Наследник огня и пепла. Том IV (СИ)

Глава 1 Праздность тоже испытание

У меня дома, в смысле, в моем мире, были часы. Наручные. Дорогие, красивые — ну, на мой вкус, красивые. Сам их покупал, обошлись они мне в ползарплаты, и подарил я их отцу на день рождения. Я тогда уже несколько лет работал, и мне хотелось показать ему, что я встал на ноги… Отец умер через несколько лет, а часы так и остались новыми. Он их берёг, и не носил. Ещё через пару лет я смог носить их сам — до этого было тяжело, давили воспоминания. Носил я эти часы не из-за того, что они дорогие и красивые. Я их носил как напоминание о смерти. Всё неизбежно кончается смертью, и поэтому очень важно успеть хоть что-то осуществить. Нельзя всё откладывать на потом.

Не знаю, помогло ли мне это напоминание, но я был вполне доволен своей жизнью. Нет, конечно, при желании я мог бы выкатить длинный список того, что я не успел или у меня не получилось сделать. Но внутри меня была уверенность — я сделал всё, что смог. И это чувство делало меня счастливым.

В конечном итоге, самый страшный судья для тебя — ты сам.

Получив второй шанс, я отнёсся к нему… спокойно. Там, дома, такие вот постоянные покушения на мою жизнь, и просто окружающие меня опасные люди, давно довели бы меня до нервного срыва. Я в этом почти уверен. Тут мне вначале помогла некоторая эмоциональная отстранённость от сознания Магна. А потом меня просто подхватили события, как вода какашку в унитазе, и потащили по сложноизогнутым трубам Судьбы.

Отчасти это было даже хорошо — у меня практически не было времени для того, чтобы остановиться и всё обдумать. Забавно, что оно нашлось сейчас, во время вынужденного бездействия.

Я смотрел на догорающую вдалеке груду дерева — всё, что осталось от осадной башни, которую строили долгобороды. Горожане Ченти нашли у себя десяток смельчаков, которые спустились со стен на рассвете, и прежде, чем долгобороды успели прийти в себя, вооружиться, и дать отпор — подошли к строящемуся осадному приспособлению, отогнав несколько охранников, обложили его хворостом и подожгли. И даже, постреливая из арбалетов, успели постоять рядом, чтобы убедиться, хорошо ли загорелось. А потом отошли к стенам Ченти, с которых их прикрывали горожане, и их вытянули наверх верёвками.

Просто эталонная спецоперация отряда особого назначения.

Долгобороды отделались десятком раненых. И это только благодаря тому, что нападавших было вряд ли больше десятка. А арбалетов у них с собой было всего штуки три, маломощных. И всё же парочка бородатых бедолаг, проснувшихся от появления в организме инородного предмета в виде арбалетного болта, могла вполне и окочуриться. Но тут на сцену вышел я… И давай руки накладывать, и чудеса исцеления творить!.. Действовал с умом, закрывая раны и останавливая кровотечение, но не тратясь на кожу и мышцы. «Шрамы украшают» же, и всё такое… Меня хватило на двух тяжелораненых, и трёх «средних». Остальных подлатали лекари долгобородов. К моему удивлению — люди. Память Магна запоздало подсказала, что среди долгобородов очень редки таланты к магии.

Это событие серьёзно изменило отношение ко мне среди бородачей. Ан перестал демонстративно морщиться при виде меня, даже стал здороваться и беседовать, если позволяли обстоятельства. Я и до этого мог свободно передвигаться по лагерю, в некоторых пределах. Но теперь я делал это почти без подозрительных взглядов бородачей. Кроме того, я теперь каждый день проводил по паре часов рядом с Аном.

Гвена постоянно продумывала планы побега, но пока ни один из них не выглядел достаточно безумно, чтобы сработать. Потому что делать то, чего от тебя ожидают в таком деле — верный путь к поражению.

