Долой позорную бойню! - Пусть этот возглас раздастся из всех грудей!
Пусть он пронесется по фабрикам, заводам, как клич революционного гнева.
Долой позорную бойню! Пусть этот клич, поднятый сознательными пролетариями, в первый же день войны найдет решительную поддержку у всех рабочих, у всех честных граждан.
Долой виновника позорной бойни - царское правительство!
Долой кровавых палачей!
Мы требуем мира и свободы!
Петербургская группа РСДРП
Май 1905 г.
РАБОЧИЕ, ТРЕБУЙТЕ ПРЕКРАЩЕНИЯ ВОЙНЫ!
Что же теперь? - спрашивает себя с негодованием вся Россия после позорной гибели русского флота у острова Цусимы. Что же дальше? Где выход? Когда, после целого ряда поражений, после постыдной сдачи Порт-Артура, армия Куропаткина потерпела небывалый разгром под Мукденом, наемные прислужники правительства кричали: "погодите, у нас еще есть грозный Балтийский флот, идущий к берегам Японии!" Но грозный царский флот, плывший несколько месяцев, погиб без остатка в несколько часов.
Что же теперь? - в гневе спрашивает народ. "У нас осталась еще 300-тысячная армия под Харбином" - кричат ему в ответ виновники войны. Мы будем объявлять мобилизацию за мобилизацией, затянем войну на 20, 30 лет, пока не добьемся окончательной победы!" Таков голос сановных убийц и их прислужников.
Но надежды на победу у нас нет и не может быть. Это знают и видят все. Японское море после гибели русского флота совершенно свободно, и каждый день японские суда выбрасывают на театр военных действий новые и новые силы. Японская армия воодушевлена победой японской эскадры и уверена в своей победе. В нашей армии, наоборот, полный упадок духа, уныние и отчаяние. При таких условиях победа немыслима. Новое сражение означает гибель 300 тысяч человек. Японцы уже и теперь требуют уплаты громадной контрибуции, а после гибели армии Линевича японские требования страшно возрастут. Спасение одно: прекращение войны.
"Война без конца, война до последнего человека, до последнего гроша!" вопит обезумевшее правительство.
"Мир, немедленный мир, пока еще не поздно, пока не погибла страна!" отвечает правительству народ.
Товарищи-рабочие! Мы должны теперь решительно выступить на защиту родины, на защиту всего народа русского, на защиту несчастной Манчжурской армии, ожидающей под Харбином неминуемой гибели.
Рабочие Петербурга, товарищи, как один человек, должны мы крикнуть в лицо народным палачам: довольно жертв и крови! долой преступную бойню!
За работу, товарищи! Распространяйте наши листки, требующие немедленного прекращения войны. Распространяйте их неутомимо и неустанно, на фабриках и заводах, в лавках и мастерских, на базарах и в церквах, на улицах и площадях. Раздавайте их по рукам, разбрасывайте, расклеивайте и рассылайте! Не успокоимся до тех пор, пока в Петербурге не останется ни одного человека, который не знал бы, почему необходимо требовать немедленного прекращения войны.
За работу, товарищи! Ведите неустанно агитацию устным словом. Собирайте кружки и собрания, сходки и митинги, выступайте всюду, где может быть услышан ваш голос. Пусть те, которые прочитают этот листок или услышат честную речь, вынесут общее решение: мы требуем немедленного прекращения войны! Мы требуем Всенародного Учредительного Собрания! Пусть такие решения (резолюции) переходят с фабрик на фабрики, из дома в дом, печатаются в листках и газетах, распространяются по всему городу, собирая сотни тысяч голосов.
За работу, товарищи! Пусть наш клич: "Долой позорную бойню и ее виновников!" - раздастся по всей стране, как призыв набата.
Уже и сейчас весь Кавказ объят пламенем рабочего и крестьянского движения. В Варшаве, Лодзи, Риге, Либаве, Ревеле и в других местах забастовки и волнения не прекращаются. Теперь разыгрались колоссальные стачки в Иваново-Вознесенске, Шуе, на Екатеринославских рудниках и на Уральских заводах. Весть о разгроме флота, о бесцельной гибели людей и народных миллионов поднимет на ноги новые сотни тысяч рабочих и крестьян.
Рабочие Петербурга! Наше место впереди! Будем соединяться в рабочие союзы, организовываться в рабочую социал-демократическую партию, готовиться силою поддержать наше требование. Если мы выступим дружно, открыто и смело против военной бойни, вся страна поддержит нас, - и тогда царское правительство захлебнется в потоках всеобщего возмущения. За работу, товарищи! Долой войну! Долой подлое царское правительство! Да здравствует народное представительство!
Петербургская Группа РСДРП
НЕ ЦАРЬ, НЕ ЗЕМЦЫ, А НАРОД!
Царское правительство правит Россией без народа и против народа. Оно затеяло на свой страх и риск войну с Японией, а внутри страны оно ведет войну с народом. Царское правительство думало, что народ существует для податей, солдатчины и смирения, и надеялось прожить века, но теперь уж все видят, что дни самодержавия сочтены. Народ русский рвется на волю из-под царского ярма. Народ хочет сам быть своим собственным хозяином. Он хочет сам править собою. Он хочет сам давать себе законы.
А царское самодержавие со дня на день теряет свою старую силу. Оно разбито в бою. Оно осталось без флота, казна царская опустошена. Народ беден и мятежен. Царское правительство затеяло войну, чтобы увеличить свою силу и военную славу, а вышло так, что оно само затянуло петлю на собственной шее.
Что теперь делать царскому правительству? Заключить мир? Но японцы потребуют уплаты высокой контрибуции. А где взять денег? До последнего времени царское правительство под высокие проценты занимало деньги в чужих странах. Но теперь никто уж не хочет больше ему верить, все иностранные банкиры боятся, что народ русский, сбросив самодержавие, не заплатит царских долгов. Что же делать? Продолжать войну с Японией? Но для войны еще больше, чем для мира, нужны деньги, а денег нет. Царское правительство чувствует, что ему придется итти на уступки, и воровскими глазами ищет вокруг себя союзников. 18 февраля этого года царь в особом указе обещал призвать к подножию своего престола "достойнейших" представителей народа и править страной с их совета.
Кого же царь считает "достойнейшими"? Каких представителей думает он призвать? От рабочих? От крестьян? От всего народа? Нет. Зачем врагу народа представители народа? Царю богатых нужны представители богатых. Царю дворян нужны представители дворян!
Газеты сообщают, что царское правительство хочет призвать для совета и помощи представителей земств, в которых заседают дворяне-помещики, представителей городских дум, в которых заседают господа домовладельцы. Это-то и есть царский "народ". Другого народа царь не знает и знать не хочет.
Царь призовет 500 или 600 богатейших дворян и капиталистов и скажет им: "Достойнейшие представители! Помогите мне довести до победы войну с Японией, поддержите мой трон, поручитесь за меня пред заграничными банкирами, а в обмен за это я дам вам долю моей власти. И будем мы с вами вместе править народом".
А что же на это ответят "достойнейшие" представители? Земства и думы ждут не дождутся этого призыва. Они давно уже недовольны хозяйничаньем царских министров и губернаторов и давно уже домогаются, чтобы царь поделил с ними свою власть над народом.
Теперь, после гибели эскадры Рождественского, земства и думы снова обращаются к царю и заявляют: "Дальше так продолжаться не может. Необходимо немедленно созвать Земский Собор, т.-е. выборных от земств и дум, чтобы решить, как быть и что делать".
24 мая в Москве собрались земские и думские представители*201, чтобы совместно предъявить царю свои требования. Они хотят, чтобы царь предоставил им решить вопрос о войне и мире и выработать новые законы для России.
Царское правительство в петле, и ему придется, скрепя сердце, пойти на сделку с земствами и думами. А что же будет после этой сделки? Земский Собор от имени народа провозгласит продолжение войны и займет заграницей несколько сот миллионов. Умирать на войне будет народ. Платить проценты по долгам будет народ. А распоряжаться народом и деньгами будут царь и земцы. И этот новый порядок царь и земцы будут охранять полицией, судами, войсками.
Рабочие, согласны ли вы примириться с таким порядком? Если согласны, тогда молчаливо поручите царю и земцам решать вашу судьбу и судьбу ваших детей. Но если вы не хотите оставаться бесправными, обманутыми и угнетенными, тогда заявите: мы не верим царю, который стрелял в нас 9 января, но мы не верим также земским дворянам и думским капиталистам. Земства и думы охраняют интересы богатых классов, а не интересы рабочего народа. Земства и думы не поддерживали нас, когда мы требовали немедленного прекращения кровавой бойни. Наоборот, земства и думы до сих пор поддерживают позорную войну народными деньгами.
Не царь и не земцы, а весь народ! Вот клич сознательного пролетариата, и пусть к этому кличу присоединятся все честные граждане! Только Учредительное Собрание, состоящее из представителей всего народа, может заключить достойный мир с Японией и залечить раны, нанесенные царским правительством несчастному народу.
Товарищи-рабочие и вы все, русские граждане! Будем требовать, чтобы все союзы, все партии, все газеты, которые называют себя демократическими, т.-е. стоящими за народ, присоединились к кличу сознательного пролетариата:
Не царь и не земцы, а народ!
Петербургская Группа РСДРП
СТАЧКА В ОКТЯБРЕ*202
- Так вы думаете, что революция идет?
- Идет!
("Новое Время", 5 мая 1905 г.)
- Вот она!
("Новое Время", 14 октября 1905 г.)
I
Совершенно свободные народные собрания в стенах университетов, в то время как на улице царит неограниченная треповщина, это - один из самых удивительных парадоксов революционно-политического развития осенних месяцев 1905 г. Какой-то старый и невежественный генерал Глазов*203, неизвестно почему оказавшийся министром просвещения, создал, неожиданно для себя, убежища свободного слова. Либеральная профессура протестовала: университет - для науки: улице не место в академии. Князь Сергей Трубецкой умер с этой истиной на устах. Но дверь университета оставалась в течение нескольких недель широко раскрытой. "Народ" заполнял коридоры, аудитории и залы. Рабочие непосредственно из фабрик отправлялись в университет. Власти растерялись. Они могли давить, арестовывать, топтать и расстреливать рабочих, пока те оставались на улице или у себя на квартире. Но чуть рабочий переступал порог университета, как немедленно становился неприкосновенным. Массам давался предметный урок преимуществ конституционного права над правом самодержавным.
30 сентября происходили первые свободные народные митинги в университетах Петербурга и Киева. Телеграфное агентство с ужасом перечисляет публику, скопившуюся в торжественном зале Владимирского университета. Кроме студентов, толпу, по словам телеграмм, составляли множество "посторонних лиц обоего пола, воспитанники средне-учебных заведений, подростки из городских и частных училищ, рабочие, разного рода сброд и оборванцы".
Революционное слово вырвалось из подполья и огласило университетские залы, аудитории, коридоры и дворы. Масса с жадностью впитывала в себя прекрасные в своей простоте лозунги революции. Неорганизованная случайная толпа, которая глупцам бюрократии и проходимцам реакционной журналистики казалась "разного рода сбродом", проявляла нравственную дисциплину и политическую чуткость, исторгавшие крик удивления даже у буржуазных публицистов.
"Знаете, что больше всего меня поразило на университетском митинге, - писал фельетонист "Руси", - необыкновенный, образцовый порядок. В актовом зале был вскоре объявлен перерыв, и я отправился бродить по коридору. Университетский коридор, это - целая улица. Все аудитории, прилегающие к коридору, были полны народа, в них происходили самостоятельные митинги по фракциям. Самый коридор был переполнен до последней возможности, взад и вперед двигалась толпа. Иные сидели на подоконниках, на скамьях, на шкафах. Курили. Негромко разговаривали. Можно было подумать, что находишься на многочисленном рауте, только немножко более серьезном, чем обыкновенно. А между тем это был народ - самый настоящий, подлинный народ, с потрескавшимися от работы красными руками, с тем землистым цветом лица, который является у людей, проводящих дни в запертых, нездоровых помещениях. И у всех блестели глаза, глубоко ушедшие в орбиты... Для этих малорослых, худых, плохо упитанных людей, пришедших сюда с фабрики или с завода, из мастерской, где калят железо, плавят чугун, где от жары и дыма захватывает дыхание, университет, это - точно храм, высокий, просторный, сверкающий белоснежными красками. И каждое слово, которое произносится здесь, звучит молитвой... Пробудившаяся любознательность, как губка, пьет всякое (?) учение".
Нет, не всякое учение впитывала в себя эта одухотворенная толпа. Пусть бы перед ней попытались выступить те реакционные молодцы, которые лгут, будто между крайними партиями и массой нет политической солидарности. Они не смели. Они сидели по своим реакционным норам и ждали передышки, чтоб клеветать на прошлое. Но не только они, даже политики и ораторы либерализма не выступали перед этой необозримой, вечно меняющейся аудиторией. Здесь безраздельно царили ораторы революции. Здесь социал-демократия связывала бесчисленные атомы народа живой нерасторжимой политической связью. Великие социальные страсти масс она переводила на язык законченных революционных лозунгов. Толпа, которая вышла из университета, была уже не той толпой, которая вошла в университет... Митинги происходили каждый день. Настроение рабочих поднималось все выше, но партия не давала никакого призыва. Всеобщее выступление предполагалось значительно позже - к годовщине 9 января и ко времени созыва Государственной Думы, которая должна была собраться 10 января. Союз железнодорожников грозил не пропустить в Петербург депутатов булыгинской Думы. Но события сами надвинулись так скоро, как никто не ожидал.
