Наречённая. Книга 1

1_1 Истана

Падение в стылую черноту было бесконечно долгим. Боль продолжала терзать мое тело, стирая память, но где-то в отголосках ставшего бездонным сознания звучал голос старухи. Странное имя, которым она меня назвала — Истана Хассон — было мне чужим и знакомым одновременно, но и оно постепенно начинало казаться таким же пустым и холодным, как пропасть, в которую я так безысходно проваливалась.

— Приходит в себя, — чей-то посторонний голос расколол этот хрустально-ледяной купол, и он, с гулким звоном осыпался вокруг меня хрустящим инеем.

Я попыталась разлепить веки и понять, что со мной творится, но не вышло, ресницы будто смерзлись, и губы жгло морозом, все тело окоченело, оно не слушалось меня. Я все же попробовала пошевелиться, но эта попытка отозвалась острой болью в спине, такой пронзительной, что я закричала вновь. С губ сорвался только хрип. Пар собственного дыхания огладил кожу лица, кажется, и в самом деле кто-то попытался вырвать мне позвонки. Такой муки я еще никогда не испытывала. Вся эта боль простреливала с ног до головы, поднималась к затылку, вынуждая захлебываться. Вместе с хрипом я слышала свой жалобный стон, а следом волной нахлынули окружающие звуки: хруст снега, мужские голоса, скользнул по коже прохладный воздух…

Это проклятая старуха видно сбежала, но мне было не до нее, сейчас главное, что подоспела помощь. Меня нашли, и все будет хорошо.

— Кажется, она не доживет до утра, много крови потеряла, — полоснул слух незнакомый голос. — Жаль, одна единственная выжившая.

Как? Почему? От притока отчаяния я задышала часто, хотелось завыть в голос от осознания происходящего. Я перестала что-либо понимать, только и смогла, что слушать звучание голосов рядом и где-то вдалеке.

«Так, спокойно, Снежа. Ничего, что я не могу шевелиться, задубев. Это еще не приговор», — старалась себя утешить, как вдруг явственно ощутила на себе чей-то пристальный тяжелый взгляд. Остро захотелось увидеть, кому он принадлежит.

Приоткрыла заиндевевшие ресницы, и лучше бы я этого не делала. Сквозь муть слез, застилающих глаза, я различила высокие кожаные сапоги, заправленные в них шерстяные штаны, длинную, такую же теплую тунику, что доходила до колен мужчины. Внушительный корпус сковывал металлический панцирь брони, широкие листы железа покрывали и защищали его аршинные плечи и грудь, по спине до земли падал плащ. Такой же огромный, под стать незнакомцу, меч на боку. Мужчина сжал кулачищи в кожаных перчатках. Я поджала губы, понимая, что окончательно брежу в предсмертной агонии. Передо мной не медработник и не спасатели МЧС, даже не случайные прохожие, а стоял надо мной, возвышаясь вулканом, самый настоящий титан из тех фэнтезийных компьютерных игр, в которые зависала половина сотрудников офисного планктона в обеденное время.

Лица в темноте я, конечно, не смогла различить, потому что нижняя его часть была спрятана маской-платком. Разглядела только в отсветах факела, что волосы темные, хоть и мокрые, видно, после сражения. Прихваченные морозом, они падали на выпирающую острую скулу длинным чубом. Огонь тускло играл всполохами в черных тенях глазниц под такими же темными, сведенными мрачно бровями. Он явно был главным. И тут я поняла, что по-прежнему лежу на земле прямо на ледяном покрове. И что темнота кругом, а вместо ухоженного парка скалистые просторы. Это было уже за гранью моего понимания.

— Нам не нужна ноша, — ответил мужчина, обглодав меня взглядом, будто волк — кость.

Его довод, как окончательный приговор, свалился на мою голову. Я нисколько не удивилась тому, что хорошо понимаю незнакомую мне речь со странным шипящим звучанием. Голос того, кто только что решил мою участь, утопил меня на самое дно, такой тяжелый, глубокий в своем равнодушии, надменный в беспощадности.

