Наследник имения Редклиф. Том третий

ГЛАВА X

Мистеръ Эдмонстонъ давно уже обѣщалъ своей матери, привезти къ ней, въ Ирландію, меньшую дочъ Шарлотту. Они бы успѣли навѣстить старую лэди еще прошлой осенью, но болѣзнь Гэя задержала ихъ отъѣздъ. Вскорѣ послѣ крестинъ Мэри Морвиль, изъ Ирландіи пришло письмо отъ сестры мистера Эдмонстона, съ просьбою поскорѣе пріѣхать, потому что бабушка видимо начинаетъ слабѣть въ силахъ. Въ семьѣ поднялись толки, кому ѣхать. Приглашеніе было прислано отцу и Шарлоттѣ, вмѣстѣ съ Буяномъ. Чарльзъ увѣрялъ, что сестрѣ безъ разрѣшенія Буяна никуда отлучиться нельзя, вслѣдствіе того, что онъ вольничалъ надъ нею какъ хотѣлъ, и потому пуделя рѣшили взять. Лору очень упрашивали Килькораны остановиться у нихъ въ домѣ, пока ея родные будутъ гостить у бабушки. Ей также необходимо было разсѣяніе и потому ея отъѣздъ былъ рѣшенъ съ перваго слова.

Оставалось покончить вопросъ, ѣхать или не ѣхать мистриссъ Эдмонстонъ въ Ирландію? Мужъ и свекровь сильно желали этого. Чарльзъ и Эмми начали держать ихъ сторону, опираясь на то, что имъ вдвоемъ будетъ очень хорошо въ Гольуэлѣ. Чарльзъ давно уже твердилъ матери, что она скорѣе вредитъ Эмми своими излишними заботами о ея спокойствіи, а вовсе не приноситъ ей пользы, и что ей непремѣнно нужно самой отдохнуть послѣ всѣхъ тревогъ и безсонныхъ ночей, проведенныхъ у постели дочери. Призвали доктора на совѣтъ, и тотъ убѣдилъ добрую мать, позволить себѣ маленькое развлеченіе, то есть совершить путешествіе въ Ирландію.

— Чарльзъ доказалъ уже вамъ, — говорилъ Майэрнъ, — что онъ можетъ легко обойтись безъ вашей помощи, зачѣмъ же вамъ баловать его?

Вслѣдствіе совѣта доктора, мама рѣшилась наконецъ ѣхать, но она взяла напередъ слово съ него и съ Мэри Россъ, что они еженедѣльно будутъ присылать ей подробные бюллетени о здоровьѣ оставшихса дѣтей и внучки.

Началось общее укладыванье; въ день отъѣзда мистриссъ Эдмонстонъ поплакала, какъ водится, надавала дочери кучу полезныхъ совѣтовъ на счетъ малютки Мэри и, простившись съ сыномъ, со слезами усѣлась въ карету.

Чарльзъ сказалъ правду. Имъ съ сестрой отлично жилось вдвоемъ. Они молчали, сколько хотѣли, занимались чтеніемъ, изрѣдка прокатывались въ фаэтонѣ, и братъ давалъ полную свободу Эмми лежать, сидѣть наверху или внизу, не допытывансь безпрестанно, отчего она грустна, почему мало ходитъ и т. д.

Тишина въ домѣ и полнѣйшая независимость въ дѣйствіяхъ благопріятно подѣйствовали на лэди Морвиль. Она все чаще и чаще сидѣла съ братомъ въ гостиной, охотнѣе выѣзжала съ нимъ кататься, а по вечерамъ принималась даже разсказывать ему разныя впечатлѣнія, вынесенныя ею во время путешествія съ мужемъ, заграницей. Чарльзу такъ были пріятны эти бесѣды, что онъ ихъ охотно предпочиталъ тѣмъ вечерамъ, когда Россы приходили къ нимъ, пить чай. Дочь Эмми составляла всю его радость. Она была плотная, живая дѣвочка, глядѣвшая на него своими большими глазами такъ весело, что нельзя было не смѣяться при ея появленіи.

Сходство маленькой Мэри съ отцомъ дѣлалось съ наждымъ днемъ поразительнѣе, а ея улыбка дотого наноминала улыбку Гэя, что Чарльзъ нарочно употреблялъ всѣ средства, чтобы почаще смѣшить ребенка. Онъ возился съ нею по цѣлымъ часамъ и почти не спускалъ ее съ своего кресла или дивана. Такимъ образомъ дни проходили за днями, а братъ и сестра почти не замѣчали отсутствія прочей семьи. «Будьте покойны насчетъ насъ, — писалъ Чарльзъ къ матери:- мы веселы, здоровы и Эмми, кажется, останется очень довольна, если въ Гольуэлѣ не будетъ шумно въ то время, когда настанетъ годовщина кончины ея покойнаго мужа. Пожалуйста, не спѣшите возвращаться домой!»

