Наруто: Темная Заря.

Темная Заря 64

Коноха стонала от раздирающих ее пожаров и небесных тварей, что пожирали ее жителей. Деревня была залита огнем и кое-где уже были видны полностью сожженные дотла дома, оставившие после себя золу, да пепел. Шиноби отчаянно боролись с монстрами, пытаясь подбить им крылья, сбросив на землю и после добить. Тактика была нехитрой, но очень сложной. Кожа монстров была чудовищно плотной, обычным кунаем пробить ее на удавалось. Ниндзя приходилось ловить пикирующих монстров и в смертельно опасных выпадах пытаться пробить им крылья в ближнем бою. Чудища эти атаки во многом ловко контратаковали задними лапами, хватая и разрывая невезучих воинов.

Члены клана Яманака пытались брать монстров под контроль сознания. Даже в ущерб себе, ощущая себя в теле чудовища, они скидывали виверн на землю простым способом. Человек не знал, как управлять крыльями, а падение с такой высоты даже для небесных чудищ не сулило ничего, кроме критических повреждений или смерти.

Хьюга разводили руками, когда их просили называть слабые стороны врага. В центре их грудины они видели невероятно сильный источник чакры, но их чакросистема была ничтожной. Единственное что могли эти монстры – изрыгать пламя, но и этого было достаточно, так как сила их способности превосходила уровень В ранговых техник.

После исчезновения Наруто, Минато стоял на поляне с разбитым душевным состоянием, головой полной вопросов и раздираемой чувством долга душой. Ему надо было бежать в деревню, спасать людей от проказы, насланной его дочерью, но ему также хотелось бежать за ней, чтобы получить все ответы. Намикадзе не знал, как поступить правильно. Сжав зубы, мужчина переместился на скалу Хокаге, откуда открывался чудовищный вид на его родной дом.

— …

Блондин не смог вымолвить и слова, видя весь этот огненный ад, царивший в его деревне. Его дыхание сперто, а рот приоткрыт в не озвученном слове. Но мужчина быстро взял себя в руки. Он точно знал, что сейчас его враг в небесах и он практически единственный шиноби, способный спасти ее от их натиска.

Метнув свой кунай в ближайшую тварь, он молнией переместился на более чем сотню метров в небеса. В его правой руке был зажат кунай, а в левой светился энергией спиральный шар чакры. Джоунин без жалости всадил свою технику в грудь небесной твари. Используя ее тело как рычаг, он оттолкнулся вверх, бросая кунай к следующему чудовищу.

Раз за разом в небе мелькали вспышки желтой молнии и следом за ней падала одна тварь. Но их была тысяча. И даже при том, что шиноби удалось в лучшем случае сбить максимум сотню, оставалось еще девятьсот, что при появлении нового врага стали атаковать землю с большим напором.

— Черт!

Намикадзе, видя разрозненный строй виверн, подбросил свой кунай вверх, перемещаясь единовременно к маяку.

— Теневое клонирование.

Его объемов чакры хватало, чтобы создать сотню теневиков, но в таком объеме они были бесполезны. Чакры банально не хватило бы на использование расенгана и хирайшина одновременно. Но в этом был плюс техники Нечестивого Воскрешения. Чакра не заканчивалась. Но был и явный минус. Очаг ее был также урезан. Сейчас он смог бы создать пятьдесят клонов, с его раздробленным запасом чакры. Но они не обладали бы ни техникой Бога грома, ни бессмертия Нечестивого. Поэтому рабочий максимум Минато было десять дублей.

— Это!

— Это техника Четвертого Хокаге!

— Как такое может быть!?

— Йондайме-сама!

Шиноби радостно закричали, видя знамя грядущей победы. Всему высшему составу была известна визуальная сила Техники Бога Грома. Яркая вспышка с редкими желтыми молниями. И сейчас Герой Листа методично зачищал монстров из врат хаоса. Его десять дублей вместе с ним рассекали небесную твердь, убивая монстров ударами расенгана.