II
19 сентября забастовали в Москве наборщики типографии Сытина*204. Они потребовали сокращения рабочего дня и повышения сдельной платы с 1.000 букв, не исключая и знаков препинания: это маленькое событие открыло собой не более и не менее как всероссийскую политическую стачку, возникшую из-за знаков препинания и сбившую с ног абсолютизм.
Стачкой у Сытина воспользовалось, как жалуется в своем сообщении департамент полиции, неразрешенное правительством сообщество, именующееся "союзом московских типо-литографских рабочих". К вечеру 24-го бастовало уже 50 типографий. 25 сентября на собрании, разрешенном градоначальником, была выработана программа требований. Градоначальник усмотрел в ней "произвол Совета депутатов от типографий", и во имя личной "независимости" рабочих, которой угрожал произвол пролетарской самодеятельности, полицейский сатрап попытался задавить типографскую стачку кулаком.
Но стачка, возникшая из-за знаков препинания, успела уже переброситься на другие отрасли. Забастовали московские хлебопеки и притом так упорно, что две сотни 1-го Донского казачьего полка вынуждены были с беззаветной храбростью, свойственной этому славному роду оружия, брать приступом булочную Филиппова. 1 октября из Москвы телеграфировали, что забастовка на фабриках и заводах начинает сокращаться. Но это было только придыхание.
2 октября наборщики петербургских типографий постановили демонстрировать свою солидарность с московскими товарищами посредством трехдневной забастовки. Из Москвы телеграфируют, что заводы "продолжают бастовать". Уличных недоразумений не было: лучшим союзником порядка явился проливной дождь.
Железные дороги, которым суждено сыграть такую огромную роль в октябрьской борьбе, делают первое предостережение. 30 сентября началось брожение в мастерских Московско-Курской и Московско-Казанской ж.д. Эти две дороги готовы были открыть кампанию 1 октября. Их сдерживает железнодорожный союз. Опираясь на опыт февральских, апрельских и июльских забастовок отдельных ветвей, он готовит всеобщую железнодорожную стачку ко времени созыва Государственной Думы; сейчас он против частичных выступлений. Но брожение не унимается. Еще 20 сентября в Петербурге открылось официальное "совещание" железнодорожных депутатов по поводу пенсионных касс. Совещание самочинно расширило свои полномочия и, при аплодисментах всего железнодорожного мира, превратилось в независимый профессионально-политический съезд. Приветствия съезду шли со всех сторон. Брожение росло. Мысль о немедленной всеобщей стачке железных дорог начинает пробиваться в московском узле.
3 октября телефон приносит нам из Москвы весть, что забастовка на фабриках и заводах мало-по-малу уменьшается. На Московско-Брестской дороге, где мастерские бастовали, заметно движение в пользу возобновления работ.
Забастовка еще не решилась. Она размышляет и колеблется.
Собрание депутатов от рабочих типографского цеха, механического, столярного, табачного и других приняло решение образовать общий совет рабочих всей Москвы.
В ближайшие дни все как бы направлялось к умиротворению. Стачка в Риге закончилась. Четвертого и пятого возобновились работы во многих московских типографиях. Вышли газеты. Через день появились саратовские издания после недельного перерыва: казалось, ничто не говорит о надвигающихся событиях.
На университетском митинге в Петербурге, 5-го, выносится резолюция, призывающая закончить забастовки "по симпатии" в назначенный срок. С 6 октября становятся на работу петербургские наборщики после трехдневной стачечной манифестации. В тот же день петербургский градоначальник уже оповещает о полном порядке на Шлиссельбургском тракте и об общем возобновлении работ, прерванных московскими вестями. 7-го приступила к работам половина рабочих Невского судостроительного завода. За Невской заставой работали все заводы за исключением Обуховского, который объявил политическую забастовку до 10 октября.
Повидимому, готовились наступить будни, - конечно, революционные будни. Казалось, стачка сделала несколько беспорядочных опытов, бросила их и ушла... Но это только казалось.
III
На деле она готовилась развернуться во-всю. Она решилась совершить свое дело в кратчайший срок - и сразу принялась за железные дороги.
Под влиянием напряженного настроения на всех линиях, особенно в московском узле, центральное бюро железнодорожного союза решило объявить всеобщую забастовку. При этом имелась в виду лишь повсеместная пробная мобилизация боевых сил: самый бой попрежнему откладывался до января.
7 октября было решительным днем. "Начались спазмы сердца", - как писало "Новое Время" - московские железные дороги отмирали одна за другой. Москва изолировалась от страны. По телеграфной проволоке помчались, обгоняя друг друга, испуганные телеграммы: Нижний, Арзамас, Кашира, Рязань, Венев наперебой жалуются на измену железных дорог.
7-го забастовала Московско-Казанская дорога. В Нижнем забастовала Ромодановская ветвь. На следующий день забастовка распространилась на Московско-Ярославскую, Московско-Нижегородскую и Московско-Курскую линии. Но другие центральные пункты откликнулись не сразу.
8 октября на совещании служащих петербургского узла решено было деятельно приступить к организации всероссийского железнодорожного союза, возникшего на апрельском съезде в Москве, с тем, чтобы предъявить впоследствии правительству ультиматум и поддержать свои требования забастовкой всей железнодорожной сети. О забастовке здесь говорилось еще в неопределенном будущем.
9 октября забастовали: Московско-Киево-Воронежская, Московско-Брестская и другие линии. Стачка овладевает положением и, чувствуя под собой твердую почву, она отменяет все сдержанные, выжидательные и враждебные ей решения.
9 октября на экстренном собрании петербургского делегатского съезда железнодорожных служащих формулируются и немедленно же рассылаются по телеграфу по всем линиям общие лозунги железнодорожной забастовки: 8-часовой рабочий день, гражданские свободы, амнистия, Учредительное Собрание.
Стачка начинает уверенно хозяйничать в стране. Нерешительность окончательно покидает ее. Вместе с ростом численности растет самоуверенность ее участников. Над экономическими нуждами профессий выдвигаются революционные требования класса. Вырвавшись из профессиональных и местных рамок, она начинает чувствовать себя революцией, - и это придает ей неслыханную отвагу.
Она мчится по рельсам и властно замыкает за собой путь. Она предупреждает о своем шествии по проволоке железнодорожного телеграфа. "Бастуйте!" приказывает она во все концы. 9-го газеты сообщили всей России, что на Казанской дороге арестован с прокламациями какой-то электротехник Беднов. Они все еще надеялись остановить ее, конфисковав пачку прокламаций. Безумцы! Она идет вперед...
Она преследует колоссальный план - приостановить промышленную и торговую жизнь во всей стране, - и она не упускает при этом ни одной детали. Где телеграф отказывается ей служить, она с военной решительностью разрывает проволоку или опрокидывает столбы. Она задерживает беспокойные паровозы и выпускает из них пары. Она приостанавливает электрические станции, а если это трудно - портит электрические провода и погружает вокзалы во мрак. Где упрямое противодействие мешает ее планам, там она не задумывается развести рельсы, испортить семафор, опрокинуть локомотив, загородить путь, поставить вагоны поперек моста. Она проникает на элеватор и прекращает действие подъемной машины. Товарные поезда она задерживает там, где настигает их, а пассажирские она нередко доставляет до узловой станции или до места назначения.
Только для своих собственных целей она разрешает себе нарушить обет неделания. Она открывает типографии, когда ей нужны бюллетени революции, она пользуется телеграфом для забастовочных предписаний, она пропускает поезда с делегатами стачечников.
Во всем остальном она не делает изъятий: она закрывает заводы, аптеки, лавки, суды.
Время от времени ее внимание утомляется и бдительность ослабевает то здесь, то там. Иногда шальной поезд прорывается сквозь стачечную заставу, - тогда она снаряжает за ним погоню. Он бежит, как преступник, мимо темных и пустых вокзалов, без телеграфных предупреждений, сопровождаемый ужасом и неизвестностью. Но, в конце концов, она настигает его, останавливает паровоз, изгоняет машиниста и выпускает пары.
Она пускает в ход все средства: она призывает, убеждает, заклинает, она умоляет на коленях - так поступила в Москве женщина-оратор на платформе Курского вокзала, - она угрожает, стращает, забрасывает камнями, наконец, стреляет из браунинга. Она хочет добиться своей цели во что бы то ни стало. Она слишком много ставит на карту: кровь отцов, хлеб детей, репутацию своей силы. Целый класс повинуется ей, - и если ничтожная частица его, развращенная теми, против кого она борется, становится поперек ее пути, мудрено ли, если она грубым пинком отбрасывает помеху в сторону.
IV
Двигательные нервы страны замирают все больше и больше. Экономический организм коченеет. Смоленск, Кирсанов, Тула, Лукоянов беспомощно жалуются на полную железнодорожную забастовку. Неуклюжие железнодорожные батальоны ничего не в силах поделать, когда против них вся линия, вся сеть. Десятого замерли почти все дороги, примыкающие к Москве, в том числе Николаевская до Твери, - и Москва совершенно затерялась в центре необъятной территории. Последняя дорога Московского узла, Савеловская, забастовала 16-го.
10-го вечером в зале московского университета собрались забастовавшие железнодорожные служащие и постановили бастовать до удовлетворения всех требований.
Железнодорожная стачка от центра надвинулась на окраины. Восьмого забастовала Рязано-Уральская линия, девятого - Брянская линия Полесской дороги и Смоленск - Данков; десятого - Курско-Харьково-Севастопольская и Екатерининская ж.д., все дороги Харьковского узла. Цены на продукты всюду стали быстро возрастать. 11-го Москва уже стала жаловаться на отсутствие молока.
В этот день железнодорожная стачка сделала еще новые завоевания. Начало прекращаться движение на Самаро-Златоустовской дороге. Стал Орловский узел. На Юго-Западных дорогах забастовали самые крупные станции: Казатин, Бирзула и Одесса, на Харьково-Николаевской - Кременчуг. Остановились Полесские дороги. В Саратов в течение дня прибыло три поезда, исключительно с делегатами, выбранными от забастовщиков. Делегатские поезда, как сообщает телеграф, встречались на всем пути следования восторженно.
Железнодорожная забастовка распространяется неотвратимо, втягивая линию за линией, поезд за поездом. 11 октября курляндский генерал-губернатор издал срочное постановление, карающее за прекращение работ на дороге заключением в тюрьму на 3 месяца. Ответ на вызов последовал тотчас. 12-го уже не было поездов между Москвой и Крейцбургом, линия забастовала, поезд в Виндаву не пришел. 15-го прекращена в Виндаве работа на элеваторе и в коммерческом железнодорожном агентстве.
В ночь с 11-го на 12-е приостановилось движение на всех привислинских ветвях. Утром не вышли из Варшавы поезда в Петербург. В тот же день, 12-го, забастовка оцепила Петербург. Революционный инстинкт подсказал ей правильную тактику: она сперва подняла на ноги всю провинцию, забросала правящий Петербург тысячами перепуганных телеграмм, создала, таким образом, "психологический момент", терроризовала центральные власти, и затем явилась сама, чтобы нанести последний удар. Утром 12-го с полным единодушием было проведено прекращение работ во всем петербургском узле. Одна Финляндская линия работала, поджидая революционной мобилизации всей Финляндии, - она стала только четыре дня спустя, 16-го. Тринадцатого октября забастовка достигла Ревеля, Либавы, Риги и Бреста. Прекращены работы на ст. Пермь. Остановлено движение на части Ташкентской дороги. Четырнадцатого забастовали Брестский узел, Закавказская дорога и станция Асхабад и Новая Бухара на Средне-Азиатской ж.д. В этот же день забастовка открылась на Сибирском пути; начав с Читы и Иркутска и передвигаясь с востока на запад, она 17 октября докатилась до Челябинска и Кургана. 15 октября стала ст. Баку, 17-го забастовала ст. Одесса.
К параличу двигательных нервов присоединился на время паралич нервов чувствительных, - телеграфное сообщение было прервано: 11 октября - в Харькове, 13-го - в Челябинске и Иркутске, 14-го - в Москве, 15-го - в Петербурге.
Из-за забастовки дорог почта отказалась от приема иногородней корреспонденции.
На старом московском тракте показалась тройка под кованой дугой.
Стали не только все российские и польские дороги, но также владикавказская, закавказская и сибирская. Бастовала вся железнодорожная армия: три четверти миллиона человек.
V
Появились озабоченные бюллетени хлебной, товарной, мясной, зеленной, рыбной и других бирж. Цены на съестные продукты, особенно на мясо, быстро крепчали. Денежная биржа трепетала. Революция всегда была ее смертельным врагом. Как только они оказались лицом к лицу, биржа заметалась без памяти. Она бросилась к телеграфу, но телеграф враждебно молчал. Почта также отказывается служить. Биржа постучалась в Государственный Банк, но оказалось, что он не отвечает за срочность переводов. Акции железнодорожных и промышленных предприятий снялись с места, как стая испуганных птиц, и полетели - но не вверх, а вниз. В темном царстве биржевой спекуляции воцарились паника и скрежет зубовный. Денежное обращение затруднилось, платежи из провинции в столицы перестали поступать. Фирмы, производящие расчет на наличные, приостановили платежи. Число опротестованных векселей стало быстро возрастать. Векселедатели, бланкодатели, поручители, плательщики и получатели засуетились, заметались и потребовали нарушения созданных на их предмет законов, потому что она - стачка, революция нарушила все законы хозяйственного оборота.
Стачка не ограничивается железными дорогами. Она стремится стать всеобщей.
