Навстречу звездам

Глава десятая. МОМЕНТ ИСТИНЫ

Было уже давно за полночь, но руководитель государства все еще находился на своем рабочем месте. Однако он не работал — он вспоминал свое прошлое, свою далекую и полную борьбы молодость… Образы этого прошлого вставали перед ним со всей своей яркостью и остротой, словно это было вчера…

Он всегда был вместе со своим народом, он воспринимал каждое очередное торжество богачей-изуверов и увеличение их возможностей как личную трагедию. Ему с ранних лет было ненавистно все в этом строе — деспотическая система власти, хищнические экономические отношения, омерзительные культурные «ценности». Несправедливость, унижения и угнетение вызывали в нем решительный протест и горячее желание свергнуть так называемый «конституционный строй» и чуждый русскому духу бордель «свободного рынка». Он еще 4 октября 1993 года, сидя перед экраном телевизора и проклиная фашиствующих ельцинских палачей, страстно поклялся посвятить этому всю свою жизнь, отдать все свои знания, волю, талант, силы…

А вот картинка из 9 мая 2002 года. «По Москве идет марш сталинистов. Их много, очень много. Их становится все больше» — вещали вечером по телевидению… Одним из этих самых ста тысяч сталинистов был он сам. Запомнились невзрачные по форме, но яркие по содержанию плакаты, которые несли участники шествия. Например, такой: шестиконечная звезда — знак равенства — свастика. И тут же слово «извините» и исправление: шестиконечная звезда — знак «больше» — свастика… Рядом пожилой человек нес плакат, на котором был написан лозунг в стихах — он запомнил его на всю жизнь: «Население, находясь в прострации, допустило к власти врагов нации. Был установлен оккупационный режим — юдолиберальный фашизм. Юдофашизм с Россией справится, ничего от нее не останется. Россия скоро в вечность канет, глобализм тут править станет»… Ну что ж — если терять уже нечего, пусть останутся в живых только те, кого устраивает участь скотины. Лучше умереть стоя, чем жить на коленях…

Вся жизнь его представляла собой жестокую и бескомпромиссную битву против сил порабощения и измены. И очевидно, что борьба еще не окончена. Впереди тот самый «последний и решительный бой»… Недоглядели в свое время, позволили построить прямо под носом у себя этот антарктический бункер. Мондиалисты могут включить рубильник в любую секунду — они озверели до крайности и могут сделать все, что угодно. Да, упустили их в свое время — а теперь они поставили себе на службу поистине разрушительную энергию… Поиск до сих пор не дал никаких результатов, да и не мог дать — их можно обнаружить, только пробурив зондирующие скважины во льду и скальных породах. Но ведь тогда они немедленно нанесут ответный удар — академик Ермаков утверждает, что они наверняка готовы к этому. Хотя, конечно, они нанесут удар в любом случае — когда обретут достаточно сил и средств наиболее «рационально» распорядиться своей победой над «простыми» людьми…

Час ночи… Вождь встал и собирался было отправиться к себе домой, но вдруг раздался пронзительный сигнал информационного терминала — это означало, что пришло экстренное сообщение особой государственной важности. Генеральный секретарь в ту же секунду вернулся к своему столу, сел обратно в кресло и приказал вывести поступившее сообщение на экран.

Увиденное им потрясло его: условные знаки в начале сообщения указывали на то, что отправители воспользовались шифродискетой № 11/26 — эту дискету он дал лично в руки командиру «Авроры» Ивану Лебедеву! И сигнал пришел как раз с того направления!

Не медля ни секунды, Генеральный секретарь открыл дверь сейфа, достал второй экземпляр дискеты и вставил ее в дисковод. После этого на экране появился текст:

«Настоящим докладываю, что 3 января 2031 года Первая Звездная экспедиция потерпела аварию, в результате чего были необратимо выведены из строя все системы дальней квантовой связи, а в результате столкновения с метеорными телами были потеряны оба грузовых корабля. Экипажу удалось предотвратить гибель основного корабля и восстановить его двигательную систему. 29 января 2031 года космический корабль «Аврора» стартовал в направлении Солнечной системы. Установлено месторасположение источника, откуда было произведено возмущающее деструктивное воздействие на системы связи и управления. Его координаты: 66ь 37' 48,9'' южной широты и 105ь 30' 26,4'' восточной долготы, на глубине в 986 метров под уровнем моря. В настоящее время экспедиция находится на расстоянии в 500 а.е. от Солнца, в направлении на Альфу Центавра. Экипаж будет ожидать дальнейших распоряжений Земли, оставаясь в свободном дрейфе в указанном секторе. Начальник экспедиции И.С. Лебедев. 09.02.2036 02:38:17 мск».

Не веря своим глазам, Генеральный секретарь несколько раз пробежал глазами текст сообщения. Наконец, он отдал распоряжение:

— Экстренная ситуация! Ермакова, Макарова и Качалова — ко мне, немедленно!..

— …Итак, у вас все готово? — спросил Гранд-Приор Резуноффа. — Вы гарантируете победу?

— Да, Владимир Владимирович! — глаза главного «ученого», стоявшего навытяжку перед столом Гранд-Приора, засверкали фанатичным блеском. — Хоть сейчас!

— Надо еще раз все проработать. Замочить в сортире все человечество это не так-то просто. Давайте-ка снова пройдемся по всем деталям… сказал Гранд-Приор.

— Как только вы прикажете, мы переведем ионосферу в состояние возбуждения, и она начнет на всю поверхность планеты транслировать пси-излучение, при воздействии которого, как вы знаете, и происходит потеря сознания у людей. Так как мы дадим еще и сигма-излучение, которое будет воздействовать на вещество и возбуждать вторичное пси-излучение, то мы охватим этим процессом и тех, кто под землей, и тех, кто в околоземном пространстве. А у нашего бункера мы включим активную защиту — то же излучение, но только в противофазе. Результирующая будет нулевая — главное здесь сделать точную подстройку под основное излучение, но если мы знаем его параметры, то тот же управляющий компьютер даст и противоизлучение…

— Так… И что дальше?

— Дальше наши братья, облаченные в шлемы с активной защитой, высадятся на побережье южных материков и начнут вживлять находящимся без сознания людям специальные микросхемы, подавляющие их чувствительность к пси-излучению. Те, в свою очередь, очнувшись, начнут делать то же самое — в этой микросхеме, помимо механизма защиты, жестко зашит алгоритм действия. Аппаратами и картриджами с микросхемами мы снабдим их в достаточном количестве — для этого будут сразу же развернуты полевые базы. Потом братья в сопровождении биороботов захватят самолеты и десантируются в остальных городах Земли… Все должно происходить очень четко и в геометрической прогрессии. Всех и не надо обрабатывать — достаточно полумиллиарда, а остальных — тех, кому «не повезет» и он не подохнет от голода и жажды, мы возьмем и подвергнем вечным мукам — я это вам показывал. Прежде всего, это относится к высшим коммунякам и особенно к их проклятому генсеку, по милости которого мы все тут вынуждены были провести долгие годы. Он пожалеет не только о содеянном, но и о том, что на свет появился!..

— А как поступим с обитателями космоса? Их более ста тысяч человек…

— У них нет оружия — только стартовая база противометеорных аннигиляционных ракет на Луне. Мы туда пошлем узконаправленное излучение. Послать его дальше мы, к сожалению, не сможем — мощность резко убывает, и на дальних расстояниях излучение такого рода годится лишь для выведения из строя сверхчувствительных приборов — что мы и сделали с «Авророй» пять лет назад. Сейчас мы тоже уничтожим квантовые компьютеры — на Марсе, Венере, Меркурии, Юпитере и так далее. Мы ведь знаем координаты всех станций — как на планетах, так и в космосе. Если нам и не удастся «поработать» с системами жизнеобеспечения и герметизации, то они все равно подохнут, так ничего и не успев сделать — мы, высадившись в Москве и захватив командный пункт, возьмем на себя управление лунной ракетной базой и подвергнем их поселения бомбардировке… Вот так мы это и сделаем! И во всей своей мощи возродится единая атлантическая империя! — с придыханием, мечтательно закатив глаза, произнес Резунофф. — Слава Люциферу, нашему покровителю!

— Разделяю вашу надежду, Андрей Дмитриевич, — произнес Гранд-Приор. Империя возродится, и вновь звездно-полосатый флаг будет победно реять над планетой! Иначе и быть не может — сильные всегда побеждают, а если они и отступают изредка, то только для того, чтобы по прошествии некотрого времени нанести бунтарям еще более сокрушительный удар! И чем дольше продолжается затишье и период халявы для слабаков, тем сильнее этот контрудар! Это фундаментальный закон природы!

Последовал глубокий поклон Резуноффа — как всегда, во всем согласного со своим повелителем…

— Вы как всегда правы, Владимир Владимирович! Мы их всех превратим в рабов и объектов удовлетворения нашего желания! — сказал он. — Мы уже способны на это — нам, наконец, удалось научиться полностью стирать у людей память о личной жизни и о жизни общества, оставляя лишь трудовые навыки. Для функционирования подобной системы должно быть много простых исполнителей, знающих только свою узкую специализацию. Объединять их усилия воедино и управлять ими должны господа, обладающие всей полнотой мудрости как мы с вами, как наши братья… Мы дадим каждому из них множество рабов в вечное и наследуемое пользование.

— Наши братья с честью прошли великий путь, — торжественно произнес Гранд-Приор. — Они не сдались и в тяжелейших условиях привели нас к порогу окончательной победы. Они сделали невозможное — это лишний раз доказывает, что подобные люди и есть авангард человечества. Более того — это и есть люди, а все остальные — это скот! Не напрасно я так настойчиво и последовательно защищал их интересы и расширял их возможности, когда был на посту президента России!.. Мы уничтожим коммунистическую систему власти, разрушим их памятники, выкинем из могил их кумиров. Мы устроим коммунизм только для себя — блаженства и наслаждения достойны лишь избранные, а остальные будут пахать на нас и предоставлять нам свое тело для развлечений, ибо они — быдло, а следовательно, халявы не заслуживают!

— У каждого будет микросхема в мозгу, каждый будет контролироваться с помощью суперкомпьютеров. Они будут содержаться в специальных биокамерах, где над их организмом будет осуществляться тотальный контроль и при необходимости гибкое переструктурирование их тел. Мы будем проводить широкомасштабные медико-биологические исследования на множестве подопытных — как и здесь. Отслуживших свой срок рабов мы как раз и будем использовать в этом качестве. Мы построим свой жесткий, четкий и гармоничный порядок Новый Мировой Порядок! — воскликнул Резунофф.

— А сейчас мы должны в последний раз подарить бодрость нашим братьям перед решающей акцией, — сказал Гранд-Приор. — Им предстоит очень много поработать во время захвата — а значит, им надлежит быть в форме, они должны избавиться от усталости и депрессии. Одновременно мы, так и быть, подарим свободу всем нынешним нашим рабам и подопытным — у нас все равно скоро будет в десятки тысяч раз больше, а нам во время акции понадобится каждый свободный человек. Мы произведем акт очищения, символизирующий окончание нашей жизни в подземелье. Прекратим, наконец, их мучения замочим их в сортире!..

…В полночь в главном зале собрался весь «цвет» бункера. У всех собравшихся, облаченных в ритуальную одежду, было необычайно приподнятое настроение. Бурными, долго не смолкавшими аплодисментами и возгласами преданности они приветствовали Гранд-Приора, вместе со своей свитой появившегося в «президентских» воротах и чинно проследовавшего на свое место у черного колодца. Как всегда, после настойчивых призывов в центре этого колодца появилась точка мертвенно-яркого света, выросшая спустя некоторое время в изображающий объект их поклонения параболоид… И тут началась кровавая вакханалия — в зал по очереди вводили и втаскивали рабов и подопытных, а впавшие в сатанинский раж обитатели бункера всех рангов от Гранд-Приора до простого охранника — под громкие звуки гимнов нетерпеливо разрезали и разрывали их тела на части, жадно пожирая их теплую и еще дымящуюся плоть. На лицах всех членов подземного «братства» явственно читалось дикое и неистовое возбуждение. Кровь была буквально всюду — не только на одежде и лицах присутствующих, не только на полу и стенах — пятна ее были видны даже на потолке помещения. О колодце и говорить нечего кровь уже до краев наполнила его, почти скрыв под собой объемное изображение, и сплошным широким потоком разливалась по полу. Красные волны обдавали и без того густо залитые кровью одежды впавших в последнюю степень опьянения «братьев». Они все жадно запивали кровью плоть жертв, вымазывали ею свои лица и одежду, даже окунались в нее с головой…

Через несколько часов в живых не осталось никого из пленников подземелья. В принципе, они даже мечтали о таком конце — настолько невыносимыми были их страдания. Но по плану «власть имущих», эстафету их мучений должны были принять сотни миллионов жителей Земли… Зловещий час близился…

А в Москве в это время началось совещание высших руководителей Советского Союза, отвечающих за его безопасность.

— Виктор Павлович, — обратился Генеральный секретарь к академику Ермакову после того, как все прочитали послание экспедиции, — вы говорили, что у вас все готово, главное только — знать точные координаты. Так, если не ошибаюсь?

— Да, конечно. Если бы располагали ими раньше, то с недобитками было бы тут же покончено. Мы бы дали узконаправленное излучение на их подземную базу, и они все потеряли бы сознание, не успев привести в действие бомбу.

— А если они эту бомбу поставили на таймер и регулярно производят перезапуск? — спросил Генеральный секретарь.

— Маловероятно… Слишком велика цена отказа блокирующего устройства. Да и не догадываются они о том, что нам известно об их местонахождении. Хотя, конечно, штурм надо произвести как можно быстрее. Выбора, надо сказать, у нас никакого, — ответил Ермаков.

— Дмитрий Михайлович, насколько быстро вы сможете сосредоточить все силы в районе Южного магнитного полюса? — спросил Генеральный секретарь у Маршала Советского Союза Макарова, министра обороны.

— Три часа на подготовку — надо доставить и установить на самолетах генераторы излучения, собрать экипажи и группы захвата, обеспечить их средствами индивидуальной защиты… Еще минут сорок-пятьдесят на подлет к месту…

— Готова ли «Альфа», Вячеслав Алексеевич? — спросил руководитель страны у председателя КГБ Качалова. — Уложитесь в сроки?

— Конечно — нынешний состав будет готов через полчаса, а остальные те, кто сейчас в Москве — через два.

— Хорошо. Не будем терять времени. О значении этой операции нет нужды говорить — и так все ясно. Начинайте отдавать все необходимые распоряжения и постоянно держитесь на связи…

Без пятнадцати два Дениса разбудил сигнал коммуникатора. Не желая будить жену, он отключил динамик и взял трубку.

— Капитан Лебедев?

— Я, товарищ полковник! — ответил Денис, увидев на экране командира эскадрильи, к которой он был приписан на случай военного положения.

— Немедленно прибыть на Чкаловский!

— Есть!..

— Что случилось, Денис? — спросила Мария.

— Разбудили тебя?.. Мне только что приказали прибыть на аэродром Чкаловский, в распоряжение полковника Демина, — ответил Денис, быстро собираясь в дорогу.

— Полковника Демина? Я его не знаю. Это ведь не твой командир…

— Да, в мирное время я в распоряжении Управления дальних межпланетных рейсов. А Демину я подчиняюсь только в условиях чрезвычайного положения как и мои сослуживцы.

— Что-то случилось? Война? — испуганно спросила Мария.

— Что конкретно, не знаю. Но что-то очень серьезное. Я видел лицо полковника — что-то действительно очень серьезное. Может, катастрофа какая-то — но мне не объяснили…

— Я провожу тебя, — сказала Мария, набросив на плечи шерстяную накидку.

— Осторожно, не простудись. На улице минус пятнадцать, а это твоя первая зима в России.

— Ничего, простимся в зимнем саду…

— Мне пора. Только надо с Сережкой проститься… — Денис взял сына на руки… — Береги его, Мария… — совсем тихо сказал он…

Они спустились на первый этаж и прошли в сад.

— …До свидания, дорогая. Я скоро вернусь, не волнуйся за меня… До свидания, Маша, я вернусь, — сказал Денис, крепко обнявшись с женой на прощание.

— До свидания, Денисито, — голосом, полным тревоги и надежды, сказала Мария. — Вот, возьми от меня это… — она сорвала букетик цветов, росших на островке, у небольшого фонтана. Они, кажется, называются незабудками?.. Пусть они напоминают обо мне. До свидания, любимый, я буду ждать тебя…

Денис открыл стеклянную дверь зимнего сада и вышел на улицу. Загудел двигатель автолета, и Мария сквозь слезы увидела, как машина, взмыв высоко в воздух, скрылась в снежной дали…

— Капитан Лебедев, капитан Максименко, — обратился полковник Демин к молодым летчикам, только что прибывшим на Чкаловский. — Мы узнали точные координаты недобитков, окопавшихся в Антарктиде, и теперь нам предстоит выкурить их оттуда… Денис, рад сообщить вам, что ваш отец жив, что это он передал нам информацию. Подробности узнаете позже, а сейчас надо не праздновать, а воевать. Нельзя терять ни минуты… Ваша боевая задача провести воздушно-космические самолеты в район Южного магнитного полюса и в точке с указанными координатами включить направленное излучение поворотом главного исполнительного ключа. После этого вы должны приземлиться и ждать подхода основных сил. Излучение не должно быть отключено ни на секунду. Сначала отправляем только вас, потому что недобитки наверняка наблюдают за небом, и посылать сразу всю эскадрилью рискованно. Ваши два самолета будут выглядеть как обычный транспортный рейс в Антарктиду. Отправляйтесь прямо сейчас, а я следом за вами отправлю остальных… Желаю удачи! — сказал полковник, обменявшись на прощание рукопожатиями с летчиками.

— Так, товарищи, никаких известий… — сказал Иван, когда все собрались в кают-компании «Авроры». Неизвестность в нашем положении худшая из всех пыток… Но я верю в нашу Родину, которая озаряет нам путь, которая ждет нас — она всегда справлялась с самыми страшными опасностями.

Все замолчали… На лицах всех космонавтов без труда читалось невыразимо тревожное ожидание и волнение. В последние три дня почти не спали, а теперь — в тот момент, когда сигнал до Земли дошел и там начали разворачиваться события, никто не был в силах заснуть, несмотря на глубокую ночь.

— Если они сейчас получили сообщение, то им потребуется несколько часов на сборы и подлет к месту. Потом примерно час на штурм… Лишь тогда они смогут нас проинформировать — а сейчас исход неизвестен даже им, сказал Токмаков. — Давайте перестанем молчать — это действует, надо признаться, чрезвычайно угнетающе. Спой нам что-нибудь, Иван…

— С удовольствием, — ответил командир… — Я спою о нашей великой Советской Родине…

Два самолета, сделав почти полуоборот по орбите вокруг Земли, начали снижение. Под ними расстилалась бескрайняя ледяная пустыня Антарктики, залитая яркими лучами незаходящего солнца. Денису было знакомо это место во время обучения в Академии он иногда делал рейсы на этот континент, а впервые он здесь побывал, еще будучи школьником. Каждый раз величественная панорама Антарктиды завораживала его и напоминала о мужестве и героизме первопроходцев-полярников. Ледовый материк, открытый русскими мореплавателями, впервые в истории пробившимися в ранее недоступные районы Южного полушария, и по сей день оставался самым тяжелым для проживания местом на всем земном шаре. Полностью лишенные высшей жизни глубинные районы Антарктиды отличались особенно свирепыми морозами и острой нехваткой кислорода. Но советские люди во второй половине пятидесятых годов двадцатого века впервые в истории дошли до полюса холода, водрузили там флаг Родины и основали станцию Восток, которая к середине тридцатых годов превратилась в крупный, относительно благоустроенный город, обслуживающий уникальный исследовательский полигон… Небо над Антарктидой — настоящий ад для летчиков: низкие температуры, резкие перепады давления, сильнейшие воздушные потоки… Но они летали и побеждали стихию. Долгие десятилетия Антарктида была отрезана от Большой Земли на протяжении нескольких месяцев в году, но вот однажды советские летчики на новейшем самолете в разгар полярной ночи совершили прямой рейс из Москвы на станцию Восток, благополучно сели, а потом не менее благополучно взлетели и вернулись в столицу… На ранее недоступном и казавшимся зловещим континенте неудержимо росли оазисы жизни, создаваемые человеком…

Самолеты шли уже в плотных слоях атмосферы, все ближе и ближе приближаясь к цели со стороны океана. Автопилот вел самолет по оптимальному курсу к заданной цели. Наконец, далеко на горизонте, прямо по курсу, показалась полоска материкового льда. До точки с указанными координатами оставались считанные минуты…

А в бункере тем временем полным ходом шла подготовка к диверсионной акции против человечества. Резунофф, сидевший рядом с Гранд-Приором, выслушивал рапорты о готовности систем и заодно буквально изгибался в верноподданническом экстазе — он знал, что Гранд-Приор это всемерно поощрял и ловил от этого кайф — в отличие от своего предшественника на посту российского президента, он отнюдь не был равнодушен к тому, как о нем высказываются…

— О, Владимир Владимирович! Я с первого взгляда понял, что вы будете великим президентом — еще в августе девяносто девятого, когда Ельцин назначил вас своим преемником. Я ликовал! Именно такой президент нужен был российскому быдлу! Пиночет — мой кумир! Чили было испытательным полигоном для отработки научно обоснованной технологии централизованного управления экономикой других стран в рамках великого проекта, и Пиночет замечательно справился с этой ответственной задачей! И у вас так много общего с ним даже первая буква фамилии! Вы абсолютно правильно все делали! Вы еще будучи на посту директора ФСБ начали интенсивно сажать по тюрьмам коммунистов и применять к ним пытки — это же просто чудесно! Вы организовали убийство предателя еврейского народа Рохлина! Вы подчинили себе всех, кого только можно! Вы снизили налоги для достойных людей с 35 до 13 процентов, а для быдла, соответственно, повысили — с 12 до 13… Вы провели через Думу законы о распродаже земли, о лишении наемных работников всех прав, о повышении платы за коммунальные услуги, о полной распродаже предприятий! Я всегда мечтал о затоплении «Мира», о ликвидации базы в Лурдесе — какое право имеют побежденные бросать нам вызов — вызов даже одним лишь своим пассивным присутствием там, где должны быть только мы, американцы?! Вы за считанные годы сделали так много для нас, сколько не сделал даже Ельцин! Благодаря вам мы избежали краха в начале века — из России перетекли к нам поистине несметные богатства!