Помимо искренней радости, вместе пришло тяжелое чувство облегчения и скорби по погибшим. Лист лежал в руинах и все еще опасность не миновала. Кварталы пылали огнем и требовалось предпринять еще огромное множество действий для восстановления деревни в кротчайшие сроки. Сейчас им всем нужен был лидер, который распределил бы силы и за которым пошли бы шиноби. Но Намикадзе был занят, а других претендентов на это место не было. Поэтому по общей практики самый инициативный джоунин раздавал приказы, которым следовали младшие по званию или по рейтингу.

Хатаке вместе с Майто активно собирали генинов в одну группу, где ими было проще руководить и защищать подрастающее поколение. Шикаку создал отряды пожарников. Пламя небесных тварей было настолько сильным, что одного косого удара хватало, чтобы превратить древесину в угли. А они действовали невероятно разрушительно, проходясь по линии домов своим дыханием, руша здания посередине так, что их уже не восстановишь нормально. Поэтому был дан приказ во чтобы то ни стало остановить пожар.

Пользователям суйтона разрешалось применять высокоранговые техники, даже если те грозили большими разрушениями пострадавших конструкций. Главное было сохранить все еще целые постройки. Дотонщики потопляли целые дома в землю, закапывая их на глубину. Остальные методом линейного детонирования с использованием взрывных печатей отсекали область пожара от уцелевших кварталов. Остальные же шиноби бегали по руинам, ища пострадавших, чтобы эвакуировать их.

В течении последующих десяти часов шиноби работали без страха и усталости, они тушили пожары, вытаскивали раненых, разгребали завалы, создавали палаточные лагеря, организовывали порядок и систему. Многие, очень многие люди и шиноби потеряли свои дома и что еще более страшно – своих близких. Наруто сдержала свое слово, сказав, что в ее силах устроить кошмар, что переплюнет Пришествие Девятихвостого Лиса. В ту ночь пострадали многие и полдеревни было затронуто разрушениями. Сегодняшним днем пострадала вся деревня и пострадали все без исключения. Кто-то был ранен, кто-то покалечен, мертв или пропал без вести. Ни одна семья не смогла избежать страшной участи. Сыны, дочери, братья, сестры, жены, мужья, матери, отцы, бабушки и дедушки, друзья и возлюбленные. Каждый потерял кого-то очень близкого.

Временные лагери напевали симфонию отчаяния, состоявшую из криков плачущих, стонов раненых, ругань озлобленных и бесконечной ненависти. Молва разнеслась с чудовищной скоростью, единственный приказ, касаемый Узумаки Наруто, отданный Шикаку Нара стал отправной точкой. Люди уверовали, что джинчурики был истинным воплощением демона-лиса. Кто-то рыдал, моля в пустоту о пощаде, кто-то проклинал демона. А кто-то, разбитый отчаянием, возносил молитвы демону, прося его о чуде.

***

На южной окраине деревни там, где был район трущоб, теперь стояла большая пустыня. Джирайя с трудом смог подавить ярость джинчурики однохвостого. Санин пощадил аловолосого мальчишку, вместе с его семьей. Укрепленная печать позволила Гааре отключиться в забытие морфея, а его старшие сейчас находились рядом с ним. Не без наручников и статуса пленников, но все же в какой-никакой безопасности. В конце дня Советники пустили молву, подкрепленную позже официальным заявлением, что главными виновниками катастрофы были не шиноби Суны, а Орочимару – мятежный ученик Хирузена и Узумаки Наруто – сумасшедший демон-лис.

Причина сему была проста. Конохе нельзя было терять союзника, особенно в эти сложные времена. У Песка не было выбора, так как их главное оружие находится под конвоем в Листе, а единственные наследники Четвертого Казекаге сейчас арестованы и содержатся в изолированном помещении. В противном случае судьба их будет незавидной. Джинчурики будет убит, а его биджу запечатан в лояльного деревне человека, мальчик-марионеточник пойдет в расход, а куноичи отдадут в разъяренные руки толпы. Эта практика работала всегда. Она одновременно устрашала врагов своей жестокостью и позволяла народу сбросить напряжение. Также Суна потеряла большое количество шиноби из своего штата, а ее репутация подорвана. Новая война невыгодна обеим деревням.

Измученный старый жабий отшельник сейчас сидел на разбитом камне – осколке стены, долетевшей аж до среднего кольца. Рядом располагалась тюрьма для шиноби Суны. Было глупо размещать нестабильного джинчурики рядом с лагерем, но в деревне сейчас был по меньшей мере один мастер печатей живой и один – мертвый.

