Наследник раджи

XXX. В поисках Грэс

Возвращаемся к дневнику раджи. Следующие заметки без числа, по-видимому, занесены в течение августа.

Положение дел все еще оставалось критическим, так как не было принято решительных мер для подавления восстания. Однако благодаря скоплению громадных масс бунтовщиков вокруг главных центров — Дели, все еще находившегося в руках туземцев, и Лукно, где горсть храбрых европейцев отбивалась от бесчисленных неприятелей, — а также прибытию в Центральную Индию войск племени гурка из Непала беспорядки не охватили еще всех провинций. Во многих местах английские чиновники вступили в отправление своих обязанностей, и хотя бывали случаи задержки курьеров и нападения на путешественников со стороны разбойничьих шаек, все-таки европейцу, обладающему известной смелостью и присутствием духа, уже возможно было проехать по стране. Сельское население, терпевшее ущерб от беспорядков, относилось к англичанам без вражды, даже иногда проявляло к ним симпатию, хотя и случалось, что преувеличивало в своих рассказах опасности пути, надеясь получить за оказанную помощь более значительное вознаграждение.

Том путешествовал в восточном костюме и, стало быть, не подвергался таким опасностям, как его соотечественники, но из заметок в дневнике видно, что путешествие не обошлось без приключений.

«Сколько суток прошло с тех пор, как я выехал из леса? Право, не знаю. Я потерял способность считать время: один день похож на другой. Сегодня с нами случилось приключение, и, посоветовавшись с Хусани и Ганесом, я решил сделать на несколько часов привал в этой деревне.

Чтобы сколько-нибудь успокоить нетерпение, я попробую записать все, что с нами случилось и на что мы надеемся. Несмотря ни на что, я еще не теряю бодрости. Это кажется странным моим преданным слугам. Ганес желал бы, чтобы я вернулся в Гумилькунд. Он сожалеет теперь, что передал мне послание Дост-Али-Хана. Если бы он знал, как я ему благодарен за это! Сегодня у меня снова блеснул луч надежды, и я ожил!»

«Через одного из шпионов Хусани мы узнали, что шайка бунтовщиков, захватившая нескольких пленных англичан, сегодня вечером должна пройти здесь, и мы предполагаем, что Грэс и Кит в числе этих несчастных…»

«Меня, по распространившимся слухам, принимают здесь за какую-то знатную особу, богача брамина. Я скрываю свой титул, боясь, как бы меня не задержали. Изобретательность Хусани неистощима: он всегда находит для меня прекрасную лошадь в богатой сбруе и роскошные платья. Я поддерживаю усилия преданного слуги, стараясь сохранить все достоинство, приличное послу, и нас всюду встречают с почтением. В этом большом селении в мое распоряжение предоставили всю гостиницу, и старшины добыли постели, свежую воду, припасы. Я спал и видел себя в Англии — и с собой — Грэс!

Счастливое ли это предзнаменование?»

«Хусани сказал мне, что ему удалось уговорить крестьян: они не будут нападать на сипаев, но если отряд остановится в деревне, то постараются украсть у них пленных. Мне кажется, он сказал им больше, чем желал, так как я слышу гул многочисленных голосов вокруг моей гостиницы. Если они пожелают, я встану во главе их. Хоть раз, один раз, встретиться лицом к лицу с этими негодяями! Но надо быть осторожным! Вспомнить избиение в Каунпоре!

Сначала, пока пленники не будут в наших руках, хитрость, а затем — наказание…»

«Все кончено! Не для меня — моя цель еще не достигнута, — но для них, для этих извергов, не щадивших ни женщин, ни детей. Трупы пятидесяти сипаев и их начальника лежат в узких переулках этого мирного селения. Их пленники — два английских офицера, еле держащихся на ногах после ужасного перехода в цепях по палящему солнцу, и женщина, которую везли в повозке и которую я не видал, зная — увы! — что это не Грэс, — переданы попечениям Хусани.

Нас было всего двенадцать человек, когда мы напали на этих негодяев, так как крестьяне даже за большую награду не решались рисковать жизнью, вступая в бой с хорошо обученными и дисциплинированными солдатами. К счастью, подоспел небольшой отряд из племени билов, отправлявшийся для присоединения к одному из новосформированных полков, и с радостью встал на нашу сторону против своих заклятых врагов — пурбиев, составлявших конвой пленников.

Они вступили в селение вечером, и их щедро снабдили припасами и питьем. Я уступил им серай, и они заняли его на ночь, выставив часовых у всех входов. Настала ночь. Я со своими спутниками не ложился. Скоро часовые, принимавшие участие в пирушке своих товарищей, заснули. Несколько наших союзников пробрались в дом, развязали пленных и увели их, между тем как мои храбрые горцы бросились с криками, бряцая оружием, в гостиницу. Негодяи вообразили, что на них напала целая армия, и не пытались защищаться. Некоторые намеревались бежать, но я стоял у дверей и косил их одного за другим. Человек десять пало под ударами моей сабли. Тех, которые пытались прорваться, крестьяне толкали назад с насмешками. Ни одного не осталось в живых, а пленники, которых они везли в Лукно, чтобы замучить, спасены…»

«Возбуждение, последовавшее за легкой победой, было непродолжительно. Мы снова пускаемся в путь и остановимся только тогда, когда я найду Грэс. Пленники остаются в деревне. Я был удивлен и тронут, встретив между ними м-с Листер, мою бывшую спутницу во время путешествия на «Патагонии». Она и другие, принимая меня за туземного владетельного князя, послали за мной тотчас после сражения. Я отправился к ним в восточном костюме, твердо решившись не выдавать себя. Молодые офицеры не были в силах говорить и просили м-с Листер все передать мне. С трудом объясняясь по-индостански и постоянно опасаясь, что ее способ выражения недостаточно почтителен по отношению к индусскому радже-избавителю, она стала объясняться со мной. Мне до смерти хотелось ответить ей по-английски, но это было бы крайним неблагоразумием.

