Намерение

Глава двадцатая

Два часа ночи. Ральф не закрывал глаза ни на секунду, уставившись в потолок. Дело даже не в ноющей боли, не дающей заснуть. Не в том, что отказался от обезболивающего. Хотелось чувствовать физическую боль. Сильнее. Перекрывая душевную адскую, раздирающую ее пополам. Он осознанно выбрал путь, который погубил его жизнь. Месть и ненависть не приносили ничего, кроме зверского удовлетворения, но после непременно наступает расплата. Готовился принять за триумфом пустоту. Заполнить ее воспоминаниями о пережитом. Работой. Чем угодно, но не ожидал столкнуться с пронизывающей болью. От немыслимого притяжения к женщине, в жилах которой текла ненавистная кровь. Частица мужчины, изнасиловавшего его мать. Предавшего отца. Отобравшего коварным и лживым путем имущество. Деньги. Плевать, чья она — дочь. Ральф изменил бы план. Поменял. Выбрал альтернативный вариант, не отпуская ее. В первую очередь теперь, Морганит — его жена. Необычная девушка. Начиная от ее редкого и странного имени и заканчивая ее упрямым характером. Хрупкостью, что таилась под ее непоколебимостью. Не ошибся, считая, что она — идеальная спутница. Его отражение. Лучшее и не испорченное. Не исковерканное и не покрытое шрамами прошлого. Не пропитанная ядом презрения. Преследуя только одну цель. Быть сильной девочкой. У нее получилось. Впервые Ральф согласен изменить собственные взгляды. Принять кого — то, подпуская ближе. Разрешая ей дотронуться до осколков разбитого сердца. Дать попытку склеить. Прекрасно знал, что его жена способна собрать воедино расколотое много лет назад. Оживить. Заново заставить искренне чувствовать. Любить. По — настоящему.

Ирония жестокой судьбы. Никакая чертова фортуна не помогла. Она — Морганит Сальери. Принадлежит ему, как законная жена. Как единственная женщина, сумевшая пробиться через его принципы. Вытаскивать по невидимым кускам из чернеющей отравленной души остатки нежности. Заботы. Отчаянно борясь с ним, превращаясь в противоядие, от которого он обязан отказаться. Сам. Изменить фамилию, чтобы не осталось связи с семьей Сальери, забывая умышленно обо всем, но этого не хочет она. Не откажется. Не предаст. Правосудие, словно смерть, не щадит никого. Ни того, кто собрался его совершить, ни того, кому уготовлено. Ни слабых, ни сильных. Уничтожает всех. Раньше не замечал, с торжеством и высокомерием выходя из зала суда. Непобедимым. Несокрушимым. Не в этом случае. Его дело. В него вмешались. Безжалостно спутывая карты и разрушая стратегию. Вмешался сильный противник. Невидимый, поэтому его сложнее одолеть. Всепоглощающий. Скрывающийся и невидный. Его вспыхнувшее чувство. Именно к ней.

Замер, когда холодные пальцы пробежались по его животу, отодвигая небрежно брошенную шелковую простыню. Поглаживающими движениями поднимались к груди, и он на мгновенье зажмурился. Словно втирала в разгоряченную кожу прохладительный бальзам, убирая сковавшее напряжение. Во рту пересохло. Язык перестал подчиняться, чтобы остановить словом. Принудить ее прекратить угрожающие выпустить на волю с трудом сдерживаемые эмоции ласки. Он и так прилагал нечеловеческие усилия, чтобы лежать рядом с ней. Не трогать. Не обнимать. Просто слушать размеренное дыхание и вдыхать сладкий аромат. Не пытаться даже случайно задеть. Балансировать на грани. Соблазняла. Гладила его тело, изучая. Сколько раз проделывала подобное, доводя до апогея взрывающихся желаний, пока он не брал инициативу. Лежал, не шевелясь, едва различия, как она приподнимается. На локтях. Ощутил, как на грудь медленно опускается ее голова. Принимает удобную позу, скорее инстинктивно, стараясь не касаться его плеча.