Выпустив пары и потушив вокзальные огни, она вместе с толпою железнодорожных рабочих уходит в город, задерживает трамвай, берет под уздцы лошадь извозчика и ссаживает седока, закрывает магазины, рестораны, кофейни, трактиры и уверенно подходит к воротам фабрики. Там ее уже ждут. Дается тревожный свисток, работа прекращается, толпа на улице сразу возрастает. Она идет дальше и уже несет красное знамя. На знамени сказано, что она хочет Учредительного Собрания и республики, что она борется за социализм. Она проходит мимо редакции реакционной газеты. С ненавистью оглядывается на этот очаг идейной заразы, и, если под руку ей попадется камень, она запускает его в окно. Либеральная пресса, которая думает, что служит народу, высылает к ней депутацию, обещает вносить "примирение" в эти страшные дни и просит пощады. Ее ходатайство оставляется без внимания. Наборные кассы задвигаются, наборщики выходят на улицу. Закрываются конторы, банки... Стачка царит.
Десятого октября открывается всеобщая политическая стачка в Москве, Харькове и Ревеле. Одиннадцатого - в Смоленске, Козлове, Екатеринославе и Лодзи. Двенадцатого - в Курске, Белгороде, Самаре, Саратове и Полтаве. Тринадцатого - в Петербурге, Орше, Минске, Кременчуге, Симферополе. Четырнадцатого - в Гомеле, Калише, Ростове-на-Дону, Тифлисе, Иркутске. Пятнадцатого - в Вильне, Одессе, Батуме. Шестнадцатого - в Оренбурге. Семнадцатого - в Юрьеве, Витебске, Томске. Бастовали еще Рига, Либава, Варшава, Плоцк, Белосток, Ковно, Двинск, Псков, Полтава, Николаев, Мариуполь, Казань, Ченстохово, Златоуст и др. Всюду замирает промышленная, а во многих местах и торговая жизнь. Учебные заведения закрываются. К стачке пролетариата присоединяются "союзы" интеллигенции. Присяжные заседатели во многих случаях отказываются судить, адвокаты - защищать, врачи - лечить. Мировые судьи закрывают свои камеры.
VI
Стачка организует колоссальные митинги. Напряжение массы и растерянность власти растут параллельно, взаимно питая друг друга. Улицы и площади заполняются конными и пешими патрулями. Казаки провоцируют стачку на отпор: они наскакивают на толпу, хлещут плетьми, рубят шашками, стреляют без предупреждения из-за угла.
Тогда стачка показывает, где может, что она вовсе не простое выжидательное прекращение работ, не пассивный протест со скрещенными на груди руками. Она обороняется и в своей обороне переходит в наступление.
В нескольких южных городах она строит баррикады, овладевает оружейными магазинами, вооружается и дает если не победоносный, то героический отпор.
В Харькове 10 октября, после митинга толпа овладела оружейным магазином. 11-го возле университета были воздвигнуты рабочими и студентами баррикады. Поперек улиц были уложены срубленные телеграфные столбы: к ним присоединили: железные ворота, ставни, решетки, упаковочные ящики, доски и бревна; все это было скреплено телеграфной проволокой. Некоторые баррикады были укреплены на фундаменте из камней; поверх бревен были навалены тяжелые плиты, вывороченные из тротуара. К часу дня при помощи этой простой, но благородной архитектуры было воздвигнуто десять баррикад. Забаррикадированы были также окна и проходы университета. Район, где находится университет, был объявлен в осадном положении... Власть над ним вручена какому-то, без сомнения, доблестному генерал-лейтенанту Мау*205. Губернатор пошел, однако, на соглашение. При посредстве либеральной буржуазии были выработаны почетные условия капитуляции. Организована милиция, которую восторженно приветствуют граждане. Порядок восстанавливается милицией. Из Петербурга требуют, однако, раздавить порядок силой. Милиция, едва успев возникнуть, разгоняется, город снова во власти конных и пеших хулиганов.
В Екатеринославе 11 октября, после предательского расстрела казаками мирной толпы, на улицах впервые появились баррикады. Их было шесть. Самая большая из них, баррикада-мать, стояла на Брянской площади. Возы, рельсы, столбы, десятки мелких предметов - все то, чем революция, по выражению Виктора Гюго*206, может швырнуть в голову старому порядку - пошли на ее постройку. Скелет баррикады покрыт толстым слоем земли. По сторонам вырыты рвы, а перед ними устроены проволочные заграждения. На каждой баррикаде с утра находилось несколько сот человек. Первый приступ военных сил был неудачен, только в 3 с половиною часа солдаты завладели первой баррикадой. Когда они наступали, с крыш были брошены две бомбы, одна за другой; среди солдат убитые и раненые. К вечеру войска взяли все баррикады. 12-го в городе наступило спокойствие кладбища. Армия чистила свои винтовки, а революция хоронила свои жертвы.
Шестнадцатое октября было днем баррикад в Одессе. С утра на Преображенской и Ришельевской улицах опрокидывали вагоны трамвая, снимали вывески, рубили деревья, сносили в кучу скамейки. Окруженные заграждениями из колючей проволоки, четыре баррикады преграждали улицы во всю ширину. Они были взяты солдатами после боя и разметаны с помощью дворников.
Во многих других городах были уличные столкновения с войсками, были попытки строить баррикады. Но в общем и целом октябрьские дни оставались политической стачкой, революционными маневрами, единовременным смотром всех боевых сил, во всяком случае - не вооруженным восстанием.
VII
И, тем не менее, абсолютизм уступил. Страшное напряжение, охватившее всю страну, растерянные провинциальные донесения, подавлявшие одной своей численностью, полная неизвестность относительно того, что готовит завтрашний день, - все это создало невероятную панику в правительственных рядах. Полной и безусловной уверенности в армии не было: на митингах появились солдаты; ораторы-офицеры уверяли, что треть армии "с народом". Забастовка железных дорог создавала к тому же непреодолимые препятствия делу военных усмирений. И, наконец, - европейская биржа. Она поняла, что имеет дело с революцией, и заявила, что не хочет этого долее терпеть. Она требует порядка и конституционных гарантий.
Потерявший голову и сбитый с ног абсолютизм пошел на уступки. Был объявлен манифест (17 октября). Граф Витте сделался премьером и притом - пусть он попробует это опровергнуть - благодаря победе революционной стачки, точнее будет сказать: благодаря неполноте этой победы. В ночь с 17-го на 18-е народ ходил по улицам с красными знаменами, требовал амнистии, пел "вечную память" на местах январских убийств и возглашал "анафему" под окнами Победоносцева и "Нового Времени"... 18-го утром начались первые убийства конституционной эры.
Враг не был задушен. Он только временно отступил перед неожиданно развернувшейся силой. Октябрьская стачка показала, что революция может теперь единовременно поставить на ноги всю городскую Россию. Это огромный шаг вперед, - и правящая реакция оценила его, когда на октябрьскую пробу сил ответила, с одной стороны, манифестом 17 октября, с другой - призывом всех своих боевых кадров для дела черного террора.
VIII
Высочайшей Власти рассмотрением предположения, отвергнутого обоими конгрессе: русское революционное движение восторжествует, как рабочее движение, или вовсе не восторжествует. /* Писалось в 1905 г./
7 января 1905 г. Струве писал: "революционного народа в России нет".
17 октября самодержавное правительство расписалось в первой серьезной победе революции, - и эта победа была одержана пролетариатом. Плеханов был прав: революционное движение восторжествовало, как рабочее движение.
Правда, октябрьская рабочая стачка прошла не только при материальной помощи буржуазии, но и при поддержке ее стачкой либеральных профессий. Однако, это не меняет дела. Стачка инженеров, адвокатов и врачей никакого самостоятельного значения иметь не могла. Она лишь в очень малой степени увеличила политическое значение всеобщей стачки труда. Зато она подчеркнула неоспоримую, неограниченную гегемонию пролетариата в революционной борьбе: либеральные профессии, которые после 9 января усвоили основные демократические лозунги, выдвинутые петербургскими рабочими, в октябре подчинились даже тому методу борьбы, который составляет специфическую силу пролетариата: забастовке. Наиболее революционное крыло интеллигенции, студенчество, уже давно перенесло, при торжественных протестах всей либеральной профессуры, забастовочную борьбу из фабрик в университеты. Дальнейший рост революционной гегемонии пролетариата распространил стачку на суды, аптеки, земские управы и городские думы.
Стачка в октябре была демонстрацией пролетарской гегемонии в буржуазной революции и, вместе с тем, демонстрацией гегемонии города в деревенской стране.
Старая власть земли, обоготворенная народничеством, сменилась деспотией капиталистического города.
Город стал хозяином положения. Он сосредоточил в себе колоссальные богатства, он прикрепил к себе деревню железом рельс, по этим рельсам он стянул в свои недра лучшие силы инициативы и творчества во всех областях жизни, он материально и духовно закабалил себе всю страну. Тщетно реакция высчитывает процент городского населения и утешает себя тем, что Россия все еще крестьянская страна. Политическая роль современного города так же мало измеряется голой цифрой его обитателей, как и его экономическая роль. Отступление реакции перед стачкой города при молчании деревни - лучшее доказательство диктатуры города.
Октябрьские дни показали, что в революции гегемония принадлежит городу, в городах - пролетариату. Но вместе с тем они обнаружили политическую отрезанность сознательно-революционного города от стихийно-возбужденной деревни.
Октябрьские дни на практике поставили в колоссальном масштабе вопрос: на чьей стороне армия? Они показали, что от решения этого вопроса зависит судьба русской свободы.
Октябрьские дни революции вызвали октябрьскую оргию реакции. Черная сила воспользовалась моментом революционного отлива и произвела кровавую атаку. Своим успехом она была обязана тому, что стачка-революция, выпустившая из рук молот, еще не взяла меч. Октябрьские дни со страшной силой показали революции, что ей необходимо оружие.
Организовать деревню и связать ее с собою, тесно связаться с армией, вооружиться - вот простые и большие выводы, продиктованные пролетариату октябрьской борьбой и октябрьской победой.
На эти выводы опирается революция.
* * *
В нашем очерке "До 9 января", написанном в эпоху либеральной "весны", мы пытались наметить те пути, которыми должно пойти дальнейшее развитие революционных отношений. Мы со всей энергией выдвинули при этом массовую политическую стачку, как неизбежный метод русской революции. Некоторые проницательные политики, впрочем, люди почтенные во всех отношениях, обвиняли нас в попытке предписать для революции рецепт. Эти критики разъясняли нам, что стачка, как специфическое средство классовой пролетарской борьбы, не может играть в условиях национальной буржуазной революции ту роль, какую мы ей "навязываем". События, развивавшиеся наперекор многим глубокомысленным шаблонам, давно уже избавили нас от необходимости возражать этим почтенным критикам*. Всеобщая петербургская стачка, на почве которой разыгралась драма 9 января, разразилась, когда названный очерк не вышел еще из печати: очевидно, наш "рецепт" представлял собою простой плагиат у революционного развития. /* Речь идет о литераторах-меньшевиках: Мартове*208, Дане*209 и др./
В феврале 1905 года, во время хаотических разрозненных стачек, вызванных непосредственно Кровавым Воскресеньем в Петербурге, мы писали:
"После 9 января революция уже не знает остановки. Она уже не ограничивается подземной, скрытой для глаз работой возбуждения все новых народных масс, она перешла к открытой и спешной перекличке своих боевых рот, батальонов, полков и корпусов. Главную силу ее армии составляет пролетариат, поэтому орудием своей переклички революция делает стачку.
"Профессия за профессией, фабрика за фабрикой, город за городом бросают работу. Железнодорожный персонал выступает застрельщиком стачки, железнодорожные линии являются путями стачечной эпидемии. Предъявляются экономические требования, которые почти сейчас же удовлетворяются вполне или отчасти. Но ни начало стачки, ни конец ее не обусловливаются в полной мере характером предъявленных требований и формой их удовлетворения. Каждая отдельная стачка возникает не потому, что повседневная экономическая борьба уперлась в определенные требования, - наоборот: требования подбираются и формулируются потому, что нужна стачка. Нужно предъявить самим себе, рабочим других мест, всему народу свои накопленные силы, свою боевую отзывчивость и боевую готовность; нужен всеобщий революционный смотр. И сами стачечники, и те, которые их поддерживают, и те, которые их боятся, и те, которые их ненавидят, все понимают или смутно чувствуют, что эта бешеная стачка, которая мечется с места на место, останавливается, кружится, снова снимается и возвращается на покинутое место, потом срывается и вихрем мчится вперед, - все понимают или чувствуют, что она не от себя, что она творит лишь волю пославшей ее революции".
Мы не ошиблись: на почве, подготовленной девятимесячной забастовочной кампанией, выросла великая стачка в октябре.
Для органически-поверхностного либерализма октябрьская стачка была такой же неожиданностью, как и 9 января. В его предварительную историческую схему эти события не входили, они врезались в нее клином, и либеральная мысль мирилась с ними задним числом. Мало того. Если до октябрьской стачки либерализм, опиравшийся на земские съезды, презрительно игнорировал идею всеобщей забастовки, то после 17 октября тот же либерализм, в лице своего левого крыла, опираясь на факт победоносной стачки, восстал против всякой другой формы революционной борьбы.
"Эта мирная забастовка, - писал г. Прокопович в "Праве"*210, - забастовка, сопровождавшаяся гораздо меньшим числом жертв, чем январское движение, закончившаяся государственным переворотом, была революцией, коренным образом изменившей государственный строй России".
"История, - продолжает он, - лишив пролетариат одного из средств борьбы за народные права - уличное восстание и баррикады - дала ему другое еще более могучее средство - всеобщую политическую забастовку"*. /* "Право", 1905 г., N 41./
Из приведенных выше справок видно, какое огромное значение мы придавали массовой политической стачке, как неизбежному методу русской революции, в то время, когда радикализм г.г. Прокоповичей питался отраженными надеждами земской оппозиции. Но мы никоим образом не можем признать, будто всеобщая стачка отменила и заменила старые методы революции. Она лишь видоизменила и дополнила их. И равным образом, как ни высоко ставим мы значение октябрьской забастовки, мы никак, однако, не можем признать, будто она "коренным образом изменила государственный строй России". Наоборот, все последующее политическое развитие только тем и объясняется, что октябрьская стачка оставила государственный строй неизмененным. Более того, она и не могла совершить государственный переворот. Как политическая стачка, она исчерпала свою миссию тем, что поставила врагов лицом к лицу.
