Намерение

Глава девятнадцатая

Он завладел ее мыслями. Взял все ее чувства под контроль. Проник в каждую клеточку, собственнически заявляя право даже на дыхание. Пропадала в нем, теряя саму себя. Теряя ниточку, связывающую с реальностью. Отталкивая доводы и принимая альтернативную действительность. С ним. Пуля пронзила его руку, но боль просочилась в ее душу. Захватила, стягивая невидимыми сетями. Мешая вздохнуть. Напористо надавливая комком в грудной клетке. Физическая боль, что испытывал он, вернулась ей в двойном размере. Душевной. На несколько долгих минут ей показалось — она потеряла Ральфа навсегда. Вместе с тьмой овладел всем существом липкий страх. Холод приближающегося одиночества и самой большой потерей. Каким бы ужасным, несносным и непонятным ни был он, но это ее мужчина. Ее близкий человек. Тот, который показал ей свет в темноте. Прикосновениями. Ощущениями. Окутывая чарующим голосом. Просто нельзя всего лишиться. В один миг потерять частичку себя. Разрываясь в клочья.

— В чем моя вина, если охранник твоего отца промахнулся? Я стоял прямо перед его носом, — насмешливый тон заставил отстраниться, при этом Морганит обхватила талию мужа руками. Без рубашки. Ладони заскользили по горячей влажной коже. По твердым перекатывающимся мышцам. Напряженным мускулам. Вздутым венам на руках, поднимаясь выше. К плечам. Вздрогнул, схватив ее за запястье. Не убирая. Останавливая.

— Ты меня добить решила? — с сарказмом осведомился Ральф, но отчетливые нотки боли проскользнули в его тоне. Папа сказал, что пуля только задела, поцарапав руку, тем не менее тяжелое мужское дыхание настораживало. Как бешено стучащее сердце.

— Ты не благородный герой, чтобы кидаться под пули, — его же словами резанула Морганит, осторожно проведя кончиками пальцев по гладковыбритому подбородку мужчины. В сотый раз убеждаясь, кошмар остался позади. Пережитый ужас отступал от близости, как и страх уступал место раздражению. Пряча под ним другие бушующие эмоции. Выворачивающие наизнанку.

— Какая вы странная семейка! — слегка оттолкнул ее Ральф, торопливо зашагав в противоположную сторону. До слуха доносилось, как он, тихо ругаясь, открыл дверцу шкафа. — Вместо благодарности за спасенные жизни говорите совсем не по теме. Ладно, твой отец, но что с тобой не так? Неужели тебе сложно сказать «спасибо»? Если бы я не бросился под пулю, то или твой папочка лежали бы с дыркой во лбу или…ты.

— Ты спас меня? Снова? — то ли у себя, то ли у него спрашивала Морганит, судорожно вздохнув. Рыдания подкатили к горлу, мешая продолжить. Действительно, она сходит с ума. Еще час назад казалась проваливалась в бездну отчаяния, подхваченная лишь надеждой встретиться с ним вновь. Дергалась от любого шороха, отдаваясь полностью ожиданию прихода. Сейчас в его присутствии подменили на опять притворно отстраненного и безразличного игрока. Заглушала раздирающие изнутри признания. Обнажающие слабости. Показывающие, насколько бессильна перед страхом потери.

— Нет, я не твой герой, — возразил Ральф. — Забудь. Считай, что я исполнил долг мужа. Черт побери, где мое полотенце? Ты не видела…Проклятье! Извини, я…

— Не извиняйся, — прошептала Морганит. — Ты никогда не просил прощение, не надо и сейчас. Тебе досталась не только неблагодарная, но слепая жена. Никчемная.

Неужели она так сильно хочет его отдалить? Держать на расстоянии. Не подпускать ближе, невзирая на то, что сердце колотилось от случайного прикосновения. Дрожь охватывала от пряного аромата корицы. Пока он не пришел — тьма пугала сильнее. До чего тошно скрывать. Прятаться. Нет больше желания делать первые ходы. Бежать.

— Я очень плохая жена, — признала Морганит, и по щеке скатилась слеза. За ней вторая, переходя в громкий плач. Не сдерживалась, уткнувшись лицом в ладони. Рухнула на колени, горько принимая поражение. Ее слабость — это он. Ее сила тоже в нем. Что — то больше, чем любовь. Любовь — нечто легкое и невесомое, пробуждающее трепет. Он в ней возбуждал вихрь противоречивых чувств. Острую нужду. Зависимость на границе с болью.

Скорее почувствовала, чем слышала, как мужчина садится рядом на ковре. Шумно вдыхает, опуская ладонь на ее макушку. Поглаживает по волосам, пытаясь притянуть ближе, но она тряхнула головой. Выплакаться. Излить слезами всю боль. Выразить то, чему трудно подобрать верные слова. Любить — больно, но еще хуже сталкиваться с угрозой потерять.

— Ты не плохая, бабочка, — понизил голос Ральф. Все — таки удалось прижать к груди, и она с жадностью вдыхала запах его кожи. — Запомни — меня ты устраиваешь именно такой, какая ты есть. Разве я тебе не говорил, что выбираю всегда лучшее? Если бы ты не была особенной, то не стала бы моей женой. Я не представляю другую женщину возле себя.

— Почему ты считаешь меня лучшей? — по — детски шмыгнула носом Морганит, впитывая все, что он говорил. Необычно и непохоже на него. В тоне нет прежнего сарказма или грубости, присущей ему. Нет того холода, что порой исходил от него явно. Ледяное равнодушие, обычно, заменяющееся вожделением по ночам, уже растаяло. В теплых объятиях, согревая ее.

