Как грустно — Никогда!
Как сладко — Никогда!
Как странно — Никогда!
На валуне замшелом сидя у ручья,
Лишь сорную траву повсюду видел я;
И вдруг почувствовал — кровь прилила к вискам,
И слезы хлынули, подобно ручейкам.
Где дни счастливые? — Исчезли без следа.
Когда вернется счастье? — Никогда!
Лагерь заполнен боевыми колесницами, лошадьми и легионами длинноволосых солдат…
Королевский шатер выделяется среди прочих варварским великолепием. Его полотняные стены провисают под тяжестью навешанного на них оружия. В центре его, на возвышении, стоит покрытый шкурами трон, на котором восседает огромный, дикого вида воин. Он любуется захваченными в бою пленными, которых вереницей проводят перед ним. Их судьба целиком зависит от прихоти бессердечного деспота.
Но вот одна пленница обращается к нему со страстной обличительной речью… Он слушает с напускным спокойствием, но глаза его постепенно наливаются кровью от ярости, а мужественное лицо искажает злобная и жестокая гримаса. Весь его облик: испепеляющий взгляд, спутанные волосы, наполовину прикрывающие нахмуренный лоб, дородное тело с напрягшимися сухожилиями и пальцы рук, впившиеся в поверхность щита, лежащего на правом колене, — все свидетельствует о затаенной ярости, заметив которую один седовласый воин сказал своему соседу:
«Святой прорицательнице не стоит рассчитывать на милость Хлодвига!»
То была старая женщина с выцветшими растрепанными волосами, ниспадавшими на худые плечи. Она стояла между двумя воинами-бургундцами, гордый и бесстрашный взгляд ее вдохновенных черных глаз был устремлен прямо в жестокое лицо коварного сына Хильдериха — бывшего принца, а ныне — короля франков.
«Сейчас ты велик и могуч, король, — звучал ее громкий, звенящий голос, — но дни твои сочтены, и жить тебе осталось всего три года. Ты родился на свет злодеем… ты предал своих друзей и союзников и у многих отнял короны, принадлежавшие им по праву. Ты перебил своих ближайших родственников; к копью и мечу — оружию честного боя — ты всегда добавлял кинжал, яд и измену; трепещи же ныне перед служительницей, Нертус!..[145]»
«Ха-ха-ха!.. Старая ведьма! — засмеялся король недобрым, зловещим смехом. — Поистине ты выползла из брюха своей богини-матери. Ты не боишься моего гнева? Хорошо. Но еще меньше мне страшны твои глупые угрозы… Ведь я — крещеный христианин!»
«Да, да, — подхватила сивилла, — все знают, что Хлодвиг отрекся от богов своих предков, что он не верит больше предостерегающему голосу белого коня Солнца и из страха перед алеманнами приполз на коленях в Реймс к Ремигию[146], прислужнику назореян. Но разве твоя новая вера сделала тебя лучше? Разве не убивал ты своих братьев, которые так верили тебе, и до, и после своего отступничества? Разве не клялся ты в дружбе Аларику, королю вестготов, которого ты предательски заколол копьем в спину, когда он храбро сражался с врагами? Или, может, это твоя новая вера и новые боги подсказали твоей черной душе плести козни против Теодориха[147], который не считает тебя равным себе?.. Берегись, Хлодвиг, берегись! Ныне восстали на тебя боги твоих предков! Берегись, говорю я тебе, ибо…»
«Женщина! — воскликнул в ярости король. — Женщина, оставь свою глупую болтовню и ответь мне: где сокровища, которые твои друзья — прислужники Сатаны — собирали в своей священной роще и спрятали, когда их изгнал оттуда святой Крест?.. Только ты это знаешь. Отвечай, или, клянусь небесами и преисподней, я забью тебе в глотку твой поганый язык!..»
Но она как будто не заметила угрозы и так же спокойно и бесстрашно продолжала свою речь, словно король и не говорил ей ничего.
«…Боги говорят, что ты проклят, Хлодвиг!.. Ты снова родишься на свет в окружении твоих нынешних врагов, и тогда на тебя обрушатся все страдания, которым ты подвергаешь теперь невинных людей. И вся та сила и власть, которую ты у них отнял, будет ждать тебя впереди; ты будешь тянуться за ней, но так и не достанешь!.. Тебя ждет…»
Но прорицательница так и не успела рассказать Хлодвигу о наказании, ожидающем его в будущей жизни.
Со страшными проклятьями, похожий на разъяренного зверя, король вскочил со своего покрытого шкурами трона, бросился, как леопард, на свою несчастную жертву и одним ударом сбил ее с ног. Обернувшись, схватил он свое острое, смертоносное копье, а «святая» из племени солнцепоклонников успела в это время выкрикнуть свое последнее проклятье:
«Проклинаю тебя, враг Нертус! И пусть твои предсмертные муки будут десятикратно тяжелее моих!.. Пусть великий закон отомстит…»
И тут тяжелое копье пронзило горло несчастной, пригвоздив к земле ее голову. Фонтан горячей крови вырвался из зияющей раны, забрызгав несмываемыми алыми пятнами короля и его солдат…
Время — путеводная веха для богов и людей в безграничном просторе вечности, убийца, пожирающий собственных детей и самую память человеческую, непрестанно движется вперед беззвучными шагами через зоны и века… И среди миллионов других Душ перерождается та самая Душа-Эго: для радости или для страданий, кто знает?! Пленница своей новой человеческой Формы, она растет вместе с нею, пока обе они наконец не узнают о существовании друг друга.
Безмятежны годы цветущей юности, не знающей ни нужды, ни скорби. Она не знает ни прошлого, ни будущего. Для нее существует только лишь радостное настоящее, ибо Душа-Эго даже не догадывается о том, что когда-то жила в других человеческих оболочках и что когда-нибудь вернется сюда снова. Ей не хочется задумываться даже о завтрашнем дне.
Ее Форма спокойна и довольна. До сих пор она еще не доставляла Душе-Эго сколько-нибудь серьезных неприятностей. И счастье ее обусловлено вечно невозмутимым и доброжелательным спокойствием ее характера, которое она распространяет вокруг себя повсюду, где бы ни появилась.
Это и в самом деле очень благородная форма, и сердце ее действительно преисполнено благожелательности. Никогда еще она не становилась причиной сильных потрясений для Души-Эго и вообще ни разу серьезно не нарушала спокойствия своего владельца.
Первые две дюжины лет пролетают незаметно, как долгая, но приятная прогулка по залитым солнечным светом дорогам жизни, окруженным вечно цветущими розами, у которых нет шипов. Редкие горести, выпадающие в это время на долю близнецов — Формы и Души, представляются им скорее бледным светом холодной северной луны, за пределами которого тени кажутся еще чернее, нежели непроглядной темнотою ночи — ночи безнадежности и отчаяния.
Сын государя, рожденный, чтобы унаследовать когда-нибудь королевство своего отца, окруженный с колыбели уважением и почестями, обреченный на всемирное признание и уверенный во всеобщей любви, — чего еще может желать Душа-Эго для Формы, в которой ей предстоит жить?
И Душа-Эго просто наслаждается жизнью, спокойно разглядывая панораму вечно меняющегося окружающего мира из своей неприступной башни через два широко распахнутых окна — два добрых голубых глаза любящего и милосердного человека.
Но однажды дерзкий и жестокий враг начал угрожать владениям его отца, и варварские инстинкты средневекового воина снова пробудились в Душе-Эго. И вот она покидает свой цветущий мир грез и заставляет земное Эго взять в руки клинок, уверяя его в том, что это необходимо для защиты его страны.
Так, заставляя друг друга действовать, они разгромили врага и покрыли себя славой. Надменный враг был растоптан и унижен. За этот подвиг история увенчала их неувядаемыми лаврами, положенными доблестным победителям. Они растерзали поверженного недруга и превратили маленькое королевство своего отца в великую империю. И тогда, убедившись в том, что на этот раз им не удастся достичь большего, вернулись в свое уединение — к себе домой, в свой мир грез.
Следующие три пятилетия Душа-Эго провела в своей уютной башне, лучезарно улыбаясь из ее окон окружающему миру. Небо над ее головой было, как и прежде, безоблачным, а горизонт устлан неувядаемыми, как ему казалось, цветами силы и здоровья. Жизнь представлялась безмятежной, как зеленый весенний луг…
Но в любой жизненной драме всегда припасен про запас «черный день». Его не миновать ни королю, ни нищему. Он оставляет след в судьбе любого смертного, рожденного земною женщиной; и его нельзя ни прогнать, ни обмануть, ни умилостивить. Здоровье — это капля росы, которая падает с неба, чтобы оросить земной цветок лишь на заре его жизни — в весеннюю и летнюю пору… Век росинки недолог, и вскоре она возвращается туда же, откуда пришла, — в невидимые сферы.
Как часто внешней красотою
Бывает тайный скрыт порок.
Так розу исподволь порою
Незримый точит червячок…
Песок в часах, отсчитывающих время человеческой жизни, начинает сыпаться быстрее. Червячок уже погубил цветок здоровья, поразив его сердцевину. И вот в один ужасный день сильное тело оказывается прикованным к тернистому ложу неотступной боли.
Душа-Эго больше не лучится улыбками. Теперь она молча сидит и с грустью смотрит на мир из своей темницы, и мир кажется ей мрачным, потому что на него наброшен саван страдания. И Душа видит в этом сумраке приближение вечной ночи.
Прекрасен берег внутреннего моря! Бесконечную цепь изрезанных прибоем черных скал окаймляют золотые пляжи и голубые воды залива. Их гранитная грудь стойко выносит жестокие удары северо-западного ветра, защищая виллы богачей, гнездящиеся у их подножия с внутренней стороны. А на открытом побережье сгрудились наполовину развалившиеся хижины бедняков. Их грязные стены, кажется, вот-вот рухнут под напором ветра и яростных волн. Но они лишь исполняют великий закон: выживает сильнейший. Так для чего же тогда заботиться о них?
Прекрасно утро, когда первые золотисто-янтарные лучи солнца целуют величественные береговые скалы, когда трепещет, почувствовав ласковое прикосновение света, розовый бутон, а земля и небо улыбками приветствуют друг друга. Прекрасна песня жаворонка, только что пробудившегося от сна в своем теплом гнездышке и пьющего утреннюю росу из раскрывшихся цветов. И только Душа-Эго печально взирает на красоту просыпающейся природы, сидя на тахте подле широкого окна эркера.
