Наследники предтеч. Поиск пристанища

125–130-е сутки. Река — джунгли — река

Диму поносило. Хотя для земных грудничков расстройство желудка не редкость, но мы уже не люди. Да и в любом случае это нехорошо, особенно учитывая, что расслабило сильно. Опасаясь, что мальчик может пострадать от обезвоживания, я между кормлениями поила его тёплой кипячёной водой, но пока улучшений не наблюдалось. К тому же он мало спал для нормального младенца (примерно как взрослый человек) и редко плакал. Добрых две трети суток Дима почти неподвижно лежал и смотрел на мир, очень нервируя меня таким необычным поведением. Больше всего устрашало то, что было неясно, нормально оно или нет!

Хорошо, что его недомогание не передалось дочери. Шерсть Рыси оставалась такой же густой и блестящей, а кожа — чистой, без раздражения или шелушения. Оправляться самостоятельно она ещё не могла, но стул был хороший, оформленный и не твёрдый. У дочери ещё не открылись ни глаза, ни уши, однако хватка с каждым днём становилась всё крепче. Иногда это даже создавало трудности: она не хотела отцепляться то от корзины, то от моих волос. А пока я разжимала ей одну руку или ногу, она вцеплялась покрепче тремя остальными конечностями.

Накормив дочь, с трудом освободилась от её хватки и устроила Рысь в корзину, плотно закрыв крышкой — иначе она могла вылезти наружу, — после чего вновь обратила внимание на Диму. Всё-таки с мальчиком явно не всё в порядке. Несмотря на то, что ест он хорошо, сам какой-то вялый, что особенно заметно в сравнении с Рысью. Нет, если хочу сохранить ему жизнь, то затягивать не стоит — надо попросить совета, а то и помощи. Выбравшись на крышу, с удовольствием потянулась и подумала, что всё-таки правильно поступила, настояв на отдельном входе. Удобно, и даже как будто собственный балкончик есть. Пройдясь по застеленному длинными широкими листьями скату, легко спрыгнула вниз. Стоит поинтересоваться, как дела у экономиста — ведь у неё тоже полукровка, вдруг и проблемы схожие.

— Лиля, как Лорд себя чувствует?

— Зачем тебе? — без особого интереса спросила экономист, переплетая густую темно-русую косу, которая слегка отливала золотом на фоне красноватой кожи.

А ведь и верно: как объяснить интерес, не раскрыв правду. Решив, что шила в мешке всё равно не утаить и хватит прятать детей (тем более, что запахи почти всех, кроме Дета с жёнами, уже совсем не раздражали) я спустила их вниз. Полукровка не вызвал большого интереса, зато посмотреть на дочь сбежались все. Даже меня оттеснили, закрыв Рысь своими спинами. В такие моменты особенно заметно, насколько я ниже остальных, как мужчин, так и женщин, и это неприятно. Потеряв терпение, потребовала, чтобы не создавали толпу и, проскользнув между расступившимися людьми, взяла малышку на руки.

— Ух ты, какая обезьянка, — не удержался от комментария Росс. — Такая маленькая — не удивительно, что у тебя живот перед родами почти не увеличился… Погоди, а этот откуда? — наконец обратил зеленокожий внимание на Диму.

— В лесу нашла. Его всё время поносит, и он слишком мало спит, — вздохнула я. — Лиля, у тебя ничего подобного не было?

— Спит мой тоже мало, — кивнула женщина. — А стул нормальный. И, кажется, с ним что-то не так, по крайней мере, он с каждым днем всё менее подвижным становится. Хотя и так не слишком резвым был.

Мать полукровки даже сейчас, в сложное для неё время, хорошо контролировала себя. Вот только в глубине серо-стальных глаз притаились усталость и беспокойство. Но они так и не выбрались наружу: выражение лица оставалось таким же строгим и холодным, как обычно. Лишь когда женщина склонилась к сыну, черты смягчились, а на губах появилась грустная улыбка.

— Возможно, им чего-то не хватает или ваше молоко не подходит, — осмотрев наших сыновей, сказала Надя.

Подумав, я предложила сравнить наше молоко хотя бы визуально. Лиля сначала отнеслась к этому негативно, но идеей загорелись почти все остальные посвящённые, так что, в конце концов, женщина сдалась, мы взяли по пробирке и сцедили немного интересующей нас жидкости. Молоко людей оказалось белое, чуть голубоватое, обычной консистенции, а оборотней, то есть моё — ржаво-коричневое и гуще.

