Наследники предтеч. Поиск пристанища

323–326-е сутки (2 августа–5 сентября 1 года). Пещера — река в пещере

Своеобразные длинные каменные пляжи, у которых хватало места причалить всем плотам, попадались достаточно часто. Несмотря на то, что хотелось быстрее добраться хоть до чего-то нового, однажды мы всё же совершили остановку — пропитаться исключительно дарами реки было бы трудно — в пещере она стала беднее, чем под солнцем. Основу нашего меню по-прежнему (как и во время эпидемии) составляла рыба, но к ней добавились насекомые и прочие мелкие животные, а также многочисленные грибы. Нам очень не хватало привычных ягод и фруктов, кореньев, зелени и прочей растительной пищи. Несмотря на то, что ели в достаточном объёме, и по энергетической ценности вроде бы немало, я постоянно чувствовала голод — не тот, который повергает во власть жора, но тоже очень неприятный. Тянуло на то, что обычно выбрасывалось: рыбьи потроха и их содержимое, жабры, землю и угли из кострища, подгнившую древесину, а иногда даже помет пещерных насекомых. Некоторые неприятные запахи теперь привлекали, а не отталкивали и, посоветовавшись с врачами, я решила уступить требованиям организма — естественно, предварительно убедившись, что не отравлюсь. Нередко, устроившись на краю плота, собирала с его подводной части прилепившихся моллюсков и какую-то слизь — сейчас не только первое, но и второе казалось лакомством.

Удивительно, но все пещеры без исключения состояли из одной и той же породы. Причём она присутствовала только в виде камня, а то и вовсе монолитной скалы. Мы ни разу не встретили даже песка — только камни, валуны, реже гальку или гравий (в качестве последнего — исключительно «капли», оставшиеся после работы камнегрызов). Здесь не было разнообразия почв, да и самой почвы не видно. Странно, как при таких условиях в пещерах умудряется существовать жизнь, да ещё в большом количестве.

В отличие от почвы, с водой проблем не возникало, даже наоборот — труднее найти сухой участок поверхности, чем мокрый. Почти вся поверхность камня как будто покрыта тонкой плёнкой воды — она не течёт, но блестит в свете компьютера и оставляет влажный след на руке. Ещё одна странность, особенно учитывая, что основная порода не пористая, а плотная и гладкая.

Из-за высокой влажности в некоторых местах стены, пол и даже потолок обильно поросли низшими грибами. От них в пещере витал характерный запах, но больше вызывало опасения то, что плесневелые участки очень скользкие и по ним сложно передвигаться (особенно — быстро). Зато рядом с такими местами водилось больше членистоногих (судя по всему, питающихся грибами) и небольших мохнатых насекомоядных зверьков. И те, и другие помогали людям хоть как-то разнообразить рацион.

Землетрясения происходили настолько часто, что люди к ним почти привыкли. Невозможно постоянно бояться, а когда камень под ногами трясёт порой по дюжине раз в сутки, невольно начнёшь относиться к этому как к норме жизни. Тем более, что никто ни разу не видел, чтобы от землетрясений падали камни или разрушались пещеры: хотя порой свод чуть колыхался, но даже трещин не появилось.

— Это всё очень странно, — заметила Вера, после очередного толчка.

— И чем-то напоминает свойства тех камней, которые мы пытались расколоть, — добавил Маркус.

— А ведь и правда, — оживилась геолог. — Но тут эти свойства проявляются гораздо сильнее — иначе бы мы видели грубые сколы и углы. Пока есть время, проверю кое-что.

Сравнение показало, что плотность между теми камнями, которые собрали в джунглях, и пещерными практически не различается, но последние обладают ещё большей пластичностью, а также высокой смачиваемостью.

— Всё-таки другие, — огорчилась Вера. — Хотя очень похожи. Слишком сильно для простого совпадения. Но другие.

— Может, и так. У меня есть одна версия. Что, если эти камни, — физик подкинул на руке экземпляр из костра, — просто более старые. Образовались очень давно и поэтому потеряли часть своих свойств.

— Думаешь, это продукт жизнедеятельности камнегрызов? — скептически потянула я.

— Сомневаюсь. Но вполне возможно, что минерал образовался с их участием. И ещё, если я прав, то теперь мы можем предположить, что конкретно вызывает старение и разрушение этого минерала.

— Да, — согласился Илья. — Но какой конкретно из факторов или целая их совокупность?

— Свет и отсутствие камнегрызов? — предположила я, мысленно сравнив окружающую среду в пещерах и снаружи.