Единственный способ сбежать и оторваться от погони, это очевидно, был только верхом. Но долгобороды хорошо охраняли наших коней. Их держали в здоровенном сарае, рядом с фермой, которую Ан сделал своим штабом. Кажется, их так охраняли не столько от нас, сколько потому, что долгобороды знали, как дороги эти животные. А они были прижимистые хозяева, в этом я убедился после двух недель наблюдений. Сперат мотался к лошадям каждый день, утром и вечером. За этой животиной надо ухаживать, кормить — поить, чистить, прогуливать чтобы не застоялась. Особенно за Коривиэлем. Кроме него, мы смогли поймать после нападения только вьючных. Сперат, разумеется, не доверил уход за Коровкой бородачам. Но техобслуживание лошадей производилось под строгим контролем часовых, поэтому хорошего способа угнать хотя бы трёх кобылок мы пока не придумали.

Гвена, разумеется, предлагала просто прирезать охрану. Я был против. Пока долгобороды показались мне первыми, с кем действительно можно было вести дела. Я судил это не по отношению к себе, а по тому, как они отнеслись к беззащитным крестьянам. Нет, разумеется все дома, что были рядом с Ченти, они разграбили. Местность тут вокруг была очень холмистая, даже можно сказать, гористая. Вот пару маленьких долин около Ченти долгобороды вынесли подчистую, даже разобрав дома на дерево. Угнали скот и увезли награбленное на телегах по ужасной, хоть и хорошо накатанной колее в сторону гор — к себе. Но обошлось без жертв — из близлежащих ферм люди успели или укрыться в Ченти, или бежать куда-то ещё.

А вот те фермы, что находились дальше, долгобороды не тронули. Более того, они всем старательно объясняли, что воюют только с разбойниками из Ченти. И это принесло свои плоды — вскоре выяснилось, что и в этом мире деревенские очень не любят городских. Не настолько, правда, чтобы присоединиться к армии долгобородов, но достаточно, чтобы поставлять провизию. Которой, впрочем, всё равно не хватало — на удивление много жрут эти бородачи! Ан однажды проговорился, что привёл под стены Ченти одиннадцать сотен. Меня это удивило. Как говорили Магну, да и я сам мог это наблюдать, долгобороды очень плохо умеют врать. Однако, я несколько раз примерно пересчитывал бородачей в лагере — и меня выходило сотен пять, может шесть, не больше. Из которых ещё сотня — точно не воины: обозные слуги, повара и прочее. Из них половина — вообще люди, хотя и вооружённые, но без доспехов. Вроде тех же лекарей. Возможно, Ан имел ввиду, что под его рукой одиннадцать отрядов. Магн где-то слышал, что слово «сотня» употреблялось в таком значении. В таком случае, Ан сказал правду. Но вот выставить в поле он мог не больше полутысячи. А, скорее всего, сотни три.

Я, тем не менее, тогда вежливо восхитился — что явно понравилось Ану, и настроило его на добродушный лад. Тогда я и попросил за Лардо. Не буду утверждать, что горец стал мне очень близок, и всё же он однажды сражался за меня. Именно так я и сказал Ану. И тем самым сделал решение долгоборода политическим — этим он покажет своё отношение ко мне.

— У этого горного козла хватило ума не нападать на наш клан, — благодушно проворчал Ан. — Вот только он угонял овец, и воровал целыми телегами сыр и зерно, которые везли нам! За это он должен заплатить. Я прикажу объявить о том, что он пойман. Будет суд, и если он искупит вину, я верну его тебе. Но взамен ты дашь слово, что не будешь пытаться бежать.

И Ан цепко глянул на меня. Я не удержал лицо, и удивлённо поднял брови. Верить на слово?.. В Караэне это посчитали бы шуткой! Но я быстро справился с первым удивлением, и задумался. Да, дать слово, дождаться, пока долгобороды потеряют бдительность и улизнуть! Хороший, правильный план, путь настоящего героя Караэна, очень заманчиво… Но я слишком много играл в стратегии, чтобы не подумать о долгосрочных перспективах. Долгобороды ищут надёжного союзника. Вот только вокруг них одни люди, которые слишком уж часто обманывают. Если я дам слово, и выполню его — мое слово приобретёт ценность. А слова на вес золота носить ещё легче, чем золото в магической сумке… К тому же мне в любом случае надо начинать нарабатывать репутацию честного человека. Это всегда полезно. Особенно, когда понадобится обмануть.

