Глава 12


Говорят, ты не услышишь выстрела, который тебя убьет. Эта мысль мало утешила меня, когда я лежала распластавшись на животе на автомобильной стоянке, в двух шагах от входной двери фирмы "Кв. футы Андорфера". Выстрелы, очевидно, раздались из густого кустарника, которым оканчивалась стоянка прямо напротив нас. Я лежала не шевелясь, в тоскливой надежде услышать — ну пожалуйста, очень прошу вас! — следующий выстрел.

Мне показалось, что ноги Матиаса накрыли мои лодыжки, но я не испытывала желания поднять голову и проверить. По правде говоря, я не желала пошевелить даже мизинцем. Я плохо разбираюсь в оружии, но полагаю, что из обычного пистолета — из тех, что держат в теплицах, чтобы отпугивать воришек, — можно выпустить намного больше двух пуль. А поскольку я слышала только два выстрела, то сделала выбор: оставаться там, где была, прижавшись к асфальту, вплоть до… ну, скажем, до следующих заморозков. К тому времени листва облетит, и мне будет лучше видно, прячется ли кто-нибудь в кустах.

Я бы так и пролежала целую вечность у дверей агентства, позволяя посетителям вытирать об меня ноги, если б Матиас не поднял взлохмаченную голову и не спросил:

— Вы в порядке?

— Да, а вы?

На всякий случай я говорила шепотом: а вдруг тот, кто скрывается среди деревьев или в кустах, возомнит, что оставил меня в недостаточно плохом состоянии, и захочет исправить свою ошибку.

— Нормально для человека, в которого только что стреляли, — произнес Матиас, поднимаясь и оглядываясь. Голос звучал сердито. Его можно понять. Мало радости превратиться в мишень. Когда мой безумный испуг пройдет, наверняка я тоже немного вспылю.

— Думаю, они ушли, — продолжал Матиас. — Кажется, я слышал, как кто-то убегал прочь, когда мы упали на асфальт.

Если речь идет о стрельбе, эти «думаю» и «кажется» страшно раздражают. Лично я не слышала ничего, что хотя бы отдаленно напоминало топот убегающего человека. Правда, мне было бы нелегко уловить даже шум проходящего поезда из-за стука собственного сердца. Оно грохотало так, словно в моей груди бушевала гроза. Поэтому пришлось поверить Матиасу на слово. Однако, прежде чем встать на ноги, мне бы хотелось получить от Матиаса заверенную по всей форме справку, подтверждающую его догадку.

Но тут до меня дошло, что как-то неловко валяться у него в ногах. Сам-то Матиас встал и теперь вглядывался в кустарник. А уж после того, как он наклонился и взял меня за руку, явно намереваясь поставить на ноги, я никак не могла оставаться в лежачем положении. Если, конечно, не хотела, чтобы Матиас отволок мое безжизненное тело в агентство, дабы оттуда вызвать полицию.

Глубоко вздохнув, я зажмурилась и позволила ему помочь мне встать. Не знаю уж, почему я крепко-накрепко зажмурилась. Смысла в том не было никакого. Вряд ли в убийстве есть такое правило: если жертва не видит пулю, предназначенную ей, то пуля пролетит мимо. Если бы такое правило существовало, я бы, наверное, не открыла глаз до следующего Рождества. И Матиасу, чтобы довести меня до агентства, пришлось бы стать моей собакой-поводырем.

Мне почудилось, что Матиас задержал мою руку в своей несколько дольше необходимого, но, вероятно, просто разыгралось воображение. С закрытыми глазами все кажется слегка нереальным.

Встав на ноги и не услышав выстрела, — или, что важнее, не почувствовав его, — я заставила себя открыть глаза и оценить нанесенный мне ущерб. На колготках, по правой ноге, тянулась длиннющая стрелка, ладони были исцарапаны в кровь, а на моем удачном приобретении — платье с цветочным рисунком от Лиз Клэйборн — между цветами чернели комья земли.

— С вами все в порядке? — переспросил Матиас. Он подался ко мне, словно ожидал, что я вот-вот потеряю сознание. Вероятно, человек, который поднимается на ноги с закрытыми глазами, вызывает у наблюдателя странное чувство.

Сам Матиас выглядел молодцом. И хотя в голове изрядно шумело, я не пожелала, чтобы меня причислили к разряду беспомощных дамочек, которые из-за каждого пустяка хлопаются в обморок.

