения, семенит в сторону игающих в блэк-джек, считается что это игра для местных интеллектуалов (в ней хотя бы немного думать надо), ну если не считать игроков в покер, которых, впрочем, в общем зале не увидишь – их удел тишина отдельных кабинетов. Оля за двадцать долларов получает кучку металлических жетонов для игры на автоматах и тревожно смотрит на меня.

"Не волнуйся, я уже другой человек. Гемблер и выпивоха остался где-то там, в другом мире. В конце концов, сама подумай, неиграющий человек в казино вызывает подозрение".

Телепатическое послание очевидно не доходит до подруги, её каменное лицо не смягчается: значит будет за следить. Моя горстка фишек поменьше чем у Карпа: всего десять двадцати долларовых. Игнорирую "одноруких бандитов", не сильно задерживаясь прохожу мимо играющих в блэк-джек.

"Так, дилер сдаёт карты из четырёх колод… Это, конечно, не проблема, с моими теперешними способностями я легко посчитаю вышедшие из игры карты в сотне колод, просто игра на выигрыш затягивается. Хуже то, что максимальные ставки ограничены сотней, а минимальные – одним долларом, получается пока дождешься момента когда на подходе хорошие карты, можешь остаться ни с чем, а если всё же дождался – много не отыграешь. Нет, мой путь – к рулеткам".

Останавливаюсь на минутку у гипсовой колонны в центре зала, обхватываю голову руками, как от внезапно возникшей острой головной боли (проходящая мимо официантка с подносом полным бокалов сочуственно морщится). Затем пять минут бесцельно брожу, дожидаясь когда все органы чувств включатся на полную мощнось.

"Всё, можно приниматься за дело".

У рулеточных столов многолюдно, возле них собираются по настоящему азартные игроки. Ставки тоже ограничены (наибольшая к наименьшей относится как один к двухстам), но есть нюанс: у разных столов разные минимальные ставки. Нахожу такой, где она начинается с двадцати долларов, встаю поближе к "котлу" и кладу левую руку на бортик.

– Делайте ваши ставки, господа! – Высокий худой крупье привычным движением толкает колесо рулетки.

"Как мне нравится американская рулетка! В отличие от европейской у неё два "зеро", казалось бы что хорошего, ведь шансы казино выросли вдвое. Это правильно, но нравится она мне упорядоченностью следования номеров на колесе. Судите сами: два зеро – один напротив другого чётко делят круг на две половины, после двух чётных идут два нечётных, а напротив чётного – следующёё по порядку нечётное. Американское колесо приобретает математическую строгость, не то что европейское, в котором всё через пень колоду".

Расфокусирую взгляд чтобы он мог одновременно охватить и циферблат моих швейцарских часов и один из шестнадцати брэйкеров на статоре (на старой американской рулетке это металлические полоски, на наклонной плоскости статора, которые останавливают шарик). Моя задача поймать момент, когда зеро поравняется с этим брейкером.

"Нет, вычислять круговую скорость колеса я не стану. Пока мне достаточно оценить насколько равномерно оно крутится… Угу, достаточно равномерно: полный оборот колеса примерно за три секунды, на первых двадцати оборотах никагого замедления не отмечаю"…

Крупье с силой вбрасывает на трекбол шарик из слоновой кости в направлении, противоположном вращению колеса.

"Блин, да где же он? Тень какая-то мелькнула"…

Скорость шарика обычно раз в пять выше, чем скорость колеса, но и теряет он её не в пример быстрее: пока она не упадёт ниже некоторого значения центробежная сила будет держать на трекболе, прижимая к стенке котла, затем шарик заскользит по наклонной плоскости фартука вниз, встретится с брэйкером окончательно потеряет скорость и рухнет на колесо, где и успокоится в лунке.

– Господа, ставки сделаны… – последние игроки бросают фишки на расчерченный квадратами стол. – ставок больше нет.

"То есть с момента вброса шарика, до момента закрытия стола проходит секунд шесть-семь – это два оборота колеса".

За данное время мне надо определить насколько быстро замедляется шарик, предсказать место, где он оторвётся от трэкбола и, соответственно, сектор колеса, который в тот момент будет находится напротив ближайшего на пути шарика брейкера. Для игрока с лазерным сканером и сотовым телефоном с соответствующим программным обеспечением (нужно за это время численно взять двойной интеграл, где переменными выступают углы поворота колеса и вращения шарика) – проще простого (результатом будет попадание в сектор из трёх ячеек с вероятность одна вторая), для обычного игрока это невозможно, для меня – не знаю, ещё не пробовал. Но всё же кое-что сказать по этому поводу можно уже сейчас: мои глаза не обладают точностью лазера, а мозги – скоростью компьютера, поэтому надо искать другое решение.

