Из города приехало военное и судейское начальство.
Повели к нему леших. Начальник перед главным генералом вертится, рассказывает, как явились лешие в тюрьму, что говорили, и хихикает. Генерал послушал его да как порскнет носом и ну картавить:
— Глупости городите!
Начальник чуть с душой не расстался: хотел угодить, намекнуть, что ему пора вверх по службе итти, а вышло вон что. А тут еще старший вошел и ну мигать ему. Начальнику надо к генералу подлизываться, а он мигает и мигает. Обозлился начальник и спрашивает:
— В чем дело?
— Привели там…
— Кого привели? Давай сюда.
Старший глаза пучит, подмигивает, а начальник опять:
— Давай, говорю, сюда…
Повел старший плечом и ввел в контору пристава, полицейских, а с ними всамделешних беглых арестантов, Алешку, Мишку и Ваську: в лесу в камышах схватили их.
Глянуло начальство и обомлело: справа Алешка, Мишка и Васька и слева Алешка, Мишка и Васька. Только и разницы, что одни босые, другие в ботах. Пристав рапортует, как было дело. Генерал покраснел, собрал с лысины пот в платок, крикнул:
— Чогт знает что! — и поманил к себе всамделешнего Алешку:
— Эй, хагя! Ты кто?
— Алексей Сусликов.
Генерал к Алешке-лешему:
— А ты кто?
— Алексей Демьянович Сусликов.
— Фу, чогт!..
Кинулось начальство опрашивать тех и других, а Алешка-леший выступил и говорит:
— Не извольте беспокоиться: мы-ста и есть настоящие, потому и билеты при нас. Вынимай, ребята!
Вынули лешие тюремные билеты и подают. Поглядело начальство в билеты, по-куриному заокало:
— Конечно, точно, подписи несомненны, — и к всамделешним: — Где билеты?
Те в карманы, в шапки, — нету билетов. Побелели безбилетные, даже не арестанты — и затряслись:
— Обронили мы, ваши благородия…
— Обгонили, бгодяги! В катоггу! — затопал генерал.
— Да, ваши благородия, мы, вот истинный господь, мы — это мы, а это…
— Нет, мы — это мы! — затараторили лешие и пальцами на всамделешних показывают: — Гляньте, нешто похожи они на всамделешних?
Тут судейское начальство вмешалось: надо, мол, вывести одних и допросить других. Вывели леших. Начало начальство распытывать всамделешних: кто они, сколько годов им, как отцов, дедов, бабок звать и прочее. Ничего не вышло: всамделешние сбивались, путали, у леших же все без запинки выходило. Начальство руками развело, велело запереть леших особо, всамделешних особо, осмотрело карцер, фортку в коридоре и ну тюрьму обходить.
Лешие уселись в камере на полу и ждут. Открыл надзиратель дверь к ним, рявкнул:
— Встать! Смирно! Руки по швам! — а они ни с места.
Генерал по-картавому на них:
— Пгиказываю встать!
А Алешка в ответ:
— Больно отощали мы, барин!
— Ты ггубить! В кандалы! Всех!
Старший метнулся на коридор, привел тюремного кузнеца с тройкой кандалов, с болванкой, с молотком и заклепками. Положил кузнец болванку, посадил на пол Мишку-лешего, хомутки на ноги ему надел, заклепку вложил и давай клепать…
— Ты поладней клепай, — говорит ему Алешка-леший.
— Могчать! — заревел генерал, а Алешка ему:
— Я не с тобой говорю.
Побеленел генерал, ногами затопал, кулаками засучил, а Алешка опять ему:
— Бей, бей, вот он я!
Генерал из себя вышел:
— Гозог!
Заковали леших и повели на двор. Алешку, как самого зубастого, разложили на переднем дворе, Мишку — на левом, Ваську — на правом. Приволокли прутьев метел на десять. Охотники — из надзирателей — засучили рукава и выбрали по пруту.
— Тюрьма-а! На ок-на! — скомандовал старший.
Начальство все обмозговало: троих, мол, будем пороть, а прочие будут глядеть и вразумляться, — всем занятие.
Только ничего из этого не вышло. Легли лешие, и хоть бы один взвизгнул. Розги свистят, а они лежат, как чурки, вроде не им, а двору березовой каши всыпают.
Алешке отсчитали сто ударов с хвостиком. Встал он, а генерал к нему:
— Хогошо?
— Дюже хорошо. Ложись, оближешься…
На окнах:
— Хо-хо-хо, ха-ха-ха!..
Генерал кричит:
— Еще!
Получил Алешка привесок в полсотни розог, встал и кажет генералу язык;
— Видал?
— Убью! — кричит тот. — Гастгеляю!
А из окон смех да приговорки, словечки всякие.
Генерал напустился на начальника:
— Гаспустили тюгму! Под суд отдам!
Начальник на старшего накинулся, тот на своих подначальных, и пошло, поехало, будто с привязи сорвались все. Весь день порядок наводили, кричали, наказывали арестантов.