Глава 17. У незнакомого поселка

336-я гв. Белостокская бригада морской пехоты ДКБФ. Плацдарм на восточном побережье о. Зеландия. Дания. 13 июня 1982 г. Третий день войны.

Еще накануне ночью, при поспешном отплытии из Варнемюнде, едва ступив на борт БДК «Петр Широнин», Наташа Шевердякова узнала, что в Дании балтийские морские пехотинцы сейчас, похоже, ведут очень тяжелые бои. А спустя три с небольшим часа она уже знала от знакомых корабельных радистов о том, что части их 336-й бригады, похоже, держат два каких-то плацдарма, поскольку в эфире одновременно присутствовали сразу два позывных – «Десятка» и «Двадцатка». А еще через три часа радисты сообщили ей, что «Двадцатка» вызвала на себя авиацию, а потом замолчала, больше не отвечая ни на какие запросы…

Наташа знала, что ее Димочка сейчас как раз где-то там, и разные плохие предчувствия у нее возникли с самого начала. Однако где именно он находился, она пока не знала (в прояснении этого вопроса ей сейчас не мог помочь и папа-адмирал), и оттого какая-то надежда увидеть любимого живым и здоровым оставалась.

Утром часть транспортных судов и прикрывавших силы сводной десантной дивизии боевых кораблей ДКБФ отделилась от корабельного соединения и повернула прямо на Копенгаген, поскольку возникли слухи о том, что датская армия сдается и часть войск разгрузится прямо там. Тем не менее десяток больших и средних десантных кораблей, где, кроме однотипных с «Петром Широниным» кораблей 775-го проекта, были более старые «Комсомольцы» проекта 1171, а также гэдээровские «Фроши», двинулся к ранее определенному району высадки – тому самому плацдарму.

Побережье, где уже после полудня выгружался забитый под завязку танками, БМП и прочей колесной и гусеничной техникой какой-то мотострелковой дивизии «Петр Широнин» и его собратья, несло хорошо видимые следы недолгих, но серьезных боев. Прибрежный песок и трава были истыканы воронками. Поодаль на мелководье догорал остов какого-то среднего десантного корабля, размерами чуть поменьше «Петра Широнина», в полосе прибоя и на самом берегу темнели остовы разбитых десантных катеров (простых и на воздушной подушке) и различной колесной и гусеничной техники – от танков «Т-55» и «ПТ-76» до грузовиков.

Несколько раз над кораблями в сторону недалекой суши проходили парами и звеньями тяжелые вертолеты «Ми-6». А выше вертолетов постоянно барражировали наши истребители – все небо над бухтой было в белесых росчерках инверсионных следов. Один раз над кораблями проскочила на малой высоте пара «МиГ-21», возможно, разведчиков.

В стороне от прочих судов поспешно разгружались два футуристически выглядящих корабля на воздушной подушке, поднимавших красивые тучи водяной пыли лопастями своих работающих на холостых оборотах турбин.

Началась разгрузка, и Наташа со своими связистами скорым шагом отправилась в штаб, не дождавшись выгрузки грузовиков с рэбовским радиооборудованием. Ей не терпелось переговорить с начальством о своем деле. Отец вроде бы обещал сообщить комбригу о ее проблеме, но кто же в здравом уме будет занимать каналы связи из-за сердечных проблем дочурки, да еще и в военное время?

– Где штаб бригады? – спросила Наташа у попавшегося навстречу незнакомого ефрейтора-морпеха. В ответ он неопределенно махнул рукой, и она двинулась в указанном направлении, будучи не вполне уверенной, что идет именно туда, куда нужно – мимо недавно развернутого и еще толком не замаскированного дивизиона «Буков», возле которых суетились солдаты и офицеры в пехотной защитной форме. Недалеко от позиций ЗРК лежал довольно неплохо сохранившийся остов истребителя «Сааб» J-35 с красно-белым датским флажком на киле. Смятая в лепешку кабина «Дракена» не оставляла сомнений в печальной судьбе его пилота – как видно, зенитчики уже успели здесь поработать. Хотя, с другой стороны, это могло быть и делом рук истребителей.

