Навеки твой

9

Тристан в полном изнеможении лежал на траве. Парк в конце Мэйн-стрит быстро заполнялся людьми. Расстеленные одеяла для пикника, как яркие плоты, пестрели на зеленом море травы. Дети с визгом носились друг за другом. Собаки натягивали поводки и приветствовали друг друга, тычась носами. Двое подростков целовались. Пожилая пара наблюдала за ними из-под солнцезащитных очков, женщина улыбалась.

Лэйси вернулась с осмотра парковой эстрады, которую готовили для пятичасового концерта. Она растянулась на траве рядом с Тристаном и подмигнула ему.

«Это была дурацкая затея!»

Он так и знал, что она скажет нечто похожее.

«В какой части?» — уточнил Тристан. В конце концов, день выдался долгий и полный разных событий.

«В той, когда ты попытался пробраться в сознание Грегори, — фыркнула Лэйси. — Удивительно, что он не зашвырнул тебя в Манхэттен! Или в Лос-Анджелес».

«Я был в отчаянии, Лэйси! Я должен был понять, в какую игру он играет с Айви и Сюзанной!»

«И ты решил, что найдешь ответы в его голове? — недоверчиво переспросила Лэйси. — Бедный остолоп! Спросил бы меня, что ли. Твой Грегори играет в обычную игру, в которую парни испокон веков играют с девушками. Морочит голову доступной простушке и одновременно преследует Мисс Недоступность! — Она склонилась над Тристаном. — Я права?»

Тристан не ответил. Его беспокоила не только любовная интрига, которую разыгрывал Грегори. С тех пор, как он установил связь между смертью Каролины и заказом, который Айви в тот день доставляла по соседству, Тристану не давала покоя одна мысль — чем объясняется неожиданный интерес Грегори к Айви? Зачем он так старается сблизиться с ней? Почему постоянно крутится рядом?

«Надеюсь, ты получил хороший урок», — хмыкнула Лэйси.

«У меня дикая головная боль, — ответил он. — Довольна?»

Лэйси легонько положила ладонь ему на лоб и негромко шепнула:

«Если это тебя утешит, то знай — у Грегори гоже».

Тристан изумленно уставился на нее, пораженный этим неожиданным проблеском сочувствия.

Лэйси тут же убрала руку и отстранилась.

«Зачем ты преследовал Филиппа и забирался в его сознание? — резко спросила она. — Что за напрасная трата драгоценной энергии! Он и так видит наше сияние, и получает нагоняй каждый раз, когда заикается об этом. Этот небольшой диалог привел Грегори в крайне мрачное настроение!»

«Я должен был рассказать Филиппу, кто я такой. Бет напечатала мое имя в том файле. Если Филипп скажет ей, что видел меня или мое сияние, то рано или поздно она тоже должна будет поверить!»

Лэйси с сомнением покачала головой.

«Кстати, о Филиппе, — продолжал Тристан, приподнимаясь на локте. — Я заметил, что настроение Грегори еще больше ухудшилось, когда Филипп перестал говорить об ангелах и показал всем фотографию одного из них. Скажи пожалуйста, над какой миссией ты работала, когда впрыгнула в кадр?»

Лэйси ответила не сразу. Она не сводила глаз со сцены, на которую выпорхнула стайка тучных женщин в балетных трико.

«Как ты думаешь, что они собираются представлять?»

«Танцы или аэробику. Я задал тебе вопрос!»

«На их месте я носила бы не трико, а паранджу».

«Повторяю вопрос».

«Я работала над процессом частичной материализации, если тебе это о чем-то говорит, — ответила Лэйси. — Пыталась стать настолько непрозрачной, чтобы были видны очертания фигуры. Кто знает, может быть, мне придется заниматься чем-нибудь подобным в будущем! Чтобы завершить свою миссию, разумеется!»

«Ну разумеется! — усмехнулся Тристан. — Именно для этого ты пыталась проявить свой голос, чтобы все посетители „Фотостудии Дикого Запада” могли тебя услышать. Наверное, это тоже необходимо для завершения миссии!»

«А, это! — фыркнула Лэйси, небрежно взмахнув рукой. — Между прочим, это я работала над твоей миссией!»

«Над моей миссией?»