— Да-да, все нормально, — пробормотала я и беспечно махнула рукой, словно свист пуль над головой слышу по два раза на неделе. — Какие проблемы! — Понимая, что улыбнуться так, чтобы губы не дрожали, не удастся, я ограничилась кивком. — Все отлично. — Пожалуй, последнее слово я произнесла с излишним нажимом.

Увы, я не могла сказать того же о входной двери агентства. Стрельчатое окошко было разбито вдребезги, сантиметрах в двадцати над дверной ручкой зияло круглое отверстие. От одного его вида мое сердце снова принялось грохотать. Я отвела глаза от разрушений, ловко переступила через осколки стекла, повернула ключ и устремилась внутрь здания. Матиас не отставал.

Пока он звонил в полицию, я сделала то, что обычно делаю, когда сильно расстроена. Отправилась прямиком на малюсенькую кухню, открыла холодильник, вынула одну из двухлитровых пластиковых бутылок кока-колы, которые всегда держу там про запас, и налила себе большой стакан. Добавив очень много льда. Когда немного погодя в кухню вошел Матиас, я уже осушила полстакана одним глотком.

А если вы за один присест вольете в себя большое количество газированного напитка, вам очень захочется рыгнуть. Моя мать наставляла меня, когда я еще училась в начальной школе: настоящие дамы-южанки никогда не рыгают. Конечно, я уже тогда знала, что мама врет. Здравый смысл подсказывал, что дамы-южанки не могут время от времени не рыгать, иначе у бедняжек внутри скопится столько воздуха, что в один прекрасный день все ваши знакомые дамы, живущие на юге, лопнут и разлетятся на мелкие кусочки. А поскольку я никогда не слыхала, чтобы дамы сами по себе взрывались, то понимала, что мама в очередной раз вешает мне лапшу на уши. У моей матери было несколько любимых блюд из лапши. Например, "дамы-южанки всегда ступают мелкими шажками". Или "дамы-южанки всегда позволяют мальчикам выигрывать". И самая свежая новинка из лапши, которой она меня угощала, когда я уже заканчивала школу, — "дамы-южанки понятия не имеют, что такое французский поцелуй".

Многолетнее воспитание в антирыгательном духе не проходит бесследно, и сейчас я не могла позволить себе издать столь неприличный звук в присутствии Матиаса. Поэтому, слушая его, выдавливала из себя воздух по чуть-чуть. Словно спускала шину.

Матиас оставался верен себе: он сразу перешел к делу.

— Итак, какие у вас соображения? — вопросил он. — Кто, по-вашему, в нас стрелял?

Я лишь глядела на него, вытаращив глаза и громко кашляя, чтобы заглушить шум спускаемой шины. Произнеси я хоть слово, и воздух из моей шины вышел бы разом, поэтому я пожала плечами и помотала головой в надежде, что на международном наречии мой жест означает: "А мне почем знать?"

Похоже, я правильно выражалась на международном языке. Матиас кивнул, словно отлично меня понял, и небрежным тоном обронил:

— Кто бы это ни был, либо он невероятно дрянной стрелок, либо просто пытался запугать нас.

Но, должно быть, выстрелы, подпалившие ему волосы, произвели на Матиаса более сильное впечатление, чем он хотел показать, потому что он вдруг принялся довольно удачно подражать Леонарду Аккерсену. Казалось, какая-то пружинка не дает ему устоять на месте. Он мерил шагами маленькую кухню, напоминая зверя в клетке.

Интересно, что он имел в виду, когда сказал "пытался запугать"? Я не могла поручиться за Матиаса, но что касается меня, стрелок определенно преуспел в том, что называется "напугать до смерти". Чтобы заглушить раскаты грома в груди, я потянулась к бутылке колы и снова наполнила стакан.

С некоторым опозданием вспомнив о хороших манерах, я помахала бутылкой перед носом Матиаса. Что, по моему мнению, на международном языке должно было означать: "Хотите кока-колы?"

И я опять не ошиблась. Матиас покачал головой, не переставая вышагивать по кухне.