Вокруг, насколько хватало глаз, еще чадили разбитые и сгоревшие угловатые, чем-то напоминающие кухонные утюги, танки и похожие на ящики гусеничные бронетранспортеры незнакомого вида.

Потом навстречу попались четверо морпехов в маскхалатах и касках, конвоировавших недлинную колонну из двух десятков обезоруженных солдат в темно-зеленой форме с красно-белыми эмблемами, явных датчан. Колонна направлялась к берегу, видимо, для погрузки на суда.

Мимо, воняя дизелями, проезжали только что выгруженные танки, БМП, «Шилки» и тягачи с гаубицами, пробегали поодиночке и группами солдаты и танкисты в шлемофонах и комбезах.

Комбрига Наташа нашла у группы штабных грузовиков с КУНГами, там, где к голубому летнему небу тянулся целый лес затейливых антенн.

Сначала она даже не узнала его. Знакомый по довоенным временам бравый подполковник Шергеда, в несвежей полевой форме и с белой бинтовой повязкой на голове, словно бы постарел за эти пару дней на несколько лет. Голос его был хриплым и сорванным, не похожим на привычный, к тому же он, похоже, был слегка контужен и имел проблемы со слухом. Это Наташа поняла по тому, как он общался с другими офицерами.

Хотя сейчас он явно не был здесь главным, поскольку возле разгружавшихся кораблей суетились, руководя выгрузкой при помощи радиосвязи и ненормативной лексики, многочисленные армейские офицеры. Наташа насчитала одного генерал-майора и минимум человек восемь полковников с разными эмблемами, а кроме КУНГов вокруг места разгрузки торчало с десяток штабных БРДМов и радиомашин на шасси «БТР-60», а также немалое количество штабных «уазиков» и «ГАЗ-69».

Соответственно, свободная минутка для нее у подполковника хоть и не сразу, но нашлась. Отпустив двух своих офицеров, капитана и старлея, которым он довольно долго отдавал какие-то распоряжения, Шергеда обратил свой тусклый взор на Наташу. Глянув в его глаза, она поняла, что он, похоже, не спал все эти последние двое суток.

– Кто такая? – удивился он. – Так это ты, что ли, и есть Шевердякова? – спросил он, выслушав Наташин доклад о том, что радиооборудование РЭБ доставлено и в данный момент разгружается. – Да, твой отец давеча связывался со мной. Извини, красавица, я все понимаю, но ничем обрадовать не могу. Этот твой предполагаемый жених, младший сержант Вилемеев, в составе взвода лейтенанта Черепнева вчера был послан на соединение с прорывавшимся в нашу сторону воздушным десантом. И на окраине Коге их вместе с вэдэвэшниками вчера же и зажали, а потом окружили. Они держались больше восьми часов, а потом вызвали на себя авиацию. Мы им помочь не могли, поскольку нас самих непрерывно атаковали. И, насколько я знаю, оттуда пока никто не вернулся…

– «Двадцатка» – это были они, товарищ подполковник?

– Все-то ты знаешь. Да, они. Так что нечем мне тебя утешить, кем бы там твой папа ни был. У нас здесь война, а на ней время от времени, увы, убивают, и ничего с этим не поделаешь…

– Товарищ подполковник, а этот Коге сейчас в наших руках?

– Да, наши бойцы и высадившиеся позже мотострелки сейчас уже в Копенгагене. Что, хочешь лично туда поехать?

– Если это возможно. Очень прошу, товарищ подполковник.

– Проси не проси, а единственное, что я могу, – надо нашим в Копенгаген доставить батареи для раций и четыре переносные рации взамен разбитых. Транспорт туда пойдет прямо сейчас, по шоссейке, через то самое место. Если не против – назначаешься сопровождающей и ответственной за груз. Только стоянка в этом самом фиговом Коге – минут пятнадцать, не больше. Максимум через полтора часа ты должна доставить радиооборудование на место и доложить мне об исполнении лично. Все поняла, старший сержант?

– Так точно, товарищ подполковник!

– Тогда иди, выполняй приказание. Там тебя уже ждут.

