Наш «затерянный мир». Некоторые страницы белорусской истории. Часть 1

15. Кто убил Витовта?

События нашей истории нередко мы видим не только через призму веков, но и отражёнными кривыми зеркалами идеологов, ангажированных летописцев и историков, выполняющих заказ власти. Через наслоения всевозможных «корректировок» и «исправлений» нередко очень трудно разглядеть правду, понять истинные причины событий и мотивы людей. Иногда логика предков выглядит нелепо. Но в старину люди не были ни на грамм глупее, наивнее или иррациональнее. Глупыми, алогичными выглядят они тогда, когда по чьей-то воле изымаются или искажаются важные фрагменты истории.

Как я уже писал, российская концепция средневековой истории сводится к одному: уничтожить или игнорировать всё, что мешает представить Москву в качестве центра «всея Руси». Если нелепость становится уж слишком очевидной, то подводится идеологическая база с целью убеждения, что такой сценарий «собирания русских земель Москвой» является благом. Основные работы были написаны много времени спустя фактиче ского захвата чужих земель, «история» писалась под конкретную конфигурацию уже созданных границ, при этом источники «переводились» на современный язык исходя из политического заказа, а неугодные источники почему-то «терялись», «горели» и т. п. А главное — была административная возможность изолировать аудиторию этих идеологических посылов от альтернативных источников информации.

Александр (Витовт) Великий

А кто «слишком много понимал» — тот «бунтовщик» или «враг народа». И всё тут! Поэтому безо всяких премудростей белое называется «чёрным», второстепенное — «великим» и т. д. Радикально искажены целые периоды, перевраны целые массивы фундаментальной информации. Но стоит почитать внимательнее, сравнить со сторонними источниками, и официальная российская «история» рушится как карточный домик, из «аргументов» остаётся лишь упрямство. При определённом навыке и чутье читатель может находить в такой «истории» явные ляпы и откровенный обман. Обнаружив нестыковки в российских описаниях важных событий, «прикладываешь линейку» в противоположную сторону и нередко находишь ответы на возникающие вопросы. А потом выстраивается полная картина и становится ясно, с какой целью и в чьих интересах перевернули всё с ног на голову.

Но вот там, где «поработали» польские идеологи от истории, «корректировки» правды сделаны куда как тоньше. Дело в том, что полякам приходилось переписывать историю сразу после событий, чуть ли не «в режиме реального времени», когда ещё живы свидетели и есть масса свидетельств. Второй фактор — у поляков не было возможности изолировать адресатов своих идеологических штампов от всей «мешающей» информации. Поэтому приходилось строить сложные, хитро закрученные конструкции с увязкой со значительным количеством источников, которые могли попасть в поле зрения читателя. И разобраться в такой идеологии, найти следы реальности намного сложнее. Тем более что основной массив информации достаточно объективен и «подкорректированы» совсем небольшие, но чрезвычайно важные фрагменты, поэтому исторические книги порой превращаются в детективы.

Исторические события, непосредственно связанные со смертью великого князя Витовта, у нас описываются в основном в соответствии с польской версией. И российских историков тут тоже всё устраивает. Но когда вникаешь сам, возникают серьёзные вопросы. При углублении в контекст вопросов становится только больше. И пролить свет здесь может только долгий и кропотливый труд профессиональных историков. К чему, собственно, и призываю. Я же воспроизвожу традиционную точку зрения по этому периоду, добавляя от себя только возникшие у меня сомнения, акцентируя внимание читателей на нестыковках.

Печать великого князя литовского Витовта. 1407 год

Первая строчка Торуньского мира 1411 года начинается словами: «Владислав, Божьей милостью король Польши, Литвы, верховный правитель и наследник Руси… вместе с великим князем Александром (тронное имя Витовта), иначе Витовтом, верховным правителем Литвы…» И т. д. Ягайло Ольгердович сохранял за собой права на отцовское наследие — Русь (современную Украину), а также Литву. Верховным правителем Литвы являлся Витовт, но только на время своей жизни. Но и Польша не могла претендовать на литовские земли без Ягайлы в качестве монарха, так как всё было основано на личной унии, а не государственной. Эти обстоятельства стали причиной драматических событий с коронацией, рассматриваемых в данной главе.

В 1413 году заключается странная, на мой взгляд, Городельская уния, дававшая католикам массу привилегий на территории ВКЛ. Почему литвины — победители Тевтонского ордена, значительно усилившие своё влияние, вдруг склоняются под католичество, переживавшее в то время глубокий кризис и раскол? Как связана Городельская уния (2 октября 1413 г.) с произошедшим в это же время государственным переворотом у тевтонов и заключением под стражу спасителя ордена — Генриха фон Плауэна? В том ли виде, как это знаем мы, были заключены положения этой унии тогда? Или мы изучаем сейчас документы в более поздней «редакции», сделанной польскими историками?

Икона Божьей Матери, присланная Витовту в 1386 году византийским императором Иммануилом II Палеологом в честь его крещения в православие. Теперь находится в кафедральном соборе Святого Станислава в Вильнюсе

Современные историки ставят под сомнение даже Кревскую унию 1385 года — казалось бы, фундаментальный документ, но почему-то никогда не упоминаемый самим Ягайлой. Так может быть, и положения Городельской унии дошли до нас в «исправленном» виде?

В 1411–1418 годы Витовт был занят и татарскими делами. Ставленник Витовта на ордынском престоле хан Дже ла л -эд Дин ( с ы н Тохтамыша, участник Грюнвальда, в русских летописях — «царь Салтан») был убит своим братом Керим-Бердеем, поддерживаемым давним врагом великого князя — Едигеем. Но в Волжской Орде была сильна и партия, ориентированная на Литву. Вместо Джелалэд-Дина Витовт назначил от себя ханом Бетсабулу, на которого и возложил в Вильно знаки ханского достоинства: шапку и шубу багряного сукна, вышитую золотом. Пока Бетсабула боролся с Керим-Бердеем, на Киевщину двинулся Едигей. Область была сильно опустошена, уведено много пленных, но Киев устоял, хотя и сильно пострадал от пожаров. Бетсабула был убит Керим-Бердеем, которого в свою очередь убил Ерим-Бердей, ориентированный на Литву. Едигей стал искать мира и в 1418 году прислал Витовту примирительное письмо, а в подарок 3 верблюда и 27 лошадей. На юго-восточном направлении стало спокойнее.

В начале XV века в Западной Европе было аж целых трое пап! Бизнес, основанный на крестовых походах, индульгенциях, церковных поборах, торговле артефактами и пр., приносил огромные доходы. Разумеется, претендентов на богатства было много. Монархи, политическая и торговыая элита тоже хотели участвовать в дележе этого «сладкого пирога» и поэтому поддерживали своих ставленников в церковной иерархии. В результате все папы считали себя самыми достойными, предавали друг друга анафеме и отлучали от церкви. Понятно, как жилось простому народу, за счёт которого вся эта «элита» жировала.

Английский богослов Джон Уиклиф, профессор Оксфордского университета, резко осуждал непомерное обогащение церкви за счёт верующих. Он считал неправильным запрет, наложенный на чтение Библии прихожанами. По его мнению, прихожане должны иметь возможность напрямую узнать Слово Божье, без посредников — клириков, становившихся просто бизнесменами. Уиклиф перевёл Библию на английский язык, чем вызвал крайнее недовольство клерикальной верхушки, обогащавшейся на этом посредничестве между Богом и народом.