Эдмонстонамъ и безъ того пришлось зажиться въ Ирландіи долѣе, чѣмъ они хотѣли. Бабушка дотого сдѣлалась дряхла, что мысль о разлукѣ съ сыномъ, невѣсткой и внучатами, которыхъ она думала видѣть въ послѣдній разъ въ своей жизни, разстраивала ее до болѣзни. Килькораны, въ свою очередь, такъ обрадовались Лорѣ и Шарлоттѣ, что не выпускали ихъ изъ дома. Словомъ, объ отъѣздѣ въ Гольуэль никому не давали и заикнуться. Шарлотта преуморительно описывала брату различныя ирландскія сцены, и Мэри Россъ помирала отъ хохоту, слушая чтеніе ея писемъ. «Мистеръ Фидлеръ, — писала Шарлотта:- учитель братьевъ Эвелины, точно такой наружности, какъ она его описывала; это единственный образованный человѣкъ, съ которымъ можно говорить здѣсь, съ удовольствіемъ».

— Представьте себѣ, - замѣтилъ Чарльзъ: — дерзкая дѣвчонка толкуетъ еще объ разговорахъ съ образованными людьми? Смотрите, пожалуйста, какъ она заважничала!

— Вотъ что значитъ пріучить себя съ дѣтства къ хорошему обществу, — замѣтила Мэри.

Дня два спустя послѣ этого, Чарльзъ и Эмми отправились въ Броадстонъ, на почту. На имя его и сестры получено было два письма.

— А-а! — это отъ Шарлотты! воскликнулъ Чарльзъ, взглянувъ на свой конвертъ. — А къ вамъ, милэди, смѣю спросить, кто пишетъ?

— Ко мнѣ пишетъ Мэркгамъ, — отвѣчала Эмми:- кажется, о дѣлахъ, я послѣ прочитаю его письмо. Посмотримъ, что пишетъ Шарлотта?

— Шарлотта дѣлается непозволительно рѣзка на языкъ, — замѣтилъ Чарльзъ смѣясь, пробѣгая глазами первую страницу:- намъ нужно ее хорошенько проучить за это. — Послушай только, что она пишетъ. «Послѣдняя наша новость та, что вѣрный Ашатъ, наскучившійся странствовать по морю Средиземному безъ благочестиваго Энея, вышелъ въ отставку изъ военной службы и получилъ какое-то мѣсто при посольствѣ, въ Германіи. Лордъ Килькоранъ пригласилъ его погостить къ себѣ, и мы съ кузиной Мабель рѣшили, что это недаромъ. Онъ выбралъ очень удачное время для гощенія, зная, что у него на глазахъ будетъ прекрасный образчикъ влюбленнаго; жаль, что тебя, Чарли, нѣтъ со мною, а то, когда Филиппъ пріѣдетъ, мнѣ придется сообщить мои впечатлѣнія одному Буяну. О пріѣздѣ Филиппа, покамѣстъ, ничего не слышно, онъ никому ничего не пишетъ, даже и къ Лорѣ, вслѣдствіе чего она, бѣдная, начинаетъ сильно тревожиться. Напиши, не слыхалъ ли ты чего объ немъ? Въ послѣднемъ письмѣ своемъ, онъ извѣщалъ насъ, что парламентъ распущенъ и что онъ ѣдетъ недѣли на три, покрайней мѣрѣ, въ Рэдклифъ.»

— Посмотримъ, не пишетъ ли чего Мэркгамъ объ немъ, — съ живостью сказала Эмми, просматривая наскоро письмо управляющаго. — Такъ и есть, въ концѣ онъ говоритъ: «Мистеръ Морвиль находится здѣсь уже недѣли съ двѣ и, какъ кажется, не совсѣмъ здоровъ. Съ перваго дня пріѣзда онъ не выходилъ изъ дома по случаю страшной головной боли; она лишила его даже возможности заниматься дѣломъ. Больной не принимаетъ никакихъ совѣтовъ. Я навѣщаю его ежедневно, считаю своимъ долгомъ не оставлять его въ такомъ положеніи, на рукахъ прислуги. Очень можетъ быть, впрочемъ, что мое присутствіе ему несовсѣмъ пріятно». Бѣдный Филиппъ! — заключила грустно Эмми:- онъ не вынесъ одинокой жизни въ Рэдклифѣ.

— Вѣрно онъ черезъ силу работалъ, — сказалъ Чарльзъ. — Вѣдь онъ у насъ, въ послѣднее время, видимо поправился.

— А ему очень видно плохо, если онъ даже къ Лорѣ ничего не пишетъ, — продолжала Эмми. — Нужно поскорѣе написать къ Мэркгаму и разспросить его поподробнѣе, чѣмъ именно Филиппъ болѣнъ.

Черезъ нѣсколько времени пришло извѣстіе изъ Рэдклифа, что мистеръ Морвиль, вслѣдствіе страшной головной боли, лежитъ недвижимо цѣлые дни на диванѣ, не спитъ, не ѣстъ и все молчитъ. За докторомъ не позволяетъ послать, а домашнія средства ему не помогаютъ. Постороннихъ никого не велѣно принимать: лорду Торндалю и мистеру Ашфорду и тѣмъ было отказано. Старикъ Мэркгамъ почтительнѣйше просилъ родственниковъ мистера Морвиля поспѣшить пріѣхать и снять съ него тяжкую отвѣтственность за жизнь больнаго.