«Ну да, просто я действую собственным методом, — уверенно заявила Лэйси. — У нас с тобой, видишь ли, разные стили».

«Это точно. Я бы никогда не сказал Уиллу, что у него классная задница!» — с ужасом пробормотал Тристан.

«Не просто классная, а убийственная, — поправила Лэйси. — Самая лучшая из всех, что я видела с… — Она задумчиво посмотрела на Тристана. — Ну-ка, перевернись!»

«Ни за что!»

Лэйси расхохоталась и сказала:

«Твоя нежная цыпочка вечно ходит, словно в доспехах! Я подумала, что если я немного пошучу, это поможет ей расслабиться и открыться Уиллу. И еще я подумала, что сегодня очень подходящий момент, потому что она не видела его глаз под шляпой. Мне кажется, что глаза Уилла оказывают на нее какое-то странное воздействие, заставляют замыкаться».

«Потому что она видит в них меня», — сказал Тристан.

«У некоторых парней есть такое секретное оружие, — задумчиво продолжала Лэйси, словно не слыша его слов. — У них такие глаза, что девушки тонут в них, словно в омуте».

«Айви об этом не догадывается, но она видит меня в глазах Уилла!»

Поскольку Лэйси снова никак не отреагировала на его утверждение, Тристан обеспокоенно вскочил.

«Скажи, Айви видит меня в глазах Уилла?»

«Нет, — твердо ответила Лэйси. — Она видит в них другого парня, который по уши в нее влюблен, и это пугает ее до дрожи».

«Я тебе не верю! — крикнул Тристан. — Ты ошибаешься, Лэйси! Честное слово, ты все неправильно поняла!»

«Я все правильно поняла».

«Ну ладно, допустим, Уилл слегка увлечен Айви, и она тоже может находить его привлекательным, но…»

Лэйси со вздохом снова растянулась на траве.

«Хорошо, хорошо. Ты веришь только в то, во что тебе хочется верить, правда тебя не интересует. — Она подложила руку под голову и слегка приподнялась. — В этом ты очень похож на свою Айви — она тоже упертая и не желает видеть того, чего ей не хочется видеть, даже если сунуть ей доказательства под нос!»

«Айви никогда не сможет полюбить кого-то другого, — горячо воскликнул Тристан. — До аварии я этого не знал, но теперь знаю! Она любит только меня. В этом я уверен».

Лэйси постучала его по руке своим длинным ногтем.

«Прости, что напоминаю о грустном, но ты умер!»

Тристан обхватил руками колени. Сосредоточившись, он материализовал кончики пальцев, потом опустил руку и принялся рвать травинки.

«Делаешь успехи, — одобрительно заметила Лэйси. — У тебя стало получаться почти без усилий».

Тристан был слишком зол, чтобы обрадоваться ее похвале.

«Тристан, ты прав. Айви любит тебя, и любит сильнее, чем кого-либо еще. Но жизнь продолжается, и если ты хочешь, чтобы Айви жила дальше, то должен понять: она не может вечно любить мертвого. Живые должны любить живых. Так уж устроен мир».

Тристан ничего не ответил. Он смотрел, как три дамы в трико, обливаясь потом, скакали по сцене. После того, как они ушли, он прослушал, как маленькая девочка, одетая под Энни из одноименного сериала и фильма, несколько раз то ли прокричала, то ли пропела песню "Tomorrow".

«Неважно, кто из нас прав, — сказал он, наконец. — Мне нужен Уилл. Без него я не смогу помочь Айви».

Лэйси кивнула.

«Кстати, он только что пришел сюда. Наверное, у него перерыв в ателье. Смотри-ка, сидит один, около ворот».

«Там и остальные», — сказал Тристан, указывая в другую сторону.

Бет и Филипп лежали ничком на расстеленном одеяле, смотрели на выступающих и рвали клевер, сплетая его в длинную цепь. Сюзанна сидела на том же одеяла за спиной у Грегори, обняв его сзади и положив голову ему на плечо. Эрик тоже был здесь: он беспокойно ерзал на траве возле одеяла, то и дело окидывая взглядом толпу и, странно подергиваясь, быстро поглядывал себе за спину.

