Нави Волырк

ВТОРОЕ ИЛЛЮСТРИРОВАННОЕ ИЗДАНИЕ БАСЕН

«Предстатель» Крылова А. Н. Оленин, с семьей которого Иван Андреевич старался поддерживать самые близкие отношения, запросил у царя Александра I на издание новой иллюстрированной книги крыловских басен десять тысяч рублей, сумму по тому времени не малую.

Царь не очень любил баснописца. Он помнил, что в ответ на предложение написать басню, прославляющую его, Александра, «победы», Крылов написал что-то очень хитрое, обтекаемое… Кажется, сослался на то, что у него на это якобы не хватает голоса и таланта? Да, да! Крылов так и написал: «…жалею, Что лиры Пиндара мне не дано в удел: Я б Александра пел!»

Опасный писатель! Деньги ему можно дать, но пусть Оленин последит за ним, посмотрит…

Это было в апреле 1824 года. Ходатайство Оленина царь удовлетворил, и работы по подготовке нового издания начались.

Надо думать, что сам А. Н. Оленин, если отбросить в сторону его обязанность своего рода «наблюдателя» за творчеством баснописца, получал и искреннее удовольствие от выпуска в свет образцово иллюстрированных книг Крылова, являющихся шедевром гравировального и типографского искусств. Сам художник и гравер, А. Н. Оленин все хлопоты по изготовлению рисунков и гравировальных досок взял на себя. Все гравюры появляются в книге с его монограммой «А. О.», обозначающей его личное участие в выполнении. Сыну своему, весьма недурному художнику Петру Алексеевичу Оленину, он поручил нарисовать портрет Крылова, и сын это сделал весьма искусно.

Иллюстрации первоначально было поручено выполнить замечательному художнику Александру Орловскому, но тот, сделав всего пять рисунков, по неизвестным причинам не дал их для издания и отказался от дальнейшей работы. Существует версия, что художник был недоволен иллюстрациями. Эти рисунки впервые были напечатаны только в 1907 году € Петербурге Кружком любителей русских изящных изданий. Надо признать, что рисунки Орловским выполнены мастерски, но, конечно, они мало соответствуют стилю и характеру басен Крылова.

Вместо А. Орловского были приглашены уже испытанный И. Иванов и А. Зауервейд. К гравированию привлекались все светила гравировального искусства: С. Галактионов, И. Ческий, Ф. Иордан и другие.

Крылов тщательно отредактировал все старые басни и впервые добавил новую, седьмую часть (или «книгу», как стал называть он теперь), в которую вошли 26 новых басен. Всего в издании помещено 165 басен. Здесь же впервые Крылов отметил басни, заимствованные по сюжету или переведенные. В общем числе басен таких оказалось тридцать четыре[38].

Книга поступила в Цензурный комитет 2 апреля 1824 года, получила разрешение 30 августа того же года, но выпущена из типографии только 20 марта 1826 года. Надо думать, что такая задержка произошла из-за событий 14 декабря 1825 года.

Тираж книги для своего времени весьма значителен: 10000 экземпляров. Разумеется, какое-то количество (вероятно, 100), как и иллюстрированного издания 1815 года, вышло в виде роскошных «подносных» экземпляров, часть (не более 300 экземпляров) — с гравюрами, но в худших отпечатках, а все остальные — вовсе без гравюр, с одним портретом автора.

У меня есть все три вида издания. Никакой разницы, кроме качества отпечатков гравюр, качества бумаги и величины полей, между первым и вторым видами нет. Только портрет Крылова в экземплярах второго вида гравировал уже не И. Фридриц, а И. Степанов, причем подписано не «гравировал», а «копировал». Ясно, что работу своего сына А. Н. Оленин не пожелал дать с уже «усталой» доски, и портрет отгравировали заново.

С этой же степановской доски портрет оттиснут (и очень плохо) в общем (безгравюрном) тираже басен.

На печатных обложках, сохранившихся в моем экземпляре удешевленного вида, значится цена 12 рублей. По «Росписи» Смирдина видно, что экземпляры с гравюрами второго вида стоили 20 рублей. Экземпляры «подносные», первого вида — в продажу не поступали.

При описании басен издания 1815 года я уже говорил о том, что степень редкости всех трех разновидностей — обратно пропорциональна их качеству. Наиболее редкими оказались удешевленные безгравюрные экземпляры, напечатанные в количестве неизмеримо большем, чем дорогие и «подносные» с иллюстрациями. Эти — просто редки, а дешевые, предназначенные «для народа», — ненаходимы.