— Все готово, мистер Резунофф, — доложил диспетчер…

— Все готово… Луна в Змееносце, как и тогда. Это великий знак!.. Прикажете начинать? — спросил Резунофф.

Гранд-Приор положил локти на стол, сложил ладони, выпрямил спину и умиротворенно сказал:

— Ну что ж, можно начинать…

— Вот пульт управления. Давайте, Владимир Владимирович, я с нетерпением жду того дня, когда вы вступите в Третий Иерусалимский Храм и на вашу голову будет возложена корона машиаха! Я жду этого светлого часа долгие десятилетия, и я буду ждать столько, сколько потребуется — сколько бы ни пришлось! Я вижу вас на троне! Я вижу вас на троне!!! — Резунофф окончательно впал в холуйскую истерику…

— В наш сектор входят два советских самолета типа «Аякс», — раздался голос диспетчера.

— Ну и что? — огрызнулся Резунофф. — Какое нам до этого дело?.. Куда они идут?

— Вывожу параметры их трассы на четвертый дисплей…

Резунофф вгляделся в карту Антарктики. Самолеты прилетели из района Индийского океана со стороны архипелага Кергелен, достигли материкового берега в районе австралийского приполярного города Кейси и шли вдоль береговой кромки. Если они продолжат путь, то снова уйдут в океан. Но каков их пункт назначения? Ведь город Дюмон-Дюрвиль остался в девяноста километрах позади! Впереди на этой линии только пустынный океан — никакой суши! Зачем делать такой странный крюк? И зачем они вошли в плотные слои атмосферы над здешними краями, если не приземлились в Дюмон-Дюрвиле?.. Невероятная догадка будто каленым железом обожгла и без того воспаленный мозг Резуноффа — он, забыв о субординации, попытался броситься к пульту управления и первым нажать на кнопку… Но тут на него словно навалилась темная вязкая пелена, ноги подкосились, и он потерял сознание — как и все вокруг…

Денис, повернув ключ вправо до отказа, начал сброс скорости. Отключился бортовой генератор плазменного облака, снижающего сопротивление воздуха по ходу движения. Зависнув над берегом, самолет начал плавное вертикальное снижение. Сверху дублирующее излучение посылал Дима Максименко — на тот случай, если произойдет резкая потеря ориентации первого самолета. Наконец, самолет достиг поверхности, и двигатели его выключились. Начал снижение самолет Димы. Денис тем временем связался с Москвой и доложил полковнику Демину о ходе выполнения задания.

Через сорок минут на горизонте появились основные силы — десант спецназа. Один за другим самолеты снижались и садились на берег. Из них высаживались операторы автоматической техники и бойцы «Альфы». В считанные минуты над предполагаемым местонахождением бункера была размещена установка реактивного бурения — изобретение генерала Циферова, сделанное еще до «перестройки»…

Напряжение достигло апогея. Прямых указаний на то, что бункер находится именно в этой точке, не было. О том, что возможна ошибка, искажение показаний приборов и тому подобное, старались не думать. Все — и летчики, и спецназовцы, и операторы — застыли в тревожном ожидании…

Ракеты поочередно вгрызались в землю и, утрамбовывая почву, доходили до определенной глубины, после чего возвращались назад. С каждым разом они опускались все глубже и глубже под землю… Наконец, на глубине в пятьдесят метров спектральный анализатор выдал данные о том, что на пути ракет встретился искусственный материал — тот самый, что использовался американцами для строительства бункеров высшей степени секретности — чтобы даже факт их существования невозможно было установить. Значит, Токмаков не ошибся, и бункер был именно здесь!

Дальше ракеты продвигались гораздо медленнее — слишком прочным был этот композитный материал. Но цель была все ближе и ближе… Наконец, ракета пробила потолок бункера и упала вниз. На дне колодца засверкал свет — открылась прямая сквозная шахта диаметром в один метр!

В шахту спустили трос, и в нее, пристегнутые альпинистскими карабинами, начали стремительно, один за другим, спускаться альфовцы двести пятьдесят человек. Они быстро брали под свой контроль уровень за уровнем, пока не заняли весь бункер.

Тем временем прилетели еще около ста самолетов — на них находились специалисты, которым предстояло взять под контроль все системы бункера и обеспечить выгрузку находившихся без сознания его обитателей. Получив от группы захвата соответствующее подтверждение, они тоже начали спускаться вглубь. Пока перед летчиками не стояла задача отправляться в обратный путь, им также разрешили осмотреть бункер, и они не замедлили удовлетворить свое любопытство…

…Пройдя верхние уровни, Денис с Димой достигли, наконец ритуального зала. Они, уже успев побывать в лабораториях и помещениях для рабов, более или менее представляли себе всю меру страдания, которому подвергались узники подземелья долгие годы. Но то, что они увидели, потрясло их до глубины души. Здесь было буквально море человеческой крови, повсюду были разбросаны истерзанные, расчлененные и обглоданные человеческие останки головы, конечности, внутренности, кости, куски кожи…

Денис и Дима, завороженные этой жуткой картиной, медленно прошли в центр зала. Роботы уже заканчивали убирать куски человеческой плоти из колодца и откачивать из него кровь. Постепенно взору летчиков открывалась странная картина: из глубины на них смотрело жуткое, похожее на привидение, светящееся существо, с огненными глазами и пастью… По спине молодых людей пробежали мурашки. Дима остановился в двух шагах от края колодца, а Денис осторожно приблизился к светящемуся куполу и приблизил к нему руку.

— Дениска, осторожно! — услышал он за спиной голос друга — с плохо скрываемой тревогой за него. — Если каждую подобную дрянь трогать, то можно однажды остаться и без рук…

— Ничего, не беспокойся… — Денис приблизил кончик пальца к поверхности параболоида и, наконец, коснулся его. — Вот видишь, ничего не произошло — это обычный голографический проектор. Термическое поражение в нем не предусмотрено… — он погрузил руку в глубь изображения. — Можешь сам пощупать — ощущений никаких…

— Да, точно… — сказал Дима. — Вот оно что… Изображение дьявола. В принципе, это и не новость — мы все со школы знаем, что мондиалисты масоны и иудеи — поклонялись именно ему… Не говоря уже о явных сатанистах — традиционных и новых — например, «Нью Эйдж» и «сайентологах»…

— Кстати, о сайентологах. Помнишь такого — Кириенко-Израителя, бывшего премьера оккупированной России, а затем «полпреда Президента РФ» в Поволжье? Он как раз и состоял в этой тоталитарной американской секте. У них было ключевое оккультное понятие — «черное солнце Земли»… Как ни называй, персонаж один и тот же… Вот оно, ихнее «солнышко»… — произнес Денис.

Они еще раз внимательно вгляделись в светящийся параболоид, в его дикие «черты лица»…

— А все-таки, почему такая странная внешность? Почему не с рогами, не с хвостом, не с копытами? — спросил Дима.

— «Нью Эйдж»[30] — с усмешкой сказал Денис. Новые технологии — новые образы. Параболоид вращения… Динамическая голография, компьютерное управление… Лихо придумано! А рога и копыта — для «массового почитателя»… Кстати, об управлении — где-то тут наверняка должен быть пульт. Давай поищем…

Искать долго не пришлось. Им ничего не стоило быстро освоить кнопки запуска программ, регуляторы высоты, скорости и направления вращения… Повинуясь «операторам», параболоид послушно опускался под землю и поднимался обратно, вращался вокруг своей оси, изменял цвет…

— Все это было бы довольно забавно, если бы не множество казненных здесь людей, — сказал Денис, когда ему надоело нажимать на кнопки. — До какой же степени можно озвереть! Хозяева бункера — это не люди, это мутанты какие-то, вирусы и раковые клетки в теле человечества!

— Мондиалисты именно ими и были — и вирусами, и раковыми клетками. И технология достижения власти была очень даже похожей, — ответил Дима…

Денис, отключив изображение, вернулся к колодцу. Присоединился к нему и Дима. Некоторое время они неподвижно стояли, склонив головы. Наконец, Денис вынул из петлицы кителя букетик, который вручила ему на прощание Мария, и положил его рядом с колодцем — в память обо всех, кого на протяжении многих лет подвергали здесь жуткой ритуальной казни…

Все эти часы Денисом завладели сильные, но очень противоречивые чувства. С одной стороны, огромная радость по поводу того, что отец жив, что его экспедиция на подлете к Солнечной системе. Гордость за него — ведь это именно он и его товарищи указали на точное месторасположение бункера. Чудовищное напряжение — до и во время штурма. И, наконец, ужас при виде всего этого… А еще и суток не прошло с того момента, когда, казалось бы, ничего не предвещало! Он вспомнил о жене. Он уже успел поговорить с ней и успокоить — что опасность миновала, что все позади… Да нет, не позади… Осталась бомба…

Словно подтвердив мысли Дениса, раздался сигнал его личного коммуникатора. Его вызывал полковник Демин, который приказал готовить самолет к вылету и обеспечить погрузку на борт термоядерной бомбы для последующего ее выведения в открытый космос.

Денис поспешно поднялся на лифте на верхний этаж и вышел через шахту на поверхность. Уже через несколько минут он доложил о готовности к взлету. Но прошло еще не менее получаса, прежде чем в пятидесяти метрах от берега, проломив припайный лед, всплыла подводная лодка со смертельным грузом на борту. Закончив всплытие, она оторвалась от поверхности, взмыла вверх, перелетела через береговую линию и приземлилась рядом с самолетом Дениса.

Из нее с величайшими предосторожностями был выгружен контейнер объемом примерно в тридцать кубометров и перемещен в грузовой отсек «Аякса». К этому контейнеру были прикреплены ракетные ускорители и аннигиляционная бомба, взятая из противометеорных арсеналов. Она должна была сыграть роль детонатора основной бомбы — все понимали, что возиться с ее разблокировкой и разминированием не только бесполезно, но и чревато смертью всего человечества.

Денис сел за штурвал и поднял «Аякс» в воздух. С каждой секундой самолет все дальше и дальше удалялся от поверхности Земли… Никогда еще Денис не испытывал такого чувства при подъеме на орбиту — это все равно что везти грузовик со взрывчаткой. Более того — если что-то случится, то погибнет не только он, но и вся планета. Физики ему объяснили, что безопасная зона начинается примерно с сорока километров высоты — там воздух настолько разрежен, что цепная реакция в атмосфере уже не произойдет… Наконец, он преодолел этот рубеж… Медленно, очень медленно ползли минуты — и вот, наконец, «Аякс» вышел на орбиту Земли.

Но это было только начало пути. Включились плазменные ускорители, которые разогнали «Аякс» до второй космической скорости. Самолет начал разгоняться, все дальше и дальше уходя от планеты…

Наконец, притяжение Земли было полностью преодолено. Опасность для человечества уже миновала — это было самым главным… По прошествии трех часов Денис развернул самолет на сто восемьдесят градусов, открыл люк грузового отсека и дал команду на включение ускорителей, прикрепленных к контейнеру…

Через два с половиной часа приборы — и на «Аяксе», и на земной орбите — зафиксировали мощнейшую вспышку в той части неба, куда Денис отправил страшную бомбу. Но сам Денис ничего не видел — все произошло далеко позади самолета… Вот теперь действительно все было кончено — последняя война длилась всего несколько часов и закончилась их полной победой, причем совершенно без потерь… В пятнадцать часов по московскому времени Денис был уже на Земле, на аэродроме Чкаловский, где его прямо у трапа встретила сияющая от счастья Мария…

15 февраля на «Авроре» раздался сигнал компьютера, и на экране появилось долгожданное сообщение:

«Народ Советского Союза горячо приветствует покорителей межзвездного пространства и спасителей земной цивилизации. Мы выражаем вам горячую признательность за своевременно переданные координаты тайного убежища врагов человечества, откуда они готовились начать войну против народов Земли с целью их порабощения и истребления. Только благодаря вам эти преступные планы были сорваны. Бункер взят штурмом, преступники арестованы и переправлены в Москву. По решению Верховного Совета ССКР, все участники Первой Звездной экспедиции награждены званием Героя Советского Союза. Добро пожаловать на Родину! Генеральный секретарь Верховного Совета Союза Советских Коммунистических Республик…»

Многократные возгласы «Ура!» огласили кают-компанию звездолета. Все космонавты, не стесняясь своих слез, обменивались рукопожатиями и объятиями. Это была поистине великая и блистательная победа!..

Не медля ни секунды, Иван добрался до командного отсека и запустил маршевые двигатели. Начался последний этап обратного пути.

Расстояние до Земли все сокращалось и сокращалось. Пролетели рубеж пятидесяти астрономических единиц — радиус орбиты Плутона… Отметили тридцать первую годовщину Мартовской Революции, потом Первое Мая — светлый и радостный весенний праздник, день торжества свободного труда народов Земли… Наконец, родную планету, которую они покинули долгих десять лет назад, можно было разглядеть в телескоп во всех подробностях. Часами не отрываясь от экрана, космонавты смотрели на огромные благоустроенные города, на озелененные пустыни, на широкие реки, на лазурные моря с золотыми берегами, на счастливые и радостные лица людей…

9 мая 2036 года на Чкаловском собралось поистине огромное количество народа — намного больше, чем десять лет назад. Вот в синем небе появилась сверкающая в солнечных лучах серебристая стрела… Вот самолет коснулся взлетно-посадочной полосы… Когда дверь открылась и наверху трапа показались покорители звезд, миллионы людей огласили поле долго не смолкавшими приветствиями. Повсюду расстилался красный океан — миллионы красных флагов, красных транспарантов, красных гвоздик и роз…

Космонавты построились у трапа самолета, и Иван отдал рапорт:

— Товарищ Генералиссимус Советского Союза! Личный состав Первой Звездной экспедиции выполнил задание Родины и готов к выполнению новых поручений. Начальник экспедиции, командир космического корабля «Аврора», генерал-лейтенант Воздушно-Космического Флота Лебедев.

— Товарищи! — сказал Генеральный секретарь. — Девятое мая — священный для нашего народа день. В этот день 91 год назад наши героические предшественники победили страшное чудовище германского фашизма. Сердечно поздравляю вас с этой великой годовщиной! Потомки героев Великой Отечественной войны оказались достойными продолжателями их дела! Они уверенной поступью идут по пути великих побед и свершений! Сегодня, в этот же самый день, 9 мая, мы встречаем тех, без кого не было бы нашей последней победы — окончательной победы над гораздо более ужасным чудовищем мондиализмом. Вы не только донесли коммунизм до далеких звезд — вы спасли человечество от гибели. Низкий вам за это поклон. Наша благодарность безмерна. Вы будете жить в веках!

…Генеральный секретарь собственноручно прикрепил к мундирам космонавтов высшие награды Родины. После награждения пионеры преподнесли звездным героям огромные букеты…

…Двенадцать советских космонавтов шли по широкому полю, и встречающие их люди, расступаясь, бросали им прямо под ноги миллионы и миллионы ярко-алых цветов…

— Ну вот я и вернулся, Дениска, — сказал отец, крепко обнявшись с сыном, встречавшим его на поле. — Я же говорил, что вернусь, я же говорил, что советские люди непобедимы! Да, кстати, поздравляю и тебя со званием Героя и с новыми погонами!

— Спасибо… Я всегда знал, что ты вернешься, папа! Даже после прекращения связи я ни на секунду не сомневался, что мы снова будем вместе!.. Познакомься — это моя жена Мария — сестра Эрнесто Гарсиа, а это Сережа — мой сын и твой внук.

— Рад познакомиться… Даже как-то не верится — ты мне запомнился двенадцатилетним мальчишкой, а ты вон как вырос!.. Подумать только — я стал дедом, — сказал Иван, взяв на руки Сережу. Сколько ему?

— Одиннадцать месяцев.

— Поразительно быстро летит время! Казалось, совсем недавно мы прощались. И вот… Он тоже наверняка будет покорителем космоса, как ты и я. Может быть, он будет строить города на далекой планете, названной в честь твоей мамы, а может быть, полетит еще дальше — к Альтаиру, Веге или еще куда-нибудь…

— Смотрите-ка — опять радуга встала. Как и тогда. Хороший знак… Давайте, садитесь в машину — полетели! На этот раз я прокачу вас! — весело воскликнул Денис…

— …Ну что, товарищ академик, ты хотел говорить со мной? — злобно сказал Резунофф, обращаясь к Ермакову. — О чем же нам с тобой говорить? Покуражиться хочешь? Ну давай, давай!

— Успокойся, Андрей… или как там тебя сейчас… Ты ведь не хотел говорить со мной, своим сокурсником — сказал, что раз я остался в России, то перестал для тебя существовать…

— Ты предал великую идею! Ты предал основополагающие принципы существования природы, по которым она жила миллиарды лет! Ты продался быдлу! Быдлу! Быдлу!!!

— Прекрати истерику, дефективный! В чем суть моего предательства, можешь объяснить?

— Ты сам придурок, если не понимаешь элементарных вещей! Я всегда боролся за то, чтобы более эффективный человек получал как можно больше; а участь бесполезного — рабское существование. Волю должен диктовать сильнейший! Так же и с целыми государствами — если какая-то страна богаче всех, то в ней и должны быть сосредоточены все рычаги господства, и эти рычаги должны помочь такой стране стать еще богаче и могущественнее! А участь остальных — повиноваться и давать мозги, сырье, рабочую силу! Концентрация ресурсов в руках наиболее достойных и ответственных! Да, это фундаментальный закон развития! Именно поэтому я и послал Россию, эту страну неудачников, ко всем чертям, и начал жить и работать в благословенной Америке! А ты, сука, способствовал подрыву этой отлаженной системы — ты и твоя проклятая партия под предводительством фанатика-генсека разрушили все, что было мне дорого! Все, что только можно! Вы поставили мир с ног на голову!

— Ты самый настоящий подонок, отброс общества! Такая высокая степень мизантропического фанатизма может быть только у психов, у буйнопомешанных. Таких было много в свое время — их главной и единственной целью в жизни было делать зло слабым, они только этим и жили. Они были очень активны эти умные самодовольные маленькие фюреры — они стремились все контролировать, пока мы им крылышки не подрезали…

— Такие люди — это цвет человечества! Они гонят быдло, потому что оно не способно ничего сделать самостоятельно! Это самые достойные люди максимально свободные, наделенные неистовой волей, сокрушительной силой…

— Видно, ты большой поклонник человеконенавистнических бредней Ницше. От чего должны быть свободны эти «белокурые бестии»? От совести, от чести?.. Воля к чему? К наслаждению за счет других?.. Какая сила? Только по отношению к слабым?

— Но это же естественно — над кем надо господствовать, кого надо вести?..

— «Гнать»…

— Ну ладно, пусть будет гнать… Сильные и так пойдут куда надо, а быдлу нужен кнут!

— Да, «сильные пойдут куда надо». Скоро будет вынесен приговор, и вы все действительно пойдете туда, куда надо…

— Я не признаю ваш рабский суд! Вам природа не дала такого права!

— Андрей, я хочу спросить тебя…

— Называй меня Эндрю — я ненавижу этот рабский народ и эту проклятую страну! Я — гражданин Соединенных Штатов Америки Эндрю Резунофф!

— Офффф… — насмешливо передразнил академик. — Ты отстал от жизни в своем бункере — такого государства больше не существует! Есть Американская Демократическая Республика.

— Это не государство, а русская оккупационная зона!

— Там уже давно нет наших войск — да и не наши они были, а международные… Но в таком случае «Российская Федерация» тоже была частью Советского Союза, временно превращенного в американскую оккупационную зону…

— Нет, нет и нет! Было только одно государство — США, а все остальные осколки по всему миру — лишь провинции единой империи!

— Вот видишь — сам же признаешь, что «было», но прошло, гражданин «Великой Америки»… Я вот что хотел у тебя спросить — почему ты использовал весь свой талант, все свои знания во вред людям — прежде всего, против той страны, которая вырастила тебя, дала тебе лучшее в мире образование?

— Каким это людям? Быдло — это недочеловеки, способные только мычать и бежать туда, куда им укажет пастух!

— А ты и такие, как ты?

— А мы и есть люди! Я о как раз них и заботился!

— Почему ты решил, что господствовать должны только «сильные»?

— По определению! Ты что думаешь — сильные должны нянчиться со слабыми? Почему я, крупнейший ученый и организатор, двигавший вперед прогресс, должен жить так же, как какая-то рабочая скотина, почему я должен иметь с ней одинаковые права? Пусть все права будут только у меня; а те, кто ни на что не способен, должны вообще превратиться в роботов, как планировали в «Мертвом сезоне»!

— Разные права и полномочия должны быть только в сфере работы. Никто не вправе самовольно, в частном порядке, решать чужие судьбы вне ее… А лишение прав должно происходить только при наличии вины в конкретном правонарушении — или же антинародного мировоззрения. Вместо того, чтобы действительно вредных для народа субъектов лишать прав, их надо обезвредить! Народу они не нужны! Их вообще не должно быть!.. Но те, кого вы угнетали, не имели вины — они были вам нужны для эксплуатации, для обеспечения вам легкой и приятной жизни…

— А что, мы должны были им сопли вытирать?

— Почему же ты решил, что если тебе повезло от природы, то все остальные должны заслуживать адских мучений и смерти? Почему ты присвоил себе право карать тех, на ком нет никакой вины?