Найти нужный грузовик проблемой не было. Уже через несколько минут Наташа усаживалась в кабину груженого тентованного «Урала», рядом с конопатым водителем (который представился младшим сержантом Мауриным). Грузовик тронулся, сигналя и лавируя среди выходящих на шоссе танков и прочей техники. Многочисленные следы боев, тянувшиеся вдоль дороги, свидетельствовали о том, что хотя плацдарм и удержали, цена за это, похоже, была немалой.

На полотне дороги зияли вмятины, а пару раз попадались и свежезасыпанные воронки. Потом начала попадаться стоявшая в беспорядке прямо на полотне двухполосного шоссе и возле него битая техника. В основном натовская, но попадалась и наша. Торчавшие по обочинам барьеры-отбойники были во многих местах проломлены. За проломами можно было лицезреть то обширную корму завалившегося в кювет танка «Леопард-1», то лежащий на боку БТР «М-113» или какой-нибудь армейский автомобиль. В одном месте наша БРЭМ «БТС-2» вытягивала из придорожной канавы подбитый «Т-55» с перебитой гусеницей. На несколько километров по сторонам тянулись основательно перепаханные следами танковых гусениц поля и луга да идущие на небольшой скорости колонны танков «Т-55», Т-62, «Т-64», «Т-72» и БМП, которые обгонял их «Урал».

Потом по бокам дороги помаленьку замелькали редкие дома и сараи, в основном разбитые, со следами недавнего боя, пару раз попадались догоравшие постройки, которые никто, похоже, не тушил. У поворотов, на съездах с основного шоссе стояли грузовики и БРДМки. Попадались солдаты в белых касках регулировщиков. Время от времени навстречу «Уралу» проскакивали армейские машины – грузовые «ГАЗ-66», «Уралы», «ЗИЛ-131» и санитарные «буханки». По сторонам по-прежнему тянулся когда-то аккуратный сельский пейзаж. Справа просматривалось море, слева в отдалении мелькали рельсы и шпалы – там проходила нитка железной дороги. Ни поездов, ни особых разрушений на ней видно не было.

Чуть дальше, по мере движения в сторону Копенгагена, от дороги отходили еще повороты-ответвления с привычными уже постами. Одна из длинных колонн танков сворачивала на одном таком повороте, и водиле пришлось слегка притормозить.

Что характерно – гражданского населения не было видно вообще. В уцелевших домах и магазинчиках все было заперто и лишено каких-либо признаков жизни.

Впрочем, отдаленная канонада где-то за горизонтом явно не способствовала желанию местного населения вылезать на свежий воздух из своих домишек и подвалов. Даже, скорее, наоборот.

Километров через двадцать Наташа увидела покосившийся, покрытый рваными осколочными пробоинами, когда-то, похоже, сине-белый дорожный указатель с надписью о том, что впереди город Коге.

У Наташи заныло сердце, и было от чего.

Похоже, это и было то самое место, о котором ей говорил подполковник Шергеда. Пейзаж впереди живо напоминал художественные фильмы о Великой Отечественной войне, особенно те, что показывали Берлин образца 1945 года.

О многом говорило хотя бы то, что природа здесь словно разом утратила яркие краски – все вокруг, насколько хватало глаз, было каким-то серо-черным от пыли, разрытой земли и копоти.

Дорога за указателем была уже расчищена – для этого в военное время много времени не требуется – пускается ИМР или танк с опущенным отвалом для самоокапывания – и всех делов. Многочисленные воронки на полотне шоссе были наскоро засыпаны толком не утрамбованными камнями и землей.

Уходящий вдаль пейзаж по краям дороги представлял сбой месиво из изуродованной разрывами земли и чего-то невообразимого, чередовавшееся с непоправимо разрушенными одно– и двухэтажными домишками и большим количеством разбитой техники, стоявшей вокруг в живописном беспорядке.

Чуть впереди и повыше, в глубине этого несчастного городка, просматривались догорающие здания. Промеж них на узких улицах была видна сгоревшая и еще тлеющая боевая техника. Над дымом пожарищ маячили какие-то островерхие шпили и летали очумевшие птицы, видимо, перепуганные долгим недавним боем, происходившим здесь.