Приближается полдень, тень от солнечных часов медленно, но верно подползает к отметке, указующей послеобеденный отдых, и наступает покой! Жаркое солнце разгоняет облака, воздух становится прозрачным, последние лоскутки утреннего тумана цепляются за вершины гор, но и там не находят спасения. Вся природа отдыхает, разморенная полуденной жарой. Смолкает щебет пернатых стай: пестрые крылья птиц безвольно опускаются, отягощенные дремотой головы склоняются вниз. Жара усыпляет всех. Даже утренний жаворонок снова устраивается в своем гнезде, свитом у обочины в кустах, посреди цветочного моря, под ветвями граната и душистого средиземноморского лавра. Неугомонный певец на время забывает о силе своего голоса.
«Завтра утром он будет петь так же радостно, как и сегодня! — вздыхает Душа-Эго, прислушиваясь к затухающему жужжанию насекомых над зеленым дерном. — А что будет завтра со мной?»
Пропитанный ароматами цветов ветерок едва раскачивает верхушки деревьев, обступивших виллу плотной стеной. Но взгляд Души-Эго останавливается на одиноко стоящей пальме, поднявшейся из трещины в замшелой скале. Когда-то прямой, цилиндрический ствол изогнулся и растрескался под еженощными ударами все того же северо-западного ветра. Огромные листья устало поникли, и голубоватый спокойный воздух не в силах взбодрить их, несмотря на все свои старания. Все тело пальмы трепещет от ветхости, и кажется, что нового порыва ветра она уже не выдержит — переломится пополам.
«И тогда ее ствол рухнет в море. Когда-то это была величественная пальма, но скоро ее не будет», — говорит сама себе с тоскою Душа-Эго, привычно глядя из окна.
К вечеру холодная старая вилла снова оживает. Тень от солнечных часов с каждой минутой становится все длиннее, и живая природа в эти прохладные часы, предшествующие наступлению ночи, активизируется как никогда в течение дня. Птицы и насекомые щебечут и жужжат последние предзакатные гимны вокруг высокой и все еще крепкой Формы, которая медленно прогуливается перед сном по гравийным дорожкам. На сей раз ее тяжелый, тоскующий взгляд направлен на лазурную гладь спокойного моря. Солнечные лучи исполняют на его поверхности свой прощальный танец, и залив сверкает, как украшенный бриллиантами синий бархатный ковер. Море, спокойное и ласковое в своей обманчивой красоте, до самого горизонта раскинуло, подобно огромному зеркалу, свои прохладные воды, соленые и горькие, как человеческие слезы. Его предательское спокойствие напоминает сон огромного чудовища, никому не раскрывающего мрачные тайны своих бездонных глубин. И разве море — не одна бескрайняя могила для миллионов людей, сгинувших в его пучине
«Без слов напутственных, без урны гробовой»[148]?
К нему печальные останки некогда благородной Формы направили свои шаги, потому что знали — скоро пробьет и их час, и мерный похоронный звон возвестит о том, что душа отлетела наконец от своей оболочки. Весть о кончине последней разнесется по свету миллионами трубных гласов. Все будет обставлено с должной торжественностью: короли, принцы и прочие сильные мира сего сочтут своим долгом присутствовать на похоронах или же пришлют своих представителей, которые со скорбным выражением лиц выразят соболезнование тем, кого покойный оставил на земле…
«Хоть в чем-то мне повезет больше, чем этим — «без слов напутственных, без урны гробовой»», — горько усмехнулась про себя Душа-Эго.
Так проходил день за днем. Быстрокрылое время ни на миг не прерывает свой полет; и с каждым часом все тоньше становятся нити, из которых сплетена ткань ее жизни, и Душа-Эго чувствует, как постепенно меняются ее взгляды на людей и на вещи. Подвешенная между двумя вечностями, тоскующая вдали от родины и одинокая в окружении врачей и прислуги, Форма с каждым днем становилась все ближе к своему Духу-Душе. Новый, необыкновенный свет, неведомый, да и недоступный в дни радости, незаметно нисходил на утомленного узника. И теперь он мог видеть то, о чем раньше даже не помышлял…
Как восхитительны, как загадочны весенние ночи на морском берегу, когда стихают ветры и успокаиваются стихии! В природе царит торжественная тишина. И только серебряный, едва уловимый шелест волн, набегающих на мокрый песок и нежно целующих каждый камешек и каждую ракушку, ласкает слух, навевая мысли о ровном и глубоком дыхании спящего великана. Каким маленьким, ничтожным и беспомощным чувствует себя человек в эти бесшумные часы, стоя между двумя великими мирами — раскинувшимся над головою куполом звездного неба и дремлющей под ногами земной твердью. И небо и земля погружены в сон, но души их бодрствуют и шепотом пересказывают друг другу сокровенные тайны. И кажется, что природа приоткрывает завесу, являя нам свою оккультную сторону, и делится с нами секретами, которые мы ни за что не смогли бы выпытать у нее при свете дня. Такой далекий и недоступный днем небесный свод как будто приближается к земле и склоняется над нею. И звездные луга заключают в объятия своих более скромных земных сестер — ромашковые поля и спящие зеленые долины. Звездный купол упал в объятия такого же огромного и спокойного моря; и миллионы звезд смотрятся, как в зеркало, в каждый пруд или озерко и плещутся в их водах. Истерзанной страданиями душе эти мерцающие искорки небесного света кажутся глазами ангелов. С невыразимой печалью смотрят они на страждущее человечество. Нет, не ночная роса выпадает на спящие цветы, но слезы сострадания капают из ангельских глаз при виде Великой человеческой скорби… Да, южная ночь нежна и прекрасна. Но…
Когда в молчании мы смотрим на гробницы при тусклом свете тающей свечи
И понимаем, чем все завершится, — как холодно становится в ночи…
И еще один день прошел в стороне от жизни. Далекие зеленые горы и душистые ветви цветущего граната растворились в густом полумраке, и снова радость и горе сплелись в дарующий отдохновение узор ночного сна. Стихает шум в королевском парке, и всюду воцаряется абсолютная тишина, которую не нарушает ни один звук и ни один голос.
Быстрокрылые сновидения пестрыми хороводами спускаются со смеющихся звезд и, достигнув земли, разбегаются во все стороны, посещая смертных и бессмертных, животных и людей. Каждое из них избирает для себя близкую и созвучную душу и приближается к ней, нависая над спящим. Они бывают разными, эти сны: вселяющими радость и надежду, приятными и невинными или жуткими и страшными. Их можно разглядеть с закрытыми глазами, потому что их видит душа. Некоторые из них приносят счастье и утешение; другие теснят грудь человека сдавленными рыданиями, заставляют его плакать во сне, терзая его душу. Так они исподволь внушают спящему мысли, которые придут к нему на следующий день.
Но Душа-Эго даже во сне не знает покоя.
Разгоряченное и измученное тело мечется в бесконечной агонии. Для него время счастливых снов уже стало серой тенью, почти забытым воспоминанием. Но в муках души и разума происходит преображение человека. В безжалостном огне, испепеляющем физическую оболочку, бьет крыльями пробудившаяся Душа. Завеса иллюзии спала с лиц идолов, которым поклоняется мир, пустота и суетность славы и богатства предстали перед ним во всей своей отталкивающей наготе. Мысли Души, как черные тени, проникают в мозг быстро разрушающегося тела, не оставляя его в покое ни на день, ни на час, ни на миг…
Вид боевых коней не радует его более. Воспоминания об оружии и знаменах, отнятых у врага, о разрушенных городах, окопах, пушках и походных палатках, о захваченной на войне богатой добыче уже не пробуждают в нем национальную гордость. Мысли о войне перестали его волновать, и амбиции уже не в состоянии вернуть в его больное сердце честолюбивые мечтания о доблестных подвигах. Теперь его безрадостные дни и бессонные ночи заполнены видениями иного рода…
Теперь ему видятся миллионы штыков, с лязгом сталкивающихся в дыму и крови, тысячи изувеченных трупов, усеявших землю, истерзанных и разорванных на куски смертоносным оружием, порожденным наукой и цивилизацией и освященным служителями Бога этой цивилизации, благословившими это страшное кровопролитие.
Теперь ему снятся окровавленные, израненные и умирающие люди, с оторванными руками и ногами, с волосами, слипшимися от грязи и запекшейся крови…
От хоровода пролетавших над землею сновидений отделилось одно, самое ужасное, и тяжело опустилось на больную грудь. Ночной кошмар в который раз показал спящему людей, которые умирают на поле брани, проклиная тех, кто послал их на смерть. И каждый приступ боли в его немощном теле напоминает о страданиях еще более тяжких, пережитых теми, кто погиб за него и по его приказу. Он видит и чувствует мучения миллионов людей, смерти которых предшествовали долгие часы агонии тела и разума. Они умирают в лесах, на полях и в придорожных канавах — в лужах крови, под небом, почерневшим от дыма. Опять перед его глазами льются реки крови, каждая капля которой — словно слеза истерзанного нестерпимой скорбью сердца. Он снова слышит горестные вздохи и душераздирающие крики, летящие по городам и весям. Он видит постаревших матерей, для которых в одночасье померк свет их очей, семьи, потерявшие своих кормильцев. Видит молодых вдов, оставшихся без опоры и защиты в этом огромном и равнодушном мире, и тысячи осиротевших детей, плачущих на улицах городов. Видит, как юные дочери храбрейших его солдат меняют свои скромные платья на кричащие наряды проституток, и Душа-Эго содрогается в своей спящей Форме… Сердце ее разрывают стоны голодающих, глаза слепнут от дыма горящих деревень, разрушенных домов и городов, превращенных в обгорелые руины…
И в этом ужасном сне он вспоминает момент разрушительного безумия в своей солдатской жизни, когда он стоял над грудой мертвых и умирающих и держал в правой руке обнаженную шпагу, лезвие которой было до самой рукояти обагрено дымящейся кровью, а в левой — боевое знамя, вырванное из рук человека, который умирал теперь у его ног. Громоподобным голосом славил он тогда Всемогущего Господа и благодарил за только что одержанную победу!..
Он вздрогнул во сне от ужаса и проснулся. Вся его Форма дрожала, как осиновый лист на ветру, от ужасных воспоминаний; он снова откинулся на подушки и тут услышал голос собственной Души-Эго, говорившей ему:
«Победа и слава — пустые слова… А благодарственные молитвы за загубленные жизни — бесстыдная ложь и богохульство!..