Перевожу своё внимание с циферблата часов на область трэкбола над выбранным брэйкером.

"Вот он"!

Белое вытянутое по горизонтали облачко (похожее на динное белое "тире") проскользнуло перед глазами на фоне чёрной стенки котла и скрылось из виду, через короткое время появилось снова, затем снова… С каждым новым появлением длина "тире" сокращалась, пока не превратилась в белую точку и сразу вслед за этим раздался звонкий удар шарика о брейкер где-то вне моего поля зрения.

– Да-а-м! – Стоящий рядом со мной высокий коротко постриженный мужчина лет тридцати в очках, огорчённо стучит сжатыми кулаками по бортику стола.

– Зеро! – Помощник крупье срывается с места и начинает обеими руками (в Америке дилеры не пользуются как в Европе лопаточками) сгребать разноцветные фишки со стола в круглое отверстие рядом с "котлом".

– Господа, делайте ваши ставки! – Начинается новый розыгрыш.

"Колесо крутится с той же скоростью, все движения крупье довелены до автоматизма"…

Полетел по кругу шарик из слоновой кости. Теперь моё внимание расщепляется: жду появления под брейкером зелёной ячеки зеро и в тот же момент фиксирую положение шарика на трэкболе. Периодичное появление зелёного пятна в поле зрения отсчитывает для меня равные промежутки времени (ведь колесо вращается с постоянной скоростью), размер и положение "тире" говорит о скорости шарика и его месте на трэкболе. Текущее положение шарика, кстати, которое определяется углом между брейкером и "тире", удобно измерять не в градусах а прямо в ячейках колеса.

Следующие три розыгрыша также проходят без моего участия. За это время мой сосед успевает проиграть добрую половину столбиков фишек, выставленных перед ним, а я определяюсь с моментом времени (когда тире сокращается в половину), в который можно более-менее надёжно предсказать номер брейкера, где шарик будет остановлен. Теперь остаётся определить взаимное расположение колеса и брейкера в этот момент и можно начинать грабить это казино. Ловлю на себе настороженный взгляд питбосса, стоящего сбоку от крупье: его можно понять, я занял место у стола и не играю.

"Пора начинать, не то вылечу отсюда не солоно хлебавши".

Поспешно лезу в карман за фишкой, достаю одну и ставлю её на "чёрное", изображая из себя новичка. Дело в том, что мои фишки обычные, а для рулетки каждый игрок должен иметь фишки своего цвета. Питбосс едва заметно усмехается, глазами даёт приказ помощнику крупье и тот мгновенно обменивает их мне.

"Красные… символично".

Стараюсь не выделяться из толпы крупными и рискованными ставками, примерно полчаса ставлю по одной фишке на "цвет" и "чёт-не чёт", нарабатывая "скилз". Передо мной всё те же двести долларов, единственное отличие – теперь я стараюсь делать ставку в самый последний момент, "на флажке". Поменялся крупье, пока подстраивался под него потерял шестьдесят баксов, но потом за один раз всё отыграл и даже заработал три сотни, поставив сотню на "дюжину". Мой экспрессивный сосед проигрывает последние фишки, я делаю сочувственное лицо.

– Джеймс, – кто-то нудит ему на ухо. – ты спустил уже пять с половиной тысяч. Может быть хватит играть? Завтра, нет уже сегодня, День Благодарения. Нам утром лететь в Вашингтон. Я обещал президенту…

"Президенту? Это что рядом со мной Джеймс Рузвельт, сын президента САСШ? Массивный подбородок, широкие скулы, нос уточкой, серые глаза. Похож. Да Карповский же мне говорил, что он здесь".

– Всё-всё, играю в последний раз и уходим, – частит как в горячке сын. – дай пару сотен взаймы.

– Джеймс! – Товарищ сынка неохотно лезет в карман, а к ним уже спешит помощник крупье с фишками в руках.

– Давай-давай, завтра всё отдам.

Оглядываюсь по сторонам: Оля неподалёку за крайним "одноруким бандитом" буравит меня тяжёлым взглядом, Карповского не видно.

