Наследие последнего тамплиера. Кольцо

ГЛАВА 15

Ни мучительное беспокойство, ни нетерпение не ускоряют хода событий, равно как и движение часовой стрелки. Напротив, от нетерпения кажется, что эта стрелка остановилась, а то и вовсе пошла назад. На самом же деле ожидаемое приходит в предназначенный ему момент, а то, что должно созреть, либо созревает, либо остается навсегда зеленым… Когда я нервничаю, у меня возникает тяга к пустословию. Как профессиональный адвокат, я стараюсь контролировать себя, но в тот особенный день, сидя в такси, я не могла добиться того, чтобы мое внутреннее «я» перестало упрямо болтать с тем другим «я», которое тоже не прекращало трещать. Уж и не знаю, откуда оно появляется, черт бы его побрал, когда я так напряжена.

Дело в том, что я наконец должна была встретиться с ним.

В ту ночь мне так и не удалось как следует поспать. Я непрестанно размышляла о том, что чувствовал Энрик в последние часы жизни, или о том, что он делал бы в те дни, когда комиссар Кастильо безуспешно пытался восстановить картину происшедшего. Думала я и о том, что Алиса была слишком ласкова, как человек, умеющий доставить удовольствие. Вспоминала о том, как была потрясена, узнав, что в моем кольце частица человеческой кости. Прикидывала, что получу в наследство завтра утром. И предвкушала встречу с Ориолем.

Потом все начиналось снова. Я спрашивала себя, как отреагирует Ориоль на нашу встречу, имеет ли отношение завещание, которое будет оглашено через четырнадцать лет после смерти Энрика, к убийству тех мужчин в Саррия. Думала, не совершила ли ошибку, приняв приглашение Алисы, и смотрела, как блестит мой кроваво-красный рубин. В полудремоте мне казалось, что этот камень должен предупредить меня о чем-то.

И вновь и вновь крутилась карусель образов и мыслей. Но все же я немного поспала, а утром тщательно занялась макияжем, чтобы скрыть круги под глазами.

Такси подвезло меня к нотариальной конторе. Алиса сказала, что с удовольствием поехала бы со мной, но сомневается, стоит ли это делать. Так мне удалось уклониться от ее вчерашнего предложения.

К дверям конторы я пришла за двадцать минут до начала оглашения и решила, что мне сейчас пригодился бы липовый чай, а не кофе. Однако, войдя в бар, попросила эспрессо и круассан. Кофе издавал потрясающий аромат, а круассан был вкусным и подрумяненным. Это навевало приятные ностальгические воспоминания о так называемых гранхас, кафетериях, которых нигде, кроме Барселоны, не сыщешь, а также о горьком шоколаде в больших чашках.

Когда я поднялась в кабинет, расположенный на основном этаже административного здания, до назначенного времени оставалось пять минут.

Здание старой постройки было украшено цветами и красивыми завитушками из камня. В нотариальную контору вела великолепная деревянная дверь, обработанная резцом и отделанная полированным металлом. Эта дверь ничем не уступала предметам декоративного искусства внутри здания.

— Сеньор нотариус ожидает вас, — сказала секретарша лет пятидесяти, открыв мне дверь и удивив меня этим. Нотариусы, как правило, к назначенному времени не являются, и ждать приходится их.

Секретарша провела меня к светлому кабинету с высокими потолками и двумя большими окнами, выходящими на улицу.

— Сеньорита Вильсон! — Мужчина лет шестидесяти поднялся из-за большого письменного стола, представился Хуаном Маримоном и поцеловал мне руку. Возле шкафа сидел Луис; он тоже встал и поцеловал меня.

— Садитесь, сеньорита. — Мужчина указал мне на кресло, стоявшее рядом с креслом Луиса. — Сеньор Ориоль Бонаплата придет с минуты на минуту.

— Мы подождем. — Луис насмешливо улыбнулся.

— Сеньор Энрик Бонаплата был нашим другом, — сказал нотариус, — и его смерть потрясла всех нас. — Он посмотрел на меня. — Не могли ли бы вы, сеньорита, показать свой паспорт? Необходимо соблюсти законность. С сеньорами Бонаплатой и Касахоаной я знаком уже несколько лет.