— Этот человек наверняка знал, что мы задаем вопросы, — продолжал он. — Кто-то очень не хочет, чтобы мы совали нос в его дела…

Я все еще выпускала воздух из шины, поэтому благоразумно промолчала. Господи, моя жизнь становится похожей на второразрядный детектив. Но если бы мне пришлось выбирать среди возможных кандидатов на звание убийцы, я бы, несомненно, ткнула пальцем в Эдисона Гласснера. Разве не звонил Матиас адвокату менее часа назад и не подсказал ему, где мы находимся и чем занимаемся? А именно — устраиваем самодеятельные допросы? После звонка у Гласснера было предостаточно времени, чтобы добраться сюда и попытаться приструнить нас парочкой хорошо просчитанных выстрелов.

Впрочем, Джарвис тоже годился на роль стрелка. Мы ведь расспрашивали его, не так ли? А чем объяснить исчезновение из папки всех документов о продаже доходного дома Эфраима Кросса? Возможно, мы с Матиасом стояли на пороге некоего открытия и Гласснер или Джарвис решили остановить нас пулями.

Совсем недавно я на себе испытала, какое это удивительное ощущение, когда тебя обвиняют в том, чего ты не делал. И вот теперь намереваюсь познакомить с этим ощущением других людей. При помощи столь же убедительных доказательств. Поэтому я не торопилась озвучить свои подозрения.

За меня это сделал Матиас.

— Это мог быть Гласснер или ваш босс, — заявил он, расхаживая по кухне. — Конечно, мы даже не знаем, хотел ли стрелок убить нас обоих или только кого-то одного. По двум выстрелам трудно судить. Возможно, он целился только в меня, но оба раза промахнулся. — Матиас метнул взгляд в мою сторону, и не надо было долго ломать голову, чтобы догадаться, о чем он умолчал.

Или же убить хотели только меня.

В этом случае при подборе кандидата на звание убийцы список был практически неограничен, если учесть, сколько интересных знакомств я завела в последние дни. Включая мать человека, который сейчас расхаживал передо мной. Припоминая, сколь теплый прием оказала мне Харриет Шекельфорд Кросс в конторе Эдисона Гласснера по окончании чтения завещания ее покойного мужа, я бы не удивилась, если бы безутешная вдова наняла киллера. Полагаю, эту кандидатуру с Матиасом обсуждать не стоило. Он наверняка задохнулся бы от радости, узнав, что я считаю его родительницу главной подозреваемой.

Наконец я выпустила из себя весь воздух и теперь могла говорить без опасения взорваться. Прихватив стакан с колой, направилась в офис и позвонила Джарвису. Этим звонком я намеревалась убить двух зайцев: во-первых, сообщить Джарвису, чтобы он не рассчитывал завтра увидеть целехонькую входную дверь, а во-вторых, проверить его алиби. Джарвис жил в графстве Олдхем, в тридцати пяти минутах езды от агентства. Если он дома, то, следовательно, никак не мог прятаться в кустах с пистолетом. Телефон Джарвиса гудел и гудел.

Когда включился автоответчик, я постаралась, следуя инструкциям, записанным на пленку, сделать свое сообщение как можно более кратким.

— Привет, это Скайлер. Кто-то прострелил окошко на двери агентства. Подумала, что ты должен об этом знать.

Хотя, возможно, он и так в курсе.

Полицейские, должно быть, болтались где-то поблизости. Либо звонок от члена семьи Кроссов творит чудеса в этом городе. Менее чем через пять минут скромный синий седан с оглушительно воющей сиреной вырулил на автостоянку.

Заслышав сирену, Матиас направился к выходу. Я последовала за ним, испытывая огромное облегчение. С полицией наверняка я буду чувствовать себя в большей безопасности. Но думала я так недолго, пока не увидела, как из седана выходят Рид и Констелло.

Сегодня они еще больше походили на солонку и перечницу. На Риде были светло-серые пиджак и брюки, чуть темнее его белесой шевелюры. Смуглый Констелло облачился в темно-синий, почти черный, костюм.

Понятно, что я не шибко обрадовалась этой парочке. Но когда обнаружила, что у Рида и Констелло имеется своя, и очень оригинальная, теория о личности стрелка, совсем скисла. Однако до поры до времени злые копы о своей теории помалкивали. Прежде всего они вызвали нескольких полицейских в форме. Те появились минут через двадцать и принялись прочесывать кусты.