Бесспорно, забастовка железных дорог и телеграфа вносила крайнюю дезорганизацию в правительственный механизм. Эта дезорганизация становилась тем больше, чем дольше длилась забастовка. Но затяжная забастовка вносила разложение во всю хозяйственно-общественную жизнь и неизбежно ослабляла самих рабочих. В конце концов, стачка не могла не прекратиться. Но как только задымилась труба первого паровоза и застучал первый аппарат Морзе, удержавшаяся власть получала возможность заменить все сломанные рычаги и вообще обновить негодные части старой государственной машины.
В борьбе крайне важно ослабить врага; эту работу делает стачка. Она же ставит единовременно на ноги армию революции. Но ни то, ни другое само по себе не создает государственного переворота.
Остается еще вырвать власть из рук ее старых носителей и передать ее в руки революции. Это-то и есть основная задача. Всеобщая стачка создает для нее лишь необходимые предпосылки, но для решения самой задачи метод стачки совершенно недостаточен.
Старая государственная власть опирается на свою материальную силу, прежде всего на армию. На пути к действительному, а не бумажному "перевороту" стоит армия. В известный момент революции во главу угла становится вопрос: на чьей стороне симпатии и штыки солдат? Этот вопрос не разрешается посредством анкеты. Можно высказать много ценных и метких замечаний насчет широких и прямых улиц современных городов, насчет новейших ружейных образцов и пр. и пр., но все эти технические соображения не устраняют вопроса о революционном завоевании государственной власти. Косность армии должна быть преодолена. Революция достигает этого, сталкивая с армией народные массы. Всеобщая стачка создает благоприятные условия такого столкновения. Это - суровый метод, но другого у истории нет.
"Наша революция", 1906 г. Изд. Н. Глаголева.
ОТ ФЕДЕРАТИВНОГО СОВЕТА
Товарищи! Великая российская революция близится к победе. Наступающие решительные события требуют особенной сплоченности и единства пролетарской борьбы. От степени сознательности, степени организованности пролетариата и от единообразия его выступлений зависит главным образом исход революции. Полная победа революции может быть тогда и только тогда, если во главе ее будет итти пролетариат, который сумеет повести за собой до конца крестьянство и мелкую городскую буржуазию в борьбе за демократическую республику.
В интересах сплоченности и организованности рабочего класса, а значит в интересах наиболее полного успеха революции, Петербургский Комитет и Петербургская Группа*211 Российской Социал-Демократической Рабочей Партии решили, несмотря на наличность тактических и организационных разногласий, образовать федеративный объединенный совет для совместного руководства политическими выступлениями петербургского пролетариата в предстоящих событиях.
В задачи этого федеративного совета будет входить объединение и планомерное регулирование устной и литературной агитации и всех публичных выступлений пролетариата, равно как и сношения по техническим боевым вопросам со всеми остальными революционными организациями Петербурга.
В состав федеративного совета, кроме представителей Петербургского Комитета и Петербургской Группы, входят представители Центрального Комитета и Организационной Комиссии.
Петербургский комитет. Петербургская Группа РСДРП
"Известия СРД"*212 N 2, 18 октября 1905 г.
РЕЗОЛЮЦИЯ*213, ПРЕДЛОЖЕННАЯ ФЕДЕРАТИВНЫМ СОВЕТОМ ПЕТЕРБУРГСКОГО КОМИТЕТА И
ПЕТЕРБУРГСКОЙ ГРУППЫ РОССИЙСКОЙ СОЦ.-ДЕМ. РАБОЧЕЙ ПАРТИИ
Мы, собравшиеся, заявляем, что нам, революционному народу Петербурга, тесно в тех ловушках, куда нас приглашает генерал Трепов.
Мы заявляем, что будем попрежнему собираться в университетах, на заводах, на улицах и во всех других местах, где найдем нужным.
Мы заявляем, что собрания народа могут быть обеспечены и охранены не полицейскими циркулярами, а сплоченностью, организованностью и боевой готовностью народных масс.
"Известия СРД" N 2, 18 октября 1905 г.
СТАЧКА ПРОДОЛЖАЕТСЯ*
/* Заголовок проставлен для данного тома. Статья появилась в "Известиях" в качестве передовой. Ред./ Политическая стачка рабочих за свободу и счастье продолжается. Революционная борьба пролетариата против царского правительства за демократическую республику идет своим чередом. Бесчинства политических шаек Трепова продолжаются прежним порядком.
В пятницу генерал Трепов писал: для народа - "не жалеть патронов". А в субботу тот же палач объявляет: "В народе созрела потребность в митингах". Какая перемена за 24 часа: вчера мы были зрелы только для патронов, а сегодня мы уже созрели для народных собраний!
Кровавый негодяй прав: в эти великие дни борьбы народ зреет по часам!
В народе созрела потребность в митингах, - говорит генерал Трепов, - и открывает для петербургского народа три небольшие клетки. В воскресенье утром захватывает военной силой все университетские здания, ставшие в эти дни достоянием народа.
Но нам, революционному народу Петербурга, тесно в тех полицейских ловушках, дверь которых пред нами раскрывает треповский указ. Мы знаем только одно право, это - право нашей силы. Мы знаем, что народная свобода может быть воздвигнута не на указах царской шайки, а на ее костях.
Наш ответ на новый вызов полицейского генерала ясен и прост: мы идем своим путем. А наш путь - это непримиримая революционная борьба на жизнь и на смерть.
Народу нужны не царские указы, а оружие. Когда петербургский народ возьмет в руки ружье, он на кроваво-красных стенах Зимнего Дворца напишет концом штыка свой великий указ. Это будет указ смерти царскому правительству и указ свободной республиканской жизни для народа.
Революционная стачка продолжается. Отступления народу нет. Впереди жестокая борьба. Для борьбы нужно оружие. Для народного вооружения нужны средства.
Совет Рабочих Депутатов*214 постановил в субботу отправить делегацию в петербургскую городскую думу*215, чтоб сурово потребовать от нее отчета в ее делах.
Городская дума тратила и тратит народные миллионы на царскую войну, на царскую жандармерию, на царскую полицию. Нет такого царского преступления, на которое петербургская городская дума не дала бы долю народных средств.
Только для святого дела борьбы с царским правительством дума не находила и не находит средств.
Рабочая депутация именем петербургского пролетариата потребует, чтоб дума выполнила свой долг. Дума должна признать, что для спасения нашей жизни и чести, для завоевания свободы необходима народная милиция. Дума должна признать, что всякий гражданин имеет право на ружье. Дума должна притти на помощь пролетариату и ассигновать необходимые суммы из народных средств для создания народной милиции.
Милиция будет состоять под руководством выбранных вооруженным народом вождей. Милиция будет нашей охраной и опорой. В милиции наше спасение!
"Известия СРД" N 2, 18 октября 1905 г.
РЕЗОЛЮЦИЯ СОВЕТА РАБОЧИХ ДЕПУТАТОВ О ПРЕКРАЩЕНИИ ВСЕОБЩЕЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ
ЗАБАСТОВКИ
(19 октября)
Считаясь с необходимостью для рабочего класса, опираясь на достигнутые победы, организоваться наилучшим образом и вооружиться для окончательной борьбы за созыв Учредительного Собрания на основе всеобщего, равного, прямого и тайного избирательного права и для учреждения Демократической Республики, Совет Рабочих Депутатов постановляет: прекратить 21 октября, в 12 часов дня, всеобщую политическую забастовку с тем, чтобы, смотря по ходу событий, по первому же призыву Совета возобновить ее для дальнейшей борьбы так же дружно, как и до сих пор, за наши требования.
"Известия СРД" N 3, 20 октября 1905 г.
ЦАРСКИЙ МАНИФЕСТ*
/* Заголовок проставлен для настоящего издания. Ред./ Еще никогда российский пролетариат не проявлял такой могучей силы и сплоченности, как в нынешней революционной стачке.
Еще никогда царское правительство так открыто не сознавалось в своей слабости, как 17 октября. Рабочий класс идет вперед уверенно, мужественно и решительно. Царское правительство, злобное и трусливое, льстивое и кровожадное, отступает шаг за шагом под напором рабочей "смуты".
Манифестом 17 октября*216 правительственная шайка открыто признала перед всем миром, что русская революция загнала ее в тупой переулок.
Г. Витте, который заслужил недавно графский титул, подписавшись под военным позорищем русского самодержавия*217, теперь призван спасать Россию. Сперва народ должен был успокоиться под влиянием булыгинской Думы. А когда этого оказалось недостаточно, понадобилась конституция г. Витте.
И вот конституция дана.
Дана свобода собраний, но собрания оцепляют войсками.
Дана свобода слова, но цензура осталась неприкосновенной.
Дана свобода науки, но университеты заняты войсками.
Дана неприкосновенность личности, но тюрьмы переполнены заключенными.
Дан Витте, но оставлен Трепов.
Дана конституция, но оставлено самодержавие.
Все дано и не дано ничего. Жалкие лживые обещания даны с наглым расчетом обмануть народ!
Но неужели же граф Витте, эта хитрая травленая лиса, надеется в самом деле кого-нибудь обмануть? Неужели граф Витте думает, что великий забастовщик русский пролетариат может поверить царскому манифесту?
Г. Витте уверял недавно железнодорожных депутатов, что всеобщее избирательное право может принести пролетариату только один вред, так как капиталисты будут на выборах покупать голоса рабочих. Русские министры так привыкли походя торговать собой, что нет ничего удивительного, если г. Витте думает, что и пролетариат торгует своей политической совестью. Но какую же меру г. Витте предлагает против подкупов? Он считает, что во избежание соблазна лучше всего лишить рабочих избирательного права и сразу оптом продать все голоса капиталистам. Графу Витте это решение может казаться гениальным. Но революционные рабочие, привыкшие вести свою борьбу на-чистоту, могут только презрительно усмехнуться на такие ничтожные и глупые плутни спасителя России.
Всеобщее, равное, прямое и тайное избирательное право, - этот лозунг попрежнему остается на знамени революционной стачки, т.-е. той самой "смуты", с которой намерен бороться г. Витте.
Правда, граф может рассчитывать на то, что ему удастся успокоить "благомыслящих" граждан, т.-е. буржуазные классы. Тут его шансы обстоят несравненно лучше.
Петербургская городская дума, конечно, готова пасть в объятия г. Витте. Эта наглая дума из отъевшихся кабатчиков, низкопоклонных бюрократов и либеральных трусов имела наглость даже не подвергнуть рассмотрению поднятый рабочими вопрос о милиции.
Но разве же конституция 17 октября дана для успокоения этих господ? Разве петербургская городская дума до "конституции" беспокоила чем-нибудь г. Витте? Нет! Она всегда была так ничтожна, жадна, труслива и развращена, что могла быть для г. Витте только другом, а не врагом. Опасность для царского правительства представляют не толстосумы, а рабочий класс. Но его не успокоят ни г. Витте, ни петербургская дума, ни те либеральные газетчики, которых г. Витте призывал к себе в переднюю. Пролетариат знает, чего хочет, и знает, чего не хочет.
Он не хочет ни полицейского хулигана Трепова, ни "либерального" маклера Витте - ни волчьей пасти, ни лисьего хвоста. Он не желает нагайки, завернутой в конституцию.
Рабочий класс сам хочет быть хозяином в своей стране и потому требует демократической (народной) республики. Царь так же мало нужен народу, как и царские холопы.
И пусть знают все враги пролетариата, что его ничто не остановит на пути к республике. Всеобщая стачка показала, что она превосходное средство борьбы. Это признало само правительство 17 октября, и пролетариат продолжит ее, пока центральный Совет Депутатов не призовет его стать на работу, чтобы в нужный момент с новой силой и еще большей стремительностью ринуться в борьбу за свое освобождение.
Лозунги борьбы те же: Учредительное Собрание, удаление войск, создание милиции, амнистия, восьмичасовой рабочий день.
Ни злодейский приказ: "не жалеть патронов", ни предательский манифест 17 октября не могут изменить тактики пролетариата.
Чего не даст стачка, то будет добыто вооруженным восстанием.
Пролетариат Петербурга бодро и уверенно встречает грядущий день.
Может ли это о себе сказать г. Витте или его жалкий хозяин?
"Известия СРД" N 3, 20 октября 1905 г.
РЕЗОЛЮЦИЯ СОВЕТА РАБОЧИХ ДЕПУТАТОВ ПО ВОПРОСУ О ТОРЖЕСТВЕННЫХ ПОХОРОНАХ
ПЕРВЫХ ЖЕРТВ "КОНСТИТУЦИИ"
(22 октября*218)
Совет Рабочих Депутатов имел намерение устроить жертвам правительственных злодейств торжественные похороны в воскресенье 23 октября. Но мирное намерение петербургских рабочих поставило на ноги всех кровавых представителей издыхающего строя. Поднявшийся на трупах 9 января генерал Трепов, которому уже нечего терять перед лицом революции, бросил сегодня петербургскому пролетариату последний вызов. Трепов нагло дает понять в своем объявлении, что план*219 его состоит в том, чтобы направить на мирное шествие вооруженные полицией банды черной сотни, а затем, под видом умиротворения, снова залить кровью улицы Петербурга, как другие полицейские башибузуки залили кровью Томск, Одессу, Тверь, Ревель, Курск, Кременчуг и другие города. Ввиду этого полицейского плана который лишний раз показывает, какую цену имеют обещания и манифесты царского правительства, Совет Депутатов заявляет: петербургский пролетариат даст царскому правительству последнее сражение не в тот день, который изберет Трепов, а тогда, когда это будет выгодно вооруженному и организованному пролетариату. Посему Совет Депутатов постановляет:
заменить всеобщее траурное шествие внушительными повсеместными митингами чествования жертв,
памятуя при этом, что павшие борцы своей смертью завещали нам удесятерить наши усилия для дела самовооружения и приближения того дня, когда Трепов вместе со всею полицейскою шайкою будет сброшен в общую грязную кучу обломков монархии.