— Ну ты и идиот! Придурок! Дебил! Как ты мне надоел! Так вот — то, что ты говоришь — это все бред!.. Я вас ненавижу! Я вас презираю! Вы все сломали мне жизнь! Вы отобрали у меня все! Вы, как крысу, загнали меня в этот бункер на краю света! Из-за вас моя любимая Конди потеряла рассудок, долгие годы медленно угасала и восемь месяцев назад умерла у меня на руках! Вы все сволочи! Я вас всех ненавижу! Хоть бы вы все сдохли!

— Мы вам жизнь сломали?! А как же вы? Что вы там вытворяли? Вы тоже ломали жизни!

— Я еще раз повторяю: это были не люди, а скот! И не будем больше об этом!..

— А о чем будем?

— Ну, например, о тебе. Какие у тебя цели в жизни, почему ты стал таким?

— Я всегда мечтал принести пользу своей Родине и своему народу, я всегда считал, что ученый в ответе за то, что он изобретает — в ответе перед людьми…

Резунофф дико расхохотался, выкатив глаза:

— Перед людьми?! Перед быдлом?! Ха-ха-ха! Ты, великий ученый, которому американцы предлагали гораздо большее вознаграждение, чем мне, пошел в услужение к быдлу, стал их рабом! Какое жалкое существование! Нет, ты идиот, полный идиот!..

Он долго не мог успокоиться. Ермаков спокойно наблюдал за своим бывшим сокурсником…

— Слушай, товарищ академик, — с издевкой сказал Резунофф. — А ведь мы были в одной секунде от победы. То, что вы победили, — это чистая случайность! Если бы мы не поразили «Аврору» в начале тридцать первого, то вы бы вообще ничего не заподозрили, вы бы все отключились и проснулись уже на нашем суде! О, каким пыткам мы бы вас всех подвергли тогда! Если бы эти два самолета задержались хотя бы на секунду…

— Не обольщайся. Ты очень умен, но то, что ты сейчас несешь, полнейшая наивность. Неужели ты думаешь, что исход решила одна секунда? Мы и раньше догадывались, что вы существуете. Мы примерно представляли себе ваше местонахождение, мы даже персональный состав высших руководителей определили довольно точно. А теперь самое главное — я еще в двадцать восьмом году изобрел один прибор — средство индивидуальной защиты головного мозга. Излучение этого шлема делает мозг невосприимчивым к усыпляющему излучению. И не нужно никакой гасящей противофазы — мы, как видишь, вас обогнали! Мы им снабдили воинские части постоянной готовности. Если бы вы дали ваше излучение, то роботы, а также часовые, которые несли в нем постояную вахту, пробудили бы остальных. Средства контроля воздушного пространства засекли бы ваш десант, после чего излучение дали бы уже мы — с помощью наших средств в Арктике и Антарктике, вашего бывшего «Харпа» в том числе. На этот раз свалилась бы без сознания и вся ваша подземная банда ваши средства не помогли бы вам. Тех, кто успел бы десантироваться, схватили бы. Потом бы узнали месторасположение и точно так же провели бы штурм. Все дело только в цене победы — просто в данном случае об этом никто даже и не узнал, пока не прошло сообщение ТАСС.

— А если бы я изобрел то, что изобрел ты?

— Что ж ты так сплоховал? Пошел по самому простому пути — гашение противофазой, не влезая в структуру защищаемого объекта. Ну да, конечно, вживляемые микросхемы… Но ведь вы, «элита», не хотели этого для себя, это вы приготовили для «быдла»… А на бесконтактные средства защиты ума не хватило… Думал, что противофазы достаточно, что мы не узнаем о вас…

— А если бы я был немного предусмотрительнее — ведь мы бы победили, так?!

— С чего ты взял? Ведь у нас эти средства в любом случае были в реальности — а не в сослагательном наклонении, как у вас. Была бы война — с кровью. Но у нас было бы на порядки больше сил, чем у вас.

— Мы бы дали атмосферный плазменный разряд на Москву и ваши излучательные установки!

— У нас есть три подобных установки глубоко под землей, куда никакой разряд не дошел бы.

— Мы бы взорвали «Демиурга»!

— Это что? А-а-а, понятно — бомба… Ну, взорвали бы. Но вы бы никогда не покорили человечество. Лучше гибель, чем то, что ему уготовили вы. Мы бы не покорились в любом случае, так и знай!

— «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях»!.. Ха-ха-ха!..

— А что прикажешь делать? Ваш «новый мировой порядок» намного хуже, чем смерть! Терять нечего!

— Вы бы получили то, что заслужили — это плата за то, что вы родились на свет и неправильно жили на этой земле! Наказания без вины не бывает это к вопросу о вине тех, кто страдал при нашем строе! Быдло должно быть наказано уже за то, что оно портит воздух и занимает место, являясь бесполезным человеческим мусором!

— Мы бы предпочли смерть.

— Ну что ж, все бы сдохли!

— Не все — у нас самодостаточные колонии в космосе и на других планетах, оснащенные производственными мощностями… Оставшиеся в живых сто пятнадцать тысяч человек пробились бы в систему Альфы Центавра — к только что открытой землеподобной планете… Коммунизм все равно нельзя победить! Коммунизм бессмертен!

Услышав эти слова, Резунофф с перекошенной от ярости рожей бросился на Ермакова с диким воплем:

— Ах ты, сука! Коммуняцкое отродье! Мало мы вас бомбили! Мало мы вас сажали по тюрьмам, пытали и убивали! Сдохни, козел краснозадый! — с этими словами он схватил академика за горло и принялся душить.

Но Ермакову удалось вывернуть руку психопата и отшвырнуть его от себя… На шум прибежали работники органов госбезопасности, дежурившие в приемной.

На ковре, запачканном густой пеной и рвотными массами, неистово корчилось в припадке тело окончательно обезумевшего «светила американской науки». Чекисты, увидев выпученные остекленевшие глаза своего «подопечного», тут же вызвали врача… Но он не понадобился — конвульсии становились все слабее и слабее, пока не прекратились совсем. Подоспевшей бригаде скорой помощи оставалось только констатировать смерть и невозможность проведения реанимационных мероприятий…

— …А ты не боишься, что он повторит «подвиг» этого идиота? — спросил у Генерального секретаря начальник его личной охраны Денис Лысенко. — Он же все-таки дзюдоист…

— Нет, конечно — я намного сильнее и моложе. Если сунется, я ему все кости переломаю… Я действительно хочу поговорить с ним наедине, без свидетелей.

— Ну, смотри… Я буду рядом… Вызывать?

— Да, вызывай…

Через десять минут в резиденцию Генерального секретаря на верхнем этаже Дворца ввели пожилого сгорбленного человечка, закованного в наручники. После того, как его освободили от оков, руководитель государства пригласил его в свой маленький боковой кабинетик.

— Ну что же, Владимир Владимирович, — обратился Генеральный секретарь к Гранд-Приору, — вот мы и встретились. Вы всячески уклонялись от честных прямых дискуссий с нами, коммунистами; вы были глухи к надеждам и чаяниям простых людей, интересы которых мы — пусть и не всегда успешно, но всегда искренно — защищали. Мы, коммунисты, были единственными, кто был на стороне тех, кого все остальные политики считали «быдлом»… И все же подлинные мотивы такого отношения вы не раскрывали, ограничиваясь обтекаемыми фразами, цинично-издевательскими по форме и насквозь лживыми по сути… А тот, у кого совесть чиста, от прямого диалога не уклоняется и истинные намерения не скрывает… Вы сами виноваты, вы сами дали повод. Не хотели тогда говорить с нами откровенно — придется поговорить с вами здесь и сейчас. Попытаемся воссоздать ваше мировоззрение — те мысли, что вы скрывали от широкой публики. Сорвем, наконец, с вас маску…

— Чего ты хочешь? — мрачно спросил Гранд-Приор. — Почему я был обязан отчитываться? Я выше всего этого!

— Раз уж вы стали президентом — будьте любезны. Я же еженедельно общаюсь с народом в прямом эфире и отчитываюсь перед ним — помимо двусторонних дискуссий с депутатами, помимо постоянного общения в информсети. Это не имеет ничего общего с тем ежегодным пиаровским фарсом, который вы устраивали… На допросах и суде вы не сказали ни слова. Даже на вопросы о фамилии, имени и отчестве не ответили. Надо признаться, я отдаю должное вашему самообладанию. Процесс закончен. Завтра… точнее, уже сегодня будет вынесен приговор. Мне бы хотелось поговорить с вами до того, как это произойдет.

— Повторяю: чего ты хочешь? Какие вопросы ты мне намереваешься задать?

— Разные… Но они в основном сводятся к одному: в чем сущность вашей деятельности на посту президента России и там, откуда вас забрали полгода назад? Что вами двигало — какие убеждения, какие побудительные мотивы?

— Какой ты шустрый! Хочешь узнать самое сокровенное?.. Хотя… Ну, ладно, пусть будет по-твоему. Скрывать уже смысла не имеет. Только с условием…

— С каким?

— Ты тоже расскажешь мне о себе — я буду по мере необходимости задавать тебе встречные вопросы. Мне тоже хочется узнать твою психологию.

— Ладно, согласен.

— Ну тогда я начну по праву гостя… Зачем тебе все это понадобилось?

— Что?

— Вся эта революция, коммунизм… Ведь ты, как я еще давно понял, очень талантливый и способный. Ты мог бы жить очень богато, не сжигая себя в этом красном пламени.

— Не уверен. Мои способности специфические — мне удавалось только то, что шло на пользу основной массе народа. Я побеждал только вместе со своим народом. Грызть ближнего я никогда не умел и не хотел. Да и где я мог бы себя реализовать? В космической технике, которую вы беспощадно губили? Пришло время — и я понял, что помочь своей отрасли в другом месте можно гораздо более эффективно.

— Твои ровесники — выпускники технических вузов — неплохо зарабатывали на компьютерах…

— Да, неплохо — но лишь до первого удара «томагавками»… Кроме того, мне не нужны были никакие иномарки и особняки. Мне нужна была только моя Родина — и больше ничего! Та Родина, которую вы у меня отняли!

— Мы?! Я, что ли, отнимал?!

— Вы не отреклись от своих предшественников и продолжали их черное дело. Ведь ваша либерал-фашистская братия обвиняла коммунистов, родившихся после смерти Сталина, в массовых репрессиях — так почему же вы не должны отвечать за Горбачева и Ельцина? Да, вы не Меченый — вы «третий в списке». Но вы могли бы, придя к власти, вернуть народу все его завоевания!

— Какой ты наивный!..

— Я-то нет, а вот те десятки миллионов, которые вам верили аж до самой Революции, действительно потеряли способность здраво рассуждать.

— А почему я, собственно, должен был восстанавливать Советскую власть?

— Действительно, почему?.. Может быть, потому, что этого хотело подавляющее большинство народа — ну, может, и не самого слова «Советская власть», но общественной собственности на средства производства, прекращения засилья богачей в общественной жизни, защиту национальных интересов державы…

— Я что, был обязан выполнять волю населения?

— Вы же вроде бы были демократами…

— Теперь можно ответить откровенно — мы были не демократами, а либералами. А демократия с либерализмом несовместимы.

— Значит, вы выступали за «демократию» и «плюрализм» только тогда, когда власть вам не принадлежала?.. Даже когда власть уже давно была у вас, вы и ваши сторонники продолжали обвинять коммунистов в отсутствии при их правлении демократических свобод. На себя бы посмотрели!.. Кому мы должны были предоставлять эти свободы? Честным труженикам, интересы которых и без того в целом достаточно неплохо защищала Советская власть? Или тем, кто выступал за капитализм и, соответственно, за резкое снижение уровня жизни честных тружеников — подавляющего большинства народа — и не менее резкое повышение жизненного уровня небольшой прослойки населения? Отказ от предоставления свобод потенциальным грабителям народа являлся актом необходимой самообороны. Народу они были не нужны, народ прекрасно мог бы обойтись без них — а «господа» без «быдла» сами стали бы нищими.

— Правильно — я как раз и говорю о том, что демократия и либерализм совершенно разные вещи. Либерализм провозглашает неограниченную свободу людей на индивидуальную социально-экономическую деятельность. А тот, кто не способен на нее, не имеет права определять характер происходящих в обществе процессов.

— Это же самый настоящий фашизм… Ведь согласитесь, ликвидировать демократические свободы при крайне жесткой по отношению к простым людям экономической системе — это верх цинизма! Что же получается — трудящиеся должны не только обогащать паразитов, но еще и не «выступать» против них, молча терпеть? А паразитам — «зеленый свет»! Вы целенаправленно культивировали выродков, которые стремились только к личному могуществу, порабощая при этом честных тружеников.

— А как иначе предотвратить сползание назад, к коммунизму, кроме как опираясь на подобных людей?..

— «Сползание назад»?! Тот коммунизм, что сейчас, это, значит, «назад»?!

— Не цепляйся к словам… Я лишь хочу сказать, что если бы я и моя администрация не были бы столь активны, то ваша реставрация произошла бы еще до конца двадцатого века.

— Именно поэтому вы, либералы, неоднократно говорили, что предпочли бы фашизм коммунизму — потому, что он всемерно защищает частную собственность. Правда, не все этой собственностью владели, но за фашизм выступали как раз те, кто имел все основания надеяться на «везение»… Именно поэтому вы запретили народу высказывать свое мнение на референдумах…

— Нам ничего другого не оставалось. Ведь если бы более девяноста процентов населения официально выступили за снижение квартплаты, национализацию базовых отраслей, повышение минимальной зарплаты и запрет на торговлю землей, то мой авторитет, заработанный с таким трудом, полетел бы ко всем чертям. Это означало бы, что подавляющее большинство населения против меня. А следовательно, я потерял бы моральное право осуществлять жесткие прозападные либеральные реформы. Народ глуп, и ему не стоит давать право решать даже свою собственную судьбу — именно поэтому мы и наложили запрет на референдумы… Так ты говоришь, что я обязан был выполнять волю большинства? Почему? Ты можешь объяснить?

— Хотя бы для того, чтобы облегчить им жизнь. Хотя бы потому, что за эти завоевания пролиты океаны крови самых лучших людей нашей страны. Именно за них, а не за трехцветный власовский флаг!

— Я не для этого пришел к власти.

— А для чего?

— Меня с детства увлекала борьба, схватка, острые ощущения, желание быть во всем первым…

— Быть первым — это всего лишь средство. Не только вы об этом мечтали. Другие мечтали о том, чтобы, обретя власть, превратить свою страну в рай на земле. Самое прекрасное в жизни — это помогать людям и вести Родину к звездным победам — особенно когда имеешь для этого всю полноту власти, огромные силы и безграничные возможности… А как вы воспользовались своей неограниченной властью — той властью, которой не было даже у Сталина? Для достижения убогих, низменных целей?

— Я не считал себя чем-то обязанным тем, кто за меня голосовал.

— Почему же вы до выборов поддерживали в людях иллюзию собственной «державности» и «почти советскости»?

— Потому что тогда этот народ ни за что не проголосовал бы за меня.

— А чьи интересы вы защищали, если не народные?

— Прежде всего, свои собственные и своей семьи. Также я отдавал долг благодарности семье Ельцина — за то, что она доверила мне высший пост в стране… И вообще — почему вы заставляете государство нести ответственность за всех? Почему оно должно заботиться о каждом?

— Это никогда не было для него убыточным.

— Задача государства — обеспечивать определенный порядок и правила игры. Я всегда полагал — да и сейчас полагаю, — что прогресс обеспечивают только те, кто умеет повести за собой людей, организовать их деятельность, рискнуть, принять ответственное решение…

— То есть буржуи?

— Зачем же так грубо? Я их называю собственниками, предпринимателями…

— А разве мы, коммунисты, против тех, кто управляет экономическими субъектами? Они пользуются всемерным уважением, мы осыпаем их высшими наградами Родины. До «перестройки» их вообще сплошь и рядом выдвигали в представительные органы…

— Ты прекрасно понимаешь разницу. Это всего лишь чиновники, для которых все то, чем они управляют, чуждо. А я имею в виду тех, кто на свой страх и риск создавал свое собственное дело и за все свои действия отвечал личным имуществом. Именно они были кровно заинтересованы в результатах своего труда.

— Они не трудились, а командовали другими.

— Быть в постоянном напряжении, быть ответственным за все подконтрольное тебе — это очень большой труд. Да ведь ты сам руководитель…

— У меня другое — я не ставил целью задавить конкурентов, спастись от мафии, выжать побольше и отдать поменьше. У нас общее дело, у нас климат полного доверия и взаимопомощи. В том, что действительно полезно народу, мне было гораздо легче, чем буржуям. А тем, что полезно народу не было, я никогда не занимался.

— Какая идиллия… Ты, помнится, был яростным противником института президентства, а придя к власти, отхватил такие полномочия…

— Вы плохо разбираетесь в структуре нашей власти. Я был не против полномочий вообще, а лишь против той системы, когда над ответственным руководителем никто не стоит. Разумеется, у руководителя должно быть достаточно полномочий для продуктивной работы. Коллегиальный представительный орган может и не осуществлять текущее управление, но у него всегда должна быть возможность проконтролировать и скорректировать действия ответственного руководителя, изменить его полномочия, а при необходимости — немедленно снять с поста и назначить другого. При вашей власти вы по конституции не были подконтрольны никому — и вы вовсю злоупотребляли своими полномочиями.

— Неподконтрольность — это независимость от чьей-либо воли…

— Перестаньте! Независимости в любом случае не получится — вопрос лишь в том, кому служить — богачам или простым труженикам. Сталин, например, на вопрос о том, каким должен быть руководитель государства, ответил, что он обязан очень сильно любить свой народ. Я, конечно, придерживаюсь того же мнения. А вы делали все для того, чтобы подавляющее большинство населения России попросту вымирало, а всякие хлопонины, дерипаски, мамуты и подобные им занимали первые строки в мировых рейтингах богачей.

— Но они же заслуживали того, чтобы помогать им…

— Заслуживали?! Эти паразиты?!

— Почему паразиты? Если есть прогресс, если есть крупные предприятия, то кто ими должен управлять? Они сами по себе, что ли, управляются?

— На определенном этапе ими управляли руководители монополий — раз подобные структуры уже сформировались, то ими должен был кто-то управлять, и они действительно ими управляли в частном порядке. Но ведь государственное управление намного эффективнее.

— Как это эффективнее? Ну ладно, я не беру сегодняшний день — ты же меня обвиняешь в том, что я не реставрировал коммунизм тогда. Что у меня было перед глазами? Бесхозяйственность, дефицит, волокита, некомпетентность тех, кому доверено управление народным хозяйством…

— Дефицит был провокацией для возбуждения ненависти к Советской власти.

— А до Горбачева?

— В начале восьмидесятых Америка сбила цены на нефть и ввязала нас в афганскую войну — а это сказалось на советской экономике…

— Это параноидальный бред…

— В девяностых годах по НТВ показывали документальный фильм о «холодной войне» — и там высшие отставники-цэрэушники подробно и откровенно рассказывали о том, как они уничтожили СССР. Этот «параноидальный бред» зафиксирован на видеопленке. Может, прямо сейчас посмотрим?

— Ну ладно… А в семидесятых — ведь, согласись, многих товаров на прилавках не хватало, приходилось использовать свои связи, чтобы получить их «из-под полы».

— А что, надо было из-за этого реставрировать капитализм?

— Не только из-за этого. Но об этом после. А сейчас продолжим разговор о дефиците. Что, разве нельзя было увеличить количество занятых в сфере торговли и обслуживания, в сфере производства потребительских товаров — с целью повышения их качества и увеличения количества?

— Все то, что было нужно для нормальной жизни, продавалось свободно, и купить это не представляло большой проблемы. Надо судить не о прилавках, а о домашних холодильниках. Для тех, кто не хотел стоять в очередях, нередко были организованы специальные торговые точки, где цены были на несколько процентов выше. Там никаких очередей и не было. А насчет того, чтобы увеличить количество работников, занятых в сфере услуг — так, как при капитализме — к сожалению, это привело бы к снижению темпов роста экономики. Надо было наращивать производство средств производства, чтобы добиться полной независимости от Запада. А насчет качества… Могли бы мы сделать так, чтобы, скажем, наша бытовая техника была лучше японской, а часы — лучше швейцарских? Могли бы. Но это неизбежно привело бы к изъятию наиболее квалифицированных специалистов из тех отраслей, где они были нужнее — например, из военно-промышленного комплекса. Так же насчет экспорта товаров народного потребления из-за рубежа — интересы ускоренного экономического развития требовали преимущественно ввоза промышленного оборудования. Мы и так в этом отношении сели на нефтяную иглу, за что пришлось потом расплачиваться… Вот в этом и заключались объективные причины некоторого несовершенства потребительского сектора.

— А зачем нужна была эта сумасшедшая гонка?

— Затем, что нам угрожали войной на истребление — как и во время правления Сталина. Интересы достижения независимости требовали построения мощного экономического базиса. Только в тридцатые-сороковые-пятидесятые годы эта необходимость была абсолютно очевидной — в отличие от брежневской эпохи. Никто тогда не верил в то, что Америка — враг неизмеримо более опасный, жестокий и беспощадный, чем гитлеровская Германия.

— Ты не понял меня — зачем вообще нужно было обороняться от Запада?

— По-вашему, надо было покориться ему и открыть для него свое социально-экономическое пространство?! Надо было отказаться от помощи жертвам его агрессии и грабежа?

— Ну ладно, об этом чуть позже… Мне, например, абсолютно очевидно: то, что делал брежневский режим, и послужило причиной последующей, как ты говоришь, «реставрации капитализма».