Молодые люди, почти дети, были так потрясены перенесенными мучениями, что нельзя было и думать везти их немедленно дальше. М-с Листер со слезами рассказала мне, что их привязали к дереву и подвергли позорному наказанию перед рычащей толпой. Мы предпочли дать им оправиться в продолжение нескольких дней. Я послал в Гумилькунд, отстоящий всего на три дня пути, за конвоем, который мог бы проводить их туда. При имени Гумилькунда м-с Листер оживилась.

— Говорят, что это маленькое государство — самое счастливое во всей Индии и пользуется наилучшим управлением. Не раджа ли вы его?

Я отступил в тень и отвечал с достоинством:

— Во всяком случае, я имею там некоторое влияние, и оно к вашим услугам. Мое время не принадлежит мне. Я дал торжественное обещание, что не буду знать отдыха, пока не спасу одну англичанку, которой многим обязан.

— Англичанку-пленницу? — перебила она меня».

Я чуть было не выдал себя, когда на выручку явился Хусани, начав расспрашивать м-с Листер. Я же, конечно, не возобновлял разговора. Я запишу для памяти все указания, которые Хусани удалось добыть от м-с Листер, как они ни слабы; мне все кажется, что я блуждаю по лабиринту без путеводной нити.

«Под конец ужасного путешествия м-с Листер посадили в закрытую повозку, которую тащили буйволы. На последнем привале повозка остановилась на большой площади среди деревни. Все спали, так как был полдень. Она тоже задремала; как вдруг ее разбудили голоса, шептавшиеся возле повозки. Одна половинка полога поднялась, и показалась голова, а за ней другая. Внимательно посмотрев на м-с Листер, индусы скрылись. Испуганная, она приникла к пологу, который они спустили, и стала слушать.

— Это она?

— Нет!

— Я уверен в том!

— Вы с ума сошли!

Из этих фраз, которыми перебросились индусы, м-с Листер поняла, что они принимали ее не за одно и то же лицо. Наконец первому, которого звали Тикорам, удалось убедить другого, и из разговора стало ясно, что они искали молодую англичанку и белокурого мальчика, бывших в плену у Дост-Али-Хана. К собеседникам присоединился еще третий — как оказалось, беглый безоружный сипай. Он отправлялся в Непал и, по-видимому, очень боялся громадных болотистых равнин, через которые приходится проходить по пути в это государство. Он сказал, что по этой же дороге направилось много английских беглецов. Тикорам, очень взволнованный, стал расспрашивать, и разговор настолько оживился, что м-с Листер уже не могла уследить за ним. Она поняла ясно только одно: сипай убеждал, что эти беглецы именно те, которых разыскивал Тикорам. Последний приобрел себе тележку, запряженную хорошей лошадью, и пришел проститься со своими друзьями. М-с Листер думает, что сипай последовал за ним и что намерения у обоих были хорошие».

«Вот все указания, которые мне удалось получить. Хусани, как я вижу, возлагает большие надежды на человека, которого зовут Тикорам. По его словам, он был слугой в том доме, где Грэс жила в Ноугонге, и очень предан ей. Хусани отсоветовал ему следовать за ней, но легко могло случиться, что Тикорам не послушался и видел, как увезли Грэс и Кита. Как бы то ни было, мы решились догнать этого Тикорама и завтра форсированным маршем отправляемся в деревню, где м-с Листер слышала этот разговор. Прошло уже более трех недель с тех пор, как субадхар увез Грэс из форта. Кто знает, жива ли она еще!.. Боже, сохрани мой разум, пока я не узнаю ее судьбу, и тогда пусть будет надо мной воля Твоя!..»

«Трое суток мы шли не останавливаясь. Когда наши лошади падали, Хусани, не знаю каким чудом, доставал нам других. Провинция, по которой мы едем, довольно спокойна, так как мои друзья племени гурка, под начальством молодца Гамбие-Синга, крепко держались в Азимгуре. Мы остановились в нескольких часах от этого города на берегу канала, в маленьком бунгало, выстроенном некогда каким-нибудь инженером-англичанином. Мы напали на след Тикорама. Нам сказали, что ему дали маленький отряд солдат-гурка в помощь при его розысках. Стало быть, ему удалось убедить Гамбие-Синга в своих добрых намерениях. Узнаю все от последнего…»

«Теперь мне следовало бы быть уже далеко отсюда, но Гамбие-Синг предложил мне помощь, отказаться от которой было бы неблагоразумно. Я проспал два часа так крепко, как не спал со времени самого отъезда из Гумилькунда, и пока делаются последние приготовления к выступлению, записываю здесь события вчерашнего дня.

Мы без труда нашли штаб этого славного маленького отряда. В то время как я вел переговоры о пропуске с аванпостами, меня узнал один солдат, часто видавший меня у Джунг-Багадура. Десять минут спустя Гамбие-Синг принял меня с участием И симпатией, которых я никогда не забуду. Мне кажется, он даже сожалеет, что ответственное положение не позволяет ему присоединиться ко мне в моих розысках.

Мы долго совещались. Слухи о Тикораме оказались верны. Он был в лагере и рассказывал, что разыскивает молодую англичанку и ребенка, едущих одних и направившихся по дороге к Непалу. Он намеревался догнать их и помочь в бегстве, но средства его совершенно истощились, и он боялся один идти по джунглям. Гамбие-Синг дал ему конвой из надежных людей. Это было лишь вчера. Стало быть, мы можем скоро догнать его».