— Хорошо! — ответил я. — Даю своё слово, что не буду бежать.

Этот разговор произошёл пару дней назад. Суд состоялся тем же вечером, и это был явный фарс — пара десятков долгобородов и я со своей «свитой», исключая двух магов — вот и всё. Ан громким голосом объявил в никуда:

— Если есть тот, кто хочет обвинить этого человека, пусть выйдет и объявит свои обиды!

— Стойте! — вдруг крикнул кто-то слабым голосом. — Я!.. Я! Он украл у меня курицу!

И вперёд протиснулась старушка. На вид ей было лет шестьдесят, и она была согнута, как клюшка — смотрела буквально себе под ноги. А чтобы не упасть, как раз на эту самую клюшку и опиралась.

— Кто это?.. — вполголоса спросил Ан.

— Приблудилась на этой неделе, — также вполголоса ответил ему седобородый, видимо, исполняющий при Ане обязанности советника или помощника. — Постирать, похлебку сварить…

— Я бы никогда не стал воровать у старухи! — свирепо рявкнул Лардо. По случаю суда ему вынули кляп изо рта, но роскошь ходить самому он ещё не заслужил. Так и болтался между двух хмурых долгобородов.

— Так не у меня, а у моего сына. Он живет рядом с Воющим Камнем. Рожа ещё такая, глупая. И бородавка вот тут. Ты ж его ещё на куски обещал разрубить, если он шум поднимет! — зачастила старушка. — Нос отрезать, и в жопу засуну…

— А, вот теперь вспомнил! — кивнул Лардо, и затих.

— Ну так… Это… — старушка явно перепугалась, и уже была не рада, что высунулась.

— Ты требуешь виру, — подсказал ей Ан.

— А… Ну, как требую… Прошу… — кажется старушка попыталась изобразить поклон, но учитывая то, как её скрутило, никто не заметил разницы.

— Кто-то ещё? — крикнул Ан в толпу. Больше желающих заявить на горца не нашлось.

Я вышел вперёд и громко сказал:

— Я заплачу виру за этого человека.

Запустил руки в кошелек на поясе и достал оттуда серебряный сольдо. И положил в руку старушке. Та ловко прикусила монетку. И немедленно расцвела улыбкой, обнажая голые десны с парой чудом сохранившихся зубов.

— Сольдо за курицу! — взвизгнула она и оглянулась на стоящих позади. Толпа ответила одобрительным гулом. Старушка осмелела, повернулась к Лардо и крикнула: — В следующий раз бери две!..

— Ты удовлетворена вирой? — грозно пробасил Ан.

— Да-да-да, сеньор! — зачастила старушка, и попятилась, стараясь смешаться с толпой.

На этом суд и окончился. С Лардо верёвки снимали раза в четыре дольше, чем шло «судебное заседание». Я оценил ход Ана — он отдал мне то, что и так собирался отдать. И взял с меня слово.

После суда долгобороды нас будто стали меньше охранять. Да и за Сператом, когда он приходил ухаживать за лошадьми, перестали ходить, чуть ли не наступая на пятки. Трудно сказать, почему. Вариантов было два — самый очевидный, что Ан верил моему слову. Этот вариант я отмел сразу. И второй, более правдоподобный — это была хитрая ловушка. Ан меня провоцировал на побег. Трудно сказать, зачем ему это было нужно. Проверять я не стал.

Сейчас я сидел и смотрел на Ченти. Мы находились на небольшом холме рядом, где долгобороды возвели небольшое укрепление из земли и камней, чтобы прикрыть подходы к осажденному городку и не допустить поставки припасов. Тут сидело человек двадцать долгобородов. Ан пришёл сюда с инспекцией, а я его сопровождал. По дороге он расспрашивал о Караэне, а я о долгобородах. Очень дружеский разговор, давно у меня такого не было, даже обменялись парой шуток. А потом, как дошли до этого «блокпоста», я тактично приотстал, дав Ану возможность пообщаться со своими бородачами без моих посторонних ушей. И залип.