— Гмъ! Это плохо! значительно произнесъ Чарльзъ.

— Докторъ Майэрнъ давно уже опасался, чтобы онъ не заболѣлъ горячкою въ воспаленіемъ въ мозгу, — замѣтила Эмми. — Вѣрно такъ и случилось. Бѣдная сестра! Хоть бы она или мама были подлѣ него, онѣ бы его разговорили. Каково будетъ Филиппу одному лежать въ горячкѣ! Жаль, что онъ не у насъ! Я бы теперь вознаградила его вполнѣ за прошлое наше бѣгство изъ Италіи. Я готова сама ѣхать въ Рэдклифъ.

— Въ самомъ дѣлѣ? спросилъ, съ удивленіемъ братъ. Коли такъ, возьми меня съ собой, если я тебя не очень обременю. Меня дорога не утомитъ, а вотъ только съ дѣвочкой-то намъ какъ быть?

— А ей развѣ вредно путешествовать? Намедни мистриссъ Грэшатъ привезла изъ Шотландіи трехъмѣсячнаго ребенка, а моей Мэри вѣдь уже полгода. Посовѣтуемся съ Майэрномъ, если хочешь, — сказала Эмми.

— Еще бы! меня мама разбранитъ, если мы пустимся въ дорогу, не спрося нашего оракула, — смѣясь возразилъ Чарльзъ.

Они условились, съ какимъ поѣздомъ выѣхать, гдѣ переночевать въ Лондонѣ, и, отправивъ нарочнаго къ доктору, послали по письму къ матери въ Ирландію, и въ Рэдклифъ къ Мэркгаму. Послѣднему Эмми дала приказаніе приготовить комнаты для ихъ пріѣзда, назначивъ послѣдній срокъ для этого — вечеръ слѣдующаго дня. Она поручила ему также, какъ можно осторожнѣе передать мистеру Морвилю извѣстіе объ ихъ намѣреніи лично его навѣстить. Къ завтраку явился докторъ.

— Страшныя дѣла творятся на бѣломъ свѣтѣ! лукаво замѣтилъ ему Чарльзъ, поздоровавшись съ нимъ. — Знаете ли вы, докторъ, какое предложеніе сдѣлала мнѣ сія лэди? Она предлагаетъ мнѣ ѣхать вмѣстѣ съ нею, ухаживать за больнымъ. Что вы скажете на это?

— Это единственное средство для спасенія мистера Морвиль, — отвѣчалъ задумчиво докторъ. — Онъ выбился изъ силъ, работая въ парламентѣ, поселился одинъ въ Рэдклифѣ, гдѣ у него столько грустныхъ воспоминаній: немудрено, если у него откроется воспаленіе въ мозгу, а тогда ужъ дѣло кончено, больной его не перенесетъ. Поѣзжайте къ нему, если хотите; онъ теперь хуже ребенка и не будетъ знать, чѣмъ себѣ помочь. Но неужели вашъ планъ — не шутка, не минутная прихоть? спросилъ онъ, улыбаясь. Ему было странно вообразить, чтобы такая слабая, изнѣженная женщина, какъ Эмми, да еще съ груднымъ ребенкомъ на рукахъ, рѣшилась пуститься въ дорогу подъ защитою полубольнаго калѣки Чарльза, который не могъ сдѣлать шага безъ костылей.

— Мы ни мало не шутимъ, докторъ, — возразилъ очень серьезно Чарльзъ:- мы только трусимъ немного за ребенка Эмми.

— Чего тутъ трусить? Вы вѣрно не посадите миссъ Мэри сзади кареты, — сказалъ докторъ:- а путешествіе въ теплое время для дѣтей очень здорово, нужно только умѣть съ ними обращаться.

Эмми побѣжала при этомъ случаѣ на верхъ, полюбоваться на свое сокровище.

— Вотъ одно изъ совершенствъ природы! замѣтилъ съ улыбкой Чарльзъ, посмотрѣвъ молодой женщинѣ вслѣдъ. — Намъ надо похлопотать, докторъ, чтобы и она у насъ окрѣпла и пополнѣла, а то я, право, боюсь, чтобы дорога ее не утомила.

Переговоры кончились тѣмъ, что докторъ условился съ Чарльзомъ о днѣ ихъ выѣзда и обѣщалъ быть въ назначенный часъ на станціи, чтобы усадить ихъ въ вагонъ.

Начались хлопоты и сборы въ дорогу. Эмми распоряжалась въ домѣ, на правахъ вице-королевы: она приготовила все нужное для Чарльза, написала нѣсколько писемъ, уложила въ ящикъ портретъ Гэя и спрятала его сама въ чемоданъ, и за нѣсколько часовъ до отъѣзда выбрала еще время сходить въ деревню, проститься съ больной Алисой.