Они просмотрели еще несколько выступлений, а потом на сцене появилась Айви. Филипп тут же вскочил и оглушительно захлопал. Все рассмеялись, а развеселившаяся Айви посмотрела на братишку.

«Отличный ход, — одобрила Лэйси. — Это поможет ей преодолеть страх сцены. Мне нравится этот парнишка!»

Айви начала играть, но не ноктюрн, заявленный в программе, а «Лунную сонату», которую она сыграла Тристану однажды вечером — казалось, это было много-много лет тому назад.

«Это для меня, — задыхаясь от радости, думал Тристан. — Она хочет сказать им всем, что однажды она сыграла это для меня, той ночью, когда она превратила тьму в свет, когда она танцевала со мной… Айви играет для меня — и она хочет сказать это Грегори и Уиллу!»

Грегори сидел совершенно неподвижно, не обращая внимания на суетливые ужимки Сюзанны, и, словно завороженный, не сводил глаз с Айви.

Уилл небрежно развалился на траве, приподняв одно колено и обхватив его руками. Однако в том, как он смотрел на Айви и слушал ее музыку, не было и тени небрежности. Он словно впитывал каждую сверкающую каплю этого чуда.

Тристан поднялся на ноги и подошел к Уиллу.

Он сел рядом с Уиллом и увидел Айви его глазами — ее сильные гибкие пальцы, облако ее вьющихся золотых волос, отрешенное лицо. Она находилась в каком-то другом мире, и Тристан всей душой хотел стать его частью. Но Айви этого не знала, и Тристан боялся, что она так никогда и не узнает.

В мгновение ока Тристан проник в сознание Уилла и услышал музыку его ушами. Когда Айви перестала играть, Тристан поднялся с травы вместе с Уиллом. Он хлопал и хлопал, подняв руки над головой Уилла. Айви поклонилась, кивнула — и посмотрела куда-то мимо.

Затем она повернулась к остальным. Сюзанна, Бет и Эрик ликовали вовсю. Филипп скакал, как заводной заяц, пытаясь разглядеть сестру над головами стоявшей публики. Грегори стоял неподвижно. Среди шумного ликующего парка, они с Айви стояли в оцепенении, глядя друг на друга так, словно забыли обо всем на свете.

Уилл резко отвернулся и пошел в сторону улицы. Тристан вышел из него и повалился на траву. Вскоре к нему присоединилась Лэйси. Она не сказала ни слова, просто сидела рядом, плечом к плечу, как товарищ по команде пловцов перед заплывом.

«Я ошибался, Лэйси, — глухо сказал Тристан. — Но и ты тоже оказалась неправа. Айви не видит меня. И Уилла она тоже не видит».

«Она видит только Грегори», — кивнула Лэйси.

«Грегори! — с горечью повторила Тристан. — Как же я теперь смогу спасти ее?»

В каком-то смысле общаться с Сюзанной после выступления оказалось даже проще, чем ожидала Айви. В том смысле, что общение вообще не состоялось. Они еще до концерта договорились все вместе встретиться у ворот парка. Когда запыхавшаяся Айви подбежала к друзьям, Сюзанна демонстративно отвернулась.

Но Айви решительно сделала шаг навстречу.

— Тебе понравились картины Уилла? — спросила она.

Сюзанна сделала вид, что не расслышала.

— Сюзанна, Айви спросила, как тебе понравились картины Уилла, — негромко подсказала Бет.

— Прости Бет, — очень медленно проговорила Сюзанна. — Что ты сказала?

Бет беспомощно посмотрела на нее, потом перевела глаза на Айви. Эрик загоготал, радуясь неловкости, возникшей между девушками. Грегори был погружен в свои мысли и ничего не замечал.

— Мы говорили о картинах Уилла, — повторила Бет.

— Отличные картины, — бросила Сюзанна, повернув голову так, чтобы не видеть Айви.

Айви сделала шаг в сторону, пропуская ребятишек с воздушными шарами, а потом предприняла еще одну попытку поговорить с Сюзанной.

На этот раз подруга просто повернулась к ней спиной. Сердобольная Бет встала между подругами и принялась болтать без умолку, как будто слова могли заполнить возникшую между ними отчужденность.

