Нарисованная любовь (СИ)

Глава 17

В имении стояла тишина, словно всё замерло в ожидании. Не было слышно особого визга во дворе, когда шалила Керри. Девочка весь день просиживала на скамье в тени склонившихся деревьев с подругой — дочерью кого-то из прислуги, но, видимо, доверенной, так как мать не запрещала дочери общаться с ней. Как когда-то Дженни и Милена, они с упоением обсуждали дела любви, которая пока была лишь в их воображении и желаниях. Керри непременно вставляла: «И когда у меня будет такой жених, как Артур…», а подруга отстраненно произносила «мой будущий жених». И пока эти женихи были только в мечтах, девочки часами обсуждали грядущее счастье.

Элиза порывалась вновь поговорить с матерью, припасла новые, как ей казалось, более весомые слова в защиту своей любви. Дневной визит Джона давал ей некоторую надежду, она видела, что мать разговаривала с ним вроде бы спокойно, даже беседа во время прогулки в саду выглядела мирно. Но Энн о разговоре ничего не сказала, и сейчас Элиза не могла выбрать момент, так как мать не обращала на неё никакого внимания. Это можно было истолковать, как нежелание продолжать с дочерью какой бы то ни было диалог, но Элизе так не казалось. Она никогда не видела мать такой. Энн усиленно занималась рукоделием и время от времени поглядывала на часы и словно сердилась на себя за это. Один раз даже решительно отбросила вязание и ушла из комнаты. Её сердитый голос грозно раздавался в хозяйской части дома. Через время Энн вернулась в гостиную, вновь взялась за спицы. Теперь на часы она смотрела с определенными периодами, дав себе слово: гляну только тогда, когда начну новый цвет в рисунке. В такие моменты спицы мелькали быстрее, но Энн усилием воли замедляла их и подолгу изучала давно известную схему рисунка.

Давала ли себе отчет Энн в том, что ждёт вечера? Нет. Она гнала мысли прочь, когда отвлекшись от обороны, принималась рассуждать, какими словами начнет возражать приглашавшему на прогулку Джону. Слова были гордыми, красивыми и убедительными. Энн молила Бога, чтобы ей не суждено было их произнести, она ведь не хотела видеть возмутительного человека. И остаток дня она рассуждала, как не желает визита, но не надеется на его порядочность и поэтому размышляла, к которому времени он может явиться. Заранее, чем прилично начинать прогулки? Не явился. В положенное время его тоже не было.

«Пусть не надеется, что поеду с ним, на ночь глядя», — хмурилась Энн.

Тут же вспыхнула: значит, не отвергала случая дать согласие, если бы заявился, как положено приличному человеку и хоть дальнему, но родственнику?

Энн рассердилась на себя за такие мысли, засунула клубки в корзиночку и решительно захлопнула крышку.

— Элиза, — послышался ее голос, — где Керри, почему я её не вижу сегодня?

— Только что сидела на скамье, наверное, убежала с Розой на свою полянку.

— А ты почему такая поникшая? Вы все словно сговорились перечить мне. Все, — подчеркнула она.

— Я просто хотела поговорить с тобой, — произнесла Элиза, понимая: когда мать в таком настроении, разговор лучше не начинать.

— Мы уже обо всем поговорили. А куда делся Роберт? Где он пропадает? Не хватало еще сюрпризов от него.

— Он же сказал тебе, что уехал к дяде Фреду, чтобы тот помог ему разобрать служебные бумаги.

— Он прекрасно может это сделать сам. Зачем ему нужен повод для поездки к Райсам? Ну, почему я должна вникать во все мелочи? Когда дождусь покоя?

— Как только твои дети станут счастливыми, — попыталась начать разговор Элиза.

— Не смей упоминать о той семейке! — взорвалась Энн. — Это не джентльмены, их слово ничего не значит. Их поступки ужасны и не предсказуемы. Ничего хорошего от них не дождешься.

— Мама, — с удивлением смотрела на нее Элиза, — зачем ты сердишься? И как можно судить о людях, которых не знаешь?

Энн хотела что-то выпалить, но благоразумно удержалась. Не хватало еще неосторожно произнести имя Джона.

— Иди к себе и думай о том, о чём приличествует молодой девушке, а не глупо влюбленной особе.