"Известия СРД" N 4, 30 октября 1905 г.
ПИСЬМО В РЕДАКЦИЮ
В N 3 "Известий" в статье о заседании Совета от 19 октября (1 стр. 2 столб.) вкралась крайне досадная неточность. Представитель Федеративного Социал-Демократического Совета, согласно этому отчету, говорит, что "разлад между Советом Рабочих Депутатов и социал-демократической партией пагубен". Эти слова могут быть поняты так, будто между Рабочим Стачечным Советом и рабочей партией уже существует какой-нибудь разлад. А между тем, к счастью для дела, между ними существует полная солидарность, и все предложения партии всегда встречали в Совете общее сочувствие. В своей речи я в действительности сказал лишь, что разлад между Советом и партией был бы пагубным для дела, если бы возник, а потому я призывал Рабочий Совет вести свои дела в постоянном сотрудничестве с социал-демократией, единственной международной партией рабочего класса.
С товарищеским приветом Л. Яновский*. /* Л. Яновский - тогдашний псевдоним т. Троцкого. Ред./
"Известия СРД" N 4, 30 октября 1905 г.
РЕЗОЛЮЦИЯ СОВЕТА РАБОЧИХ ДЕПУТАТОВ О МЕРАХ ПРЕДОТВРАЩЕНИЯ ПОГРОМА
(22 октября*221)
Производимые по всей России полчищами черной сотни, при содействии явной и тайной полиции, еврейские погромы и избиения рабочих и интеллигенции являются новой формой борьбы с общественными группами, завоевавшими для России свободу. А потому Совет Рабочих Депутатов решительно заявляет, что русский пролетариат будет бороться всеми доступными ему средствами со всякими попытками черносотенцев и их вдохновителей путем насилия, убийств и грабежей остановить великое и грозное шествие его к истинной свободе.
"Известия СРД" N 4, 30 октября 1905 г.
РЕЗОЛЮЦИЯ СОВЕТА РАБОЧИХ ДЕПУТАТОВ О ВВЕДЕНИИ 8-ЧАСОВОГО РАБОЧЕГО ДНЯ*222
(28 октября)
Совет Рабочих Депутатов приветствует тех товарищей, которые революционным путем ввели у себя на заводах 8-часовой рабочий день. Совет Рабочих Депутатов считает, что повсеместное введение 8-часового рабочего дня требует соответственного повышения расценок, дабы заработная плата осталась по меньшей мере на прежнем уровне. Совет Рабочих Депутатов единогласно постановляет всем отставшим фабрикам и заводам г. Петербурга ввести с 31 октября революционным путем 8-часовой рабочий день. Взаимная поддержка рабочих всех районов будет залогом успешного выполнения постановления Совета Депутатов.
"Известия СРД" N 5, 3 ноября 1905 г.
РЕЧЬ НА ЭКСТРЕННОМ ЗАСЕДАНИИ СОВЕТА РАБОЧИХ ДЕПУТАТОВ
(1 ноября*223)
Товарищи! Я думаю, что выражу здесь общую всем нам мысль, если скажу, что борьба польского и русского пролетариата есть общая борьба под одним девизом: "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!". То дело, за которое стоит польский пролетариат, есть наше дело; то дело, за которое стоим мы, есть его дело, и потому мы готовы протянуть руку польскому пролетариату для нашей общей борьбы. Мы хорошо знаем, что значат царские обещания и какова им цена, и потому с ними не считаемся. Пролетариат знает, что, только сокрушивши самодержавие и устроивши на развалинах его демократическую республику, он будет свободно жить и развиваться. Русский пролетариат за всеми национальностями признает право самоопределения и всегда будет бороться против всяких форм эксплоатации, и если поляки страдают от националистических стремлений нашего правительства, то в борьбе польского пролетариата с правительством его всегда поддержит пролетариат русский. Он знает, что те сепаратистские требования, которые выставляют некоторые польские группы, не суть требования польского пролетариата. Его задачи вполне тождественны с нашими, и наша борьба может быть только общей борьбой. Царское правительство объявляет сегодня военное положение в Польше, завтра усиленную охрану в Черниговской, Самарской и пр. губерниях; оно жмет одинаково и русский и польский народ, и мы должны рука об руку пролетариат русский и польский - напрячь все усилия, чтобы раздавить окончательно ненавистную монархию, - всех царей и их приспешников*. /* Текст речи неточен, точного текста найти не удалось. Ред./
"Известия СРД" N 5, 3 ноября 1905 г.
РЕЗОЛЮЦИЯ ИСПОЛНИТЕЛЬНОГО КОМИТЕТА СОВЕТА РАБОЧИХ ДЕПУТАТОВ О ВСЕОБЩЕЙ
ЗАБАСТОВКЕ
(1 ноября*224)
1. Царское правительство продолжает шагать по трупам. Оно предает полевому суду смелых кронштадтских солдат армии и флота, восставших на защиту своих прав и народной свободы. Оно закинуло на шею угнетенной Польши петлю военного положения.
2. Совет Рабочих Депутатов призывает революционный пролетариат Петербурга, посредством общей политической забастовки, уже доказавшей свою грозную силу, и посредством общих митингов протеста проявить свою братскую солидарность с революционными солдатами Кронштадта и революционными пролетариями Польши.
Завтра, 2 ноября, в 12 часов дня, рабочие Петербурга прекращают работу с лозунгами:
1. Долой полевые суды!
2. Долой смертную казнь!
3. Долой военное положение в Польше и во всей России!
"Известия СРД" N 5, 3 ноября 1905 г.
ОТВЕТ СОВЕТА РАБОЧИХ ДЕПУТАТОВ НА ТЕЛЕГРАММУ ГРАФА ВИТТЕ "К
БРАТЦАМ-РАБОЧИМ"*225
(3 ноября)
"Совет Рабочих Депутатов, выслушав телеграмму графа Витте к "братцам-рабочим", выражает прежде всего свое крайнее изумление по поводу бесцеремонности царского временщика, позволяющего себе называть петербургских рабочих "братцами". Пролетарии ни в каком родстве с графом Витте не состоят.
По существу Совет заявляет:
1. Граф Витте призывает нас пожалеть наших жен и детей. Совет Рабочих Депутатов призывает в ответ всех рабочих подсчитать, сколько вдов и сирот прибавилось в рабочих рядах с того дня, как Витте взял в свои руки государственную власть.
2. Граф Витте указывает на милостивое внимание государя к рабочему народу. Совет Рабочих Депутатов напоминает петербургскому пролетариату о кровавом воскресении 9 января.
3. Граф Витте просит дать ему "время" и обещает сделать для рабочих "все возможное". Совет Рабочих Депутатов знает, что Витте уже нашел время для того, чтобы отдать Польшу в руки военных палачей, и Совет Рабочих Депутатов не сомневается, что г. Витте сделает все возможное, чтобы задушить революционный пролетариат.
4. Граф Витте называет себя человеком, расположенным к нам и желающим нам добра. Совет Рабочих Депутатов заявляет, что он не нуждается в расположении царских временщиков. Он требует народного правительства на основе всеобщего, равного, прямого и тайного избирательного права.
"Новая Жизнь"*226 N 7, 7 ноября 1905 г.
ОТВЕТ ГРАФУ ВИТТЕ
В час, назначенный Советом Рабочих Депутатов, снова замерла торгово-промышленная жизнь в Петербурге. Оказалось, что все осталось по-старому. Устранение полицейского диктатора Трепова так же мало изменило политику правительства, как мало манифест 17 октября изменил политику пролетариата. Все осталось по-старому.
Но это положение совершенно губит примирительную карьеру самодержавного графа.
Г. Витте готовился заключить политическую сделку с земским съездом 6 ноября. Политическая стачка пролетариата затруднила эту сделку. Земцам невыгодно поступать в услужение к правительству, которое бессильно умиротворить пролетариат и обеспечить мирное течение хозяйственной жизни.
Г. Витте нуждается во внешних займах. Но кто даст деньги бессильному правительству, не знающему, что сулит ему завтрашний день? 3 ноября государственная рента пала так низко, как ни разу не падала во все время войны.
Возобновившаяся стачка заставила графа Витте растеряться до потери сознания. Он обратился к революционному петербургскому пролетариату с нравоучением, в котором наглость переплетается с заискиванием. С возмутительной развязностью Витте в своем воззвании называет рабочих "братцами". Он советует им "бросить смуту" и всецело положиться на его императорское величество и на его сиятельство.
Какой, в самом деле, нужен медный лоб, чтобы осмелиться обратиться к петербургскому пролетариату с такими увещаниями?
Пролетариат с презрением пройдет мимо воззвания Витте к своим революционным задачам.
Политическая стачка-протест продолжится до тех пор, пока Совет Депутатов, совместно с Федеративным Комитетом нашей партии, не признает, что стачка выполнила свою роль. Тогда Совет объявит ее прекращенной - не для того, чтобы дать Витте возможность спокойно благодетельствовать пролетариат, но чтобы организовать и вооружать рабочие массы для решительной атаки на правительство Витте, прикрывающее преступную романовскую монархию.
"Известия СРД" N 6, 5 ноября 1905 г.
ВИТТЕ - АГЕНТ БИРЖИ, СТРУВЕ - АГЕНТ ВИТТЕ
Петр Струве оставил примирительный тон. Это надоело ему. Он примирял на протяжении 2-3 лет социализм с либерализмом, либерализм с самодержавием, революцию с земцами и, наконец, нравственный идеал с политическими предательствами. Но революционный пролетариат вывел его из себя. Непрерывные стачки ведут к анархии, анархия грозит культуре. "Скорее за дело!" - взывает он в "Русских Ведомостях".
"В атмосфере русской жизни висит диктатура: диктатура тех, кого клянут "черной сотней", и тех, кто себя именует (sic!) "революционным пролетариатом".
"Крайние левые партии мы не станем убеждать бесполезными речами. Мы должны поставить их лицом к лицу с нашими действиями - единственный метод, гарантирующий успех".
Что это за "действия"? Г. Струве мямлит что-то о политической демократии, но секрет "действий", которыми нам грозят, не здесь.
"Фабриканты могут, - пишет Струве, - уйти от хозяйственной дезорганизации, заколотив фабрики и переселившись за границу со своими капиталами. Рабочие и крестьяне со своими женами и детьми могут уходить от нее только - в могилу".
В то время когда фабриканты, за спиной которых стоит Витте, выбрасывают пролетариат на улицу, чтобы убить революцию голодом, г. Струве требует от революционного пролетариата спокойствия - под угрозой "действий", за которыми для рабочих открывается могила.
"Скорее за дело!", - торопит г. Струве, которому октябрьская победа пролетариата дала возможность вернуться в Петербург - для продолжения таинственных переговоров с Витте.
Не есть ли статья, именем либерализма угрожающая рабочим голодной смертью, прямой и непосредственный результат сделки Струве-Витте? Мы громко и отчетливо спрашиваем об этом. Мы будем считать это доказанным, если г. Струве не объявит публике, о чем именно и от чьего имени вел он переговоры с временщиком, так уверенно стремящимся затянуть петлю на шее рабочего класса.
Мы ждем ответа.
"Начало"*227 N 3, 16 (29) ноября 1905 г.
РЕЧЬ ДОКЛАДЧИКА ИСПОЛНИТЕЛЬНОГО КОМИТЕТА СОВЕТА РАБОЧИХ ДЕПУТАТОВ
(5 ноября*228)
Только что была оглашена правительственная телеграмма, в которой говорится, что кронштадтские матросы предаются не военно-полевому суду, а военно-окружному суду*229.
Опубликованная телеграмма представляет ничто иное, как демонстрацию слабости царского правительства, ничто иное, как демонстрацию нашей силы. Мы снова можем поздравить пролетариат Петербурга с огромной моральной победой. Но скажем прямо: если бы это правительственное заявление и не появлялось, мы все равно должны были бы призвать петербургских рабочих к прекращению стачки. По сегодняшним телеграммам видно, что везде в России политическая манифестация идет на убыль. Наша настоящая забастовка имеет характер демонстративный. Только под этим углом зрения мы можем оценивать ее успех или неуспех. Нашей прямой и непосредственной целью было показать пробуждающейся армии, что рабочий класс - за нее, что молчаливо он не даст ее в обиду. Разве мы не достигли этой цели? Разве мы не привлекли к себе сердце каждого честного солдата? Кто станет это отрицать? А если так, можно ли утверждать, что мы ничего не добились, можно ли смотреть на окончание забастовки, как на наше поражение? Разве мы не показали всей России, что через несколько дней после окончания великой октябрьской борьбы, когда рабочие еще не успели омыть кровь и залечить раны, дисциплинированность масс оказалась настолько высокой, что по одному слову Совета все снова забастовали, как один человек. Смотрите! к забастовке примкнули на этот раз самые отсталые заводы, никогда раньше не бастовавшие, и здесь, в Совете, заседают теперь вместе с нами их депутаты. Передовые элементы армии устроили митинги протеста и таким образом приняли участие в нашей манифестации. Это ли не победа? Это ли не блестящий результат? Товарищи, мы сделали то, что должны были сделать. Европейская биржа снова салютовала нашей силе. Одно сообщение о постановлении Совета Рабочих Депутатов отразилось крупным падением нашего курса за границей. Таким образом каждое наше постановление - было ли оно ответом гр. Витте или правительству в целом - наносило абсолютизму решительный удар.