Катастрофа крестоносцев под Грюнвальдом, выход на европейскую политическую арену ВКЛ как нового серьёзного игрока, необходимость выработать отношение к этим фактам и прекратить религиозный разброд — всё это вынудило католические силы всерьёз задуматься о собственной безопасности и дальнейшей перспективе. А также остро стояли вопросы объединения церквей, османской угрозы и пр. По настоянию германского императора Сигизмунда Люксембургского (Папой утверждён как император позже, но был императором де-факто уже тогда) в 1414 году был созван Вселенский собор в Констанце, призванный прекратить религиозные распри и консолидировать Западную Европу. Заседавший четыре года собор принял отречение Римского Папы Григория XII и пизанского папы Иоанна XXIII, а также был низложен и отлучён от церкви авиньонской папа Бенедикт XIII. Был избран новый, единый Папа, получивший имя Мартин V. Под нажимом Сигизмунда был также принят важный документ, ставивший решения Вселенского собора выше папских.

Торуньский мир 1411 года

Католические иерархи при необходимости шли на компромиссы с православными, порой даже с мусульманами. Но было категорически непримиримое отношение к зарождавшейся протестантской морали, ставившей под угрозу «святое» — бизнес, построенный на посредничестве между Богом и человеком. На Констанцский собор был вызван магистр Пражского университета Ян Гус, в своих проповедях критиковавший церковь и вслед за Уиклифом ставивший Библию выше Папы и церковных соборов. Констанцский собор был созван для того, чтобы устранить проблемы церкви, но не потерять власть, а наоборот — усилить её. От Гуса требовали отречения от ереси. Ни тюрьма, ни угрозы не помогли — Гус готов был покаяться при условии, что его неправоту докажут словами из Священного Писания. Тогда по приговору собора 6 июля 1415 года его сожгли на костре. Как стало понятно позже, вместо устранения проблемы это породило новую, намного более серьёзную — гуситство.

Тевтоны потеряли Жамойть и платили огромную контрибуцию по Торуньскому мирному договору, что было для них совсем неприемлемо. Ими была начата борьба за отмену и пересмотр результатов Грюнвальдской битвы, на этот раз на юридическом и дипломатическом поле. Собором было заслушано посольство Ягайлы и Витовта с изложением их точки зрения касательно ордена. Для рассмотрения польско-литовско-орденского дела собор выделил особую комиссию под председательством флорентийского кардинала Франциска Забарелло. Поляки озвучили трактат о том, что к христианству нужно привлекать не мечом, а кротостью (камень в огород ордена). Комиссия постепенно увязла в упрёках и аргументах сторон. Ягайло обвинял тевтонов в войне против католической Польши, в разорении католических церквей (при оставлении невредимыми православных), сравнивал магистра с Иродом и ставил в упрёк присланные на поле два меча, после которых никакое примирение стало невозможно. Ягайло требовал реформировать орден из военной в духовную организацию. Тут же подтянули жмудинов с их жалобами и обидами, которым не было числа и конца. Общий контекст посланий жамойтов: мы бы рады креститься, да тевтоны своей жестокостью отвращают нас от святой церкви. Тевтоны, огрызаясь, указывали, что Ягайло многократно обещал собору привести греческую православную церковь к послушанию римской, а на деле этого нет вовсе. Витовта и Ягайлу обвиняли в сближении с татарами. Юлили, говорили, что мечи якобы прислал маршал ордена без ведома магистра, а в целом — ну что тут такого?! Вызов на смертный бой — это так, «формальность», а в душе тевтоны всегда были готовы на компромиссы. На жалобу жмудинов тевтоны возражали, что она писана под диктовку Витовта. Твердили, что жамойтам под тевтонской властью жилось очень даже хорошо, а в голодные годы жамойтам орден посылал хлеб и скот на сумму более чем 40 тысяч венгерских флоринов. И если рыцари кого-то из жамойтов и убивали, то совсем немного, и то за воровство и разбой, так как народ там дикий. И всё было бы совсем хорошо, если бы Витовт их не побуждал к восстаниям. Работа комиссии увязала во взаимных претензиях, как в болоте. Чтобы разобраться во всей этой «каше» на месте, отправили посольство в Жамойть. Попытки ордена вернуть потерянную Жамойть юридическими уловками буксовали.

Жигимонт Корибутович въезжает в Прагу. Diebold Lauber, «История гуситских войн»

Видя тупик, в который зашла работа комиссии, Сигизмунд Люксембургский попытался перевести дело на другие рельсы. Документом от 20.04.1415 он обещал Витовту поддержку в борьбе против всех врагов и заботу о всех законных детях и наследниках. В конце июля 1415 года собор высказал похвалу Ягайле за заботы о единении церквей, а также настоятельное предложение помочь «уничтожению ереси в Богемии». Таким образом, руками Витовта и Ягайлы планировало сь задушить вольнодумство в Чехии. В августе собор получил известие о разгроме турками венгров и обратился к Ягайле и Витовту с призывом «подобно Маккавеям двинуться на врагов Христовых». То есть поляков и литвинов предлагалось использовать в качестве пушечного мяса в надвигающейся войне с Турцией. За эту великую услугу всей Европе собор брался уладить отношения ВКЛ и Польши с орденом. Фактически — дать тевтонам передышку и возможность зализать грюнвальдские раны, чтобы потом у Польши и ВКЛ, обескровленных на турецкой войне, тевтонские рыцари смогли бы взять утраченное. Но полякам и литвинам незачем было улаживать отношения с побеждённым Тевтонским орденом. Орден нужно было добивать, а Жмудь и так отнята у рыцарей! Ягайло и Витовт не клюнули на эту политическую комбинацию, продолжая при этом играть в простачков: в октябре прислали на собор грамоту, где просили наставления — как присоединять к католической церкви православных, сильно извинялись, что не смогли уберечь несчастных венгров от турецкого разгрома. Грекам же, теснимым турками, было послано много хлеба. Позже

Сигизмундом Люксембургским миссия борьбы с турками таки будет возложена на валашского господаря Влада II Дракулу, отца Влада III (Цепеша).

С турками Витовту не было резона ссориться ещё и потому, что с поддерживаемыми ими крымскими татарами у него были нормальные отношения и шла бойкая торговля. Главными пунктами литовской торговли с крымскими татарами были Кафа и Тавань на Днепре. Впоследствии была и таможня под названием «Витовтова баня».

На соборе король Англии Генрих V обратился к Владиславу II Ягайле за посредничеством в конфликте с французским королём Карлом VI. Однако дипломатия там была бессильна: англичане уже разбили французов при Азенкуре, но сами ещё не были разбиты Жанной д’Арк, и мирить стороны было бесполезно, слово было за оружием. Ничем Ягайло помочь тут не мог.

