Нашествие нежити

Глава 17

Возвращение из беспамятства пришло к Штрауду, будто он вырвался из гигантской черной воронки, кружившей его тело с бешеной скоростью… и через мгновение он очутился в туннеле среди своих спутников. Они хлопотали над ним, устраивая поудобнее у сырой и холодной стены. Штрауд начал часто моргать, и они все с тревогой и надеждой склонились над ним в ожидании. Он открыл глаза: они находились в том же самом месте, где он их покинул.

— Надолго я отключился? — первым делом спросил Штрауд.

— Не больше десяти минут, — успокоила его Кендра. — Как себя чувствуешь?

— Спасибо, хорошо… А ты? Виш, Сэм, вы как?

— Все в порядке.

Эшруад с мудрой точностью выбрал время, подумал Штрауд, глядя на корабельный корпус, на чрево отродья, на храм, ставший обителью дьявола.

— Мы связались с Натаном, — сообщила ему Кендра.

— И конечно, информировали его о моем состоянии, — упрекнул их Штрауд.

— Мы боялись, что вы опять впали в кому, Эйб, — извиняющимся тоном объяснил Виш. — Естественно, нам пришлось сказать ему.

— Ладно, давайте вызывайте его, доложите, что я уже на ногах. — С этими словами Штрауд и в самом деле поднялся на ноги, держась за стену.

— Мы так беспокоились, — призналась Кендра.

— Перепугались, — уточнил Леонард.

— Что происходит наверху? — резко меняя тему, спросил Штрауд, ему не хотелось более обсуждать свой «припадок», который остальные могли принять за проявление слабости.

— Натан говорит, что изо всех сил пытается оттянуть тот момент, когда все командование возьмут на себя военные.

— Съемочные группы Си-би-эс и Эн-би-си[38] записали на пленку рытье туннелей, естественно, то, что смогли, — огромные груды выброшенной земли, — добавил Леонард. — Но и этого было достаточно, чтобы привести всех в ужас, Эйб… Всех. Да их и винить нельзя.

Штрауд и сам был поражен сложностью и обилием туннелей, прорытых руками легиона зомби.

Виш наконец связался с Натаном, сообщил, что со Штраудом все в порядке, просто кратковременное… недомогание, как он выразился. Штрауд включил свою рацию и проговорил в микрофон:

— Комиссар, мы собираемся проникнуть через внешнюю обшивку корабля. Мы тут столкнулись… с препятствиями.

— Вас понял, Штрауд. Поторопитесь. У нас наверху народ теряет терпение.

— Мы ждали трудностей, — объяснил Штрауд. — И были правы.

— Туннели?

— Увели нас от корабля. Они этой твари служат вместо рук.

— Тогда сам корабль, значит, ее брюхо?

— Что-то вроде этого.

— А стоит ли вам лезть прямо ей в пасть?

— Вы, комиссар, говорите так, будто у нас есть выбор. Все… это… очень сложно, и можно сказать, что билет на корабль мне был заказан три тысячи лет назад…

Натан неуверенно и нервно хихикнул в микрофон, не совсем понимая, о чем говорит Штрауд. На линии затрещали помехи. Натан напоследок подбодрил смельчаков, сообщив, что они наверху все болеют за них, а он, Натан, если Штрауд выйдет живым, лично угостит его нью-йоркской пиццей под нью-йоркское пивко.

— Ловлю на слове, комиссар. То… ко… айте… ам , время.

— ., то ..вы ..зали?

— Хо… бы… усло… ного… часа…

— Вас понял… о… ассвета… елаю… се., оих… си…ах.

— Спа… о, ко… сэр.

— Эт… вы… арите… еня? Ш…уд, вы либо смельччч…к ..бо .су…асшшшш…ий… вашшшшшпу… ки… тоже… амое… онец… ссс… зи.