— Вообще-то, действительно, истоки трагедии нужно искать здесь… Но надо конкретизировать — что именно послужило причиной реставраци? Этих причин было великое множество, и даже выделить основные из них нелегко. Да, был внутренний заговор — самоструктурирование коррупционной системы. Да, было внешнее диверсионное воздействие. Но на что это наслаивалось? На острый кризис роста. То, что СССР не смог в свое время грамотно проникнуть в «третий мир» и произвести аккумулирование дополнительных средств в своих руках, привело к тому, что он был вынужден опираться исключительно на свои собственные трудовые и материальные ресурсы — не говоря о том, что контроль за этими регионами захватили США; не говоря о потере стратегической инициативы в масштабах планеты. А развиваться было жизненно необходимо. Надо было провести перевооружение промышленности и кардинальную реконструкцию инфраструктуры. Да, мы много чего разработали в лабораториях и конструкторских бюро ВПК — но на массовое производство, на инвестиции средств не хватило — тогда, когда мы были уже готовы, грянули афганская война и нефтяной кризис. А потом пришел Меченый и устроил Чернобыль — да и вообще не до этого стало режиму измены… А еще надо было повышать жизненный уровень народа — и Брежнев, несмотря ни на что, добился в этом деле невиданных в истории успехов… Его правительству было довольно трудно — с одной стороны, надо было двигать вперед фундамент производства, всякие проекты «переднего края» вроде БАМа, а с другой — народ требовал все большего и большего повышения своего уровня жизни. На том этапе, который отличался от этапа индустриализации тридцатых годов, народ не желал «затягивать пояса» ради дальнейшего промышленного развития. Мне кажется, что коммунистическое и государственническое мировоззрение формируется именно благодаря крупным проектам, а одно лишь развитие личного потребления питает индивидуализм. Было бы идеальным выйти на уровень полного удовлетворения базовых потребностей — и тогда стремление участвовать в дальнейшем развитии стало бы содержанием прибавочных потребностей. Если бы мы успели выйти на американский уровень потребления, то дальше могли бы развиваться без оглядки на что бы то ни было — но нас остановили ударом в спину именно тогда, когда мы были уже готовы начать преодолевать этот кризис.

— А неэффективная организация народного хозяйства при коммунистах?

— По сравнению с чем? С Соединенными Штатами?

— Хотя бы…

— Во-первых, они расположены в гораздо более благоприятной климатической зоне, и издержки на теплоснабжение и транспорт там неизмеримо ниже. Во-вторых, они активно взаимодействовали со всем миром — разумеется, с выгодой для себя. В-третьих, они собрали у себя лучшие умы со всего света. А мы ничего этого не имели, но тем не менее процент годового промышленного роста был у нас всегда выше, чем в США. А с учетом прямых ежегодных изъятий — чтобы только компенсировать их — соотношение показателей было еще более благоприятным для нас. Что труднее компенсировать двадцать-тридцать процентов на оборону у нас или пять-семь процентов у них? А десятки процентов были необходимы для ускоренного достижения паритета с США… Приходилось бежать вперед только для того, чтобы оставаться на месте. Но мы не стояли, а шли даже быстрее, чем они — и это без вышеуказанной «халявы»!

— А все же — как насчет организации?

— Структура народного хозяйства настолько усложнилась, что система управления справлялась со своими обязанностями все хуже и хуже. Вычислительная техника находилась тогда в зачаточном состоянии, но если бы мы смогли переждать кризис средств управления — до начала периода ее взрывного роста, — то эта проблема исчезла бы навсегда — как она исчезла сейчас! Вот вам еще один кризис брежневской поры — отнюдь не деструктивный и со временем вполне преодолимый! Но нам опять-таки помешали — и как раз возможности одновременного выхода из всех этих кризисов совпали по времени с «перестройкой»! Совпали с преддверием наступления момента выхода на первое место в мировой экономике! Видно, поняли, что дальше ждать просто невозможно!

— Есть такая пословица: «плохому танцору всегда что-то мешает»… Во всем враги виноваты, везде заговоры…

— А что, разве не было плана Даллеса? Не было признаний руководителей ЦРУ в том, что это они инспирировали афганскую войну и сбили цены на нефть в начале восьмидесятых? Не было «индивидуального парада победы» шефа ЦРУ перед Мавзолеем? Не было признаний Горбачева в том, что он всю жизнь мечтал о реставрации капитализма и пришел на высший пост только за этим?

— Если бы СССР был действительно эффективной системой, то он был бы непобедим. Значит, имел место изъян.

— Изъян был в том, что система позволила проникнуть наверх предателям и подонкам, которые подорвали советский строй изнутри и сдали страну Западу.

— А почему они не должны были этого делать?

— Если их намерения были столь благими, то почему же в начале «перестройки» они не сказали всей правды — о том, что будет после ее окончания?

— Это наивный бред…

— Пусть бред… Я всегда считал, что скрывать свои истинные цели и убеждения — самая большая подлость, которая только может быть на свете.

— А ты что, считаешь это преступлением?

— Да, конечно.

— И вы, как я помню, за это сажали?

— Сажали и даже расстреливали — ошибки прошлого мы учли. Но только тех, кто одновременно с этим делал все для того, чтобы хапнуть незаслуженно — а уж тем более ослабить советский строй. Например, если снова объявлялся какой-нибудь мордашвили, который начинал слишком живо и плодовито внедрять в интеллигентское общество разные нестандартные мысли о том, как он понимает мир и философию, то мы первым делом ему говорили: постой, постой, голубчик, остынь малость. Сначала ответь на такой вопрос: ты выступаешь или нет за следующие вещи: за власть западной цивилизации над всем миром, за рыночную экономику; за то, чтобы отдельные немногочисленные частные лица устанавливали зарплаты и цены в своих личных интересах и определяли профиль экономики? Да? А почему ты этого прямо не указываешь в своих работах? Хочешь отвлечь людей?.. К стенке!..

— А ты этого, как ты называешь, «мордашвили» читал?

— Нет — и не испытываю ни малейшего желания.

— «Я не читал, но осуждаю» — как при шельмовании Пастернака…

— Нельзя прочитать все — времени просто не хватит. Но о сущности написанного всегда — подчеркиваю: всегда! — с достоверностью можно судить по тому, как к этому относятся другие — друзья и враги. Интуитивно уловить атмосферу… Не все тогда это умели, но этому несложно научиться… Но ведь вы тоже не терпели инакомыслия…

— У меня другое… Ты имеешь в виду НТВ и ТВ-6? Я их ликвидировал потому, что они меня оскорбляли — я, в отличие от Ельцина, никогда этого не терпел.

— Они вас не оскорбляли, а критиковали. На Западе это в порядке вещей…

— Если бы они продолжали свою подрывную деятельность, то это послужило бы препятствием на пути жестких либеральных реформ. Они не смогли понять, что у нас отнюдь не так, как на Западе — если бы власть ослабла, то от этого выиграли бы только коммунисты — но никак не демократы-идеалисты… Продолжим разговор о тех, кто тогда пришел к власти — как ты говоришь, скрывая свои истинные намерения… Если уж они пробрались к власти, то почему они должны были ограничивать себя во всем — ведь они уже имели реальные возможности забирать себе столько, сколько нужно? И насчет того, чтобы «сдать» — если это было более выгодно, чем охранять независимость, то они что, должны были играть в героев-панфиловцев?

— Может, и во время Великой Отечественной войны не надо было защищать свою страну? Может, было бы лучше сдать все немцам? «Пили бы тогда баварское пиво»…

— Все равно немцы проиграли бы — Европу освободили бы силы Запада и построили бы единую мировую эффективную систему. Таков был план. А Советский Союз, победив немцев и спутав все карты, фактически затормозил мировой прогресс на несколько десятилетий. Десятки триллионов долларов были потрачены только на то, чтобы ликвидировать это препятствие. Но оно все равно было ликвидировано — так не лучше ли было бы сдаться тогда?

— Нет, не лучше! Не лучше! Коммунисты подарили народу долгие десятилетия спокойной, безопасной и относительно счастливой жизни, а также построили фундамент будущих побед, который вы так и не успели полностью разрушить. Хотя бы ради этого стоило не сдаваться…

— Надо было устраивать жизнь так, как во всем цивилизованном мире. Почему мы должны были жить по иным законам?

— А как жили «во всем цивилизованном мире»?.. Сейчас я найду одно место из высказываний вашего полпреда в Поволжье… Помните его или уже забыли? Кириенко-Израитель… Вот, нашел, читаю: «В России, как и в любой стране мира, часть населения, составляющая элиту общества, должна иметь от жизни все. Удел остального населения — обслуживать своих лидеров. При этом естественным явлением будет и то, что часть населения будет умирать от голода, а часть будет находить себе пропитание на помойках…» Вы согласны с ним или это было его личной инициативой?

— Я был полностью согласен — и тогда, и сейчас.

— А почему вы, Владимир Владимирович, так не любите честных людей и так любите подонков?

— Я не делю людей на честных и подонков. Есть профессионалы и непрофессионалы. Одни держат в своих руках материальные и людские ресурсы, не допуская торжества хаоса и определяя вектор прогресса. А другие составляют управляемую структурируемую массу. Одни способны к высокоинтеллектуальной творческой работе, а другие годятся только для простого воспроизводства населения и несложных исполнительских действий.

— И поэтому первым надо дать все права и привилегии, а вторых уморить с голоду?

— Насчет того, чтобы уморить с голоду — это явный перебор. Никто с голоду не умирал.

— Напрямую, может, и нет. Но уровень потребления был ниже физиологического минимума — преждевременная смерть следовала не от голода как такового, а от общего ослабления организма и снижения его сопротивляемости различным болезням, от отсутствия квалифицированной медицинской помощи.

— Было недостаточно бюджетных средств…

— Недостаточно? А почему вы сломали экономическую систему, где все всем хватало, и построили экономический ГУЛАГ для большинства населения страны? Почему вы отдали все месторождения природных богатств олигархам и преступникам?

— А кому же надо было все это отдать? Ведь было принято решение наделить частных лиц правом на самостоятельную экономическую деятельность.

— Вы объявили частную собственность священной и неприкосновенной. А почему же вы отобрали у народа то, что он построил?

— По определению — потому что это не было частной собственностью. Было необходимо, чтобы всеми хозяйствующими субъектами — а не только вновь созданными — отныне управляли частные предприниматели.

— Кому необходимо?

— Стране — в соответствии с новыми реалиями…

— Всей стране?

— Нас же поддержали. Помнишь, с каким энтузиазмом люди брали ваучеры и вкладывали их в акции?

— Эта ваучеризация, действительно, была придумана для того, чтобы народ своими действиями активно поддержал приватизацию. Довольно подлый пиаровский ход — соблазнили, совратили, сыграли на жадности и стремлении к халяве. «Каждому по две «Волги»… «Мы сидим, а денежки идут»… А на самом деле вышло так: «элите» — заводы, а «быдлу» — цветные фантики. Вот и «всенародная поддержка». Почему же вы не предупредили всех, к чему это приведет?

— Нам не нужно было лишних проблем. А когда все было кончено, то вернуться назад было бы очень и очень затруднительно.

— И вы отдали все это за бесценок, порой даже бесплатно?

— Главным было отдать, чтобы запустить более эффективный механизм функционирования экономики — механизм, работающий по иным принципам. А капиталом, достаточным для того, чтобы выкупить предприятие по полной стоимости, никто не обладал — даже теневики и мафия.

— И все же — почему вы отдали построенные руками честных людей заводы в руки преступников, бандитов?

— А кому же отдавать? Наследникам тех, у кого это отняли большевики? Но ведь было полно заводов, построенных на голом месте при Советской власти — да и сами эти наследники разучились управлять. Единственной реальной силой — разумеется, помимо иностранцев — были криминальные структуры, теневой капитал и бывшие партийно-хозяйственные функционеры, активно поддержавшие эти преобразования…

— …И начавшие активно грабить и убивать народ. А если бы все снова национализировали, то хватило бы на всех.

— «Взять все и поделить»?

— Если в сумме хватало на всех, то почему одни голодали, а другие обжирались в элитных ресторанах? Почему нельзя было сначала дать всем необходимый минимум для поддержания жизни, а уж потом распределять предметы роскоши?

— А кто голодал и кто обжирался?

— Голодали простые рядовые труженики, а обжирались буржуи.

— Эти так называемые «простые труженики» были не особо ценными для общества людьми. Если бы им был гарантирован жизненный минимум, то у них пропал бы стимул к труду. Чтобы они добросовестно работали под управлением достойных и компетентных людей, они должны были быть лишены социальной халявы. А компетентные люди должны были получать достаточно средств для того, чтобы быть заинтересованными в управлении прогрессом.

— А что «компетентные люди» делали бы без простых трудящихся? Разве были бы они столь богатыми, если бы на них в поте лица не пахали пролетарии — пахали за нищенскую зарплату? Источник богатства немногих — нищета широких народных масс… Вот вы говорите — простые труженики были не особо ценными. Кто же должен оценивать, по-вашему?

— Рынок — если есть спрос на твои услуги, то в этом и заключается ценность.

— А может, надо по-другому оценивать? Например, проведем мысленный эксперимент по изъятию из структуры хозяйства всех «малоценных» — шахтеров, врачей, учителей, военных, работников транспорта. Общество не может существовать без их деятельности.

— Нет, этот аргумент нереален. На самом деле рынок все отрегулирует…

— При Советской власти никто не говорил, что его обделяют — труд всех был нужен всем, и все были довольны механизмом распределения благ. Наказывались только те, кто злостно и умышленно уклонялся от общественно полезного труда. Каждый гражданин был обеспечен всем необходимым для жизни и застрахован от несчастий. Если случалось, например, ухудшение здоровья, то попавшему в беду оказывалась помощь без ограничений затрат — ограничения были только техническими, обусловленные уровнем развития.

— Это нецелесообразно. Ведь, скажем, можно сделать человеку операцию на миллион, а он за свою жизнь не отработает и ста тысяч.

— Значит, при рынке лучше? Да, формально медицинская помощь была бесплатной, но фактически «бесплатная» помощь оказывалась лишь до определенного предела. Государство не тратилось на «бесполезных», оно спокойно смотрело на то, как беспомощные люди умирают. Как неимоверно жестоки вы были по отношению к собственному народу! Хотя нет, наш народ для вас был «собственным» в ином смысле…

— Я всегда был против неоправданных затрат на подобные мероприятия.

— А разве эти затраты приводят к убыткам? Ведь это похоже на механизм страхования — случиться что-то нехорошее может с каждым, но случается не со всеми. А затраты на исправление несправедливости идут и от тех, и от других. Можно привести примеры не только из области здравоохранения. Например, если где-то кто-то потерялся, исчез — всякое бывает, особенно с детьми — как стали бы реагировать власти? Это на самом деле очень характерный показатель отношения власти к своему народу. При Брежневе и при мне на поиски поднималось все население; а если это было в сельской местности, то солдаты прочесывали всю территорию, вертолетам было тесно в воздухе — и так до тех пор, пока не находили — не считаясь с затратами. Потому что при нашем строе для каждого очевидна исключительная ценность одной-единственной человеческой жизни — это к вопросу о цене жизни для коммунистов. Каждый знал, что это его, народное, государство; каждый был уверен, что если что-то случится с ним или его детьми, то оно придет на помощь, чего бы ни стоило… А при Ельцине и при вас ничего подобного не было — на жизни «бесполезных» людей вам было наплевать. Пропал человек — ну и черт с ним! Десятки тысяч ежегодно!

— А зачем насильно принуждать всех к участию в этой системе — системе обязательного солидарного страхования?

— Богачи, действительно, могли бы платить в индивидуальном порядке — и за медицинские, и за спасательные операции. А для тех, за чей счет они приобрели богатство, такой порядок был бы спасением.

— Овчинка выделки не стоила. Это все красивые слова о всеобщем братстве и гуманизме. Советская власть защищала и защищает бесполезных неудачников…

— Неудачников, да еще и бесполезных?.. Советская власть предоставляет всем гражданам возможность давать обществу гораздо больше того, что они могли бы дать при капитализме. Капитализм же защищал не тех, кто умел много давать, а тех, кто умел много брать для себя. Тех же, кто не умел брать, и называли неудачниками…

— Надо реально оценивать каждого человека и его способности — а следовательно, и пользу для общества.

— Не надо выискивать зависимость между трудовыми способностями и правом на жизнь. А если и выискивать — то пользу для общества как раз приносили честные труженики, а богачи только вредили.

— Богатство им не с неба свалилось. Они его заработали.

— Заработали… Хорошо, давайте и это обсудим… Кстати, раз уж речь зашла о личном богатстве — я вам напомню один характерный факт: высокообеспеченные рядовые специалисты, если они занимались общественно полезной деятельностью — такие, как нефтяники, газовики, программисты нисколько не пострадали от Революции. Я лично, несмотря на сопротивление некоторых своих соратников, принял решение: зарплату таким людям не снижать. Я сказал, что если мы сэкономим сейчас, то из-за того, что настроим тех же программистов против себя, потеряем гораздо больше… Но не о них сейчас речь. Интересно было бы узнать, как могут сделать что-то полезное для общества паразиты — то есть «собственники», обладатели капитала.

— Я уже сказал об этом и повторю еще. Они контролировали сложные социально-экономические системы. Они держали в своих руках ресурсы, направляя их туда, где была в них необходимость. Они формировали нужные обществу структуры. Они, наконец, отвечали за успех или неудачу своим личным имуществом!

— Вы, как я понял уже тогда, выступали за то, чтобы отдельные — очень немногочисленные — люди в своих личных интересах устанавливали зарплату множеству других людей, определяли цены; решали, что производить или не производить, что строить или не строить?

— Да, конечно… Ведь если бы они начали устанавливать нереальные параметры, то неизбежно разорились бы. Все перечисленное тобой полностью отвечало объективным количественным и качественным соотношениям в системе.

— Ну, можно было бы договориться о цене и держать монопольный уровень — а «чужаков» выкидывать и даже убивать…

— Все равно — если система не разваливалась, то это было не таким уж и неприемлемым. Значит, такова была их самооценка — и все с этим молчаливо соглашались. А если в отлаженную систему «вламывался» какой-нибудь «идейный» «чужак», то он рушил все — и остальные, если бы не избавились от него, лишились бы стимула к своей деятельности. «Идейных», способных эффективно вести дела, было очень мало, они не делали погоды. Всё решали те, кто реально смотрел на вещи. Такова уж была оценка степени полезности их полного риска труда. Ведь «буржуев» убивали пачками…

— Общее количество буржуев от этого нисколько не уменьшалось — на место одних становились другие. И еще — после Революции наши специалисты подсчитали: буржуи нанесли беззащитным людям на несколько порядков больше вреда, чем собратьям по классу в ходе подобных разборок.

— Хорошие специалисты у тебя — неукоснительно придерживаются линии партии…

— Наши специалисты придерживаются основополагающих принципов социальной справедливости. Это, действительно, является обязательным для всех. Либералы ведь тоже придерживались «линии партии» — у них была такая тоталитарность в мышлении, какая даже сталинистам не снилась. Фундаментальное положение — о необходимости насильственного разделения общества на две неравные части, на «избранных» и «отверженных», — не подлежала даже обсуждению!.. Вот вы еще упомянули слово «партия». Но ведь партии в том понимании, в каком она была ранее, уже нет. Сейчас все граждане Советского Союза — коммунисты. Разница только в возрасте октябрята, пионеры, комсомольцы, коммунисты… А насчет количества причиненного паразитами зла — но ведь и до Революции это было ясно всем было очевидно, что они душат народ!

— Почему ты называешь их душителями? Ведь они организовывали ваш труд, они снабжали вас товарами…

— …И брали себе абсолютно неадекватное вознаграждение.

— А кто должен определять величину этого самого вознаграждения?

— Сам народ.

— На референдуме?

— Хотя бы…

— Но это же полный идиотизм!

— Идиотизм или нет — личная оценка такого метода зависит от того, выгодно это «оценщикам» или нет… Насчет количества способных и в то же время честных руководителей вы не совсем правы — и до «перестройки», и после Революции было более чем достаточно умных, инициативных, ответственных людей, способных возглавить дело и работать не на свой карман, а для блага народа. Проблема состояла в том, что они умели делать полезное для общества, но не умели заниматься подлостями. Поэтому и не приживались при вашей власти. А мы дали им «зеленую улицу».

— Это люди с поврежденной психикой — фанатики, продукты суррогатного строя. Это неестественно для человека…

— Что неестественно?

— Добровольно поддерживать состояние рассогласования между реальными возможностями и личными потребностями. Нормальный человек стремится взять побольше, а дать поменьше — и это абсолютно естественно. А тот, кто «не хочет» отхватить себе побольше, на самом деле не может — вот и корчит из себя праведника, осуждая того, кто смог — и все это из зависти…

— Почему, кстати, добровольно?.. А депутатский и народный контроль?

— Это еще больше усугубляет ситуацию и создает напряженность.

— Ничуть — наши руководители и не хотят обогащаться за счет других. Мы так их подобрали, так воспитали…

— Эффективно управлять люди с ущербной психикой не могут.

— Значит, они должны уметь не только эффективно управлять, но и делать всякие гадости?

— Если это нужно — то да, должны. Руководитель должен уметь всеми средствами добиваться максимальной выгоды для своего дела. Помимо этого, должна работать в чистом виде и без искажений система равновесия между возможностями и потребностями. Только тогда можно добиться наибольшей эффективности.

— Наши управленцы дают народу гораздо больше, чем буржуи — именно за счет того, что не хапают.

— Их способность противостоять деструктивным внешним факторам и резко меняющейся обстановке наверняка хуже, чем у капиталистов.

— Интересно, почему же?

— Потому что ваших управленцев вы назначили напрямую — по политическим, партийным, идейным и морально-нравственным соображениям; а бизнесмены ими стали именно потому, что без чьей-либо помощи сумели пробиться сквозь все препятствия — это свидетельствует об их способностях и дает соответствующие гарантии. И, конечно, само по себе тренирует и закаливает.

— Подумать только — сколько сил надо тратить на «преодоление препятствий», когда их можно потратить на что-нибудь более полезное!.. Ну и где эти «деструктивные факторы» при социализме и тем более при коммунизме?