Что дали твоей родине все эти кровавые победы?.. — шепчет ему Душа и сама же отвечает. — Население, поставленное под ружье: почти сорок миллионов человек, отныне глухих ко всем духовным устремлениям и безразличных к жизни Души. Людей, позабывших о каждодневных обязанностях добропорядочных граждан, о мирных трудах, о литературе и искусстве, равнодушных ко всему, кроме собственных барышей и амбиций. Чем стало теперь твое королевство? Легионом вооруженных марионеток, огромным многоголовым чудовищем. Это чудовище — как то море: пока что спит зловещим сном, но в любую минуту готово наброситься на врага, которого ему укажут. Укажут? Но кто? Похоже, что какой-то бессердечный и гордый демон, неожиданно заполучивший власть, — воплощение амбициозности и разрушительной силы — сковал железной цепью умы всего твоего народа. Какое злобное заклинание произнес он, чтобы отбросить людей назад, в те времена, когда их предки, рыжеволосые свебы и вероломные франки, бродили по лесам, одержимые духом войны и желанием убивать, унижать и покорять друг друга? И какие адские силы сделали это? Ведь в происшедшей перемене не приходится сомневаться, так же как и в том, что только Дьявол радуется и похваляется этим «достижением». Весь мир замер и затаил дыхание, ожидая, что же будет дальше. Нет ни жены, ни матери, которую не преследовал бы в снах призрак черной грозовой тучи, нависшей над всей Европой. Эта туча спускается все ниже… Она приближается… О горе! О ужас!.. Я предвижу повторение страданий, не так давно пережитых человечеством. Я читаю предсказание трагической судьбы, начертанное на челе многих молодых людей Европы! Но если я выживу и сохраню свою власть, то никогда, никогда больше моя страна не будет в этом участвовать! Нет, нет, я никогда не увижу больше, как
Смерть ненасытная проглатывает жизни…
Я не услышу
…крики скорбящих матерей, Принужденных смотреть на то, как жизнь
Из страшных ран выходит вместе с кровью!..»
Все сильнее становится зреющая в Душе-Эго ненависть к ужасной мясорубке, именуемой войной; и все заметнее эта ненависть влияет на мысли внешней Формы, удерживающей Душу в своем плену. Но временами в изболевшемся сердце просыпается надежда и скрашивает долгие часы одиночества и раздумий; подобно рассветному лучу, она отгоняет черную тень отчаяния и делает немного светлее мрачные мысли. Но радуга — это только преломление лучей предзакатного солнца в проплывающем мимо облаке, она не властна над грозовыми тучами и не в силах их разогнать. Так и призрачная надежда приходит и уходит, сменяясь долгими часами еще более черной тоски.
Почему, о почему ты, насмешливая Немезида, из всех земных монархов очистила и просветила именно того, кто так беспомощен, бессилен и нем? Почему ты зажгла огонь священной братской любви в груди человека, чье сердце уже чувствует леденящий холод смерти и тлена, чья сила ежечасно угасает и самая жизнь тает, как пена на гребне морской волны?
Теперь рука Судьбы занесена над ложем страдания. Пробил час исполнения закона Природы[149]. Умер старый император, и молодому наследнику надлежало занять его место. Даже бессловесный и беспомощный, он все равно оставался императором, самовластным повелителем миллионов подданных. Жестокая Судьба воздвигла ему трон на самом краю могилы, лишь подразнив его славой и властью. И он послушно прошел через церемонию коронации, хотя уже не мог думать ни о чем другом, кроме своих страданий. Измученная Форма была выхвачена из своего теплого гнездышка, свитого среди роз и пальм, и перенесена с благоуханного юга в сторону холодного севера, где воды замерзают и превращаются в алмазные рощи и «горы из застывших волн». Он спешил туда, чтобы царствовать и чтобы умереть.
Все дальше и дальше мчится черное, извергающее пламень чудище, сотворенное человеком, чтобы отчасти покорить Время и Пространство. С каждой минутой все дальше и дальше от целительного, ароматного юга уносится поезд. Подобно огнедышащему дракону, он пожирает расстояние, оставляя позади широкий шлейф дыма, искр и копоти. Его длинное, гибкое и подвижное тело, извиваясь и шипя, как гигантская черная змея, быстро скользит сквозь горы и поля, леса, луга и тоннели, и монотонное покачивание вагона успокаивает усталого пассажира — больную и скорбящую Форму, погружая ее в сон…
Во дворце на колесах чистый и свежий воздух. Роскошно обустроенный вагон полон экзотических растений; и вот из грозди дивно пахнущих цветов выплывает вместе с ароматом сказочная Королева Грез, сопровождаемая свитой веселых эльфов. Дриады заливаются смехом в своих увитых зеленью беседках и, пока поезд мчится вперед, навевают его пассажирам сны с зелеными лугами и прекрасными видениями. Мерный грохот колес постепенно сменяется ревом отдаленного водопада, но затем стихает, превращаясь в серебряные трели прозрачного ручья. И Душа-Эго уносится в Страну Грез…
Она летит через зоны времени и многочисленные жизни и чувствует себя погруженной в различные, непохожие друг на друга формы и личности. Вот она превращается в великана, ётуна[150], который мчится в Муспельсхейм[151], где правит Суртур с огненным мечом.
Она храбро сражается с полчищами чудовищ и одним взмахом своей могучей руки обращает их в бегство. Затем Душа видит себя уже в Северном Мире Туманов; проникает под видом храброго лучника в Хельхейм, Царство Мертвых, где темный эльф рассказывает ей о прошлых ее жизнях и их мистической взаимосвязи. «Почему человек страдает?» — спрашивает Душа-Эго. «Потому что хочет стать единым», — следует насмешливый ответ. И вот уже Душа-Эго стоит перед священной богиней Сагой. Богиня поет ей песни о подвигах германских героев, об их добродетелях и пороках. Она показывает душе могучих воинов, павших от руки ее многочисленных прошлых Форм на полях сражений и под священными сводами дома. Душа видит себя в образе девушек и женщин, юношей, старцев и детей… Она чувствует, что умирает много раз, вернее, умирают ее формы. Вот она умирает в образе героя, и сердобольные валькирии уносят ее с кровавого ложа на поле битвы в Обитель Блаженства, под сияющую крону Валгаллы. А вот другая ее форма испускает последний вздох и низвергается в холодный и лишенный надежды мир раскаяния. Вот она сомкнула свои невинные глазки и погрузилась в вечный сон, будучи младенцем; и прекрасные светлые эльфы тут же увлекли ее с собою, чтобы пересадить в другое тело — обреченный источник Боли и Страдания. И в каждом случае туман смерти рассеивался и пелена спадала с глаз Души-Эго, как только она пересекала Черную Бездну, отделяющую Царство Живых от Царства Мертвых. Так «Смерть» постепенно превращалась для нее в пустой звук, лишаясь смысла. И в каждом случае убеждения и верования Смертного приобретали объективную жизнь и форму для Бессмертного, как только он переходил через Мост; но затем начинали таять, растворяться и исчезали совсем…
«Каково мое прошлое? — спрашивает Душа-Эго у богини Урд — самой старшей из сестер-норн[152]. — Почему я страдаю?»
В руках у Богини длинный свиток, она разворачивает его и называет ему множество имен смертных существ, в каждом из которых Душа-Эго узнает одну из своих прежних форм. Когда же она доходит до предпоследнего имени в списке, она видит окровавленную руку, творящую бесконечные подлости и жестокости, и содрогается… Вокруг злодея теснятся его простодушные жертвы и взывают к Орлогу об отмщении.
«Каково же мое Настоящее?» — спрашивает напуганная Душа у Верданди, второй сестры.
«Ты несешь наказание, назначенное тебе Орлогом! — следует ответ. — Знай же, что Орлог не ошибается в своих приговорах, как это случается с глупыми смертными».
«Каково же мое Будущее? — в отчаянии спрашивает Душа-Эго у Скульд, третьей из норн. — Неужели вся жизнь моя пройдет в слезах и нет для меня Надежды?..»
Но ответа нет. Спящему показалось, что какая-то неведомая сила зашвырнула его куда-то сквозь пространство, и в следующее мгновение он оказался в давно и хорошо знакомом месте — в королевской беседке, где он сидел на скамеечке, как раз напротив старой пальмы. Перед ним, как и прежде, расстилался широкий голубой простор моря, отражающийся на прибрежных камнях и скалах, и одинокая, изломанная пальма все так же грозила ежеминутным падением. Нежный, мягкий шелест беспрерывно накатывающихся на берег легких волн, похожий на человеческий голос, напомнил Душе-Эго о клятвах и обетах, данных не так давно под сенью этой беседки. И человек страстно повторяет во сне произнесенные ранее слова:
«Никогда, о никогда я впредь не пожертвую ради суетной славы или собственных амбиций ни единым сыном моей родины! В нашем мире и так хватает неотвратимых страданий и слишком мало счастья и радости, чтобы я добавлял к этой горькой чаше целый океан боли и крови, именуемый войной. Даже думать не желаю о войне!.. О нет, больше никогда…»
Какая странная перемена… Старая пальма, представшая перед мысленным взором Души-Эго, вдруг распрямилась, ее поникший ствол снова стал прямым и крепким, а листья — как прежде зелеными. Более того, сама Душа-Эго вдруг ощутила себя сильной и здоровой, как раньше. И она запела всем четырем ветрам громкую и счастливую песнь. Она ощутила радость и блаженство и, похоже, понимала, отчего она так счастлива.
Душа перенеслась вдруг в волшебный, величественный Зал, озаренный ярким светом и возведенный из материалов, о которых она раньше даже не имела представления. Вокруг нее собрались наследники и потомки всех монархов планеты. В этом Зале они выглядели единой счастливой семьей. При них не было никаких королевских регалий, но он слоено знает, что эти царственные князья правили здесь исключительно в силу собственных добродетелей и заслуг. Только благодаря величию души, благородству характера, собственной мудрости и наблюдательности и любви к Истине и Справедливости они смогли возвыситься до своего нынешнего статуса престолонаследников, Королей и Королев. Венцы, дарованные Божьей милостью и происхождением, здесь не имели никакого значения, ибо они царствовали теперь «милостью божественного человеколюбия», единодушно избранные и признанные своими добровольными подданными, относившимися к ним с почтением и любовью.