Он шагнул в мою сторону, а внутри меня что-то толкнулось и оборвалось. Мужчина с ловкостью убийцы выдернул из ножен изогнутый кинжал и холодно полоснул меня взглядом, обжигая изнутри. Что он собирается сделать?! Раскрыла губы, чтобы закричать. Я не хотела умирать, хотя физическая и душевная боль потери напоминали, будто догоняющим отголоском, о том, что здесь недавно произошло что-то чудовищно-страшное. Эта боль толкала на самую грань. Толкала на острие лезвия в руках незнакомца.

Титан опустился на колено. Я отвернулась, зажмурившись — не могла смотреть на него. Почему? Даже сейчас, на краю Ледяной Бездны осознавала, что так нужно, внутренний голос подсказывал мне этого не делать — не смотреть в глаза. Я чувствовала его дыхание, чувствовала этот давящий, обжигающий не хуже льда взгляд, опасный для меня. Инстинкт подсказывал это по мере его приближения, хотя и чувствовала остальных, что подтянулись к месту казни, окружили меня и наблюдали молча, быть может, с сожалением и огорчением, а может, и с таким же равнодушием, как этот убийца. Он положил плашмя клинок мне на глаза, видно, для того, чтобы я не смотрела. Что он собирался сделать? Добить, чтобы не мучилась? Я почувствовала прохладу кожи его перчатки, она чуть коснулась шеи, а потом твердые пальцы решительно и жестко сдавили ее.

— Давай же скорее и закончим, — сорвалось злое шипение с моего языка.

Титан застыл, а потом сжал мое горло сильнее, вовсе передавив воздух. Одно движение — и все, этот кошмар закончится.

— Проклятье! — выругался палач.

Холод лезвия исчез.

Он резко отдернул руку, будто сунул ее в пламя. Я, перестав вовсе дышать, чувствуя, как обжигают слезы, застывающие на почти бесчувственных щеках, покосилась на него, видя в его стылом взгляде — надо же — изумление. Но оно быстро растворилось, сменяясь на гнев. На милость он явно был не способен.

В следующий миг он рывком сдернул с моей головы, как оказалось, платок, а не шапку. Рассыпалась по плечам копна светлых, как белое золото, волос.

Падение в стылую черноту было бесконечно долгим. Боль продолжала терзать мое тело, стирая память, но где-то в отголосках ставшего бездонным сознания звучал голос старухи. Странное имя, которым она меня назвала — Истана Хассон — было мне чужим и знакомым одновременно, но и оно постепенно начинало казаться таким же пустым и холодным, как пропасть, в которую я так безысходно проваливалась.

— Приходит в себя, — чей-то посторонний голос расколол этот хрустально-ледяной купол, и он, с гулким звоном осыпался вокруг меня хрустящим инеем.

Я попыталась разлепить веки и понять, что со мной творится, но не вышло, ресницы будто смерзлись, и губы жгло морозом, все тело окоченело, оно не слушалось меня. Я все же попробовала пошевелиться, но эта попытка отозвалась острой болью в спине, такой пронзительной, что я закричала вновь. С губ сорвался только хрип. Пар собственного дыхания огладил кожу лица, кажется, и в самом деле кто-то попытался вырвать мне позвонки. Такой муки я еще никогда не испытывала. Вся эта боль простреливала с ног до головы, поднималась к затылку, вынуждая захлебываться. Вместе с хрипом я слышала свой жалобный стон, а следом волной нахлынули окружающие звуки: хруст снега, мужские голоса, скользнул по коже прохладный воздух…

Это проклятая старуха видно сбежала, но мне было не до нее, сейчас главное, что подоспела помощь. Меня нашли, и все будет хорошо.

— Кажется, она не доживет до утра, много крови потеряла, — полоснул слух незнакомый голос. — Жаль, одна единственная выжившая.

Как? Почему? От притока отчаяния я задышала часто, хотелось завыть в голос от осознания происходящего. Я перестала что-либо понимать, только и смогла, что слушать звучание голосов рядом и где-то вдалеке.

«Так, спокойно, Снежа. Ничего, что я не могу шевелиться, задубев. Это еще не приговор», — старалась себя утешить, как вдруг явственно ощутила на себе чей-то пристальный тяжелый взгляд. Остро захотелось увидеть, кому он принадлежит.