— Ты мне не разрешишь погулять перед сном?

— В саду — пожалуйста, в пределах моей видимости. Иди, я скоро тоже приду в беседку.

Энн уже успокоилась, говорила ровно, и у Элизы вновь появилась надежа, что разговор на волнующую её тему можно будет продолжить.

Энн, оставшись одна, подошла к зеркалу. Интересно, как она выглядит для своих лет? Давно не рассматривала своё лицо так придирчиво, уделяя внимание прическе, наряду, чтобы было так, как полагалось. Обычно оставалась довольна осмотром. Сейчас же особенно внимательно всматривалась в отражение.

«Интересно, что меняется, когда вспыхивают глаза, как постоянно твердит этот человек?»

Энн попыталась нахмуриться, потом удивленно распахнула глаза. Нет, ничего примечательного. Значит, это просто ловкие слова, способные привлекать и дурачить. Нельзя попадаться на эту удочку. Держаться и держаться.

— Виолетта, — позвала она служанку, — я буду в беседке с дочерью. Если кто-то приедет — отзови меня в сторону и только тогда сообщай. Мне не нужны внезапные визиты, это плохая наука для Элизы. Правила должны соблюдаться неукоснительно.

Виолетта позвала её через час. За это время Элиза так и не направила разговор в нужное ей русло, говорили об отстраненном, улыбались набегам Керри, которая с горящими глазами целовала их, сообщала, что сегодня чудесный вечер и вновь убегала.

Энн выдержала паузу, пробурчала для Элизы «никакого покоя» и отправилась за Виолеттой.

— К вам Джон Смитт. Знал, что вы в это время отдыхает в саду, в дом не прошел, сказал, что будет ждать у ворот, чтобы дать вам возможность не прерывать прогулку и пройти к нему туда. Очень любезный господин.

— Мне не нужны твои комментарии. Марш в дом, везде беспорядок, а ты навязываешь свое мнение.

Энн решительно направилась к воротам.

«Раскомандовался! — возмущалась она. — Нужно раз и навсегда дать понять, что со мной так нельзя».

— Добрый вечер, — Джон приподнял шляпу и распахнул дверцу экипажа. — Обещанная прогулка, садитесь.

— От вас не требовалось выполнение обещания, я не приняла его в расчет. Спокойно езжайте дальше, но без меня.

— Без вас не уеду.

— Вы не поняли, я вас прогоняю от своих ворот. Вам всё равно?

— Абсолютно. Останусь и буду петь серенады, восхваляя свою мечту о вас.

— Я ошиблась: вы не просто не джентльмен, вы сумасшедший.

— Я решил действовать, когда понял, что словами вас убедить бессмысленно.

— И как вы будете действовать?

Джон резко шагнул к Энн, крепко прижал её к себе.

— И что вы будете делать в этом случае? — прошептал он на ушко. — Звать на помощь, чтобы все увидели ваш позор?

— Пустите, — прошипела Энн.

— Только если вы сядете в экипаж. Безобидная прогулка, всё, как захотите вы.

Он, не ослабляя рук, приподнял её и посадил на сидение.

— Вот так, вы на моей территории. Буду делать с вами то, что захочу. Считайте это похищением.

Джон захлопнул дверцу и стеганул лошадей.

Энн решила, что визжать и спрыгивать на ходу неприлично. Что делать, она ещё не поняла, смогла только скрыть отсутствие мыслей за каменным выражением лица.

Джон ехал молча, он погонял лошадей так, словно действительно спешил, увозя похищенную даму. Это длилось довольно долго, пока пересекали поле и двигались вдоль леса. Постепенно лошади перешли на спокойный шаг, потом остановились, почувствовав свободу.

Джон спрыгнул на землю и открыл дверцу.

— Выходите. Ну, не упорствуйте, Энн. Раз мы оказались в такой ситуации, пусть даже под действием необдуманного поступка, давайте извлечем из этого выгоду. Чудесная погода, красота вокруг, негромкий шелест листьев разве не располагают к прогулке пешком? Подышим, поговорим. Обещаю не перебивать вас. Идите сюда.

Энн поколебалась, но руку протянула и сошла на землю.

— У вас волосы растрепались от быстрой езды, — просто проговорил он, — Я поправлю.