Кендра тщательно проверила на каждом защитные костюмы, приборы и прочее снаряжение. Все работало исправно, однако запас кислорода в баллонах был израсходован уже наполовину. На его потреблении сказались физическое напряжение и эмоциональный стресс. Леонард выглядел весьма ослабевшим, и даже Виш расслабленно и безучастно привалился к стене, уставившись на корпус корабля подавленным взглядом.

Штрауда самого охватила невероятная усталость, и он ни в чем не мог винить своих спутников. Он засомневался, а не следовало ли ему пуститься в опасное предприятие в одиночку, но хрустальный череп предупредил, что его миссия требует трех мужчин, отличающихся мужеством и верой. С ним было двое мужчин и женщина, но вот относительно их веры у него возникли кое-какие сомнения, несмотря на проявленное ими неоспоримое мужество.

— Как только вскроем борт корабля, — как можно спокойнее произнес Штрауд, — каждый из вас волен вернуться в любую минуту.

Сказано это было с такой искренней простотой, что остальные лишь молча глядели на него, не находя слов. Теперь Кендра узнала в нем прежнего Штрауда, человека, в объятиях которого провела ночь.

— Это тебе твой череп говорит? — обиженно спросила она.

— Это мне говорит мое сердце.

— Можно только позавидовать. У меня-то сердце трепыхается как пытающийся взлететь куренок, — признался Леонард и как мог постарался выдавить из себя смешок, но зашелся в надсадном кашле.

— А чего мы здесь расселись? — поинтересовался Виш. — Я лично не собираюсь оставлять вас одного, Эйб.

— В том, что вы вернетесь, как только мы пробьем корпус, нет ничего стыдного. До сих пор демон вел свою игру. Теперь мы начинаем играть по нашим правилам.

Кендра пристально разглядывала Штрауда. Он вновь казался отстраненным, ушедшим в себя. Он вступил в какое-то психическое состязание с демоном корабля. Кендра вздрогнула, ей показалось, что эта мысль передалась ей прямо из мозга Штрауда… И Кендра засомневалась, не стали ли они с Вишем и Леонардом просто пешками Эшруада в его колдовской игре.

— Ну, так примемся за дело, доктор Штрауд, — произнесла она вслух.

Перед ними высился борт корабля, гладкий-гладкий, не видно даже стыков между досками обшивки, не на чем даже глаз остановить. Прямо как брюхо кита.

Глаза Кендры привыкли к темноте, а нос — к щекочущему запаху сырости и глины, и ей казалось, что она различает зловоние разлагающейся плоти морского гиганта, что улавливает едва различимое движение его ребер при вдохе и выдохе. А вдруг кит нас всех проглотит, мелькнула у нее странное и страшное опасение.

Штрауд, словно прочитав ее мысли, обернулся и приблизил свой шлем к шлему Кендры так, чтобы она могла ясно видеть за толстым стеклом маски выражение его лица.

— Да, Кендра, — глухо проговорил он. — Отродье превратилось в корабль, корабль превратился в отродье… И как только мы вскроем его брюхо, окажемся в чреве демона…

Его слова и то, как он их произнес, напугало Кендру больше всего, что она уже видела в подземном лабиринте.

— Вы все должны вернуться… Сразу же, как только откроем путь внутрь…

— А как же ты? Пойдешь навстречу своей смерти?

— Будь что будет… От судьбы не убежишь.

Внешний вид бывает весьма обманчив. Борт корабля оказался далеко не таким неприступным и непроницаемым, как выглядел. Дунь — и он задрожит, как карточный домик, тронь — и он рассыплется…

Здесь, в чреве древнего корабля, царствовало разложение. Археологи сразу же заинтересовались древесиной, из которой был изготовлен борт и которая на ощупь казалась окаменелой. Тем не менее внешняя поверхность обшивки была вся сплошь покрыта грибком и грибовидными наростами, которые при малейшем прикосновении так и сыпали спорами.

— Да как же это все еще на куски не развалилось? — даже удивился Штрауд.

— Почва здесь состоит почти из одной чистой глины. Она и замедлила естественное разрушение дерева, — объяснил Виш. — Сама же древесина, если не ошибаюсь, тик…

— Точно, тик, только подумать! — восхитился Леонард.