Ровно черезъ два дня послѣ этого, съ наступленіемъ вечера, лэди Морвиль и Чарльзъ Эдмонстонъ въѣхали въ лѣсистую долину Рэдклифа. Съ тѣхъ поръ какъ они въ Мурортѣ изъ вагона пересѣли въ карету, братъ не произнесъ ни слова; онъ боялся нарушить молчаніе бѣдной своей сестры, которая все время сидѣла, повернувъ голову къ окну, и съ видимымъ волненіемъ вглядывалась въ тѣ мѣста, гдѣ, казалось, еще виталъ духъ ея покойнаго мужа. Каждая тропинка, въ ея глязахъ, носила на себѣ слѣды Гэя. Вотъ церковная башня, училище съ двумя большими. окнами, стѣны парка, откуда виднѣлись верхушки деревьевь, словомъ, всѣ тѣ мѣста, о которыхъ Гэй такъ много ей разсказывалъ.

— Ахъ! вотъ идетъ и самъ Мэркгамъ! — вскрикнулъ вдругъ Чарльзъ, увидѣвъ старика управляющаго, который спѣшилъ на встрѣчу кареты. Эмми высунулась немного изъ окна и кивнула ему головой. Мэркгамъ подошелъ къ самымъ дверцамъ кареты и, держась за ручку ея, шелъ все время рядомъ, пристально вглядываясь на маленькое существо, спавшее на колѣняхъ лэди Морвиль. Лошади шли очень тихо.

— Ну что, каковъ нашъ больной? — спросила Эмми.

— Все въ томъ же положеніи, — отвѣчалъ управляющій. — Онъ приказалъ самъ себѣ поставить піявки, и такъ ослабѣлъ, что на ногахъ не могъ держаться.

— Помогли ли піявки?

— Совсѣмъ нѣтъ. Хорошо, что вы пожаловали, а то плохо бы кончилось. Онъ можетъ теперь въ библіотекѣ.

— Приготовили ли вы его къ нашему пріѣзду? — спросила Эмми.

— Я хотѣлъ было доложить ему объ этомъ, сегодня утромъ, — отвѣчалъ Мэркгамъ:- но онъ былъ дотого слабъ, что я не рѣшился начать говорить съ нимъ. Если бы вы не увѣдомили, что пріѣдете, я бы далъ знать мистриссъ Гэнлей.

Карета подъѣхала къ главнымъ воротамъ. Замокъ Морвиль оказался огромнымъ зданіемъ темно-краснаго цвѣта, съ башнями и выступами. Вся его наружность носила на себѣ печать чего-то мрачнаго, но величественнаго. Чарльзъ искренно удивился, что покойный Гэй говорилъ съ такимъ увлеченіемъ о Рэдклифѣ, смахивавшемъ скорѣе на крѣпость, чѣмъ на жилой домъ. Карета стала. Мэркгамъ попросилъ гостей выйдти, говоря, что стукъ колесъ по мощеному двору произведетъ такой громъ, что больной испугается. Арно бросился помогать мистеру Черльзу; Эмми передала свою дочь Аннѣ, а сама отправилась прямо къ Филиппу, вмѣстѣ съ Мэркгамомъ. Они вступили въ огромную пріемную залу, всю обитую рѣзнымъ дубомъ. Изъ одной ея двери, ведущей въ небольшую гостиную, свѣтился привѣтливый огонекъ; всѣ прочія комнаты были заперты.

— Доложите мистеру Морвиль, что я пріѣхала, — довольно смѣло сказала Эмми, видя, что Мэркгамъ колеблется.

Старикъ тихо постучался въ громадную рѣзную дверь и еще тише отворилъ ее. Эмми, стоя позади его, старалась разглядѣть гдѣ Филиппъ. Огня въ каминѣ не было, въ комнатѣ царствовалъ полумракъ, съ большимъ трудомъ можно было разобрать, что около стѣны стоитъ большой диванъ съ кучею бѣлыхъ подушекъ, и что на диванѣ, вытянувшись во весь ростъ, лежитъ больной.

— Гм! — кашлянулъ предварительно Маркгэмъ. Сэръ! — произнесъ онъ потомъ внолголоса:- лэди Mopвиль пріѣхала и…

— Филиппъ! здравствуйте, я здѣсь! — сказала Эмми и, не дожидаясь его отвѣта, выступила впередъ.

Больной не пошевельнулся. — Вы пришли сюда, чтобы жечь меня медленнымъ огнемъ? спросилъ онъ тихо.

Эмми вздрогнула отъ ул; аса и повторила. — Здравствуйте! мнѣ жаль, что вамъ такъ худо!

Филиппъ вдругъ очнулся и произнесъ совсѣмъ уже другимъ голосомъ:- Эмми! это вы? — затѣмъ онъ приподрялся и сѣлъ. — Какъ высюда попали? — спросилъ онъ радостно.

— Мы сейчасъ пріѣхали, — ласково отвѣчала Эмми, цѣлуя его въ голову. — Насъ увѣдомили, что вы очень больны, мы рѣшились взять васъ штурмомъ. Чарльзъ, я и ваша маленькая крестница пріѣхали къ вамъ, съ визитомъ.