Естественно, прежде чем пробовать, оба образца проверили кольцом-анализатором. Камень окрасился в жёлтый цвет, символизируя о безвредности этих продуктов питания. После этого хирург забрал пробирки и долго рассматривал содержимое, в том числе и на просвет. Осторожно понюхал, а потом и немного отхлебнул.

— Твоё жирнее, — констатировал Росс.

— Может, в этом и дело, — предположила я. — Наверное, оно слишком жирное для Димы. Или… — я похолодела, только сейчас сообразив, что моё молоко может оказаться ядовитым для ребёнка. Ведь то, что оно съедобно для оборотней и для другого вида, в который входят люди из каравана, не гарантирует, что оно так же безопасно и для троллей! Но не просить же Лилю выкармливать двоих! Тем более что с её сыном тоже явно не всё в порядке. Потом я вспомнила, что заказала усовершенствованную версию кольца-определителя и, украдкой настроив его на троллей, снова прикоснулась к жидкости. С сердца будто свалилась тяжесть: молоко безопасно и для третьего разумного вида.

— Пантера, а у тебя, часом, мастита нет? — вернувшись к разглядыванию пробирок, поинтересовался зеленокожий.

— Нет. Да и откуда бы? — удивилась я.

— Проверьте всё-таки, — посоветовал Росс. — Мало ли, очень уж у тебя молоко подозрительное. В том числе и на вкус.

— Детям нравится, — обиженно буркнула я, но осмотра избегать не стала.

— Все в порядке, — подтвердила мои слова Надя, тщательно ощупав грудь. — Ничего подозрительного.

— Может, это что-то вроде молозива? — забрав пробирку у зеленокожего, я принюхалась — пахло нормально.

И что Россу не нравится? И только отхлебнув, поняла, что. Вместо нормального вкуса моё молоко отдавало чем-то горьким и слегка кисловатым. Сливочная бурда какая-то, а не пища для младенца. Хотя мне всё равно нравится. И детям, судя по всему, тоже.

— Ты прав, на вкус подозрительно, — вынужденно согласилась я и постаралась разглядеть остаток жидкости.

К счастью, ни сгустков крови или гноя, ни даже слизи в пробирке не оказалось.

— Может, это и не мастит, — задумчиво сказал Росс. — Но тогда это очень странное молоко. Ты ведь уже не первый день кормишь, молозиво даже если было, то давно кончилось.

Я пожала плечами. Ну что тут сказать?

— Ясно только то, что ничего не ясно, — вздохнула Надя.

— Будем экспериментировать, — решительно тряхнула головой я. — Другого выхода у нас нет.

Лиля согласилась, и следующие несколько дней мы пытались подобрать оптимальное питание для полукровок. Выяснилось, что Лорда от моего молока тоже несет, а Дима от Лилиного — слабеет. Поение кипячёной водой до кормления помогло решить проблему детской диареи, а Лиля приспособилась подкармливать своего пеной с мясного бульона, благодаря чему Лорд вроде бы слегка взбодрился. Но вскоре эффект сошёл на нет, да и у Димы тоже начала появляться вялость, и выяснилось, что и моё молоко, и подкормка пеной не останавливают дистрофию, поэтому мы с удвоенной энергией продолжали поиски решения.

Каждый день наш караван совершал остановку на несколько часов для пополнения запасов продуктов. Я невольно отметила, насколько меньше стала конкуренция в связи с сильно сократившейся группой. Теперь можно не соперничать в скорости, а спокойно причалить, так же, не спеша, отправиться в лес и при этом не отказывать себе ни в качестве, ни в количестве добычи. Деревья стали заметно реже, в некоторых местах лучи солнца создавали кружевную тень от колеблющихся на слабом ветерке листьев.

На третий вечер после того, как мы расстались с царским караваном, я в очередной раз спустилась вниз вместе с детьми и, вздохнув, вытащила стопку коры с ещё не обработанными результатами анкетирования.

— Ты лучше сразу в компьютер заноси, так и считать легче будет, — посоветовал дежурящий Игорь.

Я замерла, тяжёлой волной нахлынули уже подзабытые подозрения. За мной следят. Шпионят. А я-то им верила. Ну, почти верила.

— Прости, что ты сказал, я не расслышала?

Математик почесал в своей кудрявой каштановой шевелюре, а потом улыбнулся в бороду. Хорошее у него лицо, доброе, и глаза, хотя и чёрные, но ясные, смеющиеся. Не зная, и не заподозришь, что такой человек может следить и выведывать то, что хотелось сохранить в тайне.

— Говорю, удобнее в компьютере обрабатывать, да и кора плот загромождать не будет.