— Этруски были искусными корабелами, — напомнил Виш.

Они пробрались внутрь корабля, и в тот же момент этрускский череп, который в свое время каким-то образом попал в руки египетского фараона и был погребен вместе с ним, вспыхнул странным оранжево-желтым сиянием. Свет в черепе то разгорался с необыкновенной яркостью, то мерк, снова и снова, будто хрусталь задышал глубоко и часто… И наконец, череп засветился ровным неестественным светом — совсем как современный уличный фонарь.

— Честно говоря, у меня от вашего черепа мурашки бегут не хуже, чем от чертова корабля, — призналась Кендра.

— А ты разве не обратила внимание, что чем ближе мы к источнику зла, тем сильнее становится энергия Эшруада? — спросил Штрауд.

— Нет, меня больше волнует, что наше время истекает.

— Смотрите, смотрите сюда! — окликнул их Виш, указывая на груду терракотовых кувшинов, ковшей, кружек и чаш. — Они помогут нам датировать корабль!

— Очень похожи на керамику, обнаруженную на корабле из Кирены[39], — заметил Леонард, — где-то около семисотого года до нашей эры.

— Нет уж позвольте, — возразил Виш, — тогда уж скорее…

— У нас нет времени на научные диспуты, джентльмены, — решительно вмешался Штрауд.

— Тогда пожалуйте сюда, — предложил Леонард. Он подвел их к сваленным в кучу топорам, киркам, мотыгам, лопатам, кривым садовым ножам, садовым ножницам, молоткам, ножам, бородкам, напильникам, долотам, буравам и несчетному множеству деревянных гвоздей.

— Подобные инструменты неоспоримо доказывают, что этруски совершенно определенно были независимой державой, Штрауд, — торжествующе заявил Леонард и, достав 35-миллиметровую камеру, которую он ухитрился контрабандой пронести в туннель, принялся щелкать затвором. — Необходимо зафиксировать такую картину!

— Господи! — горестно вздохнул Виш. — Если бы только мы могли сделать все, как положено. Стереофотосъемка, освещение…

— Джентльмены! Это же вам не обычные археологические раскопки! — уже раздражаясь, вновь перебил его Штрауд. — Здесь пристанище прародителя зла. Я, конечно, понимаю ваш профессиональный интерес, но надо же быть реалистами!

— Сделайте как можно больше снимков, Леонард, — словно не слыша его, распорядился Виш и вдруг взорвался:

— С пустыми руками мы отсюда не уйдем, доктор Штрауд!

— Я должен идти к центру корабля, — стоял на своем Штрауд.

Его спутники даже не догадывались о том, что все происходящее каким-то образом предназначалось для воссоединения Штрауда и Эшруада именно в этой временной точке с тем, чтобы они вместе сразились со злым духом корабля, что все происходящее каким-то образом было предопределено еще тогда, когда Эшруад своими чарами заключил свою и тысячи других душ в хрустальном черепе.

— Теперь сфотографируйте отдельно деревянные части, Леонард, — по-прежнему не обращая внимания на Штрауда, попросил Виш.

Штрауд кое-как расчистил кучи хлама, валявшегося на дне корабля, и обнаружил брус корабельного киля толщиной не менее фута. Киль уходил в следующий отсек и терялся в глубине корпуса. Леонард немедленно навел на него объектив камеры.

— Киль, видимо, скрепляет носовую и кормовые части, а уже на него установлены тиковые шпангоуты, — предположил Штрауд, в котором против его воли необоримо просыпался археолог.

Кендра Клайн заглянула в зловещую черную пасть следующего отсека корабля, пытаясь угадать, что их там ждет.

— Верно! — подхватил Виш. — А потом корабелы обшили корпус тиковыми досками на деревянных шипах. Какое мастерство!

— Причем считалось, что подобная технология была известна лишь грекам и римлянам! — вторил Леонард — Тогда можно предположить, что ватерлиния находится примерно на две палубы выше нас.