Все вокруг странно изменилось. Амбициозность, жадность и зависть, по ошибке названные патриотизмом, более не существуют. Эгоистичная жестокость сменилась подлинным альтруизмом, и холодное безразличие к нуждам миллионов людей кажется отныне предосудительным этим избранным властителям. Ненужная роскошь, фальшивая претенциозность, как социальная, так и религиозная, тоже исчезли. Войны более невозможны, поскольку армии распущены. Солдаты превратились в прилежных землепашцев, и все люди на земле поют ту же радостную песню, что и наша возликовавшая Душа. Все царства и страны живут, как братья. Великая и славная эпоха наконец началась! То, о чем Душа-Эго едва осмеливалась мечтать в тишине и уединении своих долгих и мучительных ночей, ныне стало явью. Великое проклятие снято, и мир заслужил наконец искупление и освобождение, необходимое для нового духовного роста!..
Охваченный восторженным предчувствием и преисполненный человеколюбия, наш просветленный странник собрался произнести зажигательную речь, которая непременно вошла бы в историю, но вдруг заметил, что его тело исчезло или, вернее, стало совсем другим…
Да, это была уже не прежняя, высокая и благородная Форма, хорошо ему знакомая, но чье-то постороннее тело, которое он никогда прежде не видел… Что-то темное закрыло от него яркий ослепительный свет, и на него легла тень от огромных часов, подвешенных на волнах эфира. На их гигантском циферблате была высвечена надпись:
«Новая эра: 970 995 лет со времени мгновенного уничтожения пневмо-дино-врилом[153] последних 2 000 000 солдат на поле битвы в западном полушарии планеты. 971 000 солнечных лет со времени погружения в пучину европейского континента и островов. Такова воля Орлога и ответ Скульд…»
Он напрягает волю и снова становится самим собой. Душа-Эго побуждает его помнить и поступать соответственно; и он поднимает руки к Небесам и перед лицом всей природы клянется хранить мир до конца своих дней, во всяком случае, в собственной стране.
Отдаленный гром барабанов и протяжные выкрики, показавшиеся ему поначалу восторженными восклицаниями благодарности за только что данный им обет; краткое замешательство, резкий грохот; человек открывает глаза, и Душа-Эго удивленно смотрит по сторонам. Перед нею возникает невозмутимое и торжественное лицо доктора, подносящего дежурную дозу лекарства. Поезд останавливается. Человек поднимается с кушетки, еще более слабый и усталый, чем когда-либо. Он смотрит в окно вагона и видит бесконечные ряды солдат, оснащенных новым, еще более смертоносным и разрушительным оружием и готовых к новой войне.
[Публ. по НРВ CW, IX]
Хлодвиг (Хлодовех, Хлодовиг или Кловис, ок. 466–511) — король салических франков, сын Хильдериха I, которого он сменил на престоле в 481 г., в возрасте 15 лет. О первых годах правления Хлодвига почти ничего не известно, но в 486 г. он одержал победу над римлянами и распространил свою власть на провинцию Бельгика Секунда, столицей которой был Реймс. В 493 г. Хлодвиг женился на бургундской принцессе Клотильде, которая была христианкой. Хотя он и позволил своим детям креститься, сам долгое время оставался язычником — до войны с алеманнами (древнегерманские племена). Покорив часть их племени, Хлодвиг принял наконец крещение. Его крестил в Реймсе св. Ремигий, в день Рождества 496 г. Вместе с королем крестилась значительная часть франков. Это событие имело далеко идущие последствия, так как с этого времени для ортодоксальных христиан, живших в королевствах бургундов и западных готов, имя Хлодвига стало связываться с надеждой на освобождение от власти их арианских королей. Похоже, что в войне с Бургундией Хлодвига постигла неудача, но в войне против западных готов ему повезло больше. В 507 г. он нанес поражение их королю Аларику II и присоединил к Франкской империи значительную часть королевства западных готов, вплоть до Пиренеев. Последние годы жизни Хлодвиг провел в Париже, который сделал столицей своего королевства. Его можно считать основателем династии королей Меровингов, а также подлинным создателем Франкского королевства — первого стабильного государственного образования, возникшего на развалинах Римской империи. Между 486 и 507 годами Хлодвиг руководил разработкой свода законов салических франков. Своими успехами он был в значительной мере обязан союзу с церковью, собственность которой он взял под свою защиту, для чего в 511 году в Орлеане был созван поместный Собор. Но, несмотря на покровительство, оказываемое им церкви, он в то же время подчеркивал свою власть над ней. Хлодвиг был человеком энергичным и честолюбивым, и, хотя он редко терзался угрызениями совести и проявлял милосердие, можно также отметить и благородные стороны его характера.
Основным источником, содержащим биографию Хлодвига, является «Historia Francorum» (Книга II) Григория Турского.
[Публ. по НРВ CW, IX]
Король Пруссии и император Германии, родился в Потсдаме 18 октября 1831 г.; старший сын принца Вильгельма Прусского (впоследствии — первого германского императора) и принцессы Августы. Получил обстоятельное среднее образование, учился в Боннском университете, несколько лет провел на военной службе и в путешествиях. Женился на Виктории, наследной принцессе Великобритании. После вступления на престол своего отца (в 1861 г.) стал кронпринцем Пруссии под именем Фридрих Вильгельм. В душе был либералом и не одобрял политику Бисмарка. В июне 1863 г. перестал посещать заседания Государственного совета и покинул Берлин. Немало способствовал успеху прусских войск в войне с Данией и возглавлял армию в кампании 1866 г. против Австрии. Сыграл выдающуюся роль в командовании армиями южных государств в 1870–1871 гг., его войска принимали участие в битве при Седане и в осаде Парижа.
В последующие годы практически не занимался политикой, он и его жена интересовались более развитием промышленности, искусств и особенно музеев. Фридрих был также одним из главных инициаторов проведения раскопок в Олимпии и Пергаме. В 1878 г., когда император был временно выведен из строя выстрелом террориста, в течение нескольких месяцев исполнял обязанности регента. Многие видели в нем наследника престола, к несчастью, у принца был рак горла, начавшийся едва заметно, но в конечном итоге приведший к фатальным результатам (что представляется автором рассказа «Кармические видения» в качестве кармического следствия совершенного в прежней жизни убийства святой прорицательницы, чье горло было пронзено копьем Хлодвига). После нескольких неудачных попыток лечения Фридрих обратился за помощью к сэру Мореллу Маккензи[155] — знаменитому и авторитетному английскому медику. В феврале 1888 г. пришлось сделать принцу операцию трахеотомии.
9 марта 1888 г. умер император Вильгельм, и Фридрих стал новым императором. Его недолгое правление отмечено попытками проведения либеральных реформ, которым яростно противились сторонники Бисмарка. Тем временем болезнь Фридриха снова обострилась, и 13 июня он скончался, процарствовав всего 99 дней.
Как это часто бывает, неудачи в лечении сопровождались язвительными спорами между докторами, но в книге сэра Морелла «Смертельная болезнь благородного Фридриха» обстоятельства дела изложены достаточно беспристрастно. Сэр Морелл относился к Фридриху III с величайшим уважением и отзывался о нем как о человеке выдающегося интеллекта, рыцарского терпения и безграничной доброты, умеющем сострадать несчастью ближнего. Кроме того, многие отмечали его честность и откровенность.
В свете вышеизложенных фактов биографии этого императора замечательная история, рассказанная Е. П. Блаватской, приобретает особый интерес.
Из дневника чела Г. Митфорда, члена Теософского Общества
И ходил Енох пред Богом; и не стало его, потому что Бог взял его.
Эта любопытная информация — ибо что бы о ней ни подумали, она, без сомнения, будет признана таковой — в нижеследующей статье заслуживает несколько слов в качестве вступления. Подробности, сообщаемые в ней относительно предмета, который всегда считался одной из величайших и наиболее строго охраняемых тайн посвящения в оккультизм со времен Риши вплоть до появления Теософского Общества, стали известны автору статьи благодаря обстоятельствам, которые показались бы обычному европейцу странными и сверхъестественными. Однако мы уверяем читателя, что сам он наиболее законченный скептик по отношению к сверхъестественному, хотя узнал слишком много, чтобы ограничивать потенциальные возможности естественного, как это делают некоторые. Более того, он, по собственному убеждению, должен сделать следующее признание. Внимательное изучение фактов с очевидностью покажет, что если дело действительно обстоит так, как излагается в статье, сам автор не может быть Адептом высокой ступени, иначе статья никогда не была бы написана. Он и не претендует на это. Он — смиренный чела или, вернее, был им в течение нескольких лет, следовательно, должно также быть справедливым и то, что в отношении более высоких ступеней мистерии он не может обладать личным опытом и говорит об этом только как непосредственный наблюдатель, извлекший свои собственные выводы, и не более того. Поэтому он может смело заявить, что во время пребывания с некоторыми Адептами, несмотря на то, что оно, к сожалению, было довольно кратким, он с помощью опытов и наблюдений установил подлинность некоторых из менее трансцендентальных или начальных частей этого курса. И хотя ему будет невозможно дать положительное свидетельство того, что происходит в дальнейшем, он все же может сказать, что весь его собственный курс обучения, тренировка и опыт — длительные, трудные и опасные, как это было всегда, — ведут его к убеждению, что все в действительности соответствует сказанному, за исключением нескольких намеренно скрытых подробностей. По причинам, которые нельзя объяснить открыто, сам он может не желать или не быть в состоянии воспользоваться тайной, которую ему удалось узнать. Но все же тот, к кому он питает почтительную любовь и благодарность — его последний Гуру, — позволяет ему раскрыть на благо науки и человека (и в особенности на благо тех, кто имеет достаточно смелости, чтобы самим произвести этот эксперимент) следующие поразительные особенности оккультных методов продления жизни до сроков, далеко превосходящих обычные.
Возможно, одним из первых соображений, которыми ныне руководствуются практичные люди, домогающиеся посвящения в теософию, является убеждение или надежда, что сразу же при вступлении в Теософское Общество кандидату будет предоставлено некое исключительное преимущество над остальными людьми. Некоторые даже думают, что окончательным результатом посвящения, возможно, станет избавление от смерти, которую называют обычным уделом всего человечества. Предание об «Эликсире жизни», которым, как говорят, обладают каббалисты и алхимики, в Европе все еще бережно хранится изучающими средневековый оккультизм. Аллегория Аб-и-хайат, или Воды Бессмертия, до сих пор считается фактом у вырождающихся остатков азиатских эзотерических сект, не знающих об истинной Великой Тайне. «Терпкая пламенная субстанция», с помощью которой Занони продлевал себе жизнь, продолжает зажигать воображение нынешних мечтателей как возможное научное открытие будущего.