Я вынула паспорт, нотариус сделал какие-то пометки и начал распространяться о достоинствах Энрика. Я встретилась взглядом с Луисом, и он ласково подмигнул мне. На нем были элегантный серый костюм, бледно-розовая сорочка и галстук. Я посмотрела на часы. Было две минуты одиннадцатого. Мой взгляд вернулся к нотариусу, который с паузами очень приветливо продолжал говорить с тех пор, как мы сели. Где же, черт возьми, Ориоль? Он что, не собирается присутствовать на оглашении завещания своего отца?

— Как раз в утро своей смерти сеньор Бонаплата был в этом кабинете.

Эта фраза отвлекла меня от размышлений. Внезапно появилась возможность восстановить картину последних часов жизни Энрика. Но рассказ нотариуса пошел в другом направлении.

— Вы говорите, что в то утро он был здесь? — спросила я.

— Да.

— В какое время примерно?

— Точно не знаю.

— Примерно.

— Сеньор Бонаплата позвонил мне и попросил встретиться с ним в тот же день. Все время у меня было уже расписано, но коль скоро просьба исходила от него… Мой отец был нотариусом вашего, а мой дед нотариусом деда Энрика. Наши прадеды — тоже. Конечно, я не мог отказать ему.

— Итак, вы назначили ему встречу? — прервала его я.

Он умолк и так грустно посмотрел на меня, что я почувствовала себя виноватой. Этот человек работал не в нью-йоркском ритме. Луис разглядывал меня, удовлетворенно улыбаясь.

— Да, я назначил ему встречу, — ответил нотариус. — Во время ленча.

— И как он себя вел? Вы заметили в нем перемены?

— Нет, ничего особенного не заметил. Хотя меня удивило то, что он пожелал написать второе завещание, не меняя первого. — Тут раздался легкий стук в дверь. — Войдите, — сказал нотариус.

— Сеньор Ориоль Бонаплата, — объявила секретарша. И он появился.

Первое, что я увидела, были глаза — синие и слегка раскосые. Такие я и помнила. Помнила и его улыбку — теплую и широкую. Несмотря на прошедшие годы, я узнала бы Ориоля из миллиона. Я вспомнила его, последнее лето, шторм, скалы, море и первый поцелуй.

— Кристина! — воскликнул он и пошел ко мне. Я поднялась, и мы расцеловались. Ориоль сжал меня в объятиях, и у меня перехватило дух. Нет, не от силы объятий, а от воспоминаний, вновь зашевелившихся в моей душе.

— Как поживаешь, Ориоль?

Мое сердце учащенно забилось, но мне хотелось обрушиться на него с упреками: «Будь ты проклят! Почему не выполнил обещания? Почему не ответил ни на одно из моих писем?»

Ориоль обнялся с Луисом, после чего протянул руку нотариусу.

Он уже не был тем мальчиком с прыщами на лице, худощавым и застенчивым, который не знал, что делать со своими чрезмерно выросшими ногами. Высокий и атлетически сложенный, Ориоль держался теперь вполне уверенно. Сев в кресло справа от меня, он ласково положил руку мне на колено.

— Когда приехала? — И, не дожидаясь ответа, добавил: — Ты очень хороша собой.

Это произвело на меня впечатление. Теплое прикосновение к моему колену я ощутила как электрический разряд в тысячу вольт.

— Спасибо, Ориоль, — промолвила я. — Я прилетела в среду.

— А как поживают твои старики?

Не обращая никакого внимания на Луиса и нотариуса, он вел себя так, словно в кабинете находились только мы двое. Это мне льстило. Приглядевшись к нему получше, я нашла Ориоля интересным, не таким, каким опасалась увидеть его после встречи с Луисом. На нем были узкие брюки, свитер и темный, с переливами, пиджак. Волосы он собрал в «конский хвост» и явно принял душ и побрился. Я испытала облегчение. От Ориоля ничем не пахло. Я не думала, что он пользуется духами, но, опасаясь запахов, вспомнила английскую поговорку: «No news good news» [4].