Папа Мартин V утвердил Витовта и Ягайлу викариями католической церкви в Новгороде, Пскове и Жемайтии. В январе–феврале 1418 года в Констанц прибыли русские епископы во главе с митрополитом Григорием Цамблаком, посланные Витовтом якобы для переговоров о соединении церквей. Польские прелаты были этому очень рады и встретили их с большим почётом. Русские епископы несколько раз служили службы по своему обряду. Когда же по прошествии некоторого времени их спросили, зачем приехали, то они ответили, что их прислал Витовт, но они не имеют никакого желания подчиняться римской церкви, а хотят оставаться в своей вере.

Гуситский вагенбург

Поляки были подняты на смех всем собором. Этот инцидент нашёл отражение не только в западных источниках. В русских летописях также указано, что Витовт прислал епископов во главе с Цамблаком на собор без приказания о подчинении, просто для пустого спора с Папой: «иди въ Римъ и имей прю съ папою» (ПСРЛ, IV, 115, V, 260). Так Витовт делал вид, что распространяет католичество на свои владения. Дело о соединении церквей было отложено, а в апреле 1418 года Папа Мартин V поспешил распустить собор, требовавший слишком больших церковных преобразований.

В Чехии — центральной части Священной Римской империи — население было крайне возмущено казнью Яна Гуса. Считается, что в церковном таинстве причастия верующие, вкушая хлеб и вино, приобщаются к телу и крови Иисуса Христа. Но в костёле причащаться вином из чаши могли только священники, а миряне — только хлебом. Гуситы, основываясь на Священном Писании, считали, что все, в том числе и миряне, могут причащаться вином. Таким образом, отвергался особый статус духовенства, его превосходство над мирянами. Своим символом гуситы избрали чашу, за что получили прозвище «чашники». Некоторые гуситы изображали на знамёнах гуся, как символ Яна Гуса. Бывало и совмещение символов: гусь, пьющий из чаши. К событиям Гуситских войн и их участникам в Чехии нет однозначного отношения даже теперь. Но такова судьба всех революций и революционеров.

По требованию Папы Римского чешский король Вацлав обязал светские суды рассматривать дела по обвинениям в ереси. Возмущённые пражане в Новом Месте выбросили из окон семерых членов магистрата. Это событие считается началом Гуситских войн, сотрясавших всю империю. Через несколько дней король Вацлав умирает от инсульта, корону забирает Сигизмунд Люксембургский.

Кроме гуситов большую опасность для империи представляла Турция. Как только Сигизмунд понял, что руками литвинов и поляков загребать жар на турецком направлении не получится, он отбросил всякие любезности в отношении Витовта и Ягайлы и открыто встал на сторону ордена. В назначенном под его патронажем суде в Бреславле (Breslau, совр. Вроцлав) в 1420 году было вынесено решение не только вернуть Жемайтию тевтонам, но и передать им исконно литовские земли. Витовт написал письмо с апелляцией о том, что Жамойть была исконно литовской и жамойты с литвой — один народ (подробно об этом письме см. выше, в главе «Литва и Русь»). Письмо Витовта не давало возможности вступить в силу Бреславльскому приговору как минимум до конца апелляционного разбирательства. Сигизмунд отвечал резко отрицательно, требовал участия в подавлении гуситского мятежа. Ягайло и Витовт уходили в сторону от участия в чешском походе, ссылаясь на необходимость подготовки помощи Молдавии в борьбе с турками, что также не было сделано. В то же время Ягайло и Витовт жаловались Папе Римскому на несправедливый Бреславльский приговор Сигизмунда. Отношения с императором портились на глазах. Решение Бреславльского суда 1420 года было неприемлемо для Ягайлы и Витовта и компромисс тут был невозможен. Чтобы император пересмотрел свой приговор, Витовту и Ягайле пришлось надавить на болевую точку Сигизмунда — Чехию.

Там же, в Бреславле, Сигизмундом был объявлен крестовый поход против гуситов. Естественным решением чехов было обратиться за помощью к таким же славянам — полякам и литве. Чехи предложили корону Ягайле, он дал любезный, но уклончивый ответ: империя была совсем рядом, к тому же среди польской знати не было согласия по поводу принятия короны от чешских «еретиков». Второму посольству чехов Ягайло уклончиво сообщил, что ему сначала нужно посоветоваться с Витовтом. Тогда чехи поехали в Литву сами, где Витовт принял от них корону. Но сказал, что сам быть в Праге не может, поэтому посылает своего наместника — князя Жигимонта. Жигимонт (по-старобелорусски — Жикгимонтъ, по-русски — Сигизмунд, по-польски — Zygmunt) был сыном героя Куликовской битвы новгород-северского князя Дмитрия-Корибута, погибшего на Ворскле.

Печать Жигимонта Кейстутовича

Несмотря на новое, теперь уже любезное письмо Витовту от императора Сигизмунда Люксембургского, в котором уверялось, что вопреки слухам император никогда не имел враждебных намерений в отношении Литвы, ВКЛ постепенно вставало на сторону чехов. Начинался новый период в Гуситских войнах, когда при внешней подпитке масштабы сражений гуситов становились совсем другими. В какой-то мере Гуситские войны можно сравнить с Корейской, Вьетнамской, Афганской войнами ХХ века, когда на территории небольшого государства выясняют отношения супердержавы.

Стоит отдельно рассказать о командире «чешского» отряда ВКЛ Жигимонте Корибутовиче. Его бурная жизнь больше похожа на приключенческий роман. Надеюсь, когда-нибудь кто-то из наших писателей создаст художественное произведение о его приключениях, ничем не уступающее романам о д’Артаньяне. Чешские историки отмечают, что ему удавалось сохранять присутствие духа и ясность ума в немыслимом водовороте Гуситских войн: во время многочисленных переворотов, крещений и перекрещиваний населения и князей, в проявлениях благородства и предательстве врагов и союзников.

После гибели отца в 1399 году на Ворскле четырёхлетний Жигимонт попал на воспитание ко двору своего дяди — польского короля Ягайлы (тронное имя — Владислав II). Участвовал в польских войнах начала XV века. В 1410 году его хоругвь, набранная из поляков и белорусов, сражалась под Грюнвальдом, но сам Жигимонт Корибутович из-за молодости, вероятно, находился в свите Ягайлы, а хоругвью командовали более опытные воеводы. Тогда же он познакомился с чехами и завоевал симпатию их предводителя Яна Жижки. Позже перешёл на службу к Витовту.

После Пасхи 1422 года он с пятитысячным отрядом под гербом «Погоня» выехал в Моравию. На изображении в летописи у Жигимонта Корибутовича виден лихой чуб. На печати Жигимонта Кейстутовича тоже видно такое украшение на правом виске. Можно предположить, что носить усы и чуб было модно у литвинов того времени. В Унчове он принял причастие «двух видов» (хлебом и вином). Кардинал Бранда отлучил Жигимонта Корибутовича от церкви, а Папа приказал епископам польским, венгерским, чешским и немецким читать это отлучение в церквях.

Замок Карлштейн, который в 1422 году осаждали войска Жигимонта Корибутовича

В чешском городе Чеславе им был созван сейм. При большом скоплении народа и в присутствии представителей Праги он был принят как наместник «желанного короля» Витовта. Жигимонт торжественно обещал придерживаться и защищать четыре Пражских артикула. 17 мая он торжественно въехал в Прагу, а 25-го ему присягала Рада. 28 мая Жигимонт объявил амнистию всем участникам конфликтов. Радикальные табориты, уступившие ему власть в Праге, пошли на конфронтацию, но, видя всеобщую народную поддержку Жигимонта, примирились и 11 июня тоже признали его своим земским администратором.