Некоторые товарищи требуют, чтобы забастовка продолжалась до передачи кронштадтских матросов суду присяжных и до отмены военного положения в Польше. Другими словами - до падения существующего правительства, ибо против нашей забастовки - в этом нужно отдать себе ясный отчет, товарищи, царизм выдвинет все свои силы. Если смотреть на дело так, что целью нашего выступления должно быть свержение самодержавия, то, разумеется, мы не достигли цели. С этой точки зрения нам нужно было затаить негодование в груди и отказаться от демонстрации протеста. Но наша тактика, товарищи, вовсе не построена по этому образцу. Наши выступления - это ряд последовательных битв. Цель их - дезорганизация врага и завоевание симпатии новых друзей. А чья симпатия для нас важнее сочувствия армии? Поймите: обсуждая вопрос, продолжать забастовку или нет, мы в сущности обсуждаем вопрос, оставить ли за забастовкой демонстративный характер или обратить ее в решительный бой, т.-е. довести до полной победы или поражения. Мы не боимся ни сражений, ни поражений. Наши поражения - это только ступени нашей победы. Мы это уже не раз доказывали нашим врагам. Но для каждого боя мы ищем наиболее благоприятных условий. События работают на нас, и нам не к чему форсировать их ход. Я спрашиваю вас, для кого выгодно оттянуть решительное столкновение - для нас или для правительства? Для нас, товарищи! Ибо завтра мы будем сильнее, чем сегодня, а послезавтра сильнее, чем завтра. Не забывайте, товарищи, что только недавно для нас создались те условия, при которых мы можем устраивать тысячные митинги, организовывать широкие массы пролетариата и с революционным печатным словом обращаться ко всему населению страны. Необходимо возможно более использовать эти условия для самой широкой агитации и организации в рядах пролетариата. Период подготовки масс к решительным действиям мы должны затянуть, сколько можем, сколько успеем, быть может, на месяц-два, чтобы затем выступить возможно более сплоченной и организованной армией. Правительству, конечно, было бы удобнее расстрелять нас сейчас, когда мы менее готовы к окончательному сражению. У некоторых товарищей возникает сегодня, как и в день отмены похоронной манифестации, следующее сомнение: ударив сейчас отбой, сможем ли мы в другой момент снова поднять массу? Не успокоится ли она? Я отвечаю: неужели же нынешний государственный строй может создать условия для ее успокоения? Неужели у нас есть основания беспокоиться, что впереди не будет событий, которые заставят ее подняться? Поверьте, их будет слишком много, - об этом позаботится царизм. Не забывайте, далее, что нам еще предстоит избирательная кампания, которая должна будет поднять на ноги весь революционный пролетариат. И кто знает, не окончится ли избирательная кампания тем, что пролетариат взорвет на воздух существующую власть? Не будем же нервничать и обгонять события. Мы должны больше доверять революционному пролетариату. Разве он успокоился после 9 января? После комиссии Шидловского? После черноморских событий? Нет, революционная волна неизменно нарастает, и недалек тот момент, когда она захлестнет собою весь самодержавный строй.
Впереди - решительная и беспощадная борьба. Прекратим сейчас забастовку, удовлетворившись ее огромной моральной победой, и приложим все наши силы для создания и укрепления того, что нам нужнее всего - организация, организация и организация. Стоит оглянуться вокруг, чтобы увидеть, что и в этой области каждый день приносит нам новые завоевания.
Организуются сейчас железнодорожные служащие и почтово-телеграфные чиновники. Сталью рельс и проволокою телеграфа они свяжут в единое целое все революционные очаги страны. Они дадут нам возможность поднять в нужный момент всю Россию в двадцать четыре часа. Необходимо подготовиться к этому моменту и довести дисциплину и организованность до высших пределов. За работу, товарищи!
Сейчас же необходимо перейти к боевой организации рабочих и их вооружению. Составляйте на каждом заводе боевые десятки с выборным десятским, сотни - с сотским и над этими сотнями ставьте командира. Доводите дисциплину в этих ячейках до такой высокой степени, чтобы в каждую данную минуту весь завод мог выступить по первому призыву. Помните, что при решительном выступлении мы должны рассчитывать только на себя. Либеральная буржуазия уже начинает с недоверием и враждою относиться к нам. Демократическая интеллигенция колеблется. Союз союзов, так охотно примкнувший к нам в первую забастовку, значительно менее сочувствует второй. Один член его на-днях сказал мне: "Своими забастовками вы восстановляете против себя общество. Неужели вы рассчитываете справиться с врагами только собственными силами?". Я напомнил ему один момент из французской революции, когда Конвент сделал постановление: "французский народ не вступит в договор с врагом на своей территории". Кто-то из членов Конвента крикнул: "неужели вы заключили договор с победой?" Ему ответили: "нет, мы заключили договор со смертью".
Товарищи, когда либеральная буржуазия, как бы кичась своей изменой, спрашивает нас: "вы одни, без нас, думаете бороться? разве вы заключили договор с победой?" - мы ей в лицо бросаем наш ответ: "нет, мы заключили договор со смертью!".
"Известия СРД" N 7, 7 ноября 1905 г.
ВОЕННОЕ ПОЛОЖЕНИЕ В ПОЛЬШЕ СБРОШЕНО!
Военное положение в Польше отменено. После реакционного безумия политическая трусость, не смеющая даже дело репрессии доводить до конца.
Правительственное сообщение говорит, что военное положение "отрезвило" Польшу и ныне снято по ходатайству Скалона*230.
Этот кровавый маниак, требовавший на-днях расстрела мирных митингов "вплоть до полного истребления!" - выставлен в сообщении ходатаем за права Польши.
Как будто нельзя было совершить отступление, не подчеркивая своего позора нелепостью мотивировки!
На провокацию военного положения пролетарская Польша ответила укреплением своих связей с пролетарской Россией.
На позорное отступление врага братская Польша ответит вместе с нами новым наступлением.
Да здравствует революционная борьба!
Да здравствует братство свободных народов!
"Начало" N 6, 19 (2 декабря) ноября 1905 г.
РЕЗОЛЮЦИЯ СОВЕТА РАБОЧИХ ДЕПУТАТОВ
(5 ноября*231)
Царское правительство решило воспользоваться передышкой, наступившей в революционной борьбе после славных дней октябрьской забастовки; рассчитывая на утомление пролетариата, правительство бросило наглый вызов народу, объявив всю Польшу на военном положении, отправив пулеметы к голодающим крестьянам и поставив кронштадтских солдат и матросов перед угрозой расстрела.
Рабочие Петербурга сочли своим долгом дать новый урок царскому правительству и напомнить ему, что революционный пролетариат существует, бодрствует и готов отвечать ударом на удар.
Стачка-протест, объявленная Советом Рабочих Депутатов, началась 2 ноября в 12 часов дня и продолжается в настоящий момент с таким единодушием, которое превосходит даже январскую и октябрьскую забастовки. Этот новый революционный удар, нанесенный царскому правительству, не только показал удивительную энергию, неутомимость, сплоченность и дисциплину пролетариата, но и привлек к рабочим симпатии лучшей части армии и вместе с тем еще больше подорвал русские государственные финансы.
Единодушная забастовка петербургского пролетариата ясно показала царскому правительству и всему населению, что пролетариат не позволит молча душить граждан, восстающих против варварского деспотизма; поэтому Совет Рабочих Депутатов, считая необходимым беречь силы рабочих для решительного сражения, постановляет:
прекратить стачечную манифестацию в понедельник 7 ноября, в 12 час. дня.
Приглашая рабочий класс всей России поддержать в той или другой форме протест петербургского пролетариата против полевых судов, военного положения, смертной казни и зверских погромов черной сотни, Совет Рабочих Депутатов призывает сознательных рабочих удесятерить революционную работу в рядах армии и немедленно приступить к боевой организации рабочих масс, планомерно подготовляя таким образом последнюю всероссийскую схватку с кровавой монархией, доживающей свои последние дни.
"Известия СРД" N 7, 7 ноября 1905 г.
РЕЗОЛЮЦИЯ, ПРИНЯТАЯ НА ЗАСЕДАНИИ СОВЕТА РАБОЧИХ ДЕПУТАТОВ, О 8-ЧАСОВОМ
РАБОЧЕМ ДНЕ
(6 ноября*232)
"Совет Рабочих депутатов констатирует, что энергичная борьба петербургских рабочих за немедленное введение 8-часового рабочего дня неопровержимо доказала, до какой степени это сокращение рабочего времени является жгучей потребностью рабочего класса, за которую он готов бороться до крайней степени.
Признавая в то же время, что для осуществления этой меры безусловно необходима широкая массовая организация петербургских и вообще российских рабочих в политические и профессиональные союзы, Совет Рабочих Депутатов настойчиво рекомендует петербургским рабочим приложить все усилия к скорейшему созданию союзов и всероссийских съездов, которые смогут выработать практический способ для осуществления 8-часового рабочего дня. Вместе с тем Совет Рабочих Депутатов рекомендует немедленно и дружно добиваться возможного сокращения рабочего времени, стремясь к скорейшему завоеванию организованным пролетариатом 8-часового рабочего дня".
"Новая Жизнь" N 7, 8 ноября 1905 г.
НАКАНУНЕ
Революция развивает свое содержание с неутомимой энергией. Она захватила колоссальную массу и выработала могучую инерцию движения. Она даже не нуждается в заклинаниях, которые вызвали бы ее. Она игнорирует заклинания, которые пытаются ее остановить. Она действует со стихийной мудростью и стихийной жестокостью самой природы. Когда ей нужно достигнуть какого-нибудь результата, она делает десятки и сотни опытов; ряд частных поражений и неудач она превращает в ступени своей победы.
Январская стачка в Петербурге послужила вступлением к девятимесячному периоду стачечной мобилизации пролетарских сил. Революция нащупывала поле своих действий и вызывала десятки, сотни, тысячи разрозненных стачек. Итог этой работе подвела историческая стачка в октябре.
На этом этапе революция вплотную уперлась в вопрос: на чьей стороне армия? И она занялась практическим решением этого вопроса. Кронштадтское восстание, восстание в Севастополе*233. Оба восстания раздавлены. Но революция продолжает свою перекличку по армии. Из Варшавы телеграфируют заграничным газетам о мятеже литовского полка. Под Варшавой, в Рембертове, волнуются артиллеристы. В Волковышках и в Остроленце бунтуют драгуны. В Воронеже восстает под красным знаменем дисциплинарный батальон. Наконец, в Киеве знамя восстания поднимают саперы.
Разрозненные вспышки подавлены. У "мятежников" отнято оружие, судебно-полевая власть ведет розыски зачинщиков, военным пленникам царизма грозит расстрел. Все это - работа палача, автоматически опускающего кровавую секиру. Нельзя предвидеть, сколько героических голов еще отхватит палач. Но ясно одно: разрозненные военные восстания, единовременно в разных местах, дали ответ на поставленный революцией вопрос: армия не на стороне царизма, она на стороне народа.
Правда, военные восстания до сих пор терпят поражения. Генерал-лейтенант Меллер-Закомельский*234 телеграфирует из Севастополя, что "мятежники в военных действиях выказали полное малодушие и неумелость". Бравый севастопольский полководец забывает, что военные "мятежники" могли проявить в восстании лишь ту "умелость", какую они приобрели в самодержавной казарме. За "неумелость" восстания прежде всего ответственны гг. Чухнины и Закомельские... Что касается "малодушия"... - не показалось ли генерал-лейтенанту малодушием то неизменное революционное великодушие, которое останавливается пред бойней, когда сомневается в исходе? Не генералам Порт-Артура и Мукдена бросать героической революции обвинение в малодушии! Но пусть они успокоятся и насчет "неумелости". Школа восстания, через которую революция проводит армию, даст ей несравненно высшую боевую подготовку, чем отупляющая и развращающая казарма.
Царизм восстановил против себя весь народ и зверски столкнул его с армией. Он нанес народу страшные раны, но восстановил против себя громадную часть армии. И тем не менее он сопротивляется. Он делает страшные усилия, чтобы поскорее довести дело до последней решающей схватки.
Разрозненные стачки подготовили всероссийское выступление пролетариата. Аграрные волнения объединяют и организуют крестьянство. Военные "мятежи" дают единство революционного настроения армии. Единство революционной задачи обеспечивает единство грядущего выступления.
Сомнений нет: мы накануне решающих событий.
"Начало" N 8, 23 (6) ноября 1905 г.
РЕЗОЛЮЦИЯ СОВЕТА РАБОЧИХ ДЕПУТАТОВ О ПРИОСТАНОВЛЕНИИ ВВЕДЕНИЯ 8-ЧАСОВОГО
РАБОЧЕГО ДНЯ
(12 ноября*235)
Решение Совета Рабочих Депутатов ввести 8-часовый рабочий день революционным путем встретило упорное сопротивление объединенных капиталистов.
Правительство гр. Витте, которое стремится сломить силу пролетариата, стало на защиту капитала и этим самым превратило вопрос о 8-часовом рабочем дне в Петербурге в вопрос общегосударственный.
А это приводит к тому, что петербургские рабочие отдельно от рабочих всей страны не могут сейчас осуществить постановление Совета Рабочих Депутатов.
Посему Совет Рабочих Депутатов считает необходимым временно приостановить немедленное повсеместное проведение революционным путем 8-часового рабочего дня.