С точки зрения теософии, хотя об истинности этого факта было ясно заявлено, вышеназванные концепции способа действий, ведущих к его осуществлению, известны как ошибочные. Читатель может этому верить или не верить; но, между прочим, теософы-оккультисты утверждают, что сообщаются с (живыми) сущностями, обладающими бесконечно более широким спектром наблюдения, чем представляется в самых возвышенных устремлениях современной науки и нынешними «адептами» Европы и Америки — дилетантами в «каббале». Но как бы глубоко эти высшие сущности ни исследовали (или, если угодно, якобы исследовали) и в каких бы далях они ни искали с помощью логических выводов и аналогии, даже им не удалось обнаружить в бесконечности что-либо постоянное — кроме пространства. Все изменяется. Поэтому размышление легко подскажет читателю следующий логический вывод: во Вселенной, которая, по существу, непостоянна в своих условиях, ничто не может даровать постоянство. Следовательно, никакая субстанция, будь она даже извлечена из глубин бесконечности; никакой мыслимый набор препаратов на этой или любой другой земле, пусть он даже составлен Высочайшим Разумом; ни один образ жизни или дисциплина, пусть направляемая самым серьезным намерением и умением, совершенно неспособны быть непреложными. Ибо во Вселенной солнечных систем, где бы и как бы ее ни исследовали, непреложность вызывает к необходимости «небытие» в физическом смысле, как это понимают теисты, — небытие, которое есть ничто в узкой концепции западного религиозного фанатика — reductio ad absurdum.
Следовательно, станет понятно, что обычная идеалистическая концепция «бессмертия» не только по сути своей ошибочна, но и невозможна с материальной и метафизической позиций. Эта мысль, независимо от того, лелеят ли ее теософы или нетеософы, христиане или спиритуалисты, материалисты или идеалисты, есть сумасбродная иллюзия. Но реальное продление человеческой жизни возможно на период настолько долгий, что он может показаться чудесным или невероятным тем, кто считает срок существования непременно ограниченным максимум двумя сотнями лет. Оказывается, мы можем избежать удара, наносимого смертью, и вместо того чтобы умереть — сменить внезапное падение в темноту на переход к яркому свету. И это возможно сделать настолько постепенно, что переход от одного состояния существования к другому сведет до минимума все шероховатости, так что будет практически неосязаем. Это совсем иная задача, которая вполне по плечу оккультной науке. Здесь, как и в других случаях, правильным образом направленные средства достигнут результата, а причины произведут следствия. Вопрос конечно же в том, что это за причины и как, в свою очередь, их необходимо произвести. Приподнять — насколько это возможно — завесу, скрывающую этот аспект оккультизма, и является целью настоящей статьи.
Мы должны начать, напомнив читателю о двух теософских доктринах, которые постоянно внушались в «Разоблаченной Изиде» и других работах по мистицизму, а именно: а) что в конечном итоге Космос — это Единое, единое целое в бесчисленных разновидностях и проявлениях, и б) что так называемый человек является «сложным существом» — сложным не только в экзотерическом научном смысле как скопление так называемых живых материальных частей, но также и в эзотерическом смысле как последовательность семи форм или частей самого себя, слитых друг с другом. Выражаясь яснее, мы могли бы сказать, что более эфирные формы всего лишь повторяют тот же самый аспект — более тонкая находится в межатомных промежутках предшествующей более плотной формы.
Мы хотели бы, чтобы читатель осознал, что в христианско-спиритуалистическом смысле они вовсе не являются тонкими и бесплотными. В зеркальном отражении физического человека в действительности находятся несколько человек или несколько частей одного сложного человека, где один является точным аналогом другого, но «условия расположения атомов» каждого из них, за неимением лучшего выражения, существуют таким образом, что его атомы пронизывают атомы ближайшей более плотной формы. Для нашей нынешней цели не имеет значения, как теософы, спиритуалисты, буддисты, каббалисты или ведантисты подсчитывают, разделяют, классифицируют, располагают или называют эти формы, ибо эту войну терминов можно отложить до другого случая. Также неважна и связь между каждой из этих человеческих форм с различными «элементами» Космоса, частью которого она является. Это знание, хотя и чрезвычайно важное в других вопросах, в данный момент не нуждается в объяснении или обсуждении. Не более того нас также волнует и тот факт, что ученые отрицают существование такого устройства человека, поскольку их приборы не настолько совершенны, чтобы помочь их чувствам это увидеть. Мы просто ответим: «Создайте более точные приборы и улучшите чувства, и в конечном счете вы увидите».
Это все, что мы можем сказать сейчас. Если вы желаете испить «эликсир жизни» и прожить тысячу лет или вроде этого, то вы должны поверить нам в этом вопросе и дальше рассуждать на основе этого допущения, ибо эзотерическая наука не дает ни малейшей возможности надеяться, что желанной цели можно достичь каким-либо иным путем; в то время как современная, или так называемая точная, наука это высмеивает.
Итак, мы достигли той точки, где мы решились — буквально, не метафорически — разбить внешнюю оболочку, известную как бренная плоть, или тело, и выскользнуть из нее, облачившись в нашу следующую. Эта «следующая» есть не духовная, но лишь более эфирная форма. Приспособив ее к существованию в этой атмосфере в результате длительной тренировки и подготовки, во время коих мы постепенно умертвляли внешнюю оболочку посредством определенного процесса (намеки на который содержатся ниже), мы должны подготовиться к этой физиологической трансформации.
Но как же сделать это? Прежде всего, мы должны заняться настоящим, видимым, материальным телом — человеком, так сказать, хотя фактически лишь его внешней оболочкой. Не будем забывать, чему нас учит наука: что почти каждые семь лет мы меняем кожу, и столь же эффективно, как и любая змея. Однако это происходит так постепенно и незаметно, что не убеди нас в этом наука после долгих лет неустанных изысканий и наблюдений, — то никто из нас не питал бы и тени подозрений на сей счет.
Более того, мы понимаем, что с течением времени любые порезы или поражения тканей тела, какими бы глубокими они ни были, зарастают и затягиваются; вместо содранной появляется новая кожа. Следовательно, если человек с частично содранной заживо кожей может подчас выжить и обрасти новой кожей, так и наше астральное, витальное тело — четвертое из семи (притянув и ассимилировав в себя второе), которое является намного более эфирным, чем физическое, — может адаптировать свои частицы к атмосферным изменениям. Весь секрет кроется в том, чтобы суметь его выделить и отделить от видимого; и пока его обычно незримые атомы продолжают уплотняться, превращаясь в твердую массу, постепенно избавиться от старых частиц нашего видимого каркаса, чтобы они могли исчезнуть прежде, чем новая группа успеет развиться и заменить их…
Мы не можем сказать больше. Мария Магдалина не единственная, кого можно обвинить в видении «семи духов» внутри нее, хотя людей, у которых меньше духов (как неверно это слово!) внутри, не так уж мало и они не являются исключениями; они — частые ошибки природы, несовершенные мужчины и женщины[156]. Каждая из этих оболочек, в свою очередь, должна просуществовать дольше предшествующей более плотной и затем умереть. Исключение составляет шестая, когда она поглощается седьмой, сливаясь с ней. Дхату[157] древнего индусского физиолога имеет двойное значение, эзотерическая сторона которого соответствует тибетскому зунгу (семи принципам тела).
У нас, азиатов, есть пословица, возможно переданная нам, которую индусы повторяют, не понимая ее эзотерического смысла. Она была известна с тех пор, как Риши свободно общались с простыми людьми и знатью, которых учили и увлекали за собой. Дэвы шепнули каждому на ухо: ты один, если пожелаешь, станешь «бессмертным». Соедините с ней высказывание западного писателя, что если бы любой человек хотя бы на мгновение осознал, что однажды умрет, он бы умер в тот же момент.
Просветленные увидят, что между этими двумя поговорками, если их правильно понимать, раскрыт весь секрет долголетия. Мы умираем только тогда, когда наша воля перестает быть достаточно сильной, чтобы заставить нас жить.
В большинстве случаев смерть наступает, когда мучение и истощение жизненных сил, сопровождающие стремительное изменение физического состояния, становятся настолько интенсивными, что ослабляют, всего лишь на одно мгновенье, нашу «хватку за жизнь» или цепкость воли к существованию. Но до тех пор, как бы серьезна ни была болезнь, какой бы острой ни была боль, мы всего лишь больны или ранены в зависимости об обстоятельств. Это объясняет случаи внезапной смерти от радости, испуга, боли, горя или других подобных причин.
Ощущение завершенности жизненной цели, бесполезности своего существования, испытываемое в сильной степени, ведет к смерти так же неминуемо, как яд или пуля. С другой стороны, твердое убеждение продолжать жить, как известно, провело многих через кризис тяжелейших болезней совершенно благополучно.