Вообще разбитой техники вокруг торчало значительно больше, чем, к примеру, в районе выгрузки.

Одних чужих разбитых танков тут на первый взгляд было десятка два, и уделали их (похоже, что с воздуха) столь качественно, что вражеским танкистам оставалось только посочувствовать.

Еще на въезде в порушенный городок, у того самого указателя, где местность еще не была обесцвечена, навстречу «Уралу» попались два относительно целых «Леопарда-1». Один стоял с развернутой в сторону моря пушкой и закрытыми люками, размотавшийся брезент из скатки бортового ЗИПа свешивался с брони до самой земли. Танк выглядел целым, но, присмотревшись, можно было увидеть, что в башне и крыше корпуса танка зияло штук пять-шесть слегка закопченных сквозных пробоин не особо большого калибра. Второй однотипный танк с перебитой гусеницей и несколькими сорванными с балансиров катками живо напоминал разломанную детскую игрушку – машина завалилась в кювет, ее левая разбитая гусеница широкой неровной лентой размоталась по земле, далеко за корму танка. Башня с обломанным примерно пополам стволом орудия валялась на боку, чуть в стороне от корпуса, и из-под нее хаотически торчали какие-то мятые железки, обрывки трубок и проводов. А на земле рядом с танком лежало несколько каких-то неряшливых серо-зеленых мешков с разлитой под ними похожей то ли на гудрон, то ли на густое вишневое варенье застывшей субстанцией. Наташа невольно отвела глаза, поняв, что никакие это не мешки, а, судя по всему, убитые датские танкисты.

– Стой, – сказала она водителю, когда «Урал» миновал эти два танка.

Грузовик притормозил.

– А что такое? – спросил водила.

– Сержант, пожалуйста, покури в кабине минут пятнадцать, а я здесь осмотрюсь. Мне очень надо. Подполковник разрешил.

– Ладно, – не стал спорить конопатый водила. – Только давай недолго. А то у нас сейчас с опозданиями строго. Чай не в Балтийске…

– Да не бойся, успеем, – сказала Наташа, вылезая из кабины и закрывая за собой дверь.

Снаружи почему-то воняло свежим костром и горелым бензином. Так, словно это место густо полили горючим и подожгли. Дорога под ногами Наташи была густо усыпана мятыми закопченными гильзами. Часть гильзы были хорошо знакомыми, от автомата Калашникова. Дальше, среди гильз, лежала помятая советская каска «СШ-68» – обгоревшая, словно туристский котелок, и оттого почти черная.

Впереди, на другой стороне дороги Наташа увидела зеленый «ЗИЛ-131» с армейскими номерами и нескольких солдат в пехотной форме, которые с удивлением рассматривали недавнее поле брани. Двое из них что-то делали, наклонившись над придорожной канавой, Наташа не поняла, что именно.

Она пересекла шоссе и медленно пошла в их сторону.

Что же тут, черт возьми, было, раз все так качественно обгорело? И главное, не было видно ничего, похожего на трупы. Потом, присмотревшись, Наташа увидела среди развороченной земли, железяк и пепла нечто абстрактное и одновременно знакомое. Внутренне холодея, она осознала, что вот именно так и могут выглядеть сильно обгоревшие человеческие костяки. И таких «абстракций» вокруг нее было много. Господи, да как тут вообще можно было уцелеть? Хотя, что значит «уцелеть»? Подполковник был стопроцентно прав, когда сразу ясно сказал, что тут никто и не уцелел, а значит… Господи, бедный Димочка… Кой черт понес тебя в морскую пехоту? Это на парадах или на учениях, где все синхронно спрыгивают с выходящих из моря бронетранспортеров и, паля холостыми, бегут вперед с могучим «ура!», все выглядит красиво и фотогенично. А как оно может быть на настоящей войне, маленькой Наташе в свое время рассказывал покойный дедушка Арсений, который в Великую Отечественную повоевал как раз в морской пехоте, только на Севере. И сейчас все вокруг очень походило на те дедушкины рассказы. Эх, Дима-Димочка… Решил послужить, поучиться уму-разуму, «стать мужиком». Вот и стал… Только не мужиком, а покойником. Выходит, и он тоже сейчас лежит где-то здесь, в числе других обгорелых скелетов? Причем, раз уж тут был ближний бой, а потом они вызвали огонь на себя, их кости, скорее всего, густо перемешались с останками вражеских солдат, и где и кто был, теперь так просто не определишь…