— Думаю, вы правы, — согласился Виш.

— Ладно, значит, надо подниматься вверх, но вот где корма, где нос… И как далеко мы от центра, вот в чем вопрос, — задумчиво проговорил Штрауд.

— Ну, этого вам никто не скажет.

— Время уходит, Эйб, — нетерпеливо предупредила Кендра. — И почему здесь все… так тихо, спокойно?

— Зализывает раны, наверное, — усмехнулся Штрауд. — Мы во второй раз прорвались на корабль. Вот оно и задумалось.

— Надеюсь, ты не ошибаешься.

— Так, прямо перед собой мы имеем какой-то проход… Но куда он нас заведет?

— Может, еще одна ловушка, — предостерегла Кендра, опасливо всматриваясь в непроглядную тьму лаза.

Штрауд достал гирокомпас.

— Проход идет на север. А если корабль стоит носом на восток, как вы говорили, то нам, чтобы добраться до центра, надо держаться севернее.

— Пошли, — коротко бросил Виш.

Леопард молча кивнул в знак согласия. Штрауд шагнул первым, и почти сразу же луч его фонаря выхватил какие-то знаки на переборке. Они напоминали наскальные рисунки, примитивные, но достаточно различимые: кит, похожее на ящерицу существо и еще какие-то непонятные символы. Штрауд обратил на них внимание своих спутников, и Виш с Леонардом вновь замерли перед ними в неописуемом восхищении. Даже ничего не понимающая Кендра не могла оторвать от них глаз.

— Кашалот! — выдохнул Леонард, а Виш поддержал его одобрительным кивком головы. Леонард лихорадочно защелкал камерой. Через несколько шагов они обнаружили у себя под ногами груды человеческих костей и черепов. Штрауд отвел Кендру в сторону, а оба ученых низко склонились над жуткой находкой, переговариваясь тихим шепотом.

— Останки древних людей.

— Обратите внимание на суставы, — заметил Виш. — Наши этрускские друзья, и стар и млад, почти поголовно страдали артритом в тяжелой форме. Вероятно, из-за прохладного и влажного климата Этрурии, Из вороха костей Виш выудил длинное ожерелье из старательно просверленных зубов кашалота.

— Что ж, мы узнаем все больше и больше об этих людях, — обронил Леонард, будто ненароком потянув из рук Виша изумительной красоты ожерелье.

Не успел Леонард, однако, налюбоваться на древнее украшение, как Виш непререкаемым жестом собственника отобрал у него редкостную вещицу. Даже сквозь толстое стекло маски было ясно видно раздосадованное выражение на лице Леонарда, с которым он следил, как Виш бережно прячет ожерелье на самое дно своей сумки.

Внезапно кости вокруг них задрожали, затряслись и взмыли в воздух. Будто брошенные невидимой рукой, кости летели в живых людей, дерзнувших ступить на мертвый корабль. Разрезая воздух, кости и черепа били в них с сокрушительной силой, и все четверо поспешно попятились из отсека. Через иллюминатор в переборке они смотрели на бешеную пляску костей, образовавших в воздухе непроходимую стену, своего рода энергетическое поле, вставшее на пути Штрауда и его друзей.

— Что же нам теперь делать? — испуганно спросила Кендра.

— Будем ломать переборку, — решительно заявил разъяренный Штрауд.

Он с разбегу ударил плечом в деревянные доски и тут же исчез в проломе, пробив прогнившее дерево, как лист папиросной бумаги.

Кряхтя, Штрауд поднялся на ноги, весь обсыпанный спорами, взорвавшимися дымными клубами.