— Какъ! Чарльзъ также съ вами? закричалъ больной, вскакивая съ дивана. — Гдѣ онъ?

— Его ведутъ сюда, — сказала Эмми, и вмѣстѣ съ Филиппомъ отправилась въ пріемную. Больной хозяинъ встрѣтилъ дорогаго гостя съ улыбкой и самъ повелъ его въ маленькую гостиную, гдѣ яркій огонь камина и свѣтъ отъ лампы въ первый разъ освѣтили его согбенную фигуру. Эмми испугалась, взглянувъ на это лицо, покрытое мертвенной блѣдностью; на эти волосы, сбившіеся войлокомъ отъ постояннаго лежанія и во многихъ мѣстахъ уже посѣдѣвшіе; всѣ черты лица больнаго носили на себѣ слѣды страшныхъ страданій. Эмми показалось, что Филиппъ даже въ Рекоарѣ выглядѣлъ лучше. Онъ началъ ихъ разспрашивать подробно, когда они выѣхали, гдѣ останавливались ночевать и, наконецъ, обѣдали ли они? Эмми просила его не безпокоиться, говоря, что мистриссъ Дру обо всемъ ужъ похлопочетъ. — А вамъ нужно прилечь, Филиппъ, — сказала она, когда больной опять схватился за голову. — Ложитесь тутъ на диванъ и не двигайтесь. Я прикажу сейчасъ подать чай, переодѣнусь, посмотрю, что дѣвочка моя дѣлаетъ, и приду опять сюда. Чарли, настой, чтобы онъ легъ, — заключила она, уходя.

Спустя нѣсколько минутъ, она сама принесла ему подушки изъ библіотеки, подложила ихъ подъ голову больнаго и, убѣдившись, что ему покойно, удалилась къ себѣ въ комнату.

Филиппъ лежалъ недвижимо, съ закрытыми глазами. Чарльзъ боялся шевельнуться, чтобы не потревожить его, и, сидя въ покойномъ креслѣ, невольно задумался. Все, что дѣлалось вокругъ него, казалось ему сномъ. Комната, гдѣ они находились, была когда-то назначена Гэемъ для будущей молодой его супруги. Мебель, книги, картины, рояль, все было изящно, свѣже и напоминало характеръ гольуэльскаго дома, но вмѣсто здороваго, веселаго Гэя, который вѣчно пѣлъ или насвистывалъ что-нибудь про себя, передъ Чарльзомъ лежалъ теперь больной, измученный страданіями, 27-ми-лѣтній старикъ. Все прошлое такъ явственно прадставилось воображенію Чарльза, что ему даже почудились шаги Гэя въ корридорѣ, послышался его голосъ, его смѣхъ, и онъ очень обрадовался, когда больной заговорилъ. Эмми все это время хлопотала у себя на половинѣ. Она вмѣстѣ съ старушкой экономкой устроила для брата покойную спальню, покормила свою дочь, уложила ее спать, и затѣмъ, съ бьющимся отъ волненія сердцемъ, начала осматривать ту комнату, которую Гэй назначилъ для нея. Все было именно въ томъ видѣ, въ какомъ онъ ее оставилъ, и Эмми съ любовью останавливалась передъ каждой вещью, выбранной и купленной для нея мужемъ.

Въ этотъ вечеръ гостиная мрачнаго рэдклифскаго дома имѣла какой-то необыкновенно привлекательный видъ, особенно когда Эмми принялась разливать чай за круглымъ столомъ, а братъ ея и Филиппъ подсѣли туда же. Больной съ большимъ аппетитомъ выпилъ нѣсколько чашекъ чаю, и удивлялся, отчего это ему сегодня такъ ѣсть хочется. Всѣ они разошлись очень рано, потому что Эмми боялась, чтобы на Филиппа не подѣйствовало волненіе насгоящаго вечера.

На слѣдующій день братъ и сестра, разсуждая о томъ, какія средства употребить для облегченія Филиппа, не могли никакъ рѣшить что написать доктору Майэрнъ объ немъ. Изъ свѣдѣній, собранныхъ Чарльзомъ, оказалось, что докторъ Больтонъ очень опасается воспаленія въ мозгу и что больной теперь въ такомъ состояніи, что его можетъ спасти только тщательный уходъ и постоянное развлеченіе.

— Хорошо, что мы сюда пріѣхали! замѣтила Эмми тревожнымъ голосомъ:- онъ бы не вынесъ болѣзни.

Она въ этотъ день не пустила Филиппа въ библіотеку, а уложила его въ маленькой гостиной и старалась всячески разсѣять его.

Мистриссъ Ашфордъ съ нетерпѣніемъ ожидала чести быть представленной лэди Рэдклифъ. Ее приняли въ этотъ же день, Эмми очень сконфузилась при видѣ ея и почти ничего не говорила въ первую минуту, но за то, когда онѣ вдвоемъ ушли въ ея спальню и молодой матери пришлось показывать гостьѣ своего ребенка, смущеніе ея исчезло и она привѣтливо пригласила мистриссъ Ашфордъ принести къ ней крестника, горячо благодарила ее за вниманіе къ себѣ и, желая что-то прибавить, расплакалась.