Когда Бет ненадолго прервалась, чтобы перевести дух, Айви сказала, что ей пора идти, чтобы завезти Филиппа домой к его приятелю. Судя по всему, Филипп замечал и понимал гораздо больше, чем она думала. Он беспрекословно повиновался, но когда они с Айви отошли на достаточное расстояние от компании, негромко сказал:

— Сэмми еще не вернулся из лагеря, он будет только после семи.

Айви положила руку ему на плечо.

— Я знаю. Спасибо, что не сказал этого раньше.

По дороге к машине Айви остановилась у небольшого лотка и купила два букетика маков. Филипп не стал спрашивать, зачем она их купила, и куда они поедут. Может быть, он понял и это.

Как только Айви отъехала от площади, ей сразу стало легче на душе. Она устала от выяснения отношений с Сюзанной, ей надоело ради спокойствия подруги держаться подальше от Грегори. Она несколько раз пыталась помириться с Сюзанной, но каждый раз ее протянутая рука повисала в воздухе. Значит, можно прекратить попытки, перестать бегать на цырлах вокруг Сюзанны и Грегори. Айви ни в чем не виновата!

Постепенно гнев ее улегся, и она вдруг почувствовала себя легко и спокойно, словно сбросила с плеч непосильную ношу.

— Почему два букета? — спросил Филипп. — Один от меня?

Значит, он, действительно, все понял.

— Не совсем. Оба букета от нас обоих. Просто я подумала, что будет правильно отнести цветы Каролине.

— Почему?

Айви пожала плечами.

— Потому что она — мать Грегори, а Грегори наш с тобой друг.

— Но ведь она была скверной женщиной! «Скверной»? Странное слово для Филиппа…

— Что?

— Мама Сэмми говорит, что Каролина была скверной женщиной.

— Ну, мама Сэмми не может знать всего, — ответила Айви, въезжая в большие железные ворота.

— Она знала Каролину, — упрямо сказал Филипп.

Айви было известно, что многие люди недолюбливали покойную Каролину. Даже Грегори никогда не говорил о матери ничего хорошего.

— Хорошо, давай сделаем вот как, — сказала она, паркуя машину. — Один букет, оранжевый, путь будет Каролине от меня, а второй — красный, положим Тристану от нас с тобой.

Они молча побрели в богатую часть кладбища.

Когда Айви наклонилась, чтобы положить цветы на могилу Каролины, она заметила, что Филипп отошел подальше.

— Она холодная? — крикнул он издалека.

— Кто?

— Могила. Сестра Сэмми говорит, что у плохих людей могилы холодные.

— А эта очень теплая. Смотри, кто-то положил Каролине алую розу на длинном стебле. Значит, кто-то очень любил ее.

Филипп с сомнением посмотрел в сторону склепа, было заметно, что ему хочется поскорее уйти отсюда.

Айви вздохнула. Неужели он будет так вести себя и возле могилы Тристана?

Но когда они снова пошли по дорожке, Филипп заметно повеселел, стал прыгать через надгробия, и вновь стал обычным болтливым девятилетним мальчиком.

— А помнишь, как Тристан на маминой свадьбе опрокинул себе салат на голову и облился соусом? — спросил Филипп. — А помнишь, как он сунул себе в уши палочки сельдерея?

— И креветочные хвостики в нос, — кивнула Айви.

— И еще эти черные штучки в зубы!

— Маслины. Я помню.

Впервые после похорон Филипп заговорил с ней о Тристане, с которым он так весело играл когда-то. Что случилось? Почему он вдруг смог это сделать?

— А помнишь, как я разгромил его в шашки?

— Две партии из трех, — сказала Айви.

— Ага! — самодовольно улыбнулся Филипп, и вдруг сорвался с места и бросился вперед.

Подбежав к последнему склепу, замыкавшему ряд элегантных дорогих усыпальниц, и постучался в дверь.

— Тук-тук-тук, откройте! — заорал Филипп, а потом раскинул руки и подлетел к Айви, ожидая продолжения воспоминаний.

— И еще Тристан здорово рубился в видеоигры, — сообщил он.

— И научил тебя паре хитрых приемчиков, — подхватила Айви.

— Да. Я скучаю по нему.

— Я тоже, — сказала Айви, закусывая губу. Она очень обрадовалась, когда Филипп снова убежал вперед. Она не хотела портить его счастливые воспоминания своими слезами.