Эглантайн сказала, что Ченти, если смотреть на него сверху, похож на лежащего, раскинув руки, человека. Так ей сказал её ворон, который наконец-то отыскал нас, после нашего маленького приключения рядом с её домиком. Похоже, жуткий ужас, который вызывал Пожиратель, работал и на людей и на животных. Мне было интересно другое — как ворон нашёл Эглантайн? Я спросил ведьму об этом прямо, но она зашипела, и скрылась в своей каморке. Буквально зашипела — как змея! Она стала жутко раздражительной с тех пор, как мы оказались у долгобородов — как и Гвена. Но Гвена хотя бы не срывалась на нас, в отличие от Эглантайн. Дошло до того, что она только изредка показывалась из своей комнатушки, забирала еду и скрывалась снова. Я, конечно, с таким поведением мириться бы не стал, будь Эглантайн обычной девкой. Вот только она была ведьмой, и пригрозила страшным проклятьем тому, кто войдёт в её комнату. Потому что она творит там свое, женское, волшебство. И, судя по жутким звукам, ещё более ужасным запахам, и неожиданно весёлым разноцветным дымам, вылетающим из разбитого окна её комнаты, не врала. Мне один раз удалось заглянуть в приоткрытую дверь — Эглантайн раздобыла где-то глиняный горшок, поставила его на импровизированный очаг, а по всей комнате были раскиданы какие-то мешочки и просто подозрительные предметы. Что бы она там не творила, у неё не получалось. Мне ли не знать, как выглядит женщина, которая пытается сделать работу хорошо, и она умеет делать её хорошо, и ей нужно произвести впечатление — но у неё не получается. И не по её вине. Думаю, проблема в котле — ох, не зря старейшина горцев таскалась с ним даже по горам… Тот походный котёл, скорее всего, дожидается нас у семьи Дар. Элин большой котёл остался на Воющем Камне. Вот она и изворачивается, как может.

Гвена тоже была не в восторге от плена. Прямо скажем, она была в ярости. Как я подозреваю, это из-за того, что долгобороды не находили её привлекательной, и она не могла пользоваться своими обычными уловками. Однажды я прямо спросил про Гвену у Ана, и он долго хохотал, прежде чем объяснить — людские женщины кажутся долгобородам уродливыми. Но это только первые два месяца в походе. Я передал это Гвене, и сказал, что нужно всего лишь потерпеть. Это её не успокоило. А даже напротив. Впрочем, она не держала свою злость в себе, а яростно выплёскивала её в ругани, пинках по стенам, и тренировках.

Да, и я эти две недели снова регулярно тренировался, прямо как обычно. По паре часов в день.

Отчасти в этом был виноваты и Эфест с Кантамиром. Они обосновались на кухне выделенного нам домика, и колдовали над ворохом побрякушек, снятых с тела Ректора Фро. Колдовали в прямом смысле — чертили на столе окружности и треугольники, ставили в них свечи, нагревали что-то в очаге, кипятили в горшочках и смотрели пар на свет, и просто подолгу сидели, задумчиво лицезрея очередную штуковину, лежащую перед ними. Нельзя сказать, что это совсем не приносило свои плоды.

Помимо посоха, с которым Эфест теперь не расставался, следующим очевидно волшебным предметом стал красивый пояс, покрытый выдавленными узорами, и серебряными пластинками с камушками. Он делал своего обладателя бородатым. Вернее, он делал человека, который его наденет, более солидным и располагающим к себе. А в местной культуре стильная, солидная и ухоженная борода была непременным атрибутом солидности. Хотя аристократы её носили редко, либо коротко стригли — мешала под шлемом. Но вот купцы и, как выяснилось, волшебники, весьма ценили этот атрибут. Если пояс надевал Эфест — тут же превращался почти в директора Хогвартса. В смысле, выглядел как актер, которого только что причесали, почистили и подкрасили. Этакий фильтр на телефоне, только голографический и наяву.