Не признававшие нового наместника партии засели в замке Карлштейн в 30 километрах от Праги. Среди туристических объектов Чехии замок Карлштейн знаменит осадой 1422 года, во время которой «пострадала значительная часть его художественных ценностей». На предложение гуситов сдаться и выдать коронационные принадлежности и святое копьё осаждённые высокомерно ответили отказом. По приказу Жигимонта Корибутовича замок «бомбардировали» из катапульт сосудами с фекалиями. Когда всё дерьмо из окрестностей оказалось в замке, была налажена доставка «боеприпасов» из сточных ям Праги. После такой «артподготовки» гуситы и литвины входить в замок не захотели или не смогли.

Пока шла осада Карлштейна войсками Жигимонта Корибутовича, радикальные табориты подняли мятеж в Праге. Близкий сподвижник Жигимонта Вилем Костка сумел уладить конфликт путем переговоров. Жигимонт, вернувшись в Прагу из-под стен Карлштейна, видимо, пожалев об объявленной им раньше амнистии, 3 сентября приказал рубить головы мятежникам. Это вызвало резкий протест Вилема Костки и его сподвижников. Огромная толпа людей, собравшихся на рыночной площади, освободила нескольких заключённых. Только известие о начале нового крестового похода против Чехии, организованного папством, остудило горячие головы. Пражские события вызвали недовольство Витовта, и он потребовал, чтобы Жигимонт покинул Прагу. 24 декабря Корибутович выехал в Градец, расположенный в Восточной Чехии. В марте следующего, 1423 года по требованию Витовта Жигимонт Корибутович вернулся в Литву. Тем более что Витовт уже добился своих целей: Бреславльский приговор был отменён, а Тевтонский орден отказался от Жемайтии согласно Мельнскому мирному договору от 27.09.1422. Остаётся констатировать факт: Витовт не зря опротестовал своим письмом Бреславльский приговор Сигизмунда, а потом оказал на него давление через поддержку гуситов. Всё было сделано правильно, теперь Витовту с магистром ордена и императором Сигизмундом можно было дружить, тем более что они оттягивали силы Польши, желавшей доминирования над ВКЛ.

Гуситский фестиваль в Чехии. «Чашники» молятся перед битвой

Правда, на этом участие Жигимонта Корибутовича в чешских событиях не закончилось. В 1424 году, когда по поручению Витовта он был с посольской миссией в Польше, пражане вели с ним тайные переговоры о том, чтобы он вернулся в Чехию. Без ведома Витовта и Ягайлы Жигимонт со своим отрядом в июне того же года прибыл в Чехию, где стал называться королём «желанным и избранным». 11 октября 1424 года умер Ян Жижка, наиболее яростный из предводителей гуситов. Его сподвижники, оставшись без легендарного командира, стали называть себя «Сиротами». После смерти Яна Жижки Жигимонт Корибутович смог консолидировать чехов, примирив разные течения гуситов. Благодаря этому у Усти-над-Лабем был разгромлен очередной крестовый поход против Чехии. Эта катастрофа потрясла даже Папу Римского.

Про битву у Усти-над-Лабем есть длинная народная чешская песня (Wýbor z literatury česke. 1845. С. 303), где есть слова про князя Жигимонта Корибутовича:

Táboři bitvu začali, jako muži předse trčeli,

kdež jsou velnuli Sirotci, tekli krvaví potoci.

Když začalo to bití,

kníže Zikmund, množství tomu chtí, že jest tak hýbal svým životem,

až se všudy zalíval potem.

Tatéž jeho Polané, Čechové i Moravané, stateční páni Pražané nepřátely bili udatně.

Табориты битву начали, Смело вперёд поскакали. Всюду, где бились Сироты, Кровавые были потоки.

Когда битва началась,

Кумир многих — Жигмунт князь Рисковал повсюду вот как:

Не жалея жизнь и пота.

Бился разом с ним поляк, Чехи и все моравяне, Смелые паны пражане, Бит удало был весь враг.

Табориты хотели перейти границу и начать опустошение Священной Римской империи. Отличившийся храбростью в битве у Усти, Жигимонт Корибутович тем не менее высказался против нападения на империю: война не могла продолжаться вечно, нужен был какой-то выход из этого кровавого кошмара.

Ченстоховская икона Божьей Матери

Одновременно им было направлено письмо к Папе Римскому с требованием прекратить крестовые походы и выслушать чешских реформаторов. Противник Жигимонта Рокыцан сделал это письмо достоянием гласности, и гуситы арестовали Корибутовича, обвинив в связи с противником. Сторонники Жигимонта несколько раз неудачно пытались освободить его. Наконец пражане освободили Жигимонта и дали возможность ему уехать из Чехии в Моравию. Об этих событиях тоже есть грустная чешская песня «O ZAJETI SIGMUNDA KORYBUTA» (Wýbor z literatury české. 1845. С. 311).

Польша была слишком близко от Священной Римской империи, поэтому Ягайло на этом этапе официально дистанцировался от гуситов. Ягайло писал императору и курфюрстам, что сожалеет о поездке Жигимонта Корибутовича в Чехию, что вторая его поездка была не только без его воли, но и без ведома, что прикажет конфисковать имения у его спутников, что пошлёт 5000 солдат для борьбы с гуситами. Однако даже при беглом анализе нетрудно понять, что не всё, что говорил Ягайло, — правда.

Нерешённые до конца проблемы с Тевтонским орденом на севере автоматически делали Польшу противником покровителя рыцарей — императора Сигизмунда на западе, а также его подопечных к югу от польских границ. Нерешённые династические проблемы между Ягайлой и Витовтом (великий князь не мог передать по наследству корону ВКЛ без согласования с поляками) на востоке делали Витовта скорее союзником Тевтонского ордена и Священной Римской империи с императором Сигизмундом Люксембургским во главе. При этом император Сигизмунд поддерживал Витовта в стремлении получить королевскую корону, которую он смог бы передавать по наследству, так как это неизбежно сталкивало ВКЛ и Польское королевство. Положение Польши становилось критическим. Выбор же союзников у Польши был небольшой, если говорить очень мягко. Выбора не было, оставались только гуситы, воевавшие против империи Сигизмунда Люксембургского. При этом Польша становилась «государством — спонсором терроризма», если использовать современную терминологию. Но выхода другого не было.

Официально Ягайло клеймил «еретиков гуситов», клялся в дружбе Витовту и императору Сигизмунду. Но вдруг стало известно, что Ягайло осенью 1428 года имел сношения с гуситскими послами Жигимонтом Корибутовичем и Пухалою (предлагавшими помощь в борьбе с крестоносцами), что гуситы покупают в Кракове и Олькуше оружие, коней и военные припасы.