Приоткрыла заиндевевшие ресницы, и лучше бы я этого не делала. Сквозь муть слез, застилающих глаза, я различила высокие кожаные сапоги, заправленные в них шерстяные штаны, длинную, такую же теплую тунику, что доходила до колен мужчины. Внушительный корпус сковывал металлический панцирь брони, широкие листы железа покрывали и защищали его аршинные плечи и грудь, по спине до земли падал плащ. Такой же огромный, под стать незнакомцу, меч на боку. Мужчина сжал кулачищи в кожаных перчатках. Я поджала губы, понимая, что окончательно брежу в предсмертной агонии. Передо мной не медработник и не спасатели МЧС, даже не случайные прохожие, а стоял надо мной, возвышаясь вулканом, самый настоящий титан из тех фэнтезийных компьютерных игр, в которые зависала половина сотрудников офисного планктона в обеденное время.

Лица в темноте я, конечно, не смогла различить, потому что нижняя его часть была спрятана маской-платком. Разглядела только в отсветах факела, что волосы темные, хоть и мокрые, видно, после сражения. Прихваченные морозом, они падали на выпирающую острую скулу длинным чубом. Огонь тускло играл всполохами в черных тенях глазниц под такими же темными, сведенными мрачно бровями. Он явно был главным. И тут я поняла, что по-прежнему лежу на земле прямо на ледяном покрове. И что темнота кругом, а вместо ухоженного парка скалистые просторы. Это было уже за гранью моего понимания.

— Нам не нужна ноша, — ответил мужчина, обглодав меня взглядом, будто волк — кость.

Его довод, как окончательный приговор, свалился на мою голову. Я нисколько не удивилась тому, что хорошо понимаю незнакомую мне речь со странным шипящим звучанием. Голос того, кто только что решил мою участь, утопил меня на самое дно, такой тяжелый, глубокий в своем равнодушии, надменный в беспощадности.

Он шагнул в мою сторону, а внутри меня что-то толкнулось и оборвалось. Мужчина с ловкостью убийцы выдернул из ножен изогнутый кинжал и холодно полоснул меня взглядом, обжигая изнутри. Что он собирается сделать?! Раскрыла губы, чтобы закричать. Я не хотела умирать, хотя физическая и душевная боль потери напоминали, будто догоняющим отголоском, о том, что здесь недавно произошло что-то чудовищно-страшное. Эта боль толкала на самую грань. Толкала на острие лезвия в руках незнакомца.

Титан опустился на колено. Я отвернулась, зажмурившись — не могла смотреть на него. Почему? Даже сейчас, на краю Ледяной Бездны осознавала, что так нужно, внутренний голос подсказывал мне этого не делать — не смотреть в глаза. Я чувствовала его дыхание, чувствовала этот давящий, обжигающий не хуже льда взгляд, опасный для меня. Инстинкт подсказывал это по мере его приближения, хотя и чувствовала остальных, что подтянулись к месту казни, окружили меня и наблюдали молча, быть может, с сожалением и огорчением, а может, и с таким же равнодушием, как этот убийца. Он положил плашмя клинок мне на глаза, видно, для того, чтобы я не смотрела. Что он собирался сделать? Добить, чтобы не мучилась? Я почувствовала прохладу кожи его перчатки, она чуть коснулась шеи, а потом твердые пальцы решительно и жестко сдавили ее.

— Давай же скорее и закончим, — сорвалось злое шипение с моего языка.

Титан застыл, а потом сжал мое горло сильнее, вовсе передавив воздух. Одно движение — и все, этот кошмар закончится.

— Проклятье! — выругался палач.

Холод лезвия исчез.

Он резко отдернул руку, будто сунул ее в пламя. Я, перестав вовсе дышать, чувствуя, как обжигают слезы, застывающие на почти бесчувственных щеках, покосилась на него, видя в его стылом взгляде — надо же — изумление. Но оно быстро растворилось, сменяясь на гнев. На милость он явно был не способен.

В следующий миг он рывком сдернул с моей головы, как оказалось, платок, а не шапку. Рассыпалась по плечам копна светлых, как белое золото, волос.

— Ты… ассáру…