Следовательно, прежде всего необходимо убеждение, воля, безусловная уверенность, что человек не умрет и будет продолжать жить[158]. Без этого все остальное бесполезно. И дабы служить действенным средством для избранной цели, она не должна быть только мимолетной, сиюминутной решимостью, единственным огненным, скоротечным желанием, но неизменным, постоянным напряжением — в той мере, в какой его можно поддерживать и в какой на нем можно сосредоточиться, не ослабевая его ни на миг. Одним словом, стремящийся к бессмертию должен быть начеку день и ночь, охраняя свою сущность от себя самого. Жить, жить, жить — должно быть его непоколебимым решением. Он должен как можно меньше позволять себе отвлекаться от него. Можно было бы сказать, что это наиболее закоренелый эгоизм, который полностью противоположен нашему теософскому исповеданию человеколюбия, заботы о благе человечества и отсутствия личных интересов. Ну что же, с недальновидной позиции так оно и есть. Но чтобы творить добро, как и во всем другом, у человека должны быть время и средства, которые он мог бы использовать, и это необходимо для овладения силами, с помощью которых можно творить бесконечно больше добра, чем без них. Овладев ими, у него появятся возможности их применения, ибо наступает момент, когда дальнейший контроль и усилия более не требуются: после того как он благополучно минует поворотный пункт. На первых порах, поскольку мы имеем дело с кандидатами, а не продвинутыми чела, все, что поначалу абсолютно необходимо — это твердая, упорная решимость и просветленное сосредоточение на своей сущности. Однако не следует считать, что от кандидата требуется быть бесчеловечным или жестоким, забывая о других. Подобный безрассудный и эгоистичный путь принесет ему такой же ущерб, как и противоположный, где он бы тратил свою жизненную энергию на удовлетворение своих физических желаний. Все, что он него требуют — это чисто отрицательное отношение. Пока не достигнут поворотный пункт, он не должен «выкладывать» свою энергию со щедрой или горячей приверженностью к какой-либо цели, какой бы благородной, «благой» или возвышенной она ни была[159]. Таковая, как мы можем со всей серьезностью уверить читателя, принесет ему воздаяние многими путями, может быть, в другой жизни, может, в этом мире, но то, что она будет вести к укорачиванию существования, которое, по желанию, должна продлевать, так же верно, как потакание своим желаниям и распутство. Вот почему очень немногие из истинно великих людей Земли (разумеется, о беспринципных авантюристах, применивших могучие силы во зло, не может быть и речи) — мученики, герои, основатели религий, освободители наций, лидеры-реформаторы — когда-либо становились членами долговечного «Братства Адептов», которых некоторые обвиняли в эгоизме в течение долгих лет. (И это также объясняет, почему от йогинов и факиров современной Индии, большинство из которых сейчас следуют по пути, но с традициями мертвой буквы, требуется, если они хотят, чтобы их считали соответствующими требованиям их профессии, выглядеть совершенно умершими для всех внутренних чувств или эмоций). Несмотря на чистоту их сердец, величие их устремлений, бескорыстное личное самопожертвование, они не смогли бы жить, потому что пропустили тот нас. Возможно, временами они пользовались силами, которые мир называл чудесными; они могли придавать силу человеку и смирять природу горячей и верной волей; они могли обладать так называемым сверхчеловеческим разумом; они даже могли знать и общаться с членами нашего собственного оккультного Братства; но, нарочно приняв решение отдать свою жизненную энергию на благо других, а не тратить ее на себя, они отказались от жизни; и умирая на кресте или на плахе, или падая на поле битвы с мечом в руке, или опускаясь в изнеможении после успешного завершения цели всей жизни на смертные одра в своих кельях, все они одинаково должны возопить: «Или, Или! лама савахфани?»[160]
Пока все хорошо. Но при наличии воли к жизни, какой бы сильной она ни была, мы видим, что при обычном течении земной жизни агонию смерти нельзя остановить. Отчаянная, вновь и вновь возобновляемая борьба космических элементов — стремление к изменению, — несмотря на волю, которая останавливает их, подобна паре неуправляемых коней, сопротивляющихся решительному вознице, что сдерживает их, в своей совокупности настолько могуча, что даже самые отчаянные усилия нетренированной человеческой воли, действующей внутри неподготовленного тела, становятся в конечном счете бесполезны. Бесподобное бесстрашие самого храброго солдата; проникновеннейшее желание страстного влюбленного; ненасытная жажда алчного скряги; не вызывающая ни малейшего сомнения вера самого рьяного фанатика; достигнутая с помощью тренировок нечувствительность к боли самого сурового краснокожего храбреца индейца или наполовину обученного йогина-индуса; наиболее взвешенная философия самого спокойного мыслителя — все равным образом в конце терпят поражение.
Действительно, скептики будут утверждать в противоположность истинам, высказанным в данной статье, что в жизни часто видят, как самые мягкие и нерешительные умы и физически слабые тела сопротивляются смерти дольше, чем могучая воля высокодуховного или упрямого в своем эгоизме человека и железный организм труженика, воина и спортсмена. Но на самом деле ключ к секрету этих с виду противоречивых феноменов лежит в истинной концепции той самой вещи, о которой мы уже говорили. Если физическое развитие плотной внешней оболочки происходит параллельно и с одинаковым темпом по отношению к развитию воли, то само собой разумеется, что последняя не может приобрести никакого преимущества, чтобы одолеть ее. Получение улучшенных затворных механизмов одной из современных армий не дает ей полного превосходства, если они появятся также и у противника. Следовательно, те, кто задумывается над этим, сразу поймут, что большая часть тренировки, с помощью которой то, что называют «могучей и решительной натурой», совершенствуется ради своей собственной цели на сцене видимого мира, вызывая необходимость и являясь бесполезной без параллельного развития плотной и так называемой животной оболочки, короче говоря, нейтрализуется по отношению к обсуждаемой цели, потому что ее собственные действия вооружили противника точно таким же оружием. Сила импульса, ведущего к смерти, уравновешивается противостоящей ей волей; накапливаясь, она преодолевает волю и в итоге торжествует. С другой стороны, возможно и такое, что явно нетвердая и нерешительная воля, живущая в слабом и неразвитом физическом теле, может настолько усилиться каким-либо нереализованным желанием — иччха, как его называют индусские оккультисты (например, мать, которая всем сердцем стремится жить ради детей, растущих без отца), что подавит и на короткое время одолеет физическую агонию тела, ненадолго взяв над ней верх.
Отсюда логическим обоснованием непрерывного существования в этом мире будет: а) развитие воли — настолько могучей, что она способна преодолеть наследственную (в дарвиновском смысле) склонность атомов, составляющих плотное материальное тело, устремляться в определенный период к определенному руслу космических перемен и б) ослабить конкретные действия этой животной оболочки настолько, чтобы сделать ее более податливой для силы воли. Чтобы разбить армию, вы должны ее деморализовать и расстроить ее ряды.
Значит, это и есть подлинная цель всех обрядов, церемоний, постов, молитв, медитаций, посвящений и методов самодисциплины, предписываемых различными эзотерическими сектами, от того пути чистого и возвышенного устремления, что ведет к высшим ступеням Истинного Знания, до страшных и омерзительных испытаний, которым должен подвергнуться приверженец «темного пути», не теряя своей уравновешенности. У этих методов есть как преимущества, так и недостатки, ими пользуются как во благо, так и во зло, в них имеются неотъемлемые и второстепенные элементы, каждое по-своему скрывается, обладает своими ритуалами и лабиринтами. Но во всех них достигают намеченной цели, хотя и разными процессами. Волю укрепляют, подкрепляют, направляют, а элементы, мешающие ее действию, деморализуют. Для любого, кто продумал и связал между собой различные теории эволюции, взятые не из оккультных источников, а из обычных научных учебников доступных всем: от гипотезы последнего изменения в повадках видов, к примеру, развитие плотоядности у новозеландских попугаев, до глубочайших взглядов, устремленных назад в Пространство и Вечность, предлагаемых доктриной «Огненного Тумана», совершенно очевидно, что у них одна основа. Основой является то, что импульс, однажды приданный гипотетическому элементу, стремится к продолжению; и, следовательно, все «произведенное» чем-то в определенный период и в определенном месте влечет к повторению в ином времени и в иных местах.
Такова признанная подоплека наследственности и атавизма. Что к нашему обычному поведению применимо то же самое, явствует из пресловутого примера приобретения хороших или дурных привычек, который несомненно относится насколько к моральному и интеллектуальному, настолько и к физическому миру.
Далее, история и наука прямо заявляют нам, что некоторые физические привычки приводят к определенным нравственным и интеллектуальным результатам. Мир еще не видывал нации завоевателей-вегетарианцев. Даже во времена древних арийцев мы не находим, что те самые Риши, чьи традиции и практики служат нам для познавания оккультизма, когда-либо удерживали касту кшатриев (воинов) от охоты или мясоедения. Заполняя определенное место в государстве в существующих земных условиях, Риши так же мало помышляли вмешиваться в их дела, как удерживать тигров в джунглях от следования своим инстинктам. Это не влияло на то, чем занимались сами Риши.
Поэтому стремящийся к долголетию должен остерегаться двух опасностей. Ему необходимо беречь себя в особенности от нечистых или животных[161] мыслей. Ибо наука доказывает, что мысль динамична, и сила мысли, развитая нервной деятельностью, распространяясь наружу, должна влиять на молекулярную взаимосвязь в физическом человеке. Внутренние люди[162], каким бы сублимированным ни был их организм, все еще состоят из реальных, а не гипотетических частиц и так же подвержены закону, по которому действие имеет тенденцию к повторению, тенденцию возобновлять аналогичное действие в более плотной оболочке, с коей они связаны и в коей сокрыты. А, с другой стороны, некоторые действия могут создавать неблагоприятные физические условия для чистых мыслей, то есть для состояния, необходимого для развития власти внутреннего человека.
Вернемся к практическому процессу. Нормальный здоровый ум в нормальном здоровом теле может послужить хорошим отправным пунктом. Хотя чрезвычайно сильные и самоотверженные натуры могут иногда отвоевать почву, утерянную в результате умственной деградации или физических злоупотреблений, используя правильные средства под руководством непоколебимой решимости, все же часто дело может зайти так далеко, что не хватит выносливости для поддержания противоречий настолько долго, чтобы увековечить эту жизнь; хотя то, что на Востоке называют «заслугой» усилия, поможет смягчить условия и улучшить дела в другой жизни.
Как бы это ни происходило, предписанный курс самодисциплины начинается здесь. Вкратце можно сказать, что по сути своей это курс морального, умственного и физического развития, следующих одновременно — одно бесполезно без другого. Физический человек должен стать более эфирным и чувствительным; умственный — более проницательным и мудрым; нравственный — более самоотверженным и философски мыслящим. Можно заметить, что любое чувство сдержанности, даже самопривнесенное, бесполезно. Не только вся «добродетель» — результат давления физической силы, угроз или взяток (материального или так называемого «духовного» порядка) — совершенно бесполезна человеку, проявляющему ее, с ее лицемерием способным отравлять моральную атмосферу мира, но и желание быть «добродетельным» или «чистым», быть действенным должно быть непроизвольным. Оно должно быть личным импульсом исходящим изнутри, подлинным предпочтением более возвышенного, а не воздержанием от порока из-за боязни закона: не целомудрием, навязанным страхом общественного мнения; не благотворительностью, практикуемой из-за любви к похвале или страха последствий в гипотетической будущей жизни[163].