Когда они подошли к могиле Тристана, Айви опустилась на колени и провела пальцами по буквам на надгробии — имя Тристана и две даты.

Она не смогла произнести вслух короткую молитву, выбитую на могильном камне — молитву, передавшую душу Тристана в руки ангелов небесных — поэтому молча прочла ее, ощупав пальцами. Филипп тоже прикоснулся к камню и положил цветы, старательно разложив их в виде буквы «Т».

«Он исцеляется, — подумала Айви, наблюдая за братишкой. — Но если он смог, может быть, я тоже справлюсь? Пусть не сейчас, но когда-нибудь…»

— Тристан обрадуется, когда вернется, — довольно сказал Филипп, любуясь своей работой.

Айви подумала, что неправильно поняла его слова.

— Надеюсь, они не завянут до его возвращения, — продолжал Филипп.

— Ч-что?

— Может, он придет сюда, когда стемнеет?

Айви зажала рот рукой. Она не хотела лезть в это, но кто-то же должен был поговорить с Филиппом, и Айви прекрасно понимала, что на мать рассчитывать не приходилось.

— Как ты думаешь, где сейчас Тристан? — как можно осторожнее спросила она у Филиппа.

— Я не думаю, а знаю, где он. На фестивале.

— Откуда ты это знаешь?

— Он сам мне сказал. Он мой ангел, Айви. Я знаю, ты велела мне никогда больше не произносить слово «ангел», — поспешно выпалил Филипп, словно надеялся избежать гнева сестры, если произнесет запретное слово как можно быстрее. — Но что я могу поделать, если так и есть? До сегодняшнего дня я не знал, что это он, но сегодня Тристан сам мне сказал.

Айви потерла ладонями предплечья.

— Наверное, он все еще на фестивале, вместе со своей подругой.

— П-подругой? — беспомощно повторила Айви.

— С другим ангелом, — пояснил Филипп. Он сунул руку в карман и вытащил оттуда изрядно помятую фотографию. Это была карточка, снятая в «Фотостудии Дикого Запада» — та самая, испорченная.

Видимо, произошел какой-то сбой в проявителе или при съемке, потому что на фотографии за спиной у Филиппа светилось какое-то облако.

— Это она, — Филипп ткнул в облако пальцем. — Второй ангел.

В самом деле, очертания облака напоминали силуэт девушки.

— Где ты это взял?

— Уилл мне дал. Я попросил его отдать мне эту карточку, потому что на нашей с тобой фотографии ангела нет. Я думаю, это подруга Тристана.

Боже милосердный, что придумает не в меру развитое воображение этого мальчика в следующий раз? Дружную компанию ангельских друзей и родственников?

— Тристан умер, — сказала Айви. — Умер. Ты это понимаешь?

— Да. — Лицо у Филиппа было печальным и мудрым, как у взрослого, но нежная кожа на по-детски округлых щеках светилась золотом в вечернем свете. В это мгновение он сам напомнил Айви изображение ангела.

— Я скучаю по живому Тристану, каким он был раньше, — продолжал Филипп. — Я бы хотел, чтобы он мог снова поиграть со мной. Иногда я плачу по нему… Но я рад, что он теперь ангел. Он и тебе поможет, вот увидишь.

Айви не стала спорить. Она знала, что ей все равно не удастся разубедить Филиппа. Его вера была слишком сильна.

— Пора идти, — сказала она.

Филипп кивнул, а потом обернулся через плечо и громко крикнул:

— Надеюсь, тебе понравится, Тристан!

Айви бросилась прочь от него. Какое счастье, что Филипп сегодня ночует у Сэмми! Наконец-то лучший друг Филиппа возвращается из летнего лагеря, и ее братишка будет проводить больше времени в реальном мире!

Приехав домой, Айви нашла записку от матери, в которой Мэгги сообщала, что они с Эндрю отправляются на торжественный ужин в честь открытия фестиваля.

— Вот и замечательно, — вслух сказала Айви. За сегодняшний день она успела устать от вымученных разговоров. Тихий вечер наедине с Эллой и книгой — это как раз то, что ей было нужно.