Поскольку Ориоль не появился в шикарном особняке своей матери, в эту беспокойную ночь я представляла себе, что он спит в мешке на полу заброшенного дома, без воды, с растрепанными волосами, посыпанными пеплом выкуренной марихуаны.

— Если не возражаете, сеньор Бонаплата… — нотариус приветливо улыбнулся, — я приступлю к оглашению завещания вашего отца. Уверен, после этого у вас будет время побеседовать.

Ориоль не возражал, и нотариус, надев очки и слегка откашлявшись, начал торжественно читать.

Он говорил о том, что 1 июня 1989 года к нему, нотариусу прославленной коллегии… который удостоверился, что Энрик здоров как умственно, так и физически… Произнеся всю эту юридическую риторику, он начал читать:

— «Сеньорите Кристине Вильсон, моей крестнице, завещаю среднюю часть триптиха конца тринадцатого или начала четырнадцатого века, на котором изображена Дева Мария с младенцем. Она написана на деревянной доске размером тридцать на сорок пять сантиметров клеевой краской».

Я удивилась. Выходит, моя картина — часть триптиха?

— «А также кольцо того же века с рубином в золотой оправе. Картина, о которой идет речь, была послана на Пасху того же года и теперь находится у нее, а кольцо я вручаю нотариусу с условием, что он отправит его Кристине в день, когда ей исполнится двадцать семь лет, то есть за несколько месяцев до оглашения данного завещания.

Моему племяннику Луису Касахоане Бонаплате завещаю правую часть триптиха, деревянную доску размером пятнадцать на сорок пять сантиметров; в верхней части ее изображен Иисус Христос в муках, а внизу — святой Георгий. В настоящее время доска находится в сейфе одного из банков.

Моему сыну Ориолю завещаю левую часть означенного триптиха тех же размеров. В верхней части изображены Гроб Господень и Воскресение, а в нижней — святой Иоанн Креститель.

Дорогие мои, триптих, по преданию, содержит ключ, который поможет вам отыскать сказочное богатство. Речь идет о сокровище тамплиеров королевств Арагона, Валенсии и Майорки, которые король Хайме Итаки не смог отыскать. Кое-кто утверждает, что это сокровище — Грааль, служивший Христу во время Тайной вечери, чаша с запекшейся кровью Христа, которую Иосиф Аримафейский собрал у Креста. Если это так, то духовная сила этой Священной чаши неизмерима.

Правдивость предания подтверждается при просвечивании трех частей рентгеновскими лучами: под картиной в этом случае возникают слова, свидетельствующие о существовании сокровища. Мне не хватило времени исследовать это, но я все же понял: там что-то отсутствует и информация не полная. Вам предстоит найти недостающие ключи, мой же век заканчивается, и у меня нет достаточной энергии для их поиска.

Должен предупредить вас, что не только вы заинтересованы в сокровище. Надеюсь, со временем мои враги потеряют либо след сокровища, либо надежду найти его. Если же этого не случится, знайте: они чрезвычайно опасны, и, хотя вчера мне удалось одержать над ними верх, до полной победы еще очень далеко. Будьте бдительны.

По разным причинам я люблю вас троих, как своих детей. Жизнь разделяет людей, и мое твердое желание состоит в том, чтобы вы все объединись, как в 1988 году, когда были еще подростками.

Картины и кольцо — наименее ценные вещи из моего наследства. А теперь легендарное сокровище короля вообще потеряло для меня значение. Наследство, которое я оставляю вам, — это приключение всей вашей жизни, подходящий случай возобновить дружбу, связывающую наши семьи на протяжении многих поколений. Насладитесь временем, проведенным вместе, получите удовольствие от приключения. Как хотелось бы, чтобы вам повезло! Я написал отдельное письмо каждому из вас. Да благословит вас Господь».

Маримон смотрел на нас поверх очков. Настоящий профессионал и серьезный человек, он внимательно изучал выражение наших лиц. Потом его лицо озарила почти детская улыбка, и он произнес:

— Как трогательно! Не правда ли?