Я с трудом сдержала слезы и скрипнула зубами, чтобы не высказать вслух всё, что думаю про тех, кто без спроса лезет в чужую жизнь.

— К тому же так вдвое быстрее получится, гораздо раньше закончим, — подойдя к костру, Игорь уселся и, покопавшись в стоге сена за спиной (служащим ему в качестве постели), вытащил ноутбук.

Компьютер. У них. Выходит, они не за мной следили, а свою тайну открыть решили? Даже неудобно — ко мне со всей душой, а я их же подозреваю.

— Откуда он взялся? — не сдержав любопытства, спросила я.

— Дет подарил, когда лидером стал.

Я облегчённо вздохнула.

— Так что доставай свой и присоединяйся, — дружелюбно предложил Игорь.

Всё-таки я не ошиблась в своих подозрениях! Неприятно и горько разочаровываться в людях. Но не стоит ухудшать ситуацию: ещё и отрицать очевидное.

— Как вы узнали?

— Не мы, а я, — скромно признался математик. — Просто никто из остальных наш опрос на форуме не выкладывал и «Пантерой» при этом не подписывался.

Я почувствовала, как от стыда вспыхнули щеки. Всегда проще считать других подлыми злодеями, чем признавать свою глупость. Игорь прав: я проявила излишнюю самоуверенность, во-первых, подписываясь своим именем, а, во-вторых, выкладывая абсолютно идентичный опрос в общем доступе. Вот и какой смысл было заказывать у керелей анонимный интернет, если сама не предпринимаю ни малейших мер для страховки? Но кто мог знать, что у кого-то ещё есть не только компьютер, но и выход в сеть? Вроде же всю технику оборотни отобрали? Вспомнив об этом, замерла, напряжённо прислушиваясь к внутренним ощущениям. Никакого негатива, кроме разве что впечатления, что я в очередной раз осталась в дураках, но это к ноутбуку не относится. На мгновение проснулось разочарование: в глубине души я надеялась, что оборотни уничтожали технику из-за очередного инстинкта. Хотя, насколько помню, этим занимались мужчины моего вида. Так что версия не отпадает.

Вернувшись в настоящее, я сняла кулон и включила компьютер.

— Игорь, вы боялись, что я такая же, как те оборотни, что отбирали у людей технику? — решила окончательно прояснить ситуацию.

— Было дело, — улыбнулся он. — Хотя ты же почти пустая пришла, так что верилось с трудом, но последнего компьютера лишаться не хотелось.

— Но почему ты сейчас сказал?

Если даже я скрываю присутствие у себя техники из страха, что могу её лишиться, то уж что говорить о них!

— Ну, честно говоря, очень неудобно работать только пока тебя нет.

— Да, понимаю, мне тоже.

Я погрузилась в работу, но потом, не выдержав мук совести, возобновила разговор:

— Прости, я должна была сказать раньше.

— По какому такому закону ты «должна»? — рассмеялся Игорь. — Ничего, я думаю, и у нас ещё много сюрпризов, и тебе есть чем нас удивить.

Его слова прозвучали так искренне, что сняли всю тяжесть с моей души. Действительно, я ведь не жду от них стопроцентной откровенности. И они от меня не ждут.

— Игорь, я тебя люблю! — повинуясь внезапному порыву, я обняла математика. — Ты всё-таки замечательный.

— Я тебя тоже, — он похлопал меня по спине. Его ответные объятья были исключительно братскими или дружескими, без малейшего намёка на отношения между полами, и это помогло избавиться от мимолётного смущения. Да, мы относимся к разным видам, и брака с ним мне не видать, но дружбу-то никто не отменял!

Утром мы с Игорем шокировали остальных, дружно достав компьютеры и усевшись заносить результаты опроса.

— Ну что, мы закончили подводить статистику, могу объявить результаты анкетирования! — радостно заявил математик ещё через день.

По результатам опроса получалось, что все в той или иной степени помнят свою прошлую, земную, жизнь. Керели собирали людей в промежуток между две тысячи седьмым и две тысячи десятым годом. И те, кто попал в конец этого временного отрезка, ничего не слышали о загадочных исчезновениях или похищениях, точнее, не больше, чем обычно, и в основном из жёлтой прессы. Возраст «избранников» укладывался в промежуток от двадцати пяти до пятидесяти пяти лет, все мы сохранили свой пол, но в той или иной степени изменили внешность. Почти все попаданцы — люди с высшим образованием, но успешно строивших карьеру и хорошо зарабатывавших на Земле можно пересчитать по пальцам. Причём из преуспевавших нет ни одного представителя торговой или административной сферы: пара фермеров (одним из которых, кстати, был Ясон), системный администратор, сантехник и несколько служащих. Больше девяноста процентов опрошенных на Земле страдали достаточно серьёзными, чтобы их не удавалось игнорировать, заболеваниями, примерно такая же часть людей зарабатывала на жизнь теоретической умственной, а не практической физической работой. Опрос, проведённый в Интернете, показал аналогичные результаты.