"Ухожу… ухожу. Заключительный раунд. Ставлю все деньги: двести на "число" и двести на "столбец". Если повезёт, то выиграю семь двести на первой ставке и две четыреста на второй. Десять тысяч – неплохой куш. Предстоят разъезды, представительские расходы, покупки, суточных не хватит. С другой стороны, для владельцев казино эта сумма не такая уж и большая, убивать за неё не станут, к тому же"…

– Делай как я. – Поворачиваюсь к Рузвельту и шепчу одними губами.

– Господа, делайте ваши ставки. – Крупье на нас не глядит, питбосс тоже.

"Шарик… брейкер… колесо кружатся перед глазами, на мгновение замирая как в стоп-кадре. Белое облако на трекболе ужимается в половину, что тут у нас "34", брейкер напротив красной пятёрки, шарик сорвётся вниз через два с половиной оборота колеса, поправка на брейкер – либо "18", либо соседняя "31"… что-то подсказывает – "18"".

– Ставки сде…

Фишки уже в руках, два точных движения и два красных столбика занимают свои места на столе.

– …ланы, ставок больше…

Джеймс тоже успевает выставить свои золотые фишки рядом, как раз за секунду до слова "нет". Колесо и шарик ещё продолжают вращаться в "котле", а я закрываю глаза.

"Глухой удар, звонкий шлепок – шарик в ячейке".

– А-а-а! – Правое ухо глохнет от рёва. – Мы это сделали!

Попадаю в крепкие объятия Джеймса, со всех сторон к нашему столу устремляются игроки, наш питбосс хватается за голову, а к нам с приклеенной улыбкой уже спешит менеджер зала. Через пять минут, бросив по двадцатидолларовой фишке на чай на закрывшийся стол, с выигрышем в бумажных пакетах мы вслед за менеджером движемся к кассе. Нас провожают десятки завистливых взглядов.

– Мы так и не познакомились, – кассиры начинают подсчёт фишек. – Я – Джеймс Рузвельт.

– Алексей Чаганов.

– Так ты русский! – Сыну президента торжественно вручают увесистую пачку долларов.

– Я – тот самый русский, кото… – Мне не вручают деньги, а просто суют.

– Не понимаю.

Ищу глазами Карповского, но тот поспешно выходит из казино.

"Ах ты ж гад! Не было назначено никакой встречи с русским посланником! Узнал, что Джеймс будет здесь в казино… который, похоже, отсюда не вылезает и захотел изобразить передачу денег. А что, разводка не сложная: подплывает такой белый Карп к сынку, задаёт ему пару вопросов, типа, как пройти в библиотеку, извиняется, возвращается к ничего подозревающему курьеру и поясняет ему обстановку: "Клиент не хочет лично встречаться с "красным", но готов принять деньги от своего приятеля, уважаемого американского бизнесмена, то есть Сэма Карпа". Дырку от бублика ты получишь, а не пол-ляма. Я сказал"!

– … которого тебе послало провидение.

– В самом деле…. идём в бар, пропустим по стаканчику. – Заливается Рузвельт, поощрительно хлопая меня по плечу.

Бармен, издали заметив "сынка", быстрым шагом пересекающего лобби отеля, встречает его стаканом бурбона со льдом.

– Что будешь пить?

Лихорадочно пробегаю глазами по выставленным бутылкам.

– Баккарди, пожалуйста. – С трудом нахожу знакомое название на разноцветных этикетках.

– Ну расскажи мне свою историю. – Рузвельт седлает высокое кресло, знаком предлагает мне садиться рядом и делает большой глоток.

"История, история… всем нужна моя история".

– Так ты заместитель министра! – Брови "сынка" взлетают кверху, его язык уже прилично заплетается, а его товарищ начинает снова что-то шептать на ухо.

Оля появляется в моём поле зрения, достаёт из сумочки зеркальце и начинает внимательно осматривать своё лицо, при этом её правая рука начинает семафорить. Этому трюку, "дигитальной связи", она научила меня недавно: пять пальцев, прижатый палец – ноль, вытянутый единица. Итого, тридцать два знака, русский алфовит. Самое то, когда передатчик и приёмник в прямой видимости. Читать легко, а самому передавать – трудно. Мои пальцы такой подвижностью и близко не обладают.

– М-о-с-к-в-а п-р-и-к-а-з-ы-в-а-е-т н-е-м-е-д-л-я п-е-р-е-д-а-т-ь д-е-н-ь-г-и К-а-р-п-у. – Легко скользят пальцы подруги по шёлку её платья.

"Как передать? Этому жулику? Там же ещё не знают"…

Без всяких заморочек просто соглвсно киваю головой.