— А если что-нибудь случится?

— Когда-то уже случилось — Великая Отечественная война, которую отнюдь не коммунисты развязали. Тогда руководители нашей экономики сумели за считанные месяцы эвакуировать огромные промышленные мощности на восток, наладить производство, одержать экономическую победу над гитлеровской Германией и над всей «объединенной Европой», восстановить довоенный уровень, поднять из руин западные районы страны, в невиданные для Запада сроки создать ядерную и ракетную отрасли. А ликвидация последствий устроенной вами Чернобыльской катастрофы? А успешное освоение самых суровых районов планеты — там, где непредсказуемых деструктивных факторов более чем достаточно?.. А те факторы, с которыми справиться не смогли, были привнесены из-за океана в 1985 году.

— Все равно мне представляется более эффективным предоставление каждому потенциальному руководителю максимальной свободы в своих действиях — пусть над ним никто не стоит и не указывает ему, куда идти и что делать.

— Действия подобного субъекта непременно повлекут за собой изменение благосостояния многих и многих людей.

— Ну и прекрасно — значит, это будет свидетельствовать о том, что он идет по правильному пути и его действия приносят ощутимый эффект.

— Эффект для кого? Для него? Нисколько не сомневаюсь!

— Не только — ведь он же организует дело, управляет сложнейшими процессами!

— Его главная цель — взять себе как можно больше и насладиться!.. Почему, кстати, они так демонстративно выпячивали свое богатство? Почему они жрали черную икру, когда другие не могли себе позволить черный хлеб? Почему они не вкладывали свои средства в производство, а пускали их на ветер?

— А почему ты решил, что вправе указывать им, как тратить заработанные деньги?! Это их деньги! Хотят — вкладывают, хотят — проедают!.. Значит, такова их воля! Значит, так им выгоднее!

— Спокойнее, спокойнее… Еще раз: почему они проедали богатства вместо того, чтобы двигать вперед промышленность?

— Тут не только примитивная арифметика, но и высшая математика. Ты же системщик, так чего ж ты такие глупые вопросы задаешь?.. Почему? Потому что рынок не резиновый — если увеличить выпуск какого-нибудь товара, то это отнюдь не значит, что излишки найдут спрос.

— А при социализме можно заранее все точно спланировать и связать между собой — и производство, и потребление. Можно найти оптимальный баланс и сформировать интегрированный перспективный план развития… Ну ладно, вернемся к личности этих субъектов. Почему же те, кто способен на сложное управление в капиталистическом понимании, обязательно такие жадные и эгоистичные? Почему такая странная корреляция — то бишь зависимость?

— Ну да… К сожалению, они такие…

— «К сожалению»… Ну и лицемерие… Так почему же они такие? Почему они использовали свои способности именно для того, чтобы отнимать у других последнее и жить в роскоши?

— Если кто-то у кого-то что-то отнимает — это свидетельствует о том, что тот, кто отнимает, лишь приводит в соответствие имущественное положение и степень личной ценности участников процесса дележа… А насчет роскоши так ведь напряженная и даже в чем-то рискованная работа требует адекватной компенсации!

— А если им захочется организовать оргию, разврат, даже «трахнуть» детей?

— Значит, это им действительно нужно для того, чтобы восстановить свои силы и быть готовыми к тому, чтобы снова организовывать эффективное управление сложными экономическими процессами — деятельность, чрезвычайно важную для общества и жизненно необходимую.

— А если им захочется принести кого-нибудь в жертву сатане, похитить и подвергнуть пыткам?

— Это опять-таки придает им уверенности и стимулирует их деятельность. Эта деятельность, я повторяю, настолько специфическая, что для достижения максимального эффекта некоторым из них подобная психологическая разрядка жизненно необходима. Ведь для того, чтобы управлять огромными ресурсопотоками, обычных способностей недостаточно — как недостаточно способностей среднестатистического человека для победы в олимпийских играх. А следовательно, им нужны такие средства компенсации затраченных усилий, которых обычным людям попросту не понять. Это психологическая и даже медицинская необходимость. А тот, кого похитили и убили, тоже несет полезную нагрузку для общества — будучи ни на что больше не способен, он, доставляя удовольствие подобному человеку, помогает ему увеличить степень работоспособности. А если даже и способен на что-то, то для социальной системы в целом участие в подобном представлении будет более эффективным, чем многолетняя работа на какой-нибудь рядовой должности.

— Слышал бы вас сейчас один мой друг — он бы вам шею свернул… Так-так… Очень интересно. А почему именно такие увлечения?

— Я уже сказал — для того, чтобы компенсировать расход психологических сил, им жизненно необходимы именно те зрелища и удовольствия, которые приводят именно… как бы это сказать… к «закипанию крови»…

— А почему они все как один придерживались сатанизма — в той или иной форме?

— Потому что мораль сатанизма, в отличие от христианской, приветствует неограниченную свободу таких людей — как в сфере своей общественно значимой деятельности, так и в сфере реализации потребностей, необходимых для того, чтобы эту деятельность успешно осуществлять.

— Также, как и масонство — они, если не ошибаюсь, делят общество на «посвященных» и «темных» — которых нужно «вести». Сказали бы проще: «элита» и «быдло». Объект поклонения ведь один и тот же…

— Я уже сказал — христианская мораль — если не лицемерить и не передергивать, а брать ее в чистом изначальном виде — была тормозом прогресса, а духовная опора на все перечисленное тобой была как раз необходима — и для нас, и для тех, чьи интересы мы защищали.

— Кстати, почему Ридигер лизал вам, члену масонской ложи, задницу? Ну, вообще-то понятно, кто такой был он сам, но ведь он делал это от имени всей церкви…

— Не понял вопроса…

— Вы случайно не знаете, почему тогдашние иерархи осуждали коммунистов и благословляли строй «золотого тельца»?

— Это вопрос к ним.

— Неужели все объясняется примитивными личными интересами?..

— Ну ладно, попытаюсь ответить. Некоторые из них — но, разумеется, далеко не все, — будучи действительно искренними верующими, полагали так: то, что творится на земле, совершенно неважно — важно лишь то, что будет в «жизни вечной». Чем выше, так сказать, степень праведности человека, тем более приемлемо. А при каком строе можно добиться максимальной праведности? Я подчеркиваю — имеется в виду не праведность как можно большего числа людей, а степень праведности у отдельных, пусть и немногочисленных. Удобно быть праведником, когда все вокруг такие же. А вот чем более «сатанизирован» общественный строй, тем ценнее люди, которые ему не покорились — вспомни притчу о Содоме и Гоморре. И дело, опять-таки повторяю, не в количестве, а в качестве.

— Что-то тогда они этого не говорили…

— Если бы они так сказали, то паства просто не поняла бы их.

— Выходит, вы были их союзниками?!

— Выходит, так… Каждый решал свои задачи в симбиозе.

— Просто удивительно… А почему вы насаждали сплошную моральную деградацию — причем в том числе и на государственных телеканалах?

— Деградацию?

— Почему высокие моральные устои, честность и порядочность были объявлены вне закона? Почему вы в тех же телевизионных играх применили новые принципы — когда победитель получал выигрыш не столько за счет своих знаний, сколько за счет прямого устранения конкурентов?

— Это была всего лишь модель общества…

— А все эти эстрадные кривляния, какофония, засилье пидоров, убийства, насилия, садизм, романтизация уголовщины, пропаганда дегенеративных ценностей?..

— Мы ориентировались на ту часть общества, которая определяла прогресс. Эти моральные установки были адекватны их способностям и желаниям — мы уже касались этого вопроса. Мы стремились как можно больше воспитать людей с такими наклонностями и способностями. А те, кто являлся поклонником творчества Пахмутовой, были лишены личной инициативы и готовности к индивидуальному риску. Им был присущ ярко выраженный стадный инстинкт и коллективная безответственность.

— Даже так?! Значит, вам нужны были инициативные люди? Но инициатива бывает разной: она может быть направлена как на созидание, так и на разрушение. Те, кого вы таким образом успешно «воспитывали», честно трудиться и создавать реальные блага не умели и не хотели. Кем они фактически становились? Буржуями и буржуйскими холуями, «ворами в законе» и «шестерками», хищниками и паразитами — но никак не тружениками…

— Обществу нужны не только пассивные работники, но и активные управленцы — инициирующие элементы в сложной самоорганизующейся социально-экономической системе. Первые вырабатывали ресурсы и энергию, а вторые определяли ее движение…

— «Овцы и пастухи»…

— Если тебе больше по душе эти названия, то можно и так… Работяг и без нашей пропаганды накопилось бы предостаточно. Но их же нужно еще повести туда, куда надо — а значит, помимо них, надо воспитывать и людей другого рода…

— Одни с громким блеянием бегут вперед, другие с помощью кнута указывают им путь… Картинка — просто заглядение! Одним — все, другим ничего!.. Вы полагаете, что подлинное единство устремлений и всеобщее взаимное уважение менее предпочтительно, чем всеобщая грызня? Вы полагаете, что наличие у всех людей чувства принадлежащей всем Родины нежелательно?

— При чем здесь Родина? Родина — понятие эфемерное. А реальность такова: люди работают только за личное вознаграждение.

— У большинства людей при вашей власти это самое «личное вознаграждение» было сильно урезано по сравнению с советскими временами. При капитализме большинству людей не принадлежали ни средства производства, ни продукты труда — они были отчуждены от этого. Подчеркиваю: большинству людей — это к вопросу о защите права собственности. Потребительскую собственность лучше всех защищали коммунисты — они дарили людям квартиры, а вы их отбирали. Вы защищали только собственность немногочисленных лиц на средства производства и их право на эксплуатацию людей, этой собственностью не обладающих… Вообще, одно только личное вознаграждение, и ничего больше, приведет к тому, что очень многим людям с течением времени оно неизбежно станет малоинтересным, они осозна'ют историческую бесперспективность такого порядка. У отчужденных и отверженных людей неизбежно возникнут потребности иного уровня — прежде всего, потребность участия в том, что принадлежит им всем. История показала, что самым лучшим стимулом к труду является коллективный энтузиазм и чувство личного участия в общем великом деле — разумеется, не в ущерб справедливому личному вознаграждению.

— Это спорный вопрос. Надо всегда ориентироваться на социальный авангард — на тех, кто ведет вперед остальных.

— Ладно, давайте еще раз пройдемся по личным особенностям буржуев. Почему всё же они такие? Может, потому, что в безобразно организованной социально-экономической системе для того, чтобы реализовать определенные функции, нужна деятельность частных лиц; а так как отдельные лица, особенно сильно желающие насладиться, могут сделать это лишь будучи буржуем, то именно эти лица и становятся над другими — оттесняя тех, кто мог бы это делать без вреда для народа?

— Это диалектика — две стороны одной медали. Все справедливо как с той, так и с другой стороны. Все взаимообусловлено и вытекает одно из другого.

— Ну ладно — сами капиталисты, по вашему мнению, заслуживают такого вознаграждения. А как же их бездельничавшие любовницы, жены, дети?.. А как же те, кто небедно жил на проценты — ничего не делая, даже не командуя ничем? Собственник, кстати, — это не всегда предприниматель.

— Для того, чтобы предприниматели могли хорошо управлять, они должны были быть уверены, что будут обеспечены всем не только они, но и их родные и близкие. А у любовницы тоже есть трудовые обязанности — ведь если предприниматель платит ей, то это значит, что она делает ему приятное — а следовательно, участвует в обеспечении его работы… А тот, кто живет на проценты — ведь не с неба же этот капитал свалился. Он же заработан…

— А если он достался в наследство?

— Как говорится, «смотри выше». Бизнесменам приятно, когда их наследники будут обеспечены настолько, что это позволит им не думать о работе. Это плата за деятельность того предпринимателя, который уже вписал себя в историю.

— А то, что называется «блатом»? Почему подобные личности распределяли блага по принципу знакомства?

— Это объемный вопрос. Что значит «распределяли блага»? Чьи блага?

— Ну… давайте начнем с буржуя. Сплошь и рядом наблюдалась такая картина: при приеме на работу капиталист руководствовался преимущественно мотивами личного знакомства, а если к нему приходил устраиваться способный профессионал, но незнакомый, то его шансы были гораздо меньше. Где же тут эффективность?

— Здесь были важны надежность и живучесть фирмы. Надо было окружать себя теми, кому доверяешь, с кем приятно работать чисто психологически…

— А если кто-то имел богатого знакомого, который мог… ну, скажем, помочь в чем-либо, защитить; а другой не имел — где же тут услуги по защите интересов фирмы, не говоря уже о справедливости?

— Ты, наверное, заметил, что богатые знакомые оказывали услуги не всем тем, с кем они были знакомы, а лишь тем, с кем они были в хороших отношениях… Да и вообще — что ты постоянно лезешь в их карман?! Типичные коммунистические рефлексы! Как хотят, так и распоряжаются своими собственными деньгами!.. Значит, они сумели понравиться чем-то богатому, доставить ему приятные эмоции в ходе общения. Это ведь тоже услуга…

— А если знакомым является чиновник? Ему ведь не принадлежат блага, которыми он бесконтрольно распоряжается!

— А ты много знал случаев, когда чиновник раздавал казенные средства своим друзьям?

— Не надо понимать буквально. Денежные средства, может, и не раздавались, но во время приватизации друзья и родственники тех, кто принимал решения, заполучили «на халяву» высокоприбыльные предприятия. Просто так, «по блату»… А вот ситуации помельче — их, в принципе, каждый мог наблюдать воочию. Возьмем, например, высшее учебное заведение. Есть ограниченное число мест, конкурс на специальность — например, экономику или менеджмент — запредельный. Кого-то специально «валят» — ведь всегда можно такие вопросы задать, что даже профессор не ответит. А на письменном экзамене — «не раскрыл тему». Поди докажи… А родных и близких, знакомых всяких принимают фактически без экзаменов… Аналогичная ситуация и с призывом на военную службу — точнее, освобождением от нее. Почему при вашей власти все эти безобразия расцвели махровым цветом?

— Просто так ничего не происходит. Все взаимообусловлено, в том числе и в сфере «блата». Если у кого-то есть соответствующие возможности, то он их вправе применять так, чтобы ему это было приятно, чтобы положительные эмоции повысили его работоспособность — это с одной стороны. А с другой тоже все сбалансировано — если кто-то что-то реально может — например, войти в контакт с лицом, принимающим решение, — то это доказывает его способность к эффективным действиям в других сферах жизни, и надо ему предоставить возможность проявить себя там, где он получит наибольшую выгоду — а значит, принести наибольшую пользу и для общества. Ведь войти в подобный контакт необычайно сложно — а значит, это неординарные люди, которым целесообразно дать зеленый свет…

— Понятно. Со взятками, я полагаю, аналогично?

— Конечно! Ведь чиновник — это такой же бизнесмен, обеспечивающий работу «чистого» предпринимателя.

— Иного ответа я и не ожидал… А зачем же надо было устанавливать такие законы, если их все равно нарушали за взятки?

— Если те законы, которые действуют фактически, установить формально, то народ это попросту не поймет. Власти не нужно формальное и демонстративное самопризнание собственной преступной сущности. Пусть все конкретные деяния будут на совести конкретных исполнителей.

— А без этих деяний разве нельзя было обойтись?

— Законы не всё могут предусмотреть и очень часто служат тормозом для совершения каких-то конкретных экономических действий — особенно наиболее эффективных. А значит, и тормозом прогресса. Вот для того, чтобы дать зеленый свет подобным эффективным действиям, и необходим, с объективной точки зрения, подобный чиновник.

— Поэтому вы и не боролись против коррупции?

— Вот видишь, какой ты понятливый! Если бы мы посадили всех, кто совершил преступление, то вся экономика встала бы моментально!

— А как же с чисто уголовной преступностью?

— Мы с ней боролись.

— С ней не надо было бороться — ее надо было уничтожить раз и навсегда! Впрочем, при капитализме это невозможно, потому что активные субъекты этого строя — самые настоящие преступники, сплошь и рядом нарушавшие даже буржуазный Уголовный кодекс. Органы внутренних дел у вас были лишь для того, чтобы преступность держать на определенном уровне, стараясь не повышать ее количественных характеристик; чтобы преступники не переходили определенную черту, за которой последовала бы деградация их же собственного строя.

— Правильно — если бы грабителей стало слишком много, если вероятность потерять все свое имущество приблизилась бы к ста процентам, то некому было бы производить реальные блага — как по причине количественных соотношений, так и по причине снижения стимулов к труду у «фраеров». И тогда пострадали бы в конечном итоге и сами преступники. Система сама нашла состояние динамического равновесия.

— А мы, коммунисты, с профессиональными преступниками полностью покончили за несколько лет — нашему строю они были не нужны. Мы, в отличие от наших доперестроечных предшественников, перестали с ними цацкаться — за годы оккупации все наглядно убедились, что из них неизбежно вырастают классовые враги, а не «социально-близкие».

— Ну и напрасно — ведь они же были очень цепкими, хваткими, умными, способными. Они ведь были не только простыми грабителями, но и бизнесменами, пусть и специфическими. Они обладали очень ценными психологическими и интеллектуальными качествами. Они формировали эти качества у других людей.

— Ничего — мы тоже многому у них научились. После Революции осужденные на пожизненное заключение консультировали наших специалистов по многим вопросам. Но использовали мы это для подрыва мирового империализма, а не для личного обогащения…

— Они формировали и поддерживали определенный порядок. А порядок всегда лучше любого хаоса.

— А если процветал рэкет — регулярное вымогательство, не имеющее ничего общего с бизнесом?

— Это все равно акция по контролю за частью экономической среды. А эти деньги не оседали у них, а шли в дело, в другие фирмы…

— Они шли на «мерсы» и «джипы», на рестораны, и «девочек», на перстни и золотые цепи…

— Значит, это было необходимо. Если уж они действовали, то они были объективно востребованы и реализовывали определенные социальные функции.

— Значит, настоящих — наиболее матерых — преступников освобождали от уголовной ответственности не только за взятки и по знакомству?

— Опять-таки две стороны одной медали. Опять-таки справедливо и с той, и с другой стороны. Полезность и эффективность адекватна возможностям. Если уж они были такими, то вполне естественно, что у них были и знакомства, и деньги на взятки. На свободе они принесли бы больше эффекта — пусть и косвенно. Они, повторяю, выполняли объективно необходимые социальные функции в рамках самоструктурирующейся сложной системы — они фактически осуществляли управление движением произведенных реальных благ.

— Наверное, именно поэтому наблюдалась такая картина: настоящих преступников не ищут, а если и находят, то они от тюрьмы отмазываются… А если их убивают те, кого они пытались ограбить, а также родные и близкие тех, кого они убили или изнасиловали, то в этом случае события разворачивались совсем по другому сценарию.

— Что ты имеешь в виду?

— Людей, совершивших подобный «самосуд», очень интенсивно и добросовестно искали, а потом сажали «на всю катушку» — это наводило на мысль о наличии каких-то негласных указаний. Нет, дело не в подмене права самосудом — ведь в большей части случаев за оружие брались те, кому было уже отказано в правовой защите… К тому же вы фактически — конкретными судебными решениями по конкретным делам — свели на нет право законопослушных людей на необходимую самооборону в момент посягательства на жизнь и имущество…

— Потому что когда безвольные, непрактичные и бесполезные люди убивали решительных, волевых, смелых и инициативных, то это фактически наносило ущерб системе. Ну и опять-таки с другой стороны — у обидчиков были деньги и связи, а у мстителей их не было.

— Теперь понятно, почему вы были резко против права законопослушных людей на ношение огнестрельного оружия.

— А ты думаешь, что заявленные нами тогда аргументы были ложными?

— То, что этим оружием будут пользоваться грабители? Но ведь если оружие зарегистрировано, то это как раз и облегчит поиск преступников. А если нападут компанией и отнимут «легальный» пистолет, который потом будут использовать — так если они способны скопом напасть и отнять все, что угодно, то зачем им пистолет, который может их выдать при случайном досмотре? А для тех, кто ставил перед собой целью убийство, отсутствие разрешения вообще никогда не было помехой. Не станет лучше, не поможет? По крайней мере, хуже не будет, и у объекта нападения появится хоть и небольшой, но реальный шанс… Нет, нет и нет! Вы просто боялись, что преступников начнут мочить — а это значит, что в сложной системе появятся так называемые искажения и рассогласования между возможностями и потребностями, что распределение средств станет якобы неэффективным.

— Основание пирамиды должно отдавать наверх как можно больше средств для их аккумулирования, оперативного перераспределения в рамках экономической системы и повышения общей эффективности… А так — это задержится внизу и станет мертвым грузом.

— Вы боялись, что оружием станут владеть эксплуатируемые — ведь при наличии разрешения на ношение желающих владеть станет в несколько раз больше, чем при наличии лишь разрешения на хранение. А это может даже поспособствовать развертыванию активных антикапиталистических действий!

— Вообще-то правильно. Нам не нужен был хаос. Мы стабилизировали определенный порядок.

— А почему фармацевтический «король» Брынцалов имел право на ношение оружия, даже в прямом эфире хвастливо демонстрировал свой личный пистолет и это задолго до того, как он стал депутатом и обрел формальную неприкосновенность? Что не дозволено «быдлу», дозволено «элите»?

— А почему ты так остро это воспринимал тогда? Тебе что, пострелять хотелось?

— Защитить себя от всякой паразитической сволочи — неотъемлемое право каждого человека. Вам, будучи тогда окруженному со всех сторон тридцатитысячной охраной, этого не понять. Вы обрекли всех простых людей на постоянный мучительный страх. Вы фактически ограничили их в свободе действий и передвижений — а за счет этого увеличилась свобода действий наиболее вредных субъектов.

— Эта свобода активных субъектов была крайне необходима для той системы, которую мы выстраивали. Именно они обеспечивали ее функционирование и развитие. Я все делал для того, чтобы они были как можно более свободны и активны. Без них наша система рухнула бы.