В вспышке молнии появилась молодая фигура давно почившего Четвертого Хокаге. Его бесстрастное лицо не выражало ничего. Не былой уверенности, ни благородной улыбки, ни даже злости. Он был спокоен и холоден. Перед ним разлегшийся учитель, что явно сильно постарел за эти десятилетия. Копна белых волос местами была окрашена сажей, его красные полосы на щеках стерлись, оставляя разводы, а по лбу до сих пор стекали капли пота. Джирайя имел очень большой запас чакры в сравнении с другими шиноби, поэтому ему пришлось участвовать в пожаротушении больше всех, пока он не истратил всю энергию.

Видя напряженное лицо учителя, Минато не капли не переменился. Сотни вопросов вертелись на его языке и к сожалению, ни один из них не лучился адекватностью. А предполагаемые ответы пробуждали в его душе гнев и жажду мести. Он знал какими будут ответы и знал их закономерный итог, предполагал как отреагируют его шиноби, услышав их и понимал, что не сможет не злиться.

— Джирайя… Почему моя дочь… стала такой?

Минато смог выдавить из себя нечто похожее на нейтральный вопрос, который не должен был провоцировать конфликт на пустом месте. Его главная задача – докопаться до сути. Но вот ответ седовласого мужчины заставил Йондайме скрипнуть зубами.

— А мне почем знать!?

Жабий отшельник был не в том состоянии, чтобы отшучиваться или строить привычную маску клоуна. Он, как и любой другой патриот деревни, невзирая на родословную и личностные отношения, презирал Наруто, точно также, как когда-то начал ненавидеть ближайшего друга – Орочимару. Санин не чувствовал своей вины в этом и это было искренне.

— Хм!

Намикадзе сдержал гнев, сжав челюсти и прожигая взглядом сморщенное лицо с закрытыми глазами санина. Беловолосый лежал полусидя, сложив руки за головой и перекинув ногу на ногу.

— Я… Я просил вас позаботиться о моем ребенке в случае моей кончины. Ты должен был знать лучше других, что происходило в ее жизни, чтобы она стала такой.

Джирайя нахмурил брови, внутренне признавая, что в этом он сильно прокололся. Когда-то данное обещание под действием радостной атмосферы новоиспечённых будущих родителей, сейчас выставляло его в ужасном свете. Санин не думал, что его ученик так рано почил. И искренне не надеялся никогда брать на себя ответственность за новорожденных. Да, Джирайя боялся и сторонился этой ответственности.

— Мне… Мне дали немедленное задание. Да. Срочное. Долгосрочное. Я должен был выследить шиноби из организации «Акацуки».

Джирайя конечно врал. Никаких Акацуки пятнадцать лет назад даже не намечалось. Та «миссия» была особым отпуском, который Сарутоби вручил санину сразу по его прибытию в деревню. И старый Хокаге и сам легендарный шиноби понимали, что отец из этого бабника никакущий и что джинчурики придется созерцать неизменных путан в период своего роста. В общем, Сарутоби оградил Джирайю от чести быть отцом, но не запрещал ему навещать Наруто.

— Задание, значит…

Намикадзе понимал какого рода и что за задания в большинстве давались Джирайе. Шпионаж. Причем шпионаж за внутренним состоянием Скрытых Деревень. Его амплуа писателя-бабника работало хорошим прикрытием и то, что он кричал глупости на каждом углу дополняли этот образ свихнувшегося старика.

— Кто тогда воспитывал Наруто? Микото и Фугаку должны были взять на себя эту ответственность. Кушина им доверяла и не было причин…

Пока что спокойные рассуждения Йондайме были прерваны появлением новых-старых лиц. Вместе с главами кланов явились советники, прознавшие о воскрешении Четвертого. И сморщенные недовольные лица, что вкупе с довольно чистой одеждой говорили о том, что старики отсиживались в безопасности все это время. Кохару Утатане и Митокадо Хомура – двое Старейшин, что действовали на нервы Йондайме еще при жизни, уповающие на праведность и бессмертность политики Второго Хокаге.

— Микото и Фугаку являлись Учихами! Как можно было передать оружие деревни клану, виновному в нападении Девятихвостого Лиса!?