Вернувшись домой, мистриссъ Ашфордъ разсказывала своему мужу, что мистеръ Морвиль очень плохъ, какъ ей показалось, «Хотя лэди Морвиль и убѣждена, что онъ скоро поправится, поживя съ ними, но мнѣ что-то не вѣрится, — говорила она. — Сама лэди Морвиль такая маленькая, худенькая, мнѣ даже странно себѣ представить, какъ она могла понравиться человѣку съ такимъ энергическимъ характеромъ, какъ покойный сэръ Гэй. Пока я сидѣла въ гостиной, она все время почти молчала, говорилъ больше ея братъ. Вотъ кто тебѣ понравится, — прибавила она, — это мистеръ Эдмонстонъ. Ему 23 года и онъ калѣка, но что у него за пріятное, выразительное лицо! Какой онъ умный! Немудрено, если сэръ Гэй любилъ его до обожанія.

— А лэди Морвиль, какъ видно, разочаровала тебя? — замѣтилъ мужъ. — Ты вѣрно не станешь плакать какъ Мэркгамъ, что она не управляетъ Рэдклифомъ?

— Напротивъ, она мнѣ очень понравилась, но куда же этому ребенку — женщинѣ стоять во главѣ Рэдклифа. Она преловкая, кроткая и я, пожалуй, готова согласиться, что ее можно сильно полюбить. Людямъ съ сильнымъ характеромъ именно такія-то женщины и нравятся.

Предъ обѣдомъ Чарльзъ настоялъ, чтобы Эмми пошла непремѣнно подышать чистымъ воздухомъ, и она съ радостью собралась идти гулять одна, имѣя тайное намѣреніе осмотрѣть всѣ любимыя мѣста Гэя. Къ великому ея удивленія, Филиппъ предложилъ ей идти въ мѣстѣ съ нимъ, и они вдвоемъ отправились прямо на берегъ залива. Наконецъ-то Эмми стояла передъ моремъ, о которомъ такъ часто вздыхалъ ея милый Гэй. Эти скалы, волны, лѣсъ вдали, самый вѣтеръ, ласкавшій ея лицо и волосы, — все дышало имъ, все напоминало его! Она съ трудомъ оторвалась отъ знакомой ей, по описанію, картины и опомнилась лишь тогда, когда Филиппъ во второй разъ предложилъ ей осмотрѣть конюшни и выбрать какого-нибудь понни для того, чтобы Чарльзъ могъ кататься въ кабріолетѣ. Подходя къ дому, Эмми не могла не улыбнуться, увидѣвѣ, какъ старый Мэркгамъ, воображая, что его никто не видитъ, взялъ маленькую Мэри съ рукъ Анны, которая вынесла дѣвочку погулять, и началъ ласкать ее, приговаривая что-то про себя. Замѣтивъ лэди Морвиль и Филиппа, старикъ сконфузился и поспѣшилъ сдать ребенка съ рукъ на руки, нянѣ. Онъ украдкой обтеръ слезы, крупными каплями катившіяся по его морщинистому лицу, и пошелъ на встрѣчу лэди Морвиль. Мэркгамъ не вѣрилъ своимъ глазамъ. Больной, слабый Филиппъ точно переродился въ эти два дня: онъ окрѣпъ и видимо оживился. Когда Анна поднесла ему дочь Эмми, онъ такъ нѣжно поглядѣлъ на нее, что съ этой минуты старикъ-управляющій окончательно съ нимъ примирился. Онъ пришелъ къ убѣжденію, что мистеръ Морвиль точно также, какъ и онъ самъ, считаетъ дочь Гэя развѣнчанной королевой.

Со времени пріѣзда Эмми и Чарльза, жизнь Филиппа въ Рэдклифѣ совершенно измѣнилась; онъ ежедневно поправлялся въ силахъ, много гулялъ, спалъ крѣпко и однажды рѣшился даже самъ приписать нѣсколько строкъ въ письмѣ Эмми къ Лорѣ. По вечерамъ онъ иногда позволялъ себѣ читать своимъ гостямъ вслухъ, а утромъ не иначе катался съ Чарли, какъ правя самъ лошадью.

Что касается Эмми, то она цѣлый день была занята: то хозяйствомъ, то чтеніемъ, то прогулками съ своей малюткой. Она чаще всего носила ее на берегъ моря; и дѣвочка вскорѣ начала прыгать и ползать. Щеки ея зарумянились, она немного загорѣла отъ морскаго вѣтра и еще болѣе стала напоминать отца. Эмми долго не рѣшалась раскрыть фортепіано, приготовленное для нея Гэемъ. Улучивъ какъ-то свободный часъ, она попробовала отпереть инструментъ; но, пробѣжавъ руками по клавишамъ, вскочила со стула и въ первый разъ горько заплакала. Ей было тяжело слышать звуки, такъ живо напоминавшіе ей пѣніе Гэя, и она нѣсколько времени боролась съ собою, пока ея малютка дочь, страстно любившая всякую музыку, не заставила ее переломить себя. Впослѣдствіи Эмми нарочно приносила дѣвочку въ комнату, гдѣ стояло фортепіано, и играла для ея забавы по цѣлымъ часамъ.