— Не сомневаюсь нисколько… Давайте пойдем дальше… Почему вы попустительствовали «киллерской приватизации» наших предприятий иностранными фирмами — когда эти иностранные фирмы уничтожали вполне рентабельное производство с целью устранения конкурента? Почему вы поощряли вывоз капиталов за рубеж? Почему вы сняли ограничения на обязательную продажу даже небольшой части экспортной валютной выручки и уже формально разрешили в неограниченном количестве вывоз капиталов за границу?

— Потому что производство должно работать там, где это наиболее выгодно в общесистемном смысле. Потому что капитал всегда шел туда, где он мог бы принести максимальную эффективность. Было бы глупо рассматривать Россию в отрыве от мирового сообщества, от мировой экономики. Если бы капитал остался в России, то для мировой экономики — а следовательно, опять-таки и для самой России — это в конечном итоге было бы менее оптимально.

— Все должно было быть сосредоточено в США — я правильно понял?

— Конечно, правильно… Америка — это особая страна. На той земле собрались самые умные и деловые, самые инициативные и предприимчивые люди со всей планеты и создали отличные условия для деятельности во имя прогресса. И чем меньше препятствий было бы у них на пути, чем больше инвестиций поступило бы туда, тем выше была бы отдача для всех. США были гораздо эффективнее России в этом отношении.

— Эффективнее «Российской Федерации», а не РСФСР — прошу не забывать об этом… Почему вы довели до ручки нашу передовую промышленность, нашу науку, наше образование? Почему вы способствовали утечке мозгов за границу — главным образом в США? Почему, скажем, накладывали гриф секретности на то, что было отлично известно США и Израилю — уж не для того ли, чтобы закрыть пути Китаю и «странам-изгоям»? Почему вы помиловали и отпустили на родину пойманного с поличным кадрового американского разведчика, пытавшегося заполучить технологию производства ракеты «Шквал»? Почему вы за счет нас и всех остальных обеспечивали Америке такие привилегии?

— Потому что для всего мира было бы эффективнее, чтобы весь прогресс сосредоточился в одном месте — там, где был интеллектуальный и деловой центр мира. А остальные должны были бы этот центр обслуживать и снабжать всем необходимым.

— А почему не в «цивилизованной Европе», скажем? Почему вы болтали о приверженности европейским — но не американским! — ценностям, а в это время глядели за океан? У вас что, в школе были двойки по географии?

— Зачем исхитряться? Зачем изобретать велосипед? Мировой центр был уже сформирован за океаном и реально работал — а значит, надо было укреплять именно его! А Америка — это квинтэссенция Европы, это западноевропейская цивилизация в наиболее чистом виде!

— А вы и Россию считали европейской страной?

— Что за вопрос!

— Тогда почему вы способствовали тому, чтобы Россию приравняли к «третьему миру», расположенному отнюдь не в Европе?

— Если бы мы стали равными, то в результате своей естественной мощи неизбежно стали бы восприниматься всеми на первом месте. Но мы не были инициаторами процесса — а значит, первыми остались те, кто задолго до этого взял на себя все функции управления.

— Значит, вы считаете, что для «мирового сообщества» в целом было бы более эффективным, чтобы Россия была ослаблена и подчинена единому центру, чем если бы она была сильной и по-настоящему независимой от «глобальной воли»?

— Ну конечно же! Централизованная система всегда более эффективна, чем скопище удельных княжеств. А что касается условий присоединения к единой системе — так для мирового сообщества, действительно, более выгодной являлась именно такая модель встраивания России в единое пространство, которую я реализовывал на практике, когда управлял этой страной.

— Неплохо было бы уточнить, что же представляет собой это «единое пространство». Снова обратимся к мнению «авторитетов». Вот, например, видный идеолог глобализма Жак Аттали раскрывает свое видение будущего. Богатая элита будет утопать в роскоши, ездить по миру в поисках наслаждений, приобретать за деньги острые ощущения — то есть участвовать в «освоении либеральной рыночной культуры». А основная масса обедневшего человечества будет курсировать по планете в поисках пропитания и крыши над головой… По-моему, это самый настоящий неприкрытый фашизм и сатанизм.

— Здесь нужна трезвая и непредвзятая оценка — вместо ненужных эмоций и голословных обвинений. Прогресс характеризуется состоянием не отстающих, а передовых сегментов — то есть элитой. Элитой общества всегда были предприниматели, которые развивали экономику; а элитой человечества западная цивилизация, которая вела за собой весь остальной мир.

— Вы и по сей день считаете, что западная цивилизация самая передовая? По сей день?!

— В выражении «по сей день» я чувствую издевку. Вы же ее просто уничтожили — как варвары уничтожили Рим.

— Мы никого не уничтожали — даже они стали жить гораздо лучше, чем жили тогда.

— Жить лучше — еще не показатель. Главное — выполняемые функции. Предназначение западной цивилизации во главе с США, как я уже сказал, состояло в том, чтобы вести за собой весь мир и быть арбитром последней инстанции. А сейчас у вас самая настоящая анархия — нет мировой власти.

— У нас все страны равноправны. В конкретные внутренние процессы, не выходящие за национальные границы, никто, даже Советский Союз, не лезет это не имеет ничего общего с фашистской политикой США. Да, в нормативном аспекте основополагающие моменты внутренней жизни прописаны в международных конвенциях, ратифицированных всеми странами. Существуют международные обязательства, которых в равной степени придерживаются как крупные страны, так и мелкие — отнюдь не так, как при США. Работает система коллективной планетарной безопасности, в том числе и по защите коммунистических завоеваний. А конкретные вопросы, касающиеся всех, решаются сообща — без диктата кого-либо одного.

— Это неправильно. Должен быть ответственный центр единой воли, стоящий над нормативным правом, которому подчиняются все остальные; и обладающий самодержавными вненормативными полномочиями — иначе есть опасность развития правового кризиса.

— И это говорит юрист по образованию!..

— Именно поэтому — ведь практика показала, что как раз такие структуры являются наиболее надежными и эффективными — вне зависимости от красивых слов и благих пожеланий.

— Практика новейшего времени показала несколько иное. В мире уже почти двадцать лет никто не воюет — если не считать недавней акции по обезвреживанию вашей банды. Нет даже локальных столкновений, бесследно исчез пресловутый «международный терроризм». Нет преступности. Как раз по той причине, что ликвидирована первооснова всех конфликтов — социальная несправедливость, нехватка жизненных ресурсов.

— Сейчас все держится на фанатизме — твоем и твоих приспешников. На фанатизме, которым вы каким-то непостижимым образом сумели заразить миллиарды людей. Это не имеет ничего общего с реальным соотношением сил и потребностей.

— Непостижимым образом? А как же проживание за чертой бедности этих самых миллиардов — при «глобальной власти» ваших западных друзей?.. И если бы только бедность… Вы, мондиалисты, планировали уничтожить большинство населения Земли. От русских, например, осталось бы всего пятнадцать миллионов.

— Жители «третьего мира» были не столь нужными для цивилизации. Если бы они действительно были полезны, то не голодали бы.

— Значит, вы считаете, что есть люди, способные на «высокую» деятельность, а есть те, кто на нее не способен?

— Конечно!

— А как, по-вашему, формируются эти способности?.. Где-то здесь, помнится, кроется обоснование сословной сегрегации — что якобы способности передаются по наследству…

— Да, это совершенно справедливо! Не зря этот механизм был отработан в системе дворянства, в системе потомственного владения частной собственностью. Это гены! У достойных и ответственных людей всегда достойные и ответственные потомки! А участь хамов — подчиняться им!

— «Дети наших начальников — начальники наших детей»… Любопытно…

— А ты мог бы привести реальные контрпримеры?

— Мог бы… Как же Михаил Ломоносов, например?

— Генная динамика очень сложна. Иногда бывают мутации — и тогда появляются ломоносовы. Но они в любом случае пробивают себе путь в жизни раз у них такие способности.

— Вы хорошо знаете историю? Ломоносов был вынужден пойти на подлог, назвавшись дворянским сыном — иначе его не взяли бы в академию. И если бы обман раскрылся до того, как Ломоносов успел заработать авторитет в глазах вице-президента Синода, то его бы отправили на каторгу, предварительно избив кнутом. И мы бы о нем никогда не узнали. Вот так были вынуждены пробивать себе путь таланты — результаты «генной мутации»… А николаевский «закон о кухаркиных детях» изучали, господин юрист?

— Что ты хочешь этим сказать?

— Зачем так много было возведено искусственных препятствий для талантов? Сколько менее удачливых потенциальных ломоносовых загубил царизм?.. Ну, а денежные препятствия, в свою очередь, не менее тяжелы для преодоления — Ломоносова хотя бы бесплатно учили… А хочу сказать вот что: несовершенство и лживость этого подхода выявились сразу же после Великого Октября. Достаточно ознакомиться с биографиями выдающихся советских военачальников и академиков — отнюдь не все они были потомственными офицерами и интеллигентами. А потомки дворян к тому времени выродились, морально опустились и погрязли в лени.

— Новые люди заняли нишу, освобожденную вырезанной большевиками элитой общества.

— Эта «элита» была нежизнеспособной, она не обеспечивала никакого прогресса и едва не погубила страну. Ничего полезного не делая, она закрывала путь талантливым людям из «низов». Большевикам пришлось эту прогнившую «элиту» убрать, чтобы не мешала.

— Все равно — текущий уровень развития производительных сил требует строго фиксированного количества высококвалифицированных специалистов…

— Коммунисты как раз и начали интенсивно развивать производительные силы, в результате чего нашли свое место в жизни гораздо большее количество высококвалифицированных. А благодаря тому, что их количество увеличилось, они еще больше усовершенствовали систему — и так далее, по нарастающей. И от этого выигрывали все — и страна в целом, и простые люди, и руководители…

— Эта система была изолированной от мира и неэффективной в глобальном аспекте… И вообще — тех, кто был призван осуществлять несложную работу, совсем необязательно было подвергать избыточному воспитанию — для них было бы гораздо менее мучительно осознавать свое низкое положение, сидя за бутылкой, чем за умной книжкой…

— Это просто говорит о том, что способности не передаются через гены. Подобная теория была выгодна тем, кто стремился в личных целях оправдать неравенство стартовых возможностей.

— Не все так однозначно. Ты хочешь сказать, что можно улучшить человеческую породу, вывести «человека коммунистического»? Приобретенные признаки не передаются — а вы, видно, этого до сих пор не поняли!

— Не надо валить все в одну кучу. По наследству передаются не приобретенные признаки, а результаты адаптивных реакций самого организма на изменившиеся внешние условия. Механизм этот универсален и отработан самой эволюцией — ради сохранения вида. Существует не только естественный отбор, но и механизм гибкой наследуемой адаптации, действующий на более коротком промежутке времени… Но это к делу почти не относится. При формировании коммунистического мировоззрения и высокоинтеллектульных качеств решающими оказываются иные факторы.

— Какие же?

— В последней четверти двадцатого века было убедительно доказано, что при отсутствии органических поражений головного мозга на формирование личных качеств человека влияют только факторы обучения и воспитания причем в как можно более раннем возрасте. А если позже, то со временем обучаемость резко снижается — не то чтобы совсем необратимо, но восстановить ее на порядки сложнее, чем воспользоваться ею вовремя. Были опубликованы популярные работы на эту тему — для вашей идеологии, надо сказать, довольно нежелательные… «Программные» способности, в отличие от «аппаратных», являются исключительно приобретенными — а вы же сами с пеной у рта доказывали ненаследуемость качеств такого рода. А «аппаратные» качества у людей примерно одинаковы — если, конечно, нет вышеупомянутых врожденных органических поражений. Антропологи установили, что за десятки тысяч лет органическая структура мозга человека практически не изменилась. Так что вы, обосновывая наследуемость привилегий, били мимо цели — вашим оппонентам надо только правильно определить понятия. Вместо того, чтобы рассуждать о «полезных» и бесполезных», было бы лучше усовершенствовать систему и впредь обеспечивать более эффективное воспроизводство общества.

— Я всегда полагал, что незачем перемешивать социальные слои. Ведь все это устанавливалось естественным путем. Зачем государству тратить дополнительные средства на обучение и воспитание детей необразованных родителей, если с этой задачей гораздо лучше справились бы образованные люди путем семейного воспитания? Семья — ячейка общества!

— Одна только семья была ячейкой общества лишь при первобытнообщинном строе, при семейной общине. С течением времени факторы материального производства становились все более и более значимыми в сложной социальной системе с разделением труда. А на этапе крупного машинного производства не менее важной ячейкой стал трудовой коллектив. Те человеческие факторы, которые за пределы семьи не выходят, конечно, должны формироваться внутри нее. Но ведь образование и формирование социальных убеждений явно выходят за рамки отдельной семьи и значимы как раз в той среде, которая является общей для всего народа.

— Я уже говорил по вопросу о наследовании благ: человеку, имеющему высокий социальный статус, более спокойно на душе, когда он точно знает, что для его детей не будет препятствий в жизни. В том обществе, которое вы называете «эксплуататорским», в этом отношении все было очень четко работала устойчивая самовоспроизводящаяся система; друзья детства в привилегированной среде, достигнув зрелого возраста, становились коллегами по работе — и, естественно, существовал климат доверия… Все равно — как я уже сказал, количество востребованных людей такого рода было ограничено.

— А как же прогресс?

— Все должно происходить эволюционным путем — не надо ничего ломать. Постепенно те, кто был бы полезен руководящему классу, допускались бы в соответствующую среду…

— «Постепенно»… «Полезен руководящему классу»… Понятно… А почему за прогресс всего общества должны отвечать именно частные лица, реализующие свои сугубо личные интересы? Почему какой-либо один координирующий центр не может сосредоточить в своих руках управление централизованными проектами прогресса и распределять блага в соответствии с заранее прописанными, понятными каждому и обязательными к исполнению нормативами?

— В некотором роде система централизованного управления действительно существовала — но только не в России. Я уже сказал, что более эффективной была система под управлением США. Центр мирового развития находился именно там. И ему для эффективного функционирования было жизненно необходимо получать как можно больше средств — в том числе выкачиваемых извне, из других государств.

— Было одно отличие — этим процессом управляли отнюдь не трудящиеся, а мондиалистские олигархи.

— Каждый из них — уже фактом своего нахождения на своем посту руководителя супермонополии — делом доказал свою компетентность и способность к управлению прогрессом.

— Значит, дело в эффективности. Но вернемся к началу разговора. Я тогда сказал, что по статистике, признанной всеми международными организациями, темпы роста советской экономики были стабильно выше, чем американской — и это без внешних вливаний, без климатической «халявы», с гораздо более высоким относительным уровнем отчислений на оборону. А мобильность управления и гибкое материальное стимулирование — дело наживное.

— Ну и что, нажили вы все это к началу перестройки? Я, повторяю, не беру сегодняшний день. Я отвечаю за свои тогдашние решения.

— Я уже говорил, почему на определенном этапе возникли тормозящие развитие факторы. Но они были временными и преодолимыми в обозримой исторической перспективе. Разве этого не было понятно, хотя бы интуитивно? Разве не было очевидно, что социалистическая система более эффективна?

— Представь себе — нет! Может, на уровне интуиции кому-то и было очевидно. Но с таким же успехом другим людям не менее очевидно было диаметрально противоположное.

— Что же было очевидно другим?

— США были кузницей мирового прогресса. Подавляющее большинство научных открытий в те годы делалось именно там. США управляли мировыми экономическими процессами, оптимальным образом их координируя и связывая воедино.

— А для чего империалисты — прежде всего, те же американцы использовали науку? Отнюдь не для улучшения положения простых людей, а для причинения им еще больших страданий, для усиления их зависимости от себя, для собственного дегенеративного наслаждения. А все достижения науки и техники должны служить всему народу, всем честным труженикам.

— Не согласен. Одни люди представляют ценность для общества, другие нет. Каждому свое!

— Почему США намеренно тормозили прогресс других стран?

— Потому что для обеспечения работы систем, работающих на переднем крае прогресса, жизненно были необходимы огромные средства. Если бы высокие технологии возникли в других местах, то они бы сожрали ресурсы, обеспечивавшие деятельность американцев. А это было бы неэффективно.

— Как раз наоборот — опыт СССР и мировой социалистической системы даже доперестроечный! — показал, что для достижения одной и той же единицы полезного продукта необходимо гораздо меньше средств, чем потребляют США для достижения такого же результата. У нас был полный паритет с США в том, что характеризовало прогресс и развитие — космос, атомная отрасль, фундаментальная наука. Но нам не нужна была подпитка из-за границы — ни сырьем, ни мозгами — а США без этого не могли обходиться. Не случилось ничего страшного в том, что вчерашние чернорабочие, ранее просто обслуживавшие прогрессивные сегменты системы, стали высококвалифицированными специалистами — и не только у нас, но и в других социалистических странах. Эти страны благодаря подобному подходу стали еще богаче и обеспеченнее — а следовательно, могли еще быстрее продвигаться по пути прогресса.

— Очевидно, что тогда имело место ненужное дублирование — СССР и США…

— Я говорю не о достижениях в абсолютном исчислении, а о потенциальной способности к прогрессу — я имею в виду сравнительные удельные характеристики двух систем. Более того — мы отнюдь не в ущерб себе создавали независимую науку в тех странах, где таковой ранее не было. А власти тех стран, помимо этого, не забывали и о повышении жизненного уровня народа. И хотя на решение этой задачи также уходили немалые средства, результирующая прогресса была порой просто поразительной — вспомним кубинский опыт построения новой социально-экономической системы.

— И каков вывод?

— Система с равномерным распределением функций в сфере международного разделения труда гораздо более эффективна — с точки зрения интересов всеобщего прогресса. Просто-напросто дело в том, что американская система, сумев тогда подчинить себе остальной мир, временно работала более эффективно — но эффективно в абсолютном исчислении. А если брать более фундаментальные критерии, то мы увидим, что для получения одного и того же конечного результата в социалистической системе требовалось гораздо меньше средств, чем в капиталистической. Очевидно, что для оптимизации мирового развития предпочтительным был переход на иные принципы взаимодействия. Для обеспечения максимальной скорости всеобщего прогресса выкачивание всех средств из «низов» и сдерживание их собственного развития не только не является необходимым, но служит тормозом прогресса!

— И мы, по-твоему, должны были ради какой-то «очевидности» кардинально менять строй не только в России, но и в Америке?

— Было бы достаточно хотя бы не мешать тем, кто уже вышел на более высокий уровень. Почему вы были против того, чтобы те, кто не хотел жить по законам джунглей, отгородились бы от враждебного мира? Они же не мешали другим! Пусть «предприимчивые» и «инициативные» будут в одном месте, а «непрактичные» и «бесполезные» — в другом! Ведь те, кто стремился жить в общине, всегда находили в ней гораздо лучшие условия для обеспечения своей жизни, чем в конкурентном обществе!

— Это наивно — и ты сам это прекрасно понимаешь. Единому мощному центру нужны были ресурсы, рабочая сила, мозги, технологические наработки. А что ему было не нужно — так это наличие где-либо реального прецедента необоснованно высокого вознаграждения тех, кто этого не заслуживает.

— Значит, «собственникам» было невыгодно, чтобы такими, как они сами, были все? Значит, для «сильных» личностей «бесполезные» были не такими уж бесполезными? Им было невыгодно, чтобы «слабые» отгородились от «сильных» «железным занавесом»?

— Прогресс общества определяют именно сильные, эксплуатирующие слабых — это аксиома. А община нивелирует людей, подавляет их инициативу.

— С чего вы взяли?! Община предоставляла и предоставляет каждому как можно более полно раскрыть свой потенциал — достаточно сравнить Советский Союз и оккупированную Россию!

— А в том-то и дело — не надо «каждому»! Надо давать возможности отдельным лицам — но каждому из этих отдельных лиц — по максимуму!

— А, по-моему, наиболее эффективная с точки зрения прогресса система это та, где все без исключения люди имеют возможность дать максимум того, на что потенциально способны. А следовательно, и получить соответствующее вознаграждение. Зачем того, кто вполне мог бы стать ученым — при наличии правильного подхода к воспитанию, — ограничивать на уровне чернорабочего? Почему считалось более эффективным, чтобы развитие, управляемое одними, происходило за счет других? Почему большинство жителей Земли фактически приравнивалось к минералам, к топливу? Почему нельзя осуществлять прогресс силами всего общества равноправных тружеников — за счет дальнейшего совершенствования производительных сил?..

— Прогресс, то есть усложнение структуры материи, не может происходить иначе как за счет «эксплуатации» материи более низкого порядка организации.

— А почему за счет людей — то есть субъектов, потенциально способных делать то же самое, что и «избранные», а не за счет дальнейшего совершенствования производительных сил?

— Так было проще и оптимальнее на данном историческом этапе.

— А на перспективу, значит, наплевать? Вы бы уничтожили большинство человечества… Прошу прощения — оно бы само «умерло» от самых что ни на есть «естественных» причин… Что, это было бы эффективно для дальнейшего прогресса?

— На том этапе как раз было бы неэффективным, если излишки населения продолжали бы беспрепятственно жить и размножаться.

— Еще раз задаю вопрос: если, с одной стороны, «активные» и «предприимчивые» люди столь ценны для общества; а с другой стороны, у каждого человека, как выяснилось, путем целенаправленного воспитания можно сформировать любые требуемые качества, то почему бы не усовершенствовать систему воспроизводства общества — чтобы столь ценимые вами человеческие качества были у всех без исключения, а не у только «избранных»?

— Я только что сказал, почему. Наделать роботов, выполняющих «грязную» работу, было тогда достаточно накладно — для этого гораздо проще применить другой подход — то есть намеренно «опустить» человека, пусть и потенциально способного на «высокую» работу… Ну и еще — зайдем с другого конца. Вот вы, коммунисты, постоянно кричите: «От каждого по способностям!», «Каждый должен дать максимум того, что может!» Но при вашем строе я достаточно насмотрелся на лодырей и идиотов, которых напрасно учили. Придут на работу — и ничего не делают!.. Предоставить возможность «давать обществу» — это лишь полдела. Вопрос в том, захотят ли они дать? А при рыночной системе все сбалансировано: не хочешь работать — убирайся! Если работник действительно ценный, то его никогда не уволят.