«Витовт Великий на конгрессе в Луцке». Й. Макевичус, 1934 год

Всё это происходит с ведома великого коронного канцлера Польши (с 1427 г. ещё и епископа куявско-поморского) Яна Шафранца. Член тайного королевского совета королевский секретарь Збигнев Олесницкий резко выступал против финансирования гуситов. Витовт также призывал к этому. Но король Владислав II Ягайло слушал не их. Благодаря канцлеру Шафранцу и его знатным родственникам, а также подканцлеру Владиславу Опоровскому значительные для польского бюджета суммы получали Жигимонт Корибутович и доверенное лицо гуситов Николай Сестренич. Теперь гуситы перешли от обороны к наступательным действиям, разоряли земли немецкие, венгерские и Силезию. Послы из Силезии просили у Ягайлы помощи в защите от набегов гуситов. Ягайло ответил, что не может принять решения без совета с великим князем литовским. Послы это восприняли как издевательство, так как позиция Витовта была известна.

Польша в то время балансировала у весьма опасной черты. Существовавшие две партии — Шафранцев и Олесницкого (соответственно прогуситская и антигуситская) — занимались «перетягиванием одеяла» ресурсов государства каждая на свою сторону. Но Ягайло прислушивался к Шафранцам. Магистр Тевтонского ордена писал в Рим, что Ягайло настраивает против императора гуситов и турок, уговаривая и тех и других нарушать договоры с Сигизмундом. Игра велась очень опасная, для Польши в первую очередь.

Несколько забегая вперёд, отметим, как менялись отношения Польши и спонсируемых ею гуситов. По мере возрастания военных возможностей революционеров уже «хвост вертел собакой». Весной 1430 года гуситы уже хотели идти «освобождать» от католичества Польшу. Ну или как минимум требовали коридор через польские земли в Пруссию, чтобы устроить тевтонам резню. В наше время мы видели нечто подобное: как американцы, спонсировавшие «моджахедов» в войне против СССР, потом получили теракт 11 сентября от них же. Или как Россия спонсировала Шамиля Басаева для войны против Грузии, а потом этот же самый Шамиль захватывал Будённовск. Ничего нового в истории не происходит. Ягайло прекрасно понимал, что гуситы — это не паломники и не туристы. Поход их через Польшу в Пруссию может оказаться «незабываемым» для многих поколений поляков. Ягайло медлил с ответом, тем более что в самой Польше нарастало сопротивление его политике и в марта 1430 года на сейме в Едлине (к которому мы ещё вернёмся) Збигнев Олесницкий добился ограничения власти короля, который теперь стал выборным (в случае смерти короля новый выбирается из его наследников сеймом). Чтобы Ягайло думал быстрее, гуситы на Пасху 14 апреля 1430 года напали на польскую святыню — монастырь в Ченстохове, разграбили его, разбили на три части знаменитую чудотворную икону Богоматери, нанесли по лику несколько сабельных ударов.

Ченстоховская икона, почитаемая великой святыней и католиками и православными, была привезена «…из Руси» в XIV веке и является чудотворной. Из-за несовершенства технологии реставрации того времени следы от сабельных ударов на лике проступили сквозь свежую краску. Как знать — может быть, такое отношение гуситов к святыне предопределило их судьбу и жуткую смерть на костре после полной абсурда битвы у Липан? Мне кажется, что святыни никого не могут наказать. Из-за неправильного отношения они могут утратить свою силу и прекратить защищать людей, а люди уже сами найдут себе проблемы, кто раньше, кто позже.

Гуситы всё же совершили в 1433 году поход через Польшу в Пруссию, устроили там резню тевтонов, разграбили города, омыв ноги в Балтийском море, на берегу повящали соратников в рыцари. Это был один из последних походов гуситов…

В начале 1429 года состоялся съезд европейских монархов в Луцке. Прибыли представители: Королевства Польского, Священной Римской империи, Византийской империи, Папы Римского, Королевства Датского, Тевтонского ордена, Ливонского ордена, великих княжеств — Московского, Рязанского, Тверского. Прибыла огромная свита, которую размещали не только в Луцке, но и по всем окрестностям. Обсуждались борьба с Турцией, религиозные вопросы. Но главное, ради чего Витовт созвал съезд, — образование Литовско-Русского королевства со столицей в Луцке. Коронация Витовта была назначена на август следующего года. Ягайло вроде бы выразил своё согласие, но польская делегация выступала резко против и покинула съезд. Спустя некоторое время и Ягайло отменил своё согласие.

23 июля 1430 года из Ленчицы, где был польский сейм с участием литовских и орденских послов, Ягайло писал Витовту:

«Великолепный и знаменитый князь, наш возлюбленный брат! Приехав в Ленчицу, мы нашли там Ваших послов Гедигольда, виленского палатина, и маршалка Румпольда и Николая Малдржика. А на следующий день они изложили цель своего посольства. Посоветовавшись с нашими панами, мы дали им ответ на пункты посольства. Выслушав, они встали и сказали: “Мы слышали ответ на отдельные пункты нашего посольства, но не поняли, желает ли Ваша Светлость согласиться на коронование нашего великого князя или нет, дабы мы могли яснее доложить об этом нашему государю?” Но, любезны брат, так как этот вопрос не был написан в донесении послов, то посоветовавшись недолго с нашими панами, мы отвечали, что в деле столь важном, которое касается всего государства, сейчас не можем ничего ответить, не узнав предварительного мнения отсутствующих советников, а также всего государства. Послы Ваши сказали, что созвание собрания причинит их государю замедление в делах, но просили назначить срок собрания. Мы же отвечали, что не можем сейчас назначить дня. Послы же возразили, что, так как мы не хотим дать ни согласие на коронование, ни окончательного ответа, то великий князь литовский поручил сказать, что решил принять и иметь корону, независимо от того, угодно ли это нам, или нет. Ваши советники в этом случае действовали слишком поспешно, не узнав ещё окончательно воли нашей и наших советников…» Ягайло тянул резину, как говорится, извивался как уж на сковороде. Союз государств, державшийся на эфимерной личной унии, трещал по швам, польская знать лихорадочно искала выход из ситуации — выпускать Литву из когтей совсем не хотелось. Причём судьба самого Ягайлы интересовала их совсем не в первую очередь. Ещё осенью 1429 года королевский секретарь Збигнев Олесницкий и краковский воевода Ян Тарновский предлагали Витовту вместо отдельной короны Литвы общую корону Польши и Литвы. Витовт отказался принимать корону Польши при живом на тот момент Ягайле. Ягайло же писал Папе Римскому, что назначил Витовта великим князем не для отдаления ВКЛ от Польши, а только вследствие большой протяжённости тех земель, а после смерти Витовта владения должны вернуться Ягайле.

«Отравление сыновей Витовта». Рисунок Я. Монюшко, 1878 год

Описывая события второй половины 1430 года, мы подходим к «детективной» части повествования о несостоявшейся коронации. Именно здесь возникает много вопросов, ответы на которые призываю искать профессиональных историков и специалистов. Во-первых, бросается в глаза, что и Витовт, и Ягайло умерли уж «очень вовремя».