Осторожно снял шляпку Энн и постарался кое-как приладить выбившуюся прядь. Это у него получилось так мягко и нежно, что Энн не смогла возразить.

— Вы красивая, — так же произнес Джон. — Я вас сейчас поцелую.

Энн смотрела на него широко раскрытыми глазами. Понимала, что нужно протестовать, возмущаться, но внутри все замерло в ожидании. А когда она всё-таки собралась с силами и попыталась что-то выдавить из себя, Джон осторожно прикоснулся к её раскрывшимся губам. Трепет окатил Энн с ног до головы, не давая себе отчета в своих действиях, она запрокинула голову, полностью открываясь для поцелуя, и несмело провела руками по плечам Джона.

— Какие ласковые руки, — прошептал Джон, — какие красивые плечи.

Энн очаровал его голос. Слова уже не казались нахальными, она их хотела, она трепетала.

— Вы ведь не позволите себе ничего плохого? — просительно выдавила она.

— Только с вашего согласия.

Он целовал её руки и гладил от самого плеча до кончиков пальцев. Следующий поцелуй был страстным с обеих сторон. У Энн кружилась голова, а мысли, мелькавшие кашей, не мешали подставлять Джону шею и быть в его руках послушной и податливой.

Разум Энн словно отделился от её тела. Нельзя, нельзя, кричал он, когда Джон взял ее на руки и понёс в лес. Но тело не подчинялось. Она цеплялась за шею Джона и притягивала его губы к своим, и он, шатаясь, шёл и шёл со своей ношей.

Одна из лошадей громко фыркнула, Джон и Энн словно очнулись ото сна. Энн расслабленно разметалась на траве, лицо было необычайно привлекательным, не отягощенным постоянным контролем, что и как сказать.

— Вы красавица, — сказал он и попытался коснуться ее лица губами.

Энн лицо отдернула, села на траве, поправляя корсет и расправляя складки платья.

Джон поднялся, подал руку.

— Вставайте, я отряхну вас.

— Спасибо за предложение, но я сама, — твердые нотки, прозвучавшие в голосе, неприятно подействовали на Джона.

— Что случилось, моя дорогая? Вы сердитесь?

— Оставьте меня в покое. И немедленно отвезите домой.

— Почему так быстро? Давайте прогуляемся, вечер действительно чудесный!

— Я не хочу с вами поддерживать беседу после того, что вы тут натворили.

— Энн, вы меня обижаете. Все было так чудесно! Ну, согласитесь.

— Чудесно? Это всё, — она обвела вокруг руками, — чудесно? На земле, с едва знакомым человеком, не слушая разума?

— А зачем слушать разум? Слушайте своё сердце. Вам не хочется пойти за ним?

— Я должна смотреть на мир и на эту ситуацию ясным разумом. Слушать сердце смешно. Из-за этого в мире кавардак, неразбериха и попрание устоев. Кто-то должен стоять на страже общепринятого.

— Согласен, кто-то должен. Это те, которые обделены счастьем познать любовь, трепет и вынуждены быть ханжами, выдавая свою неудавшуюся личную жизнь за приверженность законам общества. Вы не такая. Вы таете в моих объятиях, растворяетесь в ласке. Разве потеря этого стоит громких слов о чести?

Лицо Энн гневно вспыхнуло.

— Вы просто- напросто дерзите. Ни один порядочный человек не будет говорить даме такие слова. Вы должны быть тактичны. Женщина не должна краснеть по вашей вине.

— Зачем краснеть от правды? Или это у вас от удовольствия? — Голос Джона приобрел иронические нотки.

Энн смерила его с ног до головы уничтожающим взглядом.

— Вижу, вас бесполезно призывать к порядочности. Вот в этом и есть различие между слоями общества. Такому не научить, нужно родиться, чтобы соответствовать требованиям, придуманным не нами.

— Зачем вы говорите это сейчас? — укоризненно, но мягко произнёс Джон. — Бывают моменты, когда не нужно кричать о своих убеждениях. Мы здесь вдвоем, я видел вас настоящую и не хочу принимать другой. Давайте будем друг для друга наслаждением. Чего ещё ждать от жизни в нашем возрасте? Мы оба столько лет провели в одиночестве, зачем же сейчас упускать возможность наверстать то, чего мы за молодостью лет не могли оценить?