Мерзкий старческий голос Кохару, больше похожий на скрип деревянной двери, раздражал барабанные перепонки, а ее презрительные слова… Минато решил пропустить мимо ушей, не поддаваясь на провокацию. Он наоборот читал между строк и выделял самое главное для себя.

— Почему вы обвиняете клан Учиха в измене? У вас есть на то весомые доказательства?

— Тысячи шиноби видели, как в глазах Кьюби горел Шаринган. Кто еще кроме них мог использовать эти проклятые глаза!?

Намикадзе тяжело вздохнул, процеживая сквозь зубы воздух. Его холодные взгляд синих очей прожигал фигуру старейшины насквозь.

— В ту ночь, на нас напал неизвестный нукенин в маске. Он назвался Учихой Мадарой…

От одного имени призрака прошлого многих шиноби, слышащих этот разговор передернуло, но Минато не обратил на это внимание.

— Он обладал шаринганом, но не был также силен, как Тот из легенд. Явно, что это была подделка. И то, что шиноби использовал шаринган – не означает, что он выходец из клана Учиха. Додзюцу можно пересадить. Впрочем, зачем я вам это объясняю. И как подсказывает мое предчувствие, виновник нападения не был найден, а вину спихнули на Учиха. Где сейчас Полиция Конохи, я их не видел…

Со дня смерти клана Учиха молва о том, что они были виновниками в нападении Кьюби поутихла, но это не значило, что их оправдали. Наоборот, вина закрепилась за ними, ведь мертвецы уже не могли оправдаться. Шиноби, что давно приняли факт причастности Учиха к нападению пятнадцатилетней давности передернуло от слов Йондайме. Разница авторитетов Четвертого Хокаге и Старейшин была колоссальна. Минато пользовался умопомрачительной репутацией в деревне, в отличие от старых маразматиков, которых все ненавидели и только лицемерно улыбались из-за их статуса. Его слова принимали за правду, даже если они противоречили условной истине, принятой многие годы назад.

— Что это значит!? Почему мы слышим об этом только сейчас!?

Почувствовав, что земля уходит у них из-под ног, Старейшины напряглись. Резонные вопросы их некомпетентности звучали остро в кругу шиноби деревни. Кохару и Хомура периодически бросали угрожающие взгляды на слишком громких выскочек, что не гнушались их оскорблять между собой.

— Он сбежал, когда я нанес ему критический урон и тогда я освободил Кьюби от контроля. Так где полиция? Мне надо поговорить с Фугаку.

Мрачный настрой Минато был скрыт его вуалью спокойствия. Ему действительно хотелось задать вопрос старому другу, почему его дочь превратилась в монстра, охаивающего вся деревня.

— Фугаку, как и весь клан Учиха вырезал Итачи Учиха больше пяти лет назад.

Громоподобная новость удивила, нет, даже шокировала Минато. Полиция Конохи была мастодонтом в сфере внутренней безопасности граждан и внутреннего контроля. Их кончина была невероятным ударом по деревне, по крайней мере так считал сам Намикадзе.

— Я… Я понял. Тогда кто был опекуном моей дочери?

В толпе шиноби пошли очень заинтересованные шепотки, касающиеся неизвестной дочери Хокаге. Младший состав не догадывался о ком идет речь, пока старший все более и более мрачнел. Один из чунинов не сдержал своего любопытства. Подняв руку вверх, он проголосил:

— Как зовут вашу дочь, Йондайме-сама! Может мы знаем!

Минато пробила нервная дрожь. Наруто знали все, все еще готовы были линчевать за совершенное преступление, но никто не знал, что она его дочь? В уме Намикадзе пазл не складывался. На политической арене его наследник был очень весомой фигуру, которую должны были оберегать все кланы, как зеницу ока. А дополнительная ценность, как главы клана Узумаки и джинчурики девятихвостого должны были обеспечить ей непревзойденный социальный статус. Минато оформил все документы еще при жизни, когда неродившийся ребенок уже стал Главой Клана Узумаки, так как единственная их наследница – Кушина, отреклась от титула, оставив за собой приставку «химе». Блондин сощурил глаза, прожигая советников.

— Узумаки Наруто. Ее зовут – Узумаки Наруто.