К этому Совет прибавляет: что завоевано - то должно отстаиваться и впредь; где возможны, по мнению отдельных заводов, дальнейшие завоевания, там они должны быть взяты; борьба отдельных заводов, если они сочтут нужным ее продолжать, встретит, разумеется, материальную и моральную поддержку других заводов. Что же касается повсеместного введения 8-часового рабочего дня, то оно остается задачей нашей борьбы.
В целях разрешения этой задачи необходима всероссийская организация пролетариата.
Совет Рабочих Депутатов считает необходимым на-ряду с повсеместной агитационной и организационной работой использовать, между прочим, предстоящий в Москве съезд рабочих организаций для того, чтобы придать борьбе за 8-часовой рабочий день всероссийский характер.
"Новая Жизнь" N 13, 15 ноября 1905 г.
РЕЗОЛЮЦИЯ ИСПОЛНИТЕЛЬНОГО КОМИТЕТА СОВЕТА О БОРЬБЕ С ЛОКАУТАМИ*236
(14 ноября)
"Граждане! Более ста тысяч рабочих выброшены на мостовую в Петербурге и других городах.
Самодержавное правительство объявило войну революционному пролетариату. Реакционная буржуазия соединяется с самодержавием, намереваясь голодом заставить рабочих смириться и расстроить борьбу за свободу.
Совет Рабочих Депутатов заявляет, что этот невиданный еще расчет массы рабочих есть провокация со стороны правительства. Правительство хочет вызвать пролетариат Петербурга на одиночные вспышки; правительство хочет воспользоваться тем, что рабочие других городов еще не достаточно тесно сплотились с петербургскими, и разбить тех и других по одиночке.
Совет Рабочих Депутатов заявляет, что дело свободы в опасности. Но рабочие не поддадутся на эту провокацию правительства. Рабочие не примут сражения в тех невыгодных условиях, в которых хочет навязать им сражение правительство. Мы должны приложить и приложим все усилия, чтобы объединить всю борьбу и всероссийского пролетариата, и революционного крестьянства, и армии, и флота, которые геройски подымаются уже за свободу.
Ввиду этого Совет Рабочих Депутатов постановляет:
1) Все закрытые заводы должны быть немедленно открыты, и все рассчитанные товарищи приняты обратно на свои места. Все слои народа, не на словах, а на деле дорожащие свободой, приглашаются поддержать это требование.
2) Для поддержания этого требования Совет Рабочих Депутатов считает необходимым обратиться к солидарности всего российского пролетариата и в случае отказа в выполнении требования, призвать его ко всеобщей политической забастовке и другим видам решительной борьбы.
3) В целях подготовки этого выступления Советом Рабочих Депутатов поручено Исполнительному Комитету немедленно путем посылки делегатов и другими способами войти в сношение с рабочими других городов, с железнодорожным, почтово-телеграфным, крестьянским и другими союзами, а также с армией и флотом.
4) По выполнении этой предварительной работы Исполнительный Комитет созывает экстренное собрание Совета Рабочих Депутатов для постановления окончательного решения по поводу забастовки.
5) Петербургский пролетариат предлагает всем рабочим и всем слоям общества и народа всеми средствами, материальными, нравственными и политическими, поддержать рассчитанных рабочих.
"Новая Жизнь" N 13, 15 ноября 1905 г.
ТЕЛЕГРАММА СЕВАСТОПОЛЬЦАМ ОТ СОВЕТА РАБОЧИХ ДЕПУТАТОВ
"Совет Рабочих Депутатов, от имени петербургского пролетариата, шлет горячий привет севастопольским солдатам и матросам, решившимся, следуя славному примеру потемкинцев, стать на борьбу за свободу в братском союзе с рабочими.
Да будут севастопольские события примером для солдат всей России, как забастовка петербургских рабочих в защиту кронштадтских матросов - примером для рабочих всей России. Тогда союз революционного пролетариата и революционного войска положит конец всем остаткам самодержавия и водворит на развалинах его свободный демократический строй*. /* Телеграмма эта не была доставлена./
"Новая Жизнь" N 14, 16 ноября 1905 г.
МАНИФЕСТ К СОЛДАТАМ*237
Совет Рабочих Депутатов отвечает солдатам:
Братья-солдаты армии и флота!
Вы часто обращаетесь к нам, Совету Рабочих Депутатов, за советом и поддержкой. Когда арестовали солдат Преображенского полка, вы обратились к нам за помощью. Когда арестовали учеников военно-электротехнической школы, вы обратились к нам за поддержкой. Когда флотские экипажи высылались под конвоем из Петербурга в Кронштадт, они искали у нас защиты.
Целый ряд полков посылает к нам своих депутатов.
Братья-солдаты, вы правы. У вас нет другой защиты, кроме рабочего народа. Если за вас не вступятся рабочие - вам нет спасения. Проклятая казарма задушит вас.
Рабочие всегда за честных солдат. В Кронштадте и Севастополе рабочие боролись и умирали вместе с матросами. Правительство назначило военно-полевой суд над матросами и солдатами в Кронштадте, тотчас же петербургские рабочие повсеместно прекратили работу.
Они согласны голодать, но не согласны молча глядеть, как истязают солдата.
Мы, Совет Рабочих Депутатов, говорим вам, солдаты, от имени всех петербургских рабочих.
Ваше горе - наше горе, ваши нужды - наши нужды, ваша борьба - наша борьба. Наша победа будет вашей победой. Одни и те же цепи сковывают нас. Только дружные усилия народа и армии разорвут эти цепи.
Как освободить преображенцев? Как спасти кронштадтцев и севастопольцев?
Для этого нужно очистить страну от царских тюрем и военных судов. Отдельным ударом нам не освободить преображенцев и не спасти севастопольцев и кронштадтцев. Нужно общим могучим натиском смести с лица нашей родины произвол и самовластие.
Кто может сделать это великое дело?
Только рабочий народ вместе с братскими войсками.
Братья-солдаты! Пробуждайтесь! Подымайтесь! Идите к нам! Честные и смелые солдаты, соединяйтесь в союзы!
Будите спящих! Тащите отставших! Сговаривайтесь с рабочими! Связывайтесь с Советом Рабочих Депутатов!
Вперед, за правду, за народ, за свободу, за жен и детей наших!
Братскую руку протягивает вам Совет Рабочих Депутатов.
"Известия СРД" N 8.
ДОБРОГО УТРА, ПЕТЕРБУРГСКИЙ ДВОРНИК!
Петербургский дворник просыпается от полицейского кошмара. 13 ноября в Соляном городке собралось 2.500 дворников для обсуждения своих нужд. Дворники не хотят более служить орудиями полицейского насилия. Они предъявили свои требования и ждут ответа.
Дворникам предложено было подписаться под благодарственным адресом по поводу 17 октября. Они отказались. Свобода дарована, - но еще "не доказана". Самые скромные человеческие требования, предъявленные дворниками, не удовлетворены. С чего же тут радоваться и благодарить? И петербургские дворники поняли это и отказались "припадать к стопам".
На совести петербургских дворников много грехов и преступлений. По приказу полиции они не раз и не два избивали честных рабочих и студентов. Избивая борцов за свободу, дворники закабаливали самих себя полиции. Полиция насильничала над ними, а население возненавидело их.
Но настал час всеобщего пробуждения, - и петербургский дворник раскрывает глаза.
Доброго утра, петербургский дворник!
"Русская газета"*238 N 388, 15 ноября 1905 года.
ЗАЩИЩАЙТЕ СВОБОДНОЕ СЛОВО!
Для рабочих свободное слово - то же, что хлеб и воздух. Для правительства свободное слово - нож острый. Свободное, открытое, смелое слово, как солнце, освещает землю; честные души радуются солнцу, а подлость боится света и, озираясь, ищет потемок.
Самодержавное правительство всегда душило свободную мысль и свободную речь. Когда существовало крепостное право, никто не смел писать о суровой мужицкой судьбе, о бесстыдных жестокостях помещиков-дворян. Потом крепостное рабство было уничтожено (наполовину!) - на его месте оказалось рабство наемное. Правительство в течение долгого ряда лет запрещало газетам касаться положения рабочих, их нужд, их кровных интересов, их борьбы. Нельзя было даже заикнуться о стачках, о рабочих союзах. Когда социал-демократия хотела обличить какие-нибудь насилия фабриканта или полиции, ей приходилось это делать нелегально, т.-е. незаконно, в тайной типографии. Полиция накрывала такие типографии десятками, отбирала шрифт, а самих наборщиков подвергала зверской каре. Сколько их погибло по тюрьмам и в ссылке! Славная память мученикам свободного слова! Со страшными муками рождались свободная рабочая мысль и свободная речь. Но рабочие не щадили своих сил.
Прошло много лет беспощадной борьбы за свободу. Наконец, в октябре 1905 г. рабочий класс могучим ударом вырвал у царского правительства свободу для себя и для всего народа. Правительство было вынуждено обещать в манифесте 17 октября свободу слова. Правда, гр. Витте хотел было сохранить цензуру, но союз наборщиков объявил, что не станет набирать такие книги и газеты, которые будут просмотрены цензором. Издатели согласились с требованием рабочих, - и проклятая цензура была таким образом убита.
Немедленно же стали появляться социал-демократические рабочие газеты: возникла "Новая Жизнь", еще раньше присоединилась к социал-демократам "Русская Газета", потом появилось "Начало". Раздалось, наконец, в рабской России настоящее смелое, открытое слово! Социал-демократические газеты объявили войну не на жизнь, а на смерть всякому гнету и всякой лжи. Все палачи затрепетали, и все хищники оскалили клыки, заслышав могучее, свободное слово. Правительство немедленно же показало, что обозначают обещанные манифестом свободы. Оно конфисковало (т.-е. насильнически отняло) программу российской социал-демократической рабочей партии, а также по одному номеру "Русской Газеты", "Новой Жизни" и "Начала". Сверх того, оно привлекло редакторов "Новой Жизни" и "Начала" к судебному следствию по 129 статье, т.-е. за призыв к ниспровержению существующего строя. Кто же будет судить эти социал-демократические газеты? Старые судьи, т.-е. те самые чиновники, с которыми мы ведем беспощадную борьбу. Правительство хочет снова посадить свободное социал-демократическое слово за тюремную решетку.
Но этому не бывать!
Рабочие своим мужеством и энергией завоевали для России свободное слово и они же покажут, что не позволят грязной руке прикоснуться к свободному слову.!
Сознательные рабочие, вперед. Разъясняйте на собраниях и митингах, что старый режим решил во что бы то ни стало раздавить, уничтожить, стереть с лица земли рабочие газеты.
Товарищи-рабочие! Социал-демократическая печать, это - ваша печать! Она защищает ваши нужды и раскрывает перед вами козни ваших врагов. Теперь социал-демократической печати грозит опасность. Палач заносит над ней руку. Будьте готовы, товарищи, по первому сигналу подняться на защиту рабочей печати.
Долой цензуру! Долой чиновничьи суды! Долой полицейские насилия!
Да здравствует свободное слово!
"Русская газета" N 399, 27 ноября 1905 г.
РЕЗОЛЮЦИЯ СОВЕТА РАБОЧИХ ДЕПУТАТОВ ОБ АРЕСТЕ ХРУСТАЛЕВА-НОСАРЯ
(27 ноября*239)
26 ноября царским правительством взят в плен председатель Совета Рабочих Депутатов*240.
Совет Рабочих Депутатов временно избирает нового председателя и продолжает готовиться к вооруженному восстанию.
"Новая Жизнь" N 26, 30 ноября 1905 г.
ДЕРЗАЙТЕ!
Царское правительство захватило в плен Хрусталева. Но правительство знало, что за Хрусталевым стоит Совет Рабочих Депутатов, за Советом петербургский пролетариат.
Что хотело сказать правительство своим набегом на Хрусталева? У Хрусталева не было других "преступлений", кроме его славной деятельности в Совете Депутатов. Все, что делал Хрусталев, он делал не только с согласия, но по прямому поручению Совета. Если Хрусталев преступник - то скопищем преступников является весь Совет. Раз правительство арестовало Хрусталева, оно должно арестовать весь Совет.
Деятельность Совета Рабочих Депутатов не прекратилась с арестом Хрусталева. Совет продолжает свою непримиримую борьбу с полицейским правительством. Он организует рабочих и готовит их к бою. Эту священную работу он ведет открыто. Открыто вел свою работу в наших рядах товарищ Хрусталев. Правительство осмелилось захватить Хрусталева. Пусть же оно не теряет времени и захватит весь Совет Рабочих Депутатов!
Вы делаете первый дерзкий шаг! - Вы не решаетесь сделать второго!
Или вы решитесь?
Дурново разослал своим провинциальным сатрапам секретный призыв произвести подсчет всем главарям пролетарской и крестьянской смуты. Черная правительственная сотня тешит себя кровавой мечтою: в счастливую минуту закинуть удавную петлю и оторвать голову русской революции.
Г. Дурново рассылает свой заговорщический циркуляр, - и сам сомневается, посмеет ли он привести свои планы в исполнение.
За Хрусталевым - Совет Рабочих Депутатов. За Советом - пролетариат. За каждым "зачинщиком" стоит организация. За организациями - революционный народ.
Дерзайте! Распустите все рабочие союзы! Разгоните клубы! Закройте революционную печать!
Не останавливайтесь на половине пути! Идите до конца! Сперва арестуйте всех зачинщиков, затем раздавите все организации и, наконец, задушите народ!
Дерзайте, палачи! Революция спокойно ждет вашей последней атаки.
"Русская Газета" N 494, 2 декабря 1905 г.