— Вы что о себе возомнили? Да я видеть вас не хочу после всего! Представляю, как вы призираете меня за слабость.

Помолчав, Джон усмехнулся.

— Вам нужно моё призрение? Мои ранящие слова? Это возбуждает вас больше, чем ласка? Вас так завело мое грубое похищение, что вы готовы отдаться простолюдину, ощутить на себе руки, мнущие тело с белой кровью, проникающие туда, о чем таким, как вы, не позволено думать? В следующий раз, а я не сомневаюсь, что он будет, я сделаю с вами такое, отчего не отмоетесь всю жизнь. А знаете, почему не отмоетесь? Потому что будете окунаться в это вновь и вновь по собственному желанию, презирать себя, ненавидеть и молиться в ожидании повторения.

— Вы забылись настолько, что у меня нет слов. — Голос Энн срывался

— А вам и не хочется перебивать меня, мои слова звучат возбуждающе. Правда?

Джон подошел совсем близко.

— А так? — Он прочертил пальцем линию ото лба до подбородка Энн, чуть задержавшись на губах.

Энн отшатнулась.

— Вы сумасшедший!

— Нужно таким и быть, чтобы мечтать о стерве по имени Энн. Нужно совсем потерять голову, чтобы жаждать сдавить ее в объятиях и забраться под платье.

— Не смейте мне больше попадаться на глаза. Немедленно везите меня домой, — выкрикнула Энн и пошла к экипажу.

— Энн, подождите секунду, — Джон догнал ее и преградил путь. — Я не хочу, чтобы вы обижались. Я действительно схожу с ума, понимая, что ваш голос дрожит не только от гнева. Останемся здесь ещё, пожалуйста.

— Пустите, — Энн оттолкнула его и забралась в экипаж.

— Хорошо, — Джон взялся за поводья. — Я вам больше ничего не скажу, испробовал, что мог.

— Мне всё равно. С этой минуты мы друг друга не знаем.

— А ведь вы надеетесь, что я никуда не денусь и вновь прибуду к вам, не внемля словам леди. Ошибаетесь. Даже такой недостойный человек, как я, способен познать истины, имея хорошую учительницу. Я буду думать о вас, ждать, желать, но больше первым не сделаю ни шага. Вы знаете, что так и будет, у вас я только на словах неприкасаемый, а вы всё обо мне давно поняли, иначе бы не доверились. Захотите общения — делайте шаг сами. Я буду ждать этого всегда.

Энн, заготовившая оборонные слова, не издала ни звука. Её взгляд был устремлен на опушку леса, где в плотных сумерках зоркие глаза сумели разглядеть двоих: Артура и Алисию. Алисия сидела впереди, запрокинув голову на грудь Артура, и не переставала гладить его лицо. Он ловил губами ее руку.

«Вот и вся любовь, о которой грезят молодые, — усмехнулась она про себя. — Всё — слова и мечты, а жизнь — в темнеющем лесу, поддающаяся сиюминутной страсти».

Она с сожалением смотрела на спину Джона и понимала, что никогда не пожалеет о случившемся и никогда больше этого не повторит. И будет говорить своим детям, что любовь — выдумка, жизнь сложена по-другому. Завтра для неё начнется прежняя жизнь, когда не нужно будет всматриваться в своё лицо, а думать только о нарядах и приличном обрамлении своей личины. А сегодняшний день совсем иной, выбивающийся из привычной колеи, какое счастье, что он был.

— Джон, — тихонько произнесла Энн.

Он резко обернулся, натянул поводья, в его глазах вспыхнула надежда.

— Я не могу жить по-другому и уже не хочу. Всё, что у меня есть, это дети, которых я должна вести по жизни. Я не изменюсь под действием обстоятельств, твердо буду идти к своей цели. Я знаю, вы поймете меня, вы чуткий замечательный человек. Мы больше не будем встречаться и общаться, кроме каких-то вынужденных столкновений на глазах родственников. Прошу, не беспокойте меня, не вырывайте из привычного. Всё случившееся приму, как дурной сон. Вы понимаете меня?

Джон молчал. Через время спросил тихо и спокойно:

— Домой?

— Домой — еле слышно прошептала Энн.