Намикадзе не озвучивал вопрос, почему его ребенок был зарегистрирован под фамилией его матери. Это было и так понятно, ведь она была главой клана Узумаки и должна была носить это имя. Самому Намикадзе не было дело до всех этих официальных тонкостей, ибо даже будь она Химе Учиха, все равно оставалась бы его дочерью. Стоило прозвучать имени монстра, которого Герой назвал своим ребенком, так вся округа потонула в чудовищном мраке из шокированных взглядов и тяжелого молчания. Из этой реакции толпы злобный пазл складывался и без особых пояснений, но мужчина продолжал выпытывать все факты.

— Какое это имеет значение? Сейчас самое важное, что эту чудовище сбежало, украв оружие деревни и принеся хаос и разрушения. А вы, Йондайме-сама, как родитель, ответственный за появление этого преступника, и как наш бывший Хокаге, должны взять на себя ответственность.

— Вы должны покарать преступника и вернуть биджу в деревню. Вы сами это должны знать. Наруто Узумаки должна предстать перед судом и поплатиться за свои грехи.

Слова Хомуры дополнились речью Кохару, что как некстати зарядили толпу. Многие шиноби шиноби завопили о том, что девятихвостый должен предстать перед судом и то, что с вернувшимся четвертым Хокаге они смогут воздать по заслугам преступникам. Истину того, что Минато был родителем Наруто они проглотили, как нечто собой разумеющееся. Перед законом все равны и то, что Намикадзе ответственен за рождение преступника накладывает на него особое обязательство посвятить всего себя тому, чтобы преступник получил суровое наказание. Им даже в голову не могло прийти иного исхода. Минато был идеалом в их глазах.

— Вы… Как смеете…

Намикадзе прошипел сквозь зубы, не обращая внимание на толпу. Ясно как день, что все случившееся – результат политики Третьего, ведомого Старейшинами. Их невозмутимость и ярое противостояние ему говорило о том, что они прекрасно знали о Наруто все и несли ответственность за это. Но предпринять какие-либо действия он не мог. Вершить самосуд при сотнях свидетелей – все равно, что обречь всю Коноху на погибель. Минато знал, кем он был для этих людей и видел, как они с упоением и даже благоговением заглядывают ему в рот, когда он говорит. Намикадзе вплотную подошел к двум старым шиноби, кладя свои руки им на плечи, сжимая до боли в их костях ладони. Его лицо не выражало злобы, но вот его холодный, низкий голос, слышимый только им, внушал страх.

— Поговорим об этом позже, сейчас надо восстановить деревню. А после вы мне все расскажите.

После этих слов Намикадзе отпустил посиневшие плечи Советников и ушел вперед, собирая за собой шиноби. Ему требовалось реорганизовать всю систему, пока он был жив. Сколько продержится техника? Он не знал и боялся, что она развеется быстрее, чем он вновь встретит свою дочь.

— Хокаге-сама!

— Что происходит!?

— Боже правый!

Толпа отпрянула, создавая вокруг Четвертого некое свободное пространство. Тело Намикадзе начало парить, клубы горячего воздуха обволакивали его тело полупрозрачной пеленой. Трещины техники исчезли и странные чувства поселились в его груди.

*Ту-дун*

Глухой удар сердца, что отдавал аж загривке прошиб разум. Его тело начало немного дрожать, а перед глазами все плыло. В ушах отдавало набатом стук сердца и быстрый ток крови. Но ни сердцебиения, ни озноба, ни тем более кровяного давления он не ощущал после Нечестивого Воскрешения. Чувство боли, как и остальные чувства были притуплены. Впрочем, даже саму чакру он ощущал по-другому, глухо и неказисто, словно что-то глушило, отвергало его наличие в этом мире. Но сейчас. Сейчас все вернулось, словно он вновь был жив.

Намикадзе опустил взгляд на руки. Его кожу больше не покрывали трещины, и она не была пепельно-серой, словно созданной из праха. Но вот что было странным. Расползающееся красное пятно на белом плаще от плеча. Неуловимая тупая боль в том же самом месте, где его задел луч белого света, оставивший сквозную пробоину. Запах… Это привычный омерзительный запах крови он сразу вспомнил.