В связи с доктриной тенденции повторения действий, которая была обсуждена выше, теперь станет понятно, что рекомендованный оккультизмом курс самодисциплины как единственный путь к долголетию является не «фантастической» теорией, имеющей дело с туманными «идеями», а настоящей научно разработанной системой тренировки. Это система, благодаря которой каждая частица нескольких человек, составляющих семиричного индивидуума, получает импульс и привычку делать то, что необходимо для определенных целей своей собственной свободной воли, и делать «с удовольствием».
Каждый должен быть научен и совершенен в том, что выполняется с удовольствием. Это правило в особенности касается примера развития человека. «Добродетель» может быть большим благом сама по себе — она может вести к самым грандиозным свершениям. Но для того чтобы стать деятельным, ее необходимо практиковать в бодром настроении, без неохоты или боли. Как следствие вышеуказанного соображения кандидат на долголетие, начиная свою карьеру, должен приступить к воздержанию от физических желаний, руководствуясь не сентиментальной теорией «правильно-неправильно», а следующей весомой причиной. Поскольку в соответствии с хорошо известной и в данное время утвердившейся научной теорией его видимая материальная оболочка постоянно обновляет свои частицы, то он, воздерживаясь от удовлетворения желаний, достигнет окончания определенного периода, в течение которого частицы, которые составляли порочного человека, и которым была придана дурная склонность, покинут его. В то же время неиспользование таких функций будет способствовать блокированию входа новых частиц, имеющих тенденцию повторять указанные действия, на место старых. И в то время как это является особым следствием по отношению к определенным «порокам», общим результатом воздержания от «уплотненных» поступков будет (видоизменяя хорошо известный дарвиновский закон атрофии в результате неиспользования) постепенное уменьшение того, что мы можем назвать «относительной» плотностью и сцеплением внешней скорлупы (из-за меньшего использования молекул); в то время как убавление ее фактических составляющих компенсируется (как если бы она лежала на весах) увеличением пропуска более эфирных частиц.
Какие физические желания необходимо отставить и в каком порядке?
Прежде всего, кандидату необходимо прекратить употребление алкоголя в любой форме; ибо алкоголь, кроме того, что он не несет ни питательных веществ, ни непосредственного удовольствия (кроме сладости и аромата, который можно испытать пробуя вино, и т. д., где сам по себе алкоголь не является главным) даже самым плотным элементам физической оболочки, вызывает неистовство в действиях, стремительный бег жизни, напряжение которого могут вынести только самые инертные, простые и плотные элементы и который под управлением хорошо известного закона повторного действия (используя коммерческие термины закона «спроса и предложения») будет стремиться притягивать их из окружающей Вселенной, а следовательно, прямо препятствовать задуманной нами цели.
Далее следует мясоедение, и опять по той же самой причине, но в меньшей степени. Оно увеличивает скорость жизни, энергию действий, неистовство страстей. Это может быть полезным герою, которому предстоит сражаться и умереть, но не стремящемуся стать мудрецом, кто должен существовать и…
Далее по порядку следуют сексуальные желания, так как они, кроме того, что отводят большое количество энергии (жизненной силы) в другие каналы многими различными способами, кроме основного (как, например, растрата энергии при ожидании, ревности, и т. д.), непосредственно притягивают определенное плотное качество первоначальной материи Вселенной просто потому, что наибольшее физическое удовольствие возможно лишь на этой ступени плотности.
Наряду с отказом от этих и других чувственных удовольствий (включающих не только желания, называемые обычно «порочными», но и все те, которые хотя обычно и считаются «невинными», все же имеют свойства потакать плотским удовольствиям, — наиболее безвредные для других и наименее «уплотненные» являются критерием для тех, от которых следует избавиться последними в каждом отдельном случае) необходимо совершать нравственное очищение.
Также не следует воображать, что «аскетизм», как его повсеместно понимают, может в большинстве случаев очень помочь ускорить процесс «эфемеризации». Этот фундамент обрушился под многими восточными эзотерическими сектами, а также является причиной их вырождения в дегенерирующие предрассудки. Западные монахи и восточные йогины, думающие, что достигнут апогея сил путем концентрации мысли на области пупка или стоя на одной ноге, практикуют упражнения, служащие ничему иному, кроме как укреплению силы воли, которая иногда применяется для самых подлых целей. Это примеры однобокого и карликового развития. Бесполезно поститься, пока есть потребность в пище. Исчезновение желания употреблять пищу без ущерба здоровью — вот признак, указывающий, что пищу следует принимать в меньшем и постоянно уменьшающемся количестве до достижения крайнего предела, способного поддерживать жизнь. В конечном итоге будет достигнута ступень, где единственной необходимостью станет вода.
Кроме того, в стремлении к долголетию бесполезно удерживаться от распущенности, пока она владеет сердцем; то же и со всеми прочими неудовлетворенными заветными томлениями. Самое главное — избавиться от внутреннего желания; а подражать реальному поступку, не сделав этого по существу — это лишь неприкрытое лицемерие и лишние путы.
Точно так же следует действовать с нравственным очищением сердца. Самые «низменные» наклонности должны исчезнуть первыми, затем все остальные. Сперва алчность, затем страх, зависть, мирская гордость, несострадание, ненависть; последней одна за другой уходят амбиция и любопытство. Укрепление более эфирных и так называемых «духовных» частей человека должно осуществляться одновременно. Размышляя от известного к неизвестному, необходимо практиковать и поощрять медитацию. Медитация есть неизреченное страстное желание внутреннего человека «устремиться в Беспредельность», что в стародавние времена являло собой истинный смысл преклонения, но у которой сейчас нет синонима в европейских языках, ибо медитации на Западе больше не существует, а слово, обозначавшее ее, было искажено до выдуманного притворства, известного как молитва, восславление и покаяние. Через все ступени тренировки необходимо сохранять уравновешенность сознания — убежденность того, что все в Космосе должно быть в порядке, как и с вами, его частью. Процесс жизни по возможности не следует ни торопить, ни замедлять; поступив иначе, вы можете принести благо другим, возможно, даже себе в иных сферах, но это ускорит ваш конец в этой.
Также не стоит пренебрегать внешними элементами на первой ступени. Помните, что Адепт, хотя его «существование» и внушает обычным умам идею того, что он бессмертен, все же уязвим для сил, приходящих извне. Тренировка для продления жизни сама по себе не страхует от несчастных случаев. При физической подготовке все еще можно пострадать от удара меча, болезни или яда. Этот случай очень четко и красиво описан в «Занони», и представлен он правильно и должен быть именно таким, иначе все «адептство» есть беспочвенная ложь. Адепт может быть более защищен от обычных опасностей, чем обычный смертный, но он находится в таком положении благодаря своему превосходящему знанию, спокойствию, хладнокровию и проницательности, которые помогли ему приобрести его продленное существование и необходимые сопутствующие обстоятельства, а вовсе не какой-то запас силы в самом процессе. Он в безопасности, насколько человек с ружьем находится в большей безопасности, чем голый павиан; но не в безопасности в том смысле, когда думают, что Дэва (Бог) более защищен, чем человек.
Если это так по отношению к Адепту высокой ступени, насколько же неофиту более необходимо быть не только защищенным, но и самому использовать все возможные средства, чтобы обеспечить себе необходимую продолжительность жизни для завершения процесса овладения феноменом, который мы называем смертью! Можно спросить: почему его не защищают более продвинутые Адепты? Возможно, они это и делают до некоторой степени, но ребенок должен научиться ходить без посторонней помощи; лишить его зависимости от своих собственных усилий в отношении безопасности — значит разрушить элемент, необходимый для его развития, — чувство ответственности. Какая отвага или мужество потребуется от человека, посланного сражаться, если он вооружен неотразимым оружием и облачен в непробиваемую броню? Поэтому неофит должен попытаться, насколько это возможно, исполнить каждый истинный канон гигиены, прописанный современными учеными. Чистый воздух, чистая вода, чистая пища, легкие упражнения, упорядоченное время, приятные занятия и окружение — все они, даже если и не обязательны, все же служат его развитию.
Именно чтобы создать себе такие условия, какие могут дать безмолвие и уединение, боги, мудрецы, оккультисты всех веков уединялись, насколько это было возможно, в тихие уголки своей страны, прохладную пещеру, лесную глушь, простор пустыни, горные высоты. Разве это не наводит на мысль о том, что Боги все время любили «возвышенные места» и что сегодня верховная часть оккультного Братства на Земле живет на самом высокогорном плато планеты?[164]
Также новичок не должен пренебрегать помощью медицины и правильной диеты. Он все еще обычный смертный и нуждается в помощи такого же обычного смертного. «Однако предположим, что все требуемые условия или те, которые будут пониматься как требуемые (поскольку особенности и разнообразия необходимого режима слишком многочисленны, чтобы их здесь перечислять), исполнены — каким будет следующий шаг?» — спросит читатель. Что же, если не происходило никаких рецидивов или небрежности в указанных действиях, то последуют физические результаты.
Во-первых, неофит получит больше удовольствия от чистого и духовного. Постепенно грубая и материальная деятельность станет не только нежеланной и запретной, но просто и в буквальном смысле отталкивающей для него. Он станет испытывать больше удовольствия в простых ощущениях, получаемых от природы, — то чувство, которое человек помнит из детства. Ему станет легче на сердце, появится ощущение уверенности и счастья. Пусть он остерегается, чтобы чувство заново начавшейся молодости не сбило его с пути, иначе он рискует пасть в свою прежнюю более низменную жизнь и даже в еще большую бездну. «Действие равно повторному действию».
Далее у него начнет пропадать желание употребления пищи. Пусть его отпускают постепенно — голодания не требуется. Употребляйте то, что вы считаете необходимым. Желанная пища будет самой чистой и простой. Обычно наилучшими станут фрукты и молоко. Затем, поскольку до сих пор вы упрощали качество вашей пищи, остепенно, очень постепенно, насколько вы можете это делать, уменьшите ее количество. Вы спросите: «Может ли человек существовать без пищи?» Нет, но прежде чем вы посмеетесь над этим, задумайтесь о природе процесса, на который указывалось. Общеизвестно, что у многих самых низших и простейших организмов отсутствует функция испражнения. Ришта[165] хороший тому пример. У нее довольно сложный организм, но отсутствует выводящий тракт. Все, чем она питается — наиболее бедные субстанции человеческого тела, — используется для ее роста и размножения. Живя в человеческой ткани, она не вводит в нее переваренную пищу. Человек-неофит на определенной стадии развития отчасти находится в аналогичных условиях, лишь с той разницей или разницами, что его функция испражнения действует, но через поры кожи, через которые также проходят эфемеризованные частицы материи, чтобы способствовать его поддержке[166]. Иными словами, всей пищи и воды хватает лишь, чтобы поддерживать в равновесии те плотные части его физического тела, которые все еще остаются для восстановления выделения эпидермиса посредством крови. Позже процесс развития клеток в его оболочке претерпит изменение; изменение к лучшему, обратное этому изменение к худшему происходит при болезни — он весь станет живым и чувствительным и будет извлекать питание из эфира (акаши). Но этот период у нашего неофита еще далеко впереди.