Во-вторых, возникает вопрос: кому по наследству собирался Витовт передать королевскую корону? Ну ведь не просто так, ради удовольствия, он запустил этот весьма трудный и, как мы видим, опасный процесс получения короны?! Кто должен был стать её наследником? Это — главный вопрос! Или 80-летний князь собирался родить и вырастить себе наследника? Длугош (классик польской историографии XV века) пишет, что Витовт болел — так как же он собирался вырастить наследника? Вы, пан Длугош, определитесь: Витовт болел или планировал далёкое будущее? До нашего времени дошли достоверные сведения только об одном потомке Витовта, дочери от брака с Анной Смоленской — великой княжне московской Софье Витовтовне, оказавшейся вне досягаемости польских историков. Но женщина тогда могла стать во главе государства разве что в качестве регента. И как бы на это смотрела нынешняя жена Юлиана Гольшанская, которая должна была по планам короноваться вместе с Витовтом? Есть упоминания о двух сыновьях Витовта от Анны Смоленской, умерших в Кёнигсберге (возможно, отравленных крестоносцами в отместку за бегство князя из ордена в 1384 г.): Иване и Юрии («Исторiя родовъ русскаго дворянства». П. Н. Петровъ. С-Петербургъ, 1886. С. 198). Но Софья, Иван и Юрий — это дети от брака с Анной! Наследовать королевскую корону могли только дети от брака с Юлианой. В проекте документа о коронации Витовта и Юлианы говорится:

«…по зрелому обсуждению и с согласия своих баронов, возводит его в королевское достоинство вместе с наследниками и преемниками»! Так кто должен был быть наследником королевской короны Витовта? Он как минимум должен был существовать! Что с ним стало в последовавших бурных событиях? Почему мы, по сути, не знаем ни одного наследника от брака Витовта и Юлианы (который мог бы оспорить права Польши на престол ВКЛ в дальнейшем)? И оспорить права великого князя Казимира Ягайловича на литовский престол в частности, при дворе которого и писал свою «Историю Польши» Ян Длугош спустя относительно немного времени после описываемых событий? Чьи руки основательно поработали с первоисточниками, панове?

Насколько можно считать объективным Длугоша, зная, что покровителем его творчества был королевский секретарь Збигнев Олесницкий? То есть, по сути, мы изучаем «историю» в версии последнего (Олесницкого).

И Польше, и Ягайле коронация Витовта была крайне невыгодна. Тем не менее констатируем факт — Ягайло не мог приказать Витовту отказаться от коронации. И польская армия не могла заставить великого князя изменить своё решение. Могла только напакостить. 15 сентября тевтонский староста Новой Марки писал своему магистру, что поляки в большом числе стоят у границы и ожидают посольство с короной. 21 сентября тот же староста пишет, что поляки увеличились в числе, сменили место стоянки и на его обеспокоенные распросы отвечают, что сохраняют мир и ждут посольство Сигизмунда с короной, а если кто вздумает помочь послам, тому «воздадут по заслугам».

Поляки задержали послов с короной, а 9 октября Ягайло приехал в Вильно к Витовту «договариваться». Факт приезда Ягайлы к Витовту даёт почву целому букету рассуждений и выводов:

Допустим, что Витовт был в подчинении у Ягайлы. Как король должен был реагировать в случае желания Витовта короноваться самому? Давайте представим себе, что в современной Польше, в Кракове или Познани, руководитель местного воеводства вдруг решит объявить себя президентом республики соответственно Малопольской или Великопольской. Что будет делать глава Польши? Можно не сомневаться, что он, отбросив демократическую чепуху, сразу отправит туда отряд спецназа «Гром». И уж если под давлением каких-то немыслимых обстоятельств он не сможет этого сделать, то уж точно не поедет на инаугурацию новоиспечённого «президента», чтобы своим присутствием де-юре признать факт отделения части государства. А вот Ягайло в Вильно поехал. Почему?

Каковы варианты развития событий на переговорах Витовта и Ягайлы?

а) Допустим, Ягайло идёт на встречу к Витовту и соглашается. Но ведь кроме короля Владислава Ягайлы в Польше есть сейм, который не собирается отпускать Литву. И судьба Ягайлы в этом случае уже мало волнует сейм, который с высокой степенью вероятности корону Витовту не отдаст. Если Витовт пленит Ягайлу, а ещё лучше — каким-либо образом умертвит, согласно положению об элекционности престола, утверждённому на Едлинском сейме за полгода до этого, нового короля изберёт сейм из сыновей умершего Ягайлы, при этом новый король будет наследником и литовского престола как наследной вотчины Ягайлы.

б) Если Ягайло не соглашается и выступает категорически против коронации Витовта. Корона — вещь серьёзная и с мягкотелостью не совместимая. Мы знаем массу примеров, когда из-за власти творились преступления в отношении самых близких родственников. И тут кроме политических мотивов у Витовта был ещё и личный — стоит только вспомнить, кто когда-то загубил родителей великого князя! Уничтожив Ягайлу, Витовт совместил бы «полезное с приятным». И сделать это ему было у себя в Вильно совсем просто! А что дальше? А дальше можно будет принять ещё и польскую корону, которую осенью 1429 года предлагали Олесницкий и Тарновский, но тогда сдерживающим фактором было существование Ягайлы.

Думаю, читатель согласится, что, исходя из изложенного в предыдущем пункте, шансы у Ягайлы вернуться из Вильно живым весьма ничтожны. Может быть, Ягайло так любил Польское королевство, что с личным самопожертвованием шёл на этот отчаянный шаг, несмотря на огромный риск? Ну что вы, не тот это человек! Сделать подлость для Ягайлы — это легко. Обмануть — запросто. А вот жертвовать собою, даже ради Польши, — это не для него. Можно вспомнить, как на Грюнвальде Витовт, понимая, что решается всё, сам лично летал на коне по двум коридорам между тремя шеренгами своего войска и отдавал приказания. А Ягайло же на обратной дороге в Польшу приказал расставить заставы со свежими скаковыми лошадьми, чтобы в случае угрозы можно было бросить войско на растерзание и самому спастись. Относительно Ягайлы констатируем факт: альтруизм, самопожертвование — это не его кредо.

Почему же он всё-таки поехал? Какие он имел основания предполагать, что вернётся из Вильно целым? Выскажу своё личное предположение: он мог знать что-то, чего не знал Витовт, например о заговоре против великого князя. Кого я подозреваю? У меня как минимум два, а то и сразу оба кандидата:

Жигимонт Кейстутович, следующий по старшинству брат Витовта. Ничем особо не выделявшийся в годы правления Витовта. Далеко не семи пядей во лбу, но когда человек стремится к власти, он, как правило, не думает о том, будет ли он соответствовать уровню. Был заложником у крестоносцев за брата с 1390 по 1398 год. Вероятно, рассчитывал на власть после Витовта. Согласно лествичному праву, практиковавшемуся на Руси, после Витовта власть должна была перейти к следующему брату — Жигимонту Кейстутовичу. Коронация Витовта ставила на этих надеждах крест (по степени вероятности моя версия № 3). Позже, когда Жигимонту Кейстутовичу удалось стать великим князем литовским, ему повсюду мерещились заговоры и он истреблял православную шляхту беспощадно. Само по себе такое поведение не является доказательством, но отнюдь не противоречит психологическому портрету человека, бывшего участником или свидетелем заговора.