Чтобы им пользоваться требовалась небольшая «настройка», которую, впрочем, с помощью Эфеста сделать было нетрудно. Пока я, недоумевая, допытывался, нет ли там ещё «+2» к силе, например, все остальные пребывали в восхищении от чудесного пояса. Гвене он добавил бакенбарды, выползшая из своего логова бледная ведьмочка осталась без растительности на лице, зато пояс «подровнял» ей брови и «причесал» лохматую гриву волос. А вот то, что он сделал со Сператом, заставило меня приложиться к кубку с вином, чтобы не заржать. На лице моего оруженосца появились крохотные усики и бородка, выглядящие максимально неестественно — как будто наклеенные, или даже нарисованные. Впрочем, Гвена пришла в полный восторг. В общем, пояс достался Сперату.

Гвена получила заколку для плаща, с украшением в виде головы кота. Что странно — котов я пока в этом мире не встречал. Их функцию по ловле мышей выполняли мелкие собаки. Воспоминания Магна тоже не дали никакой подсказки. Поэтому я не стал себя выдавать неуместными вопросами. Заколка позволяла падать с большой высоты и оставаться целым. Гвена дважды спрыгнула с крыши и осталась очень довольной. Она была прыгала до вечера, но Эфест уговорил её не делать этого — ведь никто не знает, сколько в заколке «зарядов», и как долго они восстанавливаются.

А я получил тот самый камень, которым Ректор Фро помешивал себе вино в нашу первую встречу. Когда жутко довольный Эфест протянул мне эту безделушку, сделав при этом драматическую паузу, я не выдержал и предположил:

— Определяет яд?..

— Нет! — радостно отозвался старикан, сумев меня удивить. — Эта вещь… Она… Как бы это сказать… Располагает собеседника к её обладателю. Надо только, чтобы сначала некоторое время смотрели на неё, а потом перевели взгляд в лицо владельца. Иначе ничего не получится.

— Дайте сюда! — тут же отнял я фиговину у Эфеста, стараясь не смотреть ему в лицо. Впрочем, для того, чтобы камушек заработал, мне предстояло его какое-то время, возможно пару недель, носить при себе. Я намотал цепь, на которой он висел, на руку — шея уже была занята демоническим камнем массового лечения.

Пока что больше ничего Эфест не смог идентифицировать, но не оставлял попыток. Только росла горка со всякими, на вид очень многообещающими штуками, про которые Эфест веско сказал «некромантия», и отложил в сторону. Что делать с этим, пока было непонятно.

Отсюда, где я сидел сейчас, открывался хороший вид на Ченти. Что неудивительно, иначе не было бы смысла ставить тут форпост.

Городок был выстроен прямо на вершине гористой возвышенности. Места там было немного, поэтому домики стояли друг к другу даже плотнее, чем в Орлином гнезде. А вот для угловатого замка в Ченти места хватило. Или денег. Ченти был обнесен стеной — верный признак богатства. Стена была не очень высока, всего метра четыре. Но крутой и обрывистый склон, который надо было преодолеть, чтобы добраться до стены, делал эту высоту вполне достаточной.

Внизу стояли полуразобранные домики — долгобороды разбирали их на дерево, для костров и строительства осадных щитов и башен. Поля стояли неухоженные, некоторые фермы сгорели.

Я вспомнил похожую картину, которую оставили после себя наёмники Гонората. А потом передо мной промелькнуло множество схваток: немного растерянные, но сосредоточенные лица горцев, мелькающие рядом с моим конём, удивлённое лицо Риалто под нелепой маской, оскаленная рожа демона, искаженное яростью лицо предателя в тёмном переулке, испуганное стражника, подсвеченное горящими розами, и спокойное лицо Магны, так похожее на моё…

Я встряхнул головой, отгоняя непрошенные образы. Прошёлся немного, и машинально глянул на запястье, ожидая увидеть там привычные часы. А вместо этого не увидел даже знакомой руки. И на меня вдруг, ни с того ни с сего, как будто что-то навалилась. Внутри стало тяжело дышать, а снаружи как-то слишком свежо, хотя был ещё полуденный зной. И в глазах слишком много влаги… Я выпрямился и уставился на Ченти, стараясь глубоко и размеренно дышать. Что это ещё за «панические атаки» на ровном месте?.. Мне сейчас некогда!