Взбежав по лестнице в свою комнату, она сбросила с ног туфли и переоделась в свою любимую дырявую футболку, которая была ей настолько велика, что больше напоминала короткое платье.

— Ну вот мы и остались вдвоем — только ты и я! — сказала она Элле, вбежавшей в комнату за ней следом. Они вместе спустились на кухню. — Мадмуазель желает поужинать? — спросила Айви, вытаскивая из буфета две банки консервов. — Для вас — аппетитные крокеты из морепродуктов. А мне — тунец! Надеюсь, я не перепутала наши заказы.

Пока Айви открывала банки, Элла с мурчанием терлась о ее ноги. Потом тихонько мяукнула.

— Говорите, что изысканная еда требует достойной сервировки? — спросила Айви. Она достала одинаковые тарелки из граненого стекла, хрустальный стакан для воды и такую же мисочку. — Отпразднуем, Элла? Я сегодня играла на фестивале и сыграла от начала и до самого конца!

Элла снова мяукнула.

— Нет, не ту вещь, которую разучивала. И не ту, которую репетировала ты, плутовка. Я играла «Лунную сонату». И это правильно, — вздохнула Айви. — Мне показалось, что я должна в последний раз сыграть для него, прежде чем смогу снова играть для себя. Думаю, теперь я снова смогу хорошо играть! Идем, киска.

Элла проследовала за ней в гостиную и, усевшись на ковре, с любопытством смотрела, как Айви зажигает свечку и ставит ее на пол между ними.

— Здорово, правда?

Кошка снова негромко мяукнула.

Айви распахнула большие французские окна, ведущие во внутренний дворик за домом, и поставила диск с нежной джазовой композицией.

— Немногие кошки проводят субботние вечера так как ты, принцесса!

Элла мурлыкала до самого окончания трапезы.

Айви была довольна не меньше, чем кошка. Она молча смотрела, как Элла тщательно вылизывается после еды, а потом садиться возле высоких стеклянных дверей, насторожив ушки и едва заметно подергивая носом, чтобы не пропустить ни одного звука и запаха сгущающихся сумерек.

Несколько минут Айви любовалась вечером вместе с Эллой, а потом вытащила из-под подушки кресла какую-то книгу, оказавшуюся сборником рассказов, которые читал Грегори. Отодвинув свечу от сквозняка, Айви улеглась ничком на ковре и углубилась в чтение.

Вскоре она поняла, что ужасно устала. Слова начали расплываться у нее перед глазами, свет свечи убаюкивающее мерцал на открытой странице. Детективная история, которую выбрала Айви, оказалась довольно запутанной, поэтому ей приходилось изо всех сил напрягать внимание, чтобы не упустить важные детали. Но прежде чем убийца успел нанести удар во второй раз, Айви провалилась в сон.

Она не знала, сколько проспала. Она не помнила никаких снов.

Айви проснулась внезапно, как от толчка, разбуженная каким-то звуком.

Даже не открывая глаз, она поняла, что уже поздно. Диск закончился, снаружи доносилось громкое пение сверчков. В столовой раздался бой каминных часов, но Айви сбилась со счета ударов. Сколько раз пробили часы? Одиннадцать? Двенадцать?

Не поднимая головы, она открыла глаза в темной комнате и увидела, что свеча превратилась в едва теплящийся огарок. Элла ушла, распахнутая створка стеклянных дверей серебрилась в лунном свете.

Из сада задувал холодный ветерок. Волоски на руках Айви встали дыбом, ей вдруг стало зябко. Наверное, это Элла выбежала через дверь… Должно быть, засов был откинут, а Элла толкнула дверь носом, чтобы выйти. Но откуда тогда такой сильный сквозняк? Поток холодного вечернего воздуха тянулся через всю комнату в дверь за спиной Айви. Но Айви отлично помнила, что как раз эта дверь, ведущая в галерею, была закрыта, когда она уснула.

А теперь дверь была распахнута — Айви знала об этом, даже не оборачиваясь. И еще она знала, что кто-то стоит в дверях и смотрит на нее. Вот скрипнула половица, потом еще одна — на этот раз гораздо ближе. Вскоре Айви почувствовала, что кто-то стоит прямо над ней…

Она бесшумно втянула в себя воздух, раскрыла рот и завизжала.