Свидригайло Ольгердович, брат Ягайлы, — наиболее вероятный кандидат в заговорщики. По тому же самому сеньоратному лествичному праву как минимум мог претендовать на отчину Ягайлы — Русь. А тем более Ольгердович мог претендовать на отцовское наследие по ординатному праву. В 1408 году уже плёл заговор против Витовта, после раскрытия которого с 1409 по 1418 год (9 лет!) был в заточении в Кременецком замке. Поэтому о его личном отношении к Витовту гадать не приходится. После освобождения и бегства Свидригайлы в Венгрию его отношения с Ягайлой были улажены при посредничестве Сигизмунда Люксембургского. Витовт же отказывался иметь с ним какие-либо дела, и только после того как польская делегация поручилась за Свидригайлу перед Витовтом, великий князь разрешил ему вернуться в ВКЛ. Хотя был католиком, использовал авторитет отца для консолидации вокруг себя православной шляхты. Нужно ли говорить, что принятие Витовтом католической короны создавало так называемую социальную базу против него в среде православного дворянства? И это был для Свидригайлы шанс (версия № 2).

Кафедральный собор Святого Станислава, где был похоронен Витовт. Вильнюс

Император Сигизмунд был возмущён тем, что поляки захватили посланную им корону, и был готов отправить через Польшу новый комплект (для Витовта и Юлианы Гольшанской) в сопровождении имперской армии. В разгар напряжённых переговоров с Ягайлой Витовт 13 октября пишет Сигизмунду письмо, в котором сожалеет о задержке короны, пишет, что приезжали польские послы и на коленях просили отложить коронацию, сообщает о приезде в Вильно Ягайлы и о том , что не намерен отступаться от своего намерения короноваться. Мы не узнаем, что говорил и обещал Ягайло в последующие два дня, но по письму императору от 15 октября видно, что Витовт расслабился. Он пишет, что переговоры с Ягайлой приняли мирный характер, что вскоре можно будет спокойно прислать корону прямо через Польшу, и просит Сигизмунда отменить намерение сопровождать корону войсками. Всё начинало налаживаться, казалось бы…

16 октября, отстояв молебен, Витовт и Ягайло выехали из Вильно в Троки. Длугош раз за разом пишет про болезни и хвори Витовта. Но если Витовт был таким чахлым, почему он не поехал в карете вместе с женой, а вскочил на коня верхом и поскакал в Троки, до которых было 27 километров (и судя по тому, что после «падения» его повезли в Троки, а не вернулись в Вильно, большую половину он проехал)? Человек на последнем издыхании не будет скакать такое расстояние. «Проехав часть пути, из-за сильной боли Витовт упал с коня и пересел в карету жены и лёжа доехал до Трок, где начал тяжело болеть…» То есть Витовт из Вильно выехал верхом на коне, а в Троки приехал уже смертельно больным? Может быть, пан Длугош, было «немного» по-другому? Может быть, Ягайло Ольгердович выманил из Виленского замка Витовта в поездку по лесной дороге, где подручные Свидригайлы Ольгердовича «помогли» князю так «упасть», что тот уже никогда не поднялся? Или Ягайло что-то налил «на посошок» (версия № 1)?

«Князь Свидригайло возгордился от поддержки, оказанной ему русинами и литвинами, чувствуя, что князь Витовт близок к смерти, начал быть более дерзким, что отражалось на его лице, в его манерах и поведении. Без разрешения князя Витовта он раз за разом приезжал на его двор, полный гордости и ожидания перемен. Князь Витовт был не в силах того сносить и сообщал об этом королю Владиславу, воеводе и старосте виленскому Гедыгольду, маршалку Румбольду и Николаю Серпинскому. Хоть король и предупреждал дружелюбно и по-братски, Свидригайло в целом не изменил своих намерений…» К Длугошу сразу возникает вопрос: почему Витовт не приказал выгнать Свидригайлу? Ведь он — действующий правитель! Почему он «сообщал» о своём недовольстве Ягайле и своим непосредственным подчинённым? Был ли он жив в это время? Или над телом Витовта уже шла грызня за власть, а Свидригайлу пытались не пустить на порог и не дать ему возможность участвовать в дележе земель и титулов? Был ли Витовт уже мёртв, в коме или бессознательном состоянии — мы не знаем. Но думаю, читатель со мной согласится, что дееспособность Витовта уже в этот момент вызывала большие сомнения.

Во всех этих событиях совершенно блеклая роль у жены Витовта Юлианы Гольшанской. Ничего внятного она не сделала и не заявила. Возможно, женщина была попросту запугана.

Длугош воспроизводит обращение Витовта к Ягайле, якобы сказанное на смертном одре: «Вижу, наияснейший король и дорожайший брат, что приходит последний час и что в любой день мне придется покинуть этот мир и тебя. Поэтому Великое княжество Литовское, над которым власть получил из твоих рук, возвращаю тебе. Ты правь им сам, или через какого честного человека! Мою жену и прелатов, князей и господ здесь присутствующих, и других, которых здесь нет, доверяю Твоему Наияснейшему Величеству. Прошу о них заботы, досмотра и признания данных мною прав. Прошу вас смиренно, как только могу, умоляю вас простить мои прегрешения, давние и нынешние, связанные с усилиями по коронации…» То есть Витовт все свои достижения, дело всей своей жизни, а главное — ВКЛ, отдаёт Ягайле и при этом ещё и извиняется? По-моему, Длугош явно перегибает палку. Ягайло со всем соглашался (ещё бы!) и при этом «у Витовта и Ягайлы слова смешивались со слезами…» Подождите — и я тоже схожу за платочком и вытру слёзы умиления.

Позвольте вам, пан Длугош, здесь не поверить! На кого, на какой уровень читателя это всё рассчитано? На тех, кто не помнит, что по приказу Ягайлы когда-то был задушен отец и утоплена мать Витовта? На тех, кто поверит в такое поведение людей на самом пике острейшего политического и личного противостояния между ними?

Потом Длугош для убедительности описывает сцену причастия Витовта, который в полной ясности ума перечисляет двенадцать артикулов Символа Веры и отвечает даже на специальный вопрос. То есть налицо «доказательство» дееспособности Витовта, приказывающего отдать Великое Княжество Ягайле. Только почему же когда надо было оградить хотя бы самого себя от назойливости Свидригайлы, Витовт никому ничего не мог приказать?

Витовт ещё «успел» передать Владиславу Ягайле ключи от замков и на рассвете, в пятницу 27 октября, умер. Только «не успел» ничего завещать жене.

Витовт был похоронен согласно завещанию в Вильно в кафедральном соборе Святого Станислава, в часовне Святого Михаила Архангела, рядом с женой Анной Смоленской. Во время московского нашествия 1655 года тела Витовта и святого Казимира были спрятаны. После освобождения Казимира нашли, Витовта — нет. Может быть, когда-нибудь археологи или, как это сейчас модно, — экстрассенсы найдут тело Витовта и современными методами можно будет подтвердить или опровергнуть моё предположение о насильственной смерти великого князя.