— Давайте все-таки пробираться наверх, — предложил Штрауд, пробуя доски палубы над головой. Доски поддались при первых же толчках и рухнули к их ногам. Вместе с ними на смельчаков хлынул водопад разнообразного хлама и мусора, подняв невообразимые тучи пыли, столь плотные, что сквозь них едва пробивался свет от хрустального черепа, который Штрауд поднял над головой и водил кругами наподобие фонаря. Поэтому появление адских тварей стало для них полной неожиданностью. Словно образовавшись из пылевой завесы, на них стремительно летело не менее трех десятков мотыльков размером с хорошего медвежонка каждый. Кровожадно разинув огромные устрашающие жвала, они пытались сорвать с людей защитные маски, растерзать плотную ткань костюмов и добраться до теплой и податливой человеческой плоти. Пронзительный клекот раздирал уши, оглушительно хлопающие крылья вздымали новые облака пыли, так что путники даже потеряли друг друга из виду.

— Штрауд!

— Кендра! Кендра!

— Леонард, где вы?

— Аэрозоль, скорее, стреляйте же! — скомандовала Кендра, нажимая на клапан своего распылителя.

— Берегите костюмы!

— Вот гадина!

Под тугими струями аэрозоли чудовищные создания стали один за другим на лету врезаться в переборки отсека и сыпаться на палубу в беспорядочном мельтешении крыльев. Штрауд на ощупь пробирался сквозь висевшие в воздухе пласты пыли, спор и плесени, больше всего заботясь о том, чтобы не выронить хрустальный череп. Он позвал Кендру, она откликнулась, и через некоторое время блужданий вслепую они нашли друг друга. На их голоса подошли Виш и Леонард.

— У всех все в порядке? — забеспокоилась Кендра.

— Мне порвали костюм, — обиженно пожаловался Леонард.

— Я кое-как залатал ему прореху, но не уверен, что это поможет, — сказал Виш.

— Как самочувствие, доктор Леонард? — уже по-настоящему встревожилась Кендра.

— Ну, если не считать, что от страху у меня все вылетело из головы и ., из другого места… то вроде нормально, — смущенно ответил он.

Кендра внимательно осмотрела защитный костюм Леонарда и успокоила его международным жестом большого пальца, но строго предупредила:

— При первых же малейших признаках одышки…

— Я тут же дам знать, доктор Клайн, — пообещал Леонард.

— Смотрите же.

— Надо подниматься наверх, — решительно заявил Штрауд.

— А доски нас выдержат?

— Хороший вопрос. Может, нам лучше малость прийти в себя? — предложил Виш.

— Ага. Пора передохнуть, — поддержал его Леонард, тут же усаживаясь в кучу мусора и удобно прислоняясь спиной к переборке.

Кендра пристально вглядывалась в Леонарда. Его состояние могло быть вызвано отнюдь не усталостью, а значит, придется стаскивать с него защитный костюм, чтобы сделать инъекцию.

— Все остаются здесь. Я беру череп и иду вперед, — принял решение Штрауд.

— Но подождите же, Штрауд… — запротестовал было Виш.

— Никаких возражений! — перебил его Штрауд. — Теперь это дело Эшруада и того отродья. Вы ждете здесь. Скорее всего оно сосредоточит все свои усилия на мне и черепе, а вас оставит в покое.

Кендра неожиданно даже для себя бросилась Штрауду на грудь.

— Возвращайся к нам, Эйб Штрауд, — всхлипнула она.

Штрауд, стиснув зубы, закинул веревку и удачно захлестнул ею толстый деревянный брус. Выглядел он достаточно внушительно, чтобы выдержать его вес, и Штрауд стал осторожно подтягиваться по веревке все выше и выше, пока благополучно не пролез в пролом верхней палубы. Переведя дыхание, он крикнул вниз своим спутникам:

— Если через час не вернусь, всем покинуть корабль и любым способом выбираться из лабиринта на поверхность.

— Мы не оставим тебя, Эйб! — воскликнула Кендра.

— Делай, что говорят, — строго одернул ее Штрауд — Вы меня слышали, Виш, Леопард?

— Будь по-вашему, — огорченно покорился Виш.

— Свяжитесь с Натаном. Сообщите ему о последних событиях. Попросите еще немного времени, — отдал последние распоряжения Штрауд и взглянул на приборы: запас кислорода быстро иссякал вместе со стремительно убегающими минутами.