— Не надо так говорить: «лодыри», «идиоты»… Труд каждого востребован. Вы же сами сказали, что при том уровне развития производительных сил нужны были не только те, кто выполняет «высокую» работу, но и те, на ком держится система; те, кто обеспечивает ее функционирование. А значит, достойного вознаграждения заслуживают все — и Советская власть никого из полезных народному хозяйству людей не обделяла, не занималась всякими противопоставлениями. Вот если наблюдается злостное уклонение от трудовых обязанностей — то это действительно недопустимо. Чтобы каждый человек мог и, самое главное, хотел дать обществу максимум возможного, надо действительно очень многое сделать. Прежде всего, конечно, нужно установить справедливую систему вознаграждения за труд. Но и деньги это далеко не все. Надо рационально использовать технический прогресс и освободить работников от малопроизводительных неинтересных рутинных обязанностей, надо постоянно повышать уровень личных возможностей каждого человека. И, наконец, обязательно надо сформировать соответствующий солидарный психологический настрой, надо обозначить великие цели. Надо, наконец, каждому подарить ощущение собственной востребованности — тогда работник и инициативу проявит, и будет добросовестно трудиться. Это, как видите, вопрос формирования не только интеллектуальных качеств, но и морально-психологических. В конкурентном обществе это немыслимо — там каждый стремиться сделать поменьше, а урвать побольше. В научно-технологическом аспекте капитализм также далеко не на высоте: он не способен двигать прогресс с такой скоростью, с какой способен двигать его солидарный строй. А если система не справляется с оптимизацией прогресса, то на смену рыночным принципам должны прийти другие. Научно-технический прогресс без социального — ничто!

— А почему ты выбрал именно критерий оптимального прогресса и развития?

— Я думал, что его же придерживаетесь и вы. Если бы вашим главным критерием было личное наслаждение, то разговор бы окончился, не начавшись. Это все равно что убеждать волка есть траву вместо овец… Кстати, по моим наблюдениям, в истории насчитывается три типа антикоммунистов. Первый тип это те, кто убежден, что для изживания пороков капитализма применялись явно неадекватные средства — особенно на первом этапе социалистического строительства. Такие люди объективно никогда не были нашими стратегическими противниками. Более того — они на самом деле имели с коммунистами гораздо больше общего, чем с подлинными антикоммунистами — они так же, как и коммунисты, были против социальной и межгосударственной несправедливости. К ним относились искренне верующие люди, патриоты России — в отличие от фарисействующих лжеправославных и лжепатриотов. Мы их не сажали, я сам даже дискутировал с ними в прямом эфире после Революции и небезуспешно находил точки соприкосновения… Второй тип — лица, которым наплевать на общество. Для них главное — личное наслаждение. Если это им более выгодно, то личный успех достигается за счет других. Тут все ясно — это бешеные собаки, подлежащие безусловному истреблению, убеждать их в чем-либо бесполезно… Третий тип — те, которые считают, что именно право сильного, закон джунглей, частная инициатива и тому подобное — словом, все фундаментальные принципы и атрибуты капитализма — обеспечивают развитие общества по наиболее оптимальному пути. Они, как правило, были равнодушны к материальным ценностям — во всяком случае, это не было для них главной целью в жизни. И вот вопрос: к какому типу вы причисляете самого себя?

— К третьему.

— А не ко второму?

— Нет, для меня главной ценностью была великая идея. Я был предан этой идее до конца.

— Идея мондиализма?

— Называй как хочешь. Идея формирования единого планетарного пространства… Я боролся скорее не за то, чтобы насладиться самому, а за то, чтобы наслаждались те, кто этого достоин. Почему — я уже сказал. А сам я в быту был намного более скромен, чем мой предшественник…

— Конечно, горнолыжная экипировка стоимостью в десять тысяч долларов более скромна, чем крытый теннисный корт на карельской вилле… Но антикоммунисты третьего типа были не менее опасны для общества — они выступали за истребление большинства населения. И их фанатичная убежденность в преимуществах «закона джунглей» ни на чем не основана. На самом деле более оптимальной является именно солидарная система. Пусть и не сразу, но в перспективе — безусловно… Действительно, поначалу может возникнуть опасность временного ухудшения положения людей, обусловленная трудностью перехода. Могут возникнуть острые дискуссии и сомнения — насчет соотношения плюсов и минусов. Но это рано или поздно надо было бы начинать — с развитием процесса минусов становилось бы меньше, а плюсов больше. А в конце переходного периода состояние неизбежно резко улучшилось бы по сравнению с тем, что было до преобразований… А что касается трудностей временного переходного периода — так ведь вы, дорвавшись до власти, целенаправленно сломали все, что только можно. И это не было «переходным периодом» — то, что вы устроили народу, и было новым порядком. Установившимся порядком.

— Каждый выполнял адекватную его востребованности роль… И вообще — я что, был плохим президентом? Я обеспечивал стабильность в обществе…

— Стабильность? Кладбище тоже вполне стабильная структура. Вы преградили путь к развитию большинству народа, вы обрекли десятки миллионов людей на тяжкие мучения и превратили их жизнь в кромешный ад — одно дело, когда страна находится в состоянии разрухи, устроенной отнюдь не коммунистами; а другое дело — когда экономика уже стала способной обеспечивать каждого гражданина всем необходимым, давать образование, предоставлять возможность максимально реализовывать личный потенциал на общее благо, защищать в равной степени от всяческих страданий и невзгод. Вы же все это сломали и тем самым насильственно прекратили восхождение народа по пути прогресса, начали заталкивать его обратно в ту инфернальную черную бездну, из которой он ценой неимоверных жертв поднимался на протяжении долгих десятилетий… Вы понимаете, что вы сознательно совершили тягчайшие преступления против человечности? Вы сознаете, что если бы не вы, то наша страна была бы самой сильной, богатой и счастливой?

— Ты уверен в этом?

— Я уверен, что мы к началу двадцать первого века оставили бы Америку далеко позади во всех сферах научно-технического прогресса — в микроэлектронике, в космосе. Более того — мы бы оставили Америку позади даже в области личного потребления граждан.

— Насчет микроэлектроники — это, мягко говоря, преувеличение…

— Именно в нашей стране — еще в двадцатом веке — впервые в мире были разработаны рентгенооптические технологии изготовления микросхем, позволившие резко увеличить плотность печати элементов. У нас впервые в мире был разработан полноценный оптоэлектронный микропроцессор. В нашей стране, в Новосибирске, были найдены новые принципы построения архитектуры компьютеров, позволившие на обычной для России элементной базе получать те же результаты, что и на лучших западных ЭВМ. Наши ученые создали лучший на тот момент процессор для суперкомпьютера — «Эльбрус Е-2К».

— Но ведь эти разработки были реализованы уже при нашей власти.

— А вы хоть как-то поддержали их начинание? Это как раз свидетельствует о том, что при власти коммунистов было бы сделано еще больше.

— Да неужели? Вы тоже не были замечены во всемерной поддержке микроэлектроники.

— Тогда она только зарождалась, а когда невиданный мировой прогресс этой отрасли стал бы очевиден, то нашей микроэлектронике непременно была бы оказана вся необходимая поддержка — такая же, как и космосу. Хотя бы из соображений сохранения политического престижа и интересов стратегической безопасности…

— Но тогда налицо были не победы и достижения, а усугублявшиеся с каждым годом проблемы, с которыми власть справлялась все хуже и хуже.

— Я уже сказал, откуда эти проблемы взялись, кто за ними стоял и кому они были выгодны. И тем не менее, в стране было достаточно сил, способных преодолеть накопившиеся нелепости и недостатки, и они бы обязательно их преодолели — а вы формировали для большинства населения жуткий концлагерный режим осознанно и целенаправленно… У скольких людей вы стали непреодолимой преградой на пути к собственному совершенствованию и развитию — у людей, которые в иной системе принесли бы огромную пользу всем? Сколько талантов вы загубили?.. Вы отняли у людей самое главное — настоящую цель в жизни, вы отняли у них перспективы развития и смысл самого существования на этой земле.

— Я выполнял глобальную миссию.

— Я это уже понял. Вы выполняли губительную миссию. Вы, всячески препятствовав восстановлению народной власти, обрекали на страдания не только сотни миллионов, но и миллиарды — те миллиарды, которые оказались беззащитными перед лицом мирового рэкета.

Наступило молчание…

— Что, больше нет аргументов в защиту? Разве что личные мотивы? спросил, наконец, Генеральный секретарь.

— Нет — как я сказал, я был идейным, а не меркантильным.

— Еще неизвестно, что хуже…

— Но ведь та система не только функционировала вполне динамично — она, как видишь, была способна побеждать. Так что я защищал отнюдь не падаль.

— Да, капитализм работал — но социализм работал бы гораздо эффективнее.

— В тех конкретно-исторических условиях — при существовавших на тот момент внешних и внутренних факторах — или вообще?

— Условия надо было менять.

— Что же не поменяли их до прихода Горбачева?

— Упущение, обусловленное трудностями роста. Но в перспективе мы бы преодолели все.

— Значит, в перспективе… Ну, допустим…

— Ладно… Давайте, что ли, поговорим о роли личности в истории — то есть о вас.

— Помнишь обещание? Мне тоже хочется о тебе знать.

— Конечно, конечно — я даже рад возможности сравнить… Ведь вы, именно вы управляли всеми процессами в стране?

— Да, разумеется — а кто же еще? Зачем на самом ответственном этапе развития рыночной экономики приводить к власти какого-нибудь недееспособного инвалида?

— Но тем не менее вы поддерживали в народе иллюзию того, что во всех бедах виноваты не вы, а кто-то другой. При вашей власти был такой пиаровский «клапан» для «отвода пара» — еженедельная политическая телепрограмма «Момент истины» — в ней довольно подробно и откровенно показывались реальные мерзости вашего строя, но выводы делались совершенно неадекватные и парадоксальные — о том, что вы якобы ни в чем не виноваты, что вы попросту не справляетесь с подчиненными, что вы «стараетесь». Довольно характерный пропагандистский прием — если отдельные недостатки и злоупотребления проявляются при Советской власти, то в этом виноват весь социалистический строй, вся компартия. А если гораздо худшие мерзости захлестывают общество при власти либералов, то в этом виноваты лишь отдельные недобросовестные чиновники, бизнесмены — ну и бандиты, конечно. А верховная власть абсолютно безгрешна, и социальный строй здесь совсем ни при чем…

— Я вынужден был в глазах народа снимать с себя ответственность за все происходящее.

— А истина состоит в другом — ведь абсолютно очевидно, что у того, кто присвоил себе неограниченные полномочия, ответственность также должна быть неограниченной. Пусть и не перед назначенным вами судом ваших марионеток, а перед судом потомков, перед судом истории. Не может быть так, чтобы власть была неограниченной, а во всех бедах виноваты только подчиненные. Значит, надо было от этих подчиненных избавляться.

— И на кого менять?

— У коммунистов были профессионалы высочайшей квалификации — тот же Маслюков… Ну ладно, коммунистов вы бешено ненавидели — и продолжаете ненавидеть по сей день. Но почему вы избавлялись от таких, как генпрокурор Скуратов, главный энергетик Кудрявый? Они же не были коммунистами, но тем не менее обладали достаточно позитивными личностными характеристиками.

— Важно было не только исполнять формальные обязанности, но и работать на интересы конкретных компетентных людей, помогая им наиболее рационально перераспределять ресурсы — мы уже касались этого вопроса.

— А если эти, как вы говорите, «компетентные» люди захотели бы совершить акт государственной измены?

— В любом случае все договоренности — в том числе и с внешним противником — для более глобальной системы были бы более рациональными, чем твердолобая упертость. Оптимальное состояние стабилизировалось бы на более высоком системном уровне. А те, кого ты защищаешь, в любом случае получили бы то, что заслужили.

— Ну, знаете — это уже слишком… Да, я всегда, даже оставаясь в меньшинстве, с самого начала полагал, что вы — именно вы! — виноваты во всех бедах. А может быть, другие просто боялись — а мне это чувство неведомо. Мне наплевать на мнение «сильных мира сего», на негласные «табу», на «политкорректность» — я никаких закулисных договоренностей не заключал и мог позволить себе роскошь говорить и делать то, что считал нужным… А теперь перейдем к наиболее острому вопросу — ведь это вы отдали приказ о взрыве домов в Москве, Буйнакске и Волгодонске?

— Прямого приказа я не отдавал, это в любом случае не было моей инициативой. Но я об этой операции знал и был полностью согласен. Я завизировал это решение.

— Вы находите себе оправдание?

— Это было необходимо.

— Для чего? Разве вас не избрали бы президентом без всего этого? Разве нельзя было, чтобы запудрить мозги людям, придумать что-нибудь более щадящее?

— Во-первых, тогда мне было важно не столько избрание, сколько поддержка подавляющего большинства народа. Только в этом случае я бы имел возможность всех «построить» под себя и начать резкое форсирование либеральных реформ — ведь меня же выдвинули именно с этой целью… И еще сам посуди: именно в России решалась судьба мира. Если бы не я, то к власти прорвались бы коммунисты и начали бы целенаправленный подрыв глобальной системы. Им бы просто ничего другого не оставалось — неважно, что они говорили тогда. Поэтому моим партнерам было жизненно необходимо получить стопроцентные гарантии надежности нашей системы. А это можно было сделать, лишь повязав большой кровью. Если бы не эти взрывы, то потерь было бы гораздо больше.

— Беззащитных людей мы, придя к власти, не трогали — только тех, кто осуществлял молекулярный внутренний террор против людей, не способных за себя постоять.

— А мы защищали как раз этих — наиболее активных в социально-экономическом отношении. И я уже сказал, почему.

— Неужели капиталисты уже не могли обходиться без подобных преступлений? Взять хотя бы 11 сентября в Америке. Что, интересы дальнейшего увеличения власти над «быдлом» требовали именно подобных деяний? Это ли не признак скорого конца?

— Система усложнялась и развивалась, количество конфликтов увеличивалось — поэтому для усиления контроля подобные вещи были необходимы.

— Помнится, мы, придя к власти, ввели универсальный критерий общественной опасности конкретного человека. Мы задавали такой вопрос: считает ли он оправданным ради предотвращения неминуемого прихода коммунистов к власти не только убить несколько сот человек — причем абсолютно невиновных; но и свалить вину на опереточных «врагов» — чтобы потом на войне с ними заработать рейтинг для победы на выборах и дальнейшей радикализации либеральных реформ? Тех, кто отвечал положительно, мы немедленно приговаривали к пожизненному заключению. Разумеется, сразу правдиво отвечали лишь единицы, и мы применили технологию Игоря Смирнова когда компьютер анализирует реакцию мозга на образы, входящие в подсознание… Кстати, раз уж этой технологией пользовались психопаты и алкоголики — таково было коммерческое применение, — то неужели этим не пользовались в высших эшелонах власти?

— Вопрос, конечно, риторический. Мы ее очень широко использовали. Мы так проверяли на лояльность и диагностировали морально-психологические параметры высших чиновников и сотрудников спецслужб — разумеется, не всех, а начиная с определенного ранга и тех, кто служил в особо секретных подразделениях. И, конечно, меня самого выбрали из множества претендентов именно благодаря этой технологии — для подбора кандидата на самый высший пост были важны даже не заслуги, а оптимальные личные качества.

— Мне это было ясно с самого начала — а кто-то, тем не менее, питал иллюзии и считал закулисных кукловодов наивными детьми и полнейшими идиотами. Вы отнюдь не были разведчиком, который поставил перед собой цель проникнуть в логово либералов и разрушить этот строй изнутри — иначе вас бы сразу же отсеяли при этом диагностировании.

— Совершенно справедливо. Горбачев и Ельцин обескровили Россию, а я должен был сделать «контрольный выстрел» этой ненужной стране, добить ее окончательно.

— Почему вы изменили Родине?

— Я не считаю Россию своей родиной. Моя родина — Европа. Я считаю себя европейцем, а не русским.

— Вы не русский? Теперь понятно, почему вы добрались до столь высокого поста в «мировой закулисе». А кто же вы по происхождению — еврей, что ли?

— Нет. Я европеец, причем не принадлежу ни к одной нации.

— Это как?!

— Я не желаю отвечать на этот вопрос более подробно.

— Ваше право… В принципе, я это тоже подозревал. Вернее, не совсем я. Еще до Революции один мой знакомый — верующий православный человек — на мой вопрос о том, почему он считает вас посланцем дьявола, рассказал мне о так называемых европейских черных родах. В принципе, для меня это не было новостью — я читал книги православного публициста Юрия Воробьевского. Эти общности зародились на территории Европы еще до того, как там начали формироваться государства. Скорее всего, тут не обошлось без влияния иудеев — это естественно для подобных процессов. С виду ничем не примечательные, поклонявшиеся дьяволу члены таких тайных родов испокон веков передавали из поколения в поколение секретные знания об управлении общественными процессами, о воздействии на психику людей, о манипуляциях с биологическими и химическими веществами. Разумеется, они вступали в брак только со своими; причем персоналии были строго определены заранее — в соответствии с «планами развития». Они были активнейшими строителями тайных обществ типа масонских. Конечно, вы можете сказать, что подобные люди управляли прогрессом, выполняли социальные функции, но ведь на определенном этапе все люди обретают способность управлять обществом — а значит, эти дьяволопоклонники становятся лишними и даже опасными — не говоря уже о моральной стороне дела… Если конкретно — то можно выделить черный род Виллигутов, обитавший на территории Германии — уж не вас ли это касается?.. Разумеется, эти рода проникали и в Россию. Представители обосновавшихся в России несколько веков назад подобных родов, с виду русские и даже советские, они тем не менее свято чтили родовые традиции… И вот этот православный человек подошел к книжному шкафу, достал четвертый том Большой Советской энциклопедии, раскрыл его и показал мне портрет супружеской четы, написанный голландским художником ван Эйком в 1434 году. Он сказал, что вероятность подобного сходства — это касается одного человека — примерно одна тысячная. Но ведь там двое — и он утверждал, что ваша жена, когда была беременной, была еще более похожа на свой «прототип». Конечно, я тогда счел это совпадением — пусть и с вероятностью в одну миллионную. Но через несколько дней по телевизору показали сюжет об открытии российских биологов. Они обнаружили свойство живых организмов осуществлять естественное клонирование — при определенных условиях потомки становятся точными копиями предков. Правда, это касается рыб… Но если допустить, что на протяжении многих веков эти рода осуществляли исследования в данной области, то они вполне могли бы чисто эмпирическим путем открыть нечто подобное и у людей. Правда, мы так и не смогли это проверить. Когда коммунисты начали чистить общество с помощью вышеуказанной технологии диагностирования, то все подозреваемые убивали себя до ареста — и так было не только у нас, но и по всему миру. Конечно же, все вещественные доказательства тоже уничтожались заблаговременно…

Гранд-Приор мрачно смотрел на Генерального секретаря.

— Знаешь… — сказал он. — Тебя всегда отличало одно чрезвычайно редкое качество. Ты обладаешь поистине невероятным бесстрашием. Меня оно просто завораживало. Честно признаюсь — я не думал, что такое вообще возможно. Еще неизвестно, кто проявил большее мужество — ты или Матросов с Космодемьянской. Все остальные боялись сделать даже одну сотую от того, что в свое время сделал ты.

— Настоящий коммунист смерти не боится, для него главное — успешно выполнить свой долг. Помимо любви к трудовому народу, настоящий коммунист должен обладать бесстрашием, твердостью сердца и умением принимать жесткие решения… Да, я боялся только одного — что после моей смерти от меня останется только «тире между двумя датами».

— После твоей смерти… Ты хоть представляешь, чем рисковал? Нам бы ничего не стоило такое с тобой сделать, что ты тысячу раз пожалел бы о содеянном.

— Не пожалел бы — даю слово. Несмотря ни на что, не пожалел бы. Я знал, на что шел. Мне все равно терять было нечего. Я вас всех ненавижу! Ненавижу! Без моей любимой Родины — Союза Советских Социалистических Республик — мне бы жизни все равно не было.

— Ты поднял руку на такие силы… Мы могли бы тебя растоптать, как былинку — мы же всех давили, кто вставал на нашем пути. Я устранял всех, кто угрожал нашей власти, я убивал всех, кто оскорблял меня лично. Я не терпел этого — я стремился к полному подчинению людей моей воле. Я убрал генерала-изменника Рохлина, готовившего заговор против нас. Боровик-младший, такой же предатель еврейского народа, как и Рохлин, не понял, что я поставлен защищать именно их интересы, и в эфире назвал меня ничтожеством! Я его сразу же убил за это, я приказал подстроить ему авиакатастрофу! И тебе с самого начала дышала в затылок ужасная смерть — ты даже не представляешь себе, насколько ужасная. Все были просто в ярости от твоей деятельности…

— Как говорится, «всех не перевешаешь»… Я был не один — со мной были все честные люди как в нашей стране, так и во всем мире. А ваше могущество было беспредельным лишь при определенных социально-экономических условиях. Вы всего лишь персонифицировали в себе определенные объективно обусловленные процессы в обществе. Рано или поздно должен был произойти переход на более высокий уровень. И тогда вы со всем вашим могуществом просто не справились бы с процессами иного рода. Вы бы не сумели удержать общество на эксплуататорском фундаменте. Вы бы не смогли далее удерживать статус «элиты», возвышающейся над «быдлом». Мы вас, паразитов, изжили бы в любом случае.

— А если бы мы тебя все-таки устранили?

— «Если бы»?.. История не знает сослагательного наклонения. То, что случилось, было заложено всегда.

— А было бы интересно провести моделирование.