— Ты проснулась, — то ли спрашивал, то ли подтверждал Ральф, не торопясь обхватывать тонкую талию. Как обычно, после бурных занятий любовью, когда она устало ложилась на его руку. — Что случилось? Ложись на свою сторону. У меня раскалывается голова.

— Не будь занудой, — поддела Морганит, не скрывая откровенные нотки веселья. Его же маневр использовала. — Моя сторона находится там, где мой муж. Тебе тоже не спится?

— Ты вошла во вкус, играя в королеву, — бросил Ральф, стараясь придать тону хладнокровия. Не вышло. Издевается над ним, изводя мучительными предложениями. Трудно не реагировать на сладкий голосок, признающий, что не только она в его власти. Разделят вместе. Самообман заключен в нем. Привыкший к одиночному существованию, мысль, что вернется в прежнее время, вызывала отвращение. Одиночество не устраивало.

— Тебе не нравится? — выдохнула Морганит, оставляя невесомый поцелуй на том месте, где тяжело билось его сердце. — Я не жалею о том, что согласилась выйти замуж за такого неразговорчивого мужа. Твое молчание тоже одна из тайн. Без которых мне уже не жить.

— Зато ты слишком болтливая сегодня, — проговорил он. Провел ладонью по ее обнаженному плечу. Нежная кожа, казалось, обжигала ладонь. — Что ты хочешь сказать посреди ночи?

— Ночь — это единственное время суток, когда ты близок ко мне, — ее так же тянуло к нему. Намного даже сильнее. У нее нет никаких преград. — Утром ты уйдешь на работу и вернешься только к вечеру. Избегая разговоров со мной. А мне так много надо рассказать.

Наивное создание. Еще и не знает, что завтра кардинально изменит многое. Между ними пропасть. Ее нельзя пересечь. Пройти. Броситься в нее только безумец. Не он.

— Говори сейчас, черт побери, — не выдержал Ральф, глубоко вздохнув. — Прямо скажи.

— Мне недостаточно быть твоей любовницей. Ты оказался прав, Ральф Вуд! — повторила его жена. Дразнила, забавляясь его реакцией. Пульс зашкаливал от приближающейся догадке. От победы, что вот — вот обрушится на него. Вожделенной, при этом почему — то не приносящей триумфа. Волнения и затаенного азарта. Будто ему, действительно, необходимо это слышать. Будто вовсе не игра.

— Продолжай, — прошептал Ральф, поведя плечом. Застонал, стоило мышцам снова заныть.

— Тебе больно? — попыталась приподнять голову Морганит. Пресек, одним движением обратно вернув на тяжело вздымающуюся грудь. Зарылся в разметавшиеся по нему длинные волосы, жадно пропуская их сквозь пальцы. Наслаждался скольжением, запоминая эту минуту. Отпечатывая в памяти. Не догадывается, к чему приведет ночь.

— Не переводи тему, — бросал некий вызов он. — Столько всего намеревалась рассказать, а сейчас молчишь. В чем я был прав? Нет, я не дам тебе заснуть. Ты переигрываешь и…

— Я люблю тебя, Ральф! — не дала ему договорить Морганит. В спальне, погруженной в темноту, повисла тишина. Не нарушаемая и перехватившим дыханием. Признание — козырь, который теперь у него. Воспользоваться и уничтожить ее. Поломать. В ушах звенел ее голос. Признание, которое превратило его в одержимого наркомана. Ожидающего дозу, растягивая минуты в бесконечность. Зная, что получит ее, все равно не в силах был дождаться. И вот она призналась. Без сил. Давления. Вновь сделала свой выбор. Пора завершить игру с ней. Не мог произнести ничего. Довести план до конца.

— Ты уже понял? — продолжала Морганит. — Я поняла только сегодня, едва не потеряв тебя.

— Мне нужно принять таблетку, — вдруг хрипло выдал Ральф, призывая ее выпустить его из объятия. К удивлению, она послушно отстранилась от него, давая возможность спустить ноги на пол. Впервые жалел, что поставил табу на алкоголь. Запрет. Напиться до помутнения рассудка. До одури, лишь бы забыть об этом признании. До завтра отключиться.