— Возьми еще мой распылитель, — попросила Кендра.

— Нет, он вам самим может понадобиться на случай нового нападения, — отказался Штрауд.

— Ты уверен, что поступаешь правильно?

— Абсолютно.

— Но как же так, в одиночку… Ты будешь совсем один… — предприняла еще одну попытку отговорить его Кендра.

— Ну, не совсем. — Штрауд поднял над головой озарившийся оранжевым сиянием хрустальный череп.

Штрауд крался вплотную к борту корабля, где доски казались прочнее, однако все равно спотыкался и оскальзывался на каждом шагу, жалобный скрип настила под ногами предупреждал, что он в любую минуту может провалиться и рухнуть вниз. Вдруг он ощутил во всем теле необыкновенную легкость и с изумлением обнаружил, что его подошвы более не касаются прогнивших досок и он парит над ними, а хрустальный череп Эшруада плывет у самых его ног, сотворяя чудо хождения но воздуху и направляя каждый его шаг.

Штрауд плыл вдоль борта судна, размышляя о своих предках — о деде, великом человеке, хранившем в душе сокровенную тайну: он выслеживал и уничтожал вампиров. Дед Штрауда происходил от фон Хельсинга, смельчака, который убил в жестокой схватке Дракулу и которого мир помнит как вымышленного героя. Однако в семье Штрауда знали правду. Воспоминания эти принесли блаженное успокоение, и голос деда, зазвучавший у него в голове, произнес:

— Верь Эшруаду , ибо он наш.

Штрауд по прошлому опыту знал, что голосу деда можно доверять. Все его внутренние страхи и сомнения относительно хрустального черепа стали рассеиваться, поскольку теперь он осознал, что он, Штрауд, несет в себе гены этруска, приговорившего себя к навечному заключению в черепе. Штрауд припомнил, чему его учил дед, утверждавший, что те явления, которые кажутся невозможными, непонятными и даже немыслимыми — все, что есть деяния сверхъестественных сил, — на самом деле оказываются весьма простыми, более того, «естественными». Иначе, как же еще объяснить переселение человеческих душ, как же еще объяснить тот факт, что человека можно лишить души или заключить ее в хрусталь — участь, постигшая Эшруада? Битва за душу — древнейшая и главнейшая битва, которую издревле ведет человечество.

И эта битва идет сейчас, сию секунду…

Душа Христа вознеслась на крови человека, которым он стал. И в жилах каждого человека бьется его судьба.

Каким-то необъяснимым образом, посредством противоестественной зловредной алхимии в мире объявились темные силы, дразнящие, соблазняющие и раздирающие человеческую душу, и высшей их целью была не бренная плоть и даже не багряная кровь жизни… Похищая плоть и кровь человека, они овладевали его душой. И с каждой новой покоренной душой черное зло набирало силы. Вот чего добивался Уббррокксс, сатанинский дух, злой гений, вобравший в себя естественное и сверхъестественное, неразделимо смешавшиеся в нем, подобно Богу и сатане. И сейчас здесь шла эта битва, в которой схлестнулись Добро и Зло, эволюция и мутация и все, что лежит между ними…

Вдруг подошвы Штрауда вновь коснулись твердой поверхности, которая тем не менее оказалась весьма зыбкой. Ибо ступил он на какие-то хрупкие обломки, с треском выскальзывающие из-под его ног при каждом шаге. Гигантское кладбище человеческих костей, заполнивших трюм дьявольского корабля до самого дна. Истлевшие скелеты. 500000 скелетов. От неверного движения обутой в сапог ноги Штрауда кости посыпались с вершины этой скорбной горы в черную тьму, казавшуюся дорогой в ад. И Штрауду пришлось карабкаться по этой ходившей ходуном жуткой массе на четвереньках. Он не мог представить себе, сколько ему еще предстоит так ползти, а время его стремительно истекало…