В июне Луисвиль живет по летнему времени, до девяти вечера нам хватает дневного света. Но, похоже, полицейским, прочесывавшим кусты, следовало дорожить каждой минутой, оставшейся до сумерек. Кустарник перед агентством занимает довольно обширную площадь и примыкает к парку Чероки, густо поросшему деревьями. Так что стрелок преспокойно мог сбежать незамеченным. Да еще выбрать, в каком направлении бежать.

Работы у полицейских было непочатый край.

Пока коллеги продирались сквозь кусты, Рид и Констелло беседовали на кухне с Матиасом. Беседа длилась невероятно долго. С самого начала было ясно, зачем злые копы допрашивают меня и Матиаса раздельно: чтобы проверить, совпадут ли наши показания. Их методы меня не удивили. Возможно, я склонна к поспешным выводам, но, думается, раздельный допрос свидетельствовал о том, что старые знакомые мне не доверяли.

Однако в таком случае они не слишком доверяли и Матиасу, и вот это было действительно странно! Вероятно, пребывание в одной компании со мной, даже в роли жертвы, запятнало репутацию сына Кросса.

Рид и Констелло так долго беседовали с Матиасом, что я тоже принялась подражать Леонарду Аккерсену, меряя шагами комнату. Стакан колы, который я сжимала в руке, вскоре опустел. Я бухнула в него столько льда, что, наверное, колы там было не больше трех ложек. По крайней мере, на вкус напиток скорее походил на ледяную воду. Мне очень хотелось наполнить опустевший стакан, но я была уверена, что, если вдруг вломлюсь в кухню, злые копы решат черт знает что. Какая гнусность!

Без успокаивающей колы оставалось только расхаживать по комнате. И тревожиться. Моя тревога главным образом фокусировалась на одной проблеме: покажет Матиас мою фотографию этим остолопам или нет? Снимок лежал в левом кармане его рубашки. Ничего не стоит вынуть его оттуда. Вдруг Матиас решит, что, раз полиция уже здесь, он может сэкономить время, показав им снимок прямо сейчас. От этой мысли мне еще больше захотелось пить.

К тому времени, когда Матиас вышел и сказал, что полицейские ждут меня для беседы, во рту у меня было сухо, как в пустыне. Однако ни Рид, ни Констелло о снимке даже не упомянули. Вздох облегчения. Вместо этого они принялись задавать вопросы, которые наверняка задавали и Матиасу. "Сколько было выстрелов?"; "Когда это случилось?"; "Удалось ли вам разглядеть стрелявшего?". И так далее, и тому подобное. Очевидно, мои ответы полностью совпадали с тем, что им поведал Матиас. И только один-единственный вопрос, заданный Констелло, заставил меня поломать голову.

— Ума не приложу, — произнес смуглый коп на своем деревенском наречии, — чего это мистеру Кроссу тут понадобилось?

Я замялась. Правильный ответ был: "Он зашел, чтобы обвинить меня в убийстве". Но, на мой взгляд, в данных обстоятельствах без исчерпывающей откровенности можно было и обойтись. Беда в том, что я не знала, как уйти от ответа, у меня не было опыта, ведь до сих пор я выкладывала чистую правду. Я выбрала полуправду.

— Фирма занималась продажей доходного дома его отца, и ему захотелось узнать подробности сделки. — В таких случаях всегда надо смотреть прямо в глаза, не мигая, как делают дети, когда врут особенно нагло.

Наверное, меня подвел немигающий взгляд. Мою мать он никогда не обманывал. Вот и эти двое, очевидно, обладали такой же проницательностью. Они переглянулись, и я сразу поняла, что мой ответ расходился с показаниями Матиаса.

— Вы уверены? — спросил Рид, запуская пятерню в свою белесую шевелюру. — А мистер Кросс сказал нам, что пришел, так как подумывает купить дом в этом районе.

— И поэтому тоже, — нашлась я. — Он говорил, что собирается купить дом. И даже просматривал бюллетень с новыми предложениями.

Злые копы не спешили мне поверить.

— И он подобрал себе дом? — Глаза Рида сузились.

— Кажется, нет, — ответила я. — Нет, не подобрал.

— Очень странно, — сухо обронил Рид.

— Очень странно, — эхом отозвалась я.