— Зачем ты так? — растерянно начала Морганит. — С самого первого дня ты ждал, что я полюблю тебя. Когда это случилось, ты уходишь? Ты ничем не ответишь мне?

— А я должен верить тебе? — легкие пульсировали от скопившегося воздуха. Не было сил выдохнуть. Останется победителем без души. Ведь с ней погибнет самая живая часть него.

— Не верь мне, но верь моим чувствам, — уверенно отчеканила Морганит. Он тоже может проиграть ей, если допустит слабости лишить его контроля. Почти увенчалось успехом — он никак не разбивал ее мечты. Не топтал предложенную любовь. В грязь. Не унижал.

— Ты играешь не по правилам, — рывком вскочил. Услышал, как сзади раздались шаги. Поравнялась с ним. Наощупь или по привычке — встала напротив. Скрипнул зубами, всматриваясь в освещенные просачивающимся лунным светом черты лица жены. В тонкой черной кружевной ночной сливалась с окружающей тьмой. С нескрываемым сожалением разглядывал хрупкую фигурку. С раздирающей изнутри виной. За то, что принесет ей. Хорошо, что она не видит его. Незачем ей запоминать взгляд раненого охотника, сраженного своим же оружием. Будет впитывать ее такой. Любящей и не преданный.

Видел, что с каждым разом злость в ней росла. Замечал, как место милой и невинной девушки занимал иной образ. Копия его самого. Только зеленые глаза не менялись. Пустые. Без проблеска эмоций, но на мгновенье показалось, что они почернели. Приобрели другой оттенок. Темная зелень.

— Любая игра хороша до тех пор, пока не коснется чувств, — уловил тайный подтекст. Ты близишься к проигрышу, Ральф Саймон Вуд. Против нее ты не пойдешь. Не сломишь.

Он издал короткий смешок и резко прижал ее спиной к стене. Подушечками пальцев провел по розовым губам. Заглядывал в зрачки в поисках отражения себя. Как в зеркало.

— Конец этой игры причинит тебе боль, — погладил ее щеку. Обхватил рукой тонкую талию, обтянутую кружевной тканью, неожиданно крепко обнимая. Впечатывая в тело, наплевав и на ранение, и на ноющее плечо. — Она глубоко ранит тебя и оставит шрам, но ничто не разобьется так, как твое сердце.

— Мое сердце может разбить только в одном случае, — не уступала ему Морганит, так же неистово прильнув к нему. Вдавливал хрупкую жену так, словно она проникла бы в него. Никогда еще не обнимал, осознанно расставаясь с контролем. — У всех есть тьма. У одних она запрятана в душе — ее легко скрыть. У других — нет шанса убежать от нее. Приходится принять. Мое сердце не выдержит только, если…

— Если — что?

— Если ты уйдешь и не вернешься, — закончила Морганит, дрогнув на последнем предложении. Терпи, Ральф, терпи. Ты сам это разрешил. Дал слабинку. Оттягивай момент, когда или проигрыш, или победа поставят отнимут ее.

— Ты совсем не боишься меня? — разъединяя руки, Ральф прижался горячим влажным лбом к ее лобику. Контраст двух противоположностей. Как они.

— Я не боюсь тебя, но боюсь за тебя.

— А я боюсь себя, — сумел все же втянуть воздух в ноздри Ральф. — Потому что руки, которые обнимают тебя, забыли, что такое нежность, забота и тепло. Забыли, что держат живое существо. Со мной очень непросто, бабочка. Я ненавижу ложь от других, но сам…

— Это еще я много говорю ночью? — как легко она сменяла напряженность и трагичность на непринужденность. Как легко переплела их пальцы и повела к кровати, а он, зачарованно следя за ней, повиновался. Чего бы ни попросила она в эту проклятую минуту, он исполнил бы. Ее любовь. Ее вера. Ее невесомость. Они превращали девушку в бабочку. Которая доверчиво прилетела к нему. Села на его раскрытую ладонь, и остальное зависит от него. Сжать кулак, ломая крылышки. Сохранить ее в целости. Не отпуская