Но он должен во что бы то ни стало отыскать своего врага, врага всего рода человеческого. Но где? И хватит ли ему сил? Хватит ли мужества, даже если он найдет верную дорогу? И что самое важное, понял ли он до конца и осознал всю чудовищность злой силы, подстерегающей его где-то в этом непроглядном мраке? Но почему именно он, Штрауд? Только потому, что он Штрауд? Значит, быть такой личностью, как Штрауд, сводится всего-навсего к его «дару» или «проклятью»? А что, если он потерпит поражение? Как бы все обернулось, если бы Леонард и Вишневски не сняли его с самолета и он благополучно прибыл бы к себе домой в Эндоувер, Иллинойс, а оттуда направился в очередную увлекательную археологическую экспедицию куда-нибудь на другой конец света, оставив Нью-Йорк на растерзание злому божеству Эшруада?

Как же запутанно и причудливо складывается жизнь — словно река, прихотливо пробивающая в земле свои затейливые извивы. При этой мысли Эйб Штрауд ощутил себя ничтожной песчинкой, над которой могучим потоком летит время.

— Эшруад тебя не спасет. — прошелестел у него в ушах шепот Уббррокксса, шепот, от которого тем не менее содрогнулся весь корабельный корпус. — Теперь ты мой… Как некогда он стал моим…

— Никогда! — выкрикнул Штрауд таким отчаянным голосом, что с бортов посыпались труха и щепки. — Никогда, слышишь, ты, нечисть!

— Укрепи свою веру, Штрауд, — раздался из хрустального черепа голос Эшруада. — Доверься мне, и никому больше. Не верь даже глазам своим. Когда-то я поверил своим глазам и потерял и их, и свою душу.

— Ты… ослеп? — Штрауд содрогнулся при этой мысли.

— Те, кто томятся в черепе, все слепые глупцы., глупцы, что не хотели видеть в жизни и остались незрячими в смерти.

— Значит, я должен довериться слепому глупцу?

— Да.

Штрауд пытался разгадать, что хочет ему сказать Эшруад. Их беседы здесь, на корабле, по большей части велись каким-то шифром, состоящим из полуправды и намеков, поскольку хрустальный череп предупредил его, что враг подслушивает каждое их слово, более того, даже самая современная аппаратура, при помощи которой Штрауд и его друзья общались между собой и с теми, кто остался на поверхности, ему не помеха. Добытые таким образом сведения Уббррокксс использует против Штрауда.

— Тебе, возможно, придется пожертвовать женщиной, — вновь сказал ему Эшруад, и Штрауд вновь заявил, что не в силах этого сделать.

— Ты должен… ради победы, — настаивал Эшруад — Ты должен одолеть злую силу, Штрауд.

Внутренний монолог то затихал, то возобновлялся в его голове, словно накатывающие на берег морские волны, и его постоянно сопровождал какой-то призвук, будто отраженное стальной пластинкой в черепе Штрауда эхо. Это был Уббррокксс или его часть, которой он вторгался в мозг Штрауда, охотясь за его мыслями, чаяниями, страхами, муками и страданиями. Уббррокксс рыскал в его памяти, крадя воспоминания, приятные и горькие, гордые и постыдные. Штрауд ощущал его присутствие внутри своей головы, но, предупрежденный о том, что такое произойдет, был готов ко всем соблазнам, подстерегающим его душу. И Штрауд препоясал чресла, готовый к любым испытаниям.

Мысль о том, что Эшруад знает о каждом шаге, который собирается предпринять демон, могла бы заронить в душу Штрауда серьезные подозрения, если бы этруск не поделился с ним кошмаром, который постоянно преследовал его: что Уббррокксс на веки вечные будет продолжать пожирать человеческие души во все возрастающем числе.

Оказалось, что и Эшруада и Штрауда терзает один и тот же кошмар, и по этой причине Штрауд решил душой и телом довериться древнему мудрецу. Но отдать Кендру сатанинскому отродью. Штрауд по-прежнему сомневался, достанет ли ему духу пойти на это.

— Ты должен, — прошелестел у него в ушах голос Эшруада, теперь столь же требовательный, как у демона. — У тебя нет выхода.