К тому времени, как я немного продышался и успокоился, Анн закончил инспекцию, и подошёл ко мне. Тоже посмотрел на город, и спросил:

— О чём думаешь, Золотой Змей? — он всегда произносил «Золотой Змей» с изрядной долей иронии. Непонятно, что его забавляло больше — то, что я золотой, или то, что я змей.

— О смерти, — ответил я. И тут же попытался перевести разговор на другую тему. Махнул рукой, указывая на строящуюся осадную башню. — Тебе не кажется, что она низковата, слишком широкая и чересчур длинная?.. Вроде, ты говорил, что она уже почти закончена. Она похожа на осадную башню, но…

Я замялся, подыскивая слова. Ан, улыбаясь в бороду, довольно хмыкнул и ответил:

— Раз похожа, значит, мы всё сделали правильно. На самом деле, это укрытие.

— Укрытие⁈ — удивился я. Долгобород кивнул, звякнув кольчугой.

— Да. Нам надо просто подойти к горе, к скальному основанию, и поставить прикрытие от стрел. А там два десятка инсубров с кирками за две недели пробьют эту гору насквозь.

— То есть, в этой штуке вы хотите спрятать рабочих, которые сделают подкоп? — осторожно уточнил я.

— Почему рабочих?.. Может, я тоже буду рыть. Вспомню молодость. Камень тут такой же, как люди, неуступчивый. Нужны будут лучшие. — и Ан повел могучими плечами, словно разминая их перед работой. Глядя на его лицо и эти руки, я поверил, что перед его ударами не устоит не одна скала. Ан продолжил:

— Может быть, подкоп. Может, даже и не один. А может быть, мы сроем склон, и обрушим стену. Или даже весь южный утёс. В таких делах трудно быть в чём-то уверенным.

— Сколько времени это займёт? — спросил я.

Ан пожал плечами:

— Может, месяц, может, два. Может, год, может, два.

Стоящие рядом с нами воины заулыбались себе в бороды. Какая-то их своя шутка, но мне было не смешно. А чего я ждал?.. Это же осада. Учитывая упорство долгобородов и предприимчивость чентийцев, это вполне может растянуться на годы…

— У тебя не хватит еды! — сказал я, не сдержав раздражения. — Ты уже разорил окрестности, хотя стоишь здесь всего две недели!

— Возможно, придётся отправить отряд фуражиров чуть дальше, — снова пожал плечами Ан.

— И ты разбудишь Караэн! Вся долина придёт сюда! — не сдавался я. Впрочем, в запале я немного перегнул палку, и поправился. — По крайней мере, Караэн и его контадо. Но этого вполне может хватить…

Я не договорил. Что-то начинаю сыпать угрозами, а это неправильно. Правильно, когда угрозы не нужны. Я задумчиво глянул на побрякушку Фро. Интересно, получится ли её использовать сейчас?

Ан хохотнул, и его подпевалы тоже всхрюкнули, гремя гранёными кольцами кольчуг.

— У Ченти есть свои люди в Караэне. И у них есть два препятствия. Караэн далеко, три дня пути. Кто пойдёт в такую даль из пешего ополчения людей? А люди в железе и на конях не смогут собраться, пока не найдут человека, который их поведёт — кто был бы достоин командовать, и это признавали бы все остальные. Нет, Золотой Змей, караэнцы не смогут собрать армию, и прийти сюда. Максимум, чего нам стоит опасаться — что они отправят сотню наёмников и пару десятков всадников. Думаю, с этим мы справимся. Ченти будет в осаде и падёт. Рано или поздно. Как падает под ударами кирки любая скала…

— Скорее поздно, — перебил его я. Сам не понимая, чего начал дерзить. Просто задержусь здесь на месяц, ну два… А потом, под честное слово не вести армию, Ан меня отпустит. Какое-то у меня настроение сегодня, как у истеричной школьницы, честное слово!.. Я постарался успокоиться, и добавил равнодушным тоном:

— Скала не может ударить в ответ.