Наташа сама не видела, но отец рассказывал ей, как привозят погибших солдат из Афгана, в запечатанных цинковых гробах. А здесь-то все получилось так, что и хоронить-то будет толком нечего. Выходит, дяде Толе и тете Рите, Диминым родителям, в лучшем случае выдадут ящик с несколькими неизвестно чьими костями, досыпанный для веса землицей? Да при одной мысли о том, как Диму будут хоронить и что при этом будет с его предками, Наташе стало дурно до тошноты. Она поняла, что сейчас вполне может или заплакать, или брякнуться в обморок.

Дальше, у дороги, среди трех похожих на раздавленные картонные коробки из-под телевизоров вражеских гусеничных бэтээров стояли бренные останки небольшого гусеничного шасси, показавшегося Наташе смутно знакомым, рядом валялось нечто, отдаленно похожее на двигатель, и башня, тоже вполне знакомых очертаний. Похоже, это была БМД – боевая машина десанта. А еще дальше, сползя боком в воронку, стоял качественно разбитый плавающий танк «ПТ-76» – вот этот точно был из их бригады…

– Кто такая? – Навстречу Наташе вышел перепачканный сажей пехотинец с тремя сержантскими лычками на красных погонах, с «АКМом» на плече, в сдвинутой на затылок пилотке. А потом, с интересом всмотревшись в красивую девушку в аккуратных сапогах и черном форменном платье, с погонами старшего сержанта и пистолетной кобурой на боку, не дождавшись ответа, спросил: – Тут что, ваши держались?

– Да, наши.

– Эти мужики герои, – авторитетно заявил сержант. – Они здесь целый полк на себя приковали…

– Вы видели, как это было?

– Да нет, нас тогда только высадили. Видели, как в эту сторону самолеты летели. Косяками. Сначала фронтовые бомбардировщики, а потом что-то поменьше. Потом тут бабахало так, что земля тряслась, и пламя над горизонтом было до небес – шикарное такое зарево… Как раз после этого авианалета датчане в Копенгагене начали простыни из окон вывешивать – видать, испугались, что по ним тоже вот так вдарят…

– А вы тут чего делаете, товарищ сержант?

– Нам велели дорогу проверить, на предмет наличия мин или неразорвавшихся боеприпасов на проезжей части. Только нету тут ничего – все расплавилось к хреням…

– Вы живых не находили?

– Откуда тут живые? – удивился сержант. – Тут даже целых тел, по-моему, нет. Когда у них боезапас кончился, они вызвали авиацию. Бомбардировщики обычными фугасками бомбили, а истребители-бомбардировщики, как нам наш ротный объяснял, видимо, сперва долбанули неуправляемыми ракетами по танкам и всему, что тут еще двигалось, а потом засыпали чем-то кассетным и после этого, похоже, еще напалмом полили. Сам я такого никогда раньше не видел, но так нам капитан говорил. И, наверное, он прав. Иначе, думаешь, почему тут так воняет?

«Напалм», забытое слово из времен Вьетнама, подумала Наташа. Словно в подтверждение слов сержанта дальше торчали еще два изуродованных «Леопарда». Один вообще не походил на танк, а второй лежал кверху гусеницами. Интересно, чем же таким их тут бомбили, если основные боевые танки весом под полсотни тонн расшвыривало, словно картонные? Было понятно, что явно чем-то немаленьким – чуть дальше просматривались воронки диаметром метров десять и глубиной со строительный котлован.

– Вас проводить? – спросил сержант. Наташа не ответила, но он все равно потащился следом за ней. Грязь и сажа густо налипали на Наташины офицерские сапожки.

Они медленно подошли к красно-ржавой руине, которая еще недавно была «ПТ-76». В башне и корпусе чем-то похожего на катер танка зияло не меньше четырех проломов от снарядов немалого калибра, но он все-таки походил на танк – стоял с открытым башенным люком, низко осев на обгоревших бандажах катков и опустив к земле ствол пушки. Что стало с экипажем – думать не хотелось, и уж подавно не было желания заглядывать внутрь покореженной башни.