Ягайле всё же не удалось «положить себе в карман» ВКЛ. Тут же по приказу Свидригайлы, пользовавшегося поддержкой православной шляхты, он был схвачен и, фактически находясь под арестом, «одобрил» коронацию великокняжеской короной Свидригайлы. Новый великий князь отказался подтверждать унию с Польшей и говорил про польского короля: «Я не с его ласки, но с Божьей и по праву природного моего великий князь; имею теперь время отомстить ему за давние обиды, пускай будет благодарен, что я до этого почитаю и уважаю его просто, как старшего брата и короля польского». Нужно ли говорить, что война с Польшей и своей католической шляхтой стала неизбежной?

Саркофаг Владислава II Ягайлы, Вавель, Краков

В разгоревшейся гражданской войне между Свидригайлой и его оппонентом Жигимонтом Кейстутовичем на сторону первого встал вернувшийся из Чехии наш старый знакомый — князь Жигимонт Корибутович с «чешскими отрядами» (примерно так же в наше время называют «афганцами»), а на сторону второго — Польша и Ягайло. Как мне кажется, в этой борьбе православная шляхта сделала неправильную ставку на Свидригайлу — человека взбалмошного, подверженного спонтанным решениям, алкоголика и гуляку. Выбери православные своим лидером Жигимонта Корибутовича — вся история нашего региона могла бы пойти по другому, позитивному руслу. В братоубийственной битве у Вилькомира 01.09.1435 силы Свидригайлы были разбиты, раненый Жигимонт Корибутович в плену был умерщвлён. Свидригайло спасся бегством и периодически пытался воевать снова.

Возможно, что жестокая расправа над пленным Жигимонтом Корибутовичем была не только следствием горячки после боя. В 1411–1417 годы Корибутович жил в Кракове и рассматривался как возможный преемник короля Владислава II Ягайлы на польском престоле. Позже у Ягайлы появились свои дети, один из них — Владислав III Ягайлович («Варненьчик», родился в 1424 г.), в 1434 году был коронован королём Польши при регентстве Збигнева Олесницкого. И никакие другие претенденты на польский престол были Олесницкому не нужны. Мешал Корибутович Польше ещё и потому, что пытался примирить Кейстутовича и Свидригайло при посредничестве Папы Римского или императора — Польше либо была нужна на престоле ВКЛ своя марионетка (Кейстутович), либо продолжение гражданской войны в Великом Княжестве и его расшатывание. И уж совсем Корибутович мешал Кейстутовичу как возможный конкурент в борьбе за великокняжеский престол. Поэтому находившийся под польским влиянием Жигимонт Кейстутович и устранил Корибутовича. А после разгрома Свидригайлы под Вилькомиром и ему стал не нужен Корибутович — пользовавшийся большой популярностью князь, грамотный политик и прославленный полководец, который мог возглавить православную шляхту и в целом эту партию в борьбе за власть либо найти компромисс среди сторон конфликта. Если преемником Витовта в ВКЛ стал бы Жигимонт Корибутович, возможно, вся наша история пошла бы по-другому. Но история не терпит сослагательного наклонения. И дележом великокняжеской власти занимались серые ничтожества — Свидригайло и Жигимонт Кейстутович, стравливаемые опытными кукловодами: сначала Ягайлой, а потом регентом Олесницким.

Поддержка гражданской войны в ВКЛ и борьба с тевтонами требовали от Польши перераспределения ресурсов. На гуситов денег стало не хватать. К тому же католическая церковь частично пошла на соглашение с умеренными гуситами («Пражские компакты»). Среди гуситов появились серьёзные разногласия, итогом которых стала битва у Липан 30 мая 1434 года, окончившаяся победой прокатолических сил и сожжением гуситов на кострах. Теперь ничто не мешало католической Европе всеми силами обрушиться на главного спонсора гуситов Владислава Ягайлу и его страну… Но этого не произошло — Ягайло умер. Простыл, поболел и умер, очень «вовремя», «был то последний день мая, в третьем часу ночи», т. е. уже 1 июня 1434 года.

Если верить рассказу Длугоша о Ягайле: «Вследствие некоторых из его привычек, которые приобрелись еще от старых языческих обычаев и соблюдались всегда, всю жизнь, пошел в лес, насытить уши сладкими, полными магии звуками, чтобы послушать соловья. Проведя большую часть ночи слушая, он простудился и страдал болезнью; потому что холод ворвался в организм, уже лишеный естественного тепла…» Смерть из-за любви к прекрасному — Боже, как романтично!

Перед смертью Ягайло подарил королевскому секретарю и епископу Збигневу Олесницкому перстень, просил простить, помнить, заботиться о его детях. Если читатель помнит, при польском дворе были две противоборствующие партии: одна во главе с Яном Шафранцем выступала за поддержку гуситов, а вторая — Збигнева Олесницкого — против. Есть ли взаимосвязь между Липанским поражением гуситов 30 мая и смертью Ягайлы 1 июня? Из-за большого расстояния между полем битвы и местом смерти Ягайлы (Городок на Львовщине) о прямой связи говорить не приходится. Можно вполне обоснованно предполагать, что после разгрома гуситов в руки католиков попали свидетели и свидетельства роли Ягайлы и Польши в финансировании гуситства. От ответственности за это Ягайлу спасла его смерть.

После смерти Ягайлы на престоле оказался его сын — тоже Владислав. Он поддерживал в гражданской войне в ВКЛ Жигимонта Кейстутовича. В 1444 году он пропал без вести в битве с турками у Варны, за что получил прозвище «Варненчик». Олесницкий фактически руководил Польшей с 1444 года до избрания в 1447 году королём великого князя Казимира Ягайловича, правившего в ВКЛ. Казимир Ягайлович впервые реально стал главой и Польши и ВКЛ одновременно. При его дворе оставался Збигнев Олесницкий, спонсировавший Яна Длугоша, писавшего «Хронику славного королевства Польши», по которой мы и изучаем этот период. Насколько объективно? В этом я и призываю разобраться.

А ещё я призываю самим разбираться в истории. Ведь мы зачастую учим не историю, а пропаганду, по сути — враньё. И это не вся проблема! Мы учим чужое враньё, призванное принизить роль наших предков, написанное для осуществления чужих планов в отношении нашей земли. Мы так и будем идти на поводу у других, пока не научимся сами разбираться в своей истории, любить свою историю. Американцы — далеко не самые глупые люди на свете — изучают историю, используют управленческие и политические решения из арсенала прошлого, делают их тоньше и незаметнее. И добиваются успеха в наше время. Например, в кузнице политических кадров США — Йельском университете — Тимоти Снайдер изучает нашу историю и пишет работы, на которых учатся будущие американские политические деятели. И черпают знания, технологии, которые будут использовать в своей карьере. Когда же у нас начнут политики изучать свою историю?

Конец части I

Наш «затерянный мир»/ Некоторые страницы белорусской истории / Игорь Литвин. — Минск, 2015. — 290 с.

Автор не пишет против «Запада» или «Востока», автор пишет «за Беларусь», считая её государственность и благополучие главными критериями в оценке исторических событий. В книге в популярной форме рассмотрены вопросы формулирования концепции белорусской историографии («История»), этнический характер ВКЛ («Литва и Русь»), события Куликовской битвы («Поле нашей славы»), Грюнвальдская битва и мн. др. Книга содержит обширный графический материал по рассматриваемой тематике. Надеюсь, будет интересна широкому кругу читателей

© Литвин И., 2015