Ан посмотрел на стены Ченти, и согласно кивнул.

— Да. Но мы готовы держать удар. Если бы взять Ченти было так легко, мы бы уже давно это сделали… Кто эти двое столбов⁈ — неожиданно зарычал Ан, вскидывая руку и указывая на поле. Переведя туда взгляд, я увидел, что к городу приближаются двое. Людей — это было видно по их фигурам. Вот, значит, как нас называют долгобороды.

Парочка была в кольчугах, вооружена и несла с собой сколоченный из досок осадный щит. Издалека похоже на кусок забора. Их в изобилии наделали долгобороды из деревянных частей домов. Конструкция была тяжёлая, рассчитанная на долгобородов, видно было, как парочка пригибается под её весом. И вдруг они её бросили, и бегом припустили к городу, до которого им оставалось метров пятьдесят. И до сих пор по этим двум никто не стрелял со стен… Ну конечно, сейчас же сиеста!..

В лагере долгобородов собралась толпа зевак. Впрочем, большинство в толпе были вооружены. Некоторые, не спеша, двинулись вслед за двумя идиотами. Отсюда было видно, что бородачи получали от происходящего массу удовольствия.

— Это Сперат и Лардо, — вдруг обречённо понял я.

— Опять в кости проиграли! — расхохотался Ан. — Или пьяные?

Тем временем Сперат и Лардо споренько добежали до подножия утеса, на котором стоял Ченти, и стали забираться наверх. Лардо брал выносливостью и ловкостью, а Сперат — силой. И всё же им пришлось остановиться на середине подъёма, чтобы отдохнуть. Я разглядел небольшой бочонок в их руках. Они уселись за валуном, из-за которого их сверху не было видно, и стали пить, передавая бочонок друг другу.

— Что они делают?.. — спросил Ан, близоруко щурясь. Остальные долгобороды тоже явно ничего толком не видели. Магну рассказывали, что бородачи отлично видят в местном тусклом искусственном освещении из лучин и костров, так же слепы в ночной темноте, как люди, и хуже нас видят на ярком свете. Похоже, это как раз тот случай.

Пока Сперат и Лардо наливались пивом, или что у них там было в бочонке, любопытствующая толпа долгобородов всё увеличивалась. Некоторые захватили с собой осадные щиты. На всякий случай, видимо. Со стороны это не казалось штурмом — бредут разрозненно, многие без щитов.

На стенах Ченти начали мелькать тёмные точки — головы защитников. Их было немного — только часовые, видимо. Парочка пьяных дураков была везучей — они оказались в «слепой зоне», и их не заметили. Сперат отбросил бочонок, и бросился к стене, до которой оставалось метров двадцать вверх по склону. Лардо схватил моего оруженосца за ногу, повалил его, едва не скинув вниз, и бросился к стене сам.

Он добрался до неё первый, забросил крюк с привязанной веревкой, и полез наверх. Через минуту до стены добрался Сперат, и тоже полез по верёвке наверх.

От напряжения у меня выступил пот на лбу. Когда Лардо добрался до верха стены, мне отчётливо послышались крики, которыми дозорные Ченти поднимают тревогу. Я выхватил меч. Спрятал его обратно в ножны, а потом отстегнул их, взяв меч в руку, чтобы удобнее было бежать, и бросился вниз по склону, к городу.

Внутри приятными пузырьками зашевелилась знакомая ирония. И одновременно, я почти физически ощутил, как из тела уходит напряжение. Так, какой план?.. Сейчас я прибегу, и дам в рожу каждому! Начну с Лардо, наверняка это его идея. Нормально так, по-нашему, по-боксерски. Чтобы зубы полдня сплевывали!

Нет, я… Я их выпорю!.. Имею право. Закон не запрещает, порю, кого хочу!

Или нет, я их… Господи, только бы живы остались!..