Тем не менее больше вопросов мне не задавали. Я уж испугалась, что они станут светить мне лампой в лицо до тех пор, пока я не расколюсь, но обошлось. Возможно, злые копы отказались от этой затеи потому, что в кухне, за исключением флюоресцентного светильника на потолке, была только маленькая лампочка в холодильнике, которая никого ни в чем не заставит признаться.

Если, конечно, не запихнуть допрашиваемого в холодильник, прямо под лампочку. Тогда сработает.

Лишь покончив с допросом и вернувшись в большую комнату, Рид и Констелло наконец поделились с нами своей теорией о том, кто в нас стрелял. Рид сидел на краешке стола, напротив Матиаса, который, очевидно устав метаться из угла в угол, опустился в металлическое кресло у другого стола.

— Вы сказали, что звонили сегодня своему сыну Даниэлю?

Как я уже упомянула, Рид сидел лицом к Матиасу и не смотрел на меня, когда задавал вопрос. Мало того, он уставился в свой блокнот. Однако я решила, что могу смело отвечать, поскольку, по моим сведениям, среди присутствующих лишь у меня был сын с таким именем.

— Да, звонила.

Наверное, я предчувствовала, что последует дальше, потому что вдруг ощутила тяжесть в желудке.

Рид откашлялся.

— Так, значит, вы могли велеть сыну приехать сюда и выпустить парочку пуль в мистера Кросса. Отличная идея, между прочим. Так можно не только убедить мистера Кросса в своей невиновности, но еще и слегка его припугнуть.

На секунду я лишилась дара речи. Голос Рида звучал буднично, словно он говорил о самом заурядном событии. Неужто этот человек думает, что я стану подзуживать моих сыновей взять в руки оружие? Но даже если и совершу такую глупость, то неужто Рид считает "отличной идеей" подучить Даниэля или Натана направить пистолет на жертву, в непосредственной близости от которой нахожусь я сама? Да в таком случае любой суд признал бы меня невменяемой.

— Вы, должно быть, шутите, — наконец выдавила я. — Зачем мне пугать Матиаса?

Рид пожал плечами, давая понять, что такого легкого вопроса ему сто лет не задавали.

— Возможно, вы хотели припугнуть его, чтобы перестал задавать вопросы. Вопросы, на которые вам не хотелось отвечать.

Я молча смотрела на него. Этот парень и вправду считает меня главарем семейной банды убийц. Зря я мучилась, выдумывая полуправду. Рид, очевидно, сразу догадался, зачем Матиас явился в "Кв. футы Андорфера".

Но если Риду нравилась его теория, то Матиас был с ним категорически не согласен.

— Я стоял рядом, когда она разговаривала с сыном, — заявил он. — И не услышал ничего мало-мальски подозрительного… — В глазах Матиаса ясно читалось, что он думает об интеллектуальных способностях Рида.

Боже мой! Неужто мне это не снится? Неужто Матиас меня защищает?! Бывают же чудеса на свете!

В отличие от меня, Рид не пришел в восторг от этого заступничества. В его взгляде сквозило презрение, когда он обратился к мистеру Кроссу:

— Разве вы не сказали, что, когда миссис Риджвей говорила по телефону, вы беседовали с этой… этой… — Рид заглянул в блокнот, — с Барби Ландерган?

Рид явно намекал на то, что, отвлекшись на Барби, Матиас мог меня не слышать, чем я и воспользовалась, чтобы нанять бригаду киллеров. Припомнив платье цвета перезрелой клубники, облегавшее Барби, я должна была признать, что в рассуждениях полицейского имелась логика.

— Да, — неохотно согласился Матиас. — Я беседовал с Барби.

Рид пожал плечами:

— Ну вот видите.

Я тоже видела — свое имя во главе списка "Предполагаемые убийцы Эфраима Кросса".

Огромное спасибо Риду, без его поддержки я вряд ли попала бы даже в первую десятку.

Надо отдать должное Матиасу, Рид его не убедил. Еще бы, ведь он лично беседовал с Даниэлем по телефону. Видимо, одного этого было достаточно, чтобы понять, сколь смехотворна теория белобрысого стража закона.

Но с другой стороны, Матиас мог просто делать вид, будто домыслы полицейских кажутся ему полной ерундой. Вот почему мне по-прежнему хотелось сопровождать его в контору Эдисона Гласснера.

Где я, несомненно, и забью последний гвоздь в крышку своего гроба.

Загрузка...