— Не просто свет, но и солнечная радиация. А ещё — ветер и перепады температур, — добавил Маркус.

— И меняющаяся влажность. Периодическое высыхание камней тоже могло повлиять на их свойства, — добавил химик. — Особенно, если это всё же органика.

— Влажность, — задумчиво потянула агроном. — Вера, а ты не находишь, что почва…

— …тоже обладает похожими свойствами? — закончила геолог. — Я в этом уверена. Она и воду притягивает и собирает, как этот камень, тоже упругая и плотность не очень сильно различается. Если это и не одно и тоже вещество, то явно очень схожие по строению и свойствам. И, судя по тому, что мы видели, вещества такого типа распространены на этой планете так же, как на земле кремнезём и другие соединения кремния.

— Кстати! — обрадованно вскочил Илья. — У меня есть предположение. А что, если это всё же не чисто органические, а кремний-органические соединения? Или даже больше — нечто промежуточное между углеродной и кремниевой органикой?

— Ну и что это меняет? — не поняла я.

— Главное — это может сильно изменить температуру горения, — улыбнулся химик. — А именно этот параметр вызывает самые большие вопросы. Хотя… — он перевёл взгляд обратно на стены. — Эх, знать бы структуру и формулу…

— Ладно, что есть, с тем и живем. Факт в том, что основная порода здесь очень сильно отличается от таковой на Земле, — остановила мечты Ильи Вера.

Пещера снова вздрогнула, и с потолка в воду совсем рядом с плотом свалился маленький камнегрыз. Из-за этого разговор сам собой перешёл к обсуждению загадочной способности необычных животных растворять камень.

— Нет, ну это же просто невозможно! — возмущалась Юля. — Бред! Прямо, как в дурацком фильме ужасов.

— Факты перед нами, и отрицать их мы не можем, — философски заметил Сева. Не полностью оправившийся после тяжёлой болезни, инженер ещё не мог вставать самостоятельно, но иногда принимал участие в разговорах.

— Давайте не будем отрицать очевидного, — согласился Маркус. — Лучше подумаем, как это вообще возможно.

— Ну… у камнегрызов на коже может присутствовать специфический фермент, переводящий камень в жидкое состояние, — предположил Илья.

— А я думаю, что они окружены специфическим электромагнитным полем или издают звуки определённой частоты и высоты, — высказал свою идею физик.

Мужчины задумчиво посмотрели друг на друга.

— Предположение о ферменте не проходит, — продолжил Маркус.

— Это ещё почему? — удивилась я.

— Представьте, что я — камнегрыз, а это, — физик указал на мою клетку, — скала. Предположим, что я выпрыгнул… ну, например, отсюда, — кивнул на холодный очаг. — Выделения моей кожи способны перевести камень в жидкое состояние. Итак, я выпрыгнул отсюда, а запрыгнуть намереваюсь в скалу, — Маркус сделал несколько быстрых шагов в сторону клетки. — У меня приличная скорость — прыжок, всё-таки. И вот на этой скорости я достигаю скалы… и вместо того, чтобы скрыться в ней, в лучшем случае, набиваю пару шишек.

— Ты же сам сказал, что камень размякнет, когда ты его коснешься, — не поняла Юля. — Откуда шишки?

— Да, камень размякнет, но, — физик торжественно поднял указательный палец. — На любую химическую реакцию требуется время. Допустим, что она очень быстрая и занимает… ну пусть сотую часть секунды. Фермент касается камня и, даже если верхний слой успеет перейти в жидкое состояние, камнегрыз ударится о камень под тонкой жидкой плёнкой.

— Ты прав! — хлопнул себя по лбу Илья. — Я как-то совсем упустил это из вида. Тогда, в случае фермента, единственный рабочий вариант, это если он оказывается внутри камня, причём довольно равномерно, до того, как его коснется камнегрыз.

— Если подумать, то и электромагнитное поле не подходит, — заметила я. — Ведь оно тоже не может действовать мгновенно. Поэтому, если поле камнегрыза слабое — то он разобьётся о камень, когда прыгает, а если бы было сильное — мы бы уже утонули под размягчённой массой.

— Со звуковыми волнами тоже проблема, — подумав, раскритиковал собственную идею Маркус. — Их действие должно быть очень узким и направленным, а это почти нереально.

После долгого обсуждения мы пришли к неутешительному выводу, что для построения рабочей гипотезы знаем о камнегрызах недостаточно.