Съ друзьями своего покойнаго мужа лэди Морвиль познакомилась очень скоро. Съ Уэльвудомъ она много толковала о Кулебъ-Пріорѣ, а съ Ашфордами такъ близко сошлась, что заходила къ нимъ почти ежедневно, послѣ утреннихъ своихъ нрогулокъ.

Не одной Эмми жилось привольно въ Рэдклифѣ. Чарльзъ чувствовалъ себя также очень хорошо; онъ искренно сошелся съ Филиппомъ во время своего двухъ-мѣсячнаго пребыванія у него въ гостяхъ. Оба молодые человѣка читали, работали и катались, постоянно вмѣстѣ. Пока головныя боли Филиппа не допускали его до серьезныхъ дѣлъ, Чарльзъ неутомимо исправлялъ должность его секретаря и бухгалтера. Его такъ это пріучило къ дѣлу, что впослѣдствіи онъ самъ радовался, видя, какъ много пользы онъ приносилъ своему двоюродному брату. Чарльзъ съ гордостью возсѣдалъ на своемъ диванѣ, окруженный счетными книгами, и съ любопытствомъ читалъ газеты, гдѣ приводились въ примѣръ краснорѣчивыя рѣчи почтеннаго депутата изъ Мурорта.

Какъ только Филиппъ окрѣпъ достаточно для того, чтобы пуститься въ экипажѣ немного далѣе обыкновенной прогулки, онъ и Чарльзъ отправились съ первымъ визитомъ къ Торндалямъ.

Молодыхъ людей встрѣтили съ распростертыми объятіями, и пока Филиппъ ходилъ съ лордомъ отцомъ по парку, дамы окружили Чарльза и засыпали его вопросами о семьѣ Килькорановъ, куда ихъ Джемсъ поѣхалъ недавно гостить. Зная очень хорошо, что именно кроется подъ формою простодушнаго вопроса, Чарльзъ потѣшилъ себя тѣмъ, что поддразнивалъ барышень, описывая имъ прелести и достоинства лэди Эвелины.

Возвращаясь въ кабріолетѣ домой, онъ со смѣхомъ передавалъ своему двоюродному брату, какіе маневры употребляли сестры Торндаль, когда дѣло до шло до Эвелины.

— Ты знаешь, что Джемсъ намѣренъ за нее свататься? — сказалъ Чарльзъ.

— Слышалъ, но онъ мнѣ это сообщилъ по секрету, и потому я не считалъ себя въ правѣ передавать это другимъ, — отвѣчалъ Филиппъ, и они оба замолчали, не желая продолжать щекотливаго разговора. Черезъ два дня послѣ этого пришло письмо отъ Шарлотты съ извѣстіемъ, что Эвелина отказала Торндалю. „Бѣдный мистеръ Торндаль, писала она, уѣхалъ отъ насъ сегодня утромъ съ носомъ. Вчера у него были длинныя конференціи, окончившіяся повидимому неблагополучно, потому что вечеромъ, какъ мнѣ показалось, онъ употреблялъ неестественныя усилія, для того чтобы показаться веселымъ. Мабель никакъ не можетъ выпытать отъ Эвелины причины отъѣзда молодаго человѣка. Спросили бы меня: я знала бы что отвѣчать“.

— Шарлотта, кажется, подозрѣваетъ что-то, — сказалъ Чарльзъ:- и я увѣренъ, что она не ошибается. — Эва превлюбчивая, и если она отказала Торндалю, это значитъ, что у нея сердце занято. Кстати, я предчувствую, что предметъ этой страсти — учитель!

— Джоржъ Фильдеръ! Не можетъ быть! — воскликнулъ Филиппъ.

— Развѣ ты не помнишь, какъ каррикатурно она его описывала? — замѣтила Эмми.

— Именно потому-то я и думаю, что она его полюбила. Онъ понравился ей своей оригинальностью.

Филиппъ недовѣрчиво улыбнулся.

— Да, смѣйся, — возразилъ Чарльзъ. — Вы, красавцы, не поймете никогда, что такое интересное безобразіе. Сердце женщины чрезвычайно прихотливо. Попомните мое слово, она любитъ учителя.

Этотъ разговоръ очень взволновалъ всѣхъ троихъ. Они стали ожидать съ нетерпѣніемъ новыхъ извѣстій, и, наконецъ, пришло письмо отъ самого Джемса Торндаль. Филиппъ прочиталъ его про себя и вздохнувъ, замѣтилъ громко: Бѣдный Торндаль! Ева не знаетъ, кого она отнвргла!