— Моделирование провести, конечно, можно. Если мне удалось сделать то, что я сделал, то это говорит всего лишь о том, что я персонифицировал в себе объективные тенденции и стремления многих людей, реально существовавшие и свойственные данному этапу общественного развития — и вы это прекрасно поняли. Убить меня означало загнать противоречия вглубь и ожидать еще одного такого же, как я. Если уж однажды появился такой «реваншист», как я, значит, все это уже назрело. Конечно, вы могли бы попасть в плен эмоциям и «отвести душу» — расправиться со мной лишь за «оскорбление» и «посягательство». Но от этого вы бы проиграли еще больше я предвидел это и позаботился об этом. За Рохлиным не стояло ровным счетом ничего. «Нет человека — нет проблемы». За Боровиком — тоже. Иван Орлов, которого вы забрали из тюрьмы, подвергли ритуальной масонской казни и потом сожгли в крематории, просто-напросто пытался взорвать свою машину на Красной площади — идея нехтирая. А вот если бы «скоропостижно скончался», «стал жертвой бандитов» или «бесследно исчез» я, то всем вокруг стало бы очевидно, что надо действовать именно так, как я указал — а те, кто уклонялся бы от этого, отныне стали бы выглядеть в глазах окружающих жалкими трусами; и настоящим бесстрашным коммунистам ничего не стоило бы распознать, кто свой, а кто чужой. У нас было достаточно умных пассионариев, причем известных всей стране. Те же инженеры — создатели песен Сопротивления и постоянные авторы коммунистических газет; молодые юристы, публицисты и философы… А «на подходе» было все больше и больше… Ничего бы не заглохло — все бы только разгорелось!.. И Генеральным секретарем непременно стал бы кто-нибудь из них. И он стал бы делать абсолютно то же самое, что и я. Неважно, кто стал бы им. Им мог бы стать каждый. Перечисление фамилий заняло бы не один час — в стране было полно таких, поверьте мне на слово. Можно вообще не указывать фамилий! Генеральный секретарь Верховного Совета и Генералиссимус Советского Союза! И все! Самое главное, что не «Президент Российской Федерации»!

— Ты хотел остаться в живых?

— Самой заветной моей мечтой было восстановление СССР. Конечно, я хотел дожить до светлого дня Победы. Но для меня главным было не остаться в живых любой ценой, а причинить врагу максимальный урон — в том числе и в случае моей гибели…

— Урон? А почему твоя смерть была бы для нас невыгодной?

— Во-первых, я уже сказал, почему. А во-вторых, вы бы расписались в том, что убиваете своих политических противников, настолько явно, что это стало бы очевидно всем. Не слишком ли много совпадений — те, кто против мондиализма и вашего фашистского режима как сегмента глобальной «пирамиды», «скоропостижно умирают»; а те, кто верой и правдой служил и служит инфернальным силам, даже не стареют?!

— Даже если это и так — ведь убил же Кучма журналиста Гонгадзе? Убил он мне сам признался в доверительной беседе! Этот его устный приказ даже на пленку записали — а в случае с тобой я бы такой оплошности точно не допустил. Да, он убийца. Но ничего не случилось — все поняли, что это было его неотъемлемое право, что это было вполне естественным решением для подобного случая. Того, кто оскорбляет господина и поднимает на него свою рабскую пяту, убивать не только можно, но и нужно — чтобы другим неповадно было! И мы своей внезаконной сущности тоже никогда не скрывали, мы никогда не стеснялись убивать тех, кто против нас выступал… И почему ты вообще решил, что если бы ты умер, то все должны были бы подумать на власть? Мы действительно могли бы добиться твоей смерти, когда ты только-только заявил о себе. Автокатастрофа, воспаление легких, сердечный приступ, нападение бандитов, пусть даже потом пойманных и осужденных; бесследное исчезновение… У меня, повторяю, огромный опыт в устранении тех, кто бросал мне вызов, кто оскорблял меня и угрожал моей власти! И тебя я, конечно, тоже мог бы устранить! Ты разделил бы участь своего любимого «Мира» — я бы тебя в сортире замочил, как Рохлина и Боровика!.. Я бы парализовал всех коммуняк животным страхом! Один за другим, один за другим — без обвинений, без суда! И концы в воду — все выглядело бы вполне естественно!

— Как Рохлина и Боровика? Но я же чисто русский, и я тогда не был ни генералом, ни депутатом, ни всенародно известным журналистом. Я был самым что ни на есть рядовым гражданином, я не был обласкан вашей преступной властью — в отличие от некоторых. Вы просто не имели права от рядового ограбленного «гоя» ожидать чего-либо иного и обижаться на меня… А насчет того, что не подумали бы на вас — ищи того, кому выгодно. Даже если бы непосредственные исполнители действовали вслепую, то все равно «кремлевский след» был бы очевиден. Неважно, каким экзотическим способом вы бы «устранили» меня — главное, я бы ушел из жизни. Но то, что я успел сделать, рано или поздно «устранило» бы вас самих — со мной или без меня.

— У тебя мировоззрение фанатика-шахида — из тех, что взрывали себя в Израиле.

— Да, правильно. Перед тем, кто стопроцентно готов к смерти ради победы, враг абсолютно бессилен. Я понял, что свергнуть вас можно только став шахидом — и никак иначе. Но моя бомба взрывалась бы вечно…

— Ты просто больной…

— Не более, чем вы. Единство и борьба противоположностей… Мы — два края единого целого и в некотором роде похожи друг на друга.

— Я тоже это понял — еще тогда… Вне зависимости от того, как я к тебе отношусь, ты едва ли не самый интересный человек, с кем мне приходилось сталкиваться в своей жизни… Но друг с другом, один на один, мы говорим в первый и последний раз за долгие десятилетия… Как ты стал таким? Кто тебе мозги повернул?

— В раннем детстве у меня было ощущение того, что вся огромная страна принадлежит мне наравне со всеми. Я был уверен, что все, что меня окружает, доступно каждому — и мне в том числе. Возможно, это и есть счастье. Настоящее счастье — как воздух: пока оно есть, его не замечаешь… А когда вы начали проводить либеральные реформы, то я сначала не понял — почему одним даются такие огромные привилегии и возможности, а жизнь других становится все хуже и хуже?.. А вот картинка из августа 1991 года: обезумевшая толпа громит памятник Дзержинскому… Да и вообще «демократическое» выступление отличалась отличной организованностью, неистовой волей, несокрушимой уверенностью и тому подобное — в отличие от того, что произошло два года спустя. И еще — отовсюду выпирала жестокая эгоистическая злость. Да, именно эгоистическая — эти человекоподобные точно знали, чего хотели. Они свергали Дзержинского, мечтая о том, как будут «стричь» «быдло» без всяких препятствий со стороны государства. Отнюдь не за «быдло» они поднимали власовский флаг!

— Ты точно знал, что «господином» не станешь?

— Да, точно знал.

— Знаешь… Я как-то задумался над тем, как плодятся фанатики, подобные тебе, и проконсультировался со специалистами. И вот какой интересный механизм открылся. Наиболее активные и непримиримые фанатики получаются как раз из тех, кто когда-то мечтал стать господином, но по каким-то причинам не смог стать и — самое главное! — вбил себе в башку полную невозможность этого. Или кто-то другой постарался вбить этому амбициозному человеку такую мысль. И поэтому он так рассудил: если мне не удалось, то пусть уж вообще не будет «везунчиков» — а значит, «да здравствует революция!» Признайся — именно поэтому ты мечтал о восстановлении социализма?

— Что значит «именно поэтому»? Нет — все проще, как ни странно. Я видел все то, что творилось. Я точно знал, что для полного избавления от тех мерзостей, что были тогда на каждом шагу, есть универсальное средство кардинальная смена строя. Единственный выход из того кризиса — построение социализма более высокого уровня. Более того — только социализм спас бы русский народ от вымирания! Это было мне полностью очевидно. И именно поэтому я, не задумываясь, готов был отдать жизнь за то, чтобы приблизить Революцию хотя бы на день, хотя бы на час. Внести пусть минимальный, но свой вклад. А если дело дойдет до последней черты… Что ж — тогда я был готов умереть, но перед этим непременно ужалить врага — как пчела… Да и вообще — что мне было терять? Таких, как я — рядовых беззащитных граждан, сплошь и рядом похищали и убивали преступники, выкидывали из квартиры на улицу — ни за что, ни про что. Так почему бы перед вполне вероятной смертью не сыграть на упреждение — не дать сдачи заранее, не укусить, не ужалить? Я, повторяю, был типичным представителем нового поколения коммунистов если и не я, то кто-нибудь из таких же, как я, обязательно занял бы это самое место…

— А приспосабливаться, значит, ты не желал? Полагал, что лучше всего пойти по самому радикальному пути?

— Те, кто приспособился бы, получили бы лишь временные блага. Когда начался бы обвал, то проиграли бы все. А «приспосабливаться» — это не для меня. Это наиболее слабые духом тешили себя идиотскими иллюзиями — но не такие, как я. Ваш строй очень многим сломал душу. Даже те, кто был когда-то на словах сторонником коммунистов, очень часто не выдерживали, поддавались на соблазн. Я знал нескольких подобных людей. Один, например, до выборов 1996 года провозглашал себя «идейным коммунистом» — а после «победы» Ельцина сразу же «перекрасился», потом поступил на работу в буржуйскую газету, стал «огребать большие бабки» и даже на высшее образование «забил» — раз все в жизни удалось, то ему лично изменение строя уже ни к чему… Таких, как я, то есть «непримиримых», было поначалу немного, но они, как оказалось, отражали тенденции, которые должны были проявиться позднее. Источники тех тенденций, которые в данный момент еще не проявились, в любом случае находятся в наличии — даже если и не видны сейчас. Это же элементарная диалектика…

— Но ведь тебе наверняка все говорили, что социализм навсегда ушел в прошлое, что возврата коммунистов уже не будет.

— Дело не в названии, а в сути. Я, напротив, отнюдь не был уверен в том, что режим измены и беспредела, режим вопиющей социальной несправедливости установился навсегда. Пока одни будут наживаться за счет других, коммунисты в любом случае не остались бы невостребованными. Это при Брежневе к ним многие потеряли уважение — за ненадобностью… А если бы их снова свергли — что ж, они бы снова начали борьбу. Ведь терять все равно нечего. Два, три раза, десять раз, сто раз, тысячу — но они бы все равно победили — рано или поздно!..

— Да уж, материальные блага и власть ради власти тебя совершенно не интересовали — даже удивительно…

— Что верно, то верно. А вас, я вижу очень возбуждала власть ради власти, вы ловили кайф от того, что вам задницу лизали?

— Человек за этим и приходит на властный Олимп. Это закон жизни, и нечего здесь лицемерить.

— Из этого правила есть исключения.

— Ты имеешь в виду коммунистов? А как же твой любимый товарищ Сталин, «отец всех времен и народов»? Сколько вокруг него развелось подхалимов?

— Да, согласен. К сожалению, Сталин был слишком терпим по отношению к ним — хотя, опять-таки, в отличие от вас, он не «заказывал» культ собственной личности. Сталин поздно понял свои ошибки — те, кто громче всех его превозносил, предали его, убили, оклеветали, сгноили в тюрьме его сына. И я, придя к власти, был уже научен его горьким опытом. Мне нужны были не задолизы, а те, кто не боялся возражать — разумеется, возражать не так, как Троцкий, Каменев, Зиновьев и Бухарин, а исходя из интересов простого народа и величия державы. Мне были нужны не преданные мне лично, а преданные делу Ленина-Сталина. Тот, кто корчит из себя преданного слугу, как правило, в душе таковым не является. Он не предан ни вождю, ни великому делу. И я сделал вывод: если я хотя бы на пушечный выстрел подпущу к Кремлю какого-нибудь хрущеобразного, то рано или поздно страну постигнет не сравнимая ни с чем катастрофа, и второго шанса на восстановление справедливости уже не будет.

— Для тебя, значит, высшей ценностью является справедливость?

— Да, разумеется.

— Я до сих пор не могу понять, зачем ты попер против всех законов природы? Во имя чего ты живешь?

— Я живу для народа и во имя народа.

— А сколько миллионов ты погубил во имя народа? Откуда только взялась эта невиданная жестокость и беспощадность?

— Прежде всего, я не щадил самого себя, для меня было вполне естественным пойти на верную смерть ради торжества все той же справедливости. А жестокость моя по отношении к другим была строго дифференцирована. Я так сделал, что для честных людей новая власть стала самой демократичной из всех демократий, а для подонков — самой жестокой и кровавой диктатурой из всех диктатур. Если не остановить несколько миллионов убийц, то по отношению к его потенциальным жертвам — а это уже десятки миллионов! — будет допущена куда бо'льшая жестокость. Вы сами своими действиями спровоцировали простых людей на ответную жестокость. Вы изуродовали народ — до «перестройки» он был добрым, доверчивым, не помнящим зла. А потом… Конечно, это необходимо для выживания, но словно что-то надломилось, что-то безвозвратно ушло. Народ в буквальном смысле прошел через ад. Он не скоро забудет это — а скорее всего, не забудет уже никогда… Жестокость к поверженным врагам… Смотря к каким врагам — с пленными немцами простые русские люди делились хлебом, а «солдат» войны нового поколения, в отличие от немцев, никто не гнал на наши просторы — они сами, добровольно и сознательно, проявляя невиданную инициативу и изобретательность, занимались изощренными губительными деяниями. Есть разница?.. Вот они и получили по заслугам — и народ поддержал все это…

— Мы, честно говоря, не думали, что вы восстанете. Мы, внешние управляющие, были поставлены для того, чтобы сократить население, вырвать оставшееся от советских времен военное жало — словом, очистить эту территорию от неэффективного, бесперспективного и крайне опасного для глобальной системы народа — но очистить без излишних эксцессов.

— Вот это вас и погубило — ваша абсолютная бескомпромиссность по отношению к простым людям и неистовая жадность. Если бы вы хотя бы продолжили мягкий курс Примакова, то мы бы никогда — никогда! — не вернулись к власти! Революцию спровоцировали вы, и только вы — когда все поняли, что лишь она — единственное спасение от беспредела и самой смерти! Так и знайте! И мировая мафия, со своей стороны, тоже допустила непростительную оплошность в отношении России — если бы она приняла нас в «восьмерку» не формально, а фактически; если бы она допустила нас в «золотой миллиард», то в России никогда не восстановилась бы Советская власть — а значит, Россия никогда не подняла бы «третий мир» на восстание против США!.. А что касается вас лично — то вам народ верил, как никому другому. Вы были его последней надеждой на смену курса. Но когда он понял, что вы лично — злейший враг и угнетатель простых людей, то он так вас возненавидел, что даже ненависть по отношению к Ельцину померкла по сравнению с этим! Пусть вы непосредственно и не подвергали народ мучениям, но вы всячески поощряли губительные деяния Грефа, Чубайса, Касьянова, Кудрина, Христенко и прочих «незаменимых» «чикагских мальчиков», осуществлявших откровенный геноцид народа. Вы стояли за ними, вы оберегали их, вы обеспечивали палаческую деятельность этих отморозков. Ваш политический режим, ваша либерально-фашистская «властная вертикаль» была построена именно для этого. Поэтому в конце концов народ понял, что вы его предали — и по достоинству расплатился с вами!

— Я выполнял свой долг и свои обязательства. Я был востребован на определенном этапе истории…

— …Но ничто не может длиться вечно. Развитие общества не остановить, и на смену тем принципам, которые отстаивали вы, пришли другие. Да, каждому этапу соответствует свой порядок общественного устройства, и ваше время безвозвратно ушло. Рано или поздно это должно было произойти. Лучшие люди страны всегда верили в это. Мы сквозь непроглядный мрак отчетливо видели светлые образы свободной и счастливой жизни. В самые страшные годы нам ярко светила лучезарная путеводная звезда — звезда надежды и счастья, звезда братства и свободы, звезда правды и справедливости. И мы уверенно шли ей навстречу, преодолевая все мыслимые и немыслимые преграды. Мы точно знали, что непременно дойдем до далекой заветной цели — дойдем вопреки всему. Мы точно знали, что обязательно преодолеем все препятствия на нашем пути пространство, время, тьму, невзгоды и саму смерть! Мы жили только этим! Нам другого и не надо было!

Генеральный секретарь подошел к окну.

— Видите?.. — он указал на разгорающуюся на горизонте утреннюю зарю. Нет такой ночи, чтобы после нее вновь не наступил солнечный день. Это заря — закат вашей эпохи. Эпохи сменяются эпохами, на смену одним поколениям приходят другие. Беспристрастный суд наших потомков строго оценит и вас, и меня. Впереди — суд истории… А сейчас — суд человечества, решение многих и многих миллиардов…

Генеральный секретарь приказал компьютеру вывести на настенный монитор результаты голосования. Гранд-Приор долго вглядывался в идущий по экрану снизу вверх длинный список фамилий наиболее высокопоставленных преступников, напротив которых был указан приговор. Все лица, поименованные в списке номер один, были приговорены к смертной казни — как и остальные двадцать пять тысяч…

— А вы не отличаетесь разнообразием. Это твоя гениальная идея — всех противников сажать на кол? — ехидно спросил он.

— Как ни странно, нет. Мы позаимствовали ее у одного «нового русского». Он установил в своем пятиэтажном коттедже — в своей спальне кол и требовал от своих головорезов постоянно похищать людей на улицах и сажать их туда. На глазах медленно и мучительно умирающих людей он пьянствовал, пожирал деликатесы, занимался «любовью» и так далее. А когда жертва умирала, на ее место тут же сажали другую — а то этот «новый русский» впадал в дикую депрессию, начинал кричать, выть, даже плакать… И что прикажете — таких личностей просто расстреливать?

— Но ведь это же был всего лишь психически больной — а вы возвели его блажь в ранг государственной политики…

— Психически больной? Нет — это был «ответственный, компетентный и инициативный руководитель», «способный пойти на риск». А эта «блажь» — не что иное, как «психологическая и даже медицинская необходимость» — чтобы «восстановить свои силы и способность к управлению сложными экономическими процессами»…

— …Постой, постой… Это как же так?! — Гранд-Приор, наконец, увидел свою фамилию в начале второй половины списка. — Вы что, совсем охренели?!

— Как видите, мы все же отличаемся разнообразием… Когда гражданин при голосовании вводил способ приведения приговора в исполнение, то многих — тех, кто вводил вашу же знаменитую фразу — система спрашивала: а что же это означает конкретно? И люди, конкретизируя свой ответ, поясняли, что эти слова они понимают буквально…

— Значит, так?.. Ну, спасибо… — со злостью сказал Гранд-Приор. Дикари…

— Что посеешь, то и пожнешь, Владимир Владимирович. — Генеральный секретарь нажал кнопку вызова. — Давайте прощаться, что ли…

Вошли конвоиры. Гранд-Приор, не говоря ни слова, не взглянув на собеседника, направился к выходу…

На пороге двери он остановился и обернулся назад…

Они пристально посмотрели в глаза друг другу…

Наконец, Гранд-Приор медленно произнес:

— Ну что ж, прощай. Видимо, это и есть неизбежный ход истории… Прощай…

Он повернулся и вышел. Дверь захлопнулась…

21 августа 2036 года все пространство перед Красной площадью было до отказа заполнено людьми. Людское море простиралось от кремлевских стен до Москвы-реки. Все ждали начала церемонии. На огороженной специально для этой цели площади были уже расставлены несколько десятков тысяч осиновых кольев, а посреди Лобного места, на возвышении, стоял простой невзрачный деревянный туалет…

Наконец, вдали показалась вереница машин. Это были роботы, которые несли на себе осужденных, облаченных в звездно-полосатые рубахи. Достигнув площади, они под барабанный бой начали непосредственно приводить приговор народа в исполнение. Площадь огласилась дикими воплями…

Один из двадцати пяти тысяч роботов, переместившись в центр Лобного места, вошел в возведенный там туалет. Те, кто находился поблизости от него, могли без труда расслышать громкий плеск, после чего на протяжении нескольких секунд оттуда доносились характерные булькающие звуки. Наконец, все стихло…

15 декабря 2042 года множество людей собралось на поле аэродрома Чкаловский, чтобы проводить в героический путь Вторую Звездную экспедицию. Было по-летнему тепло. Через час, в пять утра, должен был взойти спутник-отражатель, а пока в чистом небе сверкали яркие и казавшиеся столь близкими звезды…

Командир советского звездолета «Иосиф Сталин», полковник Воздушно-Космического Флота ССКР, Герой Советского Союза Денис Иванович Лебедев прощался со своей многочисленной семьей — с отцом, женой и четырьмя детьми.

— Смотрите, ребята… Видите эту яркую звезду над самым горизонтом? Это Сириус… Через пять с половиной лет я буду там, а через двенадцать я вернусь на Землю. Эти годы пролетят незаметно, обещаю вам… До скорого свидания, дорогие мои… До свидания, Мария… До свидания, папа… До свидания, Сережа, Ваня, Игорь, Максим… До свидания… Я вернусь, я обязательно вернусь! Советские люди непобедимы!..

Быстро пролетели последние минуты перед стартом… Торжественное построение… Денис от имени ста двадцати участников экспедиции отдает рапорт руководителю государства… Генеральный секретарь, Генеральный конструктор и начальник Первой Звездной прощаются с отправляющимися в дальний путь космонавтами… Счастливые и радостные лица миллионов людей уже никто не выглядит старше тридцати… Старт воздушно-космического самолета…

…Позади двигательной установки огромного звездолета вспыхнул ослепительный свет. Набирая скорость, космический лайнер начал все быстрее и быстрее удаляться от родной планеты, унося посланцев Земли к дальним уголкам бескрайней Вселенной. Все дальше и дальше уходил звездолет от родного дома — и вот он уже превратился в яркую точку, которая с каждой минутой становилась все слабее и слабее, пока, наконец, не слилась со множеством огней, сверкающих в необозримой космической дали…