На первый день, когда мы приехали в отель и зарегистрировались, нас должны были отвести в номер, но вместо этого работник отеля отвел нас к своему рабочему столу со словами, что должен «провести нас по карте курорта». Мы с мамой хотели пи'сать, но сели в кресла перед столом, потому что нам так сказали. Папа не сводил глаз с наших чемоданов, которые лежали на тележке рядом с двадцатью другими тележками. Лобби было большое и просторное. Мягкие скамейки, вентиляторы на потолке, бар, маленькое пианино, пение экзотических птиц. Рай.
С Брюсом тогда еще все было хорошо. Он очень ждал нашей совместной поездки. Он только закончил первый курс в колледже. Сказал, что ему очень надо было отдохнуть.
Работник за столом, Алехандро, так тараторил, что мы за ним не успевали. Он не говорил ни о карте, ни об отеле. Он говорил о возможности, которая предоставилась нашей семье, взять от этого отпуска по максимуму. Это не таймшер, сказал он, это клуб отдыха. За десять минут его речи мы оказались владельцами лотерейного билета и приглашения встретиться завтра в десять утра для… На самом деле мы были не очень уверены, для чего именно. Но мы наконец-то могли подняться в наш номер и пописать.
Я пустила маму первой, потому что она сказала что-то про свое «тазовое дно». Я понятия не имела, что такое «тазовое дно», – если задуматься, то я до сих пор этого не знаю. Но, мне кажется, это такая штука, которая у тебя заводится с возрастом.
Когда наконец настало время мне пописать, я зашла в ванную и увидела, что там есть биде. Я первый раз в жизни столкнулась с биде и не знала, для чего оно. Я решила, что это специальный туалет для того, чтобы в него тошниться. Биде было чистое. Со шлангом. Без воды на дне, так что бояться всплесков не стоило. И находилось оно рядом с туалетом. Я слышала про «Месть Монтесумы», и мама предупредила нас не пить в Мехико воду из крана. Она взяла с собой все возможные таблетки от тошноты, рвоты и диареи. Я решила, что эта штука рядом с туалетом – вомиторий. Я слышала это слово, но знала про него только то, что по-английски vomit значит «рвота», и не понимала, что оно обозначает. А теперь вот поняла.
Я включила воду в биде, сидя на унитазе и писая, как писали сотни маленьких девочек, которые только что сошли с самолета в Канкуне после того, как на протяжении полета соглашались на каждое предложение стюардесс выпить газировки, и попыталась направить шланг в биде, но перестаралась, и вода полилась прямо на пол, и, хотя я сразу выключила воду, на полу уже разлилась порядочная лужа. Когда я закончила писать, то взяла полотенце для рук и вытерла пол, а потом бросила полотенце под раковину, чтобы все поняли, что оно грязное.
Я не думала, что это станет проблемой.
Я была ребенком и никогда раньше не видела вомитория.
Полчаса спустя, когда мама намазывала меня кремом от солнца, а Брюс уже переоделся в плавки и шлепанцы, папа вышел из ванной, сжимая в руках грязное полотенце.
– Кто им что вытирал? – спросил он.
Брюс сказал, что не знает. Мама сказала, что не она.
Я сказала:
– Я случайно пролила воду на пол и вытерла полотенцем.
– Как ты умудрилась? – потребовал папа.
– Ну… Так.
Он слишком уж рассердился для первого дня в Мехико. Может, он понимал, что нас только что облапошил Алехандро.
Мама сказала:
– Чет, не делай из мухи слона.
Папа сказал:
– Мы тут и часа не провели, а они не могут вести себя как взрослые.
Брюс сказал:
– Я взрослый.
Я сказала:
– Я просто хотела посмотреть на вомиторий.
День первый: окончен. День первый: максимум отпуска, грязное полотенце и вомиторий.