Эдмонстоны не упоминали ни одного слова объ Эвелинѣ въ своихъ письмахъ къ Чарльзу и къ Эмми, но Шарлотта прислала какое-то особенно торжественное посланіе, вовсе не похожее на прежнія шутливыя, насмѣшливыя свои письма, такъ что зоркій глазъ брата немедленно угадалъ, что въ Ирландіи кроется какая-то тайна.

Насталъ ноябрь, а гольуэльская семья все еще гостила у бабушки и у Килькорановъ. Нанонецъ мистриссъ Эдмонстонъ прислала письмо на имя Эмми и та, прочитавъ его, невольно ахнула. Вотъ что ей писала мать:

Килькоранъ. Ноября 6-го.

Это письмо ошеломило Филиппа какъ громомъ. Ему никогда не приходило въ голову, чтобы неосторожный его поступокъ могъ служить пагубнымъ примѣромъ для другихъ.

Онъ успокоился не ранѣе, какъ отправивъ самое дружеское письмо къ Торндалю, который уѣхалъ прямо въ Германію, не заглянувъ даже домой. Какъ только свадьба у Килькорановъ кончилась, мистриссъ Эдмонстонъ назначила день своего пріѣзда домой. Рѣшено было такъ, что Филиппъ уѣдетъ въ Гольуэль вмѣстѣ съ своими гостями и не вернется болѣе одинъ въ Рэдклифъ, и потому за день до отъѣзда, онъ переговорилъ съ Эмми обо всемъ, что касалось устройства въ домѣ для будущей его жены. Лэди Морвиль попросила его только уступить ей фортепіано, на что Филиппъ съ радостью согласился.

Простившись со всѣми рѣшительно, лэди Морвиль съ дочерью, брать ея и Филиппъ тронулась въ путь, сопровождаемые благословеніями всѣхъ жителей Рэдклифа. Они переночевали въ Лондонѣ и на слѣдующій день, вечеромъ, дружная семья, постарому, собралась вокругъ дивана Чарли, котораго дорога нѣсколько утомила. Мать едва вѣрила своимъ глазамъ, смотря на сына: такъ онъ пополнѣлъ, похорошѣлъ и такъ ловко обходился безъ чужой помощи. Эмми также поправилась отъ морскаго воздуха. Одна Лора не повеселѣла и даже видимо избѣгала Филиппа. По вечерамъ каждый усаживался на любимомъ своемъ мѣстѣ, и богатство новыхъ впечатлѣній придавало общему разговору чрезвычайно много живости. Шарлотта смѣялась больше всѣхъ по обыкновенію и смѣшила другихъ своимъ искусствомъ разсказывать, но при одномъ имени Эвелины она умолкала и краснѣла. Недаромъ молодой дѣвушкѣ шелъ уже 16-й годъ!

Вечеромъ Лора долго сидѣла у Эмми въ спальнѣ и повѣряла ей, по обыкновенію, свое горе. Она съ самаго начала была посвящена въ тайну любви Эвелины къ учителю и потому только не рѣшилась ее выдать, что та опиралась на ея примѣръ, говоря, что Филиппъ и она поступили точно также.

— Если бы ты знала, какъ мнѣ тяжело, — говорила Лора, цѣлуя со слезами сестру. — Моя скрытность погубила всѣхъ насъ; я вижу, что Филиппъ внутренно не уважаетъ меня за слабость моего характера, онъ любилъ бы меня вдвое больше, если бы я въ первое же время открылась во всемъ матери и спасла бы его отъ страданій, да и Ева не испортила бы своей будущности, не имѣя дурнаго примѣра на глазахъ! То-ли дѣло ты, душа моя! ты была другомъ, опорой Гэя; ты вполнѣ заслужила его довѣріе, потому что ты первая научила его бороться съ собой, ты первая подала ему примѣръ смиренія!

— Не плачь, сестра! — говорила Эмми, — не плачь, а молись. Вотъ гдѣ наша отрада, наше единственное утѣшеніе. Объяснись откровенно съ Филиппомъ, разскажи ему все, что у тебя на душѣ: ты увидишь, что тебѣ легче будетъ.

Дѣйствительно, на слѣдующее утро, Лора призналась своему жениху, что она была за-одно съ Эвелиной, и что она ее не выдала по трусости характера.

— Мы съ тобой сами виноваты, если наша жизнь испорчена, милая моя Лора, — сказалъ со вздохомъ Филиппъ. — Я тебя пріучилъ смотрѣть на мои слова какъ на законъ, ты поддалась мнѣ, а я во зло употребилъ твое довѣріе, я испортилъ твой характеръ, убивъ твою волю. Суди меня строже чѣмъ себя, я за дѣло наказанъ. Но теперь все прошло, а что прошло, того не воротишь, будемъ же стараться жить теперь иначе, будемъ искать поддержки не въ насъ самихъ, а въ томъ, кто смѣлѣе насъ.

Послѣ этого разговора, между женихомъ и невѣстою установились болѣе ясныя отношенія, и Лора начала себя даже считать теперь счастливѣе, чѣмъ въ то время, когда она любила Филиппа слѣпой, пристрастной любовью.