— Тоже мне, «избранные». Вообще, такое впечатление, что керели специально набрали неудачников, — грустно подытожил инженер. — Ни здоровья у нас на Земле не было, ни хорошей карьеры. Так, волочились где-то на задворках, серые и неприметные, не способные выбиться в люди…

— И ты? — не удержался от шпильки зеленокожий.

— И я, — горько кивнул Сева, пригладив аккуратную чёрную бороду. — И ты. И все тут присутствующие.

— Не способные или не желающие выбиваться в «люди»? — саркастически поднял бровь Илья. — Почему ты не допускаешь второе?

— Потому что это всего лишь оправдание и утешение для слабаков! — отрезал инженер. — Любой способный преуспеть сделал бы это!

— Даже против своих принципов, веры и чести? Сева, а ты смог бы идти к успеху по трупам?

— Не перевирай ситуацию, в этом не было необходимости.

— Ладно, не по трупам, но за чужой счёт. Согласен ли ты возвыситься за счёт лжи, обмана и предательства?

— Не передёргивай! — взъярился Сева. — Ты просто не хочешь признать себя неудачником, поэтому и выдумываешь нелепые оправдания.

Воцарилось напряжённое молчание. Мужчины вскочили и, тяжело дыша, сверлили друг друга сердитыми взглядами. Глядя на их позы, хоть картину рисуй: столкновение благородного пирата или графа и следователя или шпиона. Единственное, что не вписывается — так это нагота противников. Но всё равно впечатление оказалось настолько сильным, что невольно обращало на себя внимание. Нет, ну нашли из-за чего ссориться!

Напряжение нарастало, и я решила высказать своё мнение, просто чтобы разрядить обстановку.

— Я признаю, что на Земле была неспособна выдержать жёсткую конкуренцию. Но ничуть не стыжусь прошлой жизни, а, наоборот, горжусь. Понимая, что всё равно не способна занять первые места — не хватило бы ни сил, ни здоровья, — я, в отличие от «успешных», могла позволить себе гораздо реже идти против своей совести. Этот путь ничуть не хуже других. И пусть я с трудом могла себя обеспечить, но зато почти не приходилось лебезить, достаточно было простой вежливости и уважения… к тем, кого действительно уважала. Знаете, если бы я снова попала в те условия, то жила бы точно так же, как и тогда. Даже если бы могла выдержать конкуренцию, не стала бы рваться наверх, — я улыбнулась. — Но здесь — это не там. Здесь я считаю себя достаточно успешной, при том, что опять-таки не иду против своих принципов, — взглянув на спорщиков и убедившись, что эмоции схлынули, я радостно закончила: — Так что, мне кажется, одно другому не мешает. Наверняка среди нас есть и те, кто был неспособен, и те, кто не желал преуспевать на Земле, а, скорее всего, у многих сочетались обе эти причины.

— А меня удивляет, что людям нравится здесь больше, чем на Земле, — перевела тему Надя. — И это несмотря на то, что почти все здесь или болели, или получали травмы разной степени тяжести, да и жизнь в целом гораздо опасней.

— Мы и на Земле болели, — с готовностью поддержала инициативу подруги Юля. — А так… здесь не надо идти к девяти на работу и до пяти маяться всякой фигней, только потому, что аппаратура сломалась. Здесь всё проще… и как-то свободней, что ли. Не скажу, что намного опасней. Попробовал бы кто из нас вести такую вольную жизнь на Земле… в лучшем случае, в психушку бы заперли. Да и опять-таки здоровье бы не позволило, — вполголоса добавила она.

Я кивнула — у меня нынешняя жизнь вызывала те же ощущения.

Этой же ночью Надя родила симпатичного «лягушачьего» мальчика. Такой же пухленький, как и тот, первый, младенец в царском лагере, с перепонками между пальцами, слипшимися узкими ноздрями и третьим веком, которое периодически затягивало глаз мутной плёнкой. Впервые мне удалось непосредственно присутствовать при родах их вида. Они прошли хорошо, гораздо легче, чем у средней земной женщины, хотя и тяжелее, чем у меня.