БИРЖА ВЫРАЖАЕТ СОЧУВСТВИЕ ГР. ВИТТЕ*
/* Настоящая и последующие заметки печатались в "Начале" под общим заголовком "Голоса печати". Заголовки во всех этих заметках проставлены лишь в настоящем издании. Ред./ Русская биржа торопится доставить графу Витте утешение после жестокого удара*241, нанесенного ему петербургским пролетариатом. Целый ряд биржевых комитетов выражает премьеру сочувствие из глубины кубышек и несгораемых касс.
"Биржевые Ведомости" делают отсюда тот вывод, что
"города, - т.-е. то, что теперь в огромном большинстве русских городов составляет руководящую часть населения и владеет фактическою силою в промышленности и местном управлении, - будут на стороне министерства графа Витте. Только в очень больших городах, где пролетариат организован, и процент неслужилого, непромышленного и неторгового элемента велик, - там можно ждать отступлений (sic!) в ту или другую сторону от общего отношения городского населения к манифесту 17 октября и, в частности, к министерству графа Витте".
Либеральная газета биржевой улицы видит залог прочности положения г. Витте в неорганизованности пролетариата. Тут, по крайней мере, верно то, что успехи гр. Витте и успехи пролетариата взаимно исключают друг друга. Мы в этом не сомневались и с удовольствием записываем, что газетка, состоящая в услужении у автора телеграммы к "братцам-рабочим", соглашается с нами. Но мы выражаем уверенность, что пролетариат, уже не раз доставлявший сюрпризы либеральным ротозеям своей организованностью и боевой готовностью, вмешается в трогательные объяснения правительства, вышедшего из биржи, и биржи, стремящейся стать правительством, - и оборвет их на самом интересном месте.
"ГРАЖДАНИН" ДОВОЛЕН ЛИБЕРАЛАМИ
В то время как либеральные лидеры приучают на московском съезде свою партию к мысли о слиянии с правительственной реакцией, "Гражданин" пытается приучить монархическую реакцию к мысли о слиянии с либеральной партией.
"Все бывшие либералы, - доказывает "Гражданин", - ввиду продолжения агитации со стороны революционеров, сами того не замечая, перешли в охранители положения, дарованного последним манифестом, и теперь можно с уверенностью сказать, что громадное большинство нашей интеллигенции представляет собою консервативный элемент в государстве".
С другой стороны, монархистам нет нужды быть plus royaliste que le roi meme, большими монархистами, чем сам монарх. "Гражданин" выражает, поэтому, уверенность, что монархисты
"ныне должны для блага России и общего успокоения перейти в разряд охранителей нового порядка, слившись, таким образом, в одну политическую партию с бывшими либералами, ныне волею судеб попавшими в охранители".
ЛИБЕРАЛЫ БЬЮТ ОТБОЙ
Профессор "правового порядка" Латкин в газете "правового порядка" "Слово" с сомнением качает головою по поводу всеобщего избирательного права.
"Страшно подумать, - говорит он, - что на почве всеобщей подачи голосов может погибнуть нежный цветок нашей политической свободы, и на его месте возрасти огромное дерево самой мрачной реакции.
"Если социал-демократам, - откровенничает профессор, - неудобно отказаться от лозунга, являющегося таковым и у всех западно-европейских социалистических партий, то в ином положении находятся различные фракции нашей либеральной партии, и им не следует увлекаться формулою, практическое применение которой может грозить гибелью русской свободы".
Чьим же собственно попечениям вручить "нежный цветок" 17 октября? Гр. Витте пытается взращивать его в тепличной атмосфере военного положения, после того как Трепов выбился из сил, пытаясь ободрить робкую свободу при помощи патронов. В конституции, которую сочинил г. Струве, тоже предусмотрено военное положение для нежного цветка свободы. Подумать только, что все эти мероприятия - деспотизм свободы, направленный против реакционных покушений народных масс!
"Начало" N 1, 13 (26) ноября 1905 г.
КАДЕТСКИЕ ПРОФЕССОРА В РОЛИ КРЕСТЬЯНСКИХ ТРИБУНОВ
Проф. Ходский*242 разъясняет через вечернее издание "Нашей Жизни" крестьянам, что даже в образованных заграничных странах
"не сумели еще сделать, чтобы весь рабочий струмент (sic!) (земля, машины, фабрики), все принадлежало рабочему люду. И крестьянам следует добиваться пока того, чтобы у крестьян было побольше земли и полегче (sic!) податей, а остальное само приложится".
Конечно: остальное само приложится.
Профессор, впрочем, одобряет социализм (на основании принципа: "улита едет, когда-то будет"). Тем энергичнее он выступает против немедленной революционной конфискации дворянских земель. Нужно учиться составлять законы, - учит крестьян профессор,
"а чтобы просто взять всю землю у одних и отдать ее тем, кто желает ее иметь, - таких законов нигде на свете еще не было, не может быть и у нас".
Г. Ходский забывает, что такие беззаконные законы уже однажды были: их произвела на свет Великая Французская Революция, - почему же Великая Русская Революция не сможет повторить их у нас!
Во всяком случае г. профессор жестоко ошибается, если думает, что для того, чтобы стать народным трибуном, достаточно говорить полегче податей вместо поменьше податей и струмент вместо средства производства, - "а остальное само приложится".
ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭКОНОМИЯ ЭСЕРОВ
Социалисты-революционеры, столь деятельно стремящиеся сейчас внести раскол в объединенные социал-демократией ряды петербургского пролетариата, начинают свою открытую деятельность с откровенной реставрации положений вульгарной буржуазной экономии:
"За вашу работу - разъясняют они рабочим в прокламации - в большей ее части платят (!?) крестьяне. Если вы делаете ситец, то они, главным образом, покупают его. Если вы изготовляете вагоны, то для того, чтобы возить, главным образом, их и для них продукты, и они, стало быть, являются главными плательщиками за них. Если вы приготовляете шоколадные конфекты (!!), то и в таком случае деньги берутся, главным образом, из крестьянского кармана. Богачи, которые кушают эти конфекты, не своей работой платят за них, а вашей и крестьянской. Если крестьяне разорены, если их карманы пусты, то и за вашу работу платить настоящую цену не из чего. Прямая ваша выгода поэтому, чтобы крестьяне жили возможно лучше, возможно богаче: тогда больше будет покупателей на ваши изделия, больше будет работы, и цена на нее будет выше (sic!)".
Гармония пролетарских и крестьянских интересов установлена превосходно; жаль только, что к гармонии заодно уж привлечены и капиталисты. Ибо ясно, что, если крестьяне покупают много ситцу и много ездят в вагонах, то прежде всего выигрывают ситцевые фабриканты и железнодорожники, и лишь через их посредство - пролетарии. Таким образом в основу социально-экономических воззрений гг. "социалистов-революционеров" положена идея о солидарности интересов крестьян, капиталистов и рабочих. Конечно, это очень широко, - но при чем же тут, господа, социализм?
ПРОФЕССОРА В РОЛИ ПОЛИТИЧЕСКИХ ДВОРНИКОВ
Г. Павел Виноградов*243, "русский гражданин и английский профессор", расписывается в политической солидарности с контр-революционным "Союзом 17 октября"*244.
"Трудно не видеть, - говорит профессор в "Слове", - что нам предстоит не составлять заново конституцию, а развивать конституционные положения в стране с глубоко укоренившейся монархической властью, которая в прошлом была главным двигателем государственной машины и в настоящем далеко не потеряла своего политического обаяния в глазах народной массы".
Проф. М. Ковалевский*245, республиканец в Париже и монархист в Москве, по тем же причинам, что и Виноградов, выступил на земском съезде против республиканской идеи Учредительного Собрания. "Уважаемые" профессора, которых либеральное общественное мнение наделило стеснительной репутацией борцов и изгнанников, торопятся показать, что они только ученые филистеры.
На собрании 2.500 петербургских дворников 13 ноября было предложено начальством подписаться под благодарственным адресом по поводу октябрьского манифеста и тем, так сказать, духовно приобщиться к священному Союзу 17 октября. Дворники ответили, что ввиду того, что, во-первых, дарованные свободы еще "не доказаны", во-вторых, элементарные человеческие требования дворников еще не встречают удовлетворения, они считают себя "вправе удержаться от всяких выражений восторга".
Параллель напрашивается сама собою. Потому ли, что царское правительство слишком часто изгоняло либеральных профессоров из университетов и занимало университеты дворниками, или по иной причине, но только несомненно, что дворники начинают обнаруживать больше политического смысла или, по крайней мере, больше свободы от политического холопства, чем гг. профессора.
БУРЖУАЗНЫЙ ЖУРНАЛИСТ О ЧЕРНОЙ СОТНЕ И РЕВОЛЮЦИИ
В "Русском Слове" г. Вас. Немирович-Данченко*246, описав в ярких красках подвиги черносотенных героев, замечает:
"И рядом с этим кошмаром, с этой вальпургиевой ночью умирающего чудовища, посмотрите, с какою удивительною стойкостью, порядком и дисциплиною развивалось величавое движение рабочих. Они не запятнали себя ни убийствами, ни грабежами, напротив, - всюду они являлись на помощь обществу и, разумеется, куда лучше полиции, казаков и жандармов охраняли его от истребительного делириума захлебнувшихся кровью Каинов. Боевые дружины рабочих бросались туда, где начинали неистовствовать хулиганы. Новая выступающая на историческую арену сила показала себя спокойной в сознании своего права, уверенной в торжестве идеалов свободы и добра, организованной и повинующейся, как настоящее войско, знающее, что его победа - победа всего, ради чего живет, мыслит и радуется, бьется и мучится человечество. "Вы нас боитесь, - точно говорят они обществу, - сравните наши дружины, стоящие на страже ваших очагов, обеспечивающие мир вашим семьям, безопасность детям, - и пьяный кровавый разгул черных сотен". Ясно, где наши друзья и где враги!..".
Сопоставьте этот вывод с речами на съезде официальных представителей "общества" - на земском съезде. "Наши друзья" превратились в демонов "анархии", а с "нашими врагами" "мы" - представители "общества" - охотно заключаем союз против "наших друзей".
"Начало" N 2, 15 (28) ноября 1905 г.
СУВОРИН РАЗОБЛАЧАЕТ ЛИБЕРАЛОВ
Суворин-отец сурово отчитывает гр. Витте за его бестактности, на одну из коих пролетариат ответил министру "с грубоватым, но колким остроумием".
Недоволен издатель "Нового Времени" и земским съездом.
"Я - революционер, и все сидящие здесь революционеры", - гордо сказал г. Петрункевич. - "И я революционер", - воскликнул г. де-Роберти*247, - я всегда был революционером". Неужели? Господи, как страшно! Всегда был революционером, а никто этого не знал. Но я бы спросил:
- Отчего, гг. революционеры, вы не принимали никакого участия в липецком или воронежском съезде революционеров*248 в конце царствования императора Александра II? Может быть, вы или вам подобные дали бы тем съездам совершенно иное, более авторитетное значение. Может быть, вы своим влиянием, своим общественным положением, связями с бюрократией, родством, богатством, дали бы тогдашнему революционному движению иное направление, иной смысл. Может быть, мы тогда уже получили бы конституцию. Отчего? Не созрели вы, что ли? Некоторые из вас, конечно, были детьми, но многие были в то время в полной поре мужества.
"Называть себя революционерами теперь можно так же спокойно и гордо, как вчера - называть себя тайными советниками.
"Находятся "настоящие" революционеры, сидевшие в крепостях, в ссылке, на каторге, в каторжном одиночном заключении в течение длинных, страшных лет. Перед ними следовало бы вам, господа "революционеры", быть поскромнее и не хвастаться этим титулом. Если этот титул почетный, то он по праву принадлежит только этим пострадавшим и действительно смелым, а не вам".
Нельзя, не признать, что все сие - правда, и притом выраженная с грубоватым, но, несомненно, колким остроумием.
ПРОФЕССОРСКАЯ ГАЗЕТА КЛЕВЕЩЕТ
На днях "Слово" пустило темный слух о подготовляемом петербургскими рабочими погроме. "Русская газета" энергично обличила отвратительную клевету и призывала реакционную газету объясниться. "Слово" промолчало, но ничему не научилось.
Во вчерашнем N "Слово" пускает инсинуации по поводу роли революционеров в аграрном движении.
"Общий характер аграрных беспорядков, - говорит газета, - выясняется. В деревнях появляются какие-то сторонние, впоследствии исчезающие молодые люди, появляются местные вожаки, и предводительствуемая ими толпа, чаще всего предварительно перепившись, идет на грабеж и на уничтожение помещичьих усадеб".
Противопоставим этой клевете следующую телеграмму "Сына Отечества":
"13 ноября в имении князей Волконских, после семидневных страшных мучений, скончался член борисоглебской социал-демократической группы, Александр Григорьевич Дубрович, изувеченный и расстрелянный казаками по распоряжению администрации. В выдаче тела полиция отказывает. Покойный поехал с специальной целью внести сознательность в движение, отговаривая крестьян от поджога и грабежей".
"СЫН ОТЕЧЕСТВА" И ПОЛЕМИЧЕСКОЕ МИРОЛЮБИЕ
"Сын Отечества" считает себя обязанным, повидимому, силою законов политической морали, приветствовать нашу газету лицемерно-жеманными словами.
"Будем надеяться, - говорит газета после приветственного менуэта, - что переход на открытую арену выгодно отразится на литературных и, в особенности, полемических приемах нового органа"...
Так как наша предшествующая работа, которой так недовольна либеральная газета, но от которой у нас нет никакого основания отказываться, не приучила нас к менуэтам либерального лицемерия, то мы считаем необходимым предупредить почтенную газету, что попрежнему будем обличать каждый фальшивый шаг наших "радикалов", каждое предательское заигрывание с земской оппозицией, каждую измену принципам революционной демократии. Энергия нашей литературно-политической борьбы будет соответствовать важности дела, которому мы служим.