– Всё-всё, уходим, – Рузвельт с трудом поднимается, его качает, он лезе в карман жилетки и достаёт оттуда визитную карточку. – Алекс, это моя визитка. Звони…. а вообще, как ты это сделал?

– Расскажу, всё расскажу, Джеймс, но после… – Аккуратно поддерживая "сынка" с двух сторон, ведём его к выходу.

– Кто там? – Из-за дверей номера отеля раздаётся испуганный голос Карповского.

– Это я, мистер Карп, – делаю дружелюбное лицо и поднимаю руку с саквояжем, так как тусклое светлое пятно дверного глазка гаснет. – тот с кем вы сегодня встречались. Я принёс то, что вы просили.

– Положите у двери и уходите… – Через минуту слышится ответ из номера.

– Мне нужна расписка, – разговор ведётся на английском. – речь идёт о большой сумме.

– Заходите. – Недовольно шипит "родственник" по-русски распахивая дверь и пропуская меня вовнутрь.

– Учтите, я всё пересчитаю, до цента… – он зажигает верхний свет раскрывает сумку и его глаза загораются дьявольским огнём. – не какой-нибудь там…

– Конечно, считайте… – равнодушно подхожу я к окну, выходящему на океан, отдёргиваю занавеску и открываю форточку.

В прокуренную комнату полился свежий морской воздух.

– Всё правильно.

Журнальный столик оказался завален разорванными банковскими лентами.

– Пишите расписку: я такой-то, получил пятьсот тысяч американских долларов. Дата, подпись. – Прячу листок во внутреннем кармане. – Да и ещё, прошу вас, мистер Карп, не говорите о том, что я играл в казино моему начальству…

– Ладно, не бойся. – Его лицо расплывается в довольной улыбке.

– Да не на меня смотри, а по сторонам. – Ворчит подруга, стягивая через голову узкое платье.

– Всё спокойно, – поспешно отворачиваюсь я. – мы одни.

В нашей беседке, затерявшейся в безлюдном уголке большого тропического сада перед отелем, я отключил перед этим свет.

– Сумеешь? Всё-таки восьмой этаж. – Поднимаю голову чтобы охватить серую громадину гостиницы.

– Легко. – Рядом встаёт, одетая в чёрный облегающий спортивный костюм, прекрасная ниндзя. – Это только на первый взгляд кажется что стена гладкая…

– Букву "Д" спорола со свитера?

– Какую букву? – Покупается и перестаёт подпрыгивать подруга.

– Спортобщества "Динамо"…

799 Пятое Авеню, Нью-Йорк,

Генеральное косульство СССР.

25 ноября 1937 года, 20:00.

– Дальше… – Эйтингон трёт красные от недосыпания глаза, идёт к окну и закрывает тяжёлую штору.

В кабинете вице-консула наступает полная темнота, но через секунду под потолком загорается небольшая хрустальная люстра, освещая скромную обстановку, похожую на кабинет владельца американской компании средней руки и нас с Олей, сидящих рядом за длинным столом для заседаний.

– Дальше… пока товарищ Чаганов ездил за деньгами я следила за Карповским: он ни с кем не встречался, вернулся в свой номер… – Продолжила Оля. – Дальше, он передал саквояж Карповскому и вышел из номера. Я всё это время находилась снаружи здания у окна его номера на карнизном поясе, который идёт вдоль всего этажа, страховала…

– В платье на каблуках? – Язвительно усмехнулся Эйтингон.

– Нет, в спортивном костюме… – невозмутимо бубнит подруга. – его привёз товарищ Чаганов в саквояже, я переоделась в беседке в саду перед гостиницей. После того как Карповский остался один, он спрятал деньги в шкаф и позвонил по телефону, позвал энсина (младшее офицерское звание ВМС США) Уоррена и попросил того немедленно зайти к нему в номер…

– Как вы могли слышать Карповского если находились снаружи?

– … товарищ Чаганов по договорённости со мной открыл форточку. Я решила задержаться, послушать…

Эйтингон одобрительно кивает головой.

– … Через пять минут в номер зашёл высокий молодой мужчина лет двадцати пяти. Его лицо всегда было в тени, так как горела только настольная лампа. Карповский рассказал ему, что передача денег не состоялась…

– Прохвост! – Вырвалось у Эйтингона.

– … Моряк спросил Карповского о чём он говорил с Чагановым, – продолжает Оля монотонным голосом. – тот удивился, мол, с каким Чагановым? Где? Энсин пояснил: в лобби, с высоким молодым человеком. Карповский ответил: "Так это был Чаганов. Он просто подошёл, сказал что Трояновский заболел и денег не будет, ну и попросил отвезти его в казино".