Возможно, задолго до того, как наступит этот период, появятся другие результаты, которые покажутся непосвященному не менее удивительными, чем невероятными, и дадут нашему неофиту мужество и утешение в его трудной задаче. Было бы трюизмом повторять то, о чем говорили снова и снова (не зная реальной подоплеки) сотни и сотни писателей относительно счастья и удовлетворения, даруемых чистой и непорочной жизнью. Но часто в самом начале процесса происходит какой-нибудь реальный физический результат, который неофит не ожидал и о котором не задумывался. Затяжная болезнь, до сих пор считавшаяся неизлечимой, может отступить; или он сам может развить в себе целительные гипнотические силы; или же его может привести в восхищение неведомое прежде обострение чувств. Причина этих явлений, как мы уже сказали, не трудна для понимания и не является чудом. Во-первых, внезапное изменение в направлении жизненной энергии (которую, как бы мы ни рассматривали эту энергию и ее происхождение, признают все школы философии как редчайшую и движущую силу) должно произвести некоторые результаты. Во-вторых, теософия показывает, как мы прежде заметили, что человек состоит из нескольких тел, проникающих друг в друга, и в соответствии с этим взглядом (хотя и очень трудно выразить эту идею словами) будет только естественно, что поступательная эфемеризация наиболее плотного и грубого должна сделать более свободными остальные. Эскадрон может быть остановлен толпой и с большим трудом пробиваться через нее; но если каждый из толпы мог бы внезапно стать призраком, то мало что могло бы его сдержать. И поскольку каждая внутренняя сущность более разреженная, активная и летучая, чем предыдущая, и каждая связана с различными элементами, пространствами и свойствами космоса, о которых трактуют в других статьях по оккультизму, разум читателя может представить — хотя перо автора не могло бы выразить это и в десяти томах — великолепные возможности, постепенно раскрывающиеся перед неофитом.
Неофит может воспользоваться многими из указанных возможностей для собственной безопасности, забавы или блага окружающих; но то, как он это делает, приспособлено к его подготовке — часть испытания, которое он должен пройти, и злоупотребление этими силами, разумеется, приведут к их потере как естественному результату. Иччха (или желание), заново вызванное открывающимися перспективами, замедлит или отбросит назад его продвижение.
Но есть другая часть Великой Тайны, на которую мы должны указать и которую сейчас, в первый раз в долгой цепи веков, позволяют раскрыть миру, поскольку час для этого настал. Образованному читателю не стоит напоминать, что одно из великих открытий, сделавших имя Дарвина бессмертным, — это закон, что у организма всегда присутствует склонность повторять в аналогичный период своей жизни действия родителей, все более точно и полно по отношению к их близости на шкале жизни. Одно из следствий отсюда — то, что, в общем, живые существа обычно умирают в том возрасте (в среднем), в котором умирают их родители. Верно то, что существует огромная разница между фактическим возрастом, когда умирают представители любого вида. Болезнь, несчастные случаи и голод — основные причины, приводящие к смерти. Но в каждом виде существует хорошо известный предел, внутри которого лежит жизнь расы, и неизвестно, чтобы один из представителей прожил дольше него. Это применимо к человеку в такой же степени, как и к другим видам. Предположим, что человек с обычным телом следовал всем возможным гигиеническим нормам и избежал всех несчастных случаев и болезней, но в каком-нибудь особом случае все же настанет время, как это известно врачам, когда частицы тела почувствуют наследственную склонность сделать то, что неизбежно ведет к смерти, и подчинятся ей. Любому мыслящему человеку будет очевидно, что если однажды полностью миновать каким-нибудь образом этот климактерический период, последующая опасность «смерти» будет в равной пропорции уменьшаться по прошествии времени. Это, то, чего обычные, нетренированные ум и тело не могут сделать, иногда возможно для разума и оболочки того, кто был специально подготовлен. У него присутствует меньшее количество более плотных частиц, чувствующих наследственную предрасположенность, что является помощью усилившегося «внутреннего» человека (чье обычное существование всегда намного дольше даже в случае естественной смерти) видимой внешней оболочке и есть также натренированная и непреодолимая воля, чтобы направлять и владеть и тем и другим[167].
Начиная с того времени направление, в котором продвигается кандидат, проясняется. Он покорил «Стража Порога» — наследственного врага своей расы, и хотя все еще не защищен от все новых опасностей на пути своего продвижения к нирване, победа окрашивает его щеки румянцем, и с новой уверенностью и новыми силами, чтобы вновь добиться ее, он может упорно двигаться вперед, к совершенству.
Следует помнить, что природа везде действует в соответствии с законом и что процесс очищения, который мы описываем в видимом материальном теле, также происходит во внутренних телах, невидимых ученому, в своих видоизмененных формах. Все изменяется, и метаморфозы более эфирных тел копируют, хотя и в геометрически возрастающей длительности, развитие более плотного тела, приобретая все более широкий спектр связей с окружающим космосом, пока в нирване наиболее разреженная индивидуальность не сливается в конечном итоге с беспредельным целым.
Из вышеуказанного описания процесса следует вывод, почему Адептов так редко видят в обычной жизни; ибо наряду с эфемеризацией своих тел и развитием сил возрастает во все большей степени неприязнь и, так сказать, «презрение» к обычным мирским делам. Подобно беглецу, благополучно избавившемуся от мешающих ему предметов, начиная с самых тяжелых, кандидат, избегающий смерти, оставляет все, за что последняя может ухватиться. В поступательном отрицании помогает все, от чего избавляются. Как мы сказали прежде, Адепт не становится «бессмертным», как обычно понимают это слово. К тому времени когда граница смерти его расы пройдена, он действительно мертв в обычном смысле — он освободился от всех или почти всех материальных частиц, которые при распаде непременно повлекли бы агонию умирания. Он умирал постепенно, в течение всего периода своего посвящения. Развязка не может происходить дважды. Он просто растянул на ряд лет постепенный процесс умирания, который у других длится от краткого мгновения до нескольких часов. Высочайший Адепт фактически мертв для мира и не замечает наш мир: он не обращает внимания на свои удовольствия, его не волнуют свои невзгоды в духе сентиментальности, ибо неумолимое чувство долга никогда не позволяет ему забыть о самом его существовании. Новые эфирные чувства, открывающие более широкие сферы, относятся к нашим во многом так же, как последние к бесконечно малому. Возникают новые желания и удовольствия, новые опасности и препятствия с новыми ощущениями и восприятиями; и далеко внизу в тумане, буквально и образно, лежит наша маленькая грязная Земля, оставленная позади теми, кто на деле «покинул ее, чтобы присоединиться к богам».
И из этого также станет понятно, насколько глупо ведут себя люди, которые просят теософов «поспособствовать их сообщению с высочайшими Адептами». Только с величайшим трудом можно сподвигнуть кого-либо из них нарушить собственное продвижение вмешательством в мирские дела. Рядовой читатель скажет: «Это не богоподобно. Это верх эгоизма…» Но пусть он поймет, что Адепт, стоящий на очень высокой ступени, беря на себя труд изменения мира, непременно должен будет подвергнуться воплощению. Но является ли результат всего того, что уже делалось, достаточно обнадеживающим, чтобы побудить к повторной попытке?
Глубокое обдумывание всего написанного нами даст теософам представление, что они требуют, прося предоставить возможность практического овладения «высшими силами». Ну что же, здесь — выражаясь настолько ясно, насколько это способны передать слова — путь… Способны ли они ступить на него?
Не следует скрывать, что неожиданные для простого смертного опасности, соблазны и враги также преграждают путь неофита. И не ради прихоти, а по той простой причине, что он, на деле приобретающий новые чувства, еще не имеет опыта их использования и никогда прежде не видел того, что видит теперь. Человек, рожденный слепым и внезапно наделенный зрением, не сразу поймет относительность расстояния и, подобно ребенку, в одном случае может вообразить, что достанет луну, а в другом схватит тлеющий кусок угля с самой безрассудной уверенностью. А что, позвольте спросить, может компенсировать это отрицание всех удовольствий жизни, хладнокровный отказ от всех земных интересов, это преследование неизвестной цели, кажущейся все более и более недосягаемой? Ибо, в отличие от некоторых антропоморфных учении, оккультизм не предлагает своим приверженцам вечно незыблемый рай материальных удовольствий, в котором человек сразу же очутится, стремительно перескочив через могилу. Как часто оказывалось на практике, многие были бы готовы умереть прямо сейчас ради рая в загробной жизни. Но оккультизм не предлагает такой перспективы дешевого и сразу же обретаемого безмерного удовольствия, мудрости и существования. Он только обещает их продление, простирающееся через последовательные арки, последовательно скрытые завесами, в беспрерывно восходящем ряду вдоль длинной аллеи, ведущей к нирване. Это продвижение также обусловлено необходимостью того, что новые силы подразумевают новую ответственность и что способность получать большее удовольствие подразумевает возрастающую чувствительность к боли.
Единственный ответ, который можно дать на это, имеет две стороны: 1) осознание силы само по себе есть наиболее утонченное удовольствие и беспрестанно удовлетворяется в продвижении вперед новыми средствами ее применения и 2) как уже было сказано — это единственный путь, где существует малейшая научная вероятность, что можно избежать смерти, обрести вечную память, приобрести абсолютное знание и возможность огромной помощи человечеству, как только Адепт благополучно пройдет поворотный пункт.
Физическая и метафизическая логика требует и утверждает тот факт, что часть может познать целое только через постепенное проникновение в Бесконечность; и если сейчас что-то может лишь чувствовать, знать и наслаждаться Всем, то для затерявшегося в Абсолютном Целом, в вихре этого Неизменного Круга, где наше Знание становится Невежеством, само это Всё отождествляется с Ничем.