Вокруг валялись стреляные пушечные гильзы, среди которых можно было рассмотреть оплавленный огрызок «АКМСа».

– Что, кого-то родного ищете? – участливо спросил подошедший сзади сержант.

– Жениха, – ответила Наташа и всхлипнула.

– Сочувствую, – сказал сержант. – Но тут только обгорелые коробки остались. Этот танк да вон еще бронетранспортер…

Действительно, чуть дальше, возле похожего на сарай разрушенного здания лежал слегка на боку, днищем вверх, выгоревший бронекорпус «БТР-60ПБ».

Перешагивая через многочисленные попадавшиеся на пути препятствия, Наташа подошла ближе. Вокруг густо лежали гильзы и невообразимое мятое железо. В одном месте валялся обгорелый армейский ботинок натовского образца, из которого торчало что-то, похожее на обмотанную горелыми тряпками палку (думать о том, что это, скорее всего, чья-то оторванная почти по колено нога, Наташин мозг отказывался). Дальше лежало несколько натовских же касок вперемешку с останками автоматических винтовок и обрывками недогоревшей амуниции. А возле них Наташа увидела нечто знакомое – деформированный огнем ящик с гофрированными стенками и дырками на месте расплавившихся тумблеров сверху, очень похожий на нашу армейскую рацию «Р-159».

Она подошла и нагнулась. Рядом с мятой коробкой рации торчали из земли фрагменты чего-то, смутно похожего на человеческую руку – обгоревшие костяшки пальцев все еще сжимали оплавленный «макаров» (точно такой, как тот, что сейчас лежал у Наташи в кобуре и из которого она два раза в год стреляла в бригадном тире на «удовлетворительно» и «хорошо», а точнее – в белый свет, как в копейку) с выскочившим на задержку, как бывает после полного израсходования всех патронов, стволом.

Наташа поддела носком сапога бывшую рацию, и под ней среди серо-черной сажи и пепла вдруг блеснуло что-то яркое. Наташа нагнулась и подняла это нечто. У нее в руках был полусгоревший хлопчатобумажный черный берет морского пехотинца, а тем самым ярким пятном была каким-то образом уцелевшая на его лицевой части солдатская эмалевая красная звездочка с овальной золотистой окантовкой. Сохранился и красный треугольный флажок с золотистым якорьком, справа от кокарды. Затылочная часть и верх берета очень сильно обгорели, но и без того было понятно, что головной убор сохранился чудом.

И точно так же Наташа уже поняла: ничего больше на память о Диме у нее не останется, хотя, возможно, у всех, кто погиб здесь накануне, и будет со временем братская могила с гранитным надгробием, а может, и посмертные боевые ордена. Мы способны воздавать должное мертвым героям, но не умеем беречь и ценить людей, пока они живы…

Подняв обгорелый берет, Наташа, уже не сдерживаясь, заплакала и медленно пошла на плохо слушающихся ногах назад, к своему грузовику.

Пехотный сержант понимающе отстал и стянул с головы пилотку.

А конопатый водитель «Урала», младший сержант Боря Маурин, глядя на идущую к машине рыдающую Наташу, вдруг вспомнил, где и когда он ее раньше видел. Такое обычно запоминается непроизвольно и потом так же непроизвольно вспоминается. Накануне всего этого, за день или два до того. Погрузка техники на корабли в Балтийске. Он сидит на башне «ПТ-76» и разглядывает в бинокль двух обнимающихся влюбленных в форме морской пехоты. И получается, что именно она, его сегодняшняя неожиданная попутчица, стояла тогда у складов на пару с симпатичным бойцом, который теперь, скорее всего, превратился в пепел…

Господи, что же эта проклятая война с людьми делает, подумал Маурин, заводя двигатель. Над шоссе стоял рев дизелей и лязг гусениц – с юга на дорогу в густых сизых облаках выхлопного газа выдвигалась очередная колонна танков «Т-62»…

Загрузка...