"Повезло мне… Тут наши интересы с Карпом совпали".

– Дальше Уоррен стал расспрашивать Карповского, что ему известно о Чаганове. Тот отвечал, что когда отдыхал в Крыму подслушал разговор между товарищами Молотовым и Жемчужиной, что бюро Чаганова занимается секретной правительственной связью и что он получил огромную территорию в центре Москвы рядом с Кремлём для строительства, о привычках товарища Сталина. Затем энсин ушёл, а Карповский стал плясать как чумной, выпил стакан виски и заказал по телефону к себе в номер проститутку. После этого пошёл в ванную комнату. Я поняла, что Карповский – агент Разведывательного Управления Военно-Морского Флота САСШ, что он хочет присвоить деньги, ну и решила воспользоваться удобным моментом и вернуть средства. Ему, ведь, не выгодно поднимать шум.

– Так ты веришь, что морская разведка могла прохлопать как Чаганов входил в номер к Карповскому с саквояжем, а выходил – без?

– А почему нет? – Прихожу на помощь подруге. – Заходил я в отель с бокового входа, поднимался наверх по лестнице, никого в коридоре не заметил. Вполне возможно…

– Возможно. – Морщится Эйтингон.

– … к тому же, я перед отъездом просматривал материалы что известно об этой службе: по нашим оценкам их на весь флот не больше пары сотен. Всех – и разведчиков с контрразведчиками, шифровальщиков с дешифровщиками, радистов и переводчиков.

– Ладно, – резидент идёт к столу к столу и возвращается с кипой бумаг. – садитесь в разные концы и пишите отчёт о поездке. Ты, Алексей, особенно подробно о разговорах с послом и его женой, ну и, само собой, с Джеймсом Рузвельтом… Часа вам хватит, встречаемся в девять и продолжаем разговор.

– Да, уже иду… – Эйтингон кивает Аренсу, заглянувшему в кабинет.

"Похоже Москва вызывает. Да, заварили мы тут кашу: как бы ещё и Молотова не ушли… Оставил нас в одной комнате? Значит доверяет? Или просто понимает, что если бы мы захотели, то сто раз бы сговорились по дороге назад… Хм, что там был за вопрос: хватит ли нам часа"?

Поднимаю глаза на Олю.

– Даже не думай об этом. – Покусывает кончик карандаша она.

– Проверить по другим каналам эти сведения мы сейчас не можем, товарищ Сталин, – Берия повернул голову направо и смотрит прямо на вождя, избегая взгляда сидящего напротив Молотова. – нужно дать распоряжение по линии НКИД о встрече с послом Дэвисом кого-нибудь из наших дипломатов.

– Свяжитесь с Уманским… – Бросает раздражённо вождь.

– Чаганов не станет ничего придумывать, – замечает Киров, также не глядя на председателя СНК. – это глупо сочинять небылицы, когда твои слова можно легко проверить. Молотов тяжело выдыхает и опускает голову.

– Что же касается связи Карповского с американской разведкой, – холодно продолжает Берия. – то подозрения слишком серьёзные что бы можно было ждать. Предлагаю прекратить всякие контакты с ним, а людей с которыми он встречался срочно отозвать из Америки, кроме Чаганова, на него мы крепко расчитываем в некоторых вопросах. Но нужно насколько это возможно сократить его пребывание.

– И усильте его охрану. – Добавляет Киров.

– Спасибо, товарищ Берия, – Сталин кладёт на стол потухшую трубку. – на этом и порешим. Можете быть свободны.

– Скажи, Вячеслав, – дождавшись когда руководитель госбезопасности закроет дверь, вождь чуть склоняется над сидящим Молотовым и в упор тяжёло смотрит на него. – ты говорил с Полиной о Чаганове тогда в Крыму.

– Говорил, – Предсовнаркома не отводит глаз, затем после небольшой паузы добавляет. – готов понести любое наказание.

В кабинете повисает долгое тягучее молчание, Сталин тяжело опускается рядом на стул.

– Поступим так, – морщится с силой растирая левую руку. – этот вопрос на Политбюро выносить не будем, Товарищ Жемчужина от должности заместителя наркома пищевой промышленности освобождается без объяснения причин… (Молотов тихонько выдыхает), пусть пока посидит дома, подумает о своих поступках. Вы, товарищ Молотов, берёте к себе заместитетелем Предсовнаркома по тяжёлой промышленности Вознесенского (тот неохотно кивает).