— Потому что ты остаешься настоящей, — пробормотал Ральф, поднимая ее лицо. — Красота — хрупкая и показная. Призрачная. Но то, что внутри тебя, это важнее. Твоя несокрушимость. То, как ты противостоишь мне, готова играть, только по — честному, важно. От того, что у тебя нет зрения, ничего не меняется. Не плачь. Терпеть не могу твои слезы.

— Будто ты часто видел меня плачущей? — выдавила, приложив усилия, сквозь слезы улыбку Морганит. — Я никогда не плакала ни перед кем, особенно перед тобой.

— Не сдавайся и теперь мне, — легко скользнул по ее губам. Не впился, как всегда, грубо, пробуждая в ней ответную реакцию. Жестокая страсть — название их отношением, только не в данный момент. Происходило иначе. Намного мягче и плавнее даже, чем поцелуи в той долине. Бушующий пожар превращался в пламя свечи. Впервые не обжигая, а именно придавая тепло.

— Я испугалась, — обняла за шею Морганит, проникаясь той нежностью, что дарил ей он. Неизвестно, сколько продлится это мгновенье. Насладиться сполна. Запомнить.

— Может, это была ошибка, что я выжил? — как — то странно бросил Ральф, уткнувшись носом в ее ключицу. Не напоминал обычного высокомерного и привыкшего подчинять мужа, которого постоянно хотелось доводить. Бесить. После — получать наказание в виде томительных медленных прикосновений. В чувственные места.

— Дурацкая шутка! — зарылась в волосы мужчины пальцами. — Я была так слаба, Ральф.

— Я не позволю тебе сломаться, но… — неожиданно отстранил, стирая влажные дорожки слез с ее щек. Выдержал паузу, прежде чем выдохнуть. — Ты боялась за меня?

— Да, за тебя, — не будет больше притворства и игры в безразличие. Не зря же считает ее настоящей. Ответит на каждый вопрос так, как велит сердце. Не мозг.

— Скажи мне, бабочка, какое место я занимаю в твоей жизни? Любовник или…муж? Ты говорила, что никогда не примешь меня, как мужа. Наш брак — игра. Тебе плевать.

Морганит прикрыла глаза, прокручивая мысленно последние события. Все равно, невзирая на сложившиеся обстоятельства, на появившиеся в нем изменения, не ощущала спокойствия. Твердой уверенности во взаимности. Если полюбила она, бросаясь без раздумий во власть незнакомого чувства, признавая и принимая, ответит ли он?..

— Мой законный муж, — от последнего предложения сгреб в охапку, наплевав и на полученное ранение, и то, что они расположились на полу. Настойчиво усадив на колени, давая возможность вплотную прильнуть. Зашипел, видимо, она случайно коснулась больного плеча. Не выпустил и пресек ее попытку занять другую позу. Прижиматься спиной к его груди.

— Ты принадлежишь мне, — его жар передавался ей. Охватывал всю. До каждой клеточки. — Повтори, бабочка, кому ты принадлежишь. Повтори! Сведя меня с ума окончательно!

— Я, Морганит Сальери, принадлежу моему мужу, Ральфу Вуду, — произнесла покорно она, связывая их имена. Прочно. — Кстати, не считаете ли вы, синьор, что мне следует сменить фамилию?

Не поняла, как оказалась вдруг на пушистом ковре. Возвращена в то же положение, в котором сидела. Поднялся на ноги, разбивая иллюзию создающегося счастья. Мира. Слишком быстро лишил ее желанного места в объятиях. Прекратил их душевную близость.

— Ты любишь своего отца? — внезапно спросил Ральф, схватив ее за кисть руки. Без предупреждения поставил на ноги, сметая пребывающее в них наваждение. Мираж. Не понимала, почему закончилось их сближение. Появившаяся искренность. Оборвалось.

— К чему ты сейчас задаешь этот вопрос? — недоуменно обратилась Морганит.

— Фамилию можно сменить, — в его интонации проскользнули железные нотки, знакомые. — Забыть обо всем и начать все сначала. Можно найти оправдание чертовой ошибке природы, но нельзя исправить стойкую позицию. Не понимаешь? Забудь, просто ответь.

— Он — мой отец, — если потом он приступит к допытыванию, как относится лично к нему, то перестанет скрывать правду. Откроется. Что сложится, то и примет, только на сей раз не смирится. Значит — придется завоевать любовь собственного мужа. Не довольствоваться исключительно страстью, а заставить его так же открыть сердце. Добиваясь от нее такого признания. Взращивая его в ней. Не имеет право не откликнуться.

— Ты любишь его? Ты сможешь от него отказаться, если возникнет необходимость? Разочароваться в нем. Потерять веру. Сегодня я хочу слышать только правду.

— Какие глупости ты говоришь, Ральф, — воскликнула ошарашенная девушка. — Конечно, я люблю его! Папа заменил мне маму. Он ни разу не давал мне почувствовать, каково это расти без материнской ласки. Ничто не заставит меня изменить мое мнение, что мой папа — самый лучший отец на свете. Почему ты молчишь? На что ты намекаешь? Ральф!

Ответом ей служил громкий хлопок двери. Последовавший окрик оттуда, сообщающий, что он умывается. Прикусила губу, судорожно размышляя о резком перепаде настроения ее мужа. Чуть не хлопнула по лбу от запоздалой догадки. Нет, разве это может быть?.. Хотя, учитывая собственнический инстинкт Ральфа и его привычку предъявлять право, как на собственность, он ждал иного ответа. Ни с кем не делить. Только его. Всецело.