На «подносном» экземпляре иллюстрированного издания басен Крылова 1825 года на листе форзаца имеется дарственная надпись Крылова: «Алексею Николаевичу Оленину от сочинителя». На следующем листе Крыловым собственноручно написано такое стихотворение:

Стихотворение это Иван Андреевич Крылов, вероятно, не без настояния самого «доброго мецената», не оставил безвестным, а довел до всеобщего сведения, напечатав в альманахе Дельвига «Северные цветы» за 1828 год.

Таким образом, роль Оленина как «друга-мецената» была, казалось бы, подтверждена самим Крыловым в печати.

Однако ни сам Оленин, ни официальные биографы Крылова, проливавшие, не жалея, слезы умиления по поводу «сердечной признательности» великого баснописца к своему «благодетелю», не заметили весьма тонкой иронии в этом, на первый взгляд, столь почтительном «мадригале».

Роль Оленина-мецената в стихотворении сводится к тому, что он, «щедрот монарших луч склоня» в сторону баснописца, тем самым, как говорит Крылов:

В переводе с обычного эзоповского языка баснописца это можно понимать так, что «меценат» просто-напросто лишил свободы «беспечную музу», опекаемого им сатирика. Слово «подвязал» может иметь двоякое значение.

Двойственная роль А. Н. Оленина, который, под видом самой искренней дружбы к Крылову, по заданию правительства проводил негласную, «направляющую» форму политического над ним наблюдения и неофициальной цензуры, была давно ясна самому Ивану Андреевичу. Эта «дружеская», под видом «добрых советов», цензура уже не раз показывала свои коготки, куда более острые, чем у цензуры официальной.

В басне своей «Соловьи» Крылов недвусмысленно говорил о собственной участи:

Дочь Оленина, Варвара Алексеевна, объясняя позже библиографу В. Ф. Кеневичу скрытый смысл некоторых крыловских басен, против басни «Соловьи» сделала собственноручное примечание, гласящее, что басня эта написана «Для батюшки — А. Н. Оленина». Варвара Алексеевна точно знала, что под «соловьем» Крылов подразумевал себя, и под «стерегущим его» — Алексея Николаевича Оленина[39].

Крылов понимал, что без Оленина ему будет еще труднее. И он делал из своего «мецената» ширму не только для сатиры.

Когда разразились события 14 декабря 1825 года, Крылов, отнюдь не полностью разделявший взгляды восставших, посчитал своим долгом быть на Сенатской площади.

Сами декабристы, завидев массивную фигуру баснописца, закричали ему из каре, чтобы он немедленно уходил. Восставшие всячески оберегали от риска крупных писателей, в том числе и Крылова. Крылов понял, что он на площади бесполезен, и мудро, не заходя домой, прямо пошел к Олениным, где и рассказал о своем похождении, которое было вызвано якобы простым любопытством. «Я думал, что пожар», — говорил баснописец, надеясь, что всем известная анекдотическая его страсть смотреть пожары спасает его от ответственности.

Варвара Алексеевна Оленина в этот день записала в своем дневнике:

На вопрос Олениной Крылову: «Зачем он туда пошел?» — баснописец ей ответил более откровенно: «Хотел взглянуть на участников восстания»…[40]

Несмотря на всю маскировку, Крылов все-таки не избежал неприятностей. Его вызывали на беседу-допрос к самому Николаю I. Последний, однако, решил, что трогать пользующегося всенародной любовью баснописца не стоит.

Дело о «походе» Крылова замяли.

Возвращаясь к описанию экземпляра басен 1825 года с автографом Ивана Андреевича, нетрудно установить путь, по которому книга эта попала в мою библиотеку.

Дореволюционный петербургский антиквар, занимавшийся к тому же библиографией и издательским делом, — П. А. Картавое сообщил в своем «Литературном архиве», что личная библиотека и бумаги Оленина были в 1900 году приобретены у его наследников книгопродавцем В. И. Клочковым. Большинство книг и бумаг А. Н. Оленина Клочков продал в Публичную библиотеку в Петербурге, остальное пустил в розницу в своем магазине[41].

В розницу попала и книга с автографом Крылова. Это тем более вероятно, что на книге имеется книгопродавческий знак фирмы В. И. Клочкова. Книгу приобрел у Клочкова дореволюционный собиратель, некий Н. Н. Ефремов, который, уже в наше время, будучи глубоким стариком, уступил